Давно

Отец не воевал. Простоял всю войну на Дальнем Востоке, ожидая нападения японцев. В этом плане повезло крупно прежде всего мне. Скорее всего. Ибо сколь-
ко там безумно, безмозгло, бестолково, безжалостно ( ещё тысячу «без») было под-
ставлено парней, не сосчитать. В разговоре с одним однополчанином отца, спросил,
а если бы отца всё-таки отпустили на фронт? Ответ – либо он погиб в первые выле-
ты либо наверняка стал Героем и не единожды. Летать умел, но по статистике боль-
шинство гибелей ложится на первые самые нервные, самые трудные вылеты.
Но рассказ сейчас о другом. Был у отца механик ( потом, познакомившись, я звал его дядя Миша) Добрейший мужичок, сметливый, золотые руки, золотая голова, балагур и любимец всего полка. С его командирами ( до отца) были постоянные проблемы; первый – застрелился у себя в комнате: ну несчастная амурная история с официанткой в столовой, что-то там было из того же Шекспира. Первым на выстрел забежал в комнату капитана на беду дядя Миша. Впопыхах вырвал пистолет у аго-
низирующего офицера….а тут сбежались другие – картина очевидная; испуганный сержант с пистолетом, умирающий командир…, в общем приезжают бравые ребята из НКВД, допросы, допросы. Наконец кто-то нашёл предсмертную записку капитана, всё встало на свои места. Нашего отпускают, нехорошо косясь. Дали другого командира, тот через некоторое время разбивается при взлёте. Снова комиссия, и приезжает ТОТ ЖЕ капитан НКВД. Встретились хорошо знакомыми. Допросы, дознания, выяснения…Все злые. Дядя Миша притих, запахло шпионажем. Тем не менее, на удивление, по тем временам, проведена была правильная экперти- за- виноват лётчик. Капитан на нашего героя спокойного взгляда бросить не может. Два раза улизнул от него японский наймит, а это очередное звание и т.д….
Прощаются:-« Так, сержант, приеду ещё раз, будешь виноват, не будешь виноват
я тебя, бл..дь, всё одно расстреляю.». Нормальные отношения, справедливое по тем временам предупреждение. И ведь никто не задумывался, что время – то страшное.
Не понимал, или внутренне думал, что его оно не коснётся. C тихим, тупым ужасом
судорожно делал, что ему говорят. Молчаливое принятие того, чего понять невозмо-
жно. Война страшна вседозволенностью, готовой аргументацией любого самого без-
человечного действа. Возьмёшь высоту- дам героя, не возьмёшь – расстреляю. Ка-
ково! Не он говорит, а говорит его страх и прежде всего за себя. Долг перепутывался
с подлостью, ужас с геройством. Грязь. Грязь, замешанная на страхе.
Может потому и не любят ветераны говорить о войне, что не лихое это дело – война,
грязное, порочное месиво, когда человек привыкает к убийству, как к работе, когда
добиваешь своего, умоляющего прикончить, когда даже не из похоти- из ожесточе- ния насилуют женщину..НИКАКАЯ война не может быть справедливой. НИКАКАЯ!
Война – это убийство до кучи. Убийство такого же «волонтёра», как и ты. Раньше не
понимал общие встречи прежних врагов по войне. Да какие они враги. Подставлен-
ные историей пешки. Одинаково несчастные, но одинаково везучие, что выжили.
Мало, кто вернулся с войны здоровым. Морально здоровым. Это, наверное, невоз-
можно. Когда убиваешь не за то, что он убийца, зверь, недочеловек, а за то, что он
МОЖЕТ убить. Я его, или он меня. И вся мотивация!!! На всякий случай. Челове-
ческая жизнь в этом слове ИЛИ. Банка с червями. Страшно.
Повезло мне, что мой отец не воевал! Повезло!!!