Кунька

КУНЬКА

Конец «атомного века», лихие 90-е годы вскоре после второго распада российской Империи.
Со звонком на перерыв, Саша Панченко выбегает на улицу, направляясь на Благовещенский рынок – там самые дешевые продукты в городе. Нужно спешить, чтобы дойти туда, поторговавшись с продавцами, купить картошку, лук, брусок сала и вернуться обратно, не опоздав на службу. Но это не вопрос – главное его организация «на плаву» и зарплату, хоть и с задержкой, выплачивают частично деньгами, а остальная сумма погашается сахаром и мукой, расфасованными в мешках. Этот товар был ликвидный, - еда нужна всем людям, - а время и энергию на реализацию бартера затрачивал конкретный служащий, знающий, что в других организациях дела шли еще хуже. В то время казалось – вот-вот и свободные люди в свободной Украине заживут «без гнева и печали на благо всей Земли…», и, преодолевая временные трудности, победят разруху, совершенно забыв предупреждение М.Булгакова, в период первого распада Империи, что разруха гнездится в головах, а это надолго.
На пути через площадь ему встречается сумасшедшая нищенка, которая прижилась в центре города, – здесь больше подают, - а где она обретается, Бог ее знает. Со злым выражением лица, ни к кому не обращаясь, она грязно ругает, ушедшего в небытие, первого и последнего президента СССР. Еще бы! Жертва коммунистической идеологии, она всю жизнь ждала «щедрот от вождя», а он исчез неведомо куда оставив после себя целую ораву, таких как он, «царьков» – вот голова и не выдержала. И тяжело смотреть на ее худое почерневшее лицо, рваный ватник, грязный головной платок и разбитые китайские сапоги.
Конец февраля, слякотно, по оттаявшим асфальтовым дорожкам, по проезжей части улиц течет вода, и спешащие автомобили забрызгивают грязью блекло-серые сугробы снега, залегающие по обочинам дорог. Спускаясь к реке по покровскому каскаду, Саша любуется комплексом старинного монастыря, построенного еще гетманом Мазепой, думая о людях древности, живших на этой благословенной земле, которые приходили сюда за счастьем, но все уже прошли и скрылись навсегда. Прилегающий к обители сквер, своей буйной зеленью и зеркальными струями льющейся по каменным ступеням воды, очень красив летом, а сейчас зимой акации, кусты сирени и мокрые скамейки, такие озябшие и беспомощные, словно обездоленные люди. Позади, на Университетской горке, безмолвным призраком виднелась колокольня Успенского собора, едва просвечивая золотой маковкой в серой пелене тумана. Зима выдалась сырой, холодной, а Саша одет не по сезону в старое изношенное пальто, но денег на теплую куртку нет. Что делать? Придется ждать весну, а она обязательно придет в родной город. Переходя мост, по которому сновали такие как он, обремененные житейскими заботами горожане, Саша видит впереди себя парня, который разговаривал, как ему показалось, сам собой. «Господи, - подумал Саша, - еще один безумец!» Правда, парень был одет прилично, а на боку у него болтался фотоаппарат в футляре и когда Панченко его обогнал, все прояснилось. Это был уличный фотограф, а из-под его куртки выглядывало страдальческое личико маленькой обезьянки, которую он подбадривал ласковыми словами. Обезьянка дрожала и всем телом прижималась к груди своего «работодателя», а в глазах ее была печаль всего свободолюбивого древнего племени человекообразных. А парень все говорил:
- Кунька! Мы с тобой хорошо поработали, а сейчас в теплом кафе отлично перекусим. Я тебе банан куплю и еще горячего вкусного кофе. С сахаром!

Лутай Г.А., Харьков, февраль 1994 г.