Дядя Толя

Дядя Толя.

Воскресенье.
Глупый день. Почему глупый? А просто потому. Хотя бы от того, что не надо тратить киловатты ментальной энергии, соображать, принимать какие-то умные решения, причём очень много и быстро, как это бывает по будням. Старые люди тоже учат уму-разуму молодёжь только потому, что сами уже не в силах творить те же 'глупости'.
Вот так и воскресенье.
Не надо ведь на протяжении всего дня морщить лоб, чего-то думая, рассчитывая, соображая, или просто делать вид, что работаешь.
Выходной на то и выходной, чтобы заниматься своими делами, отдыхать. Ну как получится отдохнуть в будний день, если в сутки проводишь двенадцать-четырнадцать часов на рабочем месте? А сверху ещё проезд, бытовуха, сон.
Ну как тут отдохнёшь?
Никак.
И на рынок за смесителем не сходишь. А в воскресенье - легко. Не в субботу - в субботу нужно отдыхать, пить пиво, на диване валяться, в кино сходить, но ни в коем случае не ездить на дачу, на рынок и т.п.
Всё это можно отложить до воскресенья. Отдохнуть, встать часиков в этак девять-десять и вспомнить, что собирался поменять смеситель в ванной. А собаку уже выгуляли, мусор выбрасывать не надо. Осталось только на рынок сходить, десять минут с ключом повозиться, а потом можно снова отдыхать.
Жену брать с собой не хотелось - уж лучше потом полчаса послушать, что краники не такие, как она хотела, да и дешевле взять можно было, чем два-три часа выбирать то, что ей по душе придется, а потом сверху как минимум час по шмоточникам ходить. Нет уж! Я лучше сам.
Так я отправился на рынок.
Не особо долго выбирая, я взял нормальный польский смеситель и решил пройтись по барахольщикам - надо было взять ещё всякой дребедени: хороших отвёрток пару штук, изоленту, немного эпоксидки и ещё чего-то, чего всю неделю хотел, но сейчас из головы вылетело.
Вот так, проходя мимо всех этих мужиков, продающих истрепанный и не очень, хлам, я наткнулся на одного, никак не вписывающегося в окружающий пейзаж.
Мужик продавал картины - посредственного качества пейзажи, пару натюрмортов и один портрет. Удивило меня не сколько то, что он продавал живопись там, где обычно продают гайки, болты, паяльники, сколько то, что на клеёнке у моих ног лежали краски, кисти, мольберт, подставка.
- Чё, мужик, решил на хорошие краски заработать? - спросил я немного нахально, даже не поздоровавшись.
Мужик был старше меня лет на десять, немного лысоватый, худой, с двухнедельной седеющей щетиной. Он отрицательно покачал головой и окинул меня почти отеческим взглядом, от которого мне даже стало стыдно за сказанное.
- Дай закурить. - попросил он, и я его угостил. - Я больше не пишу. Я работаю.
Я закурил вместе с ним.
- Я даже не стану спрашивать тебя: нравится тебе то, что я написал или нет? - сказал мужик после небольшой паузы. - Я и так знаю что ты мне скажешь. И то, что моя посредственная мазня никому нахер не нужна, я тоже знаю.
Он глубоко затянулся и замолчал, а я бегло осмотрел картины.
- Дядя Толя. - Протянул он мне руку после долгой паузы. - Так меня обычно все называют.
- Игорь. - Ответил я машинально. - А зачем тогда картины на продажу выставил, если знаешь, что никто не купит?
Дядя Толя хитро и устало улыбнулся:
- А я всё продаю, что раздать не вышло. Всё. Кисти, мольберт, чистые холсты, всё. Я больше не художник.
- А чего так?
- Да ничего. - Отмахнулся он и присел на свой раскладной стульчик. А я присел на корточки. - Я всю жизнь хотел стать художником. Всю жизнь.
Он смолк и посмотрел на небо, точно высматривая или вычисляя что-то, видное ему одному.
- Всю жизнь. - Он перевёл взгляд на меня. - Сколько себя помню. И всю жизнь мне говорили что я - посредственность. Знаешь, это ведь хуже, чем бездарность. Просто как я ни старался, я не мог проявить чего-то очень тонкого и важного. А ведь чувствовал. Всей душой ощущал. Всю душу в картины вкладывал. А получалось - то говно, то просто никак. С самого детства любил рисовать, даже художку закончил. И что толку? - Дядя Толя заглянул мне в глаза так глубоко, что пришлось отвести взгляд. - Что толку? Никому моя мазня, кроме меня самого не нужна. Никому. Ни жене, ни детям, ни друзьям... Угости ещё папироской... Спасибо... Друзья... Взяли у меня пару пейзажей. Даже за деньги... И так обидно было, когда жена одного моего друга детства, напившись, призналась, что Серёга с Юркой картины взяли только чтоб меня поддержать. Так обидно было... Не за них - за себя... Эх, блин... А ну его в болото это художество! Нарисовался я уже.
Он говорил, а я рассматривал картину в левом нижнем углу. На ней был осенний дворик многоэтажки. Пара подъездов, качели, горка и песочница, в которой копошился кто-то совсем ещё маленький. Судя по тонам, начинал наступать вечер где-то в средине или конце сентября. А сам дворик был один-в-один похож на тот, в котором я вырос.
- Дядь Толь, а за сколько вон ту картину отдашь?
- Не отдам. - Он затоптал бычок и встал. - Мне твоя жалость на хрен не нужна. Зря я тут сопли распустил. Иди давай отсюдова.
- Дай тогда хоть посмотреть.
Дядя Толя немного покусал губу и протянул мне картину. Вблизи она оказалась несколько грубее и размытее, чем казалось с трёх метров. Небольшая такая, сантиметров примерно сорок на пятьдесят, казалось, пахла осенью, закатом, детством, несмотря ни на что.
- А кто сказал, что ты не художник? - спросил я.
Мужик отмахнулся:
- Да все.
Он оглянулся и взял в руки другую картину.
- Мож, лучше эту возьмёшь?
- Не, - Ответил я, даже толком не рассматривая протянутый пейзаж. - Я эту хочу. Сколько?

Топая домой пешком, я украдкой поглядывал на картину и вспоминал детство. Там, далеко-далеко, ещё в детском садике, я рисовал лучше всех. У меня получались самые лучшие белочки, КамАЗы и прочая дребедень, которую обычно изображают в таком возрасте. И это не я так считал - так говорили все сверстники в детсаде, затем в школе. Мне завидовали, просили научить рисовать... Так продолжалось до средних классов. Затем в семье наступили тяжкие времена, и денег не было даже на бумагу, не говоря уже о том, чтобы учиться в художественной школе. И всё это куда-то делось. Исчезло.

...- А чем ты вообще на жизнь зарабатываешь? - спросил я у дяди Толи, уже уходя.
- Каменщиком. - Он грустно окинул взглядом всё, что выставил на продажу. - Этим на жизнь не заработаешь...

Вот и я работаю мастером в одной строительной фирме. А ведь некогда очень хорошо рисовал, довольно неплохо играл на гитаре. Где это всё теперь?
Ушло.
Я шёл и думал что хуже: быть непризнанным или несостоявшимся? Шёл и пытался найти хоть один довод в пользу второго. Но не находил. А навстречу мне шли, вполне возможно, несбывшиеся художники, скульпторы, актёры, ставшие продавцами, грузчиками, юристами, медиками...
Я шёл, и в моей памяти отчётливо проступил момент из школьной жизни, когда возле стенгазеты собралась куча народа из параллельных классов. Я стоял у них за спинами, усталый, сонный, но каждый атом моего тела возбуждённо прыгал от гордости, переполнявшей все мыслимые границы меня, когда из толпы доносилось:
- ... Класс!.. А кто это нарисовал?! ... Кто?! Гошка из пятого 'В'?!. Этот очкарик?!. Сто процентов, за него мать или отец рисовали...
- Нет, сам! Я своими глазами видела, как он на большой перемене во-он ту тень выводил... Да не трогай ты пальцами, а то испортишь!..


Севастополь, ночь, июнь 2006г