Счастливые моменты

Каждый день, проходя по знакомому маршруту на работу, я вижу этот рекламный щит. Я знаю, как он выглядит летом, плавясь от жары и отражая кусачие, яркие лучи солнца, зимой, покрытый сверху снегом, весной, среди распускающейся листвы и осенью, промокший от дождя, серый, как небо и весь город.
Я смотрю на него, спеша мимо, и чем ближе я подхожу, тем выше мне приходится задирать голову.
Там, на этой фотографии, молодой, красивый мужчина с легкой, мужественной небритостью, склоняется над гитарой, пытаясь играть, а рядом мальчик, лет семи, упирается в нее ладонями, они оба улыбаются. И внизу подписано: «Счастливые моменты – это моменты..» и название продукта\фирмы. Не вижу связи счастливых моментов с этим предприятием, но картинка очень теплая. Конечно же, это отец и сын. Идеальный отец идеального сына. И конечно же, где-то там, за кадром, есть идеальная она. Ее не видно, но мысль о ней – первое, что приходит в голову, при виде этой фотографии. Она, конечно же, тоже идеальная. Идеальная жена, идеальная мать. Она очень красивая и молодая. И конечно же, они с этим мужчиной безумно любят друг друга и своего сына.
И, думая об этом, я ловлю себя на мысли, что хочу быть на ее месте.
Я так часто смотрю на эту картинку, что уже начинаю ревновать их к ней. К той призрачной женщине за кадром. И каждый раз, глядя на этот щит, я ловлю себя на мысли, что стараюсь разгадать какую-то загадку. Очень важную для меня.
Я смотрю и смотрю, и ответ уже начинает смутно проглядывать из-за их лиц, и я замедляю шаг в ожидании, что он вот-вот появится окончательно и сложится во что-то цельное, и я пойму, наконец все, что меня волнует. Но разгадка вдруг снова рассеивается и исчезает в пелене, как в тумане, а я, обманутая, вздохнув, ускоряю шаг и прохожу мимо.
Я представляю себе, как они живут. Я думаю об этом всю дорогу до работы. Наверняка у них не такая скучная работа. А может, им вообще не нужно работать. Не нужно каждый день вставать рано, проклиная все на свете и нестись на нудную ненавистную работу, потому что они, конечно же, богаты.
«Счастливые моменты». Я стараюсь представить их себе, эти счастливые моменты. В чем они заключаются? В чем они могут заключаться?
Но я не успеваю ничего нафантазировать, потому что выхожу на прямую и широкую аллею, а в ее конце виден тускло-зеленый вход в длинное, серое здание. Моя работа.
Эта дверь, чаще всего раскрытая, словно огромный рот, всегда готовый поглотить меня в свой полумрак. Вот она, миленькая. Никуда не денешься. Вырвешься сегодня, вернешься завтра. И я тебя проглочу. Окончательно. Будет тебе «счастливый момент».
Но у меня разыгралось воображение. Это всего лишь старая дверь старого здания, где мне предстоит провести день за компьютером.
Привычная серая и гулкая лестница. Второй этаж. Окна с запыленными стеклами между этажами. Здороваюсь по пути с теми, кого знаю. Хоть за год работы успела узнать многих, хотя бы в лицо, с кем-то не знакома лично, мы не пересекаемся по работе, и с ними я не здороваюсь. Мы не перемолвились с ними ни словом за все время. Мы просто работаем в одном здании.
Длинный паркетный коридор с кучей дверей. Какую бы я обувь ни одела, шаги всегда гулко стучат по полу. А уж если надеть каблуки! Вообще идешь, как впечатываешь – бум, бум, бум. Как ни старайся идти тише, ничего не получается. Слышно, наверное, не только во всех кабинетах, но и на всех четырех этажах. Особенно это неприятно, когда случается опаздывать – хочешь проскользнуть как можно тише и незаметнее, чтобы никто не знал, какой ты ненадежный и необязательный работник, но нет, не получается. Хоть на цыпочках иди, все равно слышно, как назло.
Я работаю в очень светлом помещении в конце коридора. Оно большое и могло бы быть просторным, если бы не было заставлено столами, как класс в школе. Только столы стоят не ровными рядами, а как-то нелепо и вразброс. Пять из них занимают сотрудники, в том числе и я, а остальные завалены бумагами и папками.
После длинного темного коридора с облезлыми стенами не ожидаешь выйти в такой светлый и большой кабинет. Это потому, что он угловой, и там целых три здоровенных окна. Хотя мне больше по душе коридор, особенно, когда он пуст, с его полумраком и гулкой тишиной, когда в нем не звучат шаги.
Все как всегда. Я миную коридор, захожу, здороваюсь с теми, кто уже пришел, вешаю пальто на вешалку (если на улице зима или осень) и – за компьютер. Время пошло.
Краем уха слушаю разговоры за спиной. Шуршание бумажек. В разговоры стараюсь не влезать. Не интересно. Разве что спросят что-нибудь.
Закипает чайник, все заваривают себе чай. И снова разговоры. Все те же самые слова изо дня в день.
Коллектив у нас, конечно же, исключительно женский. Бумажная работа, что вы хотели. И я – просто девчонка среди взрослых женщин. Ближе всех ко мне сидит Елена Игоревна. Она самая молодая у нас, после меня. Правда, я не знаю точно, сколько ей лет, но отчего-то уверена, что меньше, чем кажется. Может быть, под сорок? Я не уверена. Частенько, глядя на нее, я думаю, что она могла бы выглядеть очень привлекательно. Могла бы. Если бы привела себя в порядок. Она вечно бледная, растрепанная, опухшая и уставшая. Ей постоянно звонит то муж, то сын. Я постукиваю клавишами и кликаю мышкой, и невольно слышу ее раздраженный, уставший голос, когда она отвечает на очередной звонок.
- Она в тазу с грязным бельем. Потому что я не успела ее постирать вчера. Одень бежевую, все равно, что белая. А я при чем, что у вас требуют одевать белые рубашки? Где я тебе сейчас ее возьму?! И нечего на меня орать, у меня не десять рук. Сам бы взял и постирал. Что? Она в шкафу, слева. Бежевая такая, с прозрачными пуговицами. Все, я не могу больше говорить, у меня работа.
Елена Игоревна нажимает отбой. Берет чашку с чаем и делает глоток.
- Опять Сашка? – спрашивает Лидия Викторовна.
Елена Игоревна кивает.
- Каждый раз одно и то же. Ладно, Ромка ребенок, а этот бугай…, - она возмущенно хлопает ладонью по столу, - и еще орет на меня.
- А ты не делай ничего, раз орет.
Лидия Викторовна старше нас всех – она пенсионерка, и уже довольно давно. Наверное, ей под семьдесят. Она стройная и следит за собой. Мне кажется, что она работает не потому, что ей нужны деньги, а чтобы не сидеть дома. Ей скучно. Дети выросли, внуки не приходят, и только муж слоняется по дому или сидит перед компьютером. Забавный он у нее. Она как-то рассказывала, а я, как обычно, краем уха, слушала. Так вот, она рассказывала, что муж склоняет ее к выполнению супружеского долга, а она не хочет. «Жена ты мне или нет?» - вопрошал оскорбленный муж Лидии Викторовны.
- А он еще может? – со смехом спросила Александра Викторовна.
- Ой, да что он там может? – отмахнулась Лидия Викторовна, - языком, разве что, чесать.
Но я отвлекаюсь. Я говорила про Елену Игоревну.
- Лена, - серьезно говорит Лидия Викторовна, - а ты уйди. Поживи у подруги. Или просто ничего не делай в доме. Ничего.
- Да мне свекровь и так плешь проела, что я не забочусь о ее сыночке.
- Тем более. Вот не делай ничего, - Лидия Викторовна постукивает пальцем по столу, как бы тыча носом Елену Игоревну, - пусть почувствует разницу.
Но, похоже, Елена Игоревна не прислушивается к совету.
Во время перерыва она выбегает за продуктами, чтобы не идти после работы.
- Вечером борщ надо сварить на завтра, - говорит она, вешая пакет на спинку своего стула. Краем глаза я вижу, как она берет кошелек и пересчитывает его содержимое. Судя по ее лицу, осмотр не принес ничего хорошего.
Снова телефон.
- Да. Что? Когда я его заберу? Я же не успею! - вопит Елена Игоревна, - ты же сказал, что заедешь! – она слушает ответ, - ты вообще с ребенком не общаешься! Все на меня повесил. Да! – она бросает трубку.
- Что опять? – отрываясь от печенья и чая, спрашивает Лидия Викторовна.
- Не успеет забрать Ромку из продленки, - каким-то высоким, с надрывом, голосом, отвечает Елена Игоревна, беря в руки очередную бумажку.
- А он у тебя уже в школу ходит? – удивляется Лидия Викторовна.
- Да вот, уже в первый класс пошел, - отвечает Елена Игоревна, - в школу ребенка собрать дороже, чем женить. Чуть не всю зарплату потратили на ранцы-тетради-пеналы. А торгаши, гады, перед первым сентября дерут втридорога.
- Слава Богу, у меня это уже позади, - вставляет Александра Викторовна, торча из-за стола. Это из-за того, что она низенькая и круглая, как шар. Ей-то действительно хорошо. Живет одна. Есть у нее какой-то мужчинка, заходил как-то к нам. Не ахти какой, но она, похоже, его ценит. Или, даже, любит, почему ж нет?
У Александры Викторовны есть сын, уже взрослый. Однажды на вопрос Лидии Викторовны о сыне, она ответила, что он живет с какой-то девушкой.
- Уже месяц его не видела и не слышала, - со смешком сказала она.
Александра Викторовна вообще женщина флегматичная и спокойная.
- Рано радуетесь, - смеется Елена Игоревна, уже немного успокоившись, - скоро внуки пойдут.
- А мне-то что. Их дело, - спокойно отвечает Александра Викторовна, - Лидия Викторовна, дай-ка маркер.
- Марин, а ты ведь не замужем? – спрашивает меня Лидия Викторовна, протягивая ей маркер.
- Нет, - отвечаю я, на секунду оглядываясь через плечо и не отрываясь от работы. Я не люблю говорить. Мне больше нравится слушать.
- Ну и правильно, - говорит Лидия Викторовна, - выучись сначала, а там уже и замуж можно.
- Да, - отвечаю я с улыбкой, снова оглянувшись.
- Не надо ей замуж. Рано еще, - Елена Игоревна встревает в разговор, - я вот тоже после института замуж за Сашку выскочила, черт дернул. Звали по распределению в Белоруссию, секретарем начальника железнодорожного вокзала. А я Сашку встретила, влюбилась. Не захотел ехать со мной, у него здесь, видите ли, работа. Так он на ней до сих пор и сидит, за те же копейки, что и двадцать лет назад. И я, дурра, с ним сижу. А сейчас могла бы уже быть начальником, - вздыхает она.
Я вдруг вспоминаю о «счастливых моментах». Ужасно хочется спросить, были ли они у нее. Есть ли они сейчас? И если да, то какие? Но я, конечно же, молчу. Ничего не спрашиваю.
На какое-то время воцаряется тишина. Слышен только шелест бумажек, кликанье моей мышки и тихие щелчки калькулятора. Это Белла Ренатовна считает и периодически записывает цифры в таблицы. Она примерно одного возраста с Александрой Викторовной и живет с престарелой матерью. Она, как и я, молчит. Правда, в отличие от меня, иногда ее прорывает.
Наконец она со вздохом откладывает калькулятор и вытаскивает из ящика своего стола пакеты и баночки с едой.
- Чуть не забыла! – Лидия Викторовна начинает копаться в своих пакетах, - я тут для ваших котов принесла, - она достает из сумки пакет с сухим кормом, встает и протягивает его Белле Ренатовне, - это мы коту нашему купили, а он не ест.
Белла Ренатовна торопливо привстает и берет пакет.
- Спасибо, - она прячет корм в сумку, - я каждый день говорю маме, чтобы она нормально их покормила. Вчера пришла с работы, а у них в мисках каша какая-то и сверху по рыбьей голове валяется. Те, конечно, есть не стали. Мама кричит «Не буду их кормить». Я ей говорю, ты ж целый день дома, трудно тебе, что ли, меня, говорю, мучаешь, так хоть их пожалей.
- Что, опять скандалит? – зевнув, спрашивает Александра Викторовна.
- Да не то слово. Это у нее ежедневный ритуал, был бы повод, а нет, та кона его выдумает, - отмахивается Белла Ренатовна. Говорит она торопливо вместо буквы «г» у не выхолит нечто среднее между «г» и «х», через слово она вставляет «говорю». Я когда ее слушаю, постоянно отвлекаюсь на эти «говорю» и не слушаю о чем речь. Как-то во время одного ее рассказа я постаралась посчитать эти ее «говорю», но сбилась.
- Пришла как-то после работы, - торопливо начинает рассказывать Белла Ренатовна, - а она уже с порога кричит на меня. Дура, говорит, целыми днями, говорит, пропадаешь, ничего в доме не делаешь. Я ей говорю, ты на себя посмотри. Посмотри на себя. Кто ничего не делает? Я хоть на работе, говорю, сижу, домой, говорю, прихожу уставшая, а ты как волк, говорю, накидываешься. Так она теперь пугает меня, что квартиру завещает Людке. У нее, говорит, сын, внук мой, ей, говорит, нужнее. А у тебя, говорит, ни мужа, ни детей, потому что ты дура. А Людка, говорит, любит меня, а ты ненавидишь, говорит. Людка к ней если на пять минут раз в месяц заглянет, и то хорошо. А я кормлю, и присматриваю, и деньги зарабатываю. Мама-то пенсию свою прячет, ни рубля не дает. А Людка-то обрадовалась. Вцепилась в квартиру. Маму-то подбивает быстрее завещание писать. А меня по боку.
- Это вам надо с адвокатом поговорить, - говорит Александра Викторовна.
- Они вас могут вообще без крыши над головой оставить, - поддакивает Лидия Викторовна.
- Конечно. К этому и идет, я так чувствую. Сестра и мать родные, вы представляете!
- Ужас, - подает голос Елена Игоревна.
- Вот пойдите к адвокату обязательно. Они не имею права, - говорит Лидия Викторовна.
Я, как обычно, молчу. Что мне говорить? Передо мной мигает экран компьютера, лежащая на мышке рука устала и вспотела. Я хочу выйти на воздух. Я хочу быть подальше отсюда. Хочу стоять перед щитом со «счастливыми моментами» и разгадывать тайну бытия. Но я продолжаю щелкать мышкой, поглядывая на часы в нижнем углу монитора. Скоро закончится рабочий день. Скорей бы. Мне нужно о чем-то подумать, какая-то смутная мысль беспокоит меня, кружится в голове, но я не могу ее поймать, потому что постоянно отвлекаюсь.
Дверь медленно открывается, и мы все поворачиваем головы. В кабинет медленно вползает Нонна Арамовна – Ноннарамовна.
Старушенция работает в нашем архиве. Пришла за документами, чтобы забрать эти бумажки в архив. Она все делает медленно, основательно и всегда подолгу у нас задерживается. А если уж начнет рассказывать про своего обожаемого внучка Антошу, так вообще полдня может просидеть.
-Здравствуйте, девочки, - медленно проскрипывает она и мы, как класс в школе, нестройным хором ее приветствуем:
- Здравствуйте, Ноннарамовна.
Она медленно усаживается за стол, на котором уже лежат подготовленные связки бумаг, медленно разворачивает свои пакеты и так же медленно начинает складывать туда бумажки.
- Антоша-то мой женился-таки на той девочке, - говорит она, шурша пакетами.
- Ну так что же еще делать-то, - отвечает Лидия Викторовна.
- Да вот не знаю. Не нравится она мне. Не по-человечески у них как-то, - вздыхает Нонна Арамовна, - раньше-то сначала женились, а потом уже детей делали, а теперь все перевернулось. Ну разве это дело, когда невеста с животом-то?
- Это у них сейчас быстро, - поддакивает Александра Викторовна.
- А где живет-то? – спрашивает Лидия Викторовна.
- У меня. Мне-то не тесно, одна в двухкомнатной квартире.
Меня просят отнести заведующему документ, и я выхожу. Я задерживаюсь, и когда возвращаюсь, Ноннырамовны уже нет.
За окнами темнеет.
Елена Игоревна уже одевается, чтобы успеть забрать сына из продленки.
- До свидания, - говорит она и уходит, нагруженная пакетами с продуктами. Я вдруг замечаю, что на ее пальце нет обручального кольца.
Через какое-то время все тоже начинают собираться, шуршат пакетами и ящиками столов. Я нетерпеливо заканчиваю сегодняшнюю работу. Все.
- Компьютер нужен? – спрашиваю я, оборачиваясь.
- Нет, Марин, выключай, - отвечает Александра Викторовна из-под стола – она копается в ящике, звеня банками.
Лилия Васильевна медленно подходит к двери, ожидая ее. Наконец, они тоже уходят.
Белла Ренатовна остается. Она всегда уходит последней.
Я торопливо надеваю пальто и шапку. Мне не терпится выйти поскорее на улицу, на воздух.
- До свидания, - говорю я ей.
- До свидания, Марин, - отвечает она, на секунду подняв голову от бумаг.
Я иду по гулкому сумеречному коридору, спускаюсь и выхожу. Свобода!
Ранние осенние сумерки уже сгущаются над городом. Я иду по парковой аллее. Вдоль нее зажглись фонари и их оранжевые точки уходят вдаль одна за другой под сводами голых веток деревьев. Я спешу, будто на свидание. А вот и он. Проходя щит, я оглядываю его. Я смотрю на них.
Мне жаль, что на фотографии мне не видно, есть ли у него обручальное кольцо. Мне почему-то сегодня так важно это увидеть. Он все так же склонен над гитарой. Они оба так же улыбаются, замершие в своем счастливом моменте.
На следующий день Елена Игоревна приходит на работу счастливая и растрепанная.
- Вот, Сашка вчера подарил, - запыхиваясь и глотая слова, она, подняв руку, демонстрирует нам тонюсенькую, как паутинка, золотую цепочку браслета на запястье, - на годовщину. А я и забыла совсем!
Я отворачиваюсь обратно к монитору. Оттуда на меня смотрит молодой, красивый мужчина с мужественной небритостью, склонившийся над гитарой и пытающийся играть, а рядом мальчик, лет семи, упирается в нее ладонями. Они оба улыбаются.
И где-то там, за ними, я вижу разгадку…но они закрываю ее собой, и она снова ускользает от меня.
- Марин, напечатай, пожалуйста, этот текст, - протягивает мне бумажку Лидия Викторовна.
Я беру ее и снова смотрю на монитор. Они исчезли.
Но вечером я буду идти мимо и снова взгляну на них. Когда-нибудь я разгадаю…я увижу. Счастливые моменты.