-- : --
Зарегистрировано — 123 274Зрителей: 66 376
Авторов: 56 898
On-line — 12 234Зрителей: 2414
Авторов: 9820
Загружено работ — 2 120 890
СОЦИАЛЬНАЯ СЕТЬ ДЛЯ ТВОРЧЕСКИХ ЛЮДЕЙ
«Неизвестный Гений»
СОВЕТ БОЖЬЕЙ МАТЕРИ.
Пред. |
Просмотр работы: |
След. |
05 апреля ’2010 
23:49
СОВЕТ БОЖЬЕЙ МАТЕРИ.
Ивану НОЗДРИНУ — однокласснику и другу.
Когда я встречаюсь с нею, то думаю о том, как несовместимы понятия «женщина» и «война». Всё пожирающая война, которая навсегда отняла в 1942 году у неё заботливую мать, любящего мужа, единст-венного семимесячного сына, трёх братьев. В двадцать семь лет она поседела, осталась одна...
А встречаюсь я с Валентиной Владимировной Фёдоровой каждый раз, когда прихожу в Мценскую типографию. Здесь женщина работает вахтёром. И всякий раз я вижу, как она что-то пишет в толстой тетради. Поначалу меня это удивляло...
Однажды я долго кого-то ждал, и поэтому, сидя на вахтенном диване, то читал газету, то смотрел и окно. Валентина Владимировна уже знала меня. После часа моего напрасного ожидания, мы разгово-рились. Она рассказала о своей тяжёлой жизни, потере близких людей. В тетрадь, которую ей сделали по совету директора типографии, она, оказывается, переписывает книги А.Чаковского «Блокада». «Победа» и др. Пишет, почти вместе с автором. Зачем?! Находит в них ответ, отчего мы понесли столько жертв, для чего жить теперь. А может, просто уходит таким образом от действительности, чтобы не вспоминать свою несносную жизнь...
Во время другой встречи Валентина Владимировна показала мне письма мужа, Кузьмы Ивановича Якименко. Их четыре. Это всё, что от него осталось. Письма наполовину истлели. И, чтобы не ворошить их каждый раз, вдова переписала их слово в слово, буква в букву. Наверное, это и было первым толчком к тому, чтобы переписывать потом чужие книги, постепенно становившиеся родными!
...Кузьма предложил Валентине руку и сердце перед уходом в армию, в 1939 году. И пожили они вместе всего ничего. А самые памятные минуты были не в медовый месяц, а в августе 1941 года, когда Кузьма лежал в военном госпитале, в Орле. Шла народная война. Её дыхание чувствовалось во всём.
Валентина несколько раз приезжала к мужу. Лекарства, а самое главное, присутствие любимой Валечки, как выражался Кузьма, помогли ему снова стать в строй. В последнюю лечебную неделю он уходил с нею на берег реки, в «Дворянское гнездо», и они часами просиживали молча под убаюкивающий шёпот листвы и нежное, говорливое течение Орлика.
И снова война. Взяв Орёл, танковые дивизии Гудериана устремились к Мценску. где их встретили танкисты Катукова. Но в начале октября фашисты всё же заняли Мценск и сразу же стали заводить «новый порядок». Фёдорова вспоминает о том, как к ним в дом ворвался завоеватель и, показывая на лаз под печью, почти на правильном русском языке, сказал:
– На ведро, дай картошку!
Валентина была с матерью, два брата воевали на войне, младший Сеня ушёл партизанить. Перед уходом он действительно замуровал под печкой тонну-полторы картофеля. Молодая женщина решительно подошла к нему.
– Нету у нас картофеля!
Немец наставил на неё автомат:
– Брешешь, свинья, есть! Если найду, расстреляю! – и он стал ухватом разгребать дрова, тряпки, приготов-ленные для растопки. Мать побледнела. Валентина показывала ей указательным пальцем, чтобы не проболталась. Фашист, увидев землю, успокоился. Ушёл. Но не прошло и десяти минут, как вновь появился с ведром картошки, взятой, видимо, у соседей. Рявкнул:
– На, вымой! Да чтоб чисто...
Мать подбежала и хотела мыть сама. Но немец оттолкнул её. Валентина стала, «как зря», выполнять задание. Изверг, ни слова больше не говоря, изо всей силы чем-то тяжёлым ударил женщину по голове. Теперь об этом Фёдорова вспоминает почти без волнений:
– Я потеряла сознание. Сколько прошло времени, не знаю. Когда очнулась, то увидела мать, моющую картофель, и немца, почему-то стоявшего рядом со стулом, в котором было вставное фанерное сидение. Я незаметно убрала фанерку, так как она не крепилась гвоздями, и по-солдатски громко приказала:
– Пан, садись!..
То ли немец был очень натренирован в беспрекословном выполнении воинских приказов, то ли испугался голоса с «того света», но мои слова очень на него подействовали, и он, не смотря на стул, тут же сел. Поскольку фашист был худым, то, как я и ожидала, провалился задним местом в кольцо и не сразу мог выбраться из неожиданной западни...
Валентина стала бросать в него картошкой, приговаривая:
– На, жри, фашист проклятый, на жри!..
Не помнит, как убежала. Спряталась в подвале дома, где ныне располагается детский дом №4. А в подвале было полно крыс. Она нашла какой-то железный крюк и, как могла, остаток дня распугивала животных. Ночью еле приползла домой. Спряталась на печи. Мать обрадовалась, но тут же решила, что дочке следует уходить из дома. Утром пошёл слух, что немцы стали наступать на Тулу, и вся их техника устремилась на север, к столице. Валентина хотела уйти к брату в партизаны, но мать отсоветовала:
– И куда ты пойдёшь, там воевать надо, а не картошкой обороняться. Ты же ничего не можешь!..
Так и осталась Валентина дома, надеясь на то, что её немец больше в доме не появится. Однако, через некоторое время, получив от наших солдат по зубам, немцы вновь отступили к Мценску. Смотрит как-то Валентина: стоит фашист проклятый на пороге, а она не знает, что делать! Он бросил на стол с десяток кур и приказывает:
– Матка, чисти!
Перечить было бесполезно, спасибо, что не пристрелил сразу. Мать поставила самовар, обварила птицу кипятком и легко сняла пух. Немец посчитал кур и самую худую вдруг даёт Валентине:
– А это – ты жри!..
Мать с дочкой побледнели. В голове у Валентины пронеслось: «Неужели убьёт!» А немец добавляет:
– Это тот пан даёт, которого ты посадила в стул!
Валентина в ответ:
– Не надо мне чужих кур!
– Ешь-ешь, – сказал примирительно немец, а то с голоду помрёшь!..
Тогда, в сорок первом, фашисты были чуть мягче, чем в последующие годы: им казалось, что вот-вот падёт русская столица. Впрочем, немец мог помягчеть и от наших ударов «катюш» и танков под Москвою.
Война есть война. Было холодно и голодно. Побираться Валентина стеснялась, а картошку откапывать боялась. Поэтому ходила в поле вместе с другими, собирала оставшиеся колоски ржи.
– Как-то рядом проехал обоз с продуктами, – рассказывает Фёдорова. – Управляли лошадьми русские пленные. Поодаль – немец с автоматом. Вдруг последняя повозка останавливается возле меня. Высокий, худой солдат спросил:
– Ты что, красавица, делаешь?!
– Я-то колоски собираю. А вот ты что тут делаешь?!
– Я в плен под Ленинградом попал...
– А что же ты заехал в Орловскую область, надел немецкую шинель, служишь холуям?!
Солат нервно расстегнул шинель:
– А это видишь!!!
Валентина заметила советскую гимнастёрку, которую пленный также порывисто расстегнул:
– А здесь бьётся русское сердце, а не предателя. После войны найду тебя и обязательно докажу, как умеют бороться русские солдаты!..
В 1942 году умерла мать. Перед смертью она сказала младшему брату, тайно пришедшему домой:
– Сеня, ты смотри за Валей. Она – женщина. Ей будет трудно одной…
– Хорошо, мать, – ответил он. – В беде не оставим...
20 июля 1943 года после тяжёлых боев освободили Мценск. Во время бомбёжки люди прятались за городом.
– Дом наш сгорел, – говорит Валентина Владимировна, – остался только сарайчик. Нечего делать: стала жить в сарайчике! В школе были наши части. Сержант упрекнул:
– «Как вы смели войти и сарай без нас, сапёров? Вы же могли подорваться!..»
– После того, что было, лучше погибнуть, но в своём доме!
– ...Ни на мне, ни при мне ничего не было. Что делать? Как жить? В сарайчике нашла икону с изображённым на ней ликом Божьей Матери. Я в Бога не очень ещё верила; но, отчаявшись, спросила:
– Божья Матерь, что мне делать?!
И услышала чёткий голос: «Оставайся здесь и воздвигай свой дом!» Выскочила из сарайчика и бегом по бурьяну – никого!.. Верила и не верила услышанным словам. Вероятно, это был плод моих больных нервов, но энергия моя повысилась, и я начала строить дом. Нашла в саду худое ведро, поставила в него шесть-семь пустых бутылок – и к реке, где стала набирать воды.
Подошёл пожилой солдат.
– Ты сумасшедшая или мудрая?!
Я молча иду домой. Солдат – за мной. Мешаю глину и бросаю её на сарай.
– Это Гитлеру – в нос, это – в глаза! Всё равно я залечу свои раны!..
– Э, да ты, птичка, гнёздышко вьёшь! – улыбнулся солдат.
Он ушёл и вскоре принёс мне два ведра с водой, тарелку, ложку, миску. Взамен я предложила ему ведро картошки.
– И это хорошо! Завтра мы уезжаем дальше, на фронт. А ты, – обратился солдат ко мне, – возьми мои кровать, стол, скамейку…
- С этого момента я стала богатеть. Осенью выросла новая картошка. Как-то отлучилась на день. Вернулась – все мои, а вернее, вещи солдата, украли. Плакала кровавыми слезами. Потом взяла чужую бабушку. Жили с нею пять лет. Я её и похоронила…
Написала Фёдорова письмо родным мужа, в Воронежскую область. Оттуда прислали ответ-извещение, что муж её, Якименко К.И., пропал без вести в феврале 1942 года. Лежали в конверте и несколько его писем к ней. Так и не узнал Кузьма, что был у него сын, да семь месяцев всего и пожил: фашисты выгоняли мценцев на лютые морозы. Десять лет Фёдорова ждала мужа. Всё приходили домой солдаты, считавшиеся и погибшими, и без вести пропавшими…
Не вернулись домой три брата….
Не увидела солдата, сопровождавшего немецкий обоз… Никого не обознала…
С тех пор некому за солдаткой смотреть!
После войны послали Валентину Владимировну на курсы. Стала она учить глухонемых. В своём домике устроила школу. Дали ей два стола, скамейку, классную доску. Через год или полтора роно выделил для класса отдельную комнату. Проработала Фёдорова пять лет. Заболела. Стала инвалидом второй группы.
Перевели её на более лёгкий труд. Но без работы она не может. Побудет с людьми – и легче ей становится. С тех пор переписывает книги о войне. И вспоминает немногие встречи с Кузьмой…
– На том месте, где я жила сначала в сарайчике, а потом и в построенном мною домике, сейчас высится заводское общежитие, – продолжает моя собеседница. – Когда стали расчищать площадку для строительства, то уничтожили мой сад. Единственное, что осталось, так это ясень, посаженный Сеней. В этом месте у нас была калитка. Я часто хожу к ясеню и вспоминаю свою жизнь. Как отец смотрел на меня, когда я подметала пол: «А почему ты, дочка, с приступочков пыль не смахнула?» Как мать, умирая, сказала: «Сеня, ты смотри за Валей! Она же ничего не может!...»
Г.Мценск, * январь 1982г.
Ивану НОЗДРИНУ — однокласснику и другу.
Когда я встречаюсь с нею, то думаю о том, как несовместимы понятия «женщина» и «война». Всё пожирающая война, которая навсегда отняла в 1942 году у неё заботливую мать, любящего мужа, единст-венного семимесячного сына, трёх братьев. В двадцать семь лет она поседела, осталась одна...
А встречаюсь я с Валентиной Владимировной Фёдоровой каждый раз, когда прихожу в Мценскую типографию. Здесь женщина работает вахтёром. И всякий раз я вижу, как она что-то пишет в толстой тетради. Поначалу меня это удивляло...
Однажды я долго кого-то ждал, и поэтому, сидя на вахтенном диване, то читал газету, то смотрел и окно. Валентина Владимировна уже знала меня. После часа моего напрасного ожидания, мы разгово-рились. Она рассказала о своей тяжёлой жизни, потере близких людей. В тетрадь, которую ей сделали по совету директора типографии, она, оказывается, переписывает книги А.Чаковского «Блокада». «Победа» и др. Пишет, почти вместе с автором. Зачем?! Находит в них ответ, отчего мы понесли столько жертв, для чего жить теперь. А может, просто уходит таким образом от действительности, чтобы не вспоминать свою несносную жизнь...
Во время другой встречи Валентина Владимировна показала мне письма мужа, Кузьмы Ивановича Якименко. Их четыре. Это всё, что от него осталось. Письма наполовину истлели. И, чтобы не ворошить их каждый раз, вдова переписала их слово в слово, буква в букву. Наверное, это и было первым толчком к тому, чтобы переписывать потом чужие книги, постепенно становившиеся родными!
...Кузьма предложил Валентине руку и сердце перед уходом в армию, в 1939 году. И пожили они вместе всего ничего. А самые памятные минуты были не в медовый месяц, а в августе 1941 года, когда Кузьма лежал в военном госпитале, в Орле. Шла народная война. Её дыхание чувствовалось во всём.
Валентина несколько раз приезжала к мужу. Лекарства, а самое главное, присутствие любимой Валечки, как выражался Кузьма, помогли ему снова стать в строй. В последнюю лечебную неделю он уходил с нею на берег реки, в «Дворянское гнездо», и они часами просиживали молча под убаюкивающий шёпот листвы и нежное, говорливое течение Орлика.
И снова война. Взяв Орёл, танковые дивизии Гудериана устремились к Мценску. где их встретили танкисты Катукова. Но в начале октября фашисты всё же заняли Мценск и сразу же стали заводить «новый порядок». Фёдорова вспоминает о том, как к ним в дом ворвался завоеватель и, показывая на лаз под печью, почти на правильном русском языке, сказал:
– На ведро, дай картошку!
Валентина была с матерью, два брата воевали на войне, младший Сеня ушёл партизанить. Перед уходом он действительно замуровал под печкой тонну-полторы картофеля. Молодая женщина решительно подошла к нему.
– Нету у нас картофеля!
Немец наставил на неё автомат:
– Брешешь, свинья, есть! Если найду, расстреляю! – и он стал ухватом разгребать дрова, тряпки, приготов-ленные для растопки. Мать побледнела. Валентина показывала ей указательным пальцем, чтобы не проболталась. Фашист, увидев землю, успокоился. Ушёл. Но не прошло и десяти минут, как вновь появился с ведром картошки, взятой, видимо, у соседей. Рявкнул:
– На, вымой! Да чтоб чисто...
Мать подбежала и хотела мыть сама. Но немец оттолкнул её. Валентина стала, «как зря», выполнять задание. Изверг, ни слова больше не говоря, изо всей силы чем-то тяжёлым ударил женщину по голове. Теперь об этом Фёдорова вспоминает почти без волнений:
– Я потеряла сознание. Сколько прошло времени, не знаю. Когда очнулась, то увидела мать, моющую картофель, и немца, почему-то стоявшего рядом со стулом, в котором было вставное фанерное сидение. Я незаметно убрала фанерку, так как она не крепилась гвоздями, и по-солдатски громко приказала:
– Пан, садись!..
То ли немец был очень натренирован в беспрекословном выполнении воинских приказов, то ли испугался голоса с «того света», но мои слова очень на него подействовали, и он, не смотря на стул, тут же сел. Поскольку фашист был худым, то, как я и ожидала, провалился задним местом в кольцо и не сразу мог выбраться из неожиданной западни...
Валентина стала бросать в него картошкой, приговаривая:
– На, жри, фашист проклятый, на жри!..
Не помнит, как убежала. Спряталась в подвале дома, где ныне располагается детский дом №4. А в подвале было полно крыс. Она нашла какой-то железный крюк и, как могла, остаток дня распугивала животных. Ночью еле приползла домой. Спряталась на печи. Мать обрадовалась, но тут же решила, что дочке следует уходить из дома. Утром пошёл слух, что немцы стали наступать на Тулу, и вся их техника устремилась на север, к столице. Валентина хотела уйти к брату в партизаны, но мать отсоветовала:
– И куда ты пойдёшь, там воевать надо, а не картошкой обороняться. Ты же ничего не можешь!..
Так и осталась Валентина дома, надеясь на то, что её немец больше в доме не появится. Однако, через некоторое время, получив от наших солдат по зубам, немцы вновь отступили к Мценску. Смотрит как-то Валентина: стоит фашист проклятый на пороге, а она не знает, что делать! Он бросил на стол с десяток кур и приказывает:
– Матка, чисти!
Перечить было бесполезно, спасибо, что не пристрелил сразу. Мать поставила самовар, обварила птицу кипятком и легко сняла пух. Немец посчитал кур и самую худую вдруг даёт Валентине:
– А это – ты жри!..
Мать с дочкой побледнели. В голове у Валентины пронеслось: «Неужели убьёт!» А немец добавляет:
– Это тот пан даёт, которого ты посадила в стул!
Валентина в ответ:
– Не надо мне чужих кур!
– Ешь-ешь, – сказал примирительно немец, а то с голоду помрёшь!..
Тогда, в сорок первом, фашисты были чуть мягче, чем в последующие годы: им казалось, что вот-вот падёт русская столица. Впрочем, немец мог помягчеть и от наших ударов «катюш» и танков под Москвою.
Война есть война. Было холодно и голодно. Побираться Валентина стеснялась, а картошку откапывать боялась. Поэтому ходила в поле вместе с другими, собирала оставшиеся колоски ржи.
– Как-то рядом проехал обоз с продуктами, – рассказывает Фёдорова. – Управляли лошадьми русские пленные. Поодаль – немец с автоматом. Вдруг последняя повозка останавливается возле меня. Высокий, худой солдат спросил:
– Ты что, красавица, делаешь?!
– Я-то колоски собираю. А вот ты что тут делаешь?!
– Я в плен под Ленинградом попал...
– А что же ты заехал в Орловскую область, надел немецкую шинель, служишь холуям?!
Солат нервно расстегнул шинель:
– А это видишь!!!
Валентина заметила советскую гимнастёрку, которую пленный также порывисто расстегнул:
– А здесь бьётся русское сердце, а не предателя. После войны найду тебя и обязательно докажу, как умеют бороться русские солдаты!..
В 1942 году умерла мать. Перед смертью она сказала младшему брату, тайно пришедшему домой:
– Сеня, ты смотри за Валей. Она – женщина. Ей будет трудно одной…
– Хорошо, мать, – ответил он. – В беде не оставим...
20 июля 1943 года после тяжёлых боев освободили Мценск. Во время бомбёжки люди прятались за городом.
– Дом наш сгорел, – говорит Валентина Владимировна, – остался только сарайчик. Нечего делать: стала жить в сарайчике! В школе были наши части. Сержант упрекнул:
– «Как вы смели войти и сарай без нас, сапёров? Вы же могли подорваться!..»
– После того, что было, лучше погибнуть, но в своём доме!
– ...Ни на мне, ни при мне ничего не было. Что делать? Как жить? В сарайчике нашла икону с изображённым на ней ликом Божьей Матери. Я в Бога не очень ещё верила; но, отчаявшись, спросила:
– Божья Матерь, что мне делать?!
И услышала чёткий голос: «Оставайся здесь и воздвигай свой дом!» Выскочила из сарайчика и бегом по бурьяну – никого!.. Верила и не верила услышанным словам. Вероятно, это был плод моих больных нервов, но энергия моя повысилась, и я начала строить дом. Нашла в саду худое ведро, поставила в него шесть-семь пустых бутылок – и к реке, где стала набирать воды.
Подошёл пожилой солдат.
– Ты сумасшедшая или мудрая?!
Я молча иду домой. Солдат – за мной. Мешаю глину и бросаю её на сарай.
– Это Гитлеру – в нос, это – в глаза! Всё равно я залечу свои раны!..
– Э, да ты, птичка, гнёздышко вьёшь! – улыбнулся солдат.
Он ушёл и вскоре принёс мне два ведра с водой, тарелку, ложку, миску. Взамен я предложила ему ведро картошки.
– И это хорошо! Завтра мы уезжаем дальше, на фронт. А ты, – обратился солдат ко мне, – возьми мои кровать, стол, скамейку…
- С этого момента я стала богатеть. Осенью выросла новая картошка. Как-то отлучилась на день. Вернулась – все мои, а вернее, вещи солдата, украли. Плакала кровавыми слезами. Потом взяла чужую бабушку. Жили с нею пять лет. Я её и похоронила…
Написала Фёдорова письмо родным мужа, в Воронежскую область. Оттуда прислали ответ-извещение, что муж её, Якименко К.И., пропал без вести в феврале 1942 года. Лежали в конверте и несколько его писем к ней. Так и не узнал Кузьма, что был у него сын, да семь месяцев всего и пожил: фашисты выгоняли мценцев на лютые морозы. Десять лет Фёдорова ждала мужа. Всё приходили домой солдаты, считавшиеся и погибшими, и без вести пропавшими…
Не вернулись домой три брата….
Не увидела солдата, сопровождавшего немецкий обоз… Никого не обознала…
С тех пор некому за солдаткой смотреть!
После войны послали Валентину Владимировну на курсы. Стала она учить глухонемых. В своём домике устроила школу. Дали ей два стола, скамейку, классную доску. Через год или полтора роно выделил для класса отдельную комнату. Проработала Фёдорова пять лет. Заболела. Стала инвалидом второй группы.
Перевели её на более лёгкий труд. Но без работы она не может. Побудет с людьми – и легче ей становится. С тех пор переписывает книги о войне. И вспоминает немногие встречи с Кузьмой…
– На том месте, где я жила сначала в сарайчике, а потом и в построенном мною домике, сейчас высится заводское общежитие, – продолжает моя собеседница. – Когда стали расчищать площадку для строительства, то уничтожили мой сад. Единственное, что осталось, так это ясень, посаженный Сеней. В этом месте у нас была калитка. Я часто хожу к ясеню и вспоминаю свою жизнь. Как отец смотрел на меня, когда я подметала пол: «А почему ты, дочка, с приступочков пыль не смахнула?» Как мать, умирая, сказала: «Сеня, ты смотри за Валей! Она же ничего не может!...»
Г.Мценск, * январь 1982г.
Голосование:
Суммарный балл: 30
Проголосовало пользователей: 3
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Проголосовало пользователей: 3
Балл суточного голосования: 0
Проголосовало пользователей: 0
Голосовать могут только зарегистрированные пользователи
Вас также могут заинтересовать работы:
Отзывы:
|
Оставлен:
09 апреля ’2010 09:15+100!!!!
|
averjanov125
|
Оставлять отзывы могут только зарегистрированные пользователи
Трибуна сайта
Наш рупор
