Дружба (альтернативная проза)

Дружба заботой , да подмогой крепка.
Кто это придумал?
Не имей сто рублей, а имей сто друзей.
Что это? Народная пословица или одно из правил садомазохистского клуба?
Старый друг лучше новых двух.
Неужели? Вы в это уверены?
Я не видел и не знаком с вашими друзьями, но я (будьте уверены!) не хочу этого. Я не хочу быть вашим другом и, чтоб вы стали моим.
Какая-нибудь любопытная сволочь обязательно спросит – почему? Ты что замкнутый, одинокий идиот? Друзья – это же так весело! Встречи, тусовки, развлечения. Нет друзей - нет этого.
Конечно, весело. Я не сомневаюсь. И я расскажу насколько это весело.
Так уж получилось, что рядом со мной жил мальчик – Миха. Так как он жил со мной на одной площадке и больше детей в нашем доме не было, то гулять на улице мне приходилось именно с ним. И во время наших лазаний по подвалам, чердакам и прочим местам, так привлекающих восьмилетних ребятишек, начала зарождаться наша «дружба».
У Михи были голубые глаза, светлые волосы. Он всем нравился – родителям, соседям, беззубым слепым старушкам, учителям, всем.
Сначала его перестали любить дворовые кошки и хомяки с рынка. Кошки, в основном, за «кенгуру». Берешь животное одной рукой за голову, другую за хвост и сильно дергаешь в противоположные стороны, а когда отпускаешь оно скачет несколько секунд как кенгуру. На хомячках Миха испытывал петарды и проводил лабораторные исследования с помощью украденной у своего деда раскладной опасной бритвы. Это доставляло ему удовольствие – как еще можно объяснить, что на покупку грызунов и питард он тратил все свои карманные деньги?
Дворовые собаки, все до единой были купированы. Точнее те, которым повезло больше.
Не скажу, что мне это нравилось. Разлетающиеся кусочки плоти (а он любил делать это либо в коробке, либо в трехлитровых банках, либо спуская на импровизированном парашюте с крыши, либо, либо, либо…) не очень приятны на вид. Они омерзительны.
Вырывающиеся кошки, словно скребут своими когтями по внутренностям, ведь где-то там, возможно, скрывается то, что называется душою.
Кошки, приклеенные суперклеем лапами вверх к ветке дерева, пытаются освободиться, ломают в отчаянии свои конечности, оставляют на стволе вместе с клеем свою плоть…
Почему я не пытался его остановить?
Я пытался. Я любил животных.
Или мне это так казалось?
Однажды, он поймал котенка в подъезде. Маленький пушистый безобидный котенок, просящий пропитания на лестничной площадке и надеющийся, на возможность попасть к добрым хозяевам. Первым его услышал Миха. Недолго думая, он пустился по лестничным пролетам вверх в поисках своей жертвы.
Сверху донеслось: «Давай быстрее! Где ты там? Смотри, что я придумал».
Мои детские чувства тогда сжимались в маленький комок, пытаясь превратиться в кусок льда, чтоб потом не плакать по ночам, чтоб не крутиться в постели от страшных снов, чтоб, чтоб, чтоб…
Я медленно поднимаюсь вверх.
В руках Михи дымится сигарета.
- Ты куришь? – Я пытаюсь напустить безразличие. Я стараюсь представить котенка игрушкой. Он не настоящий. Он мертвая ничего не чувствующая материя.
Но котенок жалобно мявчит, когда Миха берет его за шею и подносит к лицу. На его лице улыбка.
Миху любят все жители подъезда. Он нравится продавщицам в магазине. Тете Зине, тете Лене. Для всех он идеал.
Я пытаюсь высвободить котенка. В воздухе запах жженых волос и еще чего-то сладкого. Не такого сладкого, как клубничный пирог или шоколадный пудинг. Такого сладкого, от которого содержимое желудка на бетонном полу, от которого кружится голова, от которого слезится в глазах.
- Зачем?! Ты что?! – слышно мой разносящийся по подъезду голос.
Его локоть вдавливает мое горло в стену. Котенок, издавая звуки мучений и боли (я не слышу этого!) бежит прочь в спасительную темноту. В вечную темноту.
- Если кому скажешь…
Рука вынимает изо рта сигарету и подносит к моему лицу.
- Понял?
Тогда я понял, что боюсь Миху. Очень боюсь.
Через три минуты мы сидим на крыше и я учусь курить сигареты в затяжку.
Учителя считают Миху образованным. Надежда Семеновна, Клавдия Ивановна, Людмила Александровна. Для них Миха – хороший мальчик.
Классный руководитель помогает решить ему домашнее задание самому первому. «Пока мне никто не вытрепал нервы… Миша, подсаживайся ко мне за стол». Нервы у классной сдавали на третьем ученике. «Дальше сами, если что неясно – спрашивайте».
Мне было неясно, почему, когда я просил побыть дома, родители отправляли меня на улицу. «Мишутка, зашел. Иди, погуляй с Мишуткой. Как делишки, Мишутка?»
И мы играли вместе. Нас считали лучшими неразлучными друзьями.
Когда мне исполнилось шестнадцать, Миша решил подарить мне незабываемый подарок. Он решил сделать меня мужчиной.
Маша. Мария. Темные волосы. Большие, как темная пропасть глаза. Она мне улыбалась, мы немного общались. Я считал, что люблю ее.
Мария без одежды на кушетке в нашем подвале. Ее глаза большие, погасшие и пустые.
- Давай, иди! Она твоя! Спроси сам.
Мне не нужно спрашивать. Она сама кивает. Ее «да» похоже на жалобное «мяу» котенка.
Я хочу бежать! Бежать как можно дальше! Кусочки мяса с шерстью в коробках! Залипшие на стекле банок окровавленные обрывки плоти. Убежать так, чтоб не найти дороги обратно.
Только попробуй! Скажешь… Понял?..
Я больше не смотрел в сторону Маши. Она тоже сделала из меня пустое место.
Выпускной. Миха. Я. Пьяные одноклассники. Пьяный я. Пьяный Миха. Пьяные учителя. Ощущения, что пьян весь мир.
Полутемный кабинет алгебры. Молоденькая учительница английского. Надежда.
Миха приподнимает платье.
- Нас будет двое. Я и мой друг.
Короткие волосы красноватого оттенка, белая кожа, маленькая грудь, немного худощавое тело. Родимое пятно возле пупка. Гладко выбритый лобок.
Она почти не сопротивлялась. Я хотел убежать, но Миха не давал мне это сделать. Я был к нему прикован рабской цепью. Я был ничтожество. Он излучал силу. Надежда… как ее?… не имела ничего против него. Она была против меня. Миха нравился всем.
Учительница по английскому ничего никому не сказала. Мария ничего никому не сказала. Даша с первого этажа никому ничего не сказала. Вика. Люба. Катя. Заявление подала Любаша – заезжая в наш район студентка. Она не испугалась Михи и подала заявление, но указала на меня.
Нет. Вы не подумайте, что это история о раздвоении личности. Типа, Миха часть моего сознания. Он реальный и все подтвердят, что он есть. Его любят одноклассницы, родители, мои мама и папа. Они довольны, что я нашел такого друга. Это я малолетний недоумок, совершающий глупости, а с Михи мне надо брать пример.
Только его отец понимал, что происходит и при каждом удобном случае пытался проучить сына. От этого на спине Михи оставались рубцы. Но я ему не сочувствовал. Он получал в меньшей мере за свои поступки.
А знаете ли вы, как живется в колонии для малолетних преступников, обвиненных в изнасиловании? Знаете, но хотите послушать, как это было у меня? Это будет отдельная история. Ее расскажу в другой раз.
Друг всегда заботится о друге.
Миха появился, когда я отсидел вечность по моим внутренним меркам и около месяца по календарю. Он принес мне два блока дешевых сигарет:
- Кореша должны помогать друг другу. Я тебя не брошу, друг.
Я его не видел оставшиеся четыре года хорошего поведения.
За это время он успел раскроить череп отцу и отхватить минимальный срок, так как это была самооборона. Куча свидетелей подтвердило, что это так.
Его закрыли на восемнадцать месяцев, в моей жизни его не было еще одиннадцать.
Мне удалось устроиться на работу, поступить в университет, познакомится с Верой. Темные волосы, чуть полновата (но совсем чуть-чуть), красивые ноги, изумрудные глаза.
Она мне помогла заново адаптироваться к жизни, заглушить воспоминания, увидеть цель. С ее помощью я воскрес и начал спокойно общаться с людьми. Я знал, кто может помешать всему этому и переехал в другой город. В другой мир. В этом мире животных заводили и о них заботились. В нем приносили друг другу кофе в постель и секс был похож на любовь. Там жили улыбки, смех и веселье. Жила забота друг о друге. Обсуждались мысли о детях, уютных комнатах, недорогой, но качественной технике.
Конечно же, родители дали Михе мой новый адрес. Миха самый лучший друг. Надо друг друга проведывать. Ну и что, что парень оступился? Он защищал свою жизнь, не то, что наш вытворил…
Все любят Миху. Мои родители, случайные знакомые, незнакомцы – всем он нравится. Верочка его не любит. После того как он к нам заявился с дружественными объятиями, она строго настояла, чтоб его в гостях у нас больше не было.
Конечно, дорогая!
Конечно, Миха! Идем, посмотрим матч у меня.
После я узнаю, что Вера встречается с ним. Когда я на работе. Когда я в университете. Когда я в библиотеке.
Но я ничего не могу ему сказать, даже когда я застаю их вдвоем, он весело улыбается и предлагает присоединиться.
В тот момент тело Веры не желанно, не прекрасно, не то, которое я люблю. Раздвинутые ноги не возбуждают – между ними я вижу истерзанного бритвой хомяка. Вам смешно? А я хочу убежать, но нас связывает прочная невидимая цепь. Это дружба. И некуда бежать – наши пути пересекутся вновь. И сколько я смогу убегать? Я не должен убегать. Спасаться надо не мне. Надо спасать Миху. В опасности именно он. Как я раньше этого не замечал? Зачем сжимался в бездушный комок, чтоб быть глухим к крикам, безразличным к ситуации?..


Комната, копившая несколько недель беспорядок. Обертки, газеты, вещи, прочая мешура облегчающая нам жить, и покинувшая свои полочки, ящички. Здесь все, чем можно было пользоваться для поддержки жизнедеятельности организма – чистить уши, сморкаться, есть, пить. Тут, если покопаться, можно найти, чем загрузить мозг - читать, переключать каналы, зажигать и тушить сигареты. Есть, что необходимо выбросить в мусор, но о нем не было времени думать.
И среди этого барахла меня медленно и мучительно покидает жизнь. Я судорожно глотаю воздух, а пальцы Михи еще сильнее вдавливают мой кадык в шейные позвонки. Его взгляд отбирает у меня последние силы к сопротивлению. Светлые волосы растрепанны. Лицо красное от гнева. Я пытаюсь молить его о прощении, но в воздух вырывается только слюна и сдавленные хрипы. Обломок зуба режет горло изнутри. У меня есть выбор – задохнуться или захлебнуться собственной кровью, текущей из десен и губ. Мне кажется, что даже время замедлило ход, чтоб я дольше мучился, чтоб секунда моей смерти замедлила свое приближение. Помогите! Спасите Миху! Его надо спасать!
Спасти его должно было то, что он больше всего боялся: отца и правды. Ему была страшна та правда, которую скрывали все. Он не верил, что он жестокий садист, тварь, извращенец, грязь, сволочь. Его все любят. Если только кому скажешь…
И я молчал. Молчали все, кто узнавал его поближе. И он не знал. Не видел. Отец, который пытался открыть ему глаза, не выдержал черепно-мозговой травмы тупым предметом. Больше никто не мог сказать правду Михе.
Я решил попытаться сделать это. Дать ему увидеть всю правду, но, похоже, у меня не вышло. Я его уже даже не вижу. Перед глазами разноцветные круги и тело мое становится невесомым. Боли больше нет…
Легкие жадно хватают воздух, когда Миха убирает руки. Я кашляю, давясь скопившимися в горле сгустками крови. Где-то там еще должен быть мой зуб. Может зубы. Его удары были сильны. Легкие продолжают насыщаться драгоценным кислородом и выбрасывать из себя темные сгустки, когда я снова вижу перед собой его лицо. Он улыбается, и улыбается виноватой улыбкой. После нее ему все прощали, уменьшали наказание. Только его отец знал, что она обозначает.
- Что же это: Михины слова едва слышны из-за моего тяжелого дыхания. – Мы друзья.
Он обнимает меня и я чувствую как его тело поддергивается в такт вместе с моим. Я глотаю жизнь, он сдерживает рыдание.
- Эх, Миша: говорит его отец. Он стоит за спиной сына. Его голос наполнен любовью. – Я же тебе сколько раз пытался объяснить, прежде чем приступить к грубым мерам. А ты…
Миха оборачивается к отцу:
- Прости папа. – Из его глаз текут слезы. – Прости, Вера.
Вера, моя бывшая жена, подходит к нам с задумчивым молчанием.
- Прости, Илюха. – У Илюхи несколько смертельных ударов в брюшную полость. – Тебе два месяца оставалось до выхода из тюрьмы. – Все показали на Шкета. Миха всем нравится.
Ирина, Даша, Анна, Катя, Люба, Вика, Надежда, Маша – и еще много кого я не знаю, окружают того, чью тайну они хранили. Около двух десятков школьниц 14-16 лет – наши одноклассницы и те, кого он в свободное время снимал в своих домашних видео. У многих после знакомства с Михой нарушена или уничтожена психика.
Миха становится на колени и просит прощения. Вокруг него мелькают лица, таящие его правду, все кого он запугал. Между ног снуют пушистые зверьки, котята, щенки. Все кому он причинил боль, кого чему-то заставил или в чем-то унизил. Из настоящего в прошлое. Миха стоял на коленях, прижав ладони к лицу, и молил о прощении.
На пол капают капли. Слезы из глаз. Кровь из прокусанной губы.
Какафония голосов, говорящих:
- Мы никому ничего не сказали, но мы знаем правду. Мы знаем правду. Знаем правду. Правду. Правду. Правду.
- Нет! – Миха крепко сжимая уши ладонями загибается назад. Нижняя губа разорвана зубами – она состоит из нескольких болтающихся кусочков. – Я же прошу меня простить! – Глаза полные страдания, мучения, боли смотрят в потолок. Смотрят сквозь потолок. Смотрят сквозь небо. Пытаются увидеть Бога. Его глаза уже не голубые. Они почти полностью белые, и расширенные черные зрачки, похожи на два отверстия. Волосы растрепаны и потемневшие от крови – моей и его.
Правда. Правда. Правда. Отовсюду, правда. Кругом люди, которых он истязал, теперь они казнят его. Он знает, что они все тут. Он чувствует каждого. А на полу, размазывая кровь мельтешат маленькие пушистые комки – с разодранной шерстью, с поломанными конечностями, с выжженными глазами, с волочащимися внутренностями, с… с… с…
- …мы никому ничего не сказали…
- …знаем… знаем… знаем…
- не сказали… знаем… не сказали… знаем…
Из Михиного горла вылетает неистовый дикий крик:
- ХВАААААААААТИТ!!! Я ПРОШУ ВАС!!! ХВАТИТ!!!
Его тело начинает дергаться. По-прежнему зажав уши ладонями, он начинает запрокидывать голову назад и сразу же опускать ее со всей силы об пол. Кровь, собираясь в неровные линии, разлетается по комнате. Кровь из его изжеванной губы, из оставшихся без зубов десен, из разбитой головы.
Я пытаюсь его остановить, но он вскакивает и начинает с дикими воплями носится по комнате, переворачивая мебель, продолжая увечить об нее свое тело, отмахиваясь от тех, кому причинил боль…

Тема одной из моих самостоятельных работ на медицинском факультете была «Использование ЛСД в лечебных целях. Преимущества и недостатки». Основное внимание в свое работе я уделил исследованиям Станислава Грофа.
ЛСД-25, или диэтиламид d-лизергиновой кислоты, – полусинтетическое химическое вещество. В 50-60х годах ЛСД назначали при лечении алкоголизма и нервных расстройств, применяли при лечении психически больных людей. Облегчали страдания пациентов с болезнью Паркинсона или раком. Эксперименты сопровождались необычными переживаниями и вели к глубоким изменениям в структуре личности, иерархии ценностей и взглядах на мир. Под воздействием препарата человек мог вернуться в состояние младенца в утробе матери. В середине 60х ЛСД связали с групповым сексом, антивоенными демонстрациями и контркультурой, его объявили криминальным препаратом, ограничив, а затем и вовсе запретив исследование его возможных терапевтических эффектов.
Обычно раствором ЛСД пропитывают поверхность хорошо впитывающей бумаги и делят на небольшие прямоугольные участки, каждый из которых является дозой для разового употребления и в таком виде принимают через рот. ЛСД не имеет запаха и цвета. ЛСД опасен тем, что реакция человека на его употребление может быть абсолютно непредсказуема. Мне удалось раздобыть совсем немного в жидком состоянии. Эти несколько капель были отправлены в Михино пиво.
Но этого было мало. Надо было направит изменяющееся психическое состояние Михи в нужном направлении.
Через интернет я нашел группу людей занимающихся исследованиями звука – акустикой. С их помощью я записал на диск гипнотический сеанс на частоте 16Гц. Человек не воспринимает звук на этой частоте, но этого достаточно для подсознания.
Магнитола с вставленным диском была спрятана в хламе за диваном. Через полчаса, как Миха выпил пиво я включил диск.
Спустя еще пол часа он набросился на меня, заметив происходящие внутренние изменения. Я решил, что у меня ничего не вышло, но спустя еще несколько минут Миха начал просить прощения у своих невидимых жертв.

Я навещаю Миху раз в месяц и оплачиваю счет за его лечение в клинике – мы ведь друзья и должны заботиться друг о друге. Его лицо пересекает уродливый шрам – он пытался срезать кожу осколком стекла. Рубленные шрамы на лбу – последствие ударов о пол. Нижняя губа состоит из нескольких округлых кусочков разных размеров. Некоторых верхних зубов недостает, некоторые обломаны. На покрытом шрамами черепе щетина светлых волос.
Но все любят Миху. Медсестры, посетители, доктора, другие пациенты. Даже я люблю Миху. Ведь он теперь постоянно в смирительной рубашке на прогулке и в изолированной плотно запирающейся палате, когда прогулка заканчивается. Теперь он напичкан амитриптилином, триптизолом, аминазином или галопередолом.
Ужасные эпизоды из детства меня больше не преследуют. Я защищаю докторскую степень в области психиатрии, и не завожу друзей.
Но иногда, среди ночи меня посещают кошмары, что Миха сбежал из клиники или, еще хуже, его выписали. Он склоняется надо мной спящим с бутылочкой жидкого раствора ЛСД в одной руке, инструментами для операций – в другой. На его обезображенном лице улыбка, но не та, которая содержит в себе заботу, любовь и понимание, а та, что предвещает боль, страдания и мучения…