I. Каландар

Солнце коснулось большого бархана на горизонте и начало заметно слабеть. Красные пламенные языки, словно огненные джинны, отделялись от светила и прятались в горячий песок, отчего тот становился похожим на тлеющие угли. Солнце гасло, умирая на кромке земли, превращённой раскалённым воздухом в беспокойную, пылающую белёсыми атмосферными всплесками, вибрирующую полосу. Вместе с солнцем умирал в пустыне и старый дервиш. Жизнь покидала его тело, только беспокоило его совсем не это, а то, что возложенная на него миссия казалась ему незавершённой. Конечно, он понимал, что Тому, Кто всегда неотступно находился с ним рядом, об этом должно быть известно гораздо больше. Но теперь отчего-то дервиш не ощущал Его присутствия. Смерть не страшила дервиша, много раз она смотрела ему в глаза, и столько же раз он отвечал ей долгим и бесстрастным взглядом. Меньше всего он боялся смерти. Смерть страшна только тем, кто остаётся жить, жить с чувством невосполнимой потери, непоправимой утраты. Не может быть страха в сердце, которое принадлежит совершенному Творцу всего сущего. И в сердце дервиша не было места страху, его целиком заполняли мир и любовь, и незримо присутствовал Тот, Кто не имеет ни конца, ни начала, Кто существует вне мира, неизменно в этом мире пребывая, и без Которого любая человеческая жизнь лишена всякого смысла.
Беспокойно, дрожа короткими лучами, умирало солнце пустыни, также беспокойно угасало и сердце дервиша. Короче и короче становились его удары, но в каждом из них по-прежнему звучали имена Всевышнего, впервые оставившим его. «На всё воля Твоя», – шептал старый дервиш, но жалко ему было не себя, а мир, который он покидает.
Сердце дервиша слабело, но его память, напротив, была встревожена и воспалена, подобно пылающей подвижной земле, упрямо сходящейся к беспокойному закатному солнцу.
Темнота густела, и вот он уже видел, как во взмученном от жары воздухе замлечили люди. Сначала их было немного. Дервиш даже узнавал некоторые лица идущих: время совсем не изменило их, они поднимались прямо из его памяти и следовали мимо него, растворяясь уже там, за чертой времени. Их поток всё ширился и разрастался, превратившись, в конце концов, в сплошную людскую лаву.
Прошлое и будущее, разделённые по недоразумению десятками шагов, чуть было не позволили дервишу скользнуть туда, куда невозможно попасть обычным смертным. Раньше ему легко удавались такие вещи. Но теперь у него это почему-то не получилось.
«Неужели я более не нужен там, куда идут все эти люди? Прежде, когда мне удавалось преодолевать рубежи земной жизни, я не ощущал в себе столько сил, как сейчас, и никогда раньше я так ясно не слышал внутри себя Его голос, так, как слышу теперь. Но, верно, такова воля Твоя, следовать туда, за солнцем, куда струятся эти чёрные, горячие пески!»
Для дервиша больше не существовало никаких тайн. Своим мысленным взором он мог наблюдать, как нисходят и восходят народы, гибнут и возникают страны и города, как смыкаются и расходятся эпохи и нарождаются новые смыслы. Только вовсе не об этом он говорил с теми, кого встречал на своём Пути. Воля Того, Чей голос он всегда слышал в себе, была иной. И дервиш покорно следовал воле Его, понимая такое служение, как своё истинное предназначение.