После кончины бабушки, Валерия так и не смогла прийти в нормальное состояние. Ей казалось, что с бабушкой ушла и её жизнь. Сколько она себя помнит, бабушка для неё была светлым окном в мир бессмертной красоты, радости и счастья. Теперь это окно занавешено непроницаемым черным сукном. Вокруг стало темно и зябко. Хотя родителей она тоже безмерно любила. Но они для неё были всего лишь ажурными шторами по бокам этого окна. Они всегда были заняты, и почти не оставалось времени для дочери. Всё её воспитание возложили на мать.
Мать по профессии была искусствоведом. До пенсии работала в музее изобразительных искусств. Принадлежала к той части интеллигенции, для которой духовная культура со всеми её ценностями определяет суть достоинства человеческой личности. Она стойко защищала свои убеждения даже, кода по полгода ей не платили зарплату, а сын с двумя высшими образованиями и невестка с Красным дипломом мотались по турциям с мешками, дабы поддержать семью и не дать пропасть ей от нищеты. И когда воспитание любимой внучки полностью вошло в её обязанности, она решила посвятить ей всю свою оставшуюся жизнь. Сначала пыталась обнаружить у девочки признаки музыкального таланта. Даже приобрели пианино. Но у неё, оказалось, отсутствует музыкальный слух. К рисованию тоже не было способностей. Но бабушка не отчаялась. Согласно своих убеждений, стала лепить из неё собственное произведение.
С ранних лет водила девочку по музеям, учила понимать произведения искусства,живопись. Большое внимание уделяла художественной литературе. В раннем детстве – Русские народные сказки, сказки датского писателя Ханса Андерсена. Позже – классической и достойного уровня литературе. Но особенно, много времени уделяла классической музыке, записанной на магнитофонную плёнку, которой у неё было несчётное количество – от Шостаковича до Генделя. Она утверждала: « Ничто так не способствует формированию утончённых человеческих чувств, как классическая музыка.» Много рассказывала интересных историй об искусстве, древнегреческой культуре с её богатой и красивой мифологией. Рассказывала удивительные истории из жизни великих художников, поэтов, музыкантов.
.
Ненавязчивый, мягкий, бархатный, но поставленный голос бабушки с её рассказами оплетал душу подрастающей внучки тонкой, нежной паутиной и растворялся в её глубине. Устраивая сеансы симфонической музыки, объясняла тонкости её понимания. Сначала внучка морщилась, крутила головой, но бабушка была настойчива. В результате со временем любимыми композиторами Валерии стали Бах, Моцарт, Шопен, Рахманинов, особенно, Чайковский. А однажды бабушка включила музыку, которую раньше Валерии не слышала. Это был красивый, светлый вальс. Он захватил её всю – до последнего ноготочка. Ей хотелось взлететь и кружиться пушинкой в круговороте бесконечного радужного счастья. Так, этот вальс и остался в её душе рядом с другими прекрасными произведениями. И после, она не раз просила бабушку включить его. Бабушка потом поведала, что этот вальс принадлежит советскому композитору Евгению Дога, и называется он «Вальс облаков.»
Рок-музыку, поп-музыку бабушка называла искусством духовной и эстетической деградации. Телевизор тоже не любила. Называла его грязным, кровавым самосвалом, груженным сериальной глупостью.
С первого класса Валерия была круглой отличницей. Теперь, в старших классах тянула на золотую медаль. И уже решила стать искусствоведом, как и бабушка.
Хорошо сложена.Стройная. Всегда - с поднятой головой и аккуратно, заплетённой длинной, русой косой, которую носила через плечо, впереди, свисающей до пояса. Круглолицая, Большие карие глаза всегда светились ясной, чистой и какой-то нежной внутренней теплотой, отражая чуть заметную улыбку.
Из-за увлечения классической музыкой и критическим отношением к современной поп-музыке в школе её считали белой вороной, и дали прозвище Квасика – от слова классика.
Как-то, одна из девушек, симпатизирующей ей в классе, пригласила на дискотеку.
Сначала Валерия отказывалась, но потом согласилась. Ради любопытства. И она до глубины души потрясла Валерию. Хотя подобное она уже видела по телевизору. Но тут представилось всё в живом виде. Под усилительные, громыхающие звуки рок-музыки, словно какое-то обезумевшее дикое стадо с надрывным многоголосьем прыгало, толкалось, визжало в полумрачной тесноте, пропитанной удушливым потом в смеси с парами алкогольных напитков, ядом табака. Вдруг подскочил к ней паренёк, весь взмыленный, на распашку и с одышкой, перекрывая шум зала, прокричал:
- Ну, чо ты зажалась тут с таким прелестным хмурилом? Пошли лучше царапнём пол, подвигаем, лапатилами. Валерия измеряла его брезгливым взглядом и, также прокричав, ответила:
- Извини, Царапило, подвигай без меня своими лапотилами!- Резко оттолкнула его от себя и, пробиваясь сквозь это увеселительное безумие, выскочила на улицу..
Не могла она привыкнуть и к развязному, а часто и наглому поведению учеников в школе. Не обращая внимание на преподавателей, в голос разговаривают между собой, Или, закинув ноги на парту и, заткнув уши пробками плеера, что-то бубня про себя, раскачиваться из стороны в сторону. На замечание учителя, усмехаясь, через губу отвечали: «Я свободный человек, Чо хочу, то и делаю».Мальчишки часто приходят в школу с бутылками пива и распивают вместе с девчонками. На переменах курят прямо в классе. Девчонки не отстают от мальчишек и тоже смалят, не оглядываясь по сторонам. А иногда во время урока даже могут затеять драку, не поделив какого-нибудь мальчишку. А было и такое. Одна из девчонок во время перемены разделась до трусиков, вскочила на парту и, демонстрируя татуировки вокруг пупка на животе и на лопатке, стала выделывать всевозможные вызывающие движения. Прозвенел звонок, Вошла учительница и остолбенела в растерянности. Ученики подняли её на смех: «Чо вы испугались? Это же элементарный классный стриптиз! Ха-ха-ха…»
Всем этим Валерия делилась с бабушкой. Та хмурила брови и, помолчав, прижимала внучку к себе, говорила:" Девочка моя, в это развращение молодёжи, без сомнения, вкладываются огромные деньги, чтобы отвлечь её от жизненных проблем и парализовать их способности самостоятольно мыслить. Для этого и представляется широкая возможность развитию извращённого, пошлого, приземлённого искусства, бульварной литературы и прочих психологически-разрушительных средств , сделать из неё тупоголовую, управляемую массу!..» И вот, бабушки не стало. Родители как всегда были заняты своей работой, Да она с ними никогда и не делилась своими чувствами, переживаниями, не смотря, что любила их. И теперь осталась одна, в своём глубоком внутреннем одиночестве, жизнь потеряла всякий смысл, превратилась в мрачную пустыню.
Все звуки. голоса людей, раздражали её до крайности. Хотелось бежать - неизвестно куда. Стала пропускать уроки, закрывалась в своей комнате и часами бездумно лежала на кровати или заливалась пустыми слезами. Особенно, не могла найти себе места, когда с нижнего этажа надрывалось что-то безголосое в сопровождение какого-то гудения и однообразно- ритмичных ударов, как в крышку пустой бочки, будто забивали в её сердце ржавый гвоздь. Она вскакивала, закрывала уши руками и бегала по комнате, готовая броситься на стену и разбить себе голову. И теперь всё чаще её одолевала мысль – покончить с этой мучительной, истязающей жизнью. И если раньше, когда слышала, что кто-то это сделал, ей казалось чем-то ужасным, непостижимым уму, то теперь казалось, что это так просто, и ничего в этом ужасного нет. Раз, два и- готово.Все муки останутся позади.
Так, изо дня в день вынашивала эту мысль и всё чаще поглядывала на окно. В последний момент вспомнила о родителях. Особенно. ей было жаль маму. Сможет ли она такое пережить?! И заплакала. Затем вытерла слёзы, села к столу и написала записку, в которой просила прощение и чтобы не очень переживали. Но жить так она больше не может. Оставив записку на столе, встала, решительно поднялась на подоконник, распахнула настежь окно и глянула вниз, где, стоявшие во дворе машины казались величиной со спичечную коробку, а люди – с кузнечиков. Потом подняла голову вверх, оглядела чистую небесную синеву с редкими,плывущими, пушистыми облаками. затем еще раз глянула вниз, закрыла глаза и,глотнув воздуха, приготовилась.В это время с верхнего этажа до неё донеслись, едва уловимые аккорды рояля и тут же, словно боясь вспугнуть, сидящего на цветке мотылька, присоединяется нежное осторожное дыхание флейты, а следом за ним, точно легкий ветерок, врывается скрипичный ансамбль.
Валерия замерла, невольно вслушиваясь в это неожиданное, но до боли родное музыкальное вступление. У неё сжалось сердце и так защемило, что перехватило дыхание, будто на него навалился тяжёлый камень и перекрыл воздух. А музыка всё уверенней и громче неслась с верху и окутывала её своим светлым, мелодичным звучанием, проникая во все клеточки её измученной души. И тут внутри у неё что-то оборвалось, распахнулось, и будто ворвался яркий луч света, озарив её всю из нутрии, и ей стало легко и свободно, будто освободилась от чего-то тяжелого, страшного, непоправимого. Из глаз потоком хлынули слёзы, точно вырвавшиеся из под темной скалы на свет и ручьями покатились по её бледным осунувшимся щекам.
Недоброе предчувствие матери заставило её пораньше вернуться домой. И когда вошла в комнату, и увидела дочь, стоявшую у самого края распахнутого окна, испуганно вскрикнула:
- Лерочка, ты что там делаешь?!
Валерия повернулась - вся в слезах, тут же, соскочила с подоконника и бросилась матери на грудь
- Какое счастье, мамочка, милая! Какое счастье! – сквозь рыдания повторяла она, заливаясь слезами и обнимая мать.- Прости меня, мамочка! Я дура! Сумасшедшая! Как хорошо, что вы у меня есть с папой! Как я счастлива!… Мать всё поняла. Прижимая к себе дочь и, целуя её мокрые щеки, сама заливалась слезами, повторяя:
- Всё хорошо, доченька, всё хорошо! Успокойся, родная...
Но дочь не слышала мать. Она была вся во власти лучезарно-сверкающих звуков. Будто они держали её в своих крепких объятиях,и охваченную их неистовым вихрем, уносили всё дальше, в необъятное,волшебное пространство, усеянное яркими цветами, пестрящихся в лучах ослепительно сияющего, жизнерадостного солнца. Прижавшись к груди матери и, глотая слёзы,она плакала навзрыд и смеялась от счастья...