Синие тени...

«Синие тени на горах – это вовсе ни какая-то там шалость или чья-то оплошность, - подумал дед Абдуллах, сидя на затёртой скамье перед домом и, держась двумя руками за сучковатую отполированную палку.
«Синие тени – они может быть и ценнее золотых или серебряных, что настырно лезут в глаза, желая оправдать свою значимость».

Ухватив в своих размышлениях всегда скользкую и неприятно извивающуюся значимость, дед Абдуллах закрыл глаза и вновь стал думать о синих тенях. Он различал их и через иссохшие сомкнутые веки. Мешала этому разве что паутинка кровяных жилок.

Когда с гор сорвался «живой» камень, старик прислушался к его гулким «охам», представив, как тот вскрикивает от утраты своего равновесия и вековой уместности.

Промелькнувшая в мыслях уместность, тут же напомнила Абдуллаху о его избранности, от чего он нахмурился и медленно сгорбился. Упёрся подбородком в сложенные на сучковатой ручке ладони, пытаясь в несчётный раз понять смысл «высокого» выбора. А равно и своё предназначение.

Неужели оно состоит в том, чтобы увидеть и разглядеть эти синие тени? Оценить их глубину и насыщенность?.. Или же в том, чтобы пожалеть сердцем любого и каждого за его суетливые грехи, совершаемые по вине его же легковесного возраста?.. Пожалеть и, слегка касаясь, провести старческой рукой по неразумной голове, тем самым стараясь уберечь от озлобленности противопоставления и страха одиночества?.. А может его предназначение в тихой ненавязчивой проповеди или же, наоборот, во внимательном и искреннем вслушивании?

Отсутствие твёрдых указующих знаков свыше оставляло в мыслях место сомнениям. Дед Абдуллах нахмурился ещё сильнее и вдруг улыбнулся, подумав о том, что он сам есть ни кто иной, как живой камень, укутанный в синие тени лет…
Он – самый старый человек на Земле…