Рассказ дальнобойщика

Нет, мужики, что ни говори, а рассказчик из меня, прямо скажем – не очень-то. Таланту нет.
Только именно по этой причине и враль из меня – такой же. Придумывать я не мастак.
Но то, что сам видел, рассказать более-менее связно могу. Тем более что всё, что я рассказать собираюсь, случилось не с каким-то там моим знакомым, а именно со мной лично, в заглавной роли.
И было это довольно давно. В веке прошлом, и государстве таком же прошлом, как и век в небытие ушедший.
Я тогда считал себя уже матёрым дальнобойщиком. Аж с десяток рейсов за хребтом имел! И гордился этим невероятно.
Ну, вот такое заблуждение начинающих водил. Новенькие «права» голову кружат, и «газ» в пол давить заставляют. Пока дорога не обтешет, да по морде не надаёт как следует.
Так вот, загрузили меня в тот раз на заводе железом каким-то, то ли станки это были, то ли аппаратура какая, не помню точно. Да и не важно это сейчас, как и тогда важно не было.
Важно было то, что груз на борту, и документы в кармане! А впереди дорога, длинной чуть не в полстраны! А начальство зловредное позади. И влиять оно на судьбу мою, ближайший месяц с гаком, никак уже не может.
Свобода, короче.
Стандартный график, выдававшийся в те времена на рейс, выглядел как одиннадцать на полста. То есть пыхтишь одиннадцать часиков потихоньку, со средней скоростью полста километров, и чувствуешь себя уютно и комфортно.
Выходило пятьсот пятьдесят на сутки. Километраж делился на эти пятьсот пятьдесят, и вычислялось время на весь рейс, которое и вписывалось в командировку.
Правда, водилы плевать на этот график хотели!
В рейсе ведь как? Ты себе и Царь, и Бог! А ещё чёрт, механик, и целая свора слесарей, с подъёмно-гайковёрточным оборудованием.
Это примерно как на подводной лодке, под белым панцирем Северного Ледовитого. Связь с базой вроде бы не теряешь, но на помощь тебе, по техническим причинам, никто не придёт. А в остальном – волен! И поступай со своей волей как знаешь. Контролировать тебя некому, но и спасать, коли машина развалится – тоже.
Хочешь, не хочешь, а научишься быть чем-то вроде Старика Хатабыча – и с бородой, и на все руки.
Вот водилы сами и решали, какого графика придерживаться, и как силы в рейсе распределять. Как правило почти все шпарили, со свежака, сколько дорога и машина позволяли. Нормальное дело - в первые дни командировки запас времени нагонять. Так, на всякий пожарный. Не случится он, и это неплохо. Можно себе позволить отпустить денёк другой на «Карабинчик отстегнуть». Или просто поваляться всласть на берегу тихой речушки, если нет возможности машину у дома родного, по возвращении, до поры до времени припрятать.
А коли возможность есть, так это просто высший кайф – накрутить деньков несколько, и греть пузо у очага родного, пока срок командировки не кончится. В общем, такая вот технология.
У меня возможности пузо греть не было. Дворик маленький, а в Москве они большими и не бывают, и тягуна длинномерного туда не очень-то впихнёшь. Да и прятать его там несколько дней… разбирайся потом с «продавцами полосатых палок». Время на дворе стояло позднее Социалистическое. «Дорогой и горячо любимый» ещё на страну из-под лохматых бровей, шамкая губами, посматривал…
А о частных грузовиках тогда слыхом никто и не слыхивал.
Что такое «Тягун»? Да, в общем-то, обыкновенный грузовик. Только длинный. И на борт принявший столько, что ехать не хочется. Вот и тянется он по трассе не спеша. И всем остальным тянуться за ним тошно, а обогнать – никак. Дорога не позволяет. Это сейчас по широким трассам иностранки всякие, вроде «Сканий» да «ДАФов» не глядя на груз, ходят так, что у «автолюбителей» иногда глаза квадратными делаются! А как им не делаться, когда мимо твоей легковушки это двадцатиметровое чудо со свистом проносится, и в точку уходит!
Тогда МАЗы были, и они так шутить не могли. Тянули себе лямку по узким разбитым дорогам… «Тягуны», одним словом.
Так вот я, разумеется, «как и все мои товарищи» график на первых порах подбил хорошо, и запасец сделал солидный. Честно сказать, нужды в том большой не было, но и торчать на стоянках по тринадцать часов к ряду, нужды было ещё меньше.
Это потом, когда большая часть дороги за плечами остаётся, и полоса уходящая в бесконечность надоедать потихоньку начинает, хочется притормозить основательно и пупок на солнышке погреть подольше.
У меня этот момент наступил, когда я из Европейской части Союза выкатился, и в Зауральскую Азию втянулся.
Как водится, к вечерку поближе, добрался я до большой такой стоянки дальнобойной, пристроился к куче «тягунов», МАЗов вроде моего, и занялся готовкой жратвы, пока совсем не стемнело.
Тогда на стоянках было негласное правило – жратва своя, выпивка своя, «трёп» общий. Каждый, другим не мешая, кашеварит в меру возможностей и способностей. А после те, кто не планирует с утреца пораньше дальше гнать, к общему костерку собираются.
И вот тут уже, ночь-полночь, хохот стоит такой, что грыжу получить – проблем никаких. Чудесами и придурками земля наша всегда богата была! А уж пересмешники мы известные, тут попробуй кто, поспорь!
Одно слово – страна скоморохов.
Рассказчиков много, а слушатель – благодарнее не сыщешь. Большинство ведь неделями сиденье в кабине поодиночке продавливают. Только на стоянке потрепаться и удаётся.
В общем, вернулся я в машину поздно. Разделся, залез на спальник, одеялком укутался и сном младенца, жизнью довольного, уснул.
Утром толпа разъехалась. Я последнего глазом, прищуренным спросонья, проводил и завалился дальше сны приятные досматривать, пока меня не разбудил противный такой скрежещущий звук. Сначала я даже не понял что это. А когда всё-таки очухался, почувствовал, что закипает во мне злоба дикая, замешанная на бешенстве совсем не миролюбивом.
Нет, вы спросите у любого водилы, как он относится к людям, беспардонно соскребающим краску с двери его кабины?
Я уже понял, что какой-то идиот скребёт эту дверь, совершенно не представляя на какую именно неприятность так страстно и азартно напрашивается! И даже монтажку, припасённую как раз для таких вот настырных, брать от греха подальше не стал.
Просто высунулся из-за занавески, спальник отделяющей, и набрал воздуха в грудь побольше, чтобы рыком звериным, идиота на место поставить…
Вот всё, что было дальше, я уже помню смутно потому, что в полуоткрытое боковое окно на меня внимательно смотрела нормальная такая медвежья рожа. Как мне показалось - размеров ну просто необъятных! И сволочь эта ломилась в мою дверь! И от моих тощих костей, сволочь эту, отделяла всего лишь тонкая жесть кабины, да кусок хрупкого стекла!
Как я вылетел со спальника, чуть не потеряв трусы в полёте, но при этом не зацепив ничего торчащего и висящего, только Богу ведомо!
Во всяком случае, мне это неведомо по сей день. Я даже не помню, как босыми ногами педалями работал. Потом, ради интереса, попробовал ещё раз. Жуткая, я вам скажу, штука! Ощущение возникает такое, словно они каменные, и ноги отбивают начисто!
Но это я потом выяснил.
А тогда мой МАЗ принял старт как конь норовистый, чуть ли не встав на дыбы. И со стоянки его снесло так, будто он не железом гружён, а пухом да пером весь утыкан вдоль и поперёк. Для скорости!
Он видимо тоже в шоке был от того что, и главное – как, я в полубессознательном состоянии сообщал миру, медведю и МАЗушке родному! Ох, не зря говорят, что в критической ситуации мат русский – двигатель, не хуже пресловутой нынешней рекламы.
Короче – пёр я километров тридцать, трясясь и причитая, словно медведь тот за мной по дороге скачет, да лапой по заднему борту скребёт. З-зараза!
Движок, значит, гудит себе ровно, машина километры глотает, а сам я в кабине как стриптизёр, в одних трусах, долгу своему верных, сижу, и ступни о педали рубчатые отбиваю начисто.
И вот я в себя потихоньку начинаю приходить и соображать, наконец, что всё уже позади, никто за мной не гонится, и можно полной грудью вздохнуть, да жизни вновь обретённой радоваться.
Нет, ну останавливаться, вот так сразу, я все-таки не стал. Только когда увидел стоянку подходящую, а на ней хлебовозку с задранным капотом. Подкатил вплотную к мужичку чумазому, воду в радиатор доливающему, и только тогда позволил движку умолкнуть. Штаны натянул, руки с трудом в рукава измятой рубахи заправил, и на землю спрыгнул, с мужичком радостью о спасении чудесном поделиться.
Это, наверное, не один я, после таких встрясок, словоохотливым делаюсь.
«Представляешь, - говорю небрежно этому чумазику, - какое приключение у меня только что было! Я, - говорю, - только что буквально из пасти зверя жуткого и дикого вырвался! Он, наверное, людоед, а я от него удрать умудрился! Во! - говорю, - как в жизни-то бывает!»
Мужичок чумазый ведёрко свое на крыло поставил, дослушал меня внимательно, а потом спрашивает в смысле того что, это, мол, не на той ли стоянке, что километрах в тридцати отседова, медведя я того страшного повстречал?
«Там! - говорю, - именно на той!»
«И он, - спрашивает мужичок нахально, - к тебе в дверь царапался?»
«Да! - говорю, - именно так!».
Смотрит на меня мужичок, улыбается, а я всем своим нутром подвох чую. Не верит он мне, и думает, что я его разыгрываю.
«Слушай, - говорю, - я тебе правду рассказываю, и медведь мне не приснился, он на самом деле ко мне в кабину лез!»
А этот чумазый изверг, глядя на меня с ехидной улыбкой, совершенно невозмутимо спрашивает что какого, мол, хрена я драпал с такой скоростью, от мишки безобидного?
«Не понял? - говорю я, - это как это так, «какого хрена»? Мне что, шашлык не жареный из себя изображать надо было?»
«Ты бы, - сочувственно объясняет мне тип этот, - дал ему буханку хлеба, или сахарку пачечку, он и ушёл бы в лес спокойно! И вся недолга. И скакать по кабине, трусы теряя, не понадобилось бы!»
Я сначала не понял, о чём это он? А когда до меня, наконец, дошёл весь анекдотизм приключившейся истории, я уже и не знал, смеяться мне над собственной глупостью, или плакать над ней же.
Оказалось, мишка этот - тунеядец здешний! Ему лень по тайге жратву в поте лица добывать, так он приспособился, заделавшись тутошней достопримечательностью, вкусненькое на стоянке попрошайничать!
Местные водилы эту его дурацкую привычку хорошо знали, и на всякий случай в кабине подкормку держали. А не местные, вроде меня, публику здешнюю развлекали никак не меньше, чем тот лохматый паразит!
Про них потом такие анекдоты по всей округе ходили! Не один я, похоже, радостью воскрешения к жизни с кем ни попадя, к удовольствию знатоков, делился!
И главное, что обидно, в этой ситуации никаких же вариантов выигрышных нет! Все проигрышные. Разве что плакат на стоянке поставить, чтобы все пришлые заранее знали, чем эту сволочь лохматую потчевать, дабы нагишом со страху по кабине не скакать!
Ну, после этого случая я вроде бы как и в местные записался. И плакат, ситуацию разъясняющий, мне был уже без надобности. Я и так знал, что почём.
Кстати - всё ближайшие стоянки я, с тех пор, тоже знал хорошо. Особенно те из них, которые подальше от достопримечательности находились. На них просыпаться как-то спокойнее было. А то ведь знание знанием, а неизвестно как в следующий раз на не проснувшиеся мозги рожа медвежья подействует!
Такая вот, мужики, история!