ДРУЖБА. ЛЮБОВЬ И МАТЕМАТИКА

ДРУЖБА, ЛЮБОВЬ И МАТЕМАТИКА

Уверена, что мои первые попытки подружиться с кем-либо были предприняты ещё в родильном доме. Если бы человеческая память позволяла подобные экскурсы, я непременно вспомнила бы острое желание быть посвящённой в сокровенные причины безмятежных улыбок или громкого плача моих соседей по колыбелькам. Неудивительно, что с такой любовью к сопереживанию я регулярно наращиваю количество подруг и друзей. И это замечательно, потому-что мы всегда интересны друг другу, существуем в едином энергетическом пространстве независимо от расстояния и частоты общения. Но есть особая категория – друзья детства, с которыми связаны несколько десятков лет жизни и множество забавных историй.
Самая древняя из подруг детства Лина была моей соученицей с четвертого класса. Жили мы в городе Одессе на Пересыпи, но затем нашей семье дали квартиру от сахарного завода на Большом Фонтане, и мы с Линой вынуждены были расстаться. Однако, наша дружба продолжалась в регулярных письмах, пока нам ни начали разрешать ездить друг к дружке в гости в другой конец города. Обе мы были общительными и деятельными, хорошо учились, много читали, занимались в танцевальных ансамблях, не чурались и общественно-комсомольской деятельности. Лина много рассказывала мне о своих соучениках и учителях, особенно об учительнице математики, которая недавно начала преподавать в их школе после окончания университета. Анна Семёновна так страстно любила свой предмет, так необыкновенно ярко и талантливо умела увлечь своих учеников, что весь класс в короткий срок превратился в фанатов математики. А тех нескольких тупиц, с которыми этого не произошло, она буквально публично уничтожала каждый день своим яростным гневом, переходящим в презрение.
После окончания девятого класса в нашей жизни произошло необычайное событие, определившее судьбу многих из нас в совсем недалёком будущем. Одесский ОБКОМ комсомола организовал в селе Дофиновка комсомольско-коммунарский лагерь «Звёздная республика». Лине, у которой уже был некоторый опыт коммунарского общения, удалось уговорить моих родителей отпустить меня в лагерь. Мы жили в палатках на берегу лимана, работали на лесопилке несколько часов в день - лагерь был на самоокупаемости. Лесопилка переводила заработанные нами деньги в местную «Чайную», а там уж нас досыта кормили - в основном хлебом, рисом и овощами. Всё остальное время было предоставлено различным коммунарским захватывающим мероприятиям: песням у костра, танцам до упаду, идеологическим дискуссиям, диспутам и т.д. Весь цвет одесского комсомола 60-ых годов был представлен в «Звёздной республике». Отличительным внешним признаком принадлежности к коммунарскому движению являлся пионерский галстук, который каждый из нас носил и днём и ночью. Видимо обкомовские идеологи таким образом внедряли в нас установку на предохранение от совершения любых поступков не пионерского характера. Когда мой отец посетил наш лагерь, на него многое произвело сильное впечатление: и названия отрядов - «Первенец» и «Голубая планета», и особая наша гордость - новая деревянная уборная с романтическим названием «Бригантина», и единственный взрослый человек – директор лагеря, студент-филолог Лёня Сущенко. Времена были совсем другие, и можно свидетельствовать популярной фразой из фильма Рязанова: « Но секса не было!». Излишне упоминать о том, что всё пространство от лимана и до морского побережья в Дофиновке буквально искрило от романтических восторгов молодых коммунарских сердец. Сколько радости и счастья, многократно усиливающихся от сопричастности к самому главному - взаимопониманию единомышленников - испытывали мы тогда! Песни Окуджавы, Визбора, Городницкого, Галича без устали перетекали одна в другую. У нас были свои поэты и художники, замечательный ансамбль гитаристов, убаюкивающий коммунаров после отбоя мелодиями Биттлз. День всегда завершался в два часа ночи совместным произнесением основного постулата коммунарского движения:
-Наша цель - счастье людей. Мы победим, иначе быть не может!
Здесь завязывались дружбы на всю жизнь, и зарождалась любовь, и это было естественно и неизбежно.
У меня начались романтические отношения с Валерой - одноклассником Лины, о котором она много рассказывала прежде. Это был высокий, очень симпатичный и несколько загадочный мальчик. Наши встречи продолжались и после грустного расставания с незабываемой «Звёздной республикой». Он часто приезжал ко мне на Большой Фонтан, и мы с упоением проходили каждый раз столь необходимую в юности науку тысячи поцелуев в парке на скамейке и в подъезде перед расставаниями. Однажды этот увлекательный процесс заставил забыть о времени, и мы были вынуждены оставить Валеру ночевать, т.к. он опоздал на последний автобус. Ему постелили на раскладушке, которая стояла через стол от моей кровати. Родители спали в смежной комнате, разумеется, с открытой дверью. При каждом его шевелении раскладушка издавала гнусный скрип, в ответ на который звучал папин «контрольный вопрос»:
-Не спится, молодой человек?
Максимальное выражение наших бурлящих чувств завершилось тем, что Валера стал размахивать в темноте какой-то белой салфеткой, поутру оказавшейся маминым объёмным бюстгальтером. Кроме поцелуев мы с Валерой ещё иногда занимались математикой, т.к. я была хронической отличницей, а у него временами возникало недопонимание с преподавательницей Анной Семёновной. Впрочем, вскоре я узнала, что она сама предложила ему помощь в виде дополнительных занятий, ведь не за горами выпускные экзамены, а там и вступительные. Каждый раз эти занятия приводили его в невероятный восторг, которым он спешил поделиться со мной. Однажды я посетила их школьный вечер и была официально представлена Анне Семёновне, как лучшая подруга Лины и «девочка» Валеры. Учительница была молода, и любовь к математике явственно проступала в её чертах. Она сказала, что наслышана обо мне от Валеры, знает, какие оценки у меня по математике, впрочем, как и по другим предметам. Это прозвучало несколько осуждающе - я не соответствовала её правилам соблюдения безусловных математических приоритетов. Прошло немного времени, и я начала чувствовать, что происходит что-то непонятное. Валерино увлечение математикой переросло в настоящую страсть! В то же время наши с ним отношения явно перешли в стадию, о которой Жванецкий сказал:
-Не можешь любить - дружи!
Однажды Валера примчался ко мне совершенно потрясённый и в пылу плохо контролируемого возбуждения осветил некоторые подробности, свидетельствующие о том, что любовь к математике приняла у них с Анной Семёновной очень странные формы. Для меня это был двойной удар, как высоко моральной комсомолке и одновременно девушке, проигравшей любовное сражение. И кому! Разрыв между нами стал неизбежен. Я страдала молча, не имея возможности ни с кем поделиться своей болью и обидой. Позже рассказывали мне, что их отношения (никем не доказанные) длились несколько лет после окончания школы. Анна Семёновна жила вдвоём с престарелой тётушкой, и Валера был частым и всегда ожидаемым гостем в их доме.
Мы с Линой вскоре поступили в университет, а затем повыходили замуж, кстати, за бывших коммунаров из нашего судьбоносного лагеря.
Прошло 20 лет. Моя дочь Ира после окончания 8-ого класса предприняла неудачную попытку поступить в одесское театрально-художественное училище. Она вынуждена была вернуться в свою школу в 9-ый класс, чтобы пересидеть учебный год и повторить поступательный подвиг. С первых же дней учебного года Ира начала рыдать из-за новой учительницы по математике Анны Семёновны, которая пыталась заставить её совершить невозможное - хотя-бы что-нибудь сообразить по этому предмету. Судьба уготовила мне такое испытание - почему-то перевела эту замечательную учительницу преподавать с Пересыпи на Фонтан, да ещё точнёхонько в Ирину школу и класс. Трудно описать мои нравственные мучения! Ирка ревёт, в школу идти отказывается - там каждый день истерики и скандалы. Учительница с годами явно нервную систему истрепала, требует явиться родителям самой тупой девицы. Если она меня узнает, может воспринять мой приход как намёк на шантаж. Ведь ей прекрасно известно, что я всё знаю лучше всех на свете о некоторых событиях в греховном прошлом. Я тянула время, сколько могла, но всё же пойти пришлось. Мною было придумано компромиссное решение, как это принято в Одессе. Дело в том, что в те времена учителя математики должны были начинать преподавать в школах информатику, а это почти для всех было проблематично. Я решила предложить Анне Семёновне свою помощь в проведении экскурсий на вычислительный центр, где работала программистом. Была у меня всё же надежда на то, что она меня не узнает через столько лет. Всю ночь не могла спать от волнения, зашла в класс на большой перемене. Она сидела за учительским столом. Любовь к математике, сосредоточенная в её чертах, с годами стала ещё более зрелой и выразительной.
- Боже мой, это же Нина! - услышала я. Следующий вопрос был:
-Что ты знаешь о Валере? Где он сейчас?
Я в тот момент этого не знала. Но всю большую перемену она говорила о нём. В её глазах стояли слёзы благодарности и нерастраченной любви. Мне было сложно прервать поток воспоминаний и сознаться ей в истинной цели моего визита.
-Какой ужас! - произнесла она, поняв, кто моя нематематическая дочь.
-Ладно, давай я буду сама с ней заниматься! - последовало самонадеянное предложение. Вот тут я испугалась уже совсем не на шутку, т. к. знала, что в этом случае могут столкнуться невероятная сила любви к математике с равной ей по силе, мягко говоря, нелюбви.
- Боже вас сохрани от такого напрасного каторжного труда! - воскликнула я, не сумев сдержать эмоций.
Прозвенел звонок, я спешно пыталась объяснить учительнице, что с математикой у Иры совершенная безнадёга, мы всё уже перепробовали. Класс шуршал тетрадями, а она продолжала свои воспоминания быстрым шепотом, иногда вытирая набегающие слёзы. Я узнала о том, каким незащищённым и ранимым на самом деле был Валера, какое неописуемое благородство носил он в груди, каким умел быть нежным…
Ира, сидя за партой, напряжённо грызла ручку в ожидании своей немилостивой судьбы. Наконец, Анна Семёновна снова вытерла слёзы и сказала мне:
-Огромное тебе спасибо. Ты даже не представляешь, что для меня сегодня сотворила – за долгие годы такой праздник воспоминания самого дорогого! Если что-то о нём станет известно, сообщи мне, пожалуйста, сразу.
Я поняла, что пора ретироваться и спросила одними дрожащими губами:
-Как нам быть с Ирой?
-Ладно, поставлю ей тройки по умолчанию, не волнуйся.
- Найди мне его, прошу тебя! - также беззвучно произнесла она.
Потом на расспросы дочери, из-за чего плакала жестокосердная учительница, я вынуждена была ответить:
-Просто она поняла, что не сможет ни научить тебя математике, ни до конца года расстаться с тобой!
А что можно было ещё сказать ей тогда?
Мне удалось помочь Анне Семёновне, но только не в поиске предмета любви, а в проблемах преподавания информатики. Провела несколько экскурсий с её классами на ВЦ. И она сдержала своё слово - Ира перестала для неё существовать, как иррациональная величина. На следующий год дочь поступила в своё училище.
Что касается Валеры, то нужно сказать, что уроки математики, которые преподавались с такой любовью, явно пошли ему впрок. Он стал вполне благополучным предпринимателем. По сведениям Лины, его жизнь удалась во всех аспектах. Но учительницу по математике все мы не забудем никогда. По разным причинам.
Иногда мы с Линой вспоминаем нашу далёкую коммунарскую юность. После прожитых лет и осознания многих истин все давно перестали быть идеалистами, и основной лозунг, многократно повторяемый когда-то, сегодня звучит в вопросительной форме:
-Наша цель - счастье людей? Мы победим? Иначе быть не может?
А я часто вспоминаю слова песни Александра Дольского:
А года, а года всё бегут в никуда,
И ложатся на лица тревоги.
И тусклей наша речь; от внезапности встреч
Удаётся сберечь так немного!

И всё реже и реже мы теряем надежды-
Так легко было прежде нам надежды терять.
И всё чаще и чаще в то далёкое счастье
Нужно нам возвращаться, возвращаться опять!