Штирлиц и Вторая Мировая война-2часть (5-9 главы)

(продолжение)

Начало:
http://www.neizvestniy-geniy.ru/cat/literature/proza/1226462.html

5. ТАЙНА ГИТЛЕРА

Гитлер в накинутом на голое тело халате сидел в кресле и смотрел на обнажённую Еву, лежащую на постели в вольной позе с рукой под головой, согнутой в колене правой ногой и вытянутой левой. Он любовался её прелестями: слегка разъехавшимися пухлыми грудями с коричневато-розовыми сосками, плоским животом с тёмным пушистым треугольничком внизу него, и чувствовал, как сам наливается энергией.

Нет, у него не было ни капли ревности к тому, что это роскошное тело распечатал не он, а Штирлиц. Наоборот, с юных лет после двух-трёх безуспешных попыток переспать с девственницей Гитлер стал их бояться. Оттого и Еву он водил за нос и вешал ей на уши лапшу, ссылаясь на то, что все свои силы он отдаёт Германии.


Гитлер понял, что Штирлиц при интимном общении с Евой влил в неё сгусток энергии, а он заряжается от неё, как автомобильный аккумулятор.

– Чтобы в ней энергия не иссякала, я разрешу ей иногда подзаряжаться от Штирлица, – решил он. Не мог же он предложить Штирлицу трахать себя. За гомосексуализм полагался концлагерь. А фюреру не хотелось менять канцлерское кресло, на лавку в бараке.

Ощутив себя готовым, Гитлер возлёг на Еву и вошёл в её сокровищницу, с нетерпением ожидающую хозяина…

…Удовлетворившись, Гитлер спустился с небес на простыню. Благодарная Ева нежно и приятно поглаживала соски и чресла милого Ади, поигрывала опавшим членом, доставившим ей неземное наслаждение.

– Сколько раз ты спала со Штирлицем? – неожиданно спросил её Гитлер.

Тело Евы с головы до ног моментально из белого сделалось тёмно-розовым. Она стушевалась, но нашла в себе силы соврать:
– Два раза.

На самом деле она спала со Штирлицем более месяца и не считала сколько раз. Может, и десять.

– Он тебе нравится?

Ева на этот раз призналась честно:
– Если бы он мне не нравился, то у меня с ним ничего не было. Но ты, Ади, лучше его, лучше всех мужчин на свете!
– Я позволяю тебе время от времени встречаться с ним, – сказал Гитлер. Этими словами он не только поразил Еву, но и осчастливил.
– Ты хочешь, чтобы я с ним снова!.. – едва скрывая радость, воскликнула женщина и поинтересовалась: – Но почему, Ади?

Гитлер поцеловал её и уклончиво ответил:
– Так надо.

Он не хотел возлюбленную посвящать в свою тайну.

6. НЕИЗВЕСТНЫЙ РАДИОПЕРЕДАТЧИК

Мюллеру доложили, что в Берлине заработал неизвестный радиопередатчик большой мощности.

– Таких мы ещё не слышали, группенфюрер, – добавил к докладу начальник отдела по слежению за эфиром. – Только в абвере имеется всего три или четыре столь мощных радиопередатчика.
– Вы не выяснили, штурмбанфюрер, не проделки ли это ребят адмирала? – поинтересовался Мюллер.
– Они отрицают, группенфюрер.
– Придётся с ними поговорить мне. У нас в гестапо парни умеют развязывать языки.

Выслушав штурмбанфюрера, Мюллер, тяжко вздохнув, отправился на доклад к Гейдриху. Он знал, что шеф теперь насядет на него и не слезет, пока гестаповские ищейки не накроют неизвестного пианиста. А дело это затяжное.

Гейдрих, выслушав Мюллера, приказал незамедлительно взять под наблюдение Штирлица и сообщил:

– На днях ему фюрер подарил мощный передатчик из абверовского фонда. Я уверен, что он русский шпион, Мюллер.

Спорить с зациклившимся начальником бесполезно. Мюллер это понимал и кивнул головой:
– Возьмём, обергруппенфюрер.
– И прикажите шифровальщикам приложить все силы на быстрейшую расшифровку радиограмм.
– Прикажу, обергруппенфюрер.
– Хайль Гитлер!

Мюллер выпрямился и вскинул вверх правую руку:
– Хайль!

Повернувшись, он направился выполнять задание.
– Штирлиц… Штирлиц… Дался ему Штирлиц, – недовольно размышлял Мюллер. – Он единственный приличный человек в Рейхе, кроме меня и… – тут шеф гестапо ухмыльнулся, – и фюрера.

7. НАГРАДА


Жукову было плохо, очень плохо. Он всю ночь не смыкал глаз: не дала Зося. Кажется, так звали эту грудасто-жопастую девицу. Или Зоя. Не важно. Лихая девка. Только вот мысли в голове путаются, в животе бурчит, а в «кончике» появилась знакомая резь. Не впервые генералу было налетать на триппер. Сколько раз он зарекался не вступать в случайные половые связи! Сейчас бы в самый раз сгонять к лекарю, но приходится стоять перед вождём. А тут ещё эти немцы. Прут и прут.

С тяжёлым чувством Жуков наблюдал, как Сталин, не торопясь, разламывает папиросы, ссыпая табак в трубку, как этот табак приминает большим пальцем, как раскуривает трубку. Лицо вождя, лицо хорошо выспавшегося человека, было спокойно, будто и не шла кровопролитная война.

Но вот Сталин раскурил трубку и поднял желтоватые глаза, глаза тигра, на переминающегося с ноги на ногу начальника Генерального Штаба РККА.

– Вы, товарищ Жюков, зачем вчера вечером ударили товарища Тимошенко бутылкой по голове? Конечно, голова у товарища наркома обороны – сплошная кость, сотрясение головного мозга за неимением оного ему не грозит, но где уважение к старшему по званию и должности? Вчера вы ударили наркома, сегодня ударите меня, – в голосе Сталина звучали нотки осуждения лет на двадцать пять, а то, по условиям военного времени, и…

Жуков ощутил, как по коже пробежал мороз, а колени начали подгибаться.



– Товарищ Сталин, я защищался. Товарищ Тимошенко вытащил маузер, размахивал им. А в таком состоянии он мог открыть и пальбу на поражение, – попытался оправдаться Жуков.
– Я в курсе, что товарищ Тимошенко, изрядно поддав, склонен пострелять. Это у него повелось с Гражданской войны. Поэтому я под страхом смертной казни приказал ему заряжать маузер только холостыми патронами.
– Я не знал, товарищ Сталин.
– Закончим, товарищ Жюков, с холостыми патронами в маузере товарища Тимошенко. Ответьте мне на вопрос: кто вас надоумил отправить на фронт холостые снаряды? Вы полагаете, что немцев испугает один гром наших пушек?
– Это не я, товарищ Сталин, – испуганно воскликнул Жуков. – Это генерал Мерецков. Он сказал, что на складах скопилось слишком много холостых боезапасов, а боевые полностью исчерпаны. Заводы не поспевают…
– Мы попросим товарища Берию вникнуть в этот вопрос и найти виновных. А теперь доложите мне о том, что делается на фронте?
– Немцы наступают, Красная армия планомерно отходит на заранее подготовленные рубежи. Всё под контролем, товарищ Сталин.
– А вы не собираетесь наступать, товарищ Жюков?
– Для наступления нужны резервы, а их нет.


Сталин молчал. Он знал, что резервов нет. Вышли все. Разве что на Дальнем Востоке стоит несколько армий, сдерживая японскую экспансию на Север. Разве что…

Он подошёл к телефону и хотел поднять трубку, но аппарат опередил его и разразился звонкой трелью.

– Алло… – сказал Сталин. – Это ты Лаврентий. Лёгок на помине. Я собирался тебе позвонить… Да, заходи.

Положив трубку, он взглянул на Жукова, всё ещё переминающегося с ноги на ногу и спросил:

– А что если мы попросим товарища Берию освободить тысяч триста большевиков, сидящих в лагерях? Пусть не сидят, а воюют.
– Прекрасная идея, товарищ Сталин, – ответил Жуков. – Там немало кадровых военных.

Сталин снова замолчал. Он думал. Конечно, мысль отправить часть зэков на фронт, неплохая. Но не повернут ли они оружие против него, против товарища Сталина? Пусть Берия их всех перетрясёт. Даже если наберётся сто тысяч, неплохо.

В кабинет вошёл Берия. Лицо его сияло, как луна в полную свою фазу.

– Чему ты радуешься, Лаврентий? – поинтересовался Сталин.
– Получил хорошую информацию от Юстаса, товарищ Сталин, – ответил Берия, вынимая из папки бланк шифрограммы. – Япония не вступит в войну с нами до того дня, пока немцы не возьмут Москву.

Сталин взял шифрограмму, прочитал её.



– Это хорошая информация, Лаврентий, – задумчиво проговорил Сталин. – Значит, мы можем снять с Дальнего Востока несколько дивизий, чтобы защитить Москву. Обрадовал нас товарищ Юстас. Полагаю, Лаврентий, он заслужил знак "Победителю социалистического соревнования. Ты не возражаешь? Товарищ рисковал жизнью.

Берия не возражал.

8. КАК ШТИРЛИЦ ОТМЕТИЛ НАГРАДУ РОДИНЫ

Штирлиц был обрадован очередной наградой Родины и поблагодарил за неё Центр и лично товарища Сталина. Отметить такое событие он решил в кабачке «У дяди Михеля». Эрвин и Кэт расстарались, накрыли стол и, конечно, выставили русскую водку.

Ополовинив бутылку, Штирлиц взял в руки балалайку, заиграл и запел «Три танкиста». Зал притих. Голос у Штирлица был не только громкий, но и приятный. Кое-кто из фронтовиков, прибывших в отпуск, стал подпевать. Но гулявшие по соседству гестаповцы насторожились. Штирлица они не узнали. Тот был не в мундире штандартенфюрера, а в цивильном.

– Прекрати петь, русская свинья! – крикнул один из гестаповцев, оберштурмфюрер.

Штирлиц не оборвал песню, хотя чувствовал. Что назревает драка.

Оберштурфюрер не мог потерпеть, чтобы «русская свинья», «унтерменш» не подчинилась ему, арийцу и господину, поднялся из-за стола и подошёл к Штирлицу.

– Я приказал тебе, свинья, замолчать, – рявкнул взбешённый неподчинением гестаповец.
– Сам ты гестаповская свинья, – прервав песню, ответил ему Штирлиц и хлебнул из граненого стакана глоток водки.

Оберштурмфюрер опешил. Чтобы ему, гестаповцу так ответил даже не просто немец, а судя по всему, недочеловек!

– Ах, так! – взревел оберштурмфюрер и, сжав кулак, привычным взмахом попытался съездить мерзавцу по роже, но тот увернулся и свою очередь задвинул ему в поддых.

Удар был вроде и не силён, но гестаповец ойкнул и ткнулся лицом в пол.

На его защиту бросились его приятели. Штирлиц вынул из кармана кастет. Завязалась драка. В неё вступили и фронтовики против гестаповцев. Вскоре гестаповцы валялись в крови на полу, а Штирлиц убрал кастет и допел песню.

Прибывшая по чьему-то вызову полиция, хотела арестовать Штирлица, но тот назвал себя и показал корочки. Инспектору полиции оставалось только откозырять штандартенфюреру и погрузить искалеченных гестаповцев в подъехавший автобус и отвезти в госпиталь.

Так, по-боевому, отметил Штирлиц награду Родины.


Утром в коридоре его встретил Мюллер. Взглянув на цветущий фингал под глазом штандартенфюрера, шеф гестапо сердито выговорил Штирлицу, что тот вчера уложил в госпиталь семерых его сотрудников и спросил:

– Если так дело пойдёт дальше, Штирлиц, то с кем прикажешь мне работать?

9. БЕРЕМЕННОСТЬ КЭТ

Война шла уже третий месяц. Красная армия упорно отступала. Доблестные войска вермахта стояли на подступах к столице СССР. Это нервировало Штирлица. А тут ещё радистка Кэт сообщила, что она залетела.

– От меня она не могла. Я предпочитаю защищённый секс. Эрвин здесь тоже не причём. Он вполне удовлетворяется мастурбацией – и дёшево, и сердито, – подумал Штирлиц и, посмотрев Кэт прямо в глаза, он спросил: – От кого?

Кэт смущённо ответила:
– От вас, Штирлиц.
– Врёшь, – отверг обвинение Штирлиц. – Запомни, милочка, маленькая ложь рождает большое предательство.

Кэт испугалась. Она любила Родину больше, чем шоколадные конфеты «Мишка косолапый», косхалву и мороженое «пломбир» в стаканчиках, поэтому призналась, что не знает точно от кого, что она давала Мюллеру, Геббельсу, Борману, Айсману и пастору Шлагу.

– Ну, ты даёшь! – воскликнул Штирлиц, удивлённый такой неразборчивости в половых связях советской комсомолки и разведчицы.
– Они просили, я не могла им отказать, – сказала Кэт.
– Ты же знаешь, что в Германии, как и в Советском Союзе аборты запрещены.
– Но и рожать мне здесь нельзя. Говорят, что во время родов женщины кричат на родном языке.

Штирлиц это знал.
– Нужно найти врача, делающего подпольные аборты, – подумал Штирлиц. – В противном случае мне грозит провал.

Размышления навели Штирлица на пастора Шлага. Его девочек кто-то обслуживает. Наверняка, при их работе случаются и залёты.

На следующее утро он направился к Шлагу. Пастор читал проповедь в кирхе. Штирлиц слушал его и ничего не понимал. Это был язык не немецкий и не русский. Он разгадал, что это латынь.

Когда Шлаг освободился и вышел на улицу, Штирлиц подошёл к нему и сообщил, что Кэт беременна. Пастор смущённо опустил глаза и тихо произнёс:
– На всё воля божья.
– Хочешь, чтобы я тебе набил морду? Переспал с девочкой, сотворил ей ребёнка, а теперь отсылаешь её к богу?



Пастор Шлаг не любил, когда его бьют по лицу, особенно кастетом. От Штирлица можно всего ожидать. Он немного подумал и сказал:
– Пусть сделает аборт. Я найду ей доктора. Есть у меня один на примете. Только он… – Шлаг понизил голос до шёпота. – Только он… еврей. Зато недорого берёт.
– Мне плевать на его национальность, – ответил Штирлиц с облегчением. – Я хочу его видеть.

Шлаг привёл Штирлица в подвал, где он увидел невысокого, сутуловатого мужчину с бледно-синим лицом. По всему было видно, что он давно не видел дневного света. Звали его Плейшнер. Он скрывался у пастора без малого семь лет, с той поры, как в Германии начались гонения на евреев. Но его услуги пользовались большим спросом у немок. Они догадывались, что доктор еврей, но крепко держали язык за зубами. Может, не раз ещё потребуется его помощь. Плату за работу брал себе пастор Шлаг, как он говорил, во имя Христа и его Матери.



Узнав, что Штирлиц офицер СС, Плейшнер очень испугался и признался, что он не доктор от медицины, а доктор от истории, специалист по древнему Египту. Но Штирлицу было на это наплевать. Извлечённая гостем из портфеля бутылка русской водки успокоила Плейшнера. Ни один эсэсовец не стал бы угощать еврея водкой.

Опустошив бутылку, новые приятели весь вечер пели русские и еврейские песни. Под конец Штирлиц завербовал Плейшнера в советские разведчики, пообещав обеспечить его документами, по которым доктор станет шведом немецкого происхождения.

Так Штирлиц обзавёлся ещё одним надёжным агентом.

(продолжение следует)
http://www.neizvestniy-geniy.ru/cat/literature/proza/1226865.html?author