Вызов к фюреру застал Штирлица врасплох, когда он с большим удовольствием прямо на письменном столе клепал пойманную им проходившую мимо кабинета даму. Дама, услаждаемая большим членом, восторженно и нечленораздельно мычала. Вошедший без стука в кабинет адъютант фюрера деликатно остановился в дверях и только дождавшись, когда Штирлиц, схватив величайший кайф, откинулся от дамы, сообщил, что фюрер хочет срочно видеть штандартенфюрера.
Штирлиц начал было застёгивать бриджи, но дама со словами «Ещё, милый! Ещё хочу!» ухватила его за руку. Штирлиц оценивающе посмотрел на вытянувшегося адъютанта и приказал:
– Смените меня, штурмбанфюрер. Доставьте даме удовольствие.
– Слушаюсь, штандартенфюрер! – с готовностью ответил адъютант и стал расстёгивать ширинку, попутно поинтересовавшись: - А как её зовут?
– Хрен его знает. Я в паспорт её не смотрел, – ответил Штирлиц. – А зачем тебе её имя?
Адъютант этого и сам не знал.
– Штирлиц, почему ты уже несколько недель игнорируешь Еву? – встретил Штирлица вопросом Гитлер.
– Дела, мой фюрер – ответил Штирлиц. – Зашился совсем. На днях загляну к ней.
– Не на днях, а сегодня же, – вскричал Гитлер. – По твоей милости у меня он уже неделю не поднимается. Ты должен сегодня же зарядить Еву. Ты же знаешь, что я получаю через неё твою сексуальную энергию.
– Понял, мой фюрер. Батарейки ваши сели, требуется подзарядка. Где она?
– Она у себя. Тоскует.
– Тогда я пошёл, мой фюрер.
– Погоди, Штирлиц, ты имел дело с посторонними женщинами. Я должен проверить, здоров ли ты. Покажи мне его.
Штирлиц с готовностью расстегнул ширинку. Фюрер внимательно осмотрел его достоинство.
– А это что за наросты на головке, Штирлиц? – спросил Гитлер.
– Это трудовые мозоли, мой фюрер! – бодро ответил Штирлиц.
В этот момент в кабинет заглянула стенографистка фюрера Герда Розенталь. Увидев Гитлера, приникшего к члену Штирлица, она густо покраснела и пробормотала:
– Простите, мой фюрер. Я не вовремя.
Она выскользнула за дверь, а Гитлер почесал макушку:
– Всё, мы попали, Штирлиц. Сегодня же вся рейхсканцелярия будет знать, что мы с тобою занимались любовью.
– Хотите, мой фюрер, я её расстреляю? – спросил Штирлиц.
– Но она моя лучшая стенографистка, – ответил Гитлер. – В наше время трудно найти равную ей.
– Тогда я загоню в неё моего нахала, – сказал Штирлиц. – Он заткнёт её рот.
– Это другое дело, Штирлиц. Я за гуманное отношение к людям.
Едва Штирлиц успел застегнуть ширинку, как в кабинет ворвался Гиммлер. Он волок за ухо Мюллера, словно щенка, нашкодившего в тапки хозяина.
– В чём дело, Генрих? – недовольно спросил рейхсфюрера Гитлер.
– Я приказал ему выявить шпиона, который выкрал у вас в спальне, мой фюрер, «трахающегося самурая». Он арестовал вашу обслугу и всех расстрелял.
– Мой фюрер, Гиммлер не точен, – возопил Мюллер. – Я допросил каждого. Они не признавались. Но кто-то же из них украл. Я приказал всех расстрелять, а значит, и шпиона. Лес рубят, щепки летят, как говорит Вождь всех народов товарищ Сталин. Сейчас нам некогда разбираться с каждым в отдельности.
– Группенфюрер прав, Генрих. И Сталин прав, – проговорил Гитлер. – Отпусти ему ухо. Ему же больно. Я не переношу, когда кому-то больно. Преступник наказан. А это главное.
…– Знаешь, Штирлиц, почему я расстрелял всю обслугу Гитлера? – спросил Мюллер, когда они вышли из рейхсканцелярии и, не дожидаясь, что скажет штандартенфюрер, пояснил: – Потому что они в один голос утверждали, что статуэтку украл ты, когда трахал Еву.
– Я признателен вам, группенфюрер. Новая Родина вас не забудет, – ответил Штирлиц. – Пойдём, выпьем по такому случаю.
Штирлиц полагал, что Мюллер поступил правильно: жизнь одного советского разведчика стоит двадцати фашистов.
6. СТРАХ, СЧАСТЬЕ И ЗАБОТЫ ТОВАРИЩА БЕРИИ
Берия в ужасе ходил по своему шикарному кабинету от двери в приёмную до двери в спальню, где он отдыхал, когда бывал на казарменном положении. Ужас холодил его сердце и жёг пятки, будто палач прижигал их калёным железом. Он грубо выгнал полковника Дыбина, явившегося с очередной радиограммой от Штирлица. Не читая, Берия бросил её на стол. Ему было не до Штирлица, когда на волоске повисла его собственная жизнь. И всё из-за вчерашнего вечера и сегодняшней ночи. И вздумалось же ему отметить католическое Рождество! Но выдался хороший повод, ему, наконец, удалось уломать красавицу Нинель Мухобойкину, тассовскую фотомодель из инопрессовского журнала. Эта Нинель свела с ума многих иностранных политиков и бизнесменов. Иранский шах был готов даже на заключение законного брака, просил у Сталина её руки и предлагал ему богатое приданое или, проще, выкуп, но тот ответил ему:
– Нинель – это лицо Советского Союза. А мы лицами не торгуем.
Берия долго ухаживал за нею, оказывая знаки внимания, но девушка вела себя неприступно, пока… пока следователи НКВД не отправили её папу на Колыму. Только тогда Нинель снизошла до шефа НКВД. Она отдалась ему, взамен выпросив свободу для отца. Он обещал это сделать и сделал, при ней отдав приказ подчинённому генералу освободить папу Нинели. Правда, жаль, что судно, на котором он поплывёт из Магадана, утопит немецкая подлодка.
Отдавшись ему, Нинель потребовала устроить для неё феерический праздник. А тут и подвернулось католическое Рождество. Для празднования Берия приказал снять в гостинице «Москва» самый роскошный номер, пригласил гостей из числа сотрудников НКВД обоего пола. Сначала проходило всё благопристойно: пили, пели, танцевали, играли в прятки, к полуночи кое-кто начал кое-кого трахать в ванной и в туалетных комнатах. Затем начали соревноваться в силе. Кто-то обратил внимание на большую гайку под столом и спросил:
– На хрена здесь, посреди комнаты, эта штуковина?
Никто не смог догадаться, и тогда решили её немедленно убрать. Попросили дежурного по наркомату прислать им самый большой разводной ключ. Тот прислал.
Пришлось силачам поднатужиться, чтобы гайка поддалась им. Едва её отвернули, как где-то внизу послышался страшный грохот, и через пару минут в номер ворвались коллеги из охраны Вождя. Они приказали всем поднять руки. Пришлось подчиниться даже ему, Лаврентию Берии. Когда охранники разобрались кто есть кто, они сообщили ему, что в номере ниже, сталинском, неожиданно рухнула люстра на кровать Вождя. К счастью, в этот момент Вождь по малой нужде был в туалете, а вот его дама убита.
Покушение на товарища Сталина – это вам не шутки! Берия знал, что Сталин заподозрит его, верного пса. Только кто придёт его арестовывать Меркулов или Абакумов? Вот уж оба будут рады, когда наденут на него наручники и отправят в подвал Лубянки.
Лаврентий Павлович слишком хорошо знал это место, пропахшее порохом и кровью.
Подойдя к столу, Берия выдвинул ящик стола и достал пистолет, безотказный маузер. Он хотел было поднести его к виску, но подумал, что нужно написать письмо Сталину и признаться ему в своей безграничной любви и верности.
Положив перед собой лист бумаги, он обмакнул перо в чернильницу и аккуратно вывел:
«Дорогой и любимый товарищ Сталин…».
Потом он долго смотрел на фиолетовые буквы, составляющие дорогое имя. То ли от жалости к себе, то ли от долгого смотрения в одну точку из глаз его вытекли слёзы и одна из них упала прямо на имя Вождя, отчего то расплылось.
Берия взял второй лист, чтобы начать послание заново, как вдруг зазвонил телефон. Лаврентий Павлович машинально взял трубку и услышал:
– Лаврентий, ты не переживай о случившемся. Пока я жив, с тобой ничего не случится. Звоню, поскольку боюсь, что ты решишь после случившегося застрелиться.
Берия узнал голос Сталина. Он был спокоен и доброжелателен.
– Спасибо, Коба, – ответил Берия, лишний раз убеждаясь в необычайной прозорливости Вождя. – И всё же я достоин самого сурового наказания.
– Это хорошо, что ты понимаешь. Продолжай работать, Лаврентий.
Послышались короткие гудки. Сталин положил трубку. Берия облегчённо вздохнул. Его взгляд упал на непрочитанную радиограмму Штирлица. Он взял её и поднёс к глазам.
«Юстас Алексу.
Требуемые коды к известным сейфам нами добыты. Однако, по словам Б. в сейфах не золото, а разный хлам. Мы можем проверить, если вы доверяете нам. Прощу Мюллера зачислить в штат нашей разведки. Он согласен на звание полковника».
После вчерашнего этот прокол не вызвал у Берии слишком большого разочарования. Проверку можно доверить и Штирлицу, но финчасть будет недовольна.
– А мне это надо? Пусть сами займутся проверкой бормановских сейфов и посылают своих ревизоров, – подумал Берия и вызвал начальника финансового управления НКВД генерала Жуликова.
Пухленький генерал в новеньком мундире с золотыми погонами на узеньких плечах, преданно смотрел на Берию вороватыми глазками, прикрытыми стёклышками пенсне с нулевыми диоптриями. На приказ наркома он с готовностью ответил:
– Сделаем, товарищ нарком.
– У тебя есть люди, которым можно было бы доверить столь ответственную миссию? А то ведь соблазн велик – золото нацистской партии. Там, верно, не менее, чем на тридцать миллионов долларов. Бери и беги. С такими деньгами можно зажить, как кум королю, где угодно, хоть в Швейцарии, хоть в Америке.
Жуликов, услышав о золоте, невольно сглотнул набежавшую в рот слюну. Золото он любил. Особенно то, которое у него лежало в кармане, точнее, в банке из-под американской колбасы. Долларами он тоже не брезговал в надежде, что когда-нибудь он сумеет ими воспользоваться и пожить в своё удовольствие во Флориде на берегу синего тёплого океана. У него мелькнула мысль: а не взяться ли самому за это дело. Тридцать миллионов долларов! Это ж какие деньжищи! Лучше быть миллионером в Америке, чем генералом НКВД в СССР. Кто бы спорил.
– Я мог бы сам, – неуверенно проговорил он. – Такие деньги…
Берия прочитал его мысли по лицу, усмехнулся и ответил:
– Нет, генералами я рисковать не имею право. Вы представляете, что будет с вами, если вы попадёте в лапы гестаповцев?
Жуликов не хотел попадать в лапы гестаповцев, но и такие деньги упускать ему было жалко.
– Я не боюсь, товарищ нарком.
– Ты не боишься, зато я боюсь. Если с тобой что случится, Хозяин с меня шкуру спустит. Понял, герой? Ты мне дай кого-либо из своих подчинённых. Только самых честных.
7. ШТИРЛИЦ НЕ В ДУХЕ
Штирлиц, выполняя просьбу фюрера, решил посетить Еву и одарить её райским наслаждением. По этому случаю он добыл бутылку «Дом Периньон». Ева обожала шампанское этой марки. Фюрер его предупредил, что у Евы он покажется не раньше трёх часов ночи. В распоряжении Штирлица была половина суток.
Шелленбергу, пытавшемуся нагрузить его работой, Штирлиц сказал, что он выполняет особое задание фюрера, о котором бригаденфюреру знать не положено. Шелленберг обиделся. Он считал себя стоящим ближе к фюреру, чем какой-то штандартенфюрер Штирлиц. Знал бы он, что Штирлиц и фюрер соратники и обрабатывают одно и то же поле.
Новая служанка Евы рослая, грудастая блондинка в форме шарфюрера СС встретила Штирлица в передней, приняла его шинель и фуражку и благоразумно скрылась в своей комнате.
Штирлиц, на ходу расстёгивая китель и ширинку, широкими шагами прошёл по коридору и толкнул дверь в спальню Евы. Дверь распахнулась, и Штирлиц увидел взметённые к потолку стройные ножки Евы, а промеж них чей-то толстый волосатый зад. Не страдая избытком обходительности и деликатности, Штирлиц решил увидеть лицо того, кому принадлежит этот зад. Он обошёл кровать, схватил наглеца за волосы и, оторвав от Евы, увидел перекошенное ужасом незнакомое лицо. Без лишних раздумий, Штирлиц ударил кастетом по мелькнувшим перед его глазами жемчужно белым зубам. Бедняга пролетел через всю комнату и в беспамятстве упал в дальнем углу.
– Штирлиц, не ревнуй! – воскликнула испуганная Ева. – Это всего лишь Скорцени.
Штирлиц хотел было и ей съездить по зубам. Но его, хотя и грубая славянская душа, воспротивилась этому. Он не любил бить женщин и делал это редко и неохотно. Он просто раздвинул пошире Евины очаровательные бёдра и вставил в неё горлышко бутылки «Дом Периньон», после чего, резко повернувшись, вышел вон.
Проходя мимо двери грудастой шарфюрерины, он пнул по ней сапогом. Дверь была не заперта и распахнулась. Напуганная внезапным вторжением Штирлица, шарфюрерина обернулась к нему и воскликнула:
– Герр штандартенфюрер, что вам надо?!
Штирлиц не ответил, а просто развернул её задом, задрал юбку, рванул на ней трусы так, что они затрещали по швам, открыв прелестную нежную попку, и всадил в неё со всего маху своё восставшее достоинство.
– Ах, штандартенфюрер! – во весь голос закричала шарфюрерина.
– Ах, штандартенфюрер! – повторила она, но уже потише.
– Ах, штандартенфюрер! – повторила она, но уже нежнее.
– Ах, штандартенфюрер… – повторила она совсем тихо.
– Ах, штандартенфюрер… – повторила она совсем нежно.
– Ах, штандартенфюрер… – простонала она, энергично двигая попкой.
– Ах, штандартенфюрер! – вскричала она, впадая в оргазм.
Дальше она только взвизгивала и стонала:
– Ах… ах… ах… ах…
Излившись в неё, Штирлиц стремительно покинул её.
Он широким шагом шёл вдоль дверей рейхсканцелярии. За этими дверями сидели ненавистные ему люди в различных мундирах, враги его любимой Родины.
В сердцах Штирлиц выбил одну из дверей. Это была дверь дамского туалета. Он увидел двух дам, сидящих на унитазах. Дамы, видимо, о чём-то или о ком-то сплетничали. На их лицах ещё сохранялись любознательная язвительность, но в глазах уже вспыхнул ужас от того, что незнакомый мужчина застал их в столь неловком положении. Штирлиц слегка смутился и спросил их:
– Я вам не очень помешал?
Дамы промолчали, затем разом вскочили и, оставив на полу трусики, помчались по коридору.
– Опустите юбки, бесстыдницы! – крикнул им вслед Штирлиц. Но дамы не услышали его.
Они пролетели мимо фюрера и Геббельса, не притормозив и не поприветствовав их. Те только успели посторониться, чтоб не быть сбитыми мчащимися кобылицами.
– Что с ними? – спросил удивлённый фюрер. – Куда это они мчатся без трусов и задрав юбки?
Геббельс лишь пожал плечами.
– Что это за дамы, что пробежали мимо нас? – спросил фюрер подошедшего Штирлица.
Тот тоже пожал плечами.
– Я знаю, мой фюрер! – воскликнул Геббельс. – Они удирали от Штирлица. Смотрите, у него ширинка расстёгнута, и он на полном взводе.
– Штирлиц, спрячьте вашу гаубицу и застегнитесь, – строго сказал Гитлер. – Здесь рейхсканцелярия, а не бордель фрау Шнабель со Шпациренштрассе.
Штирлиц только сейчас заметил, что его мундир не в полном порядке и застегнул ширинку.
– Идите, и займитесь делом, которое я вам поручил – сказал Гитлер. – Вернусь, проверю.
Штирлиц повернулся и строевым шагом направился в спальню к Еве.
– Штирлиц, ты сунул в меня бутылку и куда-то убежал, – сердито проговорила Ева, когда он вошёл к ней.
– Я решил погреть шампанское, – ответил Штирлиц. Взяв бутылку, он открыл её, выстрелив пробкой в портрет фюрера. Портрет свалился со стены. Но ни Штирлиц, ни Ева не обратили на него никакого внимания. Штирлиц одним глотком выдул налитое в фужер шампанское и спустил штаны…
8. СПЕЦФИНАГЕНТЫ НКВД
Берия разглядывал представленных ему Жуликовым сотрудников финчасти, которым поручалась важная операция: проверка наличности и ценностей в швейцарских банках, помещённых туда бормановскими агентами.
– Полковник Бывалов, заместитель главного ревизора управления, – указал Жуликов на массивную фигуру с туповато-хитрым лицом. В одних случаях оно, по-видимому, выглядело тупым, в других – хитрым, в зависимости от ситуации. – Опытный сотрудник. Неплохо стреляет, умеет боксировать. Член ВКП (бе).
Вторым стоял тщедушный мужичонка с плаксивым личиком постаревшего ребёнка, у которого отняли мороженое.
– Капитан Трусов, просто бухгалтер-ревизор, – назвал его Жуликов. – Стрелять не умеет, боксировать тоже. Зато предельно честен. Женат. Очень любит жену и всех детей от её пяти браков и мороженое, особенно «эскимо». Морально устойчив. Не курит и не пьёт на свои. Беспартийный.
А это лейтенант Балбесов, счетовод. Звёзд с неба не хватает, но, порой, соображает неплохо, особенно выпить. Стреляет плохо из всех видов оружия. Не боксирует, но склонен махать руками, когда хорошо поддаст. Беспартийный, но настроен вступить в наши боевые ряды авангарда трудящегося народа. К сожалению, по слабости памяти никак не выучит устав партии.
Берия окинул взглядом долговязого сутуловатого мужчину в обвислом кителе с оторванной пуговицей и в стоптанных кирзовых сапогах. На лице его блуждала безмятежная улыбка человека, который может впасть в уныние только в одном случае, когда нечего выпить.
– Значит так, первого будем именовать Бывалым, второго Трусом, третьего Балбесом, – сказал Берия. – Запомните ваши новые имена?
– Запомним, – ответили все трое в один голос.
– Это вы хорошо придумали: клички по фамилиям, – растянул губы в улыбке Балбес. – Мне нравится.
– А нас далеко и надолго посылают? – поинтересовался Трус.
Берия взглянул на него и проговорил:
– Отвечаю на вопрос Труса: сначала вас из самолёта выбросят в Германии возле Берлина, из Берлина наши товарищи помогут вам перебраться в Швейцарию.
– Далеко, – протянул печально Трус. – А выбрасывать нас будут с парашютами?
– С парашютами – ответил Берия и чтобы избежать дальнейших вопросов и ненужных реплик сам спросил:
– Немецкий язык знаете?
– К сожалению, товарищ нарком, в нашем управлении нет людей, владеющих немецким, – ответил Жуликов.
– Плохо, – сказал Берия. – Как они будут изъясняться с немцами?
– А что с ними изъясняться. Врежем по сусалам, и всех делов, – снова подал голос Балбес.
– Может, какие отдельные слова и выражения помните? – спросил Берия.
Все трое наморщили лбы, поднапряглись.
– Хенде хох! – сказал Бывалый.
– Ауфвидерзеен, – сказал Трус.
– Матка, дай яйки, курка, – сказал Балбес.
– Не пойдёт. Это почти по-русски, – покачал головой Берия.
– Вас ист дас? – сказал Бывалый.
– Цурюк, – сказал Трус.
– Ахтунг, минен! – сказал Бывалый.
– Киндер сюрприз! – радостно воскликнул Балбес.
Берия ничего не сказал, и кандидаты в спецфинагенты НКВД продолжали:
– Айн момент…
– Айн, цвай, драй…
– Шпрехен зи дойч…
– Цум туфель…
– Хер такой-то…
– Данке шон…
– Гитлер капут…
– Довольно, – оборвал поток немецких слов Берия. – Вам, главное, без приключений добраться до места встречи с нашим человеком в Берлине. А дальше он вас переправит в Швейцарию и сопроводит до нужных банков.
– А он немецкий знает? – спросил Берию Трус.
– Лучше, чем вы русский, – ответил Берия.
– Тогда я спокоен.
– Приготовьтесь к отправке. На аэродром явитесь в гражданском. Подберите такую одежду, чтоб не сильно бросаться немцам в глаза. Я приду проводить вас, – сказал Берия.
В отличие от Труса в душе у него не было спокойствия. Но если эти спецагенты провалятся, он спросит за их провал с генерала Жуликова.
На аэродром Берия прибыл с опозданием. Лётчики спешили покинуть Москву, чтобы, слетав до Берлина, успеть вернуться домой затемно и избежать встречи с немецкими истребителями. Они уже прогревали моторы бомбардировщика.
Берия приказал Жуликову построить спецфинагентов, чтобы пожелать им доброго пути и счастливого возвращения, но когда он увидел их, то онемел. Перед ним стояла троица разгильдяев, которую схватят в первые же минуты приземления.
На Бывалом было надето москвошвеевское пальто с каракулевым воротником и такой же шапке и валенки. На Трусе лохматый полушубок и шапка «пирожок». На Балбесе дурацкая шапочка с помпончиком и такая же курточка.
– Это не немцы! – вскричал раздосадованный Берия. – Это деревенские мужики из рязанской деревни.
– Зато не замёрзнем, – сказал Балбес.
– Надёжно, выгодно, удобно, – ответил Бывалый.
– Там тепло, идиоты, плюс три по Цельсию, – сказал Берия. – Ладно, хрен с вами, – и пригрозил Жуликову: – Если они провалятся, я превращу тебя, генерал, в лагерную пыль.
Генерал от финансов от испуга остолбенел. А когда пришёл в себя, был готов влезть в самолёт. Но было поздно: бомбардировщик уже набирал разбег на лётном поле.
9. ШТИРЛИЦ НА ПЯТОЙ ТОЧКЕ
«Алекс Юстасу.
К вам вылетела группа спецфининспекторов для изъятия золота нацистской партии. Приказываю вам встречать их на точке № 5 с 19 до 20 час. по московскому времени в течение десяти дней, начиная с завтрашнего. Пароль: «А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало. Что осталось на трубе?». Ответ: «На Дерибасовской открылася пивная». Отдайте им коды от известных вам банковских сейфов, проводите группу до Швейцарской границы и обеспечьте её пересечение».
Штирлиц в очередной раз вышел на встречу с посланцами Москвы. Это был последний день, оговоренный Центром.
Шёл мокрый снег, и противно забивался за отворот шинели. Ложился тяжёлым блином на фуражку. Пятой точкой, где должна была произойти встреча, был зоопарк. По случаю зимы он не работал, поэтому штандартенфюрер, бродивший вдоль вольера, в котором летом содержались бегемоты, привлёк внимание служителей зоопарка потому, что сейчас там бегемотов не было. Штирлиц проклинал берлинскую погоду, проклинал начальство, заставившее его маячить у пустого вольера, проклинал посланцев, потерявшихся где-то в пути. Грело его только то, что это был последний его выход на это место и то, что находилось у него во внутреннем кармане шинели. А находилась в нём плоская фляжка времён Гражданской войны с выцарапанной надписью «Дарагому таварищу па аружию Максиму Исаеву от комбрига Красной армии Гриши Котовского. Смерть мировой буржуазии! 1920 г.».
Поскольку надпись была полустёрта за прошедшие годы, то грамматические ошибки в ней были не так заметны. Во фляжке же плескался французский коньяк «Наполеон». Конечно, не времён Гражданской войны. За это время в ней побывали разные напитки: от самых изысканных до стеклоочистителя и «Толстого Германа». И хотя уже прошло несколько месяцев как иссяк источник коньяков из Франции, Штирлицу и среди пустыни удалось наполнить фляжку живительной влагой. А случилось это в «Синей птичке», где несколько дней назад Штирлиц увидел господина с иссиня-чёрными усами. Он тотчас угадал в нём турецкого шпиона. Шпион стопку за стопкой глотал коричневатую жидкость, которую наливал из стоящей перед ним бутылки и от которой исходил забытый аромат счастья и наслаждения. Штирлиц подошёл к нему и со словами: «Получай, вражья морда! Будешь знать, как шпионить за нами!» врезал господину кастетом по зубам и, сунув бутылку с остатками содержимого в ней в карман, подхватил под мышку обмякшее тело и выволок на улицу. По дороге господин пытался что-то заявлять о своей дипломатической неприкосновенности. Но какая тут неприкосновенность, когда на столицу рейха каждую ночь сыплются бомбы. Только на следующий день он узнал из газет, что какой-то хам выбил зубы недавно аккредитованному парагвайскому послу, спокойно сидевшему в ресторане «Синяя птичка». Штирлиц почесал затылок и подумал:
– Кажется, я немного ошибся.
Однако остатки коньяка, перелитые им во фляжку, он решил послу не возвращать.
Время встречи истекло. Штирлиц направился к машине, оставленной им у ворот. Проходя мимо аккуратного домика, в котором размещалась дирекция зоопарка, он заметил в окне весьма привлекательное личико рыжеволосой девушки. Ему захотелось трахнуть её, и он взбежал на крыльцо. Девушка сначала не поняла, зачем к ней зашёл незнакомый офицер, а когда поняла, то уже было поздно, на улице стоял вечер, плавно переходящий в ночь. С неба сыпались англо-американские бомбы. Девушка кричала от удовольствия и совсем не сердилась на офицера. А когда наступил серый рассвет, она, провожая его, сказала, что будет его ждать.
Штирлиц ей ничего не обещал, лишь только потрепал её по пухлой щёчке.
«Юстас Алексу.
С направленными вами спецфинагентами встреча не состоялась. Не исключено, что они попали в руки гестапо».