Железный закон социальных революций

Помню, как на пике горбачевской перестройки советские обществоведы-историки с придыханием и патетически возвещали: «Период войн и революций закончился». Им бы быть поосторожнее и помнить слова Фёдора Тютчева: «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется». Как они ошибались в своем категоричном и преждевременном выводе, всего через несколько лет показали события в Прибалтике, в республиках Центральной Азии, на Кавказе, московский Майдан 1991 года, затем 1993 год, две чеченские войны, войнушка с Грузией из-за Северной Осетии и Абхазии, теракты исламистов в Москве и других городах России, и, наконец, каскад майданов на Украине, вылившийся в братоубийственную войну на ее территории за интересы, чуждые тем, кто мерз и скакал по площадям и улицам Киева и других украинских городов. Кажется, что злая ирония истории (человек надеется, мечтает и предполагает, а получается с точностью до наоборот) вновь сыграла жестокую шутку с самыми лучшими и радужными представлениями о будущем актеров исторического действа и в нашей новейшей истории, свидетелями, а то и участниками коей мы с вами являемся.
Чего же мы ждали от перестройки – этой революции (сверху), как ее окрестили с легкой руки того же Горби? Ну, конечно же - сначала улучшения жизни народа, а когда эта затея провалилась под руководством КПСС, - удаления от власти партократов, чтобы это самое улучшение получить. И в этом смысле перестройка оказалась действительно революцией: и по своим лозунгам и по движущим силам. Ведь в ней выражались чаяния самых широких народных масс, их стремление к социальной справедливости. Парадокс, но в самом справедливом в мире обществе, как об этом трубила партийная пропаганда, как бы незаметно вызрела идея … социальной справедливости. Ее очень метко и на бытовом материале выразил не какой-нибудь официозный советский философ или партийный деятель, а Владимир Высоцкий в незатейливой песенке под названием «А люди справедливости хотят». Он написал ее аж в 1966 году после многочасового стояния в очереди вместе с друзьями в ресторан «Узбекистан» (тогда его еще немногие узнавали на улице). Привожу ее полностью:
А люди все роптали и роптали,
А люди справедливости хотят:
- Мы в очереди первыe стояли,
А те, кто сзади нас, - уже едят.
Им объяснили, чтобы не ругаться:
- Мы просим вас, уйдите, дорогие!
Те, кто едят, ведь это - иностранцы,
А вы, прошу прощенья, кто такие?
А люди все роптали и роптали,
А люди справедливости хотят:
- Мы в очереди первыe стояли,
А те, кто сзади нас, - уже едят.
Но снова объяснил администратор:
- Я вас прошу, уйдите, дорогие!
Те, кто едят, ведь это - делегаты,
А вы, прошу прощенья, кто такие?
А люди все роптали и роптали,
А люди справедливости хотят:
- Мы в очереди первыe стояли,
А те, кто сзади нас, - уже едят.

Выходит, идея социальной справедливости, пусть иллюзорная и наивная, всегда, независимо от общественно-экономической формации и манипуляций общественным сознанием со стороны власть предержащих, способна выводить на улицы массы людей и совершать революционные перевороты. И в этом смысле она является законодателем всех революций. Ибо, по Марксу, «Идеи становятся материальной силой, когда овладевают массами». Но напрашивается вопрос: когда, эта идея выходит на передний план как абсолютная историческая необходимость и совершает свою стихийную, как правило, сначала разрушительную революционную работу (см., к примеру, развал Советского Союза и текущие события на Украине). Для этого обратимся к учению Аристотеля о справедливости. В самом сжатом виде имеющие актуальность для нас его основные положения таковы:

Словом «справедливость» обозначают то приобретенное свойство души, в силу которого люди становятся способными к справедливым действиям и в силу которого они поступают справедливо и желают справедливого. То же самое относится и к несправедливости. Понятие «справедливость» означает в одно и то же время как законное, так и равное отношение ко всем людям, а «несправедливость» противозаконное и неравное.
Соблюдение и несоблюдение законов отличают справедливые действия от несправедливых, ибо все установленное законом в известной мере справедливо. Законы же касаются общего блага всех людей. В этом смысле справедливость – совершенная добродетель по отношению к другим людям и вследствие этого часто справедливость является величайшей из добродетелей.
«Должность показывает человека», ибо должностное лицо имеет дело с ближними и с обществом. Из всех добродетелей одна только справедливость состоит в благе, всегда приносящем пользу другим лицам, ибо справедливость всегда относится к другим и приносит пользу другому лицу. Этот императив касается как властителей, так и всего общества. В этом смысле (направленности не на себя, а на других) справедливость не есть часть добродетели, а вся добродетель, а противоположность ее – несправедливость - не часть порочности, а порочность вообще.
Поскольку есть общая справедливость и общая несправедливость, то есть и специальные их виды. Один из видов специальной справедливости проявляется в распределении почестей или денег и всего того, что может быть разделено между людьми, участвующими в известном обществе (распределительная справедливость). Здесь-то и может быть равное или неравное (равномерное или неравномерное) наделение одного (участника общества) перед другим. Но равномерное – это середина в неравномерности избытков и недостатков, стало быть, и справедливость – середина по отношению к известным предметам и лицам.
Ввиду неравенства людей и предметов дележа следует «делить по достоинству». Но мерило достоинства не все видят в одном и том же: граждане демократии видят его в свободе, олигархии в богатстве, а аристократии – в добродетели. Поэтому понятие справедливого состоит в пропорциональности распределения подлежащего делению, а несправедливое заключается в нарушении пропорций. Поступающий несправедливо берет себе слишком большую часть блага, а терпящий несправедливость получает его слишком мало. Причем деление касается не только благ, но и зол, где отношение обратное. То есть несправедливец выбирает себе меньшее зло, а другому, достается, соответственно большее.
Уравнивающая справедливость (еще один вид специальной справедливости ) подразумевает середину ущерба и выгоды состоящих в отношениях сторон.
Справедливость ограничивает произвол и стремится к тому, чтобы каждый имел равное (полагающееся ему). Общество держится тем, что каждому воздается пропорционально его деятельности, а государство, где осуществляется обмен продуктами разделения труда, держится взаимными услугами его специализированных членов при посредстве денег, выступающих в качестве всеобщей меры оценки предметов обмена.
Итак, справедливость, или справедливый образ действия в государстве стремится к середине (к пропорциональному распределению полезного и вредного), а несправедливость, напротив, – к крайности, то есть к тому, чтобы иметь избыток благ и недостаток вредного (нарушение пропорциональности).
В тех людях и обществах, в которых есть несправедливость, должны быть и преступления, «поэтому-то мы и не дозволяем властвовать человеку, а разуму, потому что первый властвовал бы в свою пользу и стал бы тираном.
Властитель, однако, есть охрана справедливости, а если справедливости, то вместе с тем и равенства». Властитель должен быть справедливым ради других людей, ибо справедливость состоит в «чужом благе». И, наконец, «…всякая деятельность людей подходит под категорию справедливой или несправедливой» (изложено по «Этика. К Никомаху»).

Это несколько пространное изложение мыслей Аристотеля нам потребовалось для того, чтобы определить, во-первых, критерии общественного благополучия и стабильности, а, во-вторых, обозначить условия наступления такого грозного общественного явления, как социальная революция. А в его грозности сомневаться не приходится – исторический процесс у нас перед глазами: пресловутый крот истории вылез из своей норы и превратился в бешено скачущего хищного зверя.
Стройная этическая система понятий античного мыслителя вполне годится на роль универсальной матрицы, по которой можно оценивать устойчивость общественного развития государства любой формы правления и его резистентность по отношению к революции. Ее основные элементы: естественное стремление людей к благу, или благополучию, к справедливому распределению как общественных благ,так и тягот и лишений (зла, по Аристотелю), справедливость как середина в распределении общественных богатств и недостатков и разумное управление процессами обмена и распределения в обществе, законное и этичное поведение правителей (управленцев), их забота в первую очередь не о себе, а о благе властвуемых (сограждан).
Соответственно забвение или достаточно долгое пренебрежение этими этическими принципами поведения всех участников общественных отношений и приводит к разбалансированию государства и общества, кризисам, хаосу и революционной ситуации, когда низы не хотят, верхи не могут и кризис в стране сверх обычного.
Это, собственно, и есть железный закон социальной революции, если подходить к нему с этической точки зрения.
Насколько важна этическая составляющая общественного развития, показывает возведение Аристотелем справедливости в ранг добродетели вообще, а несправедливость рассматривается им как порочность вообще. Получается, что они выступают как противоборствующие мировые силы добра и зла. И в этом смысле справедливость оказывается более широким по объему понятием, чем христианская любовь, не говоря уже о том, что она (справедливость) более практична, чем любовь, и сильнее движет поступками людей, чем любовь к ближнему.
Ведь все революции совершались против несправедливости, ради справедливости, но не ради любви. Наполеону приписывают высказывание, что «все революции совершаются желудком». Звучит вульгарно, но зато правдиво. Это раз. С другой стороны, нельзя себе даже отдаленно представить, чтобы «униженные и оскорбленные» любили носителей социальной несправедливости: воров, преступников, коррупционеров, чиновников-бюрократов и олигархов. Поэтому проповедь «и да любите друг друга» априори не может служить гарантией прочности общественного организма, а вот этическая максима-предостережение и мудрые взвешенные законы при строгом контроле за соблюдением меры справедливости во всех секторах общества вполне может стать надежной профилактикой революционной стихии. Ибо сила справедливости в том, что она не абстрактна и не взывает к неземной духовности (любовь к Богу), а соединяет в себе органично материальное и духовное, пронизывая буквально все виды человеческой деятельности (см. выше).
Итак: «Будьте справедливы друг к другу». И не будет вам революций.
Естественно, ответственность за мониторинг уровня социальной справедливости и своевременное принятие мер по её регулированию ложится в первую очередь на верховные власти страны.
Можно ли предотвратить революцию? Несомненно, если есть для этого политическая воля и способность управлять делами общества в интересах народа, а значит и самих правителей, тем более, если их избирает народ. Такой трезвый ум, как В. И. Ленин, на которого вешают всех собак за свершившееся в России в 1917 г. и после, считал, что если бы удалось провести реформы Столыпина, то в России не было бы революции. Стало быть, при всем своем радикальном марксизме и он не был неисправимым фанатиком революции и понимал ее только как крайнюю необходимость, когда другие средства реформирования общества исчерпаны.
Если теперь по горячим следам взглянуть на недавно обнародованный антикризисный план российского правительства, то можно обнаружить в нём слабый свет социальной идеи, пробивающейся сквозь толщу накопившихся в нашем обществе проблем за годы так называемых реформ. Так, по словам И. Шувалова, правительство
- не собирается продавливать реформы без обсуждения их с обществом, понимая, что общество «не готово» идти на очередные жертвы в социальной области. Имеются в виду такие меры, как увеличение пенсионного возраста, образование и медицина, где уже наломано немало дров (осторожность похвальна: всё-таки не шоковая терапия аля Гайдар!);
- с 1 февраля с. г. обещано проиндексировать пенсии на сумму инфляции за 2014 год, то есть в размере 11,3 процента (если взглянуть на сегодняшние ценники, повышение не бог весть какое, но как говорится, дорого внимание);
- обещано подключить прокуратуру к контролю за розничными ценами, которые необъяснимым образом взлетели на 300-400 процентов, причём на отечественные, а не импортные товары (мера явно популистская, т. к. не ясно, как будет осуществляться контроль на деле);
- намечено оказывать поддержку не собственникам предприятий, а людям, которые пострадали от кризиса и нуждаются в адаптации к новым условиям (кому, как, в каком размере, пока не понятно, а безработица в обнимку с инфляцией растёт);
- last but not least: минимальная розничная цена на водку снижена с 220 до 185 руб. (ну, если еще табачок подешевеет, то надеются, наверно, что народ ИМ всё простит и на руках носить будет).
Ну вот, собственно, пока и всё у нашего правительства по части борьбы с кризисом. Впереди, правда, ещё антикризисная программа, где должны быть предусмотрены структурные реформы нашей экономики.
Всё это оставляет впечатление, что наши вперёд смотрящие постоянно плетутся в хвосте событий. Большевик Ленин в борьбе со своими оппонентами-меньшевиками называл это «хвостизмом». Можно ли надеяться на то, что наши отечественные хвостисты-меньшевики-либералы понимают, что в нынешних условиях усилившегося на Россию внешнего давления, когда нам, по сути, объявлена экономическая война и не прекращаются попытки навязать войну горячую, необходимо выиграть гонку на внутренних фронтах между нарастанием системного кризиса и темпом решения порождаемых им проблем без существенного ухудшения положения народа, не знаю. Во всяком случае, власть не собирается трогать священную корову – капитал в руках небольшой кучки самых богатых людей России, который тратится на какие угодно прихоти (футбольные клубы, недвижимость, яхты, образование детей за границей, зелёные «Бентли» и другие тачки, «золотые парашюты» в размере 153 миллионов рублей у Чубайса и т. д.).
Но может сами богатые, наконец, поймут, что со страной, в которой они поимели всё, надо бы добровольно поделиться, пока не потеряно всё (Витя Янукович, где ты?). Лично я против «раскулачивания», но пусть вместе со мной подумают о необходимости не антикризисных полумерок, а быстрого развития, именно развития российской экономики и станут патриотами не на словах, а на деле компрадоры-буржуа. Ибо фраза о бунте, «бессмысленном и беспощадном», сказана, не где-нибудь, а в России. Нашу задачу вижу в том, чтобы приняться, наконец, за созидательную работу без имитаций заботы о народе и оставить не у дел насилие – эту «повивальную бабку истории» (Маркс).

3 февраля 2015 г.