Красный жигуленок

Олег Яненагорский

- Мужики, а по пивку? - наконец-то раздался традиционный пятничный вопрос. Я бы и сам его задал минут через десять-пятнадцать, если бы не услышал сейчас. Мне просто было интересно угадать, кто задаст вопрос сегодня.

Костяк нашей маленькой юридической фирмы составляли «бывшие»: два бывших прокурорских работника, бывший военный летчик, после увольнения из армии закончивший юрфак и немного поработавший следователем, и бывший молодой повар, ставший классным специалистом по всем видам компьютерной техники и программному обеспечению. Фирменные шутки на темы «у нас все в прошлом» и «все мы б/у» никогда не иссякали.

На неделе мы работали много, и вечер пятницы отводился для «отдыха с пивом». Иногда обсуждались текущие дела, иногда – новости из мира судей, прокуроров, адвокатов. Но чаще всего мы просто трепались на разные темы. Пиво ведь не только способствует разжижению мозгов, но и развязывает языки.
Сегодня после второго стакана речь зашла о человеческой судьбе. Жора рассказал историю про нарушение техники безопасности.

- И вот прораб говорит молодому строителю, показывая на балконы строящегося дома: «Ты без защитной каски не ходи по стройке. Но самое главное – не подходи под балконы, когда половые доски наверх поднимают». Далее Жора со всеми подробностями описал процесс поднятия снизу наверх длинных досок с последующим переваливанием их через перила балкона и втаскиванием в квартиру. Опасность операции была в том, что доска на перилах балкона могла обломится по сучку, и тогда обломок с большой высоты падал вниз, создавая угрозу травмирования людей.
- Сказав все это молодому, прораб пошел под балконы, через которые поднимались доски.
- Конечно, без защитной каски, - уточнил Виктор.
- Естественно, без нее: он же - прораб, - ответил Жора, допивая пиво.
- Но для обломка доски разницы нет – на голову прораба падать, или на голову бригадира, - философски заметил Виктор.
- Ну, а дальше-то что? - не выдержал Костя.
- А дальше все было очень просто: когда прораб дошел до стены, на балконе четвертого этажа обломилась доска, и двухметровый кусок полетел вниз. Торец обломка ударился точно в темень прораба. Далее можно цитировать заключение почти трезвого судебно-медицинского эксперта: черепно-мозговая травма несовместима с жизнью.
- Мужики, предлагаю выпить за неуклонное соблюдение правил техники безопасности на производстве, в быту и сексуальной жизни, - Виктор высоко поднял свой бокал.
- А, так ты еще помнишь, что существует сексуальная жизнь? Значит еще не такой старый, как кажешься на первый взгляд, - немедленно съехидничал Жора.
Дружеские подначки были непременной деталью нашего общения, и никто на них не обижался. Четыре стакана дружно звякнули, и некоторое время все внимание было уделено рыбе и колбасе.
- Как-то я тоже расследовал нарушение правил техники безопасности, - продолжил тему Виктор. - Два электромонтера выехали на маленькую железнодорожную станцию что-то ремонтировать. Детали уж не помню, но трансформаторная будка стола на высоком металлическом помосте – наверное, высота была метра три или четыре. Так вот, один мужик говорит другому, мол, пристегнись страховочным поясом. А тот в ответ: «Да я на …. видел этот пояс, все равно умирать». И ведь не пристегнулся мужичок…

Тут надо уточнить, что электрокабель, находившийся под напряжением, был прихвачен зажимом типа «крокодил». И надо же такому случится: порыв ветра срывает кабель вместе с «крокодилом», его оголенный конец задевает мужика, естественно, при этом бьет током, и летит бедолага с высоты вниз головой. Одним словом, мужику полный … абзац. Электротравма и падение с высоты перевели мужика из живых в неживые. Правда, схоронили за счет предприятия.

- Слушаю вас, парни, и сердце радуется – жизнеутверждающую тему вы сегодня выбрали, - сказал я, наливая всем пиво. - Не про баб треплетесь, не о политике разговариваете, даже про футбол не вспоминаете. О высоком и важном глаголете – о соблюдении правил техники безопасности, о повышенной смертности мужиков на просторах великой Родины! Предлагаю выпить и сменить тему.

- А я вот недавно читал, - начал Костя, которому, видно, надоело молчать...
- Ты, дорогой компьютерный гений всех времен и народов, сначала выпей, а уж потом расскажешь, - заметил Виктор, перед тем как прихватить последний кусок колбасы. Мужики проводили взглядами этот кусок без «чувства глубокого и всестороннего удовлетворения», но недовольства никто не выразил. Оно и понятно – кто-то должен быть последним. Стаканы снова дружно звякнули.
- Так вот, я читал какую-то американскую книжку, только название забыл. Автор был то ли крупный психиатр, то ли психолог, - опять начал Костя.
- И он тоже не надевал защитную каску, приближаясь к пациентам? – задумчиво спросил Виктор.
- Ну, это уже ни в какие ворота не лезет, куда смотрят американские профсоюзы? – подхватил Жора. – Вот он, звериный оскал капитализма, и полное отсутствие заботы о трудящихся психиатрах. Я предлагаю выпить и направить петицию в ООН с предложением о полном запрете в США производства психиатрических экспертиз без защитных касок.
- Да погоди ты, - Костя явно намеревался высказаться, не обращая внимания на шутки мужиков. – Этот доктор писал о программах самоуничтожения, заложенных в нашем сознании. Я только не понял, как это все с инстинктом самосохранения сочетается.
Вот за что я люблю своих собратьев по процессуальным схваткам, так это за то, что они всегда готовы послушать что-нибудь дельное, или хотя бы новое. Все заинтересованно взглянули на Костю, а Виктор даже коротко бросил, мол, не тяни психиатра за хвост, а излагай фабулу дела.
- Доктор этот американский прилетел куда-то на
конгресс, выступил с докладом и пошел к себе в отель. Последнее, что он запомнил, была кнопка, на которую он нажал в гостиничном лифте. Все остальное ему рассказали в госпитале через несколько дней. Как потом выяснилось, доктор «на автопилоте» поднялся в номер, кольнул себе какую-то гадость типа инсулина и чуть не загнулся.
- И сколько же доктор «принял на грудь» до и после конгресса, - поинтересовался Виктор.
- Подожди, - я решил вмешаться в разговор, - ты, Виктор, у нас о людях всегда хорошо думаешь, это известно всему мировому сообществу. Но давай Костю послушаем. Костя! От лица всех выдающихся юристов нашей фирмы, я требую подробностей про попытку самоуничтожения американского психолога.
- Да не помню я подробностей, - мрачно сказал Костя. – Короче говоря, доктор решил, что он «по жизни» поступал не совсем правильно, и его подсознание выдало ему программу на самоуничтожение. А чтобы сознание в это не вмешивалось, его в лифте и вырубили…
- Кого вырубили? Доктора? Или сознание? Ты, великий игрок в компьютерные леталки и стрелялки, выражайся яснее, полнее и желательно недвусмысленно. А то мы тебя больше в суд не пустим.

Тут все захохотали, вспомнив недавнюю историю. У меня тогда на один день было назначено пять процессов в трех разных судах, и при всей изощренности я не успевал быть везде, где должен. Мужики тоже были заняты своими делами и тогда мы решили по одному не очень сложному делу выпустить в городской суд Костю. Накануне он был тщательно проинструктирован и снабжен письменными заготовками на все случаи развития процесса. Волнуясь и гордясь поручением, Костя в суде спутал понятия «стихийное бедствие» и «чрезвычайное положение» и с жаром пытался убедить суд в обоснованности своей, то есть, нашей правовой позиции. Подробности узнали от судьи, когда-то работавшего вместе с нами в городской прокуратуре. Я, как мог, успокаивал Костю и приводил примеры «лопухания» из практики всех присутствовавших, не исключая и себя.
Костя нахмурился, отхлебнул пиво и упрямо продолжил.
- Подсознание доктора вырубило его сознание, запустило в его мозгах программу самоуничтожения, привело в номер, заставило взять шприц с инсулином и кольнуться. Укол должен был привести к смертельному исходу, но доктора быстро обнаружили и спасли. Почему он так сделал, доктор объяснить не мог, но случаи такие известны не только в Америке.
- Да какая разница - Америка, Австралия, Австрия… - теперь Виктор говорил вполне серьезно. - Любое самоубийство – это реализации программы самоуничтожения индивида. Различаются детали и предшествующие обстоятельства. Один пишет губной помадой на стене «Моя жена - ****ище» и сует себе двустволку в рот, нажимает на спусковой крючок, и мозги долетают до потолка. Другая, пройдя курс лечения в психоневрологическом диспансере, выписывается с формулировкой «стойкое улучшение». Вернувшись домой, она сначала рубит голову спящему мужу, а потом бросается в колодец. Видимо, при «нестойком улучшении», она должна была уже нескольким индивидам отрубить головушки…
- Парни, а помните дело с красным жигуленком? - задумчиво спросил я. Народ недоуменно глянул на меня. Дело, конечно, было довольно странное, мы его между собой подробно обсуждали, но никто не понял, почему же оно сейчас вспомнилось.

На первый взгляд, все выглядело как обыкновенное дорожно-транспортное происшествие. Через городскую площадь на допустимой скорости двигался старенький жигуленок. Подъезжая к почтамту, водитель (позднее ставший моим подзащитным) увидел, что впереди загорелся зеленый свет светофора и не стал снижать, и без того невысокую скорость. Неожиданно на пешеходный переход вышел молодой парень. Машине оставалось проехать до перехода всего несколько метров и водитель, безусловно, не смог затормозить. Выворачивать тоже было некуда – по обеим сторонам пешеходного перехода стояли люди. Удар был достаточно сильным, и машина скорой помощи парня увезла сразу в реанимацию. Очевидцы единогласно уверяли, что он совершенно неожиданно, сразу же после того, как для пешеходов загорелся красный свет, вышел на дорогу. Позднее все подробности я вытащил из невесты потерпевшего и сейчас решил напомнить их моим доблестным сотрудникам.

- Вспомните материалы дела: Петр отслужил в горячей точке, вернулся домой, хотел жениться на девушке, с которой давно дружил. Но тут вмешалась ее подруга, закружила парню голову и увела от невесты. Через месяц они решили пожениться, хотя в ЗАГС Петр уж точно не рвался – на срочной свадьбе настаивала новая невеста. В тот злополучный день они слегка повздорили и к перекресту подходили молча, хотя Петр и держал девушку под руку. Перед проезжей частью, увидев красный свет светофора, они остановились вместе с остальными пешеходами. Петр повернул голову, увидел приближающийся жигуленок, высвободил руку и шагнул на проезжую часть.

- Шеф, ты хоть и не компьютерный гений, но выражайся яснее, - Виктор смотрел на меня вполне трезвым взглядом. – Я, конечно, не столько следаком пропахал как ты, но с института помню о причинно-следственной связи. И даже умное слово знаю – детерминированность...
- Да, шеф, или говори где здесь гвоздь программы, или больше пива не получишь, - поддержал его Жора. Один Костя промолчал, хотя и ерзал – то ли от выпитого пива, то ли от нетерпения услышать продолжение моих воспоминаний.
- Спасибо, родные вы мои. Я всегда знал, что художника каждый обидеть может. Пива они для шефа пожалели, причем, замечу к слову, моего пива для меня пожалели...
Ну, а если говорить серьезно, то только сейчас я вспомнил, что несостоявшаяся невеста в тот день была в красном платье. Не слишком ли много красноты для одного дорожно-транспортного происшествия: машина красного цвета, красный свет на светофоре, красное платье нежеланной невесты…
- Ты на что намекаешь, царская твоя морда? У Шпака магнитофон, у посла – медальон… - Виктор любил бессмертную комедию и мог цитировать ее от первого до последнего слова.
- Умище наше кабинетное - тут же подсказал Жора, - намекает, что красный цвет или свет запустил у запутавшегося в бабах Петра программу самоуничтожения, после чего малый и шагнул под автомобиль, не вынеся разлуки с первой любовью.
- Не понимаю мотивов руководства российской таможни, выгнавшей тебя со службы, - в тон ему ответил я, - с такой проницательностью контрабандистов ждал экономический кризис с последующей переквалификацией в управдомы.
- Шеф, не трогайте грязными руками незаживающую
рану моего горячего сердца: из таможни я сам ушел и сожалею об этом столько же, сколь и об уходе из прокуратуры. Но, зная Вашу гадкую манеру изложения событий, думаю, что сейчас Вы еще какой-нибудь козырек из рукава вытащите. Давай, шеф, не таись, ты не в суде.
- Слушай, шеф, а в горячих точках Петр ничего такого не творил? Ну, там … пирамидки из отрезанных голов, легкие сексуальные излишества, почему-то квалифицируемые как групповые изнасилования…
- Витенька, это не вопросы. Это – шедевры! Мне остается только огласить самоцитату: «Ты очень хорошо думаешь обо всем человечестве и его отдельных представителях». Ну откуда мне знать такое? Петр ведь был потерпевшим в дорожно-транспортном происшествии, а не обвиняемым, которому грозит смертная казнь. Может, мне еще надо было выяснить, лаяли ли собаки в день его рождения, и не кричала ли его прабабушка по-немецки в момент оргазма?
Но Жора, как всегда, прав – один аспект я не досказал. На следующий день после операции я был у Петра в палате вместе с его невестушкой. Врач, по старой памяти, разрешил мне это грубое нарушение больничных правил…
- Костя, даю тебе совершенно бесплатный жизненный совет и всего за два стакана пива: учись на юриста, бери пример с шефа и защищай только врачей – всегда будешь сытым и пьяным от больничного спирта, а уж в палаты, как к себе домой, заходить будешь, - Виктор опять ехидничал, но было видно, что и ему интересен ход моей запутанной мысли.
- До нашего прихода прооперированный Петр
чувствовал себя не плохо, - ну ровно настолько неплохо, насколько может себя чувствовать вытащенный врачами с того света. Когда мы зашли в палату, его состояние ухудшилось, он начал дергаться и стонать…
- Шеф, не тяни, пиво греется, - чуть ли не хором
произнесли Костя и Жора.
- А я и не тяну: любящая невеста была все в том же красном платье…