Дезертиры

Случилось мне, как-то раз, по казённой надобности, посетить маленькую страну в центральной Европе. Дела служебные удалось выполнить на удивление быстро. В запасе были ещё несколько дней. Позвонила к мужу, а он мне новость сообщил: мол, срочно вылетает в Париж. Там, наш Посол, по случаю Дня Независимости, устраивает приём. Кроме дипкорпуса, приглашаются представители больших совместных "хайтековских" компаний. Мода на них тогда была, а супруг, в одной такой работал главным программистом. Словом, велено явиться с жёнами при полном параде. У меня аж сердце зашлось! Это же надо! Ну, не приходилось мне ещё на такие мероприятия хаживать. Побежала в "AVIS", взяла машинку, и вечером уже встречала мужа в аэропорту "Орли" - сколько там Европы той? Границ между странами не углядеть, дороги хорошие, а для бешенной собаки, как известно, семь вёрст не крюк...
Страна у нас маленькая, но мероприятия посольские по полному профилю проводит. А что делать? Фасон-то держать нужно!

Как по магазинам ходили, как наряды выбирали, мужу смокинг чёрный, а мне платье открытое из газа цвета мокрого асфальта, рассказ отдельный, да и не особенно интересный читателю выйдет. Однако, деньжищ выложили уйму, хотя, можно сказать, на приёме в грязь лицом не ударили. Всё вышло как нельзя лучше. Дипломаты фланировали со своими дамами, мы с супругом из общего хоровода не выбились, тоже пердвигались не строевым шагом. Затем, официальная часть, торжественный ужин, шампанское, танцы...
Меня даже один красавчик испанский на тур вальса пригласил - закружил отменно, комплиментов наговорил кучу...
Но я не об этом.
На следующий день, а улетали мы только поздно ночью, встреча у нас интересная вышла.
Решили мы вечерком поужинать. Пошли по бульвару дю Пор-Рояль, пока он не перешёл в бульвар Монпарнас, пересекли улицу против Ротонды. Там на каждом шагу кофеюшки и ресторанчики. Нам приглянулось кафе "Селект". Скромно, чисто, немноголюдно. На маленькой сцене - живой оркестрик(фно, сакс, ударные). Приглушенный свет, романтическая обстановка. Выбрали столик в углу за большой деревянной кадкой с какой-то декоративной зеленью, заказали немудрёный ужин.
Всё шло просто замечательно. С двумя номерами выступила певица. Голосок не очень, но пела с душой. Я по-французски, кроме "бонжур", "пардон" и "мерси" ни бум-бум, но это ведь и не важно. Мы потанцевали. Перед сценой был маленький кусочек свободного пола пар на 5 - 6.
Затем, выступил иллюзионист - долговязый и нескладный молодой мужчина в опереточном фраке - месье Базиль. Конечно, не Копперфильд, но исполнял чисто и легко. Все трюки в связке, реквизит аккуратный, аккомпанировал пианист играя что-то, вроде, попури из Поля Мориа.
Окончив выступление на сцене, фокусник раскланялся и стал, по просьбе присутствующих, подсаживаться за столики и показывать трюки в стиле "микромагии" - карты, сигареты, салфетки и всякая подручная мелочь.
Через несколько минут он вставал и переходил к другому столику. Благодарные зрители,одобрительно переговариваясь, давали ему какие-то деньги. Оркестрик что-то джазово импровизировал.
Подошёл черёд и нашего столика.
Манипулятор ловко раскрутил несколько молниеносных карточных флоришей, безошибочно угадал задуманую мною карту. А когда он, элегантным жестом, вынул из-за уха мужа маленькую шоколадку и вручил мне, я не удержалась и выпалила: "Во, даёт!"...
Артист вздрогнул и как-то странно переменился в лице...
- Вы русские?, - спросил он удивлённо и насторожено на чистейшем русском.
- Скорее, русскоязычные, - ответила я, с любопытством поглядев на него и предложила ему бокал вина. Он, как-то автоматически, словно воду, выпил.
Я налила ещё. Не отказался.
- Откуда вы? - напряжение не оставляло его.
- Из Земли Обетованной, - ответил супруг.
- Ничего себе! - его вроде бы отпустило, - Вы спешите? С вами можно поговорить?
Мы ответили, что никуда не спешим, тут отдыхаем и предложили присоединиться к нам.
- Я сейчас! Быстренько переоденусь и вернусь! Подождите меня!

Я, вынула из сумочки несколько банкнот евро, но тот, только махнул рукой и поднявшись из-за стола быстро вышел.

Мы заказали себе ещё по чашечке кофе и приготовились ждать.
Вернулся он быстро. Даже чуть запыхавшись. Я внимательно поглядела на него. В простой курточке и джинсах он смотрелся почти нашим ровесником, ну, может чуть старше. Был худ и бледен. Выглядел усталым.
- Поужинаете с нами?, - спросила я.
- Что вы, это, наверное, не удобно!, стал отнекиваться он.
- Ни удобна спат на паталкье! -, вставил мой муж.(Его увезли из Союза совсм маленьким и у него жуткий акцент.) Парень улыбнулся. А я уже подзывала официантку и та быстро приняла заказ. Принесла ещё бутылку вина, свежую салфетку, столовые приборы. Ловко всё разместила и наполнив бокалы отошла.
- Василий -, представился наш новый знакомец, - это меня тут Базилем называют, вроде, как по ихнему. Мы рассмеялись и тоже назвали себя.
- Ну, как говорится, со свиданьицем!, - подняла я бокал. Посмаковали вино...
А тут и официантка принесла заказ. Василий был явно голоден, но вида не хотел подавать. Мы сказали, что пойдём потанцуем и вышли из-за стола. Танец был медленный и длинный. Когда вернулись, Василий, расправившись со снедью, уже курил сигарету.
От нескольких бокалов вина его лицо утратило первоначальную бледность.
С ним уже можно было общаться.
Мы пили вино, кофе, потом, ели мороженное, а Василий говорил.
Рассказчиком он был слабым, но сытная еда и лёгкое спиртное сделали своё дело. Напряжение спало, он расслабился. Рассказывал много и сбивчиво. Иной раз, путанно, перескакивая с события на событие, перемешивая географические названия и путая даты. Прикуривал сигарету от сигареты. Чувствовалось, что ему нужно выговориться, но он боится, что его прервут и не дадут окончить рассказ.
Мы слушали внимательно, не перебивая...

Попытаюсь передать его повествование так, как поняла сама, чуть причесав, ничего от себя, кроме небольших комментариев не добавив, но отбросив разную словестную шелуху и идиоматические выражения, коими Василий сыпал во множестве, по мере того, как пустели бутылки с вином.

Призвался Василий Горовой(фамилия чуть изменена) в конце ноября 88-го.
Он уходил из умирающей деревеньки под Челябинском, оставляя дом родной - покосившуюся избу под толью, в которой жил последние годы с престарелой бабушкой.
Бабушку похоронили два месяца назад.
На деревенском погосте вырос холмик с деревянным крестом и кривоватой табличкой. Рядом, уже заметно оплывшие холмики - могилы матери и отца Василия. Те, ещё два года назад, в начале горбачёвского "сушняка", отравились на деревенской свадьбе каким-то левым пойлом. Тогда, похоронили за раз человек пятнадцать. Ещё шестеро протянули почти год. А оставшийся инвалидом кузнец Григорий, родной дядька Василия, так и лежал полностью парализованный и ослепший в доме своей тёщи. Ухаживать, особенно, было некому, т.к. жена Григория - Варя, умерла на свадьбе прямо за столом...
В деревне осталось семей двадцать.
Работы в колхозе почти не было - зона рискованного земледелия. Там и в лучшие-то годы урожаи были никудышние. Словом, призыв подоспел вОвремя.

До Челябинска пешком и на попутках добирался почти сутки. Ещё трое суток провёл на призывном пункте областного военкомата. "Покупатели" - унылый старлей и бравый старший сержант, погрузили десятка полтора призывников в общий вагон какого-то трёхзначного поезда и на пятый день их уже встречали в Москве. Прямо с вокзала отвезли в баню, переодели и хорошо накормили.
Несколько дней Василий, в компании себе подобных зелёных призывников, провёл в казарме какой-то воинской части пришивая погоны, эмблемы, получая на складе всякую немудрёную солдатскую утварь. Сформировались учебные роты....
Быстро пролетела учёба, затем, была Присяга....

Неожиданно, его и ещё троих ребят, вызвали в строевую часть и под командой какого-то капитана перевезли в ГДР, в город Шацдорф, что в километрах сорока от Берлина. Так началась его служба в ГСВГ (Группе советских войск в Германии).
Служба оказалась совсе не такой, как представлял себе Василий. Он попал в хозроту, где обитали, в основном, всякие армейские "специалисты" - повора, кладовщики, сапожники, портные, штабные писари и пр. пёстрый народец без которого любая воинская часть обойтись не может.
Утром, сделав зарядку, умывшись и позавтракав, все отправлялись по своим рабочим местам - складам, кухням, мастерским, встречаясь лишь за обедом и ужином.
Прямым начальником Василия стал старший прапорщик Петренко(фамилия чуть изменена) - начальник склада НЗ. Собственно, начальником НЗ был офицер, но его Василий почти не видел. Настояшим хозяином всего беспокойного хозяйства НЗ был Петренко.
Работы хватало. Складской товарооборот был двольно серьёзным. Оборудование, продукты и материалы, отлежавшие на складе положенный им срок, отправлялись по назначению, а вместо них, прибывали новые и свежие занимавшие своё чётко определённое место на складских полках. Автопогрузчики, и автомобили день деньской сновали между добротными каменными и металлическими ангарами, а Василий вёл кучу амбарных книг, выписывал ведомости, накладные, отмечал путевые листы. Два раза в неделю Петренко брал Василия с собой и в приписанном УАЗике они отправлялись в город, на товарную станцию, в какие-то ещё части, а иной раз, даже в Берлин.
Прапорщика встречали везде очень хорошо. Он был другом всех и вся. С ним за руку здоровались станционные работники и тамошние начальники из депо. Его немецкийс явным украинским мягким "Г" звучал чётко и уверенно. Петренко был всем нужен и просто незаменим. Его ценило и собственное руководство. За много лет, ни одна ревизия не выявила на складах у Петренко сколько-нибудь значительных нарушений или недостач. Правда, Василий видел, как однажды, приехавший откуда-то проверяющий, бегло прогулявшись со старшим прапорщиком по вверенной территории, появился спустя дня три.
В прискладской коморке - "кабинете", Петренко вручил проверяле готовый акт проверки со списком замечаний и сроками устранения мелких нарушений, а также, объёмистый пакет с гостинцами. Пакету проверяла был особенно рад и долго тряс Петренко руку, приглашая без всяких формальностей обращаться, напрямую, ежели чего.

Особенно любили старшего прапорщика офицеры завершавшие свою службу в ГСВГ и отезжающие обратно в Союз. У него всегда можно было разжиться замечательными деревянными ящиками и картонными каробками для упаковки увозимой домашней утвари. Он знал хорошие магазины, где можно не дорого прикупить кое-какие товары дозволенные к вывозу, за что был любим и не раз обласкан многими офицерскими жёнами. На Василия, иной раз, тоже падали лучики славы старшего прапорщика. Петренко, по ряду вопросов, сделал Василия своим настоящим порученцем. Будучи холостяком, к почти сорока годам, так и не обзаведясь семьёй, относился к Васе прямо как к родному. Частенько, Василий развозил по домам офицеров тяжёлые ящики и упаковки, мебель и электрооборудование предварительно закупленное услужливым прапорщиком в местных магазинах.
Во многих семьях его хорошо знали, частенько кормили домашними обедами и даже давали с собой всякую вкуснятину, к примеру, пироги, а иногда фрукты.

Где-то в мае 1989 года ротный политрук старший лейтенант Савченко, собрав личный состав долго и не очень внятно призывал воинов крепить бдительность, вскользь упомянув о "внезапно обострившейся международной обстановке". Читал по бумажке какие-то цитаты из газеты "Правда" называя руководство Венгрии "сепаратистами"и "ревизионистами". Тогда же, вышел приказ командования о практически полном запрете выезда рядового состава из расположения части.
("Когда в мае 1989 под влиянием перестройки в Советском Союзе партнёр ГДР по Варшавскому договору - Венгрия уничтожила укрепления на границе со своим западным соседом Австрией, руководство ГДР не собиралось следовать ее примеру. Но вскоре оно потеряло контроль над стремительно разворачивавшимися событиями. Тысячи граждан ГДР потянулись в другие восточноевропейские страны в надежде попасть оттуда в Западную Германию.
Уже в августе 1989 дипломатические представительства ФРГ в Берлине, Будапеште и Праге вынуждены были прекратить приём посетителей из-за наплыва жителей ГДР, добивавшихся въезда в западногерманское государство. Сотни восточных немцев бежали на Запад через Венгрию. Когда 11 сентября 1989 венгерское правительство объявило об открытии границ, Берлинская стена потеряла свой смысл: в течение трёх дней ГДР покинули через территорию Венгрии 15 тысяч граждан. В стране начались массовые демонстрации с требованием гражданских прав и свобод. 9 ноября 1989 в 19 часов 34 минуты, выступая на пресс-конференции, которая транслировалась по телевидению, представитель правительства ГДР Гюнтер Шабовски огласил новые правила выезда и въезда из страны. Согласно принятым решениям, со следующего дня граждане ГДР могли получить визы для немедленного посещения Западного Берлина и ФРГ. Сотни тысяч восточных немцев, не дожидаясь назначенного срока, устремились вечером 9 ноября к границе. Пограничники, не получившие приказов, пытались сперва оттеснить толпу, использовали водометы, но затем, уступая массовому напору, вынуждены были открыть границу. Встречать гостей с Востока вышли тысячи жителей Западного Берлина. Происходящее напоминало народный праздник. Ощущение счастья и братства смыло все государственные барьеры и преграды. Западноберлинцы, в свою очередь, стали переходить границу, прорываясь в восточную часть города. " - Выписка из "Википедии")

До осени Василий выезжал с Петренко в город всего дважды, всякий раз быстро возвращаясь обратно в часть. Это была уже "Зпадная группа войск", так ГСВГ стала называться с июня 89-го...
Время летело. Служба шла своим чередом. В части, на первый взгляд, ничего не изменилось, но какая-то тихая напряжённость ощущалась явно.

К осени Василий стал готовиться к дембелю. Тут, забот полон рот. Нужно подготовить "парадку", дембельский альбом, чемодан.
Готовился как-то автоматически, как все дембеля его года призыва. Он как-то отталкивал от себя мысли о том, кому же он станет показывать свои фотографии, перед кем красоваться в ушитых брюках, не говоря уже о том, куда же ему ехать?
В один из октябрьских дней, Петренко взял с собой в город Василия. Нужно было на товарной станции получить контейнеры с каким- то крамом. Всю дорогу прапорщик был как-то необычно молчалив. На вопросы отвечал невпопад, вроде был огорчён, думал о чём-то.
С делами разделались быстро. Вернулись в машину.
Прапорщик закурил.
- Всё, Вася, прикрывают нашу лавку, - тихо сказал Петренко.
- В каком смысле?, - опешил Василий.
- В самом прямом. Горбачёв с Колем подписали договор о выводе из Германии советских войск. Дают на это, конечно, время - четыре года, но это уже не важно. Сейчас, начнутся сокращения. Меня погонят одним из первых - выслуга подходит... Пенсию прапорщицкую знаешь? А куда мне податься? Ни кола, ни двора. Семьи нет. Родни нет. Я же детдомовский. Специальности гражданской не имею. Всю сознательную жизнь в армии - срочка - сверхсрочка...
К слову, а ты через месяц куда? Опять в свою Дундровку? Или, как её? Мымровку?
- В Суровку...
- Не важно! Что тебя там ждёт? Штопанный трактор в колхозе? Три копейки на тудодень? Грязь непролазная да самогонка вонючая? Можешь ответить?
- Не думал...
- Вот, "не думал", а нужно думать! Мы с тобой два никому не нужных пса.
У нас ничего нет. Нас никто и нигде не ждёт. Нам некуда ехать "домой"....
Вобщем, так, Вася, ты мне как родной. Мне больше некому слова сказать, поделиться своими мыслями. Я решил уйти. Бросить всё к чертям. Берлинскую стену проломили. Немцы в ФРГ толпами валят. Я кое-что припас, приберёг на чёрный день. Вот он и настал. Зову тебя с собой. Терять нам особо нечего. Европа большая - не пропадём...
Гражданскую одежду для себя Петренко уже приготовил, а для Василия в маленьком магазинчике на Ораниенбургер-штрассе взяли всё, что необходимо. Машину бросили возле стадиона. Петренко позвонил в часть. Сказал, что обломались и ждём тягача. Обещали прислать после обеда.
Как они колесили по ФРГ, как ехали на попутках, как переходили почти незаметные границы - рассказ длинный и не интересный. Подробностями не интересовалась...

К рождеству на автобусе въехали в Париж. Тут они и обосновались. Жили за гроши в студенческих ночлежках, а за тем, выправив какие-то документы, сняли комнатку в мансарде шестиэтажного старого дома на рю де-Сон.
На первом этаже пекарня-кондитерская мадам Дюкло - багеты и пирожные. Весь дом - квартиры на съём.
В бельетаже жила сама мадам, два следующих снимала "приличная публика" - инженеры, зубной врач, чета молодых преподавателей, а на двух верхних этажах жил народ по-проще. Соседями наших беглецов были старый циркач-иллюзионист, пара вечных студентов похожих на гомиков, и женщина невнятной наружности с малолетним сыном.
Позватракав в заведении у мадам( им, как постоянным жильца, полагался утренний кофе с крендельком, а вечером, горячий багет), ходили на подённые работы грузчиками, убирали строительный мусор на новостройках, красили ограды от мэрии. Оград в Париже немеряно - на всю жизнь хватит. Дают спецодежду, краску инструменты и платят честно. Принаровились работать быстро и чисто - подстилали плёнку полиэтиленовую, чтобы тротуар не пачкать. А за одно, "халтурили". Кому двери парадного подновить, кому лестницы с вензелями до самого верха дома в порядок привести - краску-то советсткий человек умеет экономить. От хозяев получали наличными. Денег хватало на всё. И ещё отложить оставалось.
Прошёл год...

Однажды утром Петренко пожаловался на сильные боли. Пришлось идти к частному врачу жившему в соседнем доме. Месье Партуш брал не дорого и относился ко всем пациентам с душой. Внимательно осмотрев больного, посерьёзнел и дал направление в клинику, где были сделаны все нужные анализы и под местным наркозом взята биопсия. Через некоторое время получили ответ. Самые худшие ожидания оправдались...
Медицинской страховки у них, конечно же, не имелось и Василий был просто в ужасе. Он читал в советских газетах как страдают неимущие больные в капстранах. Однако, когда месье Партуш отвёз на своей машине Петренко в больницу, Василию показалось, что они попали во дворец. Современное здание, модерновые интерьеры, картины на стенах, удобная мебель, чистота и порядок, кругом медсёстры в накрахмаленых беленьких халатиках пархают как ангелочки.
Василию объяснили, что платить ничего не нужно, что операцию будет делать профессор Патир(Мой друг и в прошлом, соученик, - гордо сказал месье Партуш), единственное неудобство, за которое перед Василием заранее извинились, палата будет на четыре, а не на два человека, как обычно....

Операция была не лёгкой и длилась почти четыре часа. Когда Василию дали заглянуть на одну минутку в послеоперационную палату и он увидел Петренко, на его глаза сами собой навернулись слёзы. Бывший бравый прапорщик лежал такой маленький, жалкий, с ввалившимися жёлтыми щеками и огромными сенцами под глазами...
Вечером того же дня, Василий, поддавшись какому-то сиюминутному порыву, поехал в храм Трех святителей что в 15-м округе. Купил толстую свечу и попросил служку молиться за здравие "раба божего Павла" присовокупив некую сумму в франках. Нашёл синагогу, объяснил, что к чему и опустил в ящик для цдаки несколько купюр, а в мечети, его и слушать не стали. Мула, только плюнул себе под ноги зло процедив сквозь зубы: "Шурави!"...

Далее, были жуткие пол-года. Сначала химиотерапия, за тем, лучевая терапия. Это были болезненные и мучительные процедуры, которые Петренко переносил очень тяжело. У него выпали все волосы, он похудел на 15 килограмм.
Василий был с ним всё время. Нянчил его как младенца, кормил, купал, одевал. На работу времени не оставалось. Сбережения таяли. Большим облегчением было то, что разные благотворительные и общественные организации совершенно бесплатно выделяли транспорт для поездок в онкоцентр на все процедуры и два раза в неделю присылали медсестру для перевязок на месте.

Однажды, настал день очередной оплаты за жильё. Платить было нечем...
С тяжёлым сердцем он спустился в пекарню к мадам Дюкло с намереньем просить отсрочки платежа. Выслушав его, мадам пообещала подумать, а вечером, после закрытия кондитерской, зашла к ним принеся несколько свежих багетов и пирожных к чаю. После этого вечера, мадам стала заходить часто, по-долгу беседовала с Петренко на сносном немецком. Дела у него быстро пошли на поправку, волосы практически отросли, почти вернулся вес. Через месяц, он уже месил и раскатывал тесто в кондитерской мадам Дюкло, а ещё через три, перебрался в большую шестикомнатную квартиру мадам...

У Василия дела были хуже. Ту, хорошую работу от мэрии, он потерял. На стройках, за какие-то гроши, во всю работали сербы и румыны. Были дни, что карманы его были совершенно пусты. Благо, Петренко всегда угощал его свежим багетом. Кусок этой белой булки и чай, иной раз, становились его обедом и ужином одновременно.

Помог сосед. Благообразного вида пожилой человек был настоящим иллюзионистом, достаточно известным в своих кругах. Он, иногда, заходил к болеющему Петренко и старался развлечь, поднять настроение разными забавными трюками. Однажды, он пригласил Василия к себе и предложил ему скромный приработок. После некоторого периода учёбы и репитиций, Василий стал ассестировать иллюзионисту на выступлениях. Работы было много. Её поставляло специальное бюро за небольшой процент от выручки. Имелись, также, "постоянные" места - рестораны, кафе и вечерние клубы в которые их часто приглашали. У Василия были красивые руки с длинными ловкими пальцами(совершенно не понятно, от кого они ему достались - он хорошо помнил папкины "лопаты" и заскорузлые от сельского труда мамины грубые руки).
Постоянные тренировки под руководством старого маэстро дали свои результаты. Меньше, чем через год, Василий начал самостоятельные выступления. Несколько раз даже ездил в Бельгию с маленькими трёхдневными турами по разным городам. Ему нравилось удивлять и веселить людей. Репертуар рос вместе с мастерством. Он чувствовал себя вполне счастливым.
Важным периодом его жизнии стало заключение контракта с одной из французских туристических фирм. Почти три года он выступал на круизных судах. Каждый вечер давал представление на 30-40 минут для отдыхающих на корабле. Твёрдая оплата работы, щедрые "чаевые" от туристов, бесплатное питание на корабле и режим строгой экономии позволили ему собрать вполне приличную сумму. Он побывал во многих странах. Добирался даже до Америки и Австралии...

Вернувшись в Париж, он снова продолжил свои выступления. Жил совсем рядом со своим другом Петренко, ставшим теперь вполне респектабельным месье Полем Дюкло.

На соседней улице бойко работал большой цветочный магазин. Василий, всегда, проходя мимо, любовался выставленными в витринах букетами, корзинами с цветами и композициями икебана. До приезда во Францию он ничего такого в жизни не видел. Цветов в его жизни было вобще не много, а те, что встречались выглядели, скорее, как веник, а не букет.
Вскоре, он увидел в этом магазине молодую симпатичную женщину составляющие эти букеты и композиции...
Это была любовь с первого взгляда.
Прошло ещё очень много времени, прежде чем Василий нашёл в себе силы для того, чтобы подойти к этой женщине, заговорить...

Если всё будет так, как они расчитывают, то скоро они поженятся, а сейчас, он собирает деньги. Дело в том, что старый хозяин магазина умер, а его наследники дело решили продать. Возможно, что удастся откупить отдел цветочных композиций...
Есть, однако, одно обстоятельство портящее ему жизнь. С ним всегда живёт его СТРАХ.
Он сидит где-то в самой глубине души сверлит, скребёт и царапает сердце. Ему кажется, что может придти момент, когда ему "предъявят счёт" за бегство из армии. Хотя он вроде бы понимает, что Союза давно уже нет, а России хватает дел и без него, но Страх продолжает жить в нём эдаким червячком.
Иногда, он просыпается ночью и часами ищет оправдания своему уже давнишнему поступку. Утром просыпается разбитым и не выспавшимся.

Все эти годы он совершенно не контачит со своими бывшими соотечественниками. Избегает выступлений в ресторанах и кафе облюбованных появившимися в последние годы во Франции в изобилии "новыми русскими".

Этот наш с ним разговор был первым разговором с русскоязычными и первым рассказом о себе за последние 16 лет.