Ученица ведьмы

УЧЕНИЦА ВЕДЬМЫ

«Приворожу», «сниму венок безбрачия», «верну в семью» - такими и подобными им объявлениями сегодня уже никого не удивишь. Пишут на полном серьезе и верят тоже на полном серьезе. Масла в огонь подливает полюбившаяся телезрителям «Битва экстрасенсов». Короче говоря, черные и белые маги, колдуны разных специализаций и мастей процветают, благодаря средствам массовой информации и вековой вере народа во все необъяснимое и сверхъестественное.

Введение. Загадочные истории, придуманные не мной
В наших краях колдунами долгое время считали староверов (двоедан). Если деревня двоеданская, то там непременно обитает колдун или колдунья, а по-нашему, бабка или дед, которые могут практически все: заглянуть в прошлое и будущее, поссорить любящих или соединить их навек, вылечить или напустить порчу, а хуже всего - свести в могилу. Но об этих темных личностях говорилось вскользь, потому что в двадцатом веке практически каждый гражданин считал себя атеистом. Я тоже не верила, хотя, слушая местные байки у костра, замирала в сладком ужасе, а потом боялась идти домой в темноте. Но вот однажды, роясь в коробках с макулатурой, которые уже давно пылились в сарае, я случайно наткнулась на рукописи моего дяди, журналиста. Записи были сделаны им во время командировок по районам области. Я уже хотела положить старенькие, потрепанные тетрадки на место, но… наткнулась на какую-то фразу. Пробежав глазами несколько строк, я опустилась на одну из коробок и погрузилась в чтение. Это были истории о тех самых колдунах, проживающих в местных деревнях под видом мирных обывателей и творящих свое темное дело почти на глазах у односельчан.
Глава I. В поисках настоящей любви.
Серебристо-желтая луна лениво плыла над спящим городом. Куда ей было спешить? Разве темные коробки домов, замершие жучки-машины, виденные ею уже тысячи раз, были прекраснее мерцающего океана, фантастических замков из груды облаков, призрачных Летучих голландцев, вечно куда-то летящих по воле бродяги-ветра? Конечно же, нет! Ее мир, изумительный и непостоянный, был куда интересней скучной Земли, и лишь человек, эта неразгаданная ею загадка, продолжала волновать холодную царицу ночи. Какие страсти порой вскипали за зеркальной чернотою окон, какие бурные сцены разыгрывались на подмостках обычных квартир, сколько любви, ненависти и отчаянья выплескивалось из уставшей за день души. Ей поверяли тайные желания, глядя на ее светлый лик, мечтали, признавались в любви, шептали последнее «прости». Наблюдать за человеком ей никогда не надоедало.
Вот и теперь проворные лучики заскользили по окнам, пробрались сквозь неплотно задвинутые шторы и осветили небольшую комнату на втором этаже студенческого общежития, в которой вот уже почти год мирно уживались три девушки-однокурсницы. Две из них, Аллочка и Зоська, вернувшиеся с вечеринки привычным способом – через окно, уже крепко спали, а вот третьей девушке – Карине - было не до сна. Вообще-то, ее звали Катериной, но среди модных Кристин, Алин, Сабин ее имя терялось, утрачивая былую императорскую звучность, и она, не долго думая, переименовала себя в Карину. Одну проблему ей решить удалось, но как быть с другой, более важной – она пока не знала. Дело в том, что Карина уже давно мечтала о настоящей любви, красивой, как в кино Она еле выдержала треп своих более удачливых подружек, скрипнула зубами, когда Зоська весьма нелестно отозвалась о ее внешности, и едва не вскочила, когда речь зашла о Максиме Д. Однако пружины кровати так красноречиво заскрипели, что девушки благоразумно закрыли опасную тему и вскоре затихли.
Карина же вся горела. Она была здоровой и темпераментной девушкой, почти не испорченной городом, если не считать имени, каштановой косы, отданной в руки добросовестному парикмахеру, и совсем еще нового платьица в клетку, которое она поспешно сменила на мини-юбку. До сих пор она зябко ежится, вспоминая те насмешливо-жалостные взгляды, которыми однокурсницы одарили ее самое нарядное платье. Зато невинность все еще оставалась при ней. Нельзя сказать, что Карина была уж слишком старомодной, но все же она считала, что невинность нельзя отдавать кому-попало, а только человеку любимому, способному со своей стороны предоставить в ее полное распоряжение руку с обручальным кольцом на безымянном пальце. Подруги не жалея ни сил, ни времени пытались просветить ее темную головушку, настойчиво подсовывая журналы и другое чтиво с соблазнительными фотографиями и не менее соблазнительными советами. Но Карина оставалась непреклонной.
Настоящая любовь пришла к Карине весной. Максим был новеньким в их группе и к тому же красив. Интерес к нему просто зашкаливал сокурсниц. Они писали ему записки, назначали свидания, некоторые грозили даже отравиться. Но Максим был выше низменных страстей: после лекций он часами сидел на полу своей комнаты и сосредоточенно медитировал, а бедные девушки напрасно томились у его двери, отталкивая друг друга и яростно шипя в борьбе за место у замочной скважины, позволяющей хоть одним глазком проникнуть в святая святых. Карина первое время почти не замечала новенького. Но вот толпа поклонниц поредела, вчерашние безумно влюбленные, устав от напрасного ожидания, отступили, и Карина почувствовала, как ее в самое сердце уколола первая стрела Амура; потом – вторая, а уже через пару-тройку дней она поняла, что влюбилась по уши. Но Максим ее не замечал. Поэтому, лежа без сна, Карина размышляла, как влюбить в себя упрямого парня.
Вдруг Аллочка на своей кровати сладко причмокнула, и Карину обдало жаром - ей почудилось, что рядом с Алкой лежит Максим. Она с досадой откинула душное одеяло и тяжело вздохнула: неужели не бывает любви без измены? Взять, к примеру, Аллочку – ну чем она лучше ее: щупленькая, о наличии груди можно только догадываться, волосы, как мочалка, но кавалеров у нее хоть отбавляй. В чем тут секрет? Как-то поделилась Карина своими мыслями с Зосей - та бой-баба - сама все возьмет, - но Зоська только хмыкнула и понесла околесицу про какую-то Алкину бабку, которая живет в деревне и якобы является ведьмой, а еще предупредила подругу, чтобы та по глупости не вздумала Алке дорогу переходить. «Самой же хуже будет – изведет тебя ведьма», - сказала на полном серьезе Зося. Потом неохотно призналась: «Пробовала я с ней договориться. Так куда там! И слушать меня не захотела. А еще за бабку свою обиделась – ну что я ее ведьмой назвала, - и, уже выходя из комнаты, добавила: - Она и теперь на меня злится. Заметила? Всех кавалеров увела стерва!» Нет, Карина не заметила, что кавалеров у Зоси поубавилось, но вот одного из них, голубоглазого, смахивающего чем-то на Купидона, точно, Алка перехватила - тут против правды не попрешь.
Луна между тем разгоралась все ярче. Серебристый поток заливал и спящих девчат, и стол с тремя забытыми чашками, и потрепанную дорожку на полу, и вся эта картина в нереальном, неземном свете казалась нарядной и даже чуточку волшебной. В народе существует поверье, что в полнолуние надо загадать свое самое сокровенное желание, и оно непременно сбудется. А еще говорят, что надо плотно закрывать шторы, чтобы волшебный луч не падал на спящего человека, не будил его скрытое «я», не выпускал на волю буйных фантазий, которые живут в подсознании каждого человека и терпеливо ждут своего часа. Видимо луна послала свое благословение и Карине, потому что ее внезапно осенило: «Да неужели в ее родной деревне Блудиловке ни одной ведьмы не отыщется? Вот только у кого бы спросить? Может у матери? Только вряд ли она что-то знает о таких вещах. Пожалуй, еще головомойку устроит», - и Карина беспокойно заворочалась, представив, как отнеслась бы мать к ее нездоровому любопытству. «Нет, - подумала она, - такое дело надо с умом провернуть». Девушка уже засыпала, а в голове у нее рождался хитроумный план, он кружился, принимая почему-то форму шара. Вдруг этот шар лукаво подмигнул Карине – и она полетела в темноту.
Глава II. Разведка боем
По общежитию поползли слухи: похоже, что Максим спустился с небес на грешную землю и нашел себе подружку, постарше и поопытней Карины – с третьего курса. Пока это были лишь слухи, но, как известно, дыма без огня не бывает, и Карина заволновалась. Не откладывая дела в долгий ящик, она купила билет на автобус и рванула в родную Блудиловку. План ее был прост и надежен: она наврет матери, что приехала собирать фольклор для будущей дипломной работы, поэтому ей нужно расспросить о старине далекой самых продвинутых в этом отношении местных бабулек, которые еще не выжили из ума. Так Карина рассчитывала легко выйти на ведьму. К ее удивлению, с самого начала все пошло уж чересчур гладко: обычно недоверчивая мать отнеслась к ее затее спокойно - раз надо для учебы, значит надо.
- Ты, Наталья, ей про бабу Дуню расскажи, - хохотнул отец. Он сидел у печи и подшивал прохудившийся валенок. Карина навострила уши, но мать повела себя странно: плюнула три раза через левое плечо, истово перекрестилась, устремив страдальческий взгляд в красный угол, где за занавесочкой скромно прятался Николай Чудотворец, и лишь потом расправилась с мужем:
- Про бабу Дуню и тетю Настю ты, паршивец, сам рассказывай, если совесть совсем потерял! Бесстыжие твои глаза! Чтобы я об этой ведьме проклятой больше не слышала! Скажи спасибо, что сердце у меня отходчивое, не то воспитывал бы сейчас девятерых, неизвестно чьих….!
Отец съежился под яростным взором супруги и, кряхтя, ретировался на улицу, а Карину эта сцена весьма заинтриговала. То, что отец в свое время нашкодил, было очевидно. И тетя Настя ей хорошо известна, как, впрочем, любому жителю Блудиловки. В самом деле, девять ее ребятишек были разных мастей и национальностей, но этот факт тетю Настю ничуть не смущал, ходила она по деревне высоко держа бесстыжую голову и выпятив колесом пышную грудь. Не боялась она и хорошей драки. Отбивалась Настя и от злых языков, и от яростных кулаков, а мужчины продолжали лететь на ее огонек, как ночные мотыльки - никто не мог сладить с распутной бабой. Но вот кто такая баба Дуня – Карина пока не знала. Это предстояло выяснить и Карина осторожно спросила:
- Мам, а кто такая баба Дуня? Может она мне и в самом деле поможет?
- Ага, поможет! Как бы ни так! – мать невесело усмехнулась. – Эх, дочка, не приведи Господь, от нее помощи ждать. Сколько из-за этой заразы женщин настрадалось, и откуда ее только черт принес – никто не знает. Одно слово – ведьма!
Карина отвернулась, чтобы скрыть от матери победный блеск в глазах, и, затаив радость, продолжала выпытывать у матери:
- Мам, а почему все решили, что она ведьма?
- Люди, дочка, зря болтать не станут, брехунов у нас в Блудиловке отродясь не было. Кто сам проговорился, что к ней за помощью ходил; кто своими глазами видел, как она огненным колесом по деревне каталась, а кому и в звериной личине показывалась.
- Брехня все это! Быть такого не может!
- А вот и может! – разгорячилась Наталья и поведала загадочную историю, какая, впрочем, случается везде, где только водятся ведьмы.
- Заметила тетка Анна, что у коровы молоко пропадать стало. Вернется та с пастбища, хозяйка только за подойником сбегает - а молока уж в помине нет, и корова бешеной делается – все норовит рогами подцепить. Надоумили Анну последить за коровой. Она так и сделала. Вот вернулась та вечером, зашла в стойло, а хозяйка юркнула за кадушку и притаилась там, сидит – не дышит. Вдруг видит, кошка с соседнего плетня спрыгнула, к корове подбежала, да к вымени так и припала, урчит, и корова смирнехонько стоит – не шелохнется. Поняла тут баба, что дело нечисто, перекрестила трижды лоб, схватила палку, выскочила из своего угла и давай ту кошку охаживать!
Наталья взмахнула рукой, глаза ее грозно сверкнули, как будто не Анна, а она сама сражалась с проклятой ведьмой. Карина вздрогнула:
- Ну а дальше-то что было?
- Что дальше было? Кинулась змеюка бежать! Прыг через плетень – только ее и видели!
- Да может это и правда совпадение, - как бы усомнилась Карина, чтобы подзадорить мать и выведать еще что-нибудь. – Подумаешь невидаль! Я вот читала, в научном журнале, между прочим, - слегка приврала она, - что точно так же уж приспособился молоко пить, а хозяйка, наверное, тоже на ведьму грешила.
- Я ей про Фому, а она мне про Ерему, - рассердилась Наталья. – Да у нее, ведьмы проклятой, говорят даже уши свиные…
- Ну это уж точно враки! - возмутилась Карина –кому признаваться охота, что муж ей по собственной воле изменил, вот и нашли козла отпущения – бабу Дуню.
- Ишь ты, какая умная, - обиделась Наталья - разговор задел ее за живое. – Сколько лет на свете живу, а о других козлах что-то не слыхала.
Вдруг, спохватившись, она прикусила язык, подозрительно посмотрела на дочь и строго предупредила:
- Не ходи к ней - сраму не оберешься! К этой ведьме только засидевшиеся невесты да гулящие бабы таскаются.

Глава III. Знакомство с блудиловской ведьмой.
У Карины в душе все пело. «Вот удача, так удача!» – ликовала она, вышагивая ранним мартовским утром по деревне, напрочь позабыв материнские наставления. Воздух, казалось, звенел от пронзительной синевы и веселого чириканья воробьев. Карина очень спешила: баба Дуня жила и вправду у черта на куличках – аж на другом конце деревни, и ей не хотелось встретить кого-нибудь из знакомых. Она вконец измучилась, выдирая ноги из жирной грязи, настоящего бедствия русской деревни, но тротуаров в Блудиловке отродясь не было, вместо них на обочинах дороги доживал последние дни серый ноздреватый снег. Но хорошее настроение не покидало девушку, и, словно в награду за ее настойчивость, грязь неожиданно закончилась, и она ступила на узенькую, чуть заметную тропинку, которая вела к дому, наполовину скрытому покосившимся забором. Два окна в голубых наличниках приветливо выглянули на девушку, и она решительно просунула голову в чуть приоткрытую калитку, стукнула щеколдой и немного подождала, потом шагнула во двор. Калитка захлопнулась. Карина, не обратив на это внимания, огляделась вокруг - чудесами особо не пахло и она заспешила к крыльцу. Однако поднявшись на последнюю ступеньку, почему-то струсила. На душе вдруг стало смутно и гадко, а ноги упорно разворачивали ее в обратную сторону. Когда мандраж немного прошел, она дернула за дверное кольцо.
- Входи, милая, входи, не заперто, - неожиданно раздался за дверью чуть дребезжащий голос.
Карина вздрогнула и вошла. К ее удивлению и даже разочарованию, ничего страшного не произошло. Вместо черных котлов с чертовым зельем, ступы с помелом, паутины в углах и летучих тварей под потолком она увидела небольшую, чисто прибранную комнату, на подоконниках пышно зеленели герани. Русская печь занимала едва ли не пол-избы. Самым примечательным был кованый сундук, в котором хозяйка, по-видимому, хранила свои колдовские причиндалы. Словом, изба «блудиловской ведьмы» ничем не отличалась от других деревенских изб, даже образа находились там, где им полагается – в красном углу, скрытые домотканым полотенцем. Пока Карина вертела головой, разглядывая жилище бабы Дуни, сверху, из-за голубенькой ситцевой занавески за ней тоже наблюдали лукавые глаза. Вдоволь насмотревшись, старушка закряхтела, заставив гостью подпрыгнуть от неожиданности, и довольная слезла с печи.
- Ну что же ты у порога встала? Проходи, Катерина, гостьей будешь, - пригласила он.
- Кариной меня зовут, - машинально поправила девушка.
- Э, нет! Кариной тебя только кличут, а имячко, которое тебе родители при рождении дали, – от бога. Ты его беречь должна, девонька, - возразила бабка.
И, удивительное дело, Карина не возразила.
- Садись-ка поскорей за стол, обедать давно пора, - засуетилась хозяйка, вся она так и светилась гостеприимством.
«Ох, не похожа она на ведьму, - расстроилась Катюша, тоскливо взирая на беленький платочек, повязанный на голове бабы Дуни на манер всех старушенций их родной деревни. - Да и с головушкой у нее не того…. Какой же обед, если утро на дворе», - но тут почувствовала такой зверский голод, что не стала больше отнекиваться. Часы, висевшие на стене, в это время начали бить полдень. Старенькие, под стать хозяйке, в потемневшем от времени футляре, они били хрипловато, с натугой. А бабка ее уже угощать принялась. На столе появились и щи, и горячие, с пылу-жару блины, а потом они чай пили, странный такой чай - то ли плакать с него хочется, то ли смеяться? Баба Дуня, похоже, все ее мысли читает:
- А я, - говорит, - в чай маленько белены добавляю. Да ты не пужайся, глупая, вишь как тебя разобрало, - увещевала она, молотя кулачком по спине поперхнувшейся гостьи. – Нашей сестре белена не страшна, даже наоборот - пользу она большую приносит, от хворей да от времени бережет, - и бабка захихикала, видя как у девушки отваливается челюсть.
- Ты, внученька, многое узнать должна, дай только время.
Тут уж Катя не вытерпела и возмутилась:
- Да какая я тебе внученька, бабуля? Ты никак и впрямь белены объелась! Я своих предков, кажется, знаю.
А бабка опять смеется:
- То-то, что кажется. Да ты не серчай на старуху, не за этим ведь шла. Да только не время сейчас. Приходи ко мне сегодня ровно в полночь, авось, что и узнаешь, - и она, легонько подталкивая Катюшу в спину, выпроводила ее за дверь.

Глава IV. Семейные тайны.
Стемнело на удивление рано. Луна упорно скрывалась за облаком, не желая даже мельком взглянуть на свои владения, лишь искорки-звезды добросовестно освещали ночное небо. Гремя подойником, вернулась из сарая мать и заперла входную дверь на железный крюк. Катя сломала голову, но так и ничего не придумала, чтобы улизнуть из дому. Без четверти двенадцать она безо всякой надежды заглянула в комнату родителей и, к своему удивлению, обнаружила их крепко спящими. Но радость тут же испарилась, а на душе опять стало неспокойно, липкий страх едва не уложил бедную девушку обратно в постель. Но тут Катюша вспомнила Максима, и уже через минуту, накинув на плечи пальтишко и умудрившись в спешке не громыхнуть крюком, вылетела на улицу.
Луна, словно дожидаясь этого момента, резво выкатила из-за облака, похожая на румяный бабкин блин, и засветила в полную силу. Замысловатые тени упали на дорогу, укрывая беглянку от любопытных взглядов. К счастью, любителей ночных приключений больше не оказалось, и Катюша благополучно добралась до заветной цели. В это время ночное светило скрылось за облаком, и Катя, внезапно ослепнув, зашарила руками по забору в поисках уже знакомой щеколды, но найти ее не могла. В эту минуту призрачный свет снова затопил все вокруг, и Катя ахнула – калитки не было и в помине.
«Чертовщина какая-то, - пробормотала она. - Я же точно помню, что утром она была здесь... тут щеколда... в том углу черемуха. Надо же, и ее нет!» Присмотревшись повнимательней, девушка вдруг с ужасом поняла, что сходит с ума: вместе с калиткой и черемухой исчезли и окна в голубых наличниках. Неужели ведьма нарочно запугивает? А может избушка, как в сказке, развернулась задом наперед? На всякий случай топнула Катюша ногой три раза и попросила: «Избушка-избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом», - и… ничего не произошло. Тут в соседнем доме свет зажгли. Вспыхнули приветливо оконца, и у Кати подкосились ноги, а душа на всех парах покатилась в пятки – избушка бабы Дуни и в самом деле развернулась задом наперед. Вдруг какая-то неведомая сила подхватила девушку, протащила вокруг дома и буквально силой втолкнула в предупредительно отрытые калитку, а затем дверь и как раз вовремя: старенькие часы захрипели и начали добросовестно бить полночь: один удар, второй, третий… Едва отзвучал двенадцатый удар, как слетело с образов полотенце, открыв темные пустые доски - иконы оказались повернутыми ликами к стене. В дверь влетела баба Дуня, голая, волосы дыбом, визжащая как поросенок под ножом, а по ее телу отменно ходил пучок свежайшей жгучей крапивы – это в марте-то месяце! – оставляя после себя багровые горящие следы.
На Катюшу снова накатил столбняк: она попыталась перекреститься, но рука, бессильно упала; попыталась вспомнить «Отче наш…», но не смогла и лишь беззвучно шевелила побелевшими губами. А крапива, отхлестав хозяйку, упала на пол, будто чья-то невидимая рука отшвырнула ее от себя. Через секунду дверь с захлопнулась. Старушка в изнеможении рухнула на стул и закатила глаза. Но не успела Катя опомниться, чтобы оказать ей хоть мало-мальскую помощь, как на бабкиных щечках заиграл яркий румянец, морщинки на теле слегка расправились, словно по ним провели не слишком горячим утюгом; вся она преобразилась, легко вскочила на ноги и упорхнула за печь, а через пару минут появилась уже прилично одетой, с неизменным платочком на голове.
- Ну, баб Дуня, ну ты даешь! – еле выдохнула Катюша. – Кто ж тебя так?
- Как кто? Известное дело – черти, - вздохнула бабка, почесав поясницу. – Как что не так сделаешь, аль перепутаешь что, так они вмиг с тебя шкуру спустят, заразы!
Тут глаза ведьмы - сомнений больше не оставалось, что это именно она - озорно сверкнули, и она объявила:
- Это тебе, Катерина, первый наиглавнейший урок будет.
Но Катя из-за переживаний, выпавших на ее долю, не нашлась, что и ответить, а бабка, словно не заметив ее смятения, уселась поудобней на стул и продолжила:
- Думаешь, не догадалась я, зачем ты утром ко мне пожаловала? Догадалась. Тут, Катерина, большого ума не надо - ко мне за другим делом и не ходят. Женишка тебе дармового захотелось. Ась? Что молчишь, аль язык проглотила? Верно, говорю?
- Верно, - буркнула Катя, и не думая отпираться.
- А любовь, девонька, насилия над собой не терпит, - голос бабы Дуни вдруг построжал – ну точь-в-точь школьная учительница отчитывает нерадивую ученицу, – подумала ли ты об этом? Вот влюбится он в тебя, а ты, на тот час себе другого женишка облюбуешь? Ладно, если он, только свою душу загубит – мне за это от хозяина благодарность выйдет, а если к конкурентке побежит лечиться, аль того хуже – в церковь пойдет каяться? Ась?
- Зачем ты мне это говоришь, баба Дуня? – удивилась Катя. – Сказала бы прямо, что не хочешь помочь.
- Хочу или не хочу – не в этом дело, - перебила бабка с досадой, – а говорю я это потому, чтобы дошло до тебя глупой, как опасно в чужую жизнь лезть.
- А что ж ты тогда свое поганое ремесло не бросишь? - съехидничала Катя.
Бабка лишь вздохнула и развела руками:
- Не могу. Нам на роду написано любовным колдовством промышлять.
- Семейный подряд что ли? – Катя и не заметила, что хихикнула совсем как баба Дуня.
- Во-во, он самый, - обрадовалась та, не заметив иронии в Катиных словах. – Только вот стара я стала, из головы, как из дырявого ведра, все вылетает, а крапива хоть и пользительна для здоровья, да боюсь, что когда-нибудь сердце не выдержит – зайдется от бою. А нашей сестре помирать нельзя, пока замены себе не подготовим, - и она многозначительно посмотрела на гостью.
У Катюши даже дух зашелся от неожиданности.
- Ты на что это намекаешь, бабуля? Уж не меня ли в ученицы прочишь? - дрожащим голосом спросила она.
- Может и тебя, - спокойно ответила ведьма, опять почесав поясницу: – Аль откажешься?
- Да неужели больше нет никого? Вон сколько ясновидящих да экстрасенсов развелось – только свистни!
Баба Дуня покачала головой и объяснила:
- Мне это ни к чему. Ученица, девонька, должна из нашего роду-племени происходить. Поняла?
- Как не понять, куда ты клонишь, - опять вскипела Катя. – Да только я никак в толк не возьму, каким боком я к вашему роду-племени отношусь?
Бабка подумала немного, помялась, повздыхала и решилась выложить главный козырь:
- Ладно, Катерина, скажу все как есть, незачем мне с тобою душой кривить. Только, чур, не перебивать. Вот ты все серчаешь на меня, а я ведь и в самом деле прабабушкой тебе довожусь. Да погоди ты, не прыгай! – прикрикнула она на девушку. – Ну чисто коза! Сколько, думаешь, я на белом свете живу? Не знаешь? Вот и я уже позабыла. Но как то раз твоя бабка Ангелина ко мне пожаловала. Ох, и знатная баба была, не чета нынешним вертихвосткам, - ведьма даже причмокнула, вспоминая былое. – Не будь на земле таких женщин – наш род давно бы угас за ненадобностью. Так вот, прицепилась она ко мне, что тот репей – вынь да положь ей сестриного мужа… Катька, не фордыбачь! – опять осадила она подпрыгнувшую гостью. – Слушай лучше, повторять не стану! Словом, пока я ей колдовала, она, шалава, с сыночком моим Кирюшей спуталась и во грех его ввела…
- Не может быть! – ахнула Катя. Вот уж никогда бы она не подумала худого о своей бабушке, царствие ей небесное. Все ее внучке в пример приводили – скромницей, говорили, была, каких свет не видывал. Вот тебе и скромница. Ай да бабуля!
- Да… вот так и стала я сначала бабушкой, а потом и прабабушкой, когда Натальюшка, мать твоя, тебя на свет произвела, – услышала Катя конец истории. – Давно я тебя поджидала, внученька, ведь ты в нашем роду последняя, - голос бабы Дуни предательски дрогнул.
- А где дед мой родной? – догадалась спросить вновь испеченная правнучка.
- Кирюша-то? Помер сердечный, уже давно, - охотно ответила растроганая ведьма и пояснила: – Мужчины в нашем роду долго не живут, если силы им особой не дано. Вот и дед твой простым мужиком оказался, - и баба Дуня смахнула с ресниц навернувшуюся слезу.
– Подумай, Катерина, неволить тебя не стану. Но знай, как бы ты от меня не бегала, как не противилась, а кровь наша колдовская рано или поздно все равно тебя ко мне приведет.
Катя даже руками всплеснула:
- Ну, какая из меня колдунья? Ничегошеньки у меня не получится!
- Получится, еще как получится, – обнадежила ее ведьма. - Я ж тебя учить стану. Вот приедешь летом на каникулы, так я тебе целый университет организую, и не фыркай на меня - смешного тут мало, как бы заплакать не пришлось. Как надумаешь – приходи ко мне в полночь, никого не бойся – никто тебя не увидит, не забудь только порог перешагнуть задом наперед и слово заветное сказать, - и она шепнула Кате на ухо волшебное слово.

Глава V. Ученица ведьмы.
Как обещала баба Дуня, так все и вышло. Приехала Катя на каникулы домой сама не своя – женила таки на себе Максима та наглая девица с третьего курса, поэтому решила Катя плюнуть на любовь, хотя бы временно, и всерьез заняться карьерой ведьмы. В первую ночь она отчаянно трусила, выбираясь из дому в непривычном положении, и, споткнувшись о порог, вместо волшебного слова «чертовамать», едва не брякнула другое, близкое по звучанию, но покрепче.
Ну а потом все покатило, как по маслу: днем она матери на ферме помогала, огород полола, на речке купалась, вечером на танцы бегала, только близко к себе деревенских парней не подпускала, а в полночь, как на крыльях, летела на другой конец деревни к бабе Дуне постигать премудрости любовной магии. Улица на тот час как будто и вправду вымирала – ни души, даже лаю собачьего не слышно. Жуть! Лишь таинственные тени кружились вокруг ученицы чертовой бабки, и луна благосклонно освещала ей путь. В эти дни, а вернее ночи, Катюша словно раздваивалась: одна ее половинка замирала от страха, отчаянно боясь и матери, и темноты, но больше всего – крапивы; вторую половинку опасность лишь возбуждала, и она, ликуя, бросалась навстречу неизвестности. Кстати сказать, баба Дуня так и не смогла объяснить, почему ее избушка упорно разворачивается задом наперед едва приближается полночь. «Видно по уставу ей так положено, - отмахнулась она, - не приставай, Катька, пиши!»
И Катя старательно писала. Две толстые тетради вместили в себя сотни заговоров, приворотов, отворотов, инструкций по приготовлению и использованию заговоренной воды и других снадобий, а также различные способы изведения соперниц. А сколько ей трав прабабка показала, силу их раскрыла, где и как собирать научила, да все приговаривала: «Смотри, Катерина, ничего не перепутай, не то быть тебе битой чертями». Жаль только, что чудес никаких не продемонстрировала: и ступы, дескать, у нее нет, и на шабаш ее не приглашают, а разговоры о кошках да о колесе огненном – сплошные враки. Но Катя тоже не лыком шита, недаром в Блудиловке выросла, возьми и спроси у наставницы про свиные уши. Ведьма покраснела, взъерошилась, даже плюнула от злости:
- До чего ж ты, Катька, невоспитанная! Где ты только сплетен таких наслушалась? Да неуж-то и впрямь веришь, что у человека могут быть свиные уши?
- Верю, баба Дуня, - храбро ответила Катя.
- Так может у меня рога есть и хвост? – не сдавалась ведьма.
- Насчет рогов – не знаю, врать не буду, а хвост может и есть, - опять не сробела настырная ученица.
Поерепенилась немного ведьма, погрозилась и поведала печальную историю:
- Ладно, твоя взяла, слушай да на ус мотай, авось пригодится. Есть у меня мазь особая, натрешься ею и в тот же миг превратишься в кого пожелаешь: хошь в кошку, хошь в колесо, а хошь в зайца. Только не в любую пору эта мазь силу имеет, а лишь после того, как солнышко зайдет. Да и мало ее осталось, совсем на донышке. Так что ты, Катерина, губу не раскатывай, представления не будет. Вот выдержишь испытание – она тебе и достанется.
Катя торопливо кивнула и попросила:
- А ты расскажи про свиные уши, все равно ведь не отстану.
- Вот ведь какая зараза! – пробурчала ведьма сердито, но продолжила: – Бойся, Катерина, мужчинам в любовном деле помогать, уж больно нетерпеливые они – все сразу хотят, да и веры в чудо у них мало. А наше дело большой веры требует. Я одному такому помогла – до сих пор каюсь. А дело было такое: приехали в нашу деревню командировочные на уборку. Один из них, видный такой, задурив всем нашим девкам головы, втюрился в жену зоотехника. А та женщина серьезная – ни в какую. Надоело ему вокруг да около ходить, пришел он ко мне. Кто ему подсказал – не знаю, но подозреваю Настасью. Я, конечно, поначалу отнекивалась, мол, знать ничего не знаю и ведать не ведаю. Так ведь он мне и дровишек наколол, и сена подбросил, и деньжат посулил, коли дело сладится – словом, купил старую дуру. Я ему все честь-честью сделала и водички заговоренной дала. А он по-своему все повернул: заявился вечером к зоотехнику с бутылкой первача. Уж не знаю, куда он воду мою лил, только набрались они так, что за столом и уснули. А я тем временем в кошку оборотилась и в дом пробралась: надо мне было три волоска из головы той бабы выдрать, чтобы колдовство завершить. Ударилась я об пол и снова человеком стала. Подкралась тихонечко к кровати и - дерг! - ее за волосы. А она вдруг как заорет! Я с перепугу-то опять об пол да не в кошку, а в свинью оборотилась, - баба Дуня подозрительно зашмыгала покрасневшим носиком, припоминая пережитый позор, - а свиньи, как тебе известно, визжать любят, вот и я завизжала. Тычусь в темноте рылом то в стол, то в стул, а хозяйка пуще меня орет. Мужики в избе вскочили, свет зажгли, хозяин за нож схватился - подумал, что гость к его супружнице полез, а я в эту пору двери вышибла и прямехонько к ним в руки угодила. Они спьяну, да сдуру игогочут: «Ого-го, свинья! Режь ее жирную на шашлыки!» - тут старушка чуть совсем не зашлась, доковыляла до бадейки, выпила залпом целый ковш воды, перевела дух и закончила: – Зарезать не зарезали, а уши отхватили. Я их в ту же ночь отыскала, да только в человеческие они больше не превратились, сколько я их волшебной мазью не натирала. Смотри уж, пусть это будет тебе вторым уроком, - и она стянула с головы платок.
У Кати заранее открылся рот, но бабкины уши оказались так себе – не совсем свиные: нижняя их часть была, как у всех нормальных людей, а вот верхняя, точно, поросячья – остренькая и со щетинкой.
- Нагляделась? Ну и будет с тебя, - и баба Дуня водрузила платок на прежнее место. - Вот и все, Катерина, что знала – все тебе рассказала и показала, мне теперь и на покой пора.
- На покой? Ты что, бабуля, помирать собралась! – перепугалась Катя. – Я так не согласна!
- Пока нет, - успокоила ее ведьма, - я ведь тебе только теорию рассказала, а силу мою волшебную в свое полное распоряжение только тогда получишь, когда три испытания выдержишь. А пока поработаешь моим заместителем.
Катя с облегчением перевела дух - она страсть как боялась покойников, да и прабабку было жалко, - и смиренно спросила:
- С чего начнем, баба Дуня?
- Для начала в образ войдешь, - и ведьма открыла свой необъятный сундук. Немного порывшись в нем, она извлекла на свет божий пеструю ситцевую юбку, кофту, платок – близнец тому, который был у нее на голове, и баночку с заветным зельем. Все это богатство она торжественно разложила перед Катей, которая обомлела от неожиданности: неужели баба Дуня и впрямь думает, что в этом наряде ее никто не признает?
- Не тряси головой, Катька, - строго предупредила ведьма. – Не дурнее тебя, чай! Дома скажешь, что в городе тебе надо побывать, насчет учебы посоветоваться, а сама утречком ко мне прибежишь, переоденешься и кремом этим рожу себе натрешь – мать родная тебя не признает.
- А ты где будешь, бабуля?
- Недалеко, внученька, - отомстила, съехидничала ведьма. – В подполе в гроб лягу, отдохну маленько. А ты смотри, меня не беспокой, я и так все увижу, все услышу.

Глава VI. Первое испытание
До чего же интересной бывает жизнь! Каких только чудес на белом свете не случается! Смотрит Катя на свое отражение в зеркале и глазам не верит – до чего ж она стала на бабу Дуню похожа. Вроде бы и старухой ее не назовешь, а все равно похожа: лицо потемнело и съежилось, от глаз лучики веселые побежали, в волосах седина пробилась, даже походка состарилась. Быстро Катя управилась с делами, будто век в бабкиной шкуре ходила. Только села она чайку испить, тут и первый клиент пожаловал. Скрипнуло жалобно крыльцо под тяжелой ногой, Катя скорее чашку в сторону отодвинула и на дверь уставилась. Та приоткрылась, и на свет божий появился мясистый нос, за ним протиснулись не менее мясистые румяные щеки и, наконец, вся дородная фигура Катиной двоюродной тетки Анфисы. Катюша чуть со стула не повалилась, а личико поспешно кончиком платка прикрыла – авось тетка не признает. И она не признала, только подивилась: сидит ведьма, словно невеста на смотринах, за платком прячется.
А пришла Анфиса к бабе Дуне по великой нужде – не было у нее больше сил терпеть горькое бабье одиночество. Остался ей от мужа-подлеца, встретившего где-то на далеком Севере настоящую любовь в лице узкоглазой самоедки, крестовой дом, пятнадцать соток огорода, прохудившийся сарай и неистребимое желание любить и быть любимой. Поэтому под тем или иным предлогом: наколоть ли дров, поправить ли забор – у нее перебывало немало уважаемых отцов семейств, только мало кто знал об этом. Холостых и бойких Анфиса боялась до смерти. Теперь к ней захаживал Иван Афанасьевич, капитан в отставке, мужчина в самом соку и с приличной пенсией. Анфиса влюбилась в него страстно, но каменной стеной между ними встала Сашенька, худосочная и интеллигентная жена Ивана Афанасьевича, которую он по-своему любил и бросать не собирался. Вот и пришлось Анфисе идти к старой ведьме, уж больно хотелось ей устроить свою судьбу с отставным капитаном. Катя тоже любила тетку, поэтому охотно согласилась помочь.
- Придешь вечерком, я тебе крем заговорный приготовлю, - наказала она тетке. - Мазнешь ему лысину, аль какое другое место, и бери его, голубчика, голыми руками.
Только та за порог, Катя по избе забегала – дело-то ответственное. Заклинание про себя прочитала, в талмуд свой для верности заглянула, а потом печь затопила, котелок с водой на плиту поставила и колдовать принялась: полетели в тот котелок и дурман-трава, и сухое крылышко летучей мыши, и тина с болота, и кусочек гадючьей шкурки, а вот последнего компонента в наличии не оказалось. Вспомнила Катя рецепт, что под бабкину диктовку в тетрадь писала, и чуть ее не стошнило. Работа хоть и немудреная, но уж больно поганая: надо пожевать лягушачью икру, склизкую и противную, чтобы смешать ее с собственной слюной. «Нет, ни за что! – содрогнулась Катя. - Уж пусть лучше меня черти выпорют, чем этой мерзостью давиться». Плюхнулась она на бабкин сундук и от злости – трах! – по нему ногой со всей силы. «Убегу! – вдруг решила она. – Убегу пока не поздно!»
- От чертей не убежишь, - раздался глухой, замогильный голос, идущий из подполья, - они тебя и на дне морском отыщут. Головой, Катька, думай! У тебя ведь окромя зубов мясорубка имеется, - голос постепенно замирал.
- Да где ж она? Где мясорубка?! – спохватившись, заорала Катя.
А голос уже чуть слышен:
- В шкапчике, на нижней полке, - и смолк.
Вечером Катя торжественно вручила клиентке баночку с зеленоватым кремом, от которого исходил несколько неприятный запах, хотя в инструкции о запахе ничего не говорилось. Вечер прошел благополучно. Катя так у стола и задремала, уморившись за день. Вдруг слышит – часы полночь бьют, а глаза открыть не может. Едва отзвучал последний удар, вмиг слетела с нее старухина одежонка, а из-за печки выскочил невесть откуда взявшийся пучок крапивы и принялся хлестать ее по ногам, по спине и по тому месту, откуда ноги растут - не дали черти девке даже глаза протереть. Мечется она по избе, а убежать не может. До того захлестали бедную, что грянулась она со всего маху на пол и услышала, как внизу в своем гробу кряхтит и ворочается ведьма, видно, и ей досталось на орехи от проворных безжалостных чертей за пособничество. В этот момент свеча, ярко горевшая в заляпанном воском подсвечнике, зачадила, затрещала, наконец, и вовсе потухла, и комната погрузилась в кромешную темноту.

Глава VII. Второе испытание.
Утро следующего дня выдалось на удивление погожим, напрочь уничтожая ночной кошмар. Солнечные лучики старательно пробирались сквозь плотно сомкнутые ресницы, пытаясь заглянуть в глаза крепко спящей девушки. Она раскинулась прямо на полу в чем мать родила. Тело ее было упругим, без малейшего следа вчерашней порки; каштановые волосы обрамляли румяное свежее лицо. Часы уже бодро хрипели восемь, а девушка и не думала просыпаться. Так дальше продолжаться не могло – в любой момент могли пожаловать клиенты, поэтому на сцене появилось новое действующее лицо, вернее черный кот, своими габаритами и наглой повадкой напоминающий скандально известного читающей публике Бегемота, неизменного спутника и помощника нечистой силы. Он запрыгнул Кате на грудь и начал так истошно мяукать, что она в испуге проснулась. В первый момент ей почудилось, что ночной кошмар продолжается, приняв сердитую морду кота за самого дьявола. Но тот, убедившись, что ученица проснулась, спрыгнул с ее груди и вскарабкался на печь. «Бабкин шпион, - догадалась Катя. – Ладно, пусть живет – вдвоем веселее».
Легкость во всем теле была необыкновенной. Подивившись и повздыхав, Катя натянула на себя бабкины шмотки, мазнула по припухшей заспанной мордашке волшебным кремом и принялась за работу. Кот, однако, признать в ней хозяйку отказался. Он быстро сожрал мясо и опять полез на печь, расцарапав до крови Катину руку, решившую приласкать неблагодарную скотину. В это время дверь без стука распахнулась. На пороге возникла ухмыляющаяся во весь рот баба с разухабистым, но весьма потрепанным видом; под ее правым глазом цвел здоровенный фингал. От бабы за версту разило вчерашним перегаром, соленым огурцом и дешевыми духами. Раннюю гостью Катя узнала сразу. Не узнать ее было просто невозможно – перед ней стояла та самая Настя, мать-героиня и секс-бомба в одном лице, весело прожигающая жизнь в родной Блудиловке.
- Здорова, баба Дуня! – жизнерадостно приветствовала она онемевшую хозяйку. – Скрипишь помаленьку, старая карга? Да ты чо на меня шары-то вылупила?– и она, развалясь на стуле, громко захохотала.
Чуть было не выложила Катя нахалке все, что о ней думает, да вовремя язык прикусила, лишь пробурчала себе под нос: «Как же, не узнаешь тебя шалаву. И какой только черт тебя ко мне принес?» Не знала Катя, что между Настей и бабой Дуней был заключен негласный договор о сотрудничестве. Дело в том, что Настя, кроме главного ее таланта – совращать мужчин, обладала еще одним, не менее ценным, а именно: собирать сплетни, а потом с мельчайшими подробностями и собственным непревзойденным по глубине осмысления комментарием делиться ими с каждым встречным. Ведьма вовремя заметила Настасьин талант и поставила его на службу любовной магии.
- Ну, баб Дуня, и смеху нынче было! Напортачила ты - будь здоров! Ославила Анфиску с Ванькой на всю деревню!
- Никого я не славила. Рехнулась ты что ли, Настасья, аль хлебнула лишку? – заотпиралась Катя. - А сама возле печи засуетилась, вроде бы дел у нее много, некогда лясы точить.
- Да сядь ты, не мельтеши, - ухмыльнулась Настя, довольная произведенным эффектом. – Что я врать буду – уж чем-чем, а этим не грешна, своими глазами все видела. Сядь, говорю, а то не буду рассказывать.
А случилось и в самом деле нехорошее. Вооружившись приворотным зельем, Анфиса в тот же вечер позвала Ивана Афанасьевича поправить плетень, развороченный проклятой свиньей. Когда плетень был восстановлен, она поднесла работнику стаканчик наливки собственного приготовления, основу которой составлял крепчайший самогон, потом – второй. Лечь в чужую постель Иван Афанасьевич ни за что бы ни согласился, если бы не наливка, обладающая чудесным свойством – валить человека с ног. Вот и бывший капитан вынужден был прилечь, потому что голова его вдруг стала чугунной, а ноги ватными. Анфиса поспешила облегчить страдания хорошему человеку: раздела его донага, уложила поудобней, не забыв втереть волшебный крем в желанное тело. Видя, что любовник совсем разомлел и уже засыпает, она довольно крепко шлепнула его ладошкой по спине и ласково прогудела: «Просыпайся, кобель ты этакий!»
В следующее мгновение Анфиса птицей взлетела на стол, и, помертвевшая от изумления, так и замерла там, поджав по-турецки ноги и крепко прижимая руки к груди. Глаза ее вылезли из орбит и тоже застыли. А вокруг стола с жалобным воем метался упитанный кобелек. Он яростно рвал зубами кисти выкладной старинной скатерти, доставшейся Анфисе от матери, пытаясь добраться до злодейки, но не мог. Когда скатерть наполовину превратилась в лохмотья, он кинулся к двери и исчез.
Что было дальше с Иваном Афанасьевичем никто доподлинно не знает. Известно лишь то, что капитан отсутствовал дома всю ночь и, вернувшись рано утром в чужой одежде, опухший и поцарапанный, ничего не смог толком объяснить. Это и понятно, ведь несчастный был обнаружен в бурьяне, под забором собственного дома, и приведен в чувство пастухом Митричем, спешащим на трудовую вахту. Однако он сжалился над соседом и одолжил ему на время штаны и рубаху, а сам тем временем уселся на его место, завернувшись в старенький плащ, размышляя, сколько бутылок первача стребовать за оказанную услугу. Наконец, решил остановиться на двух по той простой причине, что одной бутылки будет мало, а три просить стыдно.
К Анфисе вечером заявилась сама Настасья перехватить до получки. Она долго не решалась подойти к ней, пока не сообразила, что на бабу накатил столбняк. Дальше Настя действовала быстро и решительно: набрала полный рот воды и прыснула ее хозяйке прямо в лицо, а когда та начала зевать, влила ей в рот стаканчик наливки. Женщина сразу обмякла и медленно сползла со стола. Настя, ничуть не медля, поднесла еще один стаканчик, на этот раз не забыв и про себя, а потом они вместе допили всю бутылку, закусили грибочками, всплакнули каждая о своем и подрались из-за какого-то Гришки, оставившего в свое время неизгладимый след в сердце Анфисы, а вот Настя, хоть и приняла бой, но Гришку вспомнить так и не смогла – хоть вы убейте ее.
Когда гостья закончила свой рассказ, Катя только руками развела – что, мол, тут поделаешь - оплошала. Разве объяснишь кому, что лягушку не на мясорубке надо было крутить. А Настя ведьму уже за рукав теребит – невтерпеж ей свою просьбу выложить. А случилось так, что полюбила беспутная баба совсем молоденького. А он ей: «Здрасьте, теть Настя» - вот и вся любовь. А осенью в город на заработки собирается ее ненаглядный. Горько-горько стало на душе у Насти, словно ягоду-калину раскусила ненароком. Вот и решилась она, в который раз уже, прибегнуть к помощи любовной магии.
Делать нечего, пришлось Кате скрепя сердце – уж больно не лежала у нее душа к такому мазальянсу – отлить из бабкиной бутылки сто граммов приворотного зелья. На этот раз она решила воспользоваться проверенным средством, надеясь перехитрить проклятую крапиву. Но не тут-то было! Ночью она снова была бита. И как бита! То ли крапива оказалась зверски жгучей, то ли кожа еще не успела остыть после вчерашней порки, только орала Катюша что было сил, размахивала кулаками направо и налево, пытаясь зацепить обидчиков, потому что казалось ей, что шкуру с нее спускают самым что ни на есть натуральным образом. А рано утром какое-то шестое чувство привело ее к забору соседки и заставило прислушаться. Знакомый голос всхлипывал и бормотал что-то невразумительное, а змея-соседка увещевала блудницу покаяться, благо, что и церковь под боком имеется.
Слушала Катя и ушам своим не верила – вот чудеса, первый раз у Насти такой облом вышел. Недаром черти вчера так расходились – ее вина, что Настя покаяться решила и навсегда завязать с любовной магией. Но кто же просил эту дуру в сенях спать ложиться, а парень, как и положено, в открытое окно полез и угодил прямехонько в жаркие объятия Варьки и Вальки, быстро созревших дочерей тети Насти, щадя скромность которых она и удалилась из дому. Но не учла Настя, что темперамент, доставшийся дочкам от матери и отшлифованный в течение многих лет примером незадачливой родительницы, оказался куда сильнее их девичьей скромности, поэтому, когда мать, порядком продрогнув в сенях, ввалилась в избу, там уже беспечно резвилась веселая троица. Потрясение было настолько сильным, что Настя вынуждена была присесть и перевести дух; наконец, обретя дар речи, она обрушилась на дочерей с упреками. Но ни пламенная речь, ни отборная брань не принесли желаемого результата. Последнее испытанное средство – кулаки привело лишь к тому, что ей, во-первых, дали сдачи, засветив при этом второй глаз; во-вторых, жестоко оскорбили, обозвав старой клячей, и, в-третьих, торжественно уволокли свою добычу на сеновал.
Настя плакала навзрыд. До ее темного сознания вдруг дошла неопровержимая истина, что жизнь прошла пошло и гадко. Ох как гадко! А ведь сегодняшнее поражение - это только начало расплаты за все ее грехи. Упала тогда распутная баба на колени, бухнулась лбом об пол и взмолилась. Дошла, видно, горячая ее молитва до холодных небес, если настигла кара ученицу ведьмы в тот же час, да и сундук в эту ночь качался и скрипел, словно корабль, попавший в жестокую бурю, – еле вынесла старая чертовка бесовскую крапиву то ли за бесталанную ученицу, то ли за приворотное зелье, приготовленное ею еще в прошлом году и давным-давно потерявшее свою волшебную силу.

Глава VIII. Третье испытание
Слухи поползли по деревне, дурные слухи: мол, баба Дуня совсем из ума выжила, шутки шутит над доверчивыми гражданами. Решили было побить ее, да, слава богу, нашлась трезвая голова – отговорила: ведьма она или нет – на лбу у нее об этом не написано. Поди докажи! А вот если она синяки участковому предъявит, тут уж виноватым не отвертеться. Да и как деревне без бабы Дуни жить? У всякого нужда может приключиться - куда тогда бежать: к местным депутатам или Сеньке блатному? Словом, праведный гнев потихоньку остыл, и надругательства над жрицей любви не случилось. Однако идти к ней боялись. Может и была у кого нужда, но терпели, выжидали.
Так и день прошел, и второй пролетел. «Хватит с меня, - решила Катя. -Схожу-ка я на болото за пиявками». Взяла она банку, сачок и подалась через огороды, через бурьян к ближайшему болотцу. За огородами начиналась еле заметная тропинка, убегавшая к зарослям ивняка и дальше - к синеющему лесу. Между ивняком и лесом темным зеркалом блестело небольшое, но, по рассказам местных рыбаков, бездонное озерко, богатое жирными золотистыми карасями и не менее жирными черными пиявками. Когда-то оно было настоящим озером, но постепенно заболотилось, заросло камышом, но все еще продолжало радовать любителей порыбачить, которые стекались сюда ближе к вечеру. Катя об этом знала, поэтому немало удивилась, когда подошла поближе. Картина, открывшаяся ее взору, была странно знакомой, словно сошла со сказочного полотна: на противоположном берегу на фоне изумрудной зелени, сидела, пригорюнившись, сестрица Аленушка. Ее скорбная фигурка замерла на большом сером валуне, невесть откуда взявшемся в этих местах.
Катя старательно протерла глаза – уж не мерещится ли ей, но видение не исчезло. Тогда она поспешно заковыляла по берегу. Только бы успеть! Темное предчувствие не обмануло ее. В тот момент, когда она уже карабкалась на камень, Аленушка вдруг вскочила на ноги и, изящно прогнувшись, сиганула в воду – только ее и видели. Зеркальная гладь всколыхнулась и снова застыла – девушка исчезла. Катя не растерялась: во-первых, она хорошо ныряла и могла спасти утопающую; во-вторых, не знала наверняка, с кем имеет дело (согласитесь, если есть на белом свете ведьмы, то почему бы не быть русалкам?) и, в-третьих, кому хочется быть наживкой для пиявок. Короче говоря, для начала она распласталась на камне и сунула руку в воду, которая как раз наткнулась на шевелюру всплывающей утопленницы. Однако в руке у нее оказалась не русая коса красной девицы, а подозрительный ежик, напоминающий ее собственный, когда она в первый раз вышла от парикмахера. Он так и норовил выскользнуть из рук, и Кате с трудом удалось выволочь из воды беспомощную девушку. Но едва та почувствовала под ногами твердую почву, как тут же пребольно укусила свою спасительницу за руку. Взвизгнув, ученица ведьмы влепила дурехе звонкую оплеуху, и та растянулась на камне, не делая больше попыток бунтовать.
«Кого же это я спасла? – размышляла Катя, с удивлением разглядывая незнакомку. - Не девка – это точно. Сережками в ушах теперь никого не удивишь, но как быть с остальным: наманикюренные ногти, следы розовой помады на посиневших губах, а черные круги под глазами от расплывающейся туши? - Катя не вчера родилась и догадывалась, кто перед ней, но чтобы это чудо выросло в глухомани, на почти здоровой почве – в голове как-то не укладывалось. - Да нет, пожалуй, не наш, - решила она, облегченно вздохнув. – Наши вон какие бугаи, а этот хлипкий», - и она, больше не церемонясь, затрясла парнишку за плечи. Аленушка томно приподнял ресницы, но, заметив насмешливый взгляд незнакомой старухи, попытался снова их опустить. Бабка оказалась проворнее: она отогнула край промокшей насквозь рубашки и ткнула корявым пальцем в его обнаженную грудь, где блаженствовали раздувшиеся от крови пиявки. Реакция была бурной! Парень вмиг сорвал с себя всю одежонку и принялся орать. Бабка слушала его вопли с видимым наслаждением, потом спокойно оторвала пиявок от груди несчастной жертвы и опустила их в банку. - - Ладно, одевайся, придурок, - сжалилась она. - Пойдешь со мной в избу, там и покаешься. Аленушка натянул на кружевное белье штаны и послушно поплелся за старухой.
Во дворе уставшую парочку встретил сердитый, взъерошенный кот. Ему устроили нахлобучку за плохой догляд, неблагородно заманив в подпол аппетитной крысой, и теперь, разобиженный и голодный, он не подпускал их к дому, рискуя своей драгоценной шкурой. Видя, что его происки не имеют успеха, подлец забрался на крыльцо и, принялся злобно урчать, при этом на его морде ясно читалось горькое разочарование. Катерина аккуратно подцепила кота за загривок, памятуя об изодранной руке, встряхнула и опустила в пустую кадушку, накрыв сверху тяжелой крышкой. «Посидишь тут, - строго сказала она, - не то мне всю обедню испортишь».
Парнишка, как и предполагала Катя, сознался во всем. Ему давно уже хотелось поговорить с кем-то о своей тайне, но было страшно. Он никогда не считал себя особенным и верил, что бог изначально допустил грубую ошибку, поместив в мужское тело его нежную женскую душу. Поначалу она (т.е. душа) не доставляла ему особых хлопот, выпрашивая лишь куклы и бантики, потом начала наглеть и потребовала косметику и кружевное белье, а ровно год назад, окончательно созрев, захотела влюбиться. И вот все это время Аленушка сохнет от неразделенных чувств к своему лучшему другу Алеше, который о них даже не подозревает. Прогостив у друга неделю, Аленушка решил утопиться.
- Да, не повезло тебе, парень, - посочувствовала Катя. – Помогла бы я тебе, да нет таких заклинаний, которые людей одного полу друг к другу приворожить могут.
Она задумалась: «Попробовать что ли, от крапивы все равно не уйти – не простят мне черти, что спасла христианскую душу, а парнишка может и образумится, объяснившись со своим дружком…». От размышлений ее отвлек громкий стук, раздавшийся из подпола, с улицы донеслось злобное мяуканье. Возможно, Катя и отказалась бы от своей безумной затеи, если не это открытое сопротивление, и она закусила удила.
- Тише вы! – прикрикнула она на домочадцев, даже ногой топнула с досады. – Хватит, наслушалась вас. Сегодня мой день! Еще спасибо мне скажете!
Она натопила жарко баню, вымыла свою красавицу, выпарила, едва не уходив до смерти, а потом начала колдовать: натерла размякшее тело любовным кремом, готовила она его на этот раз добросовестно – согласно инструкции; потом провела специальной щеткой по ежику, придающей волосам одуряющий, но совершенно незаметный для посторонних, бабий дух, ну и слова кое-какие подсказала. Своей головой Катя рисковать все равно бы не стала, а вот головой старой ведьмы поклялась бы охотно, что в этот раз все пройдет без сучка и задоринки.
Но, как говорят в народе: доверяй, но проверяй, и Катюша решила сама убедиться в эффективности своих чар. Еле дождавшись захода солнца, она достала из сундука заветную баночку, разделась донага и быстро намазалась с ног до головы. Раз! И на стол прыгнула кошечка с зелеными глазами. Выгибая спинку, она самодовольно замурлыкала, разглядывая свое отражение в самоваре. «Сила! – решила она. – Вот только морда лысоватая получилась - будто не хватает чего». На печи презрительно фыркнули и были абсолютно правы, потому что безусых котов, равно как и кошек, на свете не бывает. Катя немного расстроилась, но виду не подала, лихо спрыгнула со стола, и бросилась вон из избы. Она быстро достигла цели и забралась на нижнюю ветку клена, под которой ворковала интересующая ее парочка.
Дело шло на лад. Парни, склонив головы друг к другу, о чем-то шептались; рука Алеши нежно ласкала несуществующие кудри на затылке друга, и Аленушка выглядел совершенно счастливым. Катя-кошка облегченно вздохнула – одно испытание она выдержала. И какое испытание - это же настоящая революция в любовной магии! Она размечаталась: вот ее награждают персональной ступой, вот приглашают на международный шабаш, где уговаривают стать главной ведьмой, обещая отменить ненавистную крапиву, вот Максим … и не заметила, что прикатила беда. Ахнуть не успела, как насел на нее худющий, цепкий, дурно пахнущий бродячий кот, радуясь нечаянно нагрянувшей любви, и уж никак не мог ожидать он, что кошечка, источающая любовные ароматы, окажет такое сопротивление и с дикими воплями свалится прямо на головы людей, сидящих под деревом. От испуга кот взревел, инстинкт самосохранения, помогающий ему выжить в суровой бродячей жизни, бешено заработал, и он, разодрав когтями здоровенному парню всю грудь, умчался прочь, победно вскрикивая.
Боль, как известно, враг любого колдовства. Вмиг слетели с Алеши любовные чары, и он непонимающе уставился на Аленушку, потом покраснел до ушей, ухватил опешившего друга за воротник и потащил в дом. Там вручил бедолаге его пожитки и отправил восвояси. На обратном пути он крепко выругался, потому что едва не наступил на кошку, лежавшую поперек дорожки, но не пнул ее – животных Алеша любил и зря не обижал.

Заключение. В сетях любовной магии
Не помнила Катя, как добралась до бабкиной избы. Как партизан перенесла жесточайшую порку крапивой – так переживала неудачу. Очнулась она в тот миг, когда отлетел с грохотом к стене тяжеленный сундук, а из подпола выскочила разъяренная ведьма. Страшная, обожженная крапивой, она принялась гоняться за ученицей по всей избе. Глаза старухи яростно горели, а зубы щелкали от злости. Кот тоже проявил в этом марафоне завидное рвение, видимо, выслуживаясь перед чертовкой, и Катя едва не обломала себе ноги, перепрыгивая через его широкую спину. Словом, уютная избушка вмиг превратилась в жуткий колдовской вертеп, и Катя, перетрусив насмерть, пулей вылетела в двери и, не передохнув ни разу, чесала до самого дому. Хотела было в дверь ломиться, да вовремя опомнилась. Пока она топталась у крыльца, соображая, куда податься дальше, в ушах вдруг возник странный звук, будто кто радио настраивал. Пошипело, похрипело, и, наконец, она разобрала несколько слов: «Ровно через год … в полночь … семейный подряд … никуда не денешься … мяу-у!»
«Какой же это семейный подряд? – возмутилась Катя. - Да это мафия настоящая!» - и, заткнув уши, полезла на сеновал. Пусть другую дуру ищет старая ведьма, а ее от всей этой чертовщины уже тошнит. Да пусть она в старых девках умрет, но с бабой Дуней больше не свяжется. Подняла Катя руку, чтобы перекреститься, но не смогла: то ли кровь в ней заговорила колдовская, беспокойная, то ли неудовлетворенное честолюбие взыграло, то ли поруганная семейная честь к отмщению взывала. Разобраться в этой разноголосице она уже не успела, потому что крепко спала, подложив кулачок под разгоравшуюся ярким здоровым румянцем щеку, и снился ей могучий красавец Алеша, предлагающий не только руку с обручальным кольцом на безымянном пальце, но и свое горячее любящее сердце, а на заборе сидел, свесив босые грязные ноги, ободранный и дурно пахнущий Максим и почему-то тоскливо мяукал.