Перпендикуляр

Лёшка Усольцев, вернее уже Алексей Петрович Усольцев, тридцатипятилетний отпрыск двух советских инженеров, отпрыскнулся в положенное время в городском роддоме. Попав в незнакомую атмосферу, Лёха заревел и, будучи опознанным усталой матушкой, как мальчик, начал своё жизненное шествие.

Само шествие, конечно же, он начал после испытательного срока брыкания и ползания, овладев достоинством перпендикуляра к касательной прошедшей через точку его бытия. Со временем бытие потребовало перемещений, и Лёшка, сначала осторожно и с опаской, а с каждым днём всё более уверенно стал ступать на земную твердь.

Твердь ничего против не имела, решив, что ей без разницы – одним перпендикуляром меньше, одним больше, а потому позволила Лёшке набираться уму-разуму, прибавляя в сантиметрах и килограммах, а заодно и топтать её километры и гектары... Вот Лёшка и топтал.

Дотоптался до тридцатипятилетнего возраста, меняя статусы и записи в трудовой книжке, последняя из которых гласила, что он, Лёха, инженер-конструктор первой категории. То есть вполне солидный и знающий толк человек в законах замысловатых линий, эпюрах напряжений и прочих сопроматах.

И всё вроде бы было у него замечательно: жизнь катила без пробуксовки, лишь изредка поскрипывая на поворотах. И, казалось бы, чего тебе ещё надо, сиди себе в своём КБ, щёлкай пальцами по клавишам, да посасывай чупа-чупс в неравных борениях с никотиновым змием.

Однако Лёщке этого было мало. Такая уж была у него внутренняя сущность – задаваться простыми вопросами, на которые не было вразумительных ответов ни у мамы, ни у папы, ни у каких других жизненных авторитетов, от бесфамильного Платона и до графа Льва Николаевича.

В отличие же от великих, Лёха искал свои ответы ни в логике философий и красоте художественного слова, а в гармонии геометрических построений – всех этих совершенных форм и линий, что завораживали его своим бессловесным изяществом. Искал, и бывало что и находил … А тогда либо радовался своей удаче, либо страдал мигренью, что, до поры до времени, сидит в засаде в любой дурной голове.

Вот и сегодня – какой чёрт дёрнул его задуматься о сердечной людской близости, и о её предельно-допустимых возможностях.

Задумался же Лёха над тем, может ли вообще существовать в мироздании абсолютная нерушимая дружба? А поразмыслив над далеко не праздным вопросом, Лёшка решил, что с точки зрения божественной геометрии, дружба до гроба, попросту невозможна. Невозможна по причине вполне объективной, связанной с кривым принципом мироустройства, и от изначально назначенного человеку места в пространстве и его бытии.

Потому как человек тот покуривает, стоя на своей касательной, перпендикулярит головой в Андромеду, и может быть даже очень желает крепкой дружбы с симпатичным гражданином напротив. Однако у симпатичного гражданина своя касательная под ногой, а между их перпендикулярами обязательно есть, пусть и совсем малый, угол отторжения. А о рае в плоском мире, что когда-то стоял на слонах и черепахе, можно только мечтать.

Разъяснив себе щекотливый вопрос дружбы, Лёха собрался с силами, и взялся за любовь, за ту, что тоже до гроба. И вдруг обнаружил, что, как это ни удивительно, а для неё, свыше, были предоставлены необходимые условия.
Так как для совмещения двух независимых и страстно влюблённых перпендикуляров, вполне достаточно того, чтобы один, до гроба любящий, сидел на шее другого, тем самым, исключая любые нехорошие углы.
При этом счастливые и обожаемые могут, время от времени меняться местами, а в момент рокировки оставаться хо-о-орошими друзьями.

Когда зазвонил телефон, Лёшка поднял трубку и услышал голос матери,
- Лёшенька, сынок, ты не забыл, что сегодня встречаешься с Лизонькой?
- А-а-а… Да-да, мам, помню, - соврал Лёха, слегка поморщившись, но перечить матери не стал.
Лёхина матушка горела желанием видеть своего сына мужем и отцом, а себя бабушкой маленьких Усольцевых, поэтому подыскивала ему кандидатуру на должность жены, в надежде, что у двух молодых людей возьмёт, да и возникнет светлое чувство.

- Сынок, ну, ты мне позвони, когда проводишь Лизоньку…
- Хорошо, - ответил Лёшка, помолчал и промямлил, - Мам…
- Да, сынок?
- …
- Ну что? Ты что-то хотел спросить?
- …
- Ну, говори, в чём дело?
- Мам… А сколько Елизавета весит?