Высотка.

...Они сидели в окопе на небольшой, но очень много значившей высотке у железнодорожной станции.
Начавшийся утром и продлившийся почти до обеда бой стих, сник, как сдутый воздушный шарик, но их боевая задача предусматривала удержание этой высотки до опдхода основных сил, а это ожидалось не ранее двух часов дня.
Было холодно, пронизывающий ветер гнал мелкий колючий снег, сыпал им с размаху в лица бойцов, от чего горели щеки и приходилось щурить глаза, "прикипевшие" к целикам автоматов, пулеметов и снайперских винтовок Драгунова.
Бойцы натягивали повыше на лица шарфы, плотнее затягивали капюшоны маск-халатов, а командир Егор Андреевич Клинов, носивший позывной "Багор", ворчал: "Каклы даже не кроются - вон, за "зеленкой" ИХ "бардак", вон два танка ворочают башнями - молить, что ли, боженьку, чтоб они нас оттуда не видели так же, как мы их?
А если увидят - чтоб у той роты, что сюда придет было что потяжелее АГСов...
К;стати...".
Командир, отведя от глаз обмотанный белой тканью бинокль, повернул голову, поискал глазами кого-то среди сидящих в окопе своих бойцов и негромко - но так, что было слышно всем, спросил: "Барсик, ты сколько "улиток" снарядил?".
Тот, к кому обращались, не поворачивая головы, ответил: "Пять. Я ж тоже не осьминог... И еще у Берега три...".
Командир помолчал, снова приставил к глазам бинокль, затем, через минуту, вновь, отвел и произнес: "Мало это, или много? Если вовремя наши подойдут, то нормально. А если, как в прошлый раз, у Кэнона мотолыга замерзнет, то тогда, конечно, мало... И тогда придется экономить ВОГи...
Берег!! Как твой АГС, не напортачит, как в прошлый раз - сбой за сбоем?".
Берег, сидевший в окопе на правом фланге их отряда, на некотором отшибе от остальных, помотал головой, выпустил клуб пара изо рта и ответил: "Не, батя. Мне Азот замок перебрал, теперь нормалды...".
Командир сказал: "Хорошо. Ты только паруй меньше, когда хлебальник открываешь... И учти, что зима, смазка густенеет. Так что иногда хоть ладони прикладывай, грей своего железного друга...".
Тот коротко ответил: "Яволь.".
Затем командир снова повернул голову - так, как делал это всегда - неторопливо, плавным движением, что никак не вязалось с его крепким, несколько даже топорным телосложением и спросил: "Пират, ты как? Уверен, что не сдрейфишь, бой-то для тебя первый?"
Пират, раненный в начале войны и провалявшийся долгое время в госпитале, раньше служил в другой роте, но та теперь была далеко, его, примкнувшего к бойцам ВСН серба, определили в роту Багра.
На это задание командир отобрал добровольцев.
Он никак не ожидал, что Пират вызовется идти с ними.
Но Пират пошел...
Сейчас Пират заботливо и тщательно поправлял белую тряпицу на ствольной коробке своего АКМ. Услышав вопрос командира, он подумал, затем повернул к командиру смуглое свое лицо, весело улыбнулся и ответил: "Нет, командир... Не подведу. Если я подведу, то ты можешь меня пристрелить тут, как негодного пса...".
Командир произнес: "Ладно, ладно... Не принижай себя... Я твое личное дело, знаешь ли, читал... ".
Разговуор затих.
Командир снова приставил к глазам бинокль.
Он отлично видел, как по дороге вдалеке, в стороне от "зеленки", в которой расположился враг, закручивая вокруг себя снежное облако, движутся две БМП и танк.
Но чьи они были?
этого он с такого расстояния и сквозь снежное облако видеть не мог...
А в "зеленке" у укров поднимался дым над заглубленной в небольшой капонир полевой кухней, из окопа у этой кухни торчали затылки вражеских бойцов и понятно было, что те сейчас усиленно работают ложками, наворачивая свежую жратву...
Командир произнес в уме: "Ничего, вылезете на нас - свинцового перца откушаете...".
Затем услышал голос одного из бойцов, носившего позывной "Курган".
Курган, глядя в прицел своей СВД, приклад которой был изрезан насечками-отметками о скошенных его пулями врагах. сказал: "В "Зеленке", метрах в двадцати левее основного становища, устраивается на дереве корректировщик, тянет провод какой-то к себе... "Снять", может?".
Багор. поведя биноклем в указанном направлении и рассмотрев, действительно, похожего на неуклюжего белого паука, корректировцика, лезшего на дерево и тянувшего за собой тонкий черный кабель, ответил: "Боже збавь... Ты сейчас его щелкнешь - с тебя станется... И они начнут бошками крутить, высматривая, кто его "снял". Не видят тебя? Сиди и грей свою ружбайку... Попрут - отработаешь..."
Курган понимающе кивнул.
Разговор снова стих.
Командир продолжал медленно, плавно, водить биноклем, опустив его ниже. так, чтобы внимательно рассмотреть сам вражеский окоп, полу-скрытый наваленными корявыми ветвями - ломанным сухостоем с прошлогодними листьями, похожими отсюда на мелко изрезанные ошметки камуфляжа.
Он увидел все, что его интересовало - отблескивавшую матовой зеленой краской трубу миномета, еще один - подальше по окопу; там же, за валежником, поднимался вертикально вверх тонкий черный прут антенны рации, раз или два мелькнула чья-то голова в таком же белом капюшоне поверх армейской ушанки...
Затем он снова перевел бинокль левее и выше, на дорогу.
неизвестная бронегруппа красиво, по-каваллерийски, в облаке снежных искр, поворачивала в сторону "зеленки", одновременно перестраиваясь в строй фронта.
Становилось понятно, что бронегруппа пришла в помощь врагу.
Багор снова повернулся, сказал: "Барсик, ты, как дам команду, бей вон туда, влево, там минометы у них и, по-видимому, рация.".
Затем добавил, обращаясь уже к другому АГСчику: "Берег, ты накрываешь "бардак"... и далее - по окопу бьешь, чтоб те голов поднять не могли.".
Он раздал эти два кратких распоряжения и снова умолк, приставив к глазам бинокль.
Увидел, как из окопа поднялся укр в маск-халате с нацепленными на него кусками сухих веток.
Он стоял во весь рост и рукой держал что-то... Что-то похожее на уродливый белый крест...
Одновременно до уха командира долетело противное, набирающее силу жужжание - и, вдруг, это "что-то" начало подниматься над рукой укра.
И командир, не отводя бинокля от глаз. скомандовал - резко, громче, чем обычно: "Пригнулись!! Каклы "трактор" подняли!!" - и тут же сам склонился над краем окопа, подставляя "взору" БПЛА лишь белую поверхность капюшона маск-халата, сливавшуюся с белым снегом.
Его примеру последовали остальные...
Несколько минут они стояли, почти уткнув лица в снег - за это время командир глазами пересчитал несколько "Мух", лежащих в окопе у его ног и гранаты в стоящем рядом ящике. За это же время вражеский БПЛАь успел приблизиться, надсадно жужжа четырмя пропеллерами, сделал над ними круг и начал удаляться.
Они подняли головы - и "батя" снова приставил к глазам оптический прибор.
Бронегруппа - две БМП и танк - уже были совсем близко, они заезжали в "зеленку", ломая тонкие промерзшие стволы деревьев.
Дальше, на дороге, пылило поднимаемыми снежными вихрями еще что-то... Он попробовал рассмотреть, что это было, попробовал навести резкость на бинокле, но все было без толку - расстояние было слишком велико. Он решил подожэдать, пока та колонна подойдет ближе...
В ожидании прошло пять минут, десять, двенадцать...
Наконец, он смог разглядеть едущие по дороге машины - два тентованных "Урала", два "Града", ЗУшку и БМП.
Вот это, с большой вероятностью, уже были "свои".
Багор произнес - так, чтобы слышали все бойцы его отряда: "Ну вот, наши подходят. Судя по всему, сейчас будут крыть.... Конечно, каклы их упредят.... И вот тут мы и вступим... Так что, приготовьтесь, чудо-богатыри!!".
И точно - спустя две минуты он увидел, как "Грады", пятясь, съезжают в поле и как БМП, поддав газу, отрывается от колонны.
Она еще летела вперед, когда ударили сразу два танка из "зеленки" - один из снарядов разорвался за кормой "бэхи", другой далеко перелетел в поле...
Командир подумал о том, что, конечно, осколки снарядов сейчас могли долететь до "бэхи" и что хорошо, что на ее броне не было десанта.
Пока он об этом думал, БМП остановилась, проворно повернула башню и с филигранной точностью, сразу без перелетов и недолетов, влепила штук пять тридцати-миллиметровых своих снарядов в крайний танк, попав в борт и моторный отсек. Танк сразу задымил тонкими черными дымками, которые быстро слились в одну, налились еще более густой чернотой, потянули за собой языки пламени...
В ответ, выползая из зеленки, захлопала пушкой вражеская БМП - но "своя" "бэха" уже тронулась с места, проехала вперед, повернулась, подставляя под удар только узкий низкий нос.
Командир Багор знал, что сейчас в ее корме открываются двустворчатые дверцы и оттуда высыпаются семь человек с РПГ, а то и со "Шмелями"...
Одновременно он увидел, как зашевелилась еще одна вражеская БМП...
Теперь он отдал команду: "Барскк, Берег, Курган - работаем!!"
В гремящем, хлопающем, лязгающем шуме боя незачем уже было соблюдать тишину - и вот уже, крякнув от души и крича "Аллах акбар!!" отчаянно-весело-дурным голосом, запустил свою "шарманку" Барсик, ВОГи с резкими хлопками стали рваться над минометными "гнездами", срезанный осколком, упал прут антенны рации, затем здорово ухнуло в окопе рядом с минометом, выбросив оттуда сноп огня и тучу сизо-черного дыма.
На другом фланге запустил свой АГС Берег - и начал веером класть по головам каклов...
В ответ в их сторону с отрывистым, "лающим" "Гах!!" ударил танк, затем еще один - один из снарядов упал в пяти метрах от окопа, левее места, где находился Барсик - и его АГС замолчал, зато командир услышал матерный ор только-вошедшего в раж АГСчика: "А-а-а, черт дери, п..ец малышке!! Ну, погодите, ща я вам дам!!!".
Барсик метнулся сюда, где стоял с биноклем Багор, взял сразу две "Мухи" и так же точно, молнией, метнулся на свое место.
И вот уже - "Хлоп!! Ш-шу-у-у-у-у... Бах!!" - отработала одна "Муха" - пламя, словно, кисель, потекло, расползаясь, по броне вражеского танка, проливаясь в двигательный отсек... Танк зачадил...
В самое это время из-за пелены черных дымов, уже закрывших от взгляда все то, чтго делалось за "зеленкой", издали, послышалось давно уже знакомое и даже приевшееся "Бах!! Ш-шух-х-х... Бах!! Ш-ш-шух-х-х... Бах!! Ш-ш-шух-х-х!!" - заработали "Грады" - и командир, инстинктивно махнув рукой по направлению к земле, увидел, как его солдаты ныряют в окоп.
Затем присел в окопе сам, пригнул голову - и тут же земля задрожала под ногами, с краев окопа посыпались комья промерзлой земли, загрохотало, загудело совсем рядом...
"Грады" выпустили два десятка ракет - а следом за ними затрещала ЗУшка, поливая из двух стволов вражеский окоп.
Но там еще оставался, видимо, уцелевшим один танк - и он, ломая "зеленку", выдвинулся в сторону отряда, "державшего" эту неприметную, но очень важную высотку, плюясь длинными очередями из пулеметов, посылая в сторону бойцов ВСН тяжелые свои болванки...
Два осколочно-фугасных снаряда разорвалось почти на гребне, за спинами бойцов - но в тот момент они еще сидели в окопе и почувствовали только, как несколько горячих осклков влетели в окоп - кто-то приглушенно что-то прошипел, как шипяще вскрикивает обжегшийся человек, кто-то матернулся...
Танк, лязгая, полез на высотку, продолжая стрелять из пулеметов; последовал еще один выстрел из орудия...
И тогда на правом фланге, значительно правее танка, поднялся в окопе Берег с "Мухой" в руках, послал реактивную гранату в борт танку...
Все слилось в одно - торжествующий мат Берега, хлопок взорвавшегося пакета активной брони, грохот разрыва гранаты, лязг, звон...
И танк, остервенело взревев мотором, вдруг, заглох - не было смысла напрягать двигатель, когда боевая машина "разулась", переехав собственную разорванную гусеницу.
Теперь поднялся в окопе еще один боец, носивший позывной "Шквал" - и швырнул несколько гранат, целясь в заднюю часть танка.
Он не промахнулся - и, вслед за несколькими звучными хлопками, разом выхлестнули из-под крышки моторного отсека танка языки огня и черный удушливый дым пополз на окоп...
В корпусе Т-72,застывшего в десятке метров от их окопа, начали открываться люки - экипаж пытался покинуть боевую машину.
Полуоглушенные, какие-то неуклюжие, танкисты полезли из люков.
По ним не стреляли - их валили в снег, подминали под себя вышедшие из окопов бойцы, скручивали, утаскивали в окоп...
Со стороны дороги продолжала "работать" ЗУшка, веером поливая вражескую позицию, а к ним уже неслись два "Урала", неслись под самую высотку...
Неожиданно откуда-то с правого фланга, из-за спин, с тяжелым "Ух!!!" ударили два орудия, над их головами проревели в воздухе снаряды и разорвались со страшным грохотом - один перелетел, достав почти до "зеленки", другой поднял столб земли и дыма перед "Уралом", подъезжавшим к горушке...
Багор распорядился: "Пират, слазь на гребешок, доложи обстановку!! ".
Серб, не тратя времени, полез по обмерзшему снегу на горушку...
И через минуту, под очередной "Ух!!". словно, сорвавшись с вылизанного ветром склона горушки, раскинув руки, съехал в окоп, крича в движении: "САУ!! САУ там!! Две "Гвоздик"!!!".
Командир матернулся вслух: "(Пи-и-и!!!) откуда они там?!" - и тут же снял с пояса рацию, включил, заговорил в динамик, срываясь на крик, потому, чо вражеские САУ продолжали "работать", обкладывая их окоп тяжелыми болванками, которые рвались с оглушительным грохотом: "Бивень, я Багор!! Бивень, я Багор!! У меня за спиной, на правом фланге - две "Гвоздики" каклов, отработай, пожалуйста, туда "Градами"!!! Что?!! Спасибо!!!" .
И тут же, повесив рацию обратно на пояс, заорал: "В окоп все, пригнулись!! Работает "Град"!!".
Он сделал это очень вовремя - потому, что проревело, прошелестело над окопом, буквально, через пару секунд, загрохотало там, за гребнем высотки и командир подумал: "Ну, каклы, свечку вам за упокой...".
А, как только "Грады" отстрелялись, скомандовал: "Всем подъем!! Занимаем гребень, а то из-за него нас тут и порешат!!".
И вот уже они выползли из окопа, оставляя его тем, кто уже влезал ена высотку оттуда, снизу. Поползли по гладкому промерзшему снегу на гребень...
Сразу, с гребня, открывалось пространство, только-что обработанное "Градами".
Среди еще дымящихся воронок, черными пятнами зиявших в снегу, пылали две САУ; у одной из "Гвозджик" ствол был, словно, неровно срезан на половине длины, у другой - погнут и свернут набок, в прорехи в броне лезло пламя...
Командир обвел взглядом открывшуюся ему картину и, вновь, снял с пояса рацию.
Заговорил: "Бивень, твои бойцы закрепляются в моем окопе. Я на гребне, спаленные САУ вижу, спасибо!! Прошу разрешения на разведку вражеских порядков - откуда-то ж эти САУ прилезли... Разрешаешь?".
Выслушав ответ и, видимо, удовлетворившись им, он повесил рацию обратно на пояс и скомандовал своим бойцам: "Пират, Барсик, Шквал. Бризант - за мной. Остальные держат гребень.".
И, сопровождаемый четырьмя бойцами, поднявшись в рост, пошел по направлению к дальней, с согнутым стволом. "Гвоздике", держа на изготовку снятые с предохранителей автоматы... На высоте оставалось еще десять человек...
Они приблизились к нагретому пламенем борту САУ, стоящей ближе к тому пути, которым обе самоходки прибыли сюда.
Подошли к корме САУ и, пользуясь "дымовой завесой" от горящего двигателя, командир, вновь, посмотрел в бинокль - туда, по направлению к железнодорожной станции.
Уже был освобожден от хунтаитов сам поселок, прилегавший к станции, но станция оставалась в руках врага.
Сегодня ее должны были отбить. И командир Багор знал, что в оставленном ими окопе сейчас закрепятся минометчики и, по результатам его разведки, ударят по врагу.
Пользуясь тем, что шлейф дыма от горящей самоходки скрывал разведгруппу от посторонних глаз, командир сейчас рассматривал в свой армейский бинокль окрестности станции Васильевка.
Он подмечал то, что было "невидимо" молодым, даже тем, кто не раз ходил в разведку.
Он видел стоящий за зданием станции бензозаправщик "МАЗ" армейского образца - матово-зеленый, нарочито-старомодный...
Видел стоящий здесь же "УАЗ" с двумя вертикальными белыми полосами...
Видел военных, некоторые из которых имели офицерские погоны и оживленно жестикулировали, отдавая неслышимые отсюда команды и неспокойно оглядываясь через плечо в эту сторону, где только-сто сгорели на праведном огне две САУ и где поднимался в верх двумя массивными столбами черный дым, несомненно, видимый и врагу...
Затем он повел объективами-"глазами" бинокля в сторону, еще правее - и увидел за углом длинного кирпичного строения пристанционного склада торчащий из-за угла край широкой гусеницы, прикрытый сверху щитком. Похоже было, что за зданием стоял танк, а может - еще одна САУ. Чтобы точно это узнать - требовалось подойти к зданию, но возможности для этого у него не было.
Багор опустил бинокль - теперь он болтался на груди на своем ремешке, постукивая по скрытому под маск-халатом бронежилету; Багор снял с ремня рацию, настроенную на волну комбрига Бивня , включил, дождался легкого потрескивания из динамика и заговорил в микрофон: "Бивень, Бивень, я Багор! Здесь стоит бензозаправщик, "УАЗ" и танк, или САУ, я вижу край гусеницы из-за склада, не разберу, что это.
Думаю, там больше одного - всего с двумя "Гвоздиками" они бы к нам не сунулись...
"Накрыть" бы их...
Как твои "Грады" и чем вообще сможешь помочь?".
В ответ услышал: "На один "пакет" запасного БК для "Градов" есть, перезаряжаем.
Ближе к вам, также, подойдет "бэха".
Идет?".
Ответил сам: "Идет. Мои действия?".
Бивень, помолчав, сказал: "Вы продолжаете удеживать высоту, мои бойцы захватили один миномет в окопах, мины есть еще - штук семь.
Подкинем его вам.
Станцию мы сейчас обсыпем и пехота пойдет на взятие. В прикроете с высоты огнем, если что.
Но мне нужен будет разведчик-корректировщик, чтобы сейчас не навалить по станции, только по врагу.
Кого можешь выделить?".
Вопрос был не простым.
Командир Егор Андреевич Климов отлично видел перед собой открытое, без единого кустика или деревца поле с рытвинами заснеженных воронок от старых взрывов и свежими воронками от только-что нанесенного удара "Градов", понимал, что, вскоре, полетит "ответка"...
Оставлять сейчас здесь бойца - означало почти верную смерть для него - некуда укрыться, а враг может вот-вот пойти в ответную атаку...
И он ответил ждущему его слов Бивню: "Останусь я. Я самый опытный, да и в тонкостях корректировки разбираюсь лучше других, наверное...".
Бивень,на другом конце радиомоста, услышав слова командира, тоже помолчал, тяжело крякнул... Он тоже понимал, что означало для разведчика-корректировщика - остаться сейчас на открытом поле, перед глазами врага и перед гусеницами техники, которая вот-вот могла пойти по этому полю...
Затем командир услышал его голос: "Хорошо. Только так - мои "чемоданы" пролетят, увидишь "бэху"- просто махни рукой ей, куда стать - ребятенок твоего сигнала ждать будет, из люка будут торчать... И тогда - убирайся оттуда ко всем чертям...".
Багор ответил: "Понял.".
Зтем повернулся и сказал своим бойцам: "Сейчас по станции будут "валить" "Грады". Ползите в окоп. А я останусь - просят корректировщика, а никого из вас я тут оставлять не желаю. Приказ ясен?".
В ответ ему нестройно. негромко, ответили: "Так точно... Так точно... Тк точно...".
Он добавил: "И напрягите память, кто из вас обращался со сто двадцати-миллиметровым минометом - вам его сейчас притащат... Все, валите.".
Он махнул рукой по направлению к высотке - этот его жест поняли все...
Сам он теперь тоже повернулся, на какое-то время, спиной к врагу, зашел за переднюю часть сожженной САУ - и здесь упал на снег, медленно пополз вперед, стараясь, чтобы его путь пролегал за гребнями вывороченной земли у воронок...
Последний раз он оглянулся назад через пять минут, когда его взгляду уже открылось пространство станционного двора - и увидел, как бойцы, только пять минут назад бывшие рядом с ним, приближаются к занятой ими высотке, уходят за гребень горушки...
Теперь он оставался один.
Рука привычным, плавным, замедленным движением подняла к глазам бинокль, ласково стерла с его линз снежинки. Другая рука так же замедленно подняла ко рту рацию - старенький "Кенвуд" с длинным тонким "усом" антенны...
Он тихо и размеренно заговорил в рацию, стараясь, чтобы его голос не разносился в наступившей после обстрела тишине далеко:"Бивень, я Багор. Ты как?".
В ответ услышал: "Заканчиваем заряжаться. Докладывай, что видишь.".
Он продолжил: "Докладываю. Если тебе там виден дым от САУ... Тот, что подальше за горкой... Виден?".
Бивень ответил: "Виден.".
Командир продолжил: "Значит, считай и рисуй. Я лежу метрах в пятидесяти. В семидесяти метрах впереди и двадцать метров левее - длинный барак - склад.
Прямо передо мной, восемьдесят-девяносто метров - стоит два танка Т-80, ходят танкисты.
Еще метров десять дальше - стоят два заправщика "МАЗ", "Бобик" и бортовой тентованный "КрАЗ".
"КрАЗ" сидит низковато - стало быть. груженый, возможно - БК.
Еще метров тридцать впереди - стоит "Град", он засунут между зданием станции и станционным туалетом.
Картинка ясна?".
"Ясна." - коротко ответил Бивень.
Затем, помолчав, добавил: "Наши подходят к высоте, двое тащат миномет вам. Мы ударим через три минуты. "Бэха" подойдет после того, как отхренячат "Грады". ".
Багор ответил: "Понял...".
Теперь оставалось лежать, вжавшись в снег и промороженную землю и ждать...
Ждать...
"Грады" полетели через обещанные три минуты - размеренно, "пачками" по три ракеты, "накрывая" цели четко, как в тире.
Ракеты проносились над головой у Климова. оглушая леденящим душу шелестом, разрывались с грохотом, превращая вражескую бронетехнику в ошметки железа, разлетавшегося от взрывов и падавшего искореженными клочьями обратно на землю.
В один момент сверкнула особенно ярко, заставив зажмуриться, и с одного из танков, с тяжелым "Ууух..." слетела башня, перевернулась в воздухе и опустилась в застаревшую воронку рядом с танком. В следующую минуту рвануло так, что командир, инстинктивно, открыл рот и прикрыл ладонями уши - сразу две ракеты попали в грузовик, который, действительно, был гружен снарядами или ракетами...
В ответ нацики подняли несусветную, беспорядочную стрельбу из крупнокалиберных пулеметов и автоматов, очереди то стлались прямо над землей, то проносились высоко в воздухе под разными углами - длинные, короткие, уже не разобрать было, какие...
В какой-то миг Егор Андреевич Климкин почувствовал два резких, сильных удара чем-то острым и горячим - один - в левое плечо, другой - в голову, выше лба; из глаз сыпанули искры, расплылись кроваво-красными кругами, отдались в голове резкой, нестерпимой болью...
Он понял, что ранен.
Нестерпимая боль пульсировала в голове, горячее и густое лужей разливалось под ушанкой, которую нельзя было снять сейчас...
Но он оставался в сознании, он был жив и продолжал выполнять задание.
Надо было встретить и направить "бэху" - и он, превозмогая боль, крутил головой, высматривая ее.
Ага, вот она, высунулась справа, из-за САУшки...
Он увидел высунувшуюся в люк мехвода голову в шлемофоне - и махнул рукой, показывая направление, с которого предстояло "работать" БМП...
"Бэха" со стрекотом траков проползла совсем близко от его "лежки", с короткким скрипом остановилась, повернула башню и сделала первый выстрел.
Выстрел БМП, похожий на звук хлыста, отдался в его голове необычно сильно. боль мгновенно среагировала на этот звук - и подмяла его под себя... Наступила тихая, глубокая темнота...
Командир пришел в себя от того, что его несли на руках.
Несли четверо, быстро и бережно, конечно, насколько они могли это сделать.
Он открыл глаза и тут же услышал голос: "Батя... Ты жив, батя? Потерпи. Сейчас спустим тебя в окоп, окажем помощь...".
Голос был знакомым... Странно знакомым... он попытался вспомнить позывной бойца...
Память повиновалась нехотя, с тупой болью при "вращении шестеренок"...
Вспомнил...
Ответил: "А, Берег... Твое место... У АГС... Выполняй приказ...".
В ответ услышал, будто из далека: "Молчи, бать... Молчи.".
Он улыбнулся - не понимая даже, чему... Умолк...
Так было легче...
Он уже не понимал и не помнил того, что было потом - периоды пребывания при памяти сменялись провалами в темноту, звуки извне долетали, словно, из другого измерения...
Он не знал, что его рота - те, что были здесь, на высотке и те, что приехали на тентованных "Уралах" и на БМП, час спустя. в результате короткого и быстрого, остервенело яростного удара, при поддержке миномета, АГС и БМП, заняли станцию с минимальными потерями, что командовал ротой в этом бою его боец Барсик - самый опытный, почти ставший не только братом, но и сыном - сам стрелковец, ставший сиротой в один миг, когда вражеская мина попала в дом родителей на его глазах...
Последнее, что он услышал - это был звук двигателей и свистящие удары лопастей приземлявшегося вертолета.
"Борт" пришел за ним.
В этот раз он не потерял сознания.
Он видел над собой фигуры и лица пятерых своих бойцов и еще двоих вертолетчиков в камуфляже и чему-то счастливо, радостно, сжимая кулаки, улыбался...
По измазанной землей щеке, прокладывая себе путь, стекала медленная и крупная слеза...