Однажды зимним утром

Однажды.
Волшебное слово с ароматом тайны. У каждого из нас было в жизни свое однажды. И может даже и не одно. Пряный привкус приключений и мечты. Предвкушение сказки, как в новогоднюю ночь, когда бьют куранты и желание вот-вот сбудется. За этим словом надежда. В то, что лучшее вот-вот случится. Вера что ты достоин того, чтобы это самое лучшее, наконец, случилось с тобой. И любовь. Любовь всегда причина и следствие. Даже если на первый взгляд она совсем ни при чем.
И может быть поэтому. Или не совсем поэтому, но все же:
Однажды на город падал снег.
Ну, падал себе и падал.
Мягкий, пушистый, вполне мог бы быть и новогодним. Вернее мог бы падать в новогоднюю ночь вполне. Очень празднично выглядели крупные снежинки, плавно кружащие в воздухе под бледно светящими ранним утром фонарями. На земле снежинки укладывались в небольшие воздушные сугробы. При взмахе рукавички или дуновении ветерка снежинки поднимались в воздух, как будто желая снова взлететь в небо и продолжить полет. Еще редкие, утренние прохожие спешили куда-то, разметая, разбрасывая пушистые сугробы обувью. Снежинки прилипали к ботинкам, сапожкам, валенкам и медленно таяли. Они прикрывали собой голые ветви спящих деревьев. Плохо окрашенные лавочки и навес автобусной остановки. Мусорные урны, стоящие с жадно разинутыми ртами в ожидании, что хоть кто-то из прохожих попадет в них. Но мало кто попадал. Смятые пачки из-под сигарет, обертки от мороженного, фантики от конфет и окурки валялись печальным ореолом вокруг каждой урны. Этого уже никто не замечал. И мягкие, пушистые снежинки были очень кстати. Они жертвенно прикрывали собой все, что так кричаще выпячивалось рваниной и обшарпанностью. Шелуха от семечек, смятые сигаретные пачки, использованные картонки проездных билетов. Шарфик кем-то потерянный в спешке, перчатка веселой расцветки. Каждый палец в ней был своего цвета. Красный, синий, зеленый, желтый, фиолетовый.
У ларька, в котором торговали шаурмой, сидел щенок. Симпатичный пушистик. Жмурился и мечтательно вдыхал ароматы из окошка продавца. Чихнул, неосторожно вдохнув носом снежинку. Потом зевнул и лег, свернувшись клубочком, засунув нос между лап. Под лапами и лежала та самая разноцветная, вязаная перчатка. Когда у пушистика было хорошее настроение, он играл с ней, схватив зубами, рыча и мотая головой из стороны в сторону.
Сейчас, ранним утром у него было сонное настроение. Он уже хотел есть, но продавец из ларька, почему то не открывает дверь. Обычно он приоткрывал дверь и тихонько посвистывая, подзывал пушистика . Когда тот подбегал подняв голову и размахивая хвостиком, продавец улыбаясь давал ему из рук пару куриных косточек. На них почти не оставалось мяса, но они так пахли! Белые, нежные хрящики венчали каждую косточку. И пушистик с наслаждением, урча от удовольствия, грыз их своими, еще молочными зубками. Продавец присев в проеме двери, с улыбкой наблюдал за щенком. Потом он поднимался и закрывал дверь. Но аромат оставался. Пряный, острый аромат жареного мяса.
В двух метрах от щенка стоял человек. На первый взгляд довольно молодой. Хотя разглядеть его было сложно. Худощавый, в короткой куртке и простых серых джинсах. Модная, трехдневная щетина топорщилась на подбородке. Чуть выше тонкие губы и острый прямой нос. Глаз не видно. Прикрыты прищуренными веками и надвинутым капюшоном. Он жевал орешки, доставая их из кармана куртки и поглядывая на противоположную сторону улицы. Там перед зданием в шесть этажей, старинной постройки, была стоянка автомобилей. Парковка. Модное словечко, всплывшее с пеной новейших революций.
Медленно пережевывая орешки, внимательно разглядывая подъезжающие и уезжающие машины, человек стоял, терпеливо чего то ожидая. Красновато-коричневая арахисовая шелуха сыпалась у него между пальцев на тротуар, тут же покрываясь слоем снега.
Редкие пока прохожие подходили к ларьку. Покупали горячую шаурму, завернутую в лепешку. По улице ехали машины, все больше заполняя её и грозя совсем скоро стать утренней пробкой. Привычной и неотвратимой уже.
Доставая из кармана очередную порцию орешков, человек выронил пару-тройку, и они упали в снег. Щенок увидел, как они упали. Или даже скорее почувствовал этот звук, сквозь сон. Поднял ушки и встав на ноги, медленно подошел к дырочкам в снегу, куда упали орешки. Тщательно обнюхав и не найдя ничего для себя интересно-вкусного, разочарованно побрел к ларьку. Снова лег и свернулся клубочком.
Улица постепенно становилась оживленнее. Спешащих куда-то прохожих становилось все больше, они уже шли сплошным потоком в обе стороны. Старые, молодые, молчаливые и весело болтающие друг с другом. Пара немолодых людей, одетых в старомодные куртки, медленно плыли в этом потоке. Он поддерживал её за руку, опираясь на красивую трость из дерева. Она что-то ему рассказывала, временами бросая теплый взгляд на спутника. Как раз когда они проходили мимо человека с орешками, он напрягшись перестал жевать, внимательно глядя на противоположную сторону улицы. Аккуратно отряхнул ладони от налипшей арахисовой шелухи. Повернулся налево и уверенным шагом пошел в сторону перекрестка. К подземному переходу. Щенок, когда он прошел мимо него поднял голову. Втянув ноздрями воздух, снова разочарованно сунул нос между лап.
Человек с орешками быстрым шагом приближался к переходу. На ходу он натягивал перчатки, которые достал из кармана. Еще несколько шагов и он скрылся в темной глубине перехода.
А снег все сыпал с неба, щедро покрывая тротуары, машины, деревья, крыши зданий и головы прохожих.
Уже взошло солнце. За облаками его, конечно же, видно не было. Виднелся только еле заметный кружок с ореолом в том месте неба, где за плотным занавесом снежных туч находилось светило. Но все равно стало светлее. Потухли уличные фонари. И вспышки реклам не так бросались в глаза.
Возле шестиэтажного здания на противоположной стороне улицы, началось необычное оживление. Двое мужчин молча вышли из стеклянных дверей и не глядя друг на друга уверенно пошли к большому автомобилю на стоянке. Нет, даже не так. Большому Автомобилю. Это была не просто «тачка», «точила», «колеса». Это был Автомобиль. Роскошный, огромный. На фоне своих соседок из Японии и Германии, он выглядел шикарно. Блестящий хромом и лаком. На него даже снежинки боялись падать, облетали.
Вот такой автомобиль стоял на противоположной стороне улицы. И к нему подошли двое мужчин. Они подошли к авто с разных сторон и встали у дверей. И все. Замерли, поглядывая по сторонам. Внимательно и даже с пристрастием оглядывая прохожих, которых, становилось все больше.
Из больших стеклянных дверей парадной шестиэтажного здания вышли еще пять мужчин. Первым был мужчина лет сорока. С каменным лицом индейского вождя и проводком переговорного устройства в левом ухе. Бодигард или на нормальном языке, просто телохранитель. Он что-то негромко сказал в микрофон, и не спеша двинулся в направлении автомобиля. За ним на некотором расстоянии, шли двое. Обоим лет сорок пять – пятьдесят. Один из них с короткой стрижкой тронутых сединой волос. В модных очках, сдвинутых на кончик носа. Нарочито небрежно расстегнутая верхняя пуговица белой сорочки. Модный галстук, дорогой костюм. В руке портфель темно коричневой кожи. Сверкая карими глазами из-под очков, он что-то уверенно и отрывисто говорил своему визави. Второй мужчина был одет не так парадно. Джинсовая пара. Черное пальто-бушлат, кожаные ботинки на толстой подошве и с высокой шнуровкой. Темные вьющиеся волосы, спадающие на плечи. Он внимательно слушал. Чуть опустив голову и глядя на собеседника пронзительным взглядом придирчивого студента. Раза два он вставлял реплики, которые вызывали у его товарища приступ еще более эмоционального недержания речи.
За ними шли еще двое с каменными лицами и проводками в ушах. Такие же нукеры-телохранители, явно подчиненные первого.
Когда они были уже примерно на половине расстояния до автомобиля, к ним направился человек с орешками. Он вынырнул из глубины подземного перехода, куда спустился минуту назад на противоположной стороне улицы. Поначалу никто и не обратил внимания него. Он шел быстрым шагом, уверенно обходя прохожих. Собеседники, минуту назад вышедшие из стеклянных дверей шестиэтажного дома, продолжали идти вслед за мужчиной с каменным лицом. Мужчина в очках все громче и настойчивее убеждал в чем-то своего визави. А тот все так же молча, чуть прищурившись, слушал, внимательно глядя на мужчину в очках.
Парень с орешками, увидев что-то впереди, пошел быстрее. Почти побежал, ловко лавируя среди прохожих. На ходу он расстегивал молнию куртки. Капюшон, упав на спину, открыл длинные волнистые волосы, развевающиеся на бегу.
Пешеходов на утренней улице стало больше и пятеро мужчин, вышедших из стеклянных дверей здания, не сразу заметили стремительно приближавшегося к ним человека. Шум машин плотным потоком едущих по улице, звуки клаксонов, нарастающий гул проснувшегося города.
И снег. Падал и падал. На головы, воротники, плечи.
Пушистый и легкий он завораживал, отвлекал от суеты и как бы просил:
--Остановись человече! Оглянись! Как здОрово вокруг!
Не останавливаются. Все бегут, спешат.
Но все же снег сильно мешал людям с каменными лицами наблюдать за тем, что происходит вокруг. Они поздно, слишком поздно заметили парня с орешками. А он уже бежал в нескольких метрах от двух увлеченных собеседников. Пробежав еще немного, парень резко выдернул руку из-под полы куртки. Что-то блеснуло в ней. Ярким отраженным светом.
Это движение заметил первый мужчина с каменным лицом. Он резко развернулся и буксуя по пушистому снегу подошвами недешевых туфель, рванул в сторону парня. Несколько шагов и он чуть не падает, поскользнувшись и чудом удержав равновесие. Смешно размахивая руками, на разъезжающихся ногах. Медленно, слишком медленно он двигался наперерез парню с орешками. Тот уже почти поравнялся с двумя собеседниками. А ему еще надо было преодолеть метров пять. Двое других с каменными лицами, шедшие сзади беседующих мужчин, еще не заметили в толпе прохожих парня с блестящим предметом в руке. Но их шеф, нелепо скользящий туфлями по снегу, уже что-то отрывисто кричал в микрофон переговорного устройства. С перекошенным от напряжения лицом, явно чувствующий, что не успеет, он яростно что-то приказывал, требовал. Но тщетно. Парень, взмахнув рукой с непонятным предметом в ней, уже скользил в метре от двух собеседников.
Внезапно…
Тоже интересное слово. Правда?
Внезапно. Все важное и интересное всегда происходит внезапно. В нем тоже любопытство и предвкушение. Надежда и запах тайны, которая вот-вот откроется. И страх. Первобытный страх неизвестности. Зрачки расширяются, кажется что нет сил сдвинуться с места. Но любопытство сильнее и шаг будет сделан.
Итак:
Внезапно на бегу он упал на колени. Продолжая скользить на коленях между прохожими, мимо двух беседующих мужчин. Пролетев так несколько метров, он остановился прямо под ногами девушки в длинном пуховике и веселой вязаной шапочке. С двумя легкомысленными помпонами на макушке. Она удивленно смотрела на невесть откуда взявшегося парня. А он, улыбаясь широко и виновато, протягивал ей то, что так бережно хранил все это время под курткой. Чуть открытый бутон алой розы. В целлофановой, запотевшей, магазинной обертке.
--Светка, я гад. Прости меня, а? ,- он умоляюще смотрел, виновато улыбаясь, прямо в глаза девушке.
Она тоже почти улыбалась.
Уже где то там, в глубине глаз вспыхнули искорки задорного смеха. И родилась колкая шутка по поводу способа просить прощения.
Но - она уже простила его…
Все-таки шлепнувшийся в снег первый мужчина с лицом индейского вождя, молча и зло смотрел на парня и девушку. Затем он перевел взгляд на своих подчиненных, недоуменно вращающих головами, и подумал, почти прошептал:
« Придурки! Уволю к чертовой бабушке!»
Чуть помедлил:
«И сам уволюсь. Идиоты! В деревню, домой, хватит с меня!»
Мужчина в очках и его товарищ, тоже остановили странную беседу. С недоумением глядя на парня, стоящего на коленях и девушку берущую розу рукой в пушистой варежке. Немного задержав взгляд на картинке явно необычной, мужчина в очках продолжил, как ни в чем не бывало:
--Так вот, о чем это я?
А Светка уже целовала конопатый нос длинноволосого парня, прижимая его голову ладошками в варежках.
Двое возле автомобиля так ничего не увидели и не поняли толком. Недоуменно размышляя над тем, почему это шеф, нелепо дергаясь, во весь рост растянулся на снегу. Пара нукеров с каменными лицами так и застыли, медленно скрежеща извилинами.
И падал снег.
Большими хлопьями на головы, капюшоны, шапки. На маленькую девчонку, застывшую с открытым ртом и высунувшую язык в надежде поймать им самую большую снежинку…