Штирлиц и Вторая Мировая война-3часть (5-10 главы)

(продолжение)

Начало см.:
http://www.neizvestniy-geniy.ru/cat/literature/proza/1226462.html?author


5. СТАЛИН БЕРИИ ДАЛ ПРИКАЗ

– Лаврентий, – Сталин указал вошедшему шефу НКВД на кресло перед своим столом, – скажи мне, ты собираешь компромат на высшее руководство страны и армии?

От неожиданного вопроса вождя, Берия не сел, но рухнул в кресло. Конечно, в его сейфе хранилось немало папок с компроматом на всё окружение Сталина. Начало этому положил ещё товарищ Дзержинский, а его преемники продолжили пополнение папок. Имелось в нём досье даже на товарища Ленина.

– Грешен, товарищ Сталин, собираю, – признался Берия, придерживая подрагивающее колено. – Так повелось от Феликса Эдмундовича.
– Интересно, – проговорил вождь, беря в руки трубку. – Интересно, говорю, почитать. И на меня тоже имеется? – Сталин вонзил глаза в побледневшего шефа НКВД.

Берия взволнованно подёргал себя за воротник френча, проверил застёгнута ли на брюках ширинка и стал колоться дальше:
– И на вас, товарищ Сталин, тоже.
– Хорошо, что не соврал, Лаврентий. Маленькая ложь в шаге от большой лжи, а за нею следует измена Родине.
– Как можно, товарищ Сталин! – воскликнул Берия. – Чтоб я да обманул вас! Да век мне воли не видать!
– Не зарекайся, Лаврентий. Апостолы Христа обманули на тайной вечере. А посадить тебя я всегда успею и даже расстрелять… Ха-ха-ха…

Берия не стал спорить. Вождю виднее. Он лишь уставился на Сталина преданными глазами пса.

Сталин набил трубку табаком из папирос, закурил и, хитровато взглянув на шефа НКВД, спросил:
– У Гитлера, не знаешь, тоже кто-нибудь собирает компромат на его приближённых? За каждым из них найдётся немало грешков.
– Не исключаю, товарищ Сталин, – облегчённо вздохнув, ответил Берия.
– Вот и постарайся узнать кто именно этим занимается и прикажи выкрасть папочки, – усмехнулся Сталин и дал знак шефу НКВД, что тот свободен. Берия поднялся с кресла и направился к двери, но тут его остановил голос вождя:
– А досье из своего сейфа, Лаврентий, доставь ко мне. Я почитаю их перед сном.

Берия выполнил приказ. К вечеру ящик с папками был уже у Сталина, а через сутки Штирлиц получил шифровку:

«Юстасу. По имеющимся у нас данным некто из верхушки рейха собирает компромат на лиц из окружения Гитлера. Следует выяснить, кто этим занимается, а затем изъять у него указанные досье или переснять их на месте. Полученные материалы переслать в Центр. Алекс».

6. ЗАДАНИЕ НУЖНО НЕПРЕМЕННО ВЫПОЛНИТЬ

Штирлиц, как и всякий русский, любил быструю езду, но сегодня, погружённый в размышления по поводу нового задания Центра, он ехал не спеша.

На вопрос «кто?» он ответил сразу. Незадолго до этого они собрались у Штирлица отметить вторую годовщину гибели Гейдриха, приконченного англичанами в Праге. Сидели вшестером: Геринг, Борман, Геббельс, Гиммлер, Мюллер и он, Штирлиц, накрывший праздничный стол, пожертвовав для гостей последнюю дюжину бутылок «Московской» и ящик пива и собственноручно приготовив шашлык по-карски.

Конечно, в тот вечер надрались все знатно. Но ещё раньше, когда мозги ещё не слишком затуманились, но языки уже сорвались с тормозов, зашёл разговор об Гейдрихе, точнее, о тех досье на высокопоставленных особ Рейха, что собирал убиенный обергруппенфюрер. Народ допытывался у Гиммлера, не он ли присвоил папочки покойного. Рейхсфюрер сначала отпирался, а потом признался, что упомянутые досье у него и послал всех в сортир. Борман обиделся и плеснул в Гиммлера пивом из стакана.

– Ах ты, лысая свинья! – воскликнул Гиммлер, утёр лицо платком и двинул кулаком Бормана в зубы. – Много будешь знать, без зубов останешься.

Борман, падая на пол, толкнул Геббельса. Тот что-то жевал и чуть не подавился. Отдышавшись, он обозвал рейхсляйтера сукой, а Мюллер пнул упавшего Бормана. Геринг только посмотрел на них и, налив себе стакан водки, залпом выдул его. Штирлиц подошёл к Гиммлеру сзади и, достав свой именной кастет с надписью «Дорогому товарищу Исаеву от товарища Артузова за отличную службу», долбанул им Гиммлера по темечку…

…– Ну, и водка у тебя, Штирлиц, убийственная, – сказал рейхсфюрер, приходя в себя на следующий день. – Так вдарила в башку, что та аж затрещала.

…Тогда Штирлицу дела не было до этих досье, но, получив приказ Центра, он стал думать, каким образом добыть их. Нужные мысли не приходили к нему, в голову пёрла всякая чепуха, как помехи в радио. В сейф рейхсфюрера залезть, это вам не нос сунуть в кастрюльку к соседке по коммунальной квартире.

Да, здание, в котором находится кабинет рейхсфюрера это вам не колхозная контора, и охраняется эсэсовцами так, что муха мимо них не пролетит.

– Раз нет мыслей, значит, буду действовать, как получится, – подумал Штирлиц и, не откладывая дело в долгий ящик, направился на Принц-Альбрехт-штрассе.

Над Берлином гремели фанфары, грохотали барабаны. По улицам маршировали бравые эсэсовцы и мальчишки из гитлерюгенда. Девушки из юнгмедельбунда бросали им цветы. Раздавались крики:
– Хайль Гитлер!.. Хайль Гитлер!.. Хайль!..

Июльское солнце не спеша шло своим курсом, не обращая внимания на земные страсти. Нерадостно было Штирлицу на чужом празднике. Красная армия снова отступала. Враг грозился захватить Сталинград, стремясь перерезать транспортный путь, связывающий Баку со всей Россией.

Штирлицу хотелось бросить гранату в толпу веселящихся берлинцев, ещё не призванных в армию. Но этого нельзя было делать. Чувства чувствами, но теперь за каждый, патрон, за каждую полученную и потраченную марку предстоит отчитываться перед финотделом НКВД. На отчёт о своих доходах за те десять с лишним лет, что он провёл в Германии, Штирлиц получил выговор за неуплаченные с них партвзносы. Задолженность составила более двух с половиной тысяч марок и продолжает расти.
– Ладно, дождусь Дня Победы – подумал Штирлиц. – Если победим, то погашу всю задолженность, а потерпим поражение, то и платить будет некуда.

С этими размышлениями Штирлиц подкатил к мрачному зданию гестапо и, оставив машину на стоянке, направился к подъезду с фашистским флагом с одной мыслью, что задание Центра нужно непременно выполнить.

7. НЕ ПЕРЕНОСИТ НЕМЕЦ РУССКИЙ ДУХ

Гиммлер стоял у окна, уставившись на улицу. Он был не в духе. Ему только что звонил управляющий его кроликовой фермой и сообщил, что кроликов поразил «птичий» грипп. Всех кроликов придётся уничтожить. А это громадные убытки.

В это время в кабинет вошёл Штирлиц, как всегда без доклада.

– Хайль Гитлер! – приветствовал он рейхсфюрера. – У нас на вечер намечается компашка расписать «пульку». Придёте?

Гиммлер повернулся, и Штирлиц увидел его полные боли глаза.

– Горе у меня, – ответил Гиммлер. – На кроликовой ферме буйствует «птичий» грипп. Придётся зарезать всё поголовье. Это ж какие убытки, Штирлиц! Десять с лишним тысяч голов!

Штирлиц сел за приставной столик.

– А вы сдайте тушки в концлагерь по марке с каждой, подкормите заключённых. Вот и покроете убытки.

Гиммлер вскинул голову и радостно воскликнул:
– А ты, Штирлиц, голова! – Гиммлер потёр руки и добавил: – Я сдам их не по марке, а по пять в госпитали для диетического питания тяжело раненных солдат вермахта, которые уже непригодны для фронта. Помрут, сэкономим на пособиях. И в графе «причина смерти» врачи будут писать «грипп» или «ОРВИ».

Пока рейхсфюрер подсчитывал предполагаемую прибыль от заболевших кроликов, Штирлиц снял сапоги и размотал портянки. По кабинету поплыл ядовитый аромат.

Гиммлер оторвался от расчётов, выпучил глаза и, схватившись за горло, свалился на пол. Штирлиц поспешил к нему, пощупал пульс и прошептал:
– . Ничего, жить будет.

Убедившись, что рейхсфюрер без сознания, Штирлиц обшарил его карманы, извлёк связку ключей и, для верности накинув Гиммлеру портянку на лицо, подошёл к сейфу.

Лицо советского разведчика было спокойно, сурово и отражало его полную готовность к подвигу. Сейф открыл ему свои тайны. Папки в коричневых ледериновых переплётах лежали на нижней полке. На верхней папке в белом прямоугольнике готическим шрифтом было написано «Адольф Гитлер», под нею лежала вторая, надписанная «Геринг Герман», ниже «Мартин Борман», «Геббельс Йозеф»… Одни папки были пухлы, в иных лежало лишь несколько листков.

Штирлиц не торопился. Вся операция у него не заняла и пяти минут. Намотав портянку на ногу и надев сапог, он открыл окно, увязал папки в одну стопку, положил связку у выхода, после чего открыл дверь и крикнул находящимся в приёмной:
– Рейхсфюреру плохо! Врача!..

Всё кинулись в кабинет и окружили лежащего в беспамятстве Гиммлера, а Штирлиц схватил связку с папками, выскочил в коридор и поспешил к себе. Сунув добычу в сейф, он вернулся назад в кабинет Гиммлера, который уже очнулся. Он лежал на диване, возле него суетился врач.

– Что со мной, доктор? – спросил Гиммлер врача. – Мне неожиданно перехватило дыхание, будто я вдохнул отравляющий газ.
– Перетрудились, мой рейхсфюрер, – ответил тот. – Рекомендую вам отдохнуть недельку. С сердцем не стоит шутить.

А Штирлиц снова подумал:
– Да, не переносит немец русский дух.

Он помог Гиммлеру дойти до машины и сказал на прощание:
– Хорошего вам отдыха, рейхсфюрер.

Вечером в Москву ушла очередная шифровка:

«Алексу. Досье изъяты. Жду курьера для отправки их вам. Юстас».

8. ЧЬИМ ШПИОНОМ БЫТЬ ЛУЧШЕ: АНГЛИЙСКИМ ИЛИ РУССКИМ?

Гитлер хандрил: русские взяли Минск и подходили к неприкосновенным границам рейха. Уж и генерал-фельдмаршала Йодля он трижды ставил в угол на горох на колени, и генерал-полковника Цейтлера за уши отодрал дважды, и Гальдера выпорол розгами, а всё бестолку.

Посмотрит Гитлер на карту, видит: русские всё ближе и ближе.

– Что делать, Штирлиц? – спросил Гитлер, повернувшись усталым лицом к сидевшему в кресле штандартенфюреру. – Как можно воевать с такими остолопами генералами?
– Других у вас нет, мой фюрер, – ответил Штирлиц, затягиваясь сигаретой. Хотя Гитлер не переносил табачный дым, но Штирлицу он не запрещал отравлять воздух в кабинете. – Разве что уговорить пленных русских генералов повоевать на нашей стороне. Конечно, за приличный гонорар.
– Нет! – крикнул Гитлер. – Ни за что! Я не имею права доверить им жизни моих солдат.
– Доверьте им жизни русских военнопленных, – проговорил Штирлиц, а про себя подумал: – Уж они найдут против кого повернуть штыки.

Но Гитлер замотал головой:
– Нет, нет и ещё раз нет, Штирлиц. Я приказал перебросить из Франции и Дании дополнительные силы: две танковые дивизии, пять пехотных и два авиационных полка, истребительный и бомбардировочный. Мощным ударом они сметут русских.

Штирлиц закурил вторую сигарету. Гитлер поморщился и недовольно произнёс:
– Штирлиц, вы совсем не бережёте своё здоровье. Но перейдём к делу. Канарис ещё недавно пытался убедить меня, что возле меня завёлся русский шпион. Я ему не верил, но сейчас думаю, что следует проверить его слова. Поскольку Канарис больше не руководит абвером, поручаю проверку вам. Вам это под силу.
– Яволь, мой фюрер, – бодро ответил Штирлиц и, поняв, что аудиенция окончена, поднялся и направился к выходу, по пути прихватив из стоящего на полу ящика бутылку баварского пива.

Штирлиц не терпел шпионов, особенно английских, путающихся у него под ногами и мешающих работать. Он питал к ним профессиональную неприязнь. А Канарис был английским шпионом. Об этом Штирлиц знал точно. Адмирал сам как-то раз в подпитии признался ему в этом и даже попытался завербовать. Но Штирлиц отказался.

Покинув рейхсканцелярию, Штирлиц оставил мысли об отставленном от дел адмирале и, не откладывая в долгий ящик, направился к Шелленбергу. Бригаденфюрер был у себя в кабинете. Он с задумчивым видом сидел на стуле и плевал в урну, отстоящую от него в полутора метрах, целясь попасть в неё. По тому, как был заплёван пол вокруг урны, пальба шла с переменным успехом.

Штирлиц приветствовал его небрежным взмахом руки: хайль. Шелленберг не ответил на приветствие, а спросил:
– Сумеешь попасть в урну плевком, Штирлиц?
– Запросто, – ответил Штирлиц, ставя второй стул рядом с Шелленбергом.
– Не люблю хвастунов, Штирлиц. Ставлю сто марок за каждое попадание против твоих двадцати за каждый промах. Даю три попытки.

Штирлиц прищурил левый глаз, сделал губы трубочкой и плюнул. Комок слюны влетел прямо в урну.
– Раз, – сказал Штирлиц и, собрав новый комочек, плюнул второй раз и снова попал.
– Два.

Шелленберг нахмурился. Ему не нравилось проигрывать. А Штирлиц плюнул третий раз и столь же успешно.

– Три, – сказал Штирлиц. – С вас триста марок, бригаденфюрер.
– Предлагаю английские фунты из расчёта один фунт за десять марок, – предложил Шелленберг.

Штирлиц усмехнулся:
– Это же грабительский курс. Вы не верите в победу немецкого оружия, бригаденфюрер, что так опустили нашу марку?

Шелленберг смутился. Слова Штирлица его задели за живое. Он не сдержался:
– Ты сам английский шпион!

Штирлиц улыбнулся.
– Кстати, о шпионах, бригаденфюрер. Канарис говорил, что в ближнем окружении фюрера находится русский шпион.
– Ерунда, Штирлиц, – улыбнулся хитрой улыбочкой Шелленберг. – Его окружение – то мы с вами, Гиммлер, Борман, Геринг, Геббельс, Ева Браун.
– Та-ак… – протянул Штирлиц, просверлив Шелленберга своим острым взглядом: – Значит, вы убеждены в том, что рядом с нами нет русского шпиона. А я вот не уверен. Каждый из нас может оказаться им.
– Только не я, Штирлиц, – помахал ручкой Шелленберг – Только не я. И уж, по крайней мере, никак не русским.
– Вы английский шпион, Шелленберг, – категорическим тоном произнёс Штирлиц. – А Англия союзница русских. Все планы фюрера становятся известными англичанам, а от них русским.
– Я не шпион! – вскричал испуганный Шелленберг. Его лицо сделалось белым. – Ты знаешь, Штирлиц, как я предан нашему фюреру!

Бригаденфюрер опешил. Жёсткая логика Штирлица сразила его наповал. В лицо ему пахнуло холодным сырым воздухом гестаповских подвалов. Ужас сковал его члены.

– Я-то верю, но поверит ли вам фюрер, бригаденфюрер? – проговорил Штирлиц, скручивая «козью ножку». – Откуда у вас английские фунты?
– Из моего фонда, предназначенного для наших английских агентов.

Штирлиц понимал, что если он оставит Шелленберга в таком состоянии, то тот может устроить покушение на него. Например, несчастный случай на дороге. Поэтому он улыбнулся и весело сказал:
– Теперь я уверен, что вы верный наци, бригаденфюрер, ибо другого столь честного человека в рейхе, кроме фюрера и Геббельса, больше нет. Я рад, что служу под вашим руководством. И я убеждён, что англичане, если вы попадёте к ним в руки, повесят вас с не меньшим удовольствием, чем русские. Но у вас есть выход из создавшегося положения.
– Какой, Штирлиц?
– И вправду, стать чьим-то шпионом.
– А чьим лучше? – поинтересовался Шелленберг.
– Англичане платят фунтами, но не спешат с наступлением, русские не хрена не платят, но быстро наступают.
– Нужно подумать, Штирлиц, всё взвесить. Кстати, а вы на какую разведку работаете?
– На нашу, бригаденфюрер. Я не генерал, мне виселица не грозит. Кстати, почему вы игнорируете наши вечеринки? У нас очень весело и красивые девочки имеются.

Штирлиц знал, что из разговора лучше всего запоминается последняя фраза. Поэтому если Шелленберга спросят, о чём они разговаривали, то бригаденфюрер ответит, что говорили они о девочках.

9. ПРОДОЛЖЕНИЕ ИСТОРИИ С ПОХИЩЕННЫМИ ДОСЬЕ

После долгого ожидания из Москвы прибыл курьер за украденными Штирлицем из сейфа Гиммлера досье. Они встретились на берегу Шпрее. Ровно в 21-ноль-ноль к Штирлицу подошёл мужик в шапке ушанке и с почтальонской сумкой через плечо и произнёс пароль:
– Мы оба с вами сегодня небрежны.

Говоря эти слова, он поправил шапку.

Штирлиц, тоже повернул фуражку козырьком вперёд, ответил:
– Главное, вовремя заметить небрежность и исправить её.

Печкин, лейтенант государственной безопасности, уже не первый раз бывал в Германии и в Берлине. Как ему удавалось проходить мимо гестаповцев, оставалось секретом для его руководства. Дело в том, что Печкин знал всего несколько немецких слов. Образование у него было невелико – всего три класса сельской школы. Но он умел читать и писать печатными буквами и считать почти до ста. Попал он на секретную службу случайно: служил почтальоном и однажды принёс почту на Лубянку. Там его с кем-то спутали и, быстро снарядив, забросили в логово врага, в Берлин. Печкин понял только одно, он, как почтальон, должен доставить советскому разведчику посылку. Это ничего, что для этого ему пришлось прыгнуть из самолёта с парашютом.

Вот и на этот раз ему приказали доставить почту из Берлина в Москву. Однако, когда он увидел связку папок, когда он взвесил её, то покачал головой и сказал:
– Перегруз, гражданин Штирлиц. Придётся вам что-то оставить. Согласно правилам советской почтовой службы перегруз почтовых отправлений запрещён. Эсесесер – это вам не Германия.

Штирлиц понял, что спорить с педантичным почтальоном Печкиным бесполезно. Он достал свой малоформатный фотоаппарат и переснял все документы на фотоплёнку.

– Вот теперь другое дело, – одобрил Печкин, увидев небольшую коробочку, в которую Штирлиц упаковал рулон отснятой плёнки.

Когда курьер Центра отбыл в обратный путь, Штирлиц задумался: куда девать досье? Просто сжечь? Жалко. Нужна была идея, и она родилась в мощном мозгу советского разведчика.

Аккуратно упаковав папки в картонную коробку, он обшил их дерюжкой и надписал адрес получателя: «Берлин. Рейхсфюреру Генриху Гиммлеру» и ниже адрес отправителя «Москва. НКВД. Л.П. Берия».

Переодевшись в поношенный костюм, немного подгримировавшись, Штирлиц, опираясь на костыль, отправился пешком до ближайшего метро. Несколько раз сменив вагоны и поезда, он убедился, что за ним никто не следит и вышел из метро как раз рядом с Главпочтамтом.

Войдя в здание, он встал в очередь к окошку, где принимали посылки. Очередь шла медленно, но, в конце концов, и Штирлиц добрался до него. Пожилой служитель поставил на посылке нужные печати и выписал квитанцию отправителю. Дело было сделано. Штирлиц вышел на улицу.

По улице под грохот барабанов маршировали эсэсовцы и гитлерюгенд.
Народ провожал их глазами и безмолвствовал.

10. НЕПРОБИВАЕМЫЙ ШТИРЛИЦ

Лето катилось к концу, но дни в Берлине стояли на редкость погожие и тёплые. Нежные девушки из охраны СС пороли во дворе здания на Принц-Альбрехт-штрассе по попкам невоспитанных русских пионеров, не желающих вступать в гитлерюгенд и идти защищать родную Германию. Но всё это не радовало Гиммлера и не поднимало его боевой дух из-за неприятностей, начавшихся с непонятного сердечного приступа, испугавшего его. Вернувшись из отпуска, он обнаружил пропажу секретных досье с компроматами на руководителей Рейха. Он сразу понял, что никто, кроме оберштурмбанфюрера Майера, секретаря, украсть их из сейфа не мог. Только он имел свободный доступ в кабинет рейхсфюрера, и только он мог воспользоваться этой возможностью. Правда, Майер решительно отпирался. Он так и не признался на кого работал. Гиммлер сначала намеревался отдать виновного под трибунал и расстрелять, но затем решил не поднимать шума, и отправил беднягу в Белоруссию сражаться с лесными бандитами.

А тут ещё это! Гиммлер разглядывал посылку, обшитую дерюгой, на которой был чернильным карандашом выведен адрес получателя: «Берлин. Рейхсфюреру Гиммлеру», и адрес отправителя: «Москва. НКВД. Л.П.Берия». Посылку принёс в Управление берлинский почтальон.

– Каким образом посылка попала из Москвы в Берлин? – думал Гиммлер. – Этого не может быть потому, что не может быть этого.

Он хотел было приказать своему адъютанту гауптштурмфюреру Рашке вскрыть посылку, но тут ему в голову пришла страшная мысль: не заминирована ли она? В ней могло быть не менее двадцати килограммов взрывчатки, способной разнести кабинет и всех, кто в нём находится.

– Рашке, вызови сапёров, – приказал Гиммлер гауптштурмфюреру. – Пусть проверят посылку.

Рашке уже направился к двери, когда в кабинет ворвался Штирлиц. В кабинете сразу сладостно запахло винными парами.

– Никак любимец фюрера уже глотнул стеклоочистителя, – позавидовал Гиммлер Штирлицу.

А Штирлиц, увидев стоящую на стуле посылку, воскликнул:
– Что это, рейхсфюрер?.. Ха, посылочка из Москвы!.. От самого Берии!.. Посмотрим…

Выхватив из кармана ножик, он вспорол дерюжку. Гиммлер, падая на пол, успел только крикнуть:

– Не трогай Штирлиц! Там может находиться мина!

В тот же миг тишину кабинета разорвал ужасающий грохот. Штирлиц услышал что-то похожее на жужжание пчёл, мчавшихся, словно пули возле его ушей. Одна из пчёл ужалила его в висок, две другие ударили Штирлица в грудь и швырнули на пол. Гауптштурмфюрер Рашке, согнулся пополам и тоже упал. Ноги его нервно задёргались в смертельной тоске.

Грохот оборвался так же внезапно, как внезапно и начался…

…Штирлиц пришёл в себя. Он почувствовал, будто волны его несут куда-то, и открыл глаза. Что-то белое закрывало его лицо. Штирлиц поднял руку, чтобы смахнуть помеху. Послышался душераздирающий вопль. Покачивание оборвалось и последовало короткое падение и удар в спину.

– Блин, больно, – невольно простонал Штирлиц. Но боль была не в спине, а в грудной клетке, будто кто съездил по ней дубиной.

Откинув пелену с лица, оказавшуюся обычной простынёй, Штирлиц увидел двух эсэсовцев с дебильными рожами и выпученными глазами и рядом с ними испуганного Шелленберга. У Вальтера глаза были тоже круглыми, как у карпа.

– Штирлиц, ты живой? – промолвил он после недолгой немой сцены. – Тебя же прошило из пулемётов…
– Я, как вождь русских большевиков Ленин, живее всех живых, – ответил Штирлиц, поднимаясь с носилок, на которых его, оказывается, несли дебильные эсэсовцы в труповозку. – Жив ли рейхсфюрер?
– Он жив. Убит лишь его адъютант Рашке. И ты тоже должен был быть сражён наповал. С недавних пор у всех высших чинов Рейха в письменные столы вделаны пулемёты. У рейхсфюрера их три. Когда ты стал вскрывать посылку, он, полагая, что она может быть заминирована, испугался возможного взрыва, спрятался за стол и при этом нечаянно нажал на кнопку, приводящую в действие пулемёты. Твой мундир весь в дырках.

Штирлиц оглядел себя. Действительно, и левый, и правый нагрудные карманы были продырявлены. Сунув руку в левый, он нащупал две сплющенных пули, в правом аж три и показал их Шелленбергу.

– У тебя, что, шкура из брони?! – воскликнул поражённый бригаденфюрер. – Невероятно!

Штирлиц только улыбнулся. Не станет же он объяснять Шелленбергу, что в левом кармане кителя у него, как и положено, у сердца лежит партбилет члена ВКП (бе), а в правом – стальной портсигар с профилем товарища Сталина. Он только подумал:
– Спасибо Партии любимой и Вождю её товарищу Сталину.

А самого штандартенфюрера с того времени стали называть «Непробиваемый Штирлиц».

(продолжение следует)

http://www.neizvestniy-geniy.ru/cat/literature/proza/1227534.html?author