Здесь не наказывают

На самом деле, здесь скучно. Просто адски (какая ирония) скучно. Конечно, в первое время пьянит способность летать и практически безграничная свобода. Полет - это что-то волшебное, особенно для таких адреналинозависимых, как я. Вот только здесь в нем нет адреналина. Облака, ветер - но вскоре перемещаться в воздухе становится так же привычно, как ходить. А от свободы остаются только массивные золотые ворота, которые не позволяют уйти отсюда. Единственное, что спасает, так это книги. Здесь можно достать любую и я, начав с первых образцов письменности и читая каждый день, уже подбираюсь к Возрождению. Да, я здесь уже довольно долго и, хотя я явно читаю медленнее, чем мировое сообщество создает, но меня отчетливо пугает тот момент, когда из печатного, мне останутся только бульварные дамские романы и детективы. Наверное, перейду на фильмы. Даже интересно, найдется ли у здешних консерваторов хотя бы видеопроигрыватель. А пока я с "Фаустом" под мышкой пытаюсь найти приличное местечко у стены. Я люблю читать рядом со стеной, здесь тихо и обнадеживает запахом горькой свободы. Фауст еще не закончил свои едкие комментарии о Вагнере, как наше с книгой уединение прервал какой-то сдавленный шум. Если я не ошибаюсь, то он донесся из-за спины слева. А за спиной стена, а за стеной пустота. Но это даже интереснее, а то здесь вечно ничего не происходит, свихнуться же можно. Наверное, именно этим фактом можно объяснить абсолютно несвойственный мне приступ любопытство, но я уже крадусь вдоль стены. Я так пытаюсь ступать неслышно, что пролом в каменной кладке замечаю только, когда чуть не проваливаюсь в него рукой. Дыра в стене? Здесь? Да не шутите так, это же невозможно. За стеной абсолютно гладкая, выжженная равнина. И буквально в пяти шагах от меня стоят двое. Девушку я смутно узнаю, пересекались здесь, но хоть убейте, я не вспомню ее имени. Может быть, я его и не знаю. Девушка даже достойна стать здешним брендом: светлые волосы, большие глаза, белая туника и белые же огромные крылья. Хрупкая фигурка замерла в когтях монстра. Неплохо получилось, но слишком пафосно я думаю. Юноша действительно цепко ее держит, но он явно не монстр: правильные черты лица и черная одежда, оттеняющая бледную кожу. Зло должно быть стильным. Интересно, эти двое специально оделись, следуя всем стереотипам? Черный, длинный хвост юноши обвивается по девичьей ноге. Интрига... Стоит ли бежать бить тревогу по поводу похищения или подождать еще? Девушка что-то шепчет и ее сжимают еще сильнее. Побегу пожалуй. И тут она поднимает руки, запуская их в темные волосы. Там ведь где-то есть острые рожки, но она самозабвенно гладит растрепанные пряди и в конце концов притягивает его лицо для поцелуя. Я отворачиваюсь и прижимаюсь спиной к стене. Я никуда не побегу. Сижу, пытаюсь вернуться к Фаусту. К счастью я ничего не слышу. Фауст уже встретил собаку, как в проем ввалилось нечто. Принять это за ту хорошенькую девушку было действительно очень сложно: опаленные волосы, лицо и руки мелких ожогах, перья выпадают на ходу. Она запнулась о мою ногу и уставилась на меня пустым безумным взглядом.
- Что он с тобой сделал? Тварь! - эмоции захлестывали меня шипящими раскаленными волнами, мне казалось, что я сейчас побегу за покусившимся на здешнюю красоту чужаком, - Я схожу за помощью, они заделают стену и он больше не доберется до тебя.
Меня остановила пощечина. Не больно, девушка еле поднимает руку.
- Он со мной ничего не сделал, это все стена, - прерывистый сорванный шепот еле слышим, - и ты никуда не идешь.
- Стена, - да девочка бредит.
- Помоги мне лечь, - я поддерживаю ее за руку, когда она неуклюже опускалась на колени, а потом еле успеваю подставить руки, когда она заваливается на бок. Крылья хрустят, но она, кажется не чувствует.
- Эта стена не просто камни, - девушка смотрит своими огромными глазами вверх и упрямо шепчет, - Ты думаешь здесь, так же как и там?
Она машет рукой в сторону пролома и белой равнины за ним.
- Там нет ничего, поэтому там мы можем быть вместе. А здесь все из света, добра. А добро...
- Побеждает зло, - мне показалась, что это чуть разрядит нашу обстановку.
- Выжигает, - а серьезные глаза выжигают меня.
И мне вдруг стало понятно: странной формы ожоги, то крупные и будто размазанные, то мелкие, опаленные волосы и крылья - это прикосновения. Я замечаю длинный тонкий ожог, обвивающий ее ногу.
- Они появляются только здесь? - знаю, глупый вопрос.
- Да.
- И он не знает про ожоги?
- Нет, с ним такого не происходит, а я всегда прошу его уйти раньше, чем возвращаюсь сюда, - она ловит мой взгляд, - За неделю они сойдут, а шрамов у нас не остается.
- Что мне сделать?
По ее просьбе я истерично перетряхиваю ее сумку и бинтую ей руки и крылья, смачивая бинты в мази. Это начинает казаться логичным. Если бы у меня то и дело пыталась слезть кожа, мазь против ожогов получила бы постоянную прописку в карманах. Девушка жмурится от холода, а я по-прежнему не знаю, как ее зовут.
- Но это ведь не случайно? - здесь не бывает случайностей.
- Я думаю, это его наказание - знать, что он причиняет боль каждым своим прикосновением, - она устало открывает глаза, но затравленное недоверие в них наконец-то пропало.
- Но он не знает?
- Да. Я никогда не расскажу такое человеку, которого люблю. Он не дотронется до меня, если заметит.
- Но ведь тебе тогда не будет больно.
- Мне будет больней, - она явно закрывает эту тему.
- Он не отсюда, значит... Как ты можешь помнить ту жизнь?
- Я и не помню.
- Но любишь...
- Чувства в отличие от фактов отнять непросто. А он меня помнит, у них там нет блаженного забвения, знаешь ли.
- И он пришел сюда?
- Он говорил, что там нет стены, но и уходить некуда: сюда им не попасть, а скитаться в пустоте - это даже хуже тамошних пыток, особенно если ты помнишь всю свою жизнь. Так что на эти выжженные равнины у него свободный доступ.
Она осторожно перевернулась на живот, уткнувшись лицом в руки. Мне захотелось провести по ее волосам, но вероятно ей будет больно. Мне любопытно, эта история меня захватывает, только где-то в душе ворочается что-то болезненное.
- Получается, он шел в пустоту, не надеясь, что встретит тебя. Увидел пролом и стал ходить к нему. И однажды ты тоже оказалась там, - я монотонно пытаюсь все разложить по полочкам, - Как-то все слишком складывается.
- Знаешь, мне кажется, что на самом верху и в самом низу знают об этой дыре, - она говорит себе в руки и от этого ее и так тихий голос становится совсем глухим, - Поэтому мы так долго оставались незамеченными. Случайностей не существует. Мы получили второй шанс. Вместе с условиями, конечно. Ожоги, которые должны были стать его наказанием. Короткие, мучительные встречи. Он не может попасть сюда, я не могу надолго остаться с ним, иначе уже не смогу вернуться обратно. Думаю, они надеялись, что уже во второй раз я не выйду, и так ему будет только больней. Искупление, мать их.
Она кричит, глядя в землю, и, кажется, разрывает запекающуюся кровавую корочку на губах.
- Но почему брешь не заделают?
- Потому что здесь не наказывают, здесь вознаграждают.
Она улыбается красной кашей губ и я начинаю ей завидовать.
- Но и запретить забрать чужое наказание они не могут.