Шим - Ди - Би - Ду...

Станислав Рем


(из цикла «Легенды Киевских улиц»)





Шим – ди – би – ду




- Подсесть можно?
Михаил Афанасьевич оторвал взгляд от верхней полосы газеты, посмотрел на новоявленного собеседника. Особь мужского пола не представляла собой ничего особенного: возраст неопределённый, состояние лица – не первой свежести, к тому же в порезах от неаккуратного бритья. Клетчатый пиджак вызывающе топорщился в локтях, а из нагрудного кармана выглядывал треугольник замусоленного носового платка.
Вокруг стояло полно свободных столиков. К тому же само слово «подсесть» с легка коробило изысканный слух любителя заварных пирожных. Незнакомца можно было и попросить. Однако, культурное воспитание взяло верх.
- Прошу. – Михаил Афанасьевич неуверенно сдвинулся по скамье вправо, освобождая место и при этом подразумевая, чтобы грязная одежда незнакомца не задела его костюм.
Мужчина, тем временем, выхватил из кармана платок и вульгарно высморкался.
Михаил Афанасьевич бросил взглядом по сторонам.
- Брезгуем? – поинтересовалась личность.
- Не понял?
- Брезгуем, говорю?
- Не совсем.
- А всё – таки?
- Что всё – таки?
- Брезгуем?
- Нет. – культурное воспитание ещё давало о себе знать. - Можете не беспокоиться.
После такого ответа, незнакомец лёгким движением руки извлёк из другого кармана пенсне, одно стекло котрого оказалось треснуто, и нацепил сей предмет себе на нос. После чего окинул пространство вооружённым взглядом, промычал нечто нечленораздельное и принялся насвистывать незатейлевый мотивчик.
Михаил Афанасьевич, уже, было, начал прикидывать, за какой столик ему пересесть, как незнакомец, орамотизируя перегаром, неожиданно стремительно придвинул свой стул к нему и на более близком расстоянии, выдохнул:
- И всё-таки, брезгуем? Или как?
- Да что вы от меня желаете услышать?
- Брезгуем?
- Да! И попрошу вас пересесть! – едва не выкрикнул Михаил Афанасьевич, после чего смущённо огляделся по сторонам, не обратили ли на них внимание, и вновь закрылся от собеседника газетой.
- Вот так бы сразу и сказали! А то, понимаешь, строют тут из себя...-
Незнакомец откинулся на спинку стула, ещё некоторое время, со скучающим видом, пялился сквозь окуляры в витрину кафе, на сновавших туда и сюда прохожи. Затем незнакомец, видимо устав от пустого наблюдения за шумной улицей, принялся громко, так чтобы все слышали, комментировать прогуливающийся люд, бесстыдно, и с ног до головы:
- И кто это так ходит? Шляпу сначала надень правильно, срамотень! Ой-ой-ой, только посмотрите, слон и моська….
Михаил Афанасьевич поморщился, прикинул, за какой, всё-таки, соседний столик он сможет пересесть и, уже было, приподнялся, чтобы выполнить свои намерения. Однако, не тут то было...
Незнакомец неожиданно резво вскочил со стула и заорал, что есть мочи: “Господи, царя храни!” после чего, обессиленно упал на стул и уставился на остолбеневшего собеседника:
- Чего стоим? А? А о чём сообщают с фронтов? А? – наглая личность снова вскочила со стула, нервным, шаркающим шагом, приблизилась к онемевшему Михаилу Афанасьевичу и, без всякого разрешения, склонилась над раскрытой газетой, которую читатель так и не успел свернуть, тем самым, закрывая своим телом часть пропагандисткой статьи. Михаил Афанасьевич оторопел: лысина незнакомца просто восхитительно гармонировала с печатным текстом.
Ценитель кондитерских изделий, тем временем, чертыхнулся, однако, и на сей раз, сдержал себя:
- Всё просто замечательно.
Михаил Афанасьевич, вместе с газетой, сдвинулся вправо.
Незнакомец последовал за ним:
- А поточнее... Да стойте вы! – наглая личность пробежалась взглядом по заголовкам статей, - Так, так, так, так, так… Что у нас пишут? Брусилов начал контрнаступление. Император посетил войсковой госпиталь. Санитар Степан Говорун вынес с поля боя своего командира, за что был награждён Георгиевским крестом. Да что вы говорите? Штабс-капитан Евстегнеев взял в плен восемь вражеских офицеров… Ай-ай-ай! Всё понятно, войну мы просрали! – мужик в клетчатом, резко распрямился, от чего едва не приложился лысиной к носу Михаила Афанасьевича. Но сей момент незнакомца нисколько не смутил. Он только шмыгнул носом и тут же принялся насвистывать модный цыганский романс.
Михаил Афанасьевич вторично, и на сей раз нервно, огляделся по сторонам. Естественно, все взирали на него. Кто с пониманием, кто с раздрожением, но все смотрели не на выскочку, а именно на него! Михаил Афанасьевич, извиняясь, слегка кивнул головой: нет, конечно уже давно было понятно, что война…. Но говорить об этом вслух!
Любитель прижных резко повернулся к незнакомцу:
- Во-первых, молодой человек, я вас попрошу выбирать слова. А во-вторых, - от возмущения у Михаила Афанасьевича не хватало слов. И всё-таки он их находил, - Вы не имеете права так говорить о доблестных сынах Отчизны. Особенно в таком тоне. Осуждать их! Оскорблять! – последнее слово, точнее его вторую половину, он выкрикнул слишком эмоционально. Приподняв правую руку. С силой сжав в ней газету. И, почему-то грассируя, хотя картавости за собой он никогда не наблюдал. Все немногте присутствующие вокруг замерли. Сельтерская пускала бульбашки. Мороженное таяло. Но никто на это не обращал внимание. Все смотрели только на Михаила Афанасьевича. Подобных выражений в данном заведении вслух ещё не произносили.
Молодой человек стушевался.
А незнакомец тут же воспользовался ситуацией.
- Разрешите представиться: Нестор Петрович Азазельский. – клетчатый вновь кинулся навстречу Михаилу Афанасьевичу и с чувством схватил того за руку. – Очень, премного очень рад познакомиться.
- Послушайте, я не собираюсь с вами знакомиться!
Михаил Афанасьевич попытался выдернуть руку. Но освободиться из клещей настырного господина оказалось не так то просто. Нестор Петрович с садистким удовольствием тряс кисть молодого человека, при этом радостно выкрикивая на всю улицу:
- Все сюда! Ко мне! Смотрите и завидуйте. Очень, очень даже… Эй, лысый, - заорал Нестор Петрович проходящему по улице мужчине, по прежнему не выпуская из цепкой хватки руки Михаила Афанасьевича. - знай, я может быть две, нет – три недели не буду мыть руки, после рукоприложения к этому великому человеку! Не рождала ещё земля наша подобных людей! Что там земля... Вселенная! Да не вырывайтесь вы! Господа, господа, присоединяйтесь, не пропустите. Потом, в дряхлой старости, если доживёте, будете врать, что в дни молодости были знакомы с величайшим человеком современности. Подходите, пожмите руку нашему гению. Ну куда же вы, господа? Молодой человек, вы правильно делаете, пожмите руку неперевзойдённому светочу, всего за десять рублей. А вы думали бесплатно? Катись отсюда, десять рублей ему жалко! Кто, кто пожмёт руку великому творцу современности всего за десять рублей?
Когда Михаил Афанасьевич, наконец-то, сумел освободиться, в кулаке Нестора Петровича образовалась приличная сумма рублей эдак в пятьдесят - шестьдесят.
- Можно кутнуть! – обладатель клетчатого пиджака в восторге потёр руки, предварительно спрятав новоявленный капиталл во внутренний карман.
- Позвольте, - Михаил Афанасьевич проследил взглядом за исчезновением денег. – Насколько помнится, причастность к сим купюрам имею и я.
- К каким купюрам? – на лице Азазельского проявилось выражение глупого недоумения.
- А вот к тем, - указующий перст Михаила Афанасьевича ткнулся в клетчатый пиджак, - что у вас в кармане.
- Да что вы такое говорите. Побойтесь бога. Какие деньги?
- Мои, шарлатан.
- Михаил Афанасьевич, неужели вы приняли меня за проходимца?
- А за кого вас ещё можно принять? Отдайте мою часть… Постойте, а откуда вам известно мой имя? - Михаил Афанасьевич подозрительно присмотрелся к господину Азазельскому. – Что-то мне напоминает ваш клетчатый костюмчик. А не вы ли второго дня этого месяца крутились возле меня в бакалейной лавке что на Вышгородской, и в тот день пропало моё партмоне, а в нём двадцать пять рублей?
- Не двадцать пять, а двадцать. – поправил Нестор Петрович.
Вот это господин Азазельский сказал зря. Потому, как вскоре
странная парочка, вцепившись друг в друга, выкатилась из кондитерской на улицу. Теперь уже Михаил Афанасьевич перехватил инициативу и, схватив господина Азазельского за грудки, принялся того мутузить куда попало,а так, как мутузил только ногами, то куда попало оказалось ниже пояса.
- Братцы! – заорал избиваемый благим матом, - Грабють! Убивають! Насилують!
- Что вы несёте? – переполошился Михаил Афанасьевич. – Побойтесь бога, кто вас насилует?
- Вы, кто же ещё! – и Азельский заголосил пуще прежнего, - На помощь, двадцать целковых тому, кто меня спасёт от этого изувера!
Последнее предложение сработало молниеносно. От прогуливающегося коллектива отделилась группа молодых людей, по возрасту вполне подходящих для студенческой скамьи, но по внешнему виду никогда на оной не сидящих. Они обступили привлекший внимание дуэт, а затем ненавязчиво оттеснили Михаила Афансьевича в сторонку.
Не при деле оказалась только одна фигура, в высшей степени интеллигентно одетая, которая и подошла к господину Азазельскому:
- Деньги. – требовательно произнесла она и протянула руку.
- Деньги, деньги, - возмущённо бормотал Нестор Петрович, оправляя костюм и глубоко засовывая руку в карман. – А вот просто так помочь ближнему, бесплатно, по одному позыву души… Куда мы катимся? Нет, точно, войну мы просрали.
Азазельский вынул руку, сунул ассигнации вымагателю и со словами благодарности бросился в ближайшую подворотню. Рука, сжимавшая деньги, развернулась, и очам предстали ровно нарезанные листы газеты.
- Кукла! – возмущению представителя класса экспроприаторов не было предела. – Догнать сукиного сына!
Михаил Афанасьевич также молниеносно, как был схвачен, освободился, и теперь в растерянности озирался по сторонам в далеко, как вскоре вияснилось, не гордом одиночестве.
- И долго так собираетесь стоять? – услышал он уже знакомый голос за спиной. – Или у вас это место оплачено?
- Вас не догнали? – обернувшись, с ехидцей, поинтересовался Михаил Афанасьевич. – Какая жалость.
- Отменное здоровье, знаете ли, ещё не есть показатель отменной работы головного мозга. – впрочем, господин Азазельский на всякий случай огляделся. – Хотя, случаются исключения. Так что, мой вам совет: давайте уйдём отсюда, да поскорее.
Вскоре меланхоличные киевляне могли наблюдать обе фигуры, направляющиеся быстрым маршевым шагом в сторону Владимирской.
- Михаил Афанасьевич, имеется привлекательное предложение: отметить наше знакомство. Благо, имеются и финансы, и повод.
- Ну, не знаю…
- Только не дай бог в кабаке: представляете, у меня от сих злачных мест сплошная головная боль. Человек должон отдыхать культурно, с пользой для духа и тела, и чтоб никакая сволочь ему не изгадила впечатление. Здесь, недалеко, проживают мои очень хорошие знакомые. Проведём некоторое время у них. Кстати, вы ведь, кажется врач? Вы не представляете, насколько я болен. Это просто кошмар. Вот, понюхайте как у меня смердит из о рта. Нет, вы принюхайтесь. Почему, у меня воняет не так, как у других, а? Доктор, скажите, что со мной? Я хоть доживу до лучших времён?
- Если вы не отцепитесь от моего рукава, то вряд ли. Да отпустите мой костюм…
Шим-ди-би-ду, ди-би-ду, ди-би-ду. Шим-ди-би-ду! Шим- ди-би-ду!…- неожиданно запел Нестор Петрович, - Я вам не мешаю? Шим-ди-би-ду, ди-би-ду, ди-би-ду… А сколько пациентов скончалось, когда вы были пьяны? Не обижайтесь, это я так, из любопытства. А покойники оживают? Вы когда-нибудь видели живого покойника? Говорят, мерзкое зрелище. Шим-ди-би-ду, ди-би-ду, ди-би-ду! Теперь направо. – Михаил Афанасьевич прошёл сквозь проходной двор и вышел к двухэтажному порядком уставшему от времени зданию. – Вот мы и пришли. Второй этаж, аппартоменты номер “22”.
- А может не стоит беспокоить хозяев? Всё-таки, я для них личность незнакомая.
- Вот и познакомимся.
Азазельский по ходу движения наверх наставлял Михаила Афанасьевича:
- Доктор, следуйте за мной, только очень осторожно. Пятая ступенька давно прогнила, а отремонтировать никто не берётся. Жлобьё! За перила лучше не держитесь: они вместо архитектурных украшений. Стен упаси боже коснуться: извеняюсь, весь костюмчик уделаете. Ну вот, кажется мы и пришли. И ещё одна просьба: особенно не шумите. Хозяева квартиры люди тихие, тактичные. Воспитание, знаете ли, да и возраст…
С последними словами Нестор Петрович повернулся к двери за номером “22” спиной и со всей силы принялся бить по ней каблуком ботинка. По лестничному пролёту пронёсся оглушительный грохот.
- Что вы делаете? – попытался перекричать шум Михаил Афанасьевич.
- У меня всяких чувств не хватает, а они, сволочи, с первого раза не понимают! – Азазельский переменил ногу. – Открывай быстрее, гости на пороге.
Скрипнул замок, и с последним ударом дверь распахнулась. Нестор Петрович резко развернулся на сто восемьдесят градусов и с улыбкой заорал:
- Не ждали? А я предупреждал!
В квартире Михаила Афанасьевича встретила супружеская пара ветеранов семейного долга, которые за многолетнее время притирки друг к другу стали похожи на разнополых близнецов.
- Парчевський Пётр Степанович. – Пётр Степанович свою фамилию именно так мягко и произнёс: ПарчевсЬкий.
- Аделаида Сегизмундовна.- если чем близнецы и отличались, так голосами. Петру Степановичу служил голосок тоненький, заискивающий и трусоватый. Вокальным данным Аделаиды Сегизмундовны мог позавидовать любой приходской священник.
Михаил Афанасьевич бросил виглядом по сторонам: жильё говорило о состоятельности квартиросъёмщиков. Пол паркетный, мебель явно родительская, но ценная, повсюду блеск и чистота. Только вот, на фоне эдакой аккуратности, изволил появиться таракан. Жирное, отвратного вида существо пересекало прихожую, в явной надежде успешно добраться до кухни. Михаил Афанасьевич, недолго думая, припечатал насекомое к полированной поверхности пола.
- Почто, смерд ходячий, домашнее животное обидел? – Аделаида Сигизмундовна угрожающе приблизилась к тараканьему убийце.
- Так, он вредитель. – с недоумением ответил Михаил Афанасьевич.
- И чем же он тебе навредил? – Аделаида Сигизмундовна выставила воинственно бюст.
- Делочка, во-первых, не тебе, а вам. – робко вклинился в беседу Пётр Степанович. – А потом, мы же сами давно хотели его убить.
- Кстати, - с улыбкой вклинился Нестор Петрович, - Пётр Степанович, что там у нас происходит на ниве образования?
Господин Парчевський бросил благодарный взгляд на Азазельского:
- Да как вам сказать, батенька мой, всё в трудах. – Пётр степанович тяжко вздохнул, - Детишки нонче пошли не те. Говорил я, ещё в девятьсот пятом, не доведёт нас демократия до полной свободы. Мы же не римляне. Нас пороть надо. И чем чаще, тем лучше.
- Так порите! – с восхищением воскликнул Азазельский и добавил в сторону Михаила Афанасьевича, - Пётр Степанович у нас главный инспектор в департаменте образования. Голова!
- Так, пытамся, но ведь они не даются. – Пётр Степанович сокрушённо вздохнул, - вот, к примеру, недавно за провинность определил я в карцер одного разгильдяя. Так что вы думаете, он оказался племянником нашего градоначальника. И не мог ведь, сукин сын, об этом раньше сказать. Нет, захотелось ему посмотреть, что дальше будет.
- И что было? – заинтересованно полюбопытствовал Нестор Петрович.
- Ну, - сконфуженно опустил взгляд Пётр Степанович, - Вы же должны понять… Но свою честь я не замарал! Ни в коем разе!
- В таком случае, к столу! – Азазельский первым выбрал себе место, вольготно расположился в нём, и, ни на кого не обращая внимания, налил себе бокал вина и залпом выпил его. – Обворожительно! Ну-с, за знакомство!
Михаил Афанасьевич пригубил из своего сосуда, взял в руку вилку и неожиданно понял, что он совсем не хочет есть.
- Михаил Афанасьевич, - Аделаида Сигизмундовна нацепила на вилку кусочек рыбки, но в рот её оправлять не торопилась, - А при каких обстоятельствах вы познакомились с Нестором Петровичем?
- Ну… - промычал невнятно Михаил Афанасьевич.
- Он стоял на паперти. – неожиданно произнёс Нестор Петрович.
Михаил Афанасьевич, который всё-таки решился попробовать ростбиф, поперхнулся.
- Представьте себе, - как ни в чём не бывало продолжал врать Нестор Петрович, - прохожу я мимо, а он, такой одинокий, такой непосредственный, стоит с протянутой рукой и стонет: “Подайте хоть что-нибудь будущей знаменитости!”. И, что самое интересное, подают. Шестьдесят два рублика. – Нестор Петрович обернулся к господину Парчевському, - Честным трудом! Это вам не школьную казну обворовывать.
Пётр Степанович деликатно промолчал, запив обиду вином.
- И вы так постоянно пролетарствуюте? – поинтересовалась Аделаида Сигизмундовна.
Михаил Афанасьевич хотел, было, с возмущением отвергнуть всё выше сказанное, но вместо этого его непослушный язык произнёс:
- Да так, от случая к случаю.
- И заметьте, такие деньги – и за полчаса. – Нестор Петрович с азартом потёр руки, - И даже не успели их прокутить.
- Так вы недавно знакомы? – без всякого интереса спросил Пётр Степанович, - А я предположил…
- Пупсик, - Аделаида Сигизмундовна бросила скептический взгляд на мужа, - предпологать будешь на службе. А вы молодой человек запомните: нельзя общаться с незнакомцами на улице.
Пётр Степанович вдруг подскочил, вынул из кармана жилета луковицу часов, раскрыл её, посмотрел на циферблат и ринулся к окну. Супруга вместе с господином Азазельским повторили его маневр.
- Она уже вышла. Сейчас, через две минуты она споткнётся и разольёт масло. – Пётр Степанович с благоговеянием смотрел на женщину, явно прислугу из соседнего дома, переходящую через улицу. – Спорим на десять рублей, что разольёт.
- Отвечаю, - Нестор Петрович с азартом прижался к полной фигуре хозяина дома.- Двадцать рублей, что не разольёт.
- Тридцать, но разольёт.
- Пятьдесят!
- Шестьдесят!
- Шестьдесят два!
Женщина споткнулась, металлический бидончик выпал из её руки, и золотистое подсолнечное масло протекло на мостовую.
Нестор Петрович с виноватым видом посмотрел на Михаила Афанасьевича, достал “честно заработанные на паперти” деньги и неохотно вручил их господину Парчевському.
- А я говорил, - Пётр Степанович принялся пересчитывать купюры, - со мной спорить нельзя.
Однако, радость по поводу увеличения капиталла продлилась недолго. Лёгкая широкая ручка Аделаиды Сигизмундовны быстренько избавила супруга от греховной бумаги.
Тем временем, в столовую вольяжной походкой прошёл здоровенный кот непонятной окраски, обошёл вокруг ног всех сидящих, залез под стол и требовательно заорал.
- Не обращайте внимания. – в голосе Аделаиды Сегизмундовны прозвучали неестественные тёплые нотки. – Он у нас такой умница, ну разве что не говорит.
- Да, интересно, вот если бы к примеру, коты разговаривали, - Азазельский набил рот закусками и теперь фразу произносил с трудом, постепенно, выталкивая изо рта слово за словом, вместе с крошками. – что бы мы услышали от них о нас? А?
Последний звук был явно обращён к Михаилу Афанасьевичу, и тот в растерянности пожал плечами:
- Не думаю, чтобы что-то приличное, но впрочем…
- Именно! Никакого приличия! – Нестор Петрович, наконец, проглотил пищу. – Да что там коты. Вот совсем недавно еду я в трамвае. Погода, должен вам сказать, замечательная. Настроение – лучше не придумать. Так нет, нашлась гнида, и всё испортила.
- Нестор Петрович, в присутствии дамы… - Пётр Степанович покраснел.
- Закрывай уши, когда говорят мужчины. – обрезала супруга Парчевського. – Но я не поняла, к чему вы клоните?
- А всё к тому же. – Азазельский подлил себе вина, - Наступила она, эта гнида, на мою туфлю, и стала с презрением смотреть на меня, что, мол, дальше будет.
- Но вы же джентельмен! – с восхищением заметила Аделаида Сегизмундовна.
- Естестсвенно. Я дождался остановки, и дал ему в морду. Оказалась его остановка, он чуть её не прозевал. Он мне благодарен должен был быть, а в ответ я такое услышал… Или вот. Сегодня я увеличил сосотояние нашего общего знакомого, - Нестор Петрович кивнул на Михаила Афанасьевича. – Не много, ни мало на пятьдесят рубликов. А, вместо благодарности, чуть не попал в клинику.
Супруги Парчевськие уставились на виновника бедствий Нестора Петровича.
- Видите, - Азазельский театрально вскинул руку, - общественность меня поддерживает. И бросьте вы пить, - резкий выкрик Нестора Петровича выбил бокал из рук Михаила Афанасьевича. Стекло с оглушающим звоном разлетелось по полу. – Вам предстоят великие дела, а мадеру хлестать всякая свинья в состоянии.
- И к животным любви побольше. – Аделаида Сигизмундовна надвинулась на Михаила Афанасьевича остатками мощного бюста. – Аки трактуется в Святом писании: защити тварь свою, как самоё себя.
- Это в каком писании, Делочка, ты сие вычитала? – Пётр Степанович робко посмотрел на супругу.
- И эта бездарность мало того, что попала мне в руки, но ещё и занимается просветительской деятельностью! Стыдоба!
Аделаида Сигизмундовна схватила с секретера стопку исписанных листов:
- Просветитель – рифмоплёт!
- Попрошу без оскорблений! Я не просто занимаюсь просветительской деятельностью, - заверещал Пётр Степанович, - а и несу людям вечный свет!
- На тот свет! – Аделаиде Сигизмундовне понравилась рифма.
- Я запрещаю тебе говорить со мной в таком тоне!
Аделаида Сигизмундовна ретировалась к камину и с размаху швырнула в его топку сочинения Петра Степановича.
- За что? – заорал не своим голосом автор.
- Ты на кого повысил голос? – взревела супруга просвітителя, и прийнялась закатывать рукава. - Что ж, поговорим с тобой в другом тоне!
- Рукописи, сударыня, к вашему сведению, не горят! Делочка, только без рукоприкладства! У нас же гости, Делочка!
- Шим-ди-би-ду, ди-би-ду, ди-би-ду. Шим-ди-би-ду! Шим- ди-би-ду! – Нестор Петрович схватил в одну руку бокал, во вторую вилку и этим своеобразным инструментом принялся музицировать, притоптывая в такт ногой. – Наполеон пошёл на Москву. Но Москва нагнала тоску. Дальше он не ступил и ногой. Он торопился домой! Шим-ди-би-ду, ди-би-ду, ди-би-ду. Шим-ди-би-ду! Шим- ди-би-ду!
Михаил Афанасьевич привстал, и тут из под ноги что-то заверещало. “Наступил коту на хвост.” – понял гость.
Хозяйка квартиры № 22 отпустила ворот костюма мужа, после чего тот рухнул на пол, и направила свои далеко не дюймовочные стопы в сторону Михаила Афанасьевича.
- Аделаида Сигизмундовна, направьте свою энергию в мирное русло. – завопил Азазельский, но уже было поздно.
Вторые этажи в Киеве сравнительно невысоки, но всё равно удар оказался чувствительным. Михаил Афанасьевич, по началу не понимая, что происходит, вскочил на ноги, как тут же почувствовал боль в лодыжке.
- Миша, спаси, - доносились вопли Нестора Петровича из разбитого окна, - Нет, только не это! Боже, сохрани мою душу грешную! А-а-а-а-а! Но врагу не сдаётся наш гордый “Варяг”! Я тебя, сволочь ты эдакая, по политической части в Сибирь отправлю! Полиция, на помощь! Насилуют!
Михаил Афанасьевич, хромая, выбрался из подворотни и посмотрел вокруг: ни одного стража закона. Тогда он за шиворот остановил пробегавшего мимо сарванца и, всучив тому гривеник, приказал, чтобы мальчишка как можно скорее привёл городового.
Ждать пришлось минут двадцать.
А через двадцать пять минут городовой стучал кулаком в дверь за номером “22”, с требованием, чтобы её немедленно открыли.
Замок вновь щёлкнул, дверь распахнулась, и на её пороге Михаил Афанасьевич увидел совершенно незнакомую ему женщину, блондинку, лет тридцяти - тридцати пяти, в сторогом платье, подчёркивающем стройную девичью фигуру.
- Вам что угодно, господа? – поинтересовалась она, мельком взглянув на Михаила Афанасьевича, и дальше всё своё внимание уделив представителю закона.
- Да вот, - стушевавшись, произнёс городовой: видимо вид спокойной, уравновешанной девицы привёл его в замешательство. – пострадавший у нас имеется. Говорят они, что выбросили их из вашей комнаты.
- Бред. – женщина снова окатила взглядом пострадавшего, - Это вас выбросили?
Михаил Афанасьевич смущённо – утвердительно кивнул головой.
- Странно. И когда?
- Только что. Полчаса назад.
- Из моего окна?
- Нет, не из вашего. – стушевался Михаил Афанасьевич, и тут же добавил. - А из этой квартиры.
- Простите, но это моя квартира. И полчаса назад вас в ней не было.
- Нет, это вы простите, от того, что вас не было. – настойчиво проговорил молодой человек. - А я был, и меня выбросили именно вон из той столовой.
- Полчаса назад я сидела в своём кресле, именно в той столовой, но вас там я не видела!
- Но тем не менее я там был, а вот вас тоже не видел.
- Простите, - вмешался городовой, - сударыня, вы не позволите осмотреть помещение?
- На предмет чего? – брови женщины с удивлением изогнулись.
- На предмет, предположим, поломанной мебели. Ведь вы утверждаете один факт, а сей господин – обратное. А верить на слово…
- Что ж, входите. Только попрошу, аккуратно.
- Будет исполнено. – городовой снял фуражку, промокнул вспотевший лоб платком и вместе с Михаилом Афанасьевичем проследовал в столовую.
С первого взгляда виновник вызова стража порядка понял, они находятся совсем в чужой квартире: и мебель не та, и обои совсем другие, и окно целое.
- Вот видите, - женщина обвела рукой, - всё в полном порядке.
- И где была драка? – городовой повернулся к потерпевшему.
Ноги не выдержали мощности эмоциональной нагрузки, и Михаил Афанасьевич рухнул без чувств на пол.
- Что это с ним? – поинтересовался полицейский.
Женщина пожала узкими плечиками:
- Случается. Нервное истощение, скорее всего. – посочувствовала хозяйка квартиры.
- Ну, в наше время и не такое случается. Так, давайте я пошлю за санитарами, а вы уж простите наш визит.
- Лучше, вы будьте свободны, а я за ним присмотрю.
- Гм, - городовой усмехнулся в усы: дело оборачивалось в довольно приятную сторону. – Хорошо. Только, чтоб без этих самих… Как их… Эксцессов.
Михаил Афанасьевич пришёл в себя от приятного прикосновения нежной женской ладони, погладившей его лоб, а после поднесшей что-то холодное, но тоже приятное. Он бы так лежал вечность, ощущая свою голову на упругих коленях молодой незнакомки. Но, пора было и честь знать. Михаил Афанасьевич с трудом приоткрыл глаза, однако, ничего не увидел: какой-то тёмный металлический предмет, судя по всему сковорода, лежащий на лбу, скрывал его спасительницу. Вялым жестом руки молодой человек отвёл препятствие от лица и, уже хотел было улыбнуться, как тут же рот Михаила Афанасьевича зашёлся в немом крике: на него смотрела растрёпанная и уставшая от длительной борьбы, мокрая от пота физиономия Аделаиды Сегизмундовны.