Она была, как лёгкий спортивный самолётик, который долго-долго стоял в ангаре и даже уже ничего не ждал. А потом вдруг открыли ворота, заправили, выкатили на взлётную полосу, и дали добро. И отмашку. И разрешили взлёт.
И она – поверила. И начала разбег. И было так... как всегда должно быть : ветер от рассечённого воздуха; воздух, готовый вот-вот стать опорой для крыльев; крылья, готовые унести в это пьянящее свободой и солнцем небо; небо, готовое принять и подарить весь мир…
… А в точке отрыва, там, откуда вся эта песня должна была начаться, пригласивший в полёт поставил стену. И предупредил о её существовании за секунду до столкновения…
…Никакие тормоза не спасли бы. Ударилась. Так больно. Прямо сердцем…
Бедный маленький спортивный самолётик... «Какая жалость! Какие мелкие кусочки!»
А ларингофоны почему-то продолжают работать. И в них – подробные объяснения, что «сама виновата», «я же предупредил»… А кругом – обломки крыльев, куски обшивки, погнутый пропеллер… и всё остальное, из чего был сделан самолётик. И – небо над головой. Бездонное, синее-синее. Если просто лечь на бетонку и долго-долго смотреть в него, то появится ощущение, что падаешь прямо в эту бездну счастья…
Вот только долго лежать никто не даст. Взлётная полоса – это вам не пляж и не диван, она должна быть свободна всегда, и до ваших личных катастроф никому нет дела. Обломки убраны, стены – как ни бывало, мимо уходит в небо очередной борт за очередным счастьем.
...А ларингофоны почему-то всё ещё работают...