НАСТОЯЩАЯ ЛЮБОВЬ

Татьяна Арсентьева
"НАСТОЯЩАЯ ЛЮБОВЬ"
(отрывок из книги «Невыдуманные истории»)

Григорий в двадцать четыре года ушёл на фронт, оставив беременную жену с трёхлетней дочкой Галочкой. Маленькая и хрупкая Антонина вскоре родила двойню: мальчика Лёнечку и девочку Валюшку.
Война продолжалась, и не было видно ей ни конца, ни края!
А время шло. Оно- то бежало, то останавливалось.
Когда малыши немножко подросли и стали уже передвигаться без маминой помощи, Тоня устроилась санитаркой в областную больницу. Дежурила только по ночам. Благо, что больница находилась недалеко от её дома, это и давало возможность несколько раз за ночь проведать спящих детей. Зарплата была мизерная, но хорошо хоть по-прежнему выручала родня и друг мужа Максим: где продуктами, где деньгами. Так и жили-выживали… как все!
Сосед Максим жил один в родительском доме. Он разменял уже третий десяток, но так и не женился. На фронт его не взяли, потому что он работал токарем на авиационном заводе, выпускавшем боевые машины для нашей армии. А для таких специалистов была бронь. Несколько раз Максим порывался сбежать на войну, но каждый раз его возвращали к станку.
Да и кто-то же должен работать на заводе?! Там хоть и не слышны взрывы и перестрелки, но тоже был фронт…
Нелёгкий трудовой фронт!
Люди работали по восемнадцать часов в сутки. Чуток отсыпались тут- же, в цеху, и снова вставали к станку. Никто не ныл и не жаловался на усталость. Все, от старых мастеров до безусых мальчишек, понимали, что работают на Победу.
Вот и трудились самоотверженно на своём «поле боя». В качестве поддержки и стимула их кормили досыта, да ещё и выдавали хороший продуктовый паёк.
А у населения с продуктами было туговато. Перебивались, кто как мог: кто менял на базаре вещи на хлеб и картошку, а у кого ничего не было на обмен - голодали.
Семья Григория Петрова хоть и не голодала, но едва сводила концы с концами. Максим - же, вместо положенного отдыха, регулярно прибегал к Антонине и приносил свой паёк.
-Сытые мы! У нас всё есть…- неумело солгав, она наотрез отказалась принимать продукты, с трудом отводя взгляд от кульков и свёртков.
-Возьми! Не помешает! Я ведь от чистого сердца… - обиделся Максим. - Нас-то на заводе ещё подкармливают, а Вы тут, небось, голодные. Вон как исхудала сама, да и ребятишки тоже!
Видя, что ему не уговорить упрямую соседку, Максим схватил паёк и вышел из дома. Тоня выбежала следом, чтобы извиниться, но сосед успел положить на лавочку свёртки и быстро уйти.
Увидев свёртки, ребятишки прервали игру и подбежали к матери. Они замерли, пожирая их своими глазёнками. А Тоня стояла в нерешительности, борясь с мучившей её совестью:
-Хоть Максим и друг мужа, но не должен - же он из-за нас себя ущемлять…
Взглянув на худеньких и полуголодных детишек, вздохнула и понесла продукты в дом.
А Максим теперь стал хитрить - передавать пайки через ребятишек. Так что Тоне ничего не оставалось делать, как использовать всё по прямому назначению.
Вроде – бы, со всем уже смирилась Антонина, но вот только никак не могла смириться с одним: отсутствием весточек от мужа. А весточек этих... ох, как долго нету! Очень-очень долго…
Солдатка отгоняла от себя страшные мысли, продолжая надеяться и ждать своего Гринечку.
Война уже закончилась.
Вместе с толпой женщин Тоня каждый день бегала на вокзал встречать эшелоны с возвращающимися фронтовиками. Крики, плач и слёзы радости смешались с «Маршем Славянки», звучавшим из привокзального громкоговорителя. Тоня бежала вдоль эшелона, в надежде увидеть родное лицо… Долго потом стояла она на опустевшем перроне и смотрела вслед уходящему поезду:
-Не в этом, так в другом приедет мой Гринечка… - утешала себя Тоня.
Так продолжалось даже после того, как на маленьком листочке, свёрнутом в треугольник, Тоне сообщили, что её муж пропал без вести. Но она все - равно бегала на вокзал...
-Это ведь бумажка! А в военкомате могли и ошибиться! Вон сколько народу на фронте воюет! Без вести - это ещё и не значит, что…погиб!- успокаивала она и себя и родню.- Сердцем чувствую, что Гринечка мой живой! Он обязательно скоро вернётся! Вот увидите!
Поразительно! Но видимо только от своей большой любви эта хрупкая женщина черпала силы, терпение и надежду!
Поначалу и родственники мужа рассуждали, размышляли, но никто даже не допускал мысли о его гибели. Однако, столь долгое отсутствие Григория после окончания войны, стало наводить их на страшные мысли. Теперь уже засомневались все!
Все, кроме Тони!
Та даже и слушать никого не хотела, и всем говорила одно и то же:
-Скоро, совсем скоро, мой Гринечка объявится! Вот увидите!
Прошло уже пять лет после окончания войны.
Детишки повзрослели.
Теперь надежда на возвращение Григория таяла с каждым днём и у самой Антонины. От усталости и бессилья у неё уже не было слёз, лишь бессонные ночи и страшные догадки терзали несчастную женщину.
Максим по своим каналам наводил справки про друга, но тот везде числился «без вести пропавший».
-Все уже давно вернулись с войны. Если- бы Гриня был живой, то уже давно пришёл - бы… - убеждал он Тоню, зачитывая ей очередной ответ на свой запрос. - Пора тебе, Тонечка, о себе и о ребятишках подумать, устраивать жизнь без Грини...
Антонина всё это и сама понимала, но не решалась себе в этом признаться.
Однажды Максим пришёл к Антонине в новом костюме и белой рубашке.
-По какому случаю принарядился, соседушка?- Тоня встретила его восхищённым взглядом.- Краса-а-вец! Прямо, жених настоящий!
- Вот и выходи за меня замуж!- вместо ответа выпалил на одном дыхании Максим.- За этим и пришёл! Делаю тебе официальное предложение!- и после небольшой паузы, добавил.- Только ты сразу не спеши с ответом! Подумай!
Женщина от неожиданности потеряла дар речи.
Потом сосед долго что-то говорил, рассуждал и убеждал, но Тоня ничего не понимала, а лишь смотрела на него своими большими глазами, полными слёз.
Ещё одна долгая и бессонная ночь увлекла её в свои холодные объятья.
Перед глазами прошла вся жизнь…свадьба, Гриша, война, дети… слёзы в подушку, удушающее одиночество…Максим...
Разные мысли терзали измученную женщину. И та речь Максима, которую она, казалось, не восприняла, вдруг отрезвила её, сняв «пелену с глаз».
Дождавшись утра, собрала ребятишек и пошла с ними к старшему брату мужа – Петру Ивановичу.
Как всегда, Пётр и Клавдия с открытой душой встретили родственников. Хозяйка поставила на стол сковороду с яичницей, нарезала кусочками сало, хлеб, и пригласила ранних гостей завтракать.
Дети сразу-же накинулись на еду, а Тоня ни к чему не притронулась.
-Ты, девка, поди, захворала?- встревожилась Клавдия Никифоровна. - Исхудала-то как, тока кожа, да кости одни…!
Тоня промолчала, лишь покачав головой.
-Ты почему не ешь-то?- Пётр Иванович пристально вгляделся в невестку. - Чем богаты - тем и рады! А может чего про Гриньку нашего прознала? Тогда не томи, говори всё, как есть!
Тут хозяева оба застыли в ожидании новостей от Тони.
Чтобы их успокоить, сдерживая рыдания, она тихонечко произнесла:
-Нету, братька, от Гринечки ничего! Уже сколько лет… Не знаю, что и думать мне! Кто я: толи вдова, толи брошенка…? И как мне дальше жить…
-Дык живи, как люди живут! И как совесть подскажет!- тяжело вздохнув, ответил Пётр Иванович.
Его самого уже давно начало охватывать сомнение, что брат живой. Ведь уже все живые давным-давно возвратились с войны… Но он не стал выражать свои мысли вслух, чтобы не расстраивать невестку, а только подумал: «Ты ведь и замужем-то толком и не побывала, бедолага! Молодая ещё …только - б жить да красоватся…». А вслух произнёс:
-Жить нада, Тонюшка, жить! Теперь только на себя и надейся. А может, Бог даст, ещё и замуж выйдешь! Ты ведь бабёнка работящая, терпеливая вон какая! Да ещё и лицом браинька, только шибко худая в теле-то…Но ничего! Были-б кости, а сало нарастёт!
Антонина не решалась сказать о предложении Максима, но Пётр Иванович облегчил ей разговор:
-Братька, тут человек один… надёжный … замуж меня позвал… - виновато и сбивчиво объясняла невестка, заметно волнуясь. - Нету больше сил моих…никаких!- тут Тоня зарыдала, уронив голову на руки.
Клавдия Никифоровна хотела её обнять и успокоить, но муж взглядом остановил её:
-Пускай маленько поплачет! От сердца отлегнёт!
Испуганные детишки прижались к матери и гладили её по вздрагивающим плечам. А Пётр Иванович, дав невестке время выплакаться, спокойно произнёс:
-Тебе жить, тебе и решать! А мы от тебя всё одно не отвернёмся!
И она решила.
Вскоре Антонину выдали замуж за Максима. Правда, свадьбы, как полагается, не было. Просто собрались все свои, посидели без песен и плясок, выпили, поговорили, да и разошлись.
Через год Тоня родила хорошенькую смуглявенькую девочку-Дашеньку. Максим был от счастья «на седьмом небе», не чая души в дочке, вобравшей все его черты лица. А жену свою просто боготворил!
-Вот ведь парень-то какой настырный!? Сколько лет дожидался своего!- судачили соседки.
-Дождался-таки!
-И ведь не побоялся троих чужих взять…
-Молодец!
-На них и посмотреть-то любо-дорого!
-А Тонька-то, Тонька! От бабьего счастья похорошела да расцвела!
-И, правда! А то ведь была совсем заморышем!
Никто не помышлял осуждать Антонину за вновь обретённое счастье, ведь вся её жизнь проходила на глазах у людей. Вот они её и жалели и поддерживали: где словом, а где и делом. А медсестра Тоня, в благодарность, ставила захворавшим соседям горчичники, банки, делала массажи и уколы.
Весна в этом году выдалась ранняя. Повсюду журчали весенние ручьи, Пробивая себе путь, они создавали огромные лужи, в которых купались стаи воробьёв. Громко чирикая и радуясь теплу и солнышку, крылатые вестники вселяли эту радость в людей, уже успевших немного оправиться от военных невзгод.
Завернув в одеяльце ребёнка, Тоня вышла за ворота и присела на скамейку возле дома. Греясь под весенними лучами полуденного солнышка, она укачивала засыпающую дочурку.
По дороге шёл солдат. Солнце светило ему в спину, очерчивая лишь его силуэт. Тогда многие мужчины донашивали свою солдатскую одежду.
Антонина пристально всматривалась в приближающегося человека. Как не старалась, не могла разглядеть лицо того солдата. Но вот его фигура и походка показались ей до боли знакомыми. Когда мужчина подошёл поближе, в глазах всё потемнело и поплыло. Женщина начала терять сознание.
Но чьи-то крепкие руки подхватили её и ребёнка, не дав им упасть.
Очнувшись, Антонина увидела… Григория!
Сильно истощавший и седой, как лунь, он стоял перед нею живой и невредимый! От того, прежнего, остались только одни серо-голубые глаза.
-Гриня-я-я…Гри-и-нечка, родненький! - только и могла сказать она.- Живой!
Потом они вдвоём долго сидели за столом. Разговаривали, плакали и обнимались. Григорий поведал Тоне всю горькую правду о своих злоключениях: как раненный, очутился в плену у немцев, как бежал... как прошёл через несколько стран, пробираясь ночами...и всё шёл, и шёл, и шёл…
…Как только Григорий Иванович Петров пересёк советскую границу, его тут- же арестовали и увезли в лагерь для таких- же, как и он, бывших военнопленных. Несколько лет прошло там, пока разобрались и отпустили. Теперь он уже на законных основаниях возвращался домой, в родное Забайкалье, с подлинными документами.
Тоня с Григорием проговорили до самого вечера. Она пыталась сказать ему о своём замужестве, подыскивая для этого подходящий момент.
Но тут скрипнула калитка, и на пороге появился Тонин новый муж.
Он подошёл к Григорию и друзья крепко обнялись. Лишь только спустя несколько мгновений Максим осознал происходящее… Он вопрошающе посмотрел на Тоню.
А та выпила рюмку водки для храбрости и всё выпалила Григорию.
Некоторое время всеобщее молчание жутко давило. Все сидели за столом и думали каждый о своём. Первым нарушил тишину Григорий:
-Ну, раз уж тут такое дело… живите! Видать, я маленько загулялся на войне…
Он встал и направился к входной двери, но Тоня преградила ему путь, вернув за стол со словами:
-Никто не виноват! Так уж судьбинушка распорядилась! Давайте думать, как нам быть дальше…
-И думать нам тут нечего! - подал голос Максим.- Тебе одной решать…
-Верно!- согласился Григорий.- Как решишь, так и будет! И на нашу дружбу с Максей это никак не повлияет…
-Не повлияет!- Максим согласно кивнул головой.
Они оба: Григорий и Максим стояли, как перед казнью, ожидая приговор.
Ох, и не лёгкая участь выпала бедной Антонине!
Ей предстояло положить на одну чашу весов многолетние ожидания и тревоги, свою любовь к Григорию, трёх детишек, а на другую – мирно спящую дочурку, Максима, его неоценимую помощь и поддержку в трудное время ... Тоня закрыла ладонями лицо и простояла так несколько минут, но потом смахнула с глаз слёзы, выпрямилась и подошла к Максиму:
-Ты уж прости меня, Максимушка! Поклон низкий тебе за доброту твою и заботу, за Дашутку!- срывающимся голосом еле слышно промолвила она, поклонившись в пояс.- Но не смогу я жить с тобою, зная, что где-то рядом Гриня! Не будет мне жизни без него! Прости!
Это и было её последнее, решающее слово!
Григорий с Антониной и раньше- то, до войны, жили душа в душу, а теперь - просто оба светились от счастья!
Через девять месяцев Тоня родила Маруську: маленькую, худенькую и болезненную девчушечку. Посвежевшая и чуть пополневшая Антонина с гордостью говорила всем про своего маленького "отхончика":
-Не смотрите, что заморыш, зато от большой любви рождённая!