Заблуждение

Писатель – Васька Писакин лежал на диване и пытался найти в видимом ему мироздании то, что имело бы наглость молодеть наперекор педантичным законам природы. Перебрав в голове пару дюжин экзотических существ и явлений, Васька хотел было плюнуть на поиски, опасаясь омрачить своё философское настроения, как совершенно неожиданно нашёл то, что искал.
А найдя, сам себя и поздравил: «Ай да, Васька! Ай да…» - и дальше по классику.

Оказывается, в окружающем бытии всё-таки было то, что двигалось от зрелости к наивному младенчеству и после этого либо исчезало, либо так и пребывало в беззаботном неопасном возрасте. Найденная Васькой аномалия оказалась не чем иным, как самым обыкновенным человеческим Заблуждением. Да и в самом деле, любое уважающее себя Заблуждение рождалось внезапно из вдруг сделавшейся сомнительной истинности того или иного доказательства, вследствие обанкротившейся убедительности. И рождалось оно, сражу же крепким, рассудительным и вполне готовым за себя постоять.

В первые свои часы новорожденное Заблуждение было громогласно, воинственно и нетерпимо к предшествующей ему логике, что, как правило, довольно долго выдавала себя за вполне устоявшуюся закономерность. Однако со временем, когда страсти утихали, а попранная логика сгорала от стыда, Заблуждение переходило в разряд «ошибок юности», день за днём теряло в весе и, в конце концов, становилось «детским лепетом». На него уже мало кто обращал какое-либо достойное внимание, считая его само собой разумеющимся.

Примеров этому было огромное множество. На них Васька и стал проверять свою теорию методом доступного его мозгам анализа, сосредоточившись взглядом, на большом пальце правой ноги, вылезшим «подышать» из дыры в носке.

«Вот, к примеру, - строили, строили коммунизм, чтоб каждый тебе и товарищ, и брат, а кто в юбке – тоже товарищ, если не замечать особенностей конструкции. Семьдесят лет строили… С огоньком, со рвением… И чтоб всё по совести. А потом – дрынц! И в один прекрасный момент вылупляется это самое Заблуждение – здоровенное, голодное и нахрапистое. Орёт, что оно родилось и что семь десятков лет бОльшая часть континента гребла не в ту сторону. Народ недотянувший до коммунизма Заблуждение это признаёт и голосит о нём на каждом углу… Однако через какое-то время напряжение спадает, конвульсии теряют бойкую частоту, и с Заблуждением начинают играться всяко разные политики-аналитики. Сначала, вроде как бы в шахматы – кони сбоку, короля в рокировку, затем в шашки, в поддавки, ну, а при глубоком рыночном погружении в «тю-тю-тю» и погремушки. Само же Заблуждение меняет при этом железные зубы на молочные, перестаёт кушать людей и переходит на кашу-размазню, время от времени напоминая о себе вполне миролюбивым гуканьем…

Или вот… Плывёт, скажем, по морю-океану корабль. Весь при парусах, при пушках. Плывёт, плывёт… Плывёт, плывёт… В общем, долго плывёт и метит попасть носом аккурат в полуостров Индостан. Потому как в Европе все поголовно хотят хлебать щи с перцем и прочими специями. И, в конце концов, после круизных мытарств подплывает этот корабль к незнакомым берегам. Дозорный из гнезда на мачте вопит, - Земля! Земля! На палубе шум, гам и всеобщее ликование. Здесь же на мостике капитан в шляпе при бокальчике шипучего вина. Праздник продолжается ровно до тех пор, пока человек в гнезде не сообщает, что на обозреваемой им суше нет ни одного слона и ни одного йога. Тут на палубе посмурневшие матросы бросают курить папиросы и совершенно законно спрашивают капитана, - Слышь, Колумбыч! А где наш перец?! На что капитан начинает терзать заляпанные кетчупом карты, трясти секстант и недоумённо пожимать плечами. В эту самую минуту под давлением обстоятельств и появляется оно – Заблуждение. При этом оно ярится, гогочет и всяким образом унижает самонадеянного начальника экспедиции. Тот, в свою очередь, что-то бормочет про дьявольские течения, про сглаз и про то, что хрен вам всем, а не перца. И неизвестно чем бы дело кончилось, не выйди на берег Чингачгук и Зоркий Сокол..
А сегодня о перечном конфузе мало кто и помнит, а само Заблуждение за пятьсот лет приняло вид розовощёкой наивности, что забавно дрыгает ножками и вызывает всеобщее умиление…

А вот ещё, извольте, примерчик…»

Однако приводить новый примерчик Васька не стал, так как неожиданно для себя задумался о том, что, как это ни странно, а многие, и даже очень многие ранее пошатнувшиеся устои, дождавшись ясельного возраста унизившего их Заблуждения, возрождаются вновь. И даже более того – набирают бОльшую силу. Доказательства этому присутствовали повсеместно – так случилось и с верой, и с алхимией-астрологией, и ещё чёрт знает с чем – от науки и до мистики. И кто знает, может какие поумневшие правнуки опять соберутся строить будущее с просветом, где каждый друг, товарищ и брат, что в штанах, что в юбке».

Когда вырвавшийся из черноты носка палец вволю надышался и стал подмерзать, Васька встал с дивана, посмотрел на одинокого выскочку и, пошевелив им, хмыкнул, подумав о том, что и он – Васька Писакин тоже в своём роде выскочка. Почему? А потому, что охота подышать, да по сторонам башкой повертеть. Поглазеть на окружающее, а поглазев, может и какую гениальную повествушку написать!

А подумав о гениальности, Васька ту же и вспомнил, как около года назад один очень важный дядька из критиков убеждал его, говоря: «Вы, Писакин – личность не яркая… Серенькая, так сказать, личность… И если вы считаете себя Русским Писателем, то поверьте мне на слово – это чистой воды Заблуждение!» И так же Васька помнил, что первым его желанием было взять, да и съездить наглецу по его щекастой, возомнившей о себе, ряшке…
А потом… Потом были и сомнения, и негодования… Но со временем, как-то всё потихоньку улеглось и сделалось безразличным. И означать это могло только одно, что пришло время ему – Ваське Писакину сдавать своё Заблуждение в роддом.
Ну, а завтра… Завтра непременно садиться за повествушку, чувствуя в себе возрождение прежних устоев, и духа Русского Писателя…