Григорий Борзенко Потомок Нострадамуса

Григорий Борзенко Потомок Нострадамуса
NOSTRADAMUS ANCESTOR
Приключенческая серия «Пиратские клады, необитаемые острова»
Г. Борзенко, Grigory Borzenko
Т. Крючковская, иллюстрации,
Повесть «Потомок Нострадамуса» является продолжением книги «Так начинают великие». Завершает эту небольшую трилогию роман «Сокровища острова Хогартов».
Эти три книги связаны одним главным героем – непоседливым мальчуганом Джимми, с которым то и дело случаются самые невероятные и увлекательные истории. Автор старался вести повествование в таком ключе, чтобы юный читатель, окунувшись в чтение и сопереживая главному герою, как бы вместе с ним самолично принимал участие в схватках с пиратами, раскрывал таинственные заговоры, участвовал в захватывающих путешествиях и приживал удивительные приключения.
The stories “The way the Great Begin” and “Nostradamus Ancestor” ineluded into this book are tied by the same main character Fidget-Jummy that gets into a mess now and then. The author tried to built the narration in the way the young reader, being engulfed by reading and sympathizing to main character, could coparticipate in fighting with pirates, in disclosing mysterious plots, in gripping voyages and living through incredible adventures.
There is a good news for those who are going to be attracted by those books The author is going to continue the series of books about the adventures of the beloved character.

Приключенческая серия «Пиратские клады, необитаемые острова»

Хотите найти пиратский клад?
Все мы родам из детства. Воспоминания детства самые доб¬рые, самые теплые, самые светлые. Кому-то запомнилась колыбель¬ная матери, кому-то первый школьный звонок, кому-то первое увле¬чение, со временем переросшее в первую, пусть и трижды наивную детскую любовь. Все это было и в моей жизни. Однако из детских и юношеских воспоминаний мне наиболее запомнилось то, какое по¬трясающее впечатление произвели тогда на меня прочитанные книги «Остров сокровищ», «Робинзон Крузо», «Одиссея капитана Блада»... Совершенно неповторимый и романтический мир, в который я оку¬нулся при прочтении этих романов, настолько поразил меня, что и спустя годы, став уже взрослым человеком, я так и остался «болен» этим увлечением. Все книги, что я написал, и которые, дай Бог, напи¬шу в дальнейшем, появились на свет благодаря упомянутому, все ни¬как не проходящему, увлечению.
Дальние плавания и необыкновенные приключения, воинствен¬ный клич, доносящийся с палубы пиратского судна и жаркая абор¬дажная схватка. Это то, что волнует души многих романтиков. Однако при всем этом существует и нечто иное, что еще больше приводит в трепет любителей приключений и кладоискателей. Я имею в виду клады и сокровища. Не обошла эта страсть стороной и вашего покорного слугу. Сколько литературы мне пришлось перечи¬тать в детстве и юности, чтобы выудить оттуда все, что каса¬лось таинственных историй о сказочных сокровищах, на островах Пинос, Оук, Григан, Кокос и других. Сколько вашим покорным слугой было перелопачено земли в местах, где по рассказам матери раньше находились дома помещиков, спешно бросивших их, и бежавших прочь, от революции семнадцатого года.
Но самое удивительное заключается в том, что .мне всегда нравилось не столько искать клады, сколько самому прятать их! Не один такой «клад» я закопал, будучи пацаном, на подворье родитель¬ского дома, да замуровал тайком от взрослых в стену дворовых по¬строек, в то время, когда строители уходили на обед. Я не зря взял слово клад в кавычки, поскольку ничего сверхценного спрятать в шка¬тулки, выпрошенные для этой цели у матери, я тогда, естественно, не мог. Впрочем, это как сказать. Помимо моих «Обращений к по¬томкам» да дневников, там были и старинные дедовы пуговицы, с выгравированными гербами да годам изготовления, найденные на чер¬даке, ХVIII века коллекция собранных мною же старинных монет, среди которых, помнится, были очень редкие.
Проходили годы, и мысль о самом настоящем, реальном кладе, приобретала все более зримые очертания. Повторюсь: мне хотелось не найти такой клад, а самому спрятать его. Было бы просто здорово, если бы мой клад начал интересовать и волновать кого-то так же, как .меня самого увлекали в юности клады островов Григан, Кокос и других. Какие страсти кипели вокруг этих кладов! Какие величайшие драмы разыгрывались при поисках этих сокро¬вищ! Так до сих пор, кстати, и не найденных! Сколько кладоискателей, с горящими от возбуждения и азарта глазами, копались в архи¬вах, выуживая любые сведения обо всем, что касается интересую¬щего их вопроса, а затем лично брали в руки лопату и с трепе¬том в душе, замирали, когда ее лезвие натыкалось на очередной находящийся в земле камень.
Естественно, что самолично и в одночасье я не мог предло¬жить миру клад, окутанный ореолом подобных легенд. Однако сде¬лал все возможное, а может быть, и невозможное, чтобы моя за¬думка имела и неповторимую изюминку, и интригу, и, конечно же, тайну! Что это за клад, если его не окружает все, перечисленное выше?! Идея самому спрятать клад, зашифровать координаты этого места и включить его в текст одного из своих книг, родилась, возможно, у меня еще в детстве, когда я исписывал толстые общие тетради своими первыми, пусть трижды примитивными, повестя¬ми и романами «Приключения одноглазого пирата», «Приключения на суше», «Морские приключения» и так далее.
И вот теперь, в зрелом возрасте, пришло время воплотить свою мечту в реальность. В каждом из своих романов, из приключенческой серии «Пиратские клады, необитаемые острова», я зашифровал ме¬сто, где может быть спрятан клад. Это не простая шифровка. Это целая исто¬рия, умело вплетенная в сюжетную линию, которая и будет являть¬ся разгадкой того, где же находится обусловленное место. Сама по себе эта тайна, спрятанная в книге, должна волновать кладоиска¬телей не меньше, нежели сам клад. Чего-чего, а опыт в подобных зашифровках у вашего покорного слуги имеется! Еще в детстве, мы, пацаны, начитавшись о похождениях Шерлока Холмса, зашифровы¬вали друг другу послания в виде пляшущих человечков.
Признаться, в этих, зашифрованных мною местах, реального клада пока нет. Автор приглашает к сотрудничеству банки, спонсоров и других за¬интересованных лиц, изъявившим желание предоставить золотые банковские слитки или средства для их приобретения, из которых и будут состоять клады для книг этой серии. Автор и издательство гарантируют им широкую рекламу, разме¬щение их логотипов на обложках книг и другие взаимовыгодные условия.
Но, как мне кажется, если даже такая договоренность с банками или иным спонсорами не будут достигнута, все рано уже сейчас серия «Пиратские клады, необитае¬мые острова», на мой взгляд, является настоящим подарком, для лю¬бителей приключений, романтиков и кладоискателей. Как я любил раньше ломать голову над разгадкой всевозможных логических задачи прочих расшифровок! Хотелось бы верить, что и другие, читая мои книги, познают присущий вашему покорному слуге азарт, пытаясь разгадать тайну неуловимой зашифровки. Пусть сам клад не будет найден, но многого будет стоить и азарт для читателей, которые загорятся желанием все-таки найти в текстах книг серии «Пиратские клады, необитаемые острова», абзацы и фрагменты текста, где зашифрованы реальные места на земле, где лично бывал автор, и точно знает эти места. Они находятся в нескольких странах Европы.
Утешу самых нетерпеливых: в первых книгах серии я совсем легко зашифровал вожделенное место, чтобы у вас была воз¬можность рано или поздно добраться - таки до цели и убедиться, что автор вас не обманул. Что и зашифровка в тексе, и само зашифрованное место на самом деле реально существуют. Но в следующих книгах...
Вы зна¬ете, я не против, чтобы мои тайны волновали многих и после меня. Я просто поражен выходкой знаменитого пирата Оливье Вассера, ко¬торый во время казни, в последние мгновения своей жизни, уже с петлей на шее, с криком: «Мои сокровища достанутся тому, кто прочитает это!», бросил в толпу, собравшуюся вокруг виселицы, нарисованную им карту с замысловатыми и непонятными надписями по краям. С той поры прошло ни много, ни мало: два с половиной столетия, а ни одно поколение кладоискателей многих стран так и не могут разгадать тайну загадочной карты, которая не перестает будоражить их воображение.
Григорий Борзенко, автор серии «Пиратские клады, необитаемые острова»

Григорий Борзенко
Потомок Нострадамуса

1.
Однажды мне довелось услышать фразу, которая, несмотря на кажущуюся простоту, глубоко запала мне в душу «Пути Господни - неисповедимы». Конечно же, я еще далеко не в том возрасте, когда предаются философским размышлениям по поводу библейских высказывании, но мудрость этого выражения, на мой взгляд, в том и состоит, что как нельзя лучше отражает то, что может случиться с любым из нас в следующую минуту, в ближайшем бу¬дущем. И утверждаю это не понаслышке. Невзирая на свой юный возраст, я уже на личном опыте успел убедиться, что жизненная дорожка может иногда сделать такую петлю, неожиданно повер¬нуть в таком направлении, что не только «до того», но и после всех передряг, человек не перестает удивляться; да неужели же такое может быть?!
Нечто подобное произошло и со мной. Еще несколько лет на¬зад, когда наша семья жила в одинокой хижине у моря, и я помогал отцу рыбачить, чем мы, собственно, и зарабатывали на жизнь, мне и в голову не приходило, что вскоре все изменится, и я был твердо уверен, что в затворничестве и однообразном спокойствии пройдет моя жизнь, Однако случилось то, что случилось. Пропажа отца, мое первое плавание, спасение губернатора и визит в Порт-Билстрой, эпопея со Зловещим Джоушем и события на Китовом Горбе, три¬умф в морском сражении со знаменитым пиратом и ласкающие слух слова губернатора относительно моего будущего. Что касается его фразы «так начинают только великие» - это он, наверное, хва¬танул лишку, и все же в Морскую Академию, похлопотавши усердно, меня действительно устроил. Мог ли я об этом мечтать рань¬ше?!
Но судьба делает мне еще один, довольно неожиданный, подарок. На свет появляется книга, вернее сказать, небольшая бро¬шюра, которая, тем не менее, стала довольно популярной и читае¬мой даже среди моих друзей по Академии. Ну и чего, здесь спроси¬те вы, особенного? Мало ли книг пользуются популярностью среди читающего люда? Да так-то оно так, все верно, да вот только весь фокус в том, что главным героем той книги был ни кто иной, как ваш покорный слуга! Эпопея с поисками отца, и схватка с непобедимым Джоушем Хантом были описаны, надо признаться, весьма недурно, и я без сомнения еще раз увлекся бы чтением, чтобы оку¬нуться в мир волнующих приключений, если бы не одна деталь: уж очень необычно было все, что написано о моей персоне, и мне ка¬залось, что я как бы подглядываю за самим собой со стороны!
Я стал едва ли не самой популярной личностью не только в Академии, а чуть ли не во всей столице! Возможно, эффект был бы не столь потрясающим, если бы книга называлась как-нибудь по¬проще, типа: «Удивительные приключения Джимми» или «Схватка со Зловещим Джоушем». А то ведь угораздило автора назвать свой опус «Так начинают великие»! Что из этого последовало, думаю, вы можете догадаться. Обращение: «Уважаемый господин будущий Великий Мореплаватель» стало из уст моих сотоварищей едва ли не привычным. Видели бы вы их при этом! Застывали в вытянутой позе, напускали на лицо донельзя умную мину, даже складка появ¬лялась между бровей, как бы подчеркивая важность момента обще¬ния со мной. Я не обижался на их выходки, поскольку прекрасно понимал, что это были не более чем дружеские шутки, а то, что мы все были по-настоящему дружны, - этот факт неоспоримый. Эх, как бы хотелось, чтобы и в будущем судьба нас не разлучила: столько славных дел может ожидать нас впереди!
Но не будем отвлекаться от событий. Что касается книги, то я, конечно же, благодарен автору, который как бы увековечил кусочек моей жизни и вместе с тем дал стимул для дальнейших свершений. Ведь после пророческого «Так начинают великие» я сам начал смотреть на себя уже другими глазами и мерить прожи¬тое другими мерками. Теперь просто невозможно было восприни¬мать себя как заурядную личность. После этого я уже был уверен, что непременно добьюсь в жизни чего-то большего, свершу дела, которые действительно смело можно будет назвать «великими». Возможно, звучит все это несколько высокопарно, а то и самоуве¬ренно, но я твердо убежден, что если не ставить перед собой гран¬диозные цели, то нечего и рассчитывать на то, чтобы добиться че¬го-то действительно выдающегося.
Кстати, во всей этой истории с книгой меня искренне удивляет одно обстоятельство: загадочная личность автора. Написано, нужно признать, недурно и, главное, точно и правдиво - словно этот чело¬век сам участвовал в происходящих событиях и изложил все, что называется из первых рук. Я поначалу думал, что автором книги является кто-то из приближенных губернатора, кто был в тот па¬мятный для меня день на судне вместе с Их превосходительством, слышал мой рассказ, был свидетелем столь удачной развязки тех событий. Однако позже, при встрече с губернатором, когда я завел разговор об этом, он уверял меня, что его самого заинтересовал вопрос авторства, в результате чего он и навел нужные справки. «Меня, - говорили Их светлость, - удивило одно: неужели среди моих людей есть человек со столь странной фамилией?!» На что я рассмеялся и сказал, что и меня тоже в первую очередь заинтересо¬вало именно диковинное имя автора. Ежели он чужестранец, что напрашивается само собой, то откуда ему известно о событиях, описанных в книге? Как и следовало ожидать, среди людей губер¬натора не нашлось ни единого человека, способного не только на¬писать книгу, а вообще мало-мальски грамотно связать воедино два-три слова. Вследствие чего мы решили, что все произошло примерно так; будущий борзописец услышал, вероятно, этот рас¬сказ в какой-нибудь портовой таверне от подвыпившего моряка, принимавшего участие в тех давних событиях. Ну и решил подза¬работать на занимательном сюжете.
Впрочем, ирония здесь, честно говоря, все же, не уместна. Хо¬тя гонораром со мной или губернатором автор не поспешил поде¬литься, да и имя у него такое, что я искренне удивляюсь: как с ним этот бедолага живет на белом свете?! Но, тем не менее, я искрение признателен этому человеку. Благодаря его книге, я стал знаменит, благодаря ей более требовательно начал относиться к себе, и к то¬му, что совершаю, а главное, своим примером он подтолкнул к дей¬ствиям и меня. Имею в виду писательство или сочинительство, я уж, право слово, не знаю, как это точно называется. Мне настолько понравилась книга, поскольку она была написана складно, читалась увлекательно и занятно, что вот и я, к своему удивлению, решил попробовать себя на этом поприще. Конечно, я никогда не стал бы описывать свои однообразные, кому-то может показаться, серые и нудные будни учебы в Морской Академии. При всей моей любви к наукам и страстному желанию постичь побольше премудрости в морском деле, все же отдаю себе отчет в том, что описание этого отрезка своей жизни покажется скучным требовательному читате¬лю, жаждущему извлекать из чтения захватывающие приключения, интригующие тайны и всякое такое прочее. Но недавно мне пришлось пережить столь необычное приключение, что я понял: да эта история ни чем не хуже той, что описана в книге «Так начинают великие»! Почему бы и о ней не поведать читателю? Проще всего, конечно же, было бы разыскать автора предыдущего издания, под¬робно рассказать ему о случившемся, и пусть тот вновь разродится очередной книгой о моих похождениях, коль уж у него столь легкая рука на подобную работу. И все-таки, понимая, что не просто отыскать автора - чужестранца, к тому же с таким бесподобным име¬нем, что не поймешь, какого сословия-роду-племени и где его нужно искать (совершенно понятно, что это ни англичанин, ни француз, ни... и так далее), я пришел к неожиданному для себя решению: а почему бы самому не взяться за описания своих похож¬дений? Да, я никогда раньше этим не занимался, да, я понимаю, что из этого может ничего путного не выйти, да, я понимаю, что меня могут поднять на смех, но, тем не менее, попытка - не пытка! А почему б, действительно, не попробовать?! Коль уж губернатор обо мне высокого мнения, то, может, и в сочинительстве я себя прояв¬лю? Думаю, вы не будете слишком строго и придирчиво относиться к моим творческим начинаниям, а я постараюсь вас не разочаровать. А уж что получится - покажет время. Итак, обо всем по по¬рядку
После тех памятных событии прошло четыре года. Благодаря губернатору я вскоре приступил к учебе в стенах Морской Акаде¬мии в самой столице. Правда, это я сейчас говорю «вскоре». А то¬гда, после всех приключений мы с отцом отправились домой, и вновь занялись рыбным промыслом. Но я не мог найти себе места, словно находился на раскаленных углях, и то и дело спешил к бере¬гу и всматривался вдаль: не видать ли на горизонте судна с обе¬щанной губернатором для меня радостной весточкой. Однако прошел год, а затем и почти весь второй... Нетрудно догадаться, что происходило в моей душе и какие противоречивые чувства овладе¬вали разумом. Я уж, грешным делом, собрался отправиться в дальнее плавание по уже знакомому маршруту, чтобы добраться до Порта-Билстроя и пристыдить столь уважаемого человека за то, что тот не держит свое слово, когда однажды появилось долгожданное судно. Из уст его капитана я услышал не только желанную весточку, но и получил все то, о чем мог в тот миг только мечтать. На судне меня ждала отдельная каюта, а сама посудина немедля отправилась в путешествие, конечной целью которого была столи¬ца, где лично капитан препроводил меня к начальнику Академии, положил тому на стол рекомендательные письма от губернатора, в которых, по всей видимости, уже не было необходимости, посколь¬ку, лишь только пробежав глазами по первым строкам письма, су¬ровый с виду, как мне вначале показалось, начальник Академии вмиг подобрел и, выйдя из-за стола, пошел мне на встречу, привет¬ливо улыбаясь:
- Как же, как же! Наслышан! Их превосходительство поведал мне о твоих геройских похождениях, юноша! Такие кадеты нам нужны! Я давно обещал губернатору, что найду столь перспективному мореходу местечко в возглавляемом мною заведении. Но раз¬ве за этими щеголеватыми сынками высокопоставленных папаш всевозможных сословий и рангов поспеешь?! Их кошельки дейст¬вительно не пусты, чего не скажешь о головах их чад. Мне, дворя¬нину, возможно, и не к лицу порицать людей своего же круга, но, право слово, мне, как человеку любящему морское дело и призван¬ному по долгу службы готовить высококлассных будущих капита¬нов, которые должны прославить традиционно весомую морскую репутацию моего Отечества, больно смотреть на некоторых выпускников родной Академии! Какая уж, прости меня Господи, слава! Такие бездари, что... Ну да будет мне! Возможно, и в данном слу¬чае мы несколько забегаем вперед. Посмотрим, юноша, как ты оп¬равдаешь столь щедро выданные тебе авансы.
Хотел было написать, что дальше начались будни учебы, но вовремя осекся. Все-таки не хочется это называть буднями. Уж очень все мне понравилось в Академии, с самого начала захватывающим и интересным было то, чему нас там учили. Если два года ожидания тянулись для меня бесконечно, то последующие два года учебы пролетели словно один день! Не стану утомлять читателя подробным описанием этого времени, поскольку к истории, кото¬рую я хочу вам поведать, все это, по большому счету, не имеет ни¬какого отношения. Ведь интересующие нас события произошли не во время учебы, а как раз во время каникул.
Каникулы... Признаться, я их ждал. Как ни по-домашнему хо¬рошо я чувствовал себя в кругу друзей в стенах Академии, а все же после двух лет разлуки с близкими мне людьми почувствовал, что тоскую по ним и хочу поскорее увидеться. Поэтому-то, как только наступил долгожданный миг, я тут же поспешил на пристань и оп¬латил место на судне, которое направлялось к родным местам. Планировал я успеть за время каникул многое: в первую очередь посетить родных, обнять отца, мать и малышку Лиль, выйти с отцом раз-другой в море и помочь ему в рыбном промысле. Но это было далеко не все! Я поставил перед собой цель: непременно по¬сетить Порт-Билстрой, встретится с губернатором и поблагодарить его за все, что он для меня сделал. Я искренне был благодарен это¬му человеку, что он столь чудесным образом изменил мою судьбу, и хотя между нами была целая возрастная пропасть, я чувствовал к нему такие симпатии, которые обычно испытываешь к равному себе, к ровеснику. Наша привязанность друг к другу усиливалась тем, что, думаю, и он относился ко мне едва ли как не к равному. Помню, как он дожил мне руку на плечо и о чем-то рассказывал, тихо и спокойно, словно он в кругу своих приятелей, ведет заду¬шевную беседу. И это его доброе: «Мой мальчик», которое мне так нравилось.
Впрочем, понимал я, что за это время многое могло изменить¬ся. Возможно, губернатор стал совсем другим человеком, возмож¬но, иные проблемы увлекли его, и к моему визиту он отнесется со¬вершенно равнодушно. Все может быть. И, тем не менее, чем ближе я подплывал к родным берегам, тем чаще я мысленно рисовал не только сладостный миг встречи с родными, но и с губернатором.
Ступив на знакомый берег, я вначале не заметил, что после то¬го, как я его покинул, прошло два года. Все та же хижина у моря, все те же лодки на берегу, все те же сети. И мать с отцом вроде бы совсем даже не постарели. Ну, может, что разве самую малость. А вот Лиль...
Признаться, когда я увидел ее, с радостным криком бросив¬шуюся мне навстречу, чтобы заключить меня в свои объятия, я, грешным делом, даже попятился от неожиданности. Да и как, ска¬жите, иначе? Совершенно незнакомая миловидная девушка столь бурно радуется при первой встрече с тобой, да и к тому же бросается в объятия... Куда уж тут не опешить да не удивиться! Но еще больше удивился я, когда узнал в этой прекрасной незнакомке род¬ную сестренку. Господи-Исуси! Да что же это на белом свете дела¬ется?! Совсем недавно неприметная, казалось бы, малышка и вдруг такая почти взрослая красавица! Или она так подросла за эти годы, или я вырос, и стал, возможно, по иному смотреть на девушек, ко¬торые немного моложе меня.
Всю ночь в нашей хижине не гасла свеча. Мы говорили и не могли наговориться! Я просил их рассказать о своем житье-бытье, они скороговоркой что-то отвечали, и тут же просили, чтобы я по¬ведал о себе. И так всю ночь. Потом мы с отцом вышли в море и вернулись с хорошим уловом. Он все время повторял, что это бла¬годаря мне, что давно он не возвращался домой со столь весомым трофеем. Я думал, что он просто льстит мне, но, видя, как радова¬лись на берегу мать с сестрой, я понял, что это действительно так, потому-то и задержался здесь дольше намеченного. Мы выходили в море не дважды, как я планировал вначале, а гораздо больше раз. Но зато покидал я родных со спокойной душой: рыбы мы запасли столько, что они теперь могли более спокойно смотреть в ближай¬шее будущее: немало рыбы было провялено и прокопчено, еще больше засолено и сложено в бочонки, немало подготовлено для продажи в городе. Вот только туда они поехали без меня.
Я простился со всеми и отправился в Порг-Билстрой. Но в пути думал уже не столько о предстоящей встрече с губернатором, сколько о родне, которую только что покинул. Противоречивые чувства обуревали мною. Раньше, признаться, я считал, что буду после встречи с родными пребывать в окрыленном состоянии. Од¬нако теперь не мог не огорчаться, обнаружив, что семья наша ведет далеко не зажиточный образ жизни. Нет, конечно, они не бедству¬ют и не голодают, так мы жили всегда, и я был глубоко уверен, что у нас все прекрасно. Но теперь, насмотревшись в столице на рос¬кошный образ жизни дворянского сословия, я понял, что уединен¬ное существование в одинокой хижине у моря - это далеко не са¬мое лучшее благо, которое может быть даровано человеку в этой жизни. Я, конечно, здорово помог им с запасами рыбы, я оставил им львиную долю своих скромных сбережений - деньги им явно не помешают, я обещал им походатайствовать у губернатора, а то и в самой столице, когда я там твердо стану на ноги, о том, чтобы удачно пристроить их где-нибудь поближе к бушующей своими страстями человеческой жизни. На что отец с матерью снисходи¬тельно улыбались и ласково обнимали меня, мол, глупышка, мы здесь привыкли, нам здесь хорошо и ничего в этой жизни мы ме¬нять не намерены. Мои попытки разуверить их и доказать обратное вызывали еще более саркастическую улыбку на их лицах, и я решил ничего более им не доказывать, а предпринять что-либо со временем самому, когда такая возможность, разумеется, подвернет¬ся.
Но, если в отношении отца с матерью можно было дейст¬вительно подождать, то в глубине души я понимал, что в отноше¬нии Лиль промедление не желательно. Увядать столь яркому цвет¬ку в относительном одиночестве - непростительно. Конечно, в столице я занимался в основном изучением наук, но ведь я не был слеп и видел, что происходило вокруг. Мимо проносились роскошные экипажи, расфуфыренные дамочки поспешали на всевоз¬можные балы и вечеринки, где предавались разнообразному весе¬лью. Я иногда обращал внимание на самодовольные лица молодых особ, восседавших на мягких сидениях экипажей. Зачастую преогромнейшее количество всевозможных украшений и помад с пудра¬ми не могли скрыть непривлекательности, а то и уродливости неко¬торых из них. Представляю, какой фурор могла произвести своей красотой Лиль среди столичных кавалеров, если бы к тому же была облачена в роскошные наряды. Потому-то, направляясь к губерна¬тору, я дал себе твердый зарок: непременно поговорить с ним относительно сестры - возможно, в его дворце для нее найдется хоро¬шее место. Это будет ее первый шаг для выхода в свет.
Когда я, наконец, добрался в Порт-Билстрой и добился ауди¬енции у губернатора, все мои сомнения относительно того, что он может встретить меня с прохладцей, развеялись в тот же миг. Радо¬стный вскрик при виде вашего покорного слуги, крепкие объятия, незамедлительно последовавшие вслед за этим - все это сразу же успокоило меня и обрадовало. Не буду лукавить: было очень при¬ятно обнаружить к себе такое внимание, тем более здесь, где я чув¬ствовал себя как дома, вернее, желал чувствовать, потому-то и об¬радовался, что не обманулся в своих ожиданиях.
Губернатор после шумного приветствия и интенсивного по¬хлопывания по плечу тут же увлек меня за собой к своему пора¬жающему огромными размерами дубовому столу, занимавшему центральное место в его кабинете, усадил на стул, сам плюхнулся радом на другой, здорово напоминавший из-за непомерной высоты и красоты спинки едва ли не королевский трон, и тут же принялся расспрашивать меня о жизни в столице, об учебе в Академии. Я поначалу смущался, но, видя, что он всецело превратился в слух, подробно рассказал ему о моих успехах на этом поприще, не забыв поблагодарить Его превосходительство за его хлопоты относитель¬но того, как я попал в стены столь уважаемого заведения. На что он только с раздражением поморщился: что, мол, ты, мил человека отвлекаешься на всевозможную глупую болтовню и не говоришь о главном! Его непосредственность, невзирая на высокий сан, и то¬гда, при первой встрече, покорила меня в этом человеке, теперь же вызвала еще большее восхищение. Это ведь нужно было видеть! К нему заходил кто-то из прислуги, или из помощников, поскольку речь шла о делах, застывал у дверях, дипломатично про¬кашливался, обращая этим самым на себя внимание, но, видя, что патрон на это абсолютно никак не реагирует, подавал робкий голос: мол, Ваше превосходительство, нужно решить некий вопрос. На что тот, увлеченный моим рассказом только отмахивался: мол, потом! Не мешай! Дела, возможно, были действительно важны, поскольку по прошествии времени этот человек вновь появился в дверях и вновь сделал робкую попытку прокашляться. Но вместо того, чтобы выслушать прибывшего, губернатор приказал, чтобы тот отдал распоряжение на кухню и созвал гостей: Их превосходитель¬ство решил устроить вечеринку в честь моего приезда!
Я не переставал удивляться столь радушному приему, а когда наступил вечер, то был совсем поражен. Это был настоящий бал! Огромное количество гостей, преогромнейшее множество всевоз¬можных угощений, от которых прямо-таки ломились столы? Это был словно сон, словно сказка! Губернатор не отходил от меня, представлял гостям. Многие радостно кивали головами и встречали меня, как старого знакомого: мол, как же! Помним! Ведь он спас вас. Ваше превосходительство, несколько лет назад! Мне очень не хотелось огорчаться в такой радостный для меня день, но от моего взора не ускользнуло то, что многие из этих улыбок были напуск¬ные, неискренние. Нет, они не питали ко мне вражды! Просто, я им был безразличен, а бурное проявление радости и знака внимания ко мне - все это было данью уважения к губернатору. В пору было бы расстроиться от этого, а я напротив, радовался. Ведь равнодушие читалось в глазах далеко не многих, но именно на фоне его особо отчетливо подчеркивалось искренняя, не деланная, доброта губер¬натора, и это меня еще более располагало к нему.
Их превосходительство продолжал меня водить по огромной, сверкающей убранством зале, и представлять гостям, да и не толь¬ко, как я понял, гостям. Поскольку многие из них были людьми близкого к губернатору окружения. Так, подойдя к одному из них, мой спутник добродушно улыбнулся:
- А это, мой мальчик, мой помощник - мистер Френсис Эсскес. Это тот самый настырный господин, который своими неуместными визитами пытался прервать нашу задушевную беседу в моем каби¬нете. - И на попытку того что-то пролепетать в свое оправдание, губернатор улыбнулся еще шире. - Да будет вам, Френсис! Помимо ретивого исполнения служебных обязанностей мы не должны за¬бывать и о житейских слабостях! Неужели вы не видите, что я по¬зволил себе сострить?! Или вы хотите лишить меня этого удовольствия? - И заметив, что тот, растерявшись, принялся отрицательно качать головой, мол, нет - нет, я не мог позволить себе такой дер¬зости, губернатор лишь обречено макнул рукой: - Да вы, мой доро¬гой, я вижу, вовсе лишены чувства юмора. Ну да ладно! Познакомьте лучше моего юного друга со своей красавицей - супругой.
Миссис Агнес, невзирая на далеко не цветущий, по моим по¬нятиям, возраст, была особой действительно очень приятной на¬ружности, Однако, меня смутили ее очень грустные глаза. Позже, невольно подслушав разговор, я узнал, что миссис Агнес давно страдает подагрой и чтобы, наконец, избавиться от изматывающей ее болезни собирается на лечение то ли в саму столицу, то ли в ка¬кой иной город, расположенный на материке - я уж точ¬но и не понял. Возможно, именно болезнь и была причиной грусти в ее глазах?
Подойдя еще к кому-то из гостей, губернатор вновь широко улыбнулся:
- А это, Джимми, мой казначей, мистер Честер! На удивление исполнительный человек и каждая монетка в вверенной ему казне, да и каждая циферка в предоставляемом им отчете находится в большем порядке, нежели... Уж, право, так сразу не подберешь с чем и сравнить. Однако относительно последнего отчета этот гос¬подин непозволительно затягивает время и я, грешным делом, уж начинаю подозревать: а не отправится ли он, шельма, в ближайшее время с государевыми-то деньгами тайком в неизвестном направлении?
Так продолжалось довольно долго. Хозяин празднества знако¬мил меня со многими людьми, рассыпал остроты, и хотя я не люб¬лю однообразия, все, как ни странно, мне вовсе не надоедало. Воз¬можно, потому, что знакомился я в основном с поистине интересными людьми. Мог, к примеру, я, скажите на милость, предполагать в далеком детстве, проживая в одинокой хижине у моря, что судьба сведет меня с астрономом, пытающимся открыть какое-нибудь новое небесное светило, чтобы благодаря этому самому стать научным светилом, вследствие чего в свою очередь по¬пасть в столицу, где сосредоточен весь цвет науки, к которому он себя уже сейчас в глубине души относил. Иной, представленный мне губернатором, напротив уже успел повращаться среди научных кругов столицы, но ни снискав ни славы, ни богатства, волей судь¬бы отправился в колонии, попал на этот остров, где, увлекшись хи¬мическими изысканиями (впрочем, он ими и в столице занимался), не расстался с мыслью найти формулу некой чудодейственной жидкости, то ли эликсира вечной молодости, то ли диво-зелья, излечивающего от всех болезней - я так точно тогда и не понял. Дру¬гой чудак настолько был увлечен науками о насекомых, что не только все свободное от исполнения государственных дел время проводил за ловлей всевозможных бабочек, мотыльков и жуков, но и носился постоянно с ними словно помешанный. Он и сюда при¬шел не с пустыми руками: ходил и показывал всем свой новый трофей Справедливости ради нужно признать, что посмотреть таки действительно было на что; в небольшой деревянной коробочке-футляре под стеклом находился столь необычный и потрясающий своими не только огромными размерами, но и дивными формами (особенно рожек) жук, что я невольно залюбовался им и даже дер¬жал его в руках, хотя фанатичный зоолог то и дело протягивал ру¬ку. Краем глаза я видел, как нетерпеливо он переминался с одной ноги на другую, сгорая от желания побыстрее забрать свой скарб. Нечто подобное я наблюдал и в Академии, когда общался с прияте¬лями, которые увлекались каким-либо собирательством. Они бук¬вально дрожат над каждым экземпляром своей коллекции. Это уже теперь я понял, что все собиратели и коллекционеры, как бы это помягче выразиться, немножко как бы не от мира сего, но тогда, видя нетерпение натуралиста, про себя удивился: зачем же ты, мил человек, вверял мне в руки свое богатство, коль тут же норовишь вернуть его назад.
Одним словом, было много интересных и поучительных для меня знакомств. Но все они, вместе взятые, не стоят и сотой доли того, что произошло дальше...
Когда я заметил эту девушку, которая судачила в стороне с да¬мами о чем-то своем, я, признаться, вмиг позабыл обо всех химиках и астрономах с их жуками и небесными светилами. Вот где было светало! Столь дивной красоты я никогда еще на своем жизненном пути, пусть он еще до смешного короток, не встречал1 Пресвятая дева! До чего же она хороша? Губернатор что-то говорил мне и, поддерживая под локоть, увлекал куда-то за собой, видимо, знако¬мить с кем-то из гостей. Но я застыл на одном месте, словно вко¬панный, и никакая уж сила не могла меня сдвинуть с места. Я не видел, поскольку взгляд мой был направлен в совершенно другую сторону, а скорее ощущал инстинктивно на себе взгляд губернато¬ра. Он пристально посмотрел на меня, затем устремил свой взгляд туда, куда было обращено мое внимание, снова взглянул на меня, но уже более пристально и лукаво, и, видимо, все поняв, деликатно прокашлялся и тягучим голосом, в котором просматривались нот¬ки иронии, промолвил:
- Ну что же, мой друг. Вижу, что наступило время для знаком¬ства иного плана. Прости, дорогой, но я не учел того, что ты уже далеко не тот неоперившийся мальчишка, каким ты был тогда, ко¬гда провидению было угодно впервые схлестнуть воедино наши жизненные пути-дорожки, Тогда тебе было лет, эдак, к примеру, четырнадцать. Сейчас, поди, все восемнадцать, наверное, есть? Но, видя, что я никак не реагирую на его слова, а лишь продолжаю не¬отрывно следить за предметом своего внимания, примиряющее мах¬нул рукой я увлек меня за собой: - Ну что же! Так тому и быть! По¬дойдем поближе
И повел меня - куда бы вы думали! Да! Прямо к ней! Я и рад был этому, и ноги сами несли меня туда, но в то же время они становились ватными и с каждым шагом идти становилось все труд¬ней. Смешно сказать, но растерялся я тогда так, как никогда в жиз¬ни еще не терялся ни в каких, даже в самых критических ситуациях, как, например, в штормовом море, или в противоборст¬ве со Зловещим Джоушем, когда речь шла о жизни и смерти. По¬дойдя к женскому обществу, губернатор учтиво поклонился:
- Прошу покорнейше простить меня, уважаемые дамы, но ис¬кренняя забота о здоровье моего гостя заставила меня набраться храбрости и нарушить ваш вожделенный покой, вторгнуться в ваше женское общество и прервать мирное течение ваших милых бесед,
- Все с удивлением взглянули на губернатора, а затем и на меня, не понимая, что он имеет в виду. Признаться, опешил и я, но губерна¬тор, будучи человеком неглупым, понимал, что от него ждут объ¬яснений, потому-то пауза в его речи была не длинной, лишь для лучшего, так сказать, эффекта, и он тут же продолжил свою тираду:
- Все дело в том, милые мои, что мой юный друг так пристально смотрел в вашу сторону, так бедолага напрягал зрение, которое ему непременно пригодится в будущих морских походах, и я решил подвести сто поближе, чтобы он без вреда для глаз мог поближе рассмотреть предмет своего внимания.
Некоторые из дамочек брызнули смехом, другие, хотя и при¬крывали свои уста веерами, не было видно, что глаза их смеются лукаво и отчаянно. Что в это время происходило со мной, уж и вспоминать не хочется. Я, конечно, достоверно не мог видеть, зер¬кала-то предо мной никто не держал, но то„ что я в ту минуту стоял весь пунцовый, как рак, только что вынутый из кипящего укропа, в этом я не сомневался и тогда, уверен в этом и теперь. А губернатор, бестия, продолжал:
- Правда, я так и не понял, кто так отчаянно привлек его вни¬мание. Ну, никак не могу взять в толк! А вы не знаете?
Все сразу устремили взгляды на ту, от которой я и сам в ту ми¬нуту не отрывал глаз, а она, хотя и продолжала отчаянно прятать улыбку за веером, все же сделала суровый вид и рассерженно, хотя и в то же время ласково, взглянула на хозяина торжества и сказала нечто такое, от чего у меня, после первых же ее слов, что называет¬ся «отвисла от удивления челюсть».
- Прекрати, отец! Не все же понимают твой не всегда умест¬ный юмор!
Я широко открыл от удивления глаза: вот это да! Она его дочь! Как же я мог раньше не обратить на нее внимания; когда впервые посетил дворец губернатора?! Как посмел я не заметить такую кра¬соту?! Хотя это ведь было четыре года назад. И она тогда, навер¬ное, была неприметной девчонкой... Господи! Что я такое говорю?! Как она может быть неприметной?! Это я был безмозглым и совсем юным мальчишкой, раз не обратил на нее тогда никакого внима¬ния!
Рассуждая так, я все это время не отрывал от нее немигающего взгляда; за что и получил от губернатора очередную порцию его острот:
- Хорошо, милые мои, я покину вас, и не буду надоедать вам пустой болтовней, но все же здоровье будущего капитана, который, стоя на капитанском мостике вверенного ему судна, должен зорко всматриваться в горизонт, искренне мне небезразлично. Потому-то убедительно прошу виновницу происходящего впредь не смущать юного джентльмена. Ведь он, невинная его душа, так прикипел к ней взглядом, что за это время ни разу не моргнул. А это крайне необходимо для того, чтобы веки увлажняли глазные яблоки,
- Ты невыносим, отец! - Она сердито, но в то же время легонь¬ко и, улыбаясь, что говорило о том, что делает она это не со зла, толкнула его под локоть. - Здесь невыносимо душно. Мы прогуля¬емся с нашим гостем в саду и подышим свежим воздухом.
Господи! Какая же она все-таки молодчина! Это было именно то, о чем в эту минуту я мечтал больше всего! Как я благо¬дарил в тот миг судьбу, что все так обернулось, что ей стало душно и благодаря этому и мне открылась возможность убежать подальше от этих смущающих меня взглядов. Глупый мальчишка! Неужели же с самого начала мне, несмышленышу, не было понятно, что это бегство в сад она организовала исключительно для меня?!
- Постойте, дети мои! - послышался нам вслед голос губерна¬тора; - я ведь вас еще не представил друг дружке!
- Ничего страшного, - не замедляя шаг, ответила она, - мы сами представимся!
Сад, действительно, встретил нас свежестью и прохладой, ко¬торые на меня, разгоряченного и раскрасневшегося, подействовали сразу же, словно целительный бальзам. Неописуемое облегчение и блаженство снизошло на меня. Столь потрясающий результат так мгновенно был достигнут не только спасительной прохладой, но еще и тем, что рядом была она. Она, с которой с первых же минут мне было легко и просто, хотя поначалу мне казалось, что я в общении с ней никогда не подберу нужных слов. А если и отыщу та¬ковые в своем словарном запасе, то они застрянут у меня в горле, и не найдется в мире такой силы, которая затем могла бы вытолкнуть их на белый свет. Видя мое незавидное положение, она сама взяла инициативу в свои руки. О чем-то говорила, смеялась и снова гово¬рила, чем успокаивала меня, а когда о чем-то спрашивала, то собираться с мыслями для ответа мне не нужно было, поскольку для таких вопросов вполне подходили замысловатые и односложные «Да» или «Нет». Как-то непроизвольно случилось так, что мы в разговоре (к тому времени я уже помаленьку разговорился) познакомились и в дальнейшем стали обращаться один к другому по имени, даже не заметив, как мы перешагнули этот незримый словесный барьер. Звали ее Луиза. С первой же минуты, с того момента, как это имя прозвучало из ее уст, оно стало для меня синонимом божественной красоты, олицетворением всего нежного и доброго. Если бы кто мне сказал, что такое имя также могут носить девушки совсем некрасивые, неприятные, злые и неопрятные - я бы этому просто не поверил.
Сколько времени мы были в саду, я уж теперь и не помню. С одной стороны вроде бы целую вечность, поскольку о многом ус¬тели переговорить, а с другой стороны вроде бы до обидного мало, поскольку хотелось еще и еще говорить и говорить, слушать ее чудно нежный голосок, но она, сославшись на то, что гости, навер¬ное, нас заждались, предложила снова отправиться к ним. Зал для торжеств встретил нас звуками голосов и музыки, причем все это так переплеталось между собой, что было похоже скорее на какой-то базарный гул, нежели на прилежно отлаженное празднество. После завершившегося танца, за которым мы с Луизой немного понаблюдали, музыканты некоторое время отдохнули, но как толь¬ко они снова ударили по клавишам клавесина да смычками по струнам своих инструментов, она тут же предложила мне присое¬диниться к танцующим. Я ответил, что никогда в жизни этого не делал, и буду выглядеть просто смешно, на что она ответила, что быстро научит меня, да и когда-то, мол, все равно нужно начинать. Ежели нечто подобное случилось бы тогда, когда я пунцовый, словно рак стоял перед напором смущающих меня дамских взгля¬дов, я, наверное, вовсе умер от стыда. Сейчас же, после общения с ней, после ее непринужденности и всепобеждающего обаяния, я вдруг почувствовал себя настолько спокойно и уверенно, что, по¬ражаясь самому себе, решительно взял ее за руку, и мы направи¬лись к танцующим.
Это было что-то! Я не обращал никакого внимания на взгляды окружающих, следил с волнением за каждым ее движением, чтобы самому повторить те же танцевальные па и не сбиться с рит¬ма. Все получалось легко и просто, как бы само собой. Правда, и танец был довольно прост и не шел ни в какие сравнения с теми, что я видел в исполнении удивительно юрких женщин зажигатель¬ных танцев на базарных площадях, когда с отцом ездили в город продавать рыбу. Помню, как тогда я зачарованными глазами следил за бешеным темпом причудливо извивающихся рук и ног танцующих в такт шальному перезвону бубенцов и думал, что я никогда не смогу сделать тоже самое. Здесь же под заунывное бренчание кла¬весина танцующие пары медленно двигались по начищенному до блеска паркету, много раз в течение танца останавливались, в за¬стывшей и смиреной позе ожидая, пока партнерша плавной по¬ходкой опишет предусмотренный режиссурой танца круг, что не¬обычайно упрощало мою, начинающего танцора, задачу. Возможно, я действительно оказался способным учеником, воз¬можно, просто не обращал внимание на шероховатости в исполне¬ния танца, если они были, а они, наверное, непременно были, а возможно, это моя обаятельная партнерша так увлекла меня, что случилось так, что танец, который, в принципе, должен был обер¬нуться для меня пыткой, на самом деле превратился в феерический праздник души. Потом было и застолье, вновь была прогулка и раз¬говоры в саду при чарующем свете Луны, но более волнующего момента, чем в танце, когда ее рука была в моей руке, когда не только ладошкой, но, казалось, что всем телом я чувствовал при¬косновения ее нежной кожи, когда она находилась так близко, что я ощущал на себе ее дыхание и хотелось всем телом податься вперед, чтобы это пьянящее и сводящее меня с ума чувство еще более уси¬лилось, - но ничто потом, пусть оно само по себе было трижды ча¬рующим, не смогло перещеголять по воздействию те волнующие минуты пережитые во время танца.
Хотя, впрочем, возможно, я и не прав. Да, когда мы ходили по зале для торжеств и подходили то к одной, то ко второй группе лю¬дей, которым она то и дело представляла меня, как бы продолжая то, что начал ее отец, то просто перебрасывалась парой-тройкой слов или фраз (в это время я невольно и услышал о недуге миссис Агнес), то ничего особо впечатлительного, действительно, не было. Но когда мы снова гуляли по саду, особенно когда пришла пора прощаться… Раньше я думал, что самым блаженным для меня мигом в жизни будет тот, когда я, став капитаном, впервые окажусь на капитанском мостике и поведу корабль навстречу волнам и вет¬ру. Да, этим мигом я до сих пор брежу и жду его. Но в том, что слаще и приятней этого мига ничего нет, и не может быть на свете - в этом я после того потрясающего вечера сильно стал сомневаться. Воз¬можно, эффект от этого свидания был бы не столь потрясающим, если бы не было Луны. А так… Когда при расставании она взяла меня за руки и взглянула в мои глаза - это было что-то невообразимое! Лицо и глаза ее были совсем рядом. Свет Луны отражался в ее глазах, эти чарующие огоньки прыгали и бесновались в глубине ее таинственно сверкающих зрачков, все это было так романтично и сказочно, что не могло не очаровать меня.
Когда мы наконец-то расстались, я и не помышлял о том, что¬бы и самому отправиться спать. Господи! Какой, скажите на ми¬лость, сон?? О нем я в это время думал меньше всего Вернее ска¬зать, вообще не думал. Душа моя пела и ликовала, положительные эмоции переполняли меня, мне хотелось еще и еще, пусть уже и без Луизы, наслаждаться этим дивным вечером. Мне хотелось еще и еще любоваться Луной, мне хотелось подставлять ветру лицо и во¬лосы, чтобы тот теребил их, хотелось вновь и вновь вспоминать об этой удивительной девушке и строить планы на будущее. В окнах дворца уже давно погас свет, что недвусмысленно свидетельство¬вало о том, что в нем уже давно все отошли ко сну, в том числе и она, а я все бродил и бродил по аллеям сада и прокручивал вновь и вновь в памяти события прошедшего вечера.
Шло время, но удивительное дело: желание прилечь и вздрем¬нуть после столь бурного и насыщенного событиями дня и вечера, не только не появлялось, а напротив: возрастало желание сотворить что-то несуразное. К примеру: бегать, орать и петь, - одним словом, дать вырваться наружу накопившимся в душе эмоциям. Почему-то захотелось ощутить простор. Да-да, простор! Ни много, ни мало!
Почувствовав какое-то облегчение от такого решения, я неза¬медлительно отправился к морю. Вот где я найду упоение!
И действительно: всплески волн и свежий ветер воспринима¬лись еще более опьяняюще, нежели мирный свет Луны и успокаи¬вающие шуршание листьев в кронах деревьев познакомившего нас сада Господи! Как все перемешалось! Совсем недавно этот чарующий покой уютного сада казался мне вершиной блаженства, сейчас же я подставлял лицо ветру и ругал его, что он дует недос¬таточно сильно: не заставляет прижмурить слезящиеся глаза и не рвет неистово волосы. Как мне этого сейчас хотелось!
На пристани, хотя и царило видимое спокойствие, но все же люди здесь, в принципе, должны были находиться. А мне так хоте¬лось побыть одному. Потому-то я незамедлительно и отправился вдоль берега в сторону отдаленной части острова, где за причудливо изогнутым мысом начинались лес и скалы. Это была самая безлюдная часть острова, и мне казалось, что только там я могу по-настоящему побыть сам с собой, еще и еще раз мысленно пережить события прошедшего вечера. Мне хотелось забраться на один из утесов и, не боясь быть услышанным, закричать ветру, поведать ему о своем счастье.
Сколько я шел туда, теперь уж и не помню. Но знаю: шел очень долго. Я то останавливался и принимался швырять камушки в море, то, застыв в торжественной позе, начинал повторять движе¬ния того танца, который так очаровал меня несколько часов назад. Иногда садился на один из прибрежных валунов и долго всматри¬вался в море. Спать не хотелось совсем. Я вообще решил провести эту ночь без сна, чтобы она уж до конца была необычной. Бог с ним, с этим сном! Отосплюсь завтра. Спешить-то некуда!
И тут я вспомнил, что хотел поговорить с губернатором о сестре. Нет, я не забыл о ней в прошедший вечер. Я помнил о том, что разговор этот должен непременно состояться, но только подби¬рал для этого более подходящий момент. Да простит меня Господь, или губернатор, уж не знаю, перед кем я больше виноват за свое лукавство, но что есть, то есть: пусть не лично для себя, но корысть из этого разговора, грешен, я извлечь действительно собирался. Уж больно мне хотелось, чтобы Лиль вырвалась из плена относитель¬ного одиночества и заблистала среди той жизни, которой она, верю в это, заслуживает. Думал завести об этом разговор еще во время первой встречи с губернатором в его кабинете, но, резонно решил, что так сразу, не успев толком и побеседовать с хозяином, сразу же утруждать его просьбой, - это было бы не корректно. Надеялся, что на балу хозяин торжества будет в прекрасном расположении духа - вот там-то я и использую ситуацию. Но поначалу никак не мог подобрать момент, а когда увидел Луизу... Пусть простит меня сестрица, но когда мой взор остановился на милом личике этой не¬обычной девушки, я забыл не только о Лиль, но и обо всем на све¬те. Возможно, сестра когда-нибудь прочтет эти строки и мысленно пожурит меня, но хотелось, чтобы она не сильно сердилась: у меня ведь была уважительная причина. Ей, как девушке, возможно, и не понять меня, но вы, друзья, если бы взглянули на Луизу, уверен, туг же бы поняли меня, и непременно вступились бы за вашего покорного слугу. Если бы, разумеется, в следующий миг не забыли и обо мне, и о моей проблеме.
Дело близилось к рассвету, когда я вот так не спеша, постоян¬но отвлекаясь на всевозможные выходки и элементарное ребяче¬ское баловство, не добрел наконец-то до намеченной цели. Правда, карабкаться на верхушку какого-нибудь утеса и орать оттуда мне как-то уже не очень хотелось, но все же, помню, тогда решил за¬глянуть за уголок мыса, полюбоваться раскинувшейся вслед за ним живописной лагуной, да и отправиться в обратный путь.
Все это время я шел вдоль берега, но сейчас скалистый мыс, который, врезаясь в море, и прямо зависал над водой, преградил мне путь. Потому-то теперь я решил пересечь этот своеобразный сухо¬путный перешеек напрямик, через заросли, что в темноте было отнюдь небезопасно. Но я утешал себя мыслью, что так и путь со¬кращу, и полюбуюсь в итоге красотой лагуны в лучах утреннего солнца, которое по неотвратимым законам природы примерно че¬рез час непременно должно было показаться из-за горизонта.
Идти сквозь заросли пришлось довольно долго, поскольку де¬лал я это очень медленно, боясь наткнуться в темноте на какую-нибудь торчащую на уровне глаз ветку. Чертыхаясь, я уже хотел было повернуть назад, но тут среди листьев впереди наконец-то показались лунные блики, отражаемые гладью моря. Я облегченно вздохнул. Вот уже заросли редеют, вот еще несколько шагов, и ширь бухты у моих ног. Не нужно и взбираться на утес. Вот сейчас я выйду на простор, и при виде раскинувшегося моря прокричу что-нибудь из того, что я предусмотрительно заготовил для этого слу¬чая за время следования сюда. Тут меня наверняка никто не услы¬шит, коль так уж моей душе было угодно разрядить накопившуюся в ней энергию. Вот еще несколько шагов, вот заросли редеют, вот я уже вдохнул побольше воздуха. И вдруг…
То, что я увидел в следующий момент, заставило меня содрог¬нуться от неожиданности. Нет, передо мной не предстало какое-то страшное, вселяющее ужас чудовище. Напротив, перед моим взо¬ром открылось то, что я видел уже неоднократно, и ничего необыч¬ного в этом никогда не находил. Но сейчас, обнаружив, казалось бы, привычную картину, сразу же понял: что-то здесь не так. Вот тут-то, наверное, дала свои результаты учеба в Морской Академии. Ведь там помимо мастерства судовождения и других премудростей морских наук, нас учили также быть внимательными и наблюдательными, прививали умение обращать внимание на не привлекающие, казалось бы, на первый взгляд детали, сопоставлять и анализиро¬вать их и делать молниеносные, и, главное, логически правильные выводы.
Вот и сейчас, увидев темный силуэт лениво покачивающегося на волнах невдалеке от берега судна, я сразу же понял, что здесь что-то не так. Что это за посудина, да и что она, собственно говоря, здесь делает? Если какое судно и желает легально бросить якорь у острова, то для этого есть пристань, здесь же, скорее всего» таинст¬венный экипаж пристал к острову с намерением скрыть от его жи¬телей свой визит. Сразу же напрашивается вопрос: почему? Значит, цель этого визита далеко не безобидная. Следовательно...
Вот так, рассуждая, я, крадучись, сделал еще шаг вперед и тут же снова, как и минуту назад, увидел еще нечто такое, что застави¬ло меня застыть на месте. Прямо передо мной, внизу, у самого бе¬рега; вдруг блеснул огонек, который заставил пеня насторожиться. Еще мгновение - и еще одно открытие! Присмотревшись, я с трудом разглядел в темноте силуэт лодки, покоившейся на при¬брежном песке, и столь же трудно различимые в ночных сумерках силуэты двоих людей, один из которых, по всей видимости, курил трубку, огонек которой и оповестил меня об их нахождении, Я сра¬зу же инстинктивно пригнулся, боясь быть замеченным. Ведь если до судна было довольно приличное расстояние, и я минуту назад намеревался подойти ближе к берегу, чтобы лучше разглядеть его, то незнакомцы у лодки были совсем рядом, и могли если не уви¬деть меня, то услышать, если бы мне ненароком довелось, к приме¬ру, наступить на сухую ветку. Понимая, что может случиться так, что мне доведется подслушать разговор этих двоих и выудить весьма полезную информацию, я, не церемонясь, улегся прямо на траву, подполз ближе к одному из кустов, затаился за ним, и застыл в ожидании последующих событий. Проделал я это довольно быст¬ро и, думаю, именно эта расторопность, возможно, и спасла мне жизнь, поскольку в следующее мгновение случилось нечто такое, чего я уж никак не ожидал.
Схоронясь за кустом, я максимально напряг слух и сосредото¬чил все свое внимание в одну сторону; в сторону моря, конкретно к тем двоим возле лодки. И вдруг совершенно с противоположной стороны, за моей спиной раздался пронзительный свист, похожий на причудливый крик какой-нибудь ночной птицы. Хотя все это и произошло совершенно внезапно, я поначалу не сильно встрево¬жился, посчитав это действительно птичьим криком. Я уже хотел было повернуться и беззвучно чертыхнуться в сторону ночной проказницы, напугавшей меня, как вдруг тут же услышал в ответ точно такой же свист, но уже со стороны моря. Ошеломляющая догадка сразу же заставила учащенно забиться сердце. Еще не осознав ужа¬са своего положения, в первую минуту, я, честно говоря, обрадо¬вался. Мне показалось, что я в надежном укрытии и сейчас мне представится возможность подслушать разговор, в результате чего откроется какая-то тайна. Но в следующее мгновение радость сме¬нилась ужасом, поскольку совсем рядом за своей спиной услышал громкий и хриплый, до омерзения неприятный голос:
- У них все хорошо. Стало быть, дело идет к концу.
- Ну и хвала Всевышнему, - послышалось в ответ.
В этом разговоре не было бы ничего для меня угрожающего, если бы не одна «небольшая» деталь: эти люди шли прямо на меня! Если бы я услышал их голоса раньше, когда они были еще далеко, то успел бы как-то подготовиться к столь нежданной встрече, (проще говоря, постарался бы избежать ее), и все случившееся не было бы для меня столь ошеломляющим. В итоге же, я был постав¬лен перед незавидным для меня фактом; эти незнакомцы не просто идут прямо на меня, они всего в нескольких дюймах, и через несколько мгновений они наткнутся на меня. Я буду разоблачен. А что последует потом - об этом лучше и не думать. То, что от этих лю¬дей ожидать чего-то хорошего явно не стоит, - это было для меня в ту минуту очевидно. Кому-то может показаться, что лучшим выхо¬дом было бы броситься наутек куда-нибудь в темноту и заросли, но тогда я об этом даже и не подумал. Вернее, была такая мысль, но всего лишь одно мгновение, поскольку я понимал, что, выдав себя, я лишусь возможности окунуться в тайну ночного визита. Потому-то я и не придумал ничего лучшего, как, прильнув к траве, бук¬вально вжался в землю и, застыв, молил Господа, чтобы все обошлось, чтобы я остался незамечен.
Увы, через мгновение я понял, что моим ожиданиям не сужде¬но было сбыться. Кто-то в темноте споткнулся о мою ногу и едва не свалился на землю. Я застыл от ужаса, понимая, что разоблачен. Приготовившись к самому худшему, я услышал все тот же хриплый и неприятный голос:
- Вот дьявол! Об эти чертовы коряги не мудрено в темноте и шею свернуть! Не хватало еще мне, старому джентльмену удачи, прошедшему горнило сотни отчаянных морских сражений, получить увечье не в абордажной схватке, с оружием в руках, глядя в лицо противнику, а здесь, на этой прозаической суше, под мерзким кустом, много раз помеченным шатающимся здесь зверьем! Вот сраму-то было бы!
Группа продолжила свой путь, а я, все так же прижимаясь к земле, лежал, не шевелясь и слушая неистовый стук своего сердца, следил, как он с каждой минутой становился все более спокойным и равномерным. Слава тебе. Господи! Пронесло! Я с трудом верил в это чудо. Мне казалось, что уже ничего меня не спасет, и вот та¬кая благополучная развязка!
Но не прошло и минуты, как я забыл и о прошедшем слу¬чае, и о смертельной опасности, которой, вне всякого сомнения, подвергался. Все мое внимание было поглощено тем, что происхо¬дило там, на берегу, у лодки. Понимая, что за моей спиной теперь никаких неожиданностей не должно произойти, я позволил себе податься всем телом вперед и сосредоточил все свое внимание на этих людях Их было около десяти-пятнадцати человек, и я, сбив¬шись раз-второй со счета (не забывайте, что все происходило в темноте) не стал продолжать свои подсчеты, а сосредоточился на их разговоре. Неужели же они не проговорятся о цели их более чем странного визита на этот остров?!
- Ну, что, боцман, все в порядке?
- Да в порядке то в порядке, но все прошло не так уж гладко. Оказывается, охрана во дворце губернатора не столь горазда ко сну, как это нам приходилось наблюдать в других местах. Службу они, бестии, несут исправно. Мы, конечно же, постарались все сделать без лишнего шума и немалым из них перерезали глотки, но и они нескольких наших людей отправили к праотцам. Дьявол! И так экипаж нашей посудины неудокомплектован! Придется в Сент-Кэтрин пройтись по тавернам да подвербовать людишек-то.
- Я одного не пойму, боцман, - послышался уже другой голос. - Зачем нам сейчас идти в Сент-Кэтрин? Не лучше ли прямо сейчас стать на рейде у пристани Порта-Билстроя и послать весточку гу¬бернатору: мол, готовь денежки, голуба.
- Не-е-ет... - Хриплый голос боцмана был слышан хуже дру¬гих, но вполне различим. - Пусть его отцово сердце побольше по¬волнуется, кровинушкой-то пообливается, тогда и можно будет побольше выкуп с него содрать.
Я еще не совсем понимал о чем идет речь, но при этих словах вмиг что-то неприятное и страшное кольнуло под сердцем. Я пони¬мал, что произошло что-то ужасное, какая-то кричащая пакость сделана для губернатора, но что именно - я от волнения тогда не мог сообразить.
Послышалась возня, шорохи и шум, среди которых мой слух уловил нечто такое, что заставило меня содрогнуться. Я не мог со¬образить природу того звука, то ли это был стон, то ли оборванный вздох или что-то еще, но что-то до боли знакомое показалось мне в том звуке. Я весь обратился в слух, но ничего более не услышал, не считая, конечно, возни рассаживающихся в лодке людей, Я мыс¬ленно чертыхнулся. Сейчас эти люди отбудут восвояси, а я так тол¬ком и не понял, кто они и что их сюда привело. Вернее, кто они, я уже давно догадался, что и подтвердил подслушанный разговор, но хотелось разузнать обо всем еще больше,
Тем временем, начало светать. В предрассветной сырости я все отчетливей стал различать очертания судна, застывшего неподале¬ку, и людей в лодке, которые, взмахнув веслами, устремились к ожидавшей их посудине. Я чертыхнулся со злостью, понимая, что упускаю возможность ухватиться за нить, хотя бы за самый ее кон¬чик, этой темной истории. Одно я знаю: где искать. Это - Сент-Кэтрин. Но кого искать? Я так и не услышал ни единого имени, не было мне известно и название корабля, что, считаю, было самым основным - это облегчило бы поиски злоумышленников. Ведь именно с судна надо их начинать. Так что же эти люди, черт их задери, натворили здесь на острове?!
Стремительно светало. В предрассветной звонкой тишине слышимость была просто потрясающей, потому-то мне отлично были слышны не только обрывки разговора на лодке, но и крик кого-то на борту корабля, мол, наконец-то! Они, дескать, возвращаются! Понимая, что не все еще потеряно, и что еще можно пусть даже из обрывка какой-нибудь фразы что-то узнать, я еще сильнее напряг слух, и вскоре мне воздалось за мои старания. Среди плеска воды, рождаемом ударами весел о хрустально чистую гладь лагуны, и какого-то невнятного бормотания, (видимо, кто-то негромко пере¬говаривался между собой в лодке), я вдруг услышал громкое и от¬четливое:
- До чего же красиво смотрится, дьявол меня подери, со стороны наша красавица «Елизавета»!
У меня екнуло сердце: слава Богу! Я узнал, наконец то, что так хотел узнать!
- Да уж верно! На судне вроде бы и не замечаешь, а здесь... Снизу кажется, что мачты в самое небо упираются?
- Будет вам, ребята, языком плескать, - вновь послышался зна¬комый мне хриплый голос, - гребите! Сделаем дело - потом и бол¬тать будем.
- Так вроде бы уже сделали! Вон какой гостинец капитану ве¬зем! За такой подарочек он всех нас должен в любимчики записать!
- Во-первых, Джон Лоулхем тем и авторитетен среди берегово¬го братства, что никогда любимчиков не имел и не имеет, а во-вторых, дело сделано будет только тогда, когда мы благополучно погрузимся на «Елизавету», подымем якорь, поставим паруса да возьмем курс на Сент-Кэтрин, где нас, судя по словам капитана, срочно ждет какая-то выгодная сделка. Пока же рано успокаиваться. Может быть погоня
- Да какая погоня, боцман?! Для них мы словно снег на голову свалились. Они никогда не догадаются, что мы зашли, так сказать, с тыла.
- Ну не догадаются, да и слава Богу! Хватит болтать! Гребите!
Боцман был прав: лишняя болтовня, действительно, сыграла с ними злую шутку. Услышанное мною подсказало дальнейшие действия. Я принялся лихорадочно собирать сухие ветки, клочки высо¬хшего мха, и торопливо сваливать все это на кучу. Одна досада: у меня при себе не было ничего, чем я мог бы все это поджечь. Но мысли работали лихорадочно, потому-то решение было найдено незамедлительно. Конечно, мне пришлось немало помучиться, прежде чем я нашел камни, из которых можно было бы высечь ис¬кры, еще больше, когда я эти искры высекал, но в итоге добился своего: поначалу родился в клочке мха робкий язычок пламени, который потом разросся до огромных размеров, окутав причудли¬вой пляской огня всю наваленную мной кучу дров. Видя, что пер¬вая часть плана достигнута, я туг же принялся за осуществление второй: в костер полетели сырые ветки, прямо с листьями, от чего тут же повалил густой дым. Надеюсь, вы поняли, зачем я это сде¬лал? Мой расчет был таким; на дым обратят внимание те, кто воз¬можно уже пустился в погоню, и он укажет им путь предполагае¬мых поисков. Конечно же, я понимал, что сам дым еще ни о чем не говорит, но неужели же их не насторожит то, что он появился там, где его, по логике вещей, ну никак не должно быть.
А события разворачивались стремительно: рассвело почти уже окончательно, пираты, а в том, что это были именно они, я уже ни минуты не сомневался, погрузились на судно, которое, на ходу рас¬пуская паруса, медленно покидало лагуну. Видимо, те, кто оставал¬ся на посудине, не теряли времени даром, подготавливаясь к от¬плытию. Я с нарастающей досадой в душе следил, как корабль все стремительней набирает ход, все отдаляется от берега, все сильнее растворяется в далях горизонта.
Наблюдая за кораблем, я, тем не менее, непрерывно бросал в костер вперемешку сухие и свежие ветки, но, когда увидел, что судно почти скрылось за горизонтом, понял, что продолжать это занятие не имеет никакого смысла, потому-то и бросив все, поспе¬шил по знакомому мне уже пути вдоль берега, назад к гавани.
Я не брел так медленно, как это было несколько часов назад, а шел торопливым шагом, а иногда даже и бежал. Во время ходьбы я переводил дух после бега и в тоже время размышлял над тем, сви¬детелем чего мне довелось быть, сопоставлял и анализировал увиденное и услышанное. В принципе, мне все было ясно в этом деле, кроме одного, и, возможно, главного; что же натворили эти голово¬резы на острове? Было понятно, что они что-то похитили во дворце губернатора, но что? При чем здесь «отцово сердце», о котором упоминал боцман, и почему, собственно, оно должно «кровью об¬ливаться»? Выкуп какой-то… За что?
Признаться, после сопоставления этих слов у меня родилась догадка относительно того, что произошло, но мне, право, не со¬всем удобно ее излагать читателям, поскольку велик риск быть ос¬меянным вами. Скажете: вот, мол, «мыслитель»! Все сопоставлял да анализировал, а додумался до такой наивной глупости Действи¬тельно, моя версия была по-детски наивна: мне казалось, что зло¬умышленники похитили то ли куклы, которыми любила в детстве играть Луиза, потому-то они и были ей дороги, то ли иную дорогую ее сердцу вещь, вот и думают потребовать у губернатора выкуп, в надежде, что хныкающая дочь разжалобит его, отцово, сердце. На¬ивный мальчишка! Впрочем, в жизни я еще не сталкивался со столь вопиющим фактом человеческой подлости, потому-то мне и в го¬лову не пришло то. что случилось на самом деле. Как такое вообще могло прийти кому-то в голову?!
Все открылось по прибытию на пристань; где я сразу же заме¬тил суету. Я намеревался подойти к кому-либо с расспросами, но, как оказалось, делать этого и не нужно было: все вокруг только и говорили о случившемся, поэтому мне ничего не оставалось делать, как прислушаться к тому, о чем судачат люди. И услышал такое…
Вы знаете, я таки действительно рано, как это говорил когда-то губернатор, окунулся во взрослую жизнь. Тогда в истории с Джоушем Хантом, мне довелось одолеть злодея, с которым, вновь гово¬ря словами Его превосходительства, не удавалось сладить даже взрослым, умудренным жизненным опытом, капитанам. Вот и сей¬час, еще окончательно не повзрослев, я вновь сталкиваюсь со слу¬чаем, с которым не сможет совладать разум даже взрослого, ви¬давшего виды, человека. Впереди у меня целая жизнь. Уверен, что когда стану капитаном, мне не единожды придется сразиться со всевозможными злодеями и пиратами, с их многочисленным грузом невообразимых злодейств. Но уверен никогда впредь в своей жизни я не столкнусь с более гнусным преступлением, чем с тем, которое только что произошло. По той простой причине, что чего-то более гнусною и омерзительного на этом свете больше нет и быть не может! Пираты похитили Луизу!
Никто не знал, куда она делась! Все вокруг говорили только о том, что она куда-то пропала, и что ночью кто-то под покровом темноты проник во дворец губернатора. Конечно же, все связывали одно происшествие с другим и предполагали, что ее похитили. Но никто не знал - зачем и почему.
Ошарашенный услышанным, я стоял, словно вкопанный, на одном месте, не в силах сделать хотя бы шаг. Вот здесь-то и про¬изошло то, что направило события в совершенно другое русло. Ес¬ли бы я не услышал окрик на судне, готовящемуся к отплытию, не случилась бы вереница последующих событий, не произошло бы то, что произошло, не появилась бы на свет эта книга. Однако, это был наверное, перст судьбы. Одним словом, я услышал, да и увидел тоже, что от пристани отправляется в плавание какое-то торговое судно. Собственно, в этом нет ничего необычного: пускай себе плывут люди, куда они там надумали, какое мне до них дело. Соб¬ственно, и в том случае я бы наверняка отреагировал точно так же, если бы не услышал, куда именно они отправляются. Весь фокус в том, что судно следовало в Сент-Кэтрин!!!
Меня словно что-то подтолкнуло! Я, ничего не соображая, бросился к судну, в последний миг успел вскочить на него, невзи¬рая на протесты команды, а когда меня хотели-таки силой вышвырнуть оттуда, я стал просить и умолять всех, что мне очень нужно в Сент-Кэтрин и уверять их в том, что я оплачу место на судне. Монеты, поспешно извлеченные из моего кармана и заи¬гравшие на солнышке веселыми бликами, сделали свое дело: мне приказали не болтаться под ногами, и что потом мне, дескать, ука¬жут на уголок, где бы я мог приютиться на время плавания.
Это теперь-то я понимаю, что поступил более чем опрометчи¬во. Ладно, отправился в Сент-Кэтрин! Бог со мной, коль мне уж так приспичило! Но нужно же было хотя бы предупредить губернатора и все ему рассказать! Даже утешить его, и сказать, что его дочь жи¬ва (ведь в порту в разговорах ее некоторые уже мысленно хорони¬ли! И повернулся же язык) - это уже было бы большое дело! Я уж не говорю о том, что это могло бы значительно упростить поиск и спасение Луизы! Все это так, но лишь с учетом того, что об этом нужно сообразить, здраво рассуждая, имея ясный ум. В том-то и дело что «ясный»… Именно этого мне в ту минуту не хватало! Все¬го было в избытке: эмоций, бьющихся через край, энергия, выпле¬скиваемая наружу, желание свернуть горы на своем пути, отыски¬вая и спасая Луизу, но только не ясный ум. Да простит меня Его превосходительство, но никак не мог мой ум быть ясным, потому что помутился при первых же словах о похищении Луизы! Если и возникла в голове хотя бы одна толковая мысль, то энергия ее была направлена только в одном направлении: быстрее отыскать и удушить своими же руками этого мерзавца Джона Лоулхема и его свору!
За все время следования в Сент-Кэтрин я не думал ни о чем другом, как о похищении девушки, о которой, уверен, думал бы и без похищения. О ней невозможно было не думать, тем более сей¬час, когда она была в беде. Я представлял ее, терпящую лишения в заточении у этик мерзавцев, и сердце мое обливалось кровью. Ну, погодите, злодеи! Я до вас доберусь! Это было не простое чертыхание. Болтаясь в гамаке полутемного форпика, я, не смыкая всю на¬ступившую ночь глаз, думал не только о том, как я, все сметая на своем пути, освобожу Лизу, (о, пресловутая ребячья самоуверен¬ность и фантазия!), но и рисовал в своем воображении картины то¬го, как я отомщу негодяям за их мерзость. Элементарная пуля в лоб - это совершенно не то! Возмездие должно быть изысканным, я бы сказал, утонченным, и непременно ужасным. Чтобы они содрогну¬лись от ужаса того, что с ними будет, чтобы они осознали, сколь тяжкий грех взяли на душу, похитив девушку, да еще и со столь гнусной целью. Признаться, это возмущало меня больше всего. Ну не укладывалось это у меня в голове, и все тут! Взрослые должны уберегать детей от всяческих невзгод, а тут такое... Я вспоминаю отца, Я всегда чувствовал себя с ним, словно бы за каменной сте¬ной. Помню, как однажды в море нас настиг шторм. Я был тогда еще совсем мальчишкой и мало чем мог помочь отцу - я лишь ста¬рался не мешать ему и лишь наблюдал за его действиями. Я видел, как он буквально выбивается из сил, но мне казалось, что, борясь с волнами и ветром, он не столько старается довести лодку к спаса¬тельному берегу, сколько хочет укрыть меня от бури и непогоды. Своей широкой спиной он как бы укрыл меня от всех возможных невзгод и волнений, и это настолько успокоило меня, что я позво¬лил себе вздремнуть, согревшись между узкой щелью его плаща и тела. И это при том, что тогда мы были буквально на волосок от смерти!
А что происходит теперь? Взрослые и крепкие мужчины, в ко¬торых энергии столько, что каждого из них можно смело впрягать в плуг вместо лошади, чтобы вспахать землю, предательски, под по¬кровом ночи, крадут нежную и хрупкую девушку, фактически еще ребенка, чтобы потом потребовать за ее возвращение деньги! Как сопоставить эти два примера?! Да и сопоставимы ли они вообще?! Господи! Справедливый и Всемогущий! Ежели ты всевидящ, то как же ты позволяешь детям своим творить столь не богоугодные де¬ла?!
За такими вот размышлениями и провел я время следования в Сент-Кэтрин. Плавание, как мне тогда показалось, тянулось неимоверно долго, что вполне объяснимо: я весь сгорал от желания по¬пасть к намеченной цели побыстрее.

2.
Сент-Кэтрин встретил нас обыденным ритмом работ в тамош¬ней гавани. С одной стороны слышался скрип гашпуга, извлекаю¬щего из недр трюма соседней посудины доставленный груз, с дру¬гой - крик руководившего погрузкой на соседний корабль, отчитывающего нерадивых грузчиков за то, что те неправильно сложили и закрепили груз. Понимая, что на купеческом судне, дос¬тавившим меня сюда, делать мне уже нечего, я поспешно сошел на берег и сразу же принялся за розыски «Елизаветы».
Нашел я ее, действительно, быстро, почти сразу же. Она мирно покачивалась на волнах у самого пирса. Раньше мне казалось, что стоит только мне увидеть это ненавистное судно - я тут же брошусь на палубу, разметаю этих мерзких негодяев, сколько бы много их не было там, и спасу похищенную девушку. Однако сейчас, уви¬дев прохаживающуюся взад-вперед на юте и на баке охрану, я на¬чал понимать, что не все так просто и никаким наскоком дело сразу не решишь. Сила на их стороне, и какое бы огромное желание и благородные порывы не руководили мною, в конкретной схватке иногда очень многое решает количество сражающихся с одной и с другой стороны соперников, ширина их плеч и умение владеть оружием. Увы, как ни прискорбно было это мне осознавать, я представлял, что в данной ситуации превосходство на стороне пиратов, давно и надежно отточивших свое мастерство в многочисленных схватках.
Я стоял в нерешительности, не зная, что предпринять. Иногда наступал такой порыв, что я готов был броситься к этому судну, даже понимая, что я непременно погибну. Да! Да! Мне казалось, что я готов даже принять смерть от рук этих негодяев, лишь бы она это видела, лишь бы понимала, что на это я решился ради ее спасе¬ния, осознала благородство моего поступка и по достоинству это оценила. Собственно, что значит по достоинству? Я сам тогда точ¬но не мог дать ответ на этот вопрос, но мне казалось, что я был бы на вершине блаженства, если бы видел, как она с нежностью и бла¬годарностью смотрит на меня, обливается слезами и посылает в мой адрес пылкие слова признания. Господи! Все ли в юности столь одержимо помешаны на мечтаниях и романтике, или это я один такой мечтатель?!
Время шло, а я все вертелся на набережной невдалеке от «Ели¬заветы», наблюдал за всем происходящим на судне и возле него, но так и не смог определиться: что же мне предпринять? Видя сную¬щих туда-сюда по палубе вооруженных людей, я понимал, что нужно действовать с хитринкой и выдумкой. Однако легко сказать, а что нужно на самом деле придумать, чтобы попасть на судно, ну а потом уж действовать по обстоятельствам?
Чем дольше я бродил вокруг корабля, тем больше досада и беспокойство овладевали моей душой. Мне казалось, что я непро¬стительно расточительно теряю время, что мнимое спокойствие может быть обманчиво, что в любую минуту может случиться не¬поправимое: на посудине поднимут якорь, она уйдет в море, а я так и останусь здесь с носом. Нет! Этого нельзя допустить! Ну, тогда что же, черт возьми, предпринять?!
То ли волнение дало о себе знать, то ли напряжение последних дней, то ли то обстоятельство, что я буквально не смыкал глаз не¬сколько последних ночей, но я вдруг почувствовал такую уста¬лость, что в буквальном смысле слова ноги начали подгибаться, и мне казалось, что если я сейчас не присяду где-нибудь, то через минуту рухнусь на землю прямо здесь, где сейчас стою. Потому-то оглядевшись вокруг и увидев невдалеке нагромождение всевоз¬можных предметов, я не нашел ничего лучшего, чем усталым шагом добрести до бухты толстого пенькового каната, уронить на нее свое тело и шумно перевести дух. Да - это, наверное, нервы. Столько всего так сразу навалилось! Голова кругом!
Уткнувшись лицом в ладони, я долго тер кончиками пальцев разболевшиеся глаза, а когда наконец-то поднял голову и вновь взглянул на корабль, то крик отчаяния едва не вырвался из моей груди. Я увидел группу людей, поднимающихся на судно! Боже! Я упустил их! Ну, надо же! Столько бдил, а в самый нужный момент сплоховал! Понимая, что время уже упущено, я все же поспешил вновь к кораблю, однако, если сразу почти бежал, то затем с каж¬дым шагом двигался все медленней. Я просто не знал, что делать. Если раньше мне казалось, что стоит только увидеть упомянутое в ночном разговоре судно, то все решится как бы само собой. Сейчас же желание окликнуть этих людей неистово обуревало меня, но в то же время я мысленно задавался вопросом: а что я, собственно говоря, им скажу? Что я, мол, пришел освободить дочь губернатора, и что, дескать, если вы мне ее сейчас не отдадите, то я вам ох как подзадам?! Смешно! Наивно и смешно! Ох, и потешатся они надо мной?
Вот так, или примерно так, рассуждал я, застыв в нерешитель¬ности на месте и терзаясь мыслями: что же все-таки предпринять, когда вдруг услышал за своей спиной уже знакомый хриплый и неприятный голос:
- Да-а, не зря мы поспешали-то сюда: удачное дельце состря¬пал капитан! Теперь бы еще и за эту красотку урвать с губернатора приличный куш - тогда вообще можно было бы от удовольствия потереть руки!
Я оглянулся. Мимо меня проходили двое, которые, видимо, от¬стали от основной группы и один из которых, вне всякого сомнения, был боцман. Тогда ночью я его не видел, а только слышал голос, но сейчас, глядя на его толстые, лоснящиеся от жира щеки и отвисший живот, я подумал: именно таким я тебя и представлял! Вот ты ря¬дом, один из главных зачинщиков и исполнителей потрясающего своей гнусностью злодеяния! Я сейчас же могу броситься на тебя, схватить руками твою жирную шею, сдавить пальцами твой спрятавшийся в складках сала кадык и давить его, давить и еще раз да¬вить. Негодование на какое-то мгновение затмило мой разум, но в следующий миг я уже взял себя в руки. Что я этим добьюсь? Месть - местью, но в первую очередь нужно спасать Луизу! Так что же предпринять??
Пока я так рассуждал, эти двое прошли мимо меня в направле¬нии, как и следовало ожидать, «Елизаветы». Видя, что они уже на несколько шагов отошли от меня и что упускать, возможно, по¬следний шанс будет просто непростительно, я, еще не зная, что буду говорить, окликнул пиратов. Те остановились и удивленно посмотрели на меня; чего от них хочет этот безусый мальчишка? Я когда-то, еще раньше, слышал, что в пиковых ситуациях, когда че¬ловеку угрожает смертельная опасность, мозг человеческий спосо¬бен работать столь ускоренно, что может за какое-то мгновение просчитать преогромнейшее количество различных вариантов, как выйти из затруднительного положения и, в конце концов, находит один, как правило, самый оптимальный. Нечто подобное произош¬ло сейчас и со мной. Слова вмиг нашлись как бы сами собой, на лицо непроизвольно, как бы независимо от моего желания, наплыла гримаса растерянности, и с видом стушевавшегося простачка я вы¬дал боцману эдакий словесный перл:
- Прошу покорнейше простить меня, господа, но я вижу, что вы направляетесь к этому судну. Возможно, вы знаете кого-нибудь и подскажете, к кому бы я смог обратиться с просьбой наняться на службу на эту посудину?
Боцман от удивления вскинул брови:
- Да как же ты, малец, службу-то нести будешь? Ты, поди, не сможешь отличить грот от кливера?!
- Это я-то не отличу?! Да назовите хотя бы одну деталь на суд¬не, которую бы я не знал! «Не отличу грот от кливера»... Вам, мо¬жет быть, сказать, как они сочетаются в командах для матросов? Пожалуйста! «Брамсели и бом-брамсели на гитовы! Кливер и бом-кливер долой! Фок и грот на гитовы! На грот-брасы!»
Оба мои слушателя от удивления вскинули брови. Спутник боцмана не в силах был сдержать свои эмоции:
- Да он просто чертенок, Рольф! А нам как раз нужны люди! Если что, то и за юнгу сойдет...
- Погоди, Томас, не стрекочи! - Боцман пристально вгляды¬вался в меня, словно хотел заглянуть в самую душу. Под этим взглядом мне стало очень и очень неуютно. - А почему это ты, голубок, решил наняться именно на эту посудину?
Взгляд у боцмана был столь же холоден и неприятен, как и его голос. Но дело было даже не в том, что взгляд был неприятный. Он был подозрительный, причем настолько, что, мне казалось, будто он меня узнал и теперь только и ждет, что я проговорюсь об истин¬ной цели своего стремления на судно. Поначалу я даже растерялся, но через мгновение нашелся. Я понимал, что он не мог меня уз¬нать, потому что единственный раз, когда нас свела судьба, я был невидим в темноте под кустом, поэтому, напуская на лицо благодушный и невинный вид, продолжил свою игру:
- Да уж, думаю, нетрудно догадаться, господин, почему. Разве я один в этом возрасте брежу морем и сгораю от нетерпения убе¬жать от родителей при первой возможности на поиски приключе¬ний? Все дело только в одном: на чем убежать?! Меня не прельщает какое-нибудь корыто для перевозки угля или иного хлама. Плавать на угольщике - скука! Хочется раздолья и впечатлений! А это суд¬но, - я восхищенным взглядом окинул «Елизавету» до самых верхушек мачт, - само великолепное! Какая осанка! Как грациозно мачты вздымаются к небу? Нет! Что ни говорите, а на таком судне не грех и на край света пойти! Хоть в пасть к самому дьяволу!
Боцман все еще пристально смотрел на меня, но того напряже¬ния во взгляде, что было минутой раньше, уже не чувствовалось. Видимо, его удовлетворил мой ответ.
- Ну что же: в отношении иного не знаю, ну, а на счет «в пасть к дьяволу» - это я тебе обещаю! Пойдем!
Продолжая игру, я должен был показать боцману, что очень обрадован его приглашению, и обязан был изобразить на лице, со¬гласно сценарию, прилив радости. Но это был тот редкий слу¬чай, когда мои искренние эмоции совпали с теми, что я должен был нарочито демонстрировать. Победный крик взлетел над приста¬нью, и я вприпрыжку, приплясывая от такой удачи, направился вслед за боцманом и его спутником. Это было просто невероятно! Прошло всего несколько минут, и я уже ходил по палубе судна, куда, как мне казалось еще несколько минут назад, я мог пробиться только со страшным боем! А получилось все так легко и просто! Да, не зря нам не раз твердили в Академии, что иногда хитростью и смекалкой можно добиться гораздо большего, чем титаническими усилиями и кровопролитными сражениями, действуя напролом, примитивно и прямолинейно. Так вот случилось и сейчас. Это же нужно было придумать такое, чтобы наняться на службу! Впрочем, это не только моя заслуга - это еще и результат того, что мной был подслушан тот памятный для меня ночной разговор. И вот, пожа¬луйста, из услышанного я уже успел извлечь первые плоды в свою пользу. Вот так бы и дальше!
Лишь только я ступил на палубу пиратской посудины и бросил взгляд на первую попавшуюся дверь, мне тут же почудилось, что она через мгновение откроется и из нее выйдет Луиза. Я тут же представил, как подхвачу ее на руки, как кинусь к борту, но в следующий миг громкий голос за моей спиной прервал мои раз¬мышления:
- Что это за человек, Томас?
- Да это боцман продолжает команду набирать. Юноша вроде бы толковый. Рольф говорит, что и за юнгу он нам может сойти.
Я повернулся и увидел худощавого человека в высоких бот¬фортах и в длинном камзоле с кружевным воротником, пристально оценивающего меня взглядом. Но хотя вид у него был суров, я сра¬зу же заметил, что во взгляде его нет той подозрительности и придирчивости, которыми просто сквозил взор боцмана. Было такое ощущение, словно этот человек спешил куда-то и задал вопрос от¬носительно меня вскользь, как бы между делом.
- Хорошо. Пусть будет, коль боцман решил. Займи его делом - пусть проявит себя.
- Слушаюсь, капитан!
Капитан?! Я вновь взглянул на него, но тот уже шагал куда-то к корме, предоставив, таким образом, мне для обозрения лишь спи¬ну. Жаль, жаль, что я сразу не догадался, что это их главарь! Впро¬чем, что бы, собственно, изменилось? Хотелось посмотреть в глаза этому негодяю, опустившемуся до того, чтобы похищать детей. Для знакомства времени еще будет предостаточно. Я вдруг впервые отчетливо понял, что нужно отбросить к чертям свои наивные меч¬тания да фантазии по поводу легкого освобождения Луизы, а заняться этим осторожно, неторопливо и с оглядкой. Пора бы уже мне, глупцу, мысленно клял я себя, понять, что как только я начи¬наю мечтать о том, что подхватываю ее на руки и, сметая все на своем пути, освобождаю, то тут же возникает преграда, которая как раз и усложняет это само сметание.
- Пойдем, юнга, я подыщу тебе работу. Коль уж ты действи¬тельно такой умник в разговоре, то и в деле, возможно, проявишь такую же удаль. Пойдем!
Слово «работа» не совсем подходило для определения того, чем я занимался остаток дня до самого вечера, поскольку мне при¬шлось выполнять не одно задание, а преогромнейшее множество. Господи! Чем только не приходилось заниматься! Были моменты, что мне хотелось проклинать тот миг, когда я подошел к боцману, предлагая свои услуги, но через мгновение ругал себя за малоду¬шие. Ведь только так я мог попасть на это судно, только таким об¬разом я буду иметь возможность освободить Луизу. А что касается работы, так это мне не привыкать - на лодке в море вместе с отцом было еще тяжелее, но ведь я не боялся тех трудностей? Почему же сейчас я едва не раскис?! Такой вопрос мысленно задал я себе и тут же нашел на него ответ. Тогда предо мной стояла лишь одна задача, я спокойно делал свое дело, приближаясь тем самым к намеченной цели. Сейчас же, подумалось мне, меня не столько угнетала тяжесть выполняемых работ, сколько сжигало нетерпение поскорее заняться не этим, совершенно не нужным мне делом, а поисками девушки.
И еще одно обстоятельство смущало меня: тогда на пристани из разговора пиратов я понял, что они «состряпали» здесь какое-то выгодное дельце, стало быть, делать им в Сент-Кэтрин уже нечего, и они незамедлительно поднимут якорь и уйдут в море. Но наступил вечер, а никаких приготовлений к отплытию никто не предпринимал. Более того: я заметил, что команда стала перешеп¬тываться между собой о чем-то. Подходить поближе, вслушиваться в разговоры, чем можно было привлечь к себе внимание, а, следовательно, и подозрение, я не стал. Уж больно не хотелось выдавать себя. Нужно сказать, что я вообще все это время держался в тени, старался меньше обращать на себя внимание. Не встревал ни в ка¬кие разговоры, полагая, что все это облегчит мне выполнение заду¬манного. Помню, что я еще тогда сомневался, думал: а верно ли я поступаю? Возможно, стоит себя повести иначе? Наоборот, быть общительным и разговорчивым, что поможет войти в доверие ко¬манде и облегчит выполнение задуманного. Но какое-то внутреннее чувство подсказывало: нет, не стоит так себя вести! Теперь-то я понимаю насколько дальновидно я поступил, поведя себя на судне именно таким образом (имею в виду первый пример), а не иначе. Как это все облегчило потом исполнение роли, которая уготовлена была мне в будущем судьбой, и о которой я пока даже и не догады¬вался!
Вечером довелось увидеть капитана. Предводитель этой пестрой братии был далеко не духе. Он разразился на кого-то из матро¬сов разухабистой бранью, и я про себя отметил: да, видимо, дейст¬вительно, у них что-то тут не заладилось, коль у капитана далеко не лучшее расположение духа.
Вечером это подтвердилось и в разговорах среди пиратов. Уже почти полностью наступила ночь, и мы готовились ко сну. Кто за¬валился в свой гамак прямо одетым, кто даже обувь не снял. Иные стаскивали с себя как можно больше одежды, сетуя на душную ночь. До пояса обнажил свой торс и мой сосед, гамак которого был подвешен рядом с моим, и я не мог не остановить на нем свой взгляд, рассматривая жуткие шрамы на груди и на спине этого че¬ловека. Но тут же услышал рядом голос одного из пиратов:
- Смотри, Джонни, новенький глаз не сводит с твоих прелес¬тей. Не иначе, как приглянулись они ему.
Тот расплылся в улыбке, глядя на меня:
- Что, дружище, не привык к таким зрелищам? Вон какая ко¬жица у тебя румяная - прямо тебе паинька. Ничего! Придет время, и ты такими отметинами обзаведешься! Благо дело, повода у тебя для этого будет предостаточно! Немало славных дел нам еще предстоит.
Джонни завалился в гамак, вытянул ноги, смачно при этом крякнув, заложил руки за голову и, глядя в сумрак деревянного по¬толка, не спеша, растягивая слова, начал:
- Эти отметины напоминают мне о славных победах, которые посчастливилось пережить мне. Этот шрам на груди от сабли ис¬панца, которому я затем проломил не только голову, но и кирсару, которая, не устояв под страшным ударом моей абордажной сабли, треснула как орех. О-о-о! Много мы тогда золотишка выпотрошили с пузатого брюха ихнего галеона! Во где добыча была? Давненько нам не попадал вот так сразу одним махом жирный кусок! - Рас¬сказчик сокрушенно вздохнул. - На спине шрам от клинка одного негодяя, который затем отчаянно сожалел о содеянном. О-о-о? Это была целая история! Все произошло, когда мы подошли к Веракрусу...
В этот момент за спиной у меня послышался чей-то голос:
- Сочувствую тебе, братец. Нам-то он этими россказнями дав¬но надоел, а тут вдруг свежие уши появились. Замучит он тебя...
Произнесено это было довольно громко, поэтому сказанное услышали многие, в результате чего вокруг послышался легкий смешок. Я счел это подарком судьбы и поводом для того, чтобы прервать разухабистого рассказчика. Вообще-то я любил слушать всевозможные морские истории, но здесь, признаться, я искал по¬вода, чтобы увильнуть от выслушивания мерзостей, а то, что рас¬сказ хвастливого пирата превратится именно в подобную штукови¬ну - в этом я нисколько не сомневался. Как хотелось бросить в лицо рассказчику: «Чем ты выхваляешься?! Грабежами и убийства¬ми?! Может, ты и похищение детей считаешь подвигом и будешь потом нахвалятся, как ты...» Одним словом, я боялся не сдержать свой гнев, проговориться, чем и выдать себя. Потому решил не усу¬гублять ситуацию, а оборвать все сразу:
- Да я, братцы, и не думаю выслушивать бахвальства этого хвастунишки. По его рассказам он непобедимый герой, а сам про¬пустил кучу ударов, что и зафиксировали отметины на его теле.
- Что?! Щенок!
Мне хотелось ответить дерзостью этому мерзавцу, который натворил в своей никчемной жизни кучу гадостей, а теперь еще и грудь выпячивает, но, опасаясь, что ненужной для себя ссорой я усложню выполнение задуманного, а то и сорву все дело, я решил пойти на компромисс и загладить конфликт. Признаться, это реше¬ние далось мне с трудом, поскольку мне ох как не хотелось уни¬жаться перед тем, кого считал ниже себя. Хотя, об унижении, как мне кажется, и речи быть не может, поскольку вышел я из ситуа¬ции, на мой взгляд, вполне достойно. Я напустил на лицо благо¬душный вид, сладко потянулся, вытянувши руки за головой, и произнес:
- Ох, и устал же я с непривычки за день! Схожу по нужде - да и спать можно будет.
Я уже хотел было пройти мимо вски¬певшего пирата и, демонстративно, не обращая на него никакого внимания, последовать к двери, но вовремя понял, что это все-таки будет перебор. Он и так взбешен, а коли еще и выставить его на посмешище, то не исключено, что тот бросится мне вдогонку и при помощи своей абордажной сабли сделает с моей головой то же са¬мое, что некогда, если верить его россказням, сотворил с головой, а заодно и с кирсарой, испанца. Потому-то, перебарывая в себе от¬вращение к негодяю, я все же сделал примиряющий, на мой взгляд, жест.
- Ты уж прости, дружище, но мне сегодня действительно вы¬пал нелегкий денек. Наверное, всю черновую работу выполнил на посудине, которую, судя по запущенности, вы давно уже не делали. Так что доскажешь свою историю в другой раз. Я с удовольствием послушаю.
С этими словами я и направился к двери. Кто-то при¬свистнул мне вслед. Послышался возглас: «Да он наш человек, ре¬бята!» Но тут же прозвучал голос Джонни: «Да он щенок, Билл! О чем ты гово¬ришь?!» Но я уже их не слышал. Затворив за собой дверь, я поспешил на корму, чтобы тут же начать поиски Луизы. Понятно, что никакая нужда меня не беспокоила, а все сказанное было лишь поводом быстрее заняться тем, ради чего, собственно, я и напро¬сился сюда. Почему на корму? Да потому, что я почти не сомневался, что она там. Пусть с ней поступили грубо и бесцеремонно - вспомнить хотя бы, как ее доставляли на судно: пронесли мимо меня словно бревно, (прости меня Господи за такое сравнение! И повернулся же язык сказать такое!), завернутую в парусину, но сейчас-то они должны понимать, что должны беречь ее, чтобы затем за целую и невредимую получить выкуп. А где это лучше сделать? Конечно же на корме, там, где более уютно, там, где находятся са¬ми!
Но, приблизившись к кормовым надстройкам, я вскоре был глубоко разочарован. Группа офицеров, собравшись там, нето¬ропливо вела непринужденный разговор, и, судя по всему, нескоро собиралась его закончить. А вертеться там, выжидая удобного мо¬мента, было бы глупо, поскольку этим самым можно легко было навлечь на себя подозрение. Потому я не спеша побрел вдоль бор¬та, делая вид, что просто прогуливаюсь, дышу перед сном свежим воздухом, (интересно, приняты ли у пиратов подобные прогулки?), а сам тем временем прислушивался: не слышно ли, пусть даже и отдаленных, криков Луизы о помощи? Но ничего подобного, как ни напрягал я слух, до меня так и не донеслось, потому я и на¬правился назад к баку, где решил продолжить поиски, невзирая на то, что не очень-то верил, что пираты могли спрятать пленницу именно здесь. Однако, чтобы не терять время и проверить все и вся на этом судне, я начал поочередно заглядывать во всевозможные каморки и уголки, не говоря уже о более просторных помещениях. Как я и предполагал, хотя мне страстно хотелось обмануться в та¬ких предположениях, ее нигде не было,
Время шло, а результатов поисков не было никаких. Увлек¬шись этим занятием, я позабыл обо всем на свете, как вдруг мне в голову пришла мысль: а не обратят ли внимание мои сотоварищи по ночлегу на мое столь долгое отсутствие? Руководствуясь здра¬вым смыслом, я уже давно должен был вернуться и завалиться в гамак. Если бы не стычка с этим болтливым Джонни, то, возможно, никто бы и не обратил никакого внимания ни на меня лично, ни на мое долгое отсутствие. И нужно же было мне высунуться! Возмож¬но, кто-то особо охочий до наблюдения за всевозможными спорами нетерпеливо дожидается моего возвращения, чтобы посмотреть: не продолжится ли наша словесная перепалка и не выльется ли она в спор далеко не словесный.
Я снова чертыхнулся от досады, затворил очередную приот¬крытую мною дверь, за которой обнаружил очередную пустоту, и повернулся, чтобы идти к месту ночлега. Однако тут же содрог¬нулся от неожиданности. За моей спиной стоял Джонни (ну надо же! Я ведь о нем только что подумал!), и сверлил меня подозри¬тельным взглядом.
Первой же мыслью в моей голове пронеслось обреченное: «Ну, все! Попался!» Но, привыкнув в жизни пользоваться девизом «Нет безвыходных положений - есть только затруднительные!», что неоднократно помогало мне раньше находить выход, казалось бы, в совершенно обреченных ситуациях, я и на этот раз попытался, что называется, выкарабкаться. Правда, времени для размышлений у меня на этот раз было как никогда мало, поскольку сверливший меня подозрительным взглядом этот трижды мне ненавистный Джонни слишком продолжительное мое замешательство мог ис¬толковать как подтверждение того, что я действительно творил что-то недоброе, что и развязало бы ему руки. А в том, что он сгорал от желания поквитаться со мной - в этом я нисколько не сомневался. Но я мгновенно нашел выход из обреченной, казалось бы, си¬туации:
- Вот дьявол! - вновь чертыхнулся я, напустив на себя совер¬шенно безобидную гримасу. - Поди тут разберись в этой чертовой темноте да найди нужную дверь! Или это каюты да каморки на ва¬шей посудине так непонятно расположены, или это я от усталости да сонливости совершенно ничего не соображаю, но получается даже смешно; никак не могу найти нужную дверь, чтобы поскорее завалиться в гамак да дрыхнуть от души!
На Джонни жалко было смотреть. Мгновение назад зрачки его прищуренных глаз явно выдавали торжествующий блеск: мол, что, милок, попался?! Сейчас я тебе подзадам! Теперь же он выглядел явно растерянным, не зная, как поступить. То, что он полностью поверил сказанному - не подлежало ни малейшему сомнению. Ви¬дя его нерешительность и понимая, что нельзя выпускать инициа¬тиву из своих рук, я продолжил:
- Это просто удача, что ты здесь оказался! Видимо, твой желу¬док так же болезненно реагирует на это чертово варево, которым нас здесь потчуют. Впрочем, что мы попусту болтаем? Я с ног валюсь и мертвецки хочу спать? Проведи меня, Джонни, в наш уго¬лок. Да что ты стоишь, дружище?! Пойдем же!
Завалившись в гамак, я действительно вскоре уснул. Может быть, дало о себе знать напряжение прошедшего дня, может, успо¬коило чувство облегчения, что я только что избежал серьезных для себя неприятностей, если не сказать большее, а возможно, сознание того, что Джонни теперь не спускает с меня глаз, и повторять по¬пытку поиска пленницы было бы сейчас, мягко говоря, неразумно. Потому-то мне ничего не оставалось делать, как отдать себя в руки величайшего волшебника - сна, чему я, признаться, был очень даже рад. Поиски Луизы я смогу продолжить и завтра, а сомкнуть глаза мне хочется именно сегодня, сейчас, в сию же минуту. Помню, что, засыпая, я на миг подумал о превратностях судьбы. Действительно: чудно иногда в жизни устроено! Разве не парадокс: когда я плыл сюда, у меня было предостаточно времени, чтобы хорошенько ото¬спаться. Но я почти не сомкнул глаз, мечтая, как я буду спасать Луизу. Лишь бы быстрее добраться до цели и попасть на пиратское судно. Сейчас же я цели достиг, то есть добрался до Сент-Кэтрин, и попал на «Елизавету», но вместо того, чтобы всецело предаться поискам, я лежу в гамаке и думаю о том, как бы хорошенько вы¬спаться. Ну не чудеса ли?!
На следующий день уже с утра на судне закипела работа; гото¬вились к отплытию. Я стал прислушиваться к тому, о чем говорят пираты, и вскоре понял, что «визит» к губернатору, который, види¬мо, уже «созрел», чтобы хорошенько раскошелиться, придется от¬ложить на неопределенное время, а сейчас намечается плавание, которое займет «не один денек», цели которого еще никто из рядо¬вых команды не знал. Все это сильно озадачило меня. Еще вчера я утешал себя тем, что скоро наступит развязка. Пока пираты по воз¬вращению в Порт-Билстрой будут вести переговоры с губернато¬ром о выкупе, думалось мне, я непременно что-нибудь придумаю, освобожу пленницу, и вскоре она будет уже в объятиях отца. Благо дело, и берег, и отец будут находиться рядом. Правда, меня смущало, что роль моя в этом деле мизерно мала. Все ведь будет обстоять так, что вполне можно было бы обойтись и без моего участия: заплатит губернатор выкуп - и дочь снова возле него независимо от меня и моих стараний. Признаться, где-то в глубине души это меня немного огорчало. Мне хотелось проявить себя, сотворить нечто такое, чтобы Луиза в благодарность за содеянное бросилась мне на шею, начала шептать слова благодарности, чтобы глаза чтобы ее свети¬лись от восторга, глядя на меня. Прости Господи! Что это меня не в меру понесло в своих фантазиях?! О чем я говорил? Ах да! Так вот: хотя, если быть до конца откровенным, мне очень хотелось сотворить для спасения Луизы нечто особенное, но, понимая, что она продолжает находиться в серьезной опасности; я готов был уступить свои лавры эдакого героя-спасителя, лишь бы девушка действительно была поскорее освобождена. Потому-то услышав о предстоящем долгом плавании, я был не на шутку встревожен. Куда мы плывем? Что нас там ожидает? Как все сложится? И все это время пленница будет оставаться в ненавистной ей тюрьме! Нет, что-то нужно предпринимать! И предпринимать немедленно!
Но прошел день плавания, а затем и второй, а я до сих пор так ничего и не предпринял. Нет, я не сидел, сложа руки. Я за это время осмотрел едва ли не все судно, но следов девушки так нигде и не нашел. Осматривая каюты на корме, я, конечно, здорово рис¬ковал: а вдруг в одной из них находится кто-то из корабельного начальства? Что я отвечу на естественный в таких случаях вопрос? Уловка, которая прошла в случае с Джонни, на этот раз может и не пройти. Не может же офицер быть столь же глупым, как и этот пус¬тышка Джонни!
Как бы там не было, но время шло, а результатов никаких! Это сводило меня с ума! Вскоре все каюты на корме (а именно там, я был в этом уверен, ее должны были прятать!) были осмотрены, но никаких следов пленницы я так и не нашел. Оставалась, прав¬да, каюта капитана, однако, учитывая то, что он часами сидел в ней и работал над всевозможными картами и бумагами, я опасался совать туда свой нос, поскольку вероятность быть уличенным была очень высокой.
Осмотрел я все закоулки и в носовой части судна, но, с тем же успехом. Правда, оставалась не осмотренной небольшая каморка типа кокпита. На ее мощных дверях висел не менее увеси¬стый замок, однако я сильно сомневался в том, что девушку они могли бы держать там. Уж больно неуютным, расположенным ни¬же ватерлинии, было это место. Вряд ли они станут держать столь ценный в их понятии «груз» в таком безотрадном месте. Но тогда где же она?!
Однажды, выполняя какую-то работу на судне и размышляя тем временем и о Луизе, мое сознание вдруг сотрясла страшная догадка; а не держит ли пленницу капитан в своей каюте и не ис¬пользует ли ее для своих плотских утех?! Открытие для меня было столь потрясающим, что, невзирая на опасность, я все бросил и от¬правился прямиком в капитанскую каюту. Я был в столь возбуж¬денном состоянии, что об опасности совершенно не думал. Она, бедняжка, подвергается чудовищным домогательствам, а я, глупец, теряю время!
Стремительно проследовав к намеченной цели, я, уже было, уверенно протянул руку, чтобы в следующее мгновение резко от¬ворить дверь, однако голоса, доносившиеся из-за нее, заставили меня вмиг застыть на месте. Я вполне отчетливо услышал голос капитана:
- Стало быть, из всего этого мы сможем извлечь немалую пользу для себя, хотя поначалу, признаться, что все задуманное нашими компаньонами в Сент-Кэтрин не стоит и выеденного яйца!
На некоторое время в каюте воцарилось молчание. Я застыл, не дыша и не шевелясь, боясь сделать хотя бы малейшее неосто¬рожное движение, поскольку возможный неуместный скрип доски под весом моего тела мог выдать мое присутствие. И тут же я услышал хорошо узнаваемый скрипучий голос боцмана:
- Все это так, капитан, но, погнавшись за одной добычей, мы теряем вторую.
- Не понимаю... Что за вздор?! Какую такую вторую?
- Да я о пленнице, капитан...
- Да куда она, к дьяволу, денется?! Управимся с этим делом - потом и отправимся в гости к губернатору Порт-Билстроя, который к тому времени станет еще сговорчивей.
- Так-то оно так, предводитель, да только сомнения меня берут относительно пленницы...
- А что пленница?
- Да уж больно юна она да хрупка, чтобы вынести продолжи¬тельное для нее, не привыкшей к морской качке, плавание. К тому же поместили мы ее в такую дыру, что...
- Не понимаю, боцман, к чему ты клонишь? В няньки к ней хо¬чешь записаться? Коль ты такой жалостливый, то зачем похищал ее? Это ведь твоя идея с похищением и выкупом!
- Вот потому-то что моя, я и хочу довести ее до логического завершения! Боюсь, что в той норе, она Богу душу отдаст, и тогда плакали наши денежки!
- Так что ты предлагаешь?
- Предлагаю поместить ее на корме и содержать в более при¬стойных условиях.
- Да ты что рехнулся, боцман?! Возможно, ты ей еще и мою каюту предложишь, а мне прикажешь отправляться в кокпит?! - Послышался какой-то нечленораздельный звук, изданный боцма¬ном, который, по-видимому, пытался возразить капитану, но тот не дал ему договорить, продолжил решительным и, я бы даже сказал, зловещим тоном: - Вы же все знаете, как я уважительно отношусь к старым морским традициям! Не мной придумано не писаное пра¬вило: женщина на судне - не к добру! Я и согласился на эту затею с условием, что она будет спрятана подальше от моих глаз, да и ко¬манды тоже, чтобы получилось так, словно ее здесь и не было, для того, чтобы не гневить фортуну, которая до этого времени была к нам благосклонной. А что касается того, что она может околеть там, - капитан на мгновение замялся, а меня в это время всего передернуло, после столь противного самого по себе слова, но ко¬гда оно еще сказано по отношению к столь прекрасной девушке, - так это, скажу я вам, не меняет дела! Нам главное взять выкуп, а за кого, в смысле живого или мертвеца, это не столь важно. Главное, взять денежки и отбыть восвояси, а губернатор… Впрочем, чего зря болтать попусту? Этот вопрос решен! Давайте лучше решим, что мы скажем этим продажным чиновникам в Сент-Кэтрин? Они, ко¬нечно же, не раз оказывали нам немалую услугу, снабжая ценной информацией, относительно времени и маршрута передвижения судов и ценных грузов. Конечно, я предполагал, что рано или позд¬но, помимо своей доли от взятых призов, они потребуют и выпол¬нения каких-то особых их поручений. Однако, сдается мне, что из этого плавания мы сможем извлечь для себя большую пользу, не¬жели это думают умники из Сент-Кэтрин. Я думаю, что вы согла¬ситесь, было бы просто глупо открывать перед ними все карты и говорить об истинных масштабах прибыли в этом деле.
Я понял, что самое интересное мною уже услышано, и оставаться здесь дальше - это значит подвергать себя излишнему, абсолютно неоп¬равданному, риску. Этот риск, тем более, излишен был сейчас, когда я уже знаю совершенно точно, где они прячут Луизу, и теперь главное - освободить ее, а их грязные делишки вместе с продаж¬ными чиновниками из Сент-Кэтрин меня абсолютно не интересуют. Я тихонько, на кончиках пальцев, отошел от двери и направился к палубе. Но если сюда я спешил, не обращая внимания на то, что творилось вокруг, то теперь я шел не торопясь, но, стараясь убе¬диться: никто не наблюдает за мной. Возможно, кто-то мог заме¬тить, как уверенно я шагал несколько минут назад на корму, и это его насторожило, а теперь дожидается моего возвращения, чтобы понаблюдать: чем же все закончилось. Но ничего для себя опасного я не обнаружил. Правда, когда мой взгляд скользнул по Джонни, который, помогая такелажному мастеру, ворковал над одной из снастей, мне показалось, что он еще мгновение назад ук¬радкой смотрел на меня, и лишь только я глянул в его сторону, он быстро опустил глаза. Но я был уверен, что это мне показа¬лось, да и думать в эту минуту ни о чем не хотелось, кроме как о Луизе и о том, чтобы быстрее проникнуть сквозь заветную дверь. Потому-то я и не придал этой детали большого значения.
И все же как ни сгорал я от нетерпения поскорее приступить к осуществлению задуманного, решил на некоторое время продол¬жить прерванную раньше работу и осмотреться: все ли спокойно. Занимаясь делом я, конечно же, не забывал время от времени по¬глядывать по сторонам: все ли хорошо. Мне казалось, что да, если не считать несколько косых взглядов Джонни в мою сторону. Впрочем, это еще ничего не означало. Ведь все, в том числе и он, и я, в процессе работы время от времени посматривали по сторонам, переводили дух, - кто разминал спину, кто делал глоток-второй свежего морского воздуха. Такие паузы были своего рода малень¬кими передышками в работе Потому-то убедившись, что особо на меня внимания никто не обращает, стало быть, ничего мне угро¬жать не может, я не спеша направился на бак.
Спустившись по первым же подвернувшимся на моем пути ступенькам и исчезнув при этом из поля видимости остальных, я хотел сразу же броситься со всех ног к вожделенной двери. Но чувство тревоги заставило меня остановиться. А что если Джонни смотрел на меня неспроста? Ведь я помню момент той памятной ночи у одной из дверей, где я был застукан этим занудой. Что бу¬дет, если эта же сцена повторится и сейчас? Конечно же, теперь, когда передо мной четко виднелась цель, я не стал бы церемонить¬ся с ним и вполне бы мог всадить клинок в его грудь, добавив к его многочисленным шрамам еще один, на этот раз, надеюсь, уже по¬следний. Однако, по той же причине мне и не хотелось рисковать. Ведь смерть Джонни могла все испортить. Нет! Все-таки нужно оглядеться!
Я прошел к другому борту судна, поднялся по другой лестни¬це, но не выходил на палубу, а стал, еле высовываясь из своего ук¬рытия, наблюдать за Джонни. Тот продолжал заниматься своим делом, однако теперь уже не изредка, а довольно таки часто стал поглядывать на то место, где я минутой раньше скрылся из его поля зрения. В том, что он высматривал там меня, я уже почти не сомне¬вался. Уж больно пристальным было это внимание.
Прошла еще минута, и теперь уже он вовсе не отрывал взгляда от ступенек, по которым я спустился в подпалубное помещение, а еще через минуту он все бросил и едва ли не побежал к манившему его месту. Все было предельно ясно. Я подождал еще мгновение, пока он начнет спускаться, чтобы он не увидел меня, и в следую¬щее мгновение, поднявшись по второй лестнице, спокойно зашагал по палубе и принялся за прерванную работу. Краешком глаза я, естественно, поглядывал и на бак, где вскоре должен был показать¬ся Джонни. Его пока что не было: он наверняка был в это время внизу, отыскивая меня, в надежде застать на горячем. Ожидая его возвращения, я продолжал свою работу и в то же время размышлял о случившемся. Сколько бы не был огромным мой гнев, клокочу¬щий в эти минуты у меня в груди, происшедшее показало - на¬сколько все-таки нужно быть осторожным, чтобы не вызывать из¬лишних подозрений и не испортить этим самым задуманное. Пусть этот чертов шрамоносец трижды подозрителен в отношении ко мне, но ведь за последние дни он не доставлял мне никакого беспо¬койства. Сейчас же, по всей видимости, он, наверное, обратил вни¬мание на мое столь странное поведение. Ведь, направляясь на кор¬му, я почти бежал, и это, вне всякого сомнения, вызвало у него подозрение. Да, твердил я себе, давать волю эмоциям все-таки не стоит. Да, конечно же, нельзя сидеть сложа руки, а нужно что-то предпринимать. Но прежде, чем это сделать, нужно все трижды взвесить, а потом уже осуществлять задуманное. Причем, действо¬вать при этом нужно осторожно, что называется, с оглядкой. Я повторял эти слова, словно заклинание. Если не хочешь - твердил я себе, - чтобы все получалось наперекосяк, как вот сейчас, то впредь, дорогой, поступай осмотрительно.
Вскоре с бака показался Джонни. Он оторопело уставился на меня, а я с беззаботным видом продолжал заниматься своим делом, как ни в чем не бывало. Мало того. В дальнейшем я совершенно определенно не смотрел в сторону этого человека, чтобы не вызы¬вать у него излишнего подозрения, да и теперь он, по большому счету, был для меня действительно неинтересен. Какая мне разни¬ца, будет он сейчас за мной наблюдать или нет - я ведь пока что не собираюсь ничего предпринять. Будет намного благоразумней использовать ближайшее время для осмысления дальнейшего плана действий и учета всех деталей, чтобы впредь избежать всевозмож¬ных накладок.
Но время шло, а ничего путного придумать я так и не мог. Освободить ее из коморки, служащей для нее тюрьмой, я, конечно же, мог. Сорвать замок или вышибить чем-нибудь тяжелым дверь - не такая уж большая проблема. Ну, а дальше-то что? Ведь весь ужас заключался в том, что тюрьмой для нее был не только кокнет, а и весь корабль в целом! Вырвется она из замкнутого мирка подпалубного помещения - но ведь это не означало для нее свободу! Нужно бежать из «Елизаветы» - это совершенно очевидно! Но как это сделать, если вокруг океан?! Все спасение в суше, а пристанем к берегу, как я понял из разговоров пиратов, мы не скоро. Тогда что же делать?!
Признаться, у меня была мысль, освободив Луизу, спустить незаметно для остальных среди ночи лодку с борта и пуститься на веслах прочь от пиратского судна подальше. Но идея эта была очень рискованная даже для такого случая, если бы участвовал в побеге я один, но подвергать опасности жизнь Луизы - это уже бы¬ло то, чего я себе не мог позволить ни при каких обстоятельствах! Ведь вокруг был безбрежный океан.
С камбуза стали доноситься запахи жареного лука, рыбы и жи¬ра, что подсказывало о том, что скоро для нас предстоит весьма приятная процедура. И тут я снова вспомнил о Луизе. А кормят ли ее? Возможно, она, бедняжка, там умирает от голода, а я тут раз¬мышляю черт знает о чем, строю далеко идущие планы, в то время как она, возможно, изнемогает уже там из последних сил, и помощь моя ей необходима не когда-то там со временем, а прямо сейчас, в сию же минуту? Я едва не бросился бежать к ней, как во время вспомнил о недавней своей оплошности. Нет! Больше привлекать к себе внимание я не намерен! Прежде чем отправиться к ней, нужно хорошенько осмотреться, убедиться, что все спокойно и что этот настырный Джонни не косится в мою сторону. Я украдкой взглянул на него. Тот, видимо, давно успокоился, потому-то, не обращая ни¬какого внимания на меня, вместе с остальными поспешил на камбуз - предстоящая трапеза, видимо, занимала его в это время намного больше, нежели моя скромная персона. Грех было не воспользоваться благоприятным моментом и не проскользнуть незаметно к заветным дверям.
С каждым шагом сердце мое стучало все сильнее и сильнее, а когда достиг заветной цели и, затаив дыхание, стал прислушивать¬ся, что там творится по ту сторону плотно сбитых грубо тесаных досок, то оно от волнения вообще готово было выскочить из груди. За дверьми, как долго я не прислушивался, не было слышно абсо¬лютно никаких звуков. Такое ощущение, что там вообще никого не было. Я осторожно постучал. В ответ - тишина. Я постучал еще громче - с тем же успехом. Я не на шутку разволновался: а что если она уже... Нет - нет! Этого не может быть! И что это я, собственно, так робко стучу? Чего это я опасаюсь? Да и кто кроме нее может быть за дверью?! Я постучал вновь, но на этот раз уже со всей си¬лы, громко окликая ее при этом. На этот раз я услышал легкий скрип и какие-то шорохи. Но через мгновение вновь воцари¬лась тишина. Я снова окликнул ее по имени. Послышались легкий скрип досок и шорохи приближающихся шагов, но у самой двери они умолкли. И снова воцарилась напряженная тишина. Однако это уже нисколько не смущало, поскольку теперь я уже не сомневался, что Луиза стояла по ту сторону двери и прислушивалась в ожида¬нии дальнейших событий. Да, видимо, здорово ей здесь все-таки досталось, коль она с такой опаской относится ко всему происхо¬дящему.
Молчание Луизы объяснялось в моем понятии тем, что она не узнала мой голос. В первый момент это меня даже немного огорчи¬ло, но у вашего покорного слуги хватило сообразительности понять, что так, в принципе, и должно было произойти. Ведь если даже она и узнала мой голос, то имела полное право сказать сама себе: «Нет - это мне, наверное, почудилось! Ну, как, скажите на милость, этот юноша мог оказаться здесь?!» Потому-то я, чтобы не терять времени, поспешил все расставить на свои места:
- Луиза! Это я - Джимми! Отзовитесь! Прошу вас! За дверьми послышался какой-то нечленораздельный звук, словно она пыталась что-то сказать, но от волнения сорвался голос. Я, чтобы не терять время и убедить ее окончательно, затараторил скороговоркой:
- Мы не так давно гуляли с вами в вашем саду, а ваш отец все сокрушался и заботился о моем зрении. Это я, Луиза! Отзовитесь!
- Джимми! Боже правый! Как вы здесь оказались?!
Голос у нее был столь слаб, измучен и тих, что у меня больно сжалось сердце.
- Я пришел освободить вас, мисс Луиза! Потерпите! Я непре¬менно что-нибудь придумаю, и совсем скоро мы покинем этот ко¬рабль.
- Господи! Джимми! - Дверь шелохнулась, видимо, Луиза уперлась в нее руками. - Я уже думала, что мне суждено будет умереть в этой грязной и душной каморке! Неужели вы... - Мне показалось, что она сейчас заплачет. - Да разве же можно отсюда убежать? Судя по непрекращающейся, этой чертовой, прости меня Господи, доведшей меня до исступления, качке, мы находимся сей¬час посреди океана! Как же отсюда можно убежать?!
Я не мог не отдать ей должное, что даже в такой непростой си¬туации она не разучилась трезво рассуждать. Однако нужно было во чтобы то ни стало успокоить ее. Ведь я понимал, что помимо физических страданий, она в не меньшей мере претерпевает и от моральных, поэтому крайне необходимо, чтобы она успокоилась, собралась с духом, что в дальнейшем, при побеге, очень и очень будет нелишним.
- Не беспокойтесь! Я уже все придумал, - неожиданно для са¬мого себя почему-то соврал я, - нам главное достичь берега! А там... - Внезапно меня осенило - Придумал! - Почти что есть мочи закричал я. - Придумал! Потерпите, прошу вас! Осталось совсем немного!
- Что вы придумали, Джимми?
Мне показалось, что где-то там далеко наверху послышались чьи-то голоса, смех и шум. Наверное, пираты, завершив трапезу, разбрелись по палубе. Понимая, что рисковать зря нет смысла, я перешел к скороговорке:
- Все! Я буду уходить! Нас могут застать! Я немедля сделаю то, что задумал, и скоро мы будем иметь возможность покинуть эту чертову посудину! - И опасаясь, что она перебьет меня ненужны¬ми, отнимающими время, расспросами, я продолжил еще быстрее: - Сейчас вам нужно запомнить главное: для побега нужны силы! Со¬беритесь? Не падайте духом! Не отказывайтесь от пищи, если они вам ее приносят. Кстати: приносят они вам ее или нет?
- Ну, если можно это назвать пищей...
В это время послышались какие-то шумы, и, как мне показа¬лось, не так уж и далеко. Нужно было немедленно уходить. Я толь¬ко и успел прошептать в щель двери: «Ожидайте! Скоро все решит¬ся!» и быстро покинул это место. Сделав несколько шагов по темному узкому проходу, я свернул по направлению к лестнице, которая должна была вывести меня на палубу, однако тут же заме¬тил, как навстречу мне движется огромная фигура кого-то из пира¬тов. Комплекция этого человека была настолько огромной, что буквально заслонила мне светлый проем выходной двери, к которому я направлялся. Сердце мое сжалось в дурном предчувствии. Спра¬виться с таким громадиной будет крайне непросто. Единственное утешало то, что это был определенно не Джонни. Так что была на¬дежда, этот пират не обязательно следил за мной. Возможно, он просто случайно попал сюда. Поэтому я не стал обращаться в бег¬ство или предпринимать какие-либо другие необдуманные и опро¬метчивые решения, я продолжал спокойно, как ни в чем не бывало, продолжая свой путь. Единственное, что я предпринял - это приго¬товился к отражению нападения, поэтому и мобилизовал всю волю и внимание до предела.
За все время, что я провел у двери пленницы, мои глаза при¬выкли к темноте, поэтому теперь, направляясь навстречу свету, я видел только темные очертания фигуры двигающегося на меня пи¬рата, и, естественно, не мог разглядеть лица, чтобы понять, кто предо мной и что мне нужно ожидать от этого человека. Правда, возможно, даже и разгляди я его - это ничего бы не дало для меня, поскольку я еще мало кого знал на корабле, собственно как и меня тоже. В этом тоже был мой шанс на случай, ежели этот человек попал сюда случайно, а не задался целью выследить меня.
Когда мы поравнялись, я ощутил едва ли не целую волну эмо¬ционального прилива, ожидая, что сейчас будет резкий выпад в мою сторону, а, следовательно, и неизбежная схватка. Однако пи¬рат преспокойно последовал дальше, и только теперь я заметил, кто это был. А это был один из коков, который нёс еду, и я сразу же понял, кому она предназначалась.
Вздохнув с облегчением, что все так благополучно разреши¬лось, я отправился на палубу и стал ожидать удобного момента, чтобы воплотить в реальность задуманное. Мне хотелось отпра¬виться прямо сейчас в помещение, где хранились бочки с питьевой водой, но чувство осторожности заставляло меня не торопить¬ся, а выждать и выбрать самый благоприятный момент. Поспеш¬ность и не до конца обдуманный порядок действий уже не раз при¬водили к грани срыва задуманного.
Прошло немало времени (немало в моем понятии, в понятии человека, сгорающего от нетерпения сделать то, что задумал), пока я наконец-то не выбрал благоприятный момент и не проник в по¬мещение, где хранились запасы питьевой воды. Предшест¬вующее этому время я усиленно обдумывал и соображал: что бы такое, в виде порошка или жидкости, можно было бы найти на ко¬рабле, чтобы этим снадобьем испортить питьевую воду? Поэтому, когда я проник к бочонкам, я принес с собой то, что должно было помочь мне в моем, может быть, и сумбурном плане, но, в моем тогдашнем понятии, единственно верным. Ведь я рассуждал так: побег возможен только тогда, когда мы пристанем к берегу. К ко¬нечной цели своего плавания, как я понимал, мы прибудем не ско¬ро, поэтому нужно сделать нечто такое, чтобы нарушить планы пиратов и заставить их повернуть к ближайшей суше. Что может их заставить это сделать? Я рассуждал так: без питьевой воды в плава¬нии никак нельзя - нечем утолить жажду, да и приготовить еду для команды, а тем более для офицеров, которые более изнежены в этом плане, будет не из чего. Стало быть, нужно будет повернуть к ближайшей суше, чтобы пополнить запасы пресной воды. И хотя план мой казался мне отчаянным и даже глупым, к моей огромной радости получилось так, как я и предполагал! Корабельное началь¬ство вовсю ругало недобросовестных поставщиков пресной воды, которая испортилась и протухла неоправданно рано, поэтому я с ликованием в душе наблюдал, как мы, изменив курс, направились к ближайшему острову, у берега которого вскоре бросили якорь.
Когда в числе других я был отправлен на берег за водой, то не мог не обрадоваться больше. Это же хорошо: осмотрю местность, где, согласно моим планам, нам с Луизой придется провести неко¬торое время. Но, здесь на острове, уже после того, как мы высадились, произошел разговор, который сильно озадачил меня. Дело в том, что вместе с нами на берег отправился и боцман, кото¬рый руководил работами. Мне казалось, что все это время он не сводит с меня глаз. Возможно, что это преувеличение, но то, что я, несколько раз взглянув в его сторону, наткнулся на его проница¬тельный взгляд - это совершенно точно. Закончилось все тем, что, подойдя ко мне, он как бы ненароком начал расспрашивать меня, кто я, с каких краев родом, чем раньше занимался. Я отвечал спокойно и непринужденно, с беззаботным видом на лице, хотя внут¬ренне, нужно признаться, испытывал колоссальное волнение. Я мысленно ругал себя, что не приготовился к такому, вообще-то ло¬гическому вопросу раньше. Действительно: неужели нельзя было сообразить, что его рано или поздно кто-нибудь на корабле мне мог задать?! Вслух отвечал то, что придумал тут же, экспромтом, прямо на ходу. Получилось все вроде бы неплохо, и со стороны, как мне самому казалось, все выглядело вполне правдоподобно, однако, выслушивая мои россказни, боцман не сводил с меня сверлящего, как бы испытывающего взгляда.
Я вновь занялся своим делом, но, видя, что тот продолжа¬ет изучать меня, заволновался: к чему бы это? Не заподозрил ли он меня? Не раскроется ли сейчас все так тщательно, казалось бы, мной задуманное? Не сорвется ли наш побег? Мне так по¬нравились мои придуманные ответы (ей Богу, мне раньше никогда не доводилось так чистосердечно врать, выдавая себя при этом за невинного ягненка! Разве что, пожалуй, в случае со Зловещим Джоушем), что я решил продолжить эту игру и вместо защиты из¬брать тактику нападения. Я бросил свое занятие и, выпрямившись, посмотрел боцману прямо в глаза:
- А что это вы, сэр, на меня так смотрите? Я отныне такой же член команды, как и все остальные, и непременно в первом же бою докажу на деле, что заслуживаю уважения наравне со всеми! Вы хотя и записали меня в разряд юнги, но я чувствую себя зрелым бойцом и, скажу по правде, мне не нравится, что вы мне не дове¬ряете!
Возможно, моя уверенность, граничащая с дерзостью, возмож¬но, что-то иное, о чем я не догадывался, возымело действие на боцмана, но он, как мне показалось, не выдержал моего долго¬го и настырного взгляда и прохрипел своим привычным скрипучем голосом:
- Может, в будущем ты, действительно, докажешь, что умеешь постоять за себя в сражении, - и, измерив насмешливым взглядом мою не столь внушительную, по сравнение с ним, комплекцию, с ехидцей усмехнулся, - в чем я, разрази меня гром, здорово сомне¬ваюсь. Но сейчас я вижу совсем обратное! Ему не нравится, видите ли... А мне не нравится, что когда на судно приходит новенький, то случается нечто такое, чего еще никогда с нами не происходило!
- Что вы имеете в виду?!
- Воду испорченную и имею, голубок! Никогда она у нас так рано не портилась! Что-то здесь не так! Возможно, это дурная при¬мета, а возможно, и что посерьезней.
Я сделал большие от удивления глаза:
- О-о-о... Да я вижу, мы сейчас договоримся до того, что я окажусь в ответе и за то, что у вас когда-то в детстве чирей на си¬дячем месте выскочил! Хорошенькое дельце!
И я, изобразив на лице крайнюю степень возмущения, продол¬жил заготавливать пресную воду, демонстративно не обращая ни¬какого внимания на боцмана. Тот еще постоял некоторое время, наблюдая за мной, а затем оставил в покое. Но мне самому было явно не до покоя, Я понимал, что боцман подозревает меня, а этот человек гораздо опасней пустышки-Джонни, поэтому нужно вести себя еще более осторожнее. А что если теперь я окажусь еще под более строгим наблюдением, и побег таким образом сорвется? Нет-нет! Только не это! Я даже не хотел об этом и думать!
Наполнив бочки свежей водой из чистого ручья, который оты¬скали на острове, мы усердно взялись за весла и направились вновь на корабль, а я, украдкой взглянув в сторону боцмана, невольно улыбнулся сам себе: ну и обнаглел же я! Натворил дел, поддал ра¬боты всей команде, а вместо того, чтобы помалкивать, признавая, пусть даже мысленно, свою вину, еще взял да и надерзил фактиче¬ски второму после капитана начальнику на судне! Я удивлялся своей смелости, но ни в коей мере не сожалел о случившемся. Конечно, я мог в который раз пострадать за свой язык и несдержанность, однако мне так хотелось хоть немного насолить человеку, который является главным зачинщиком и исполнителем этой вопиющей истории с похищением Луизы.
- Шевелитесь, черти! Шевелитесь! - Подгонял нас капитан, ко¬гда мы стали поднимать бочонки на судно.
Поздним вечером, когда мы доставили с острова на судно вто¬рую партию бочонков и завершили все подъемные работы, капитан тут же, не дожидаясь рассвета, дал команду к отплытию, отменив из-за нехватки времени остальные рейсы за водой, которые вначале планировалось провести в течение двух дней.
Я понял, что это мой шанс! Лучшего момента для побега труд¬но было и придумать! Тем более, что команда без отдыха трудилась целый день, все сильно проголодались, поэтому был отдан приказ: ставить паруса будем сразу же после принятия пищи. Излишне говорить о том, что это было мне на руку, и я с необыкновенной ра¬достью, впрочем, как и с волнением в душе, увидев, что палуба опустела и все поспешили к заветным тарелкам и мискам, напра¬вился к знакомой двери.
Спеша вниз по темному проходу, я был переполнен чувствами: сейчас я освобождаю пленницу, мы покидаем судно, она бросается мне на шею со словами благодарности за совершенный мной под¬виг. Я дал волю эмоциям, не подумав о главном, и вскоре ругал себя за поспешность. Неисправимый фантазер! Сколько уже раз я, предавшись мечтаниям, забывал о главном. Так вот и сейчас: с тру¬дом найдя в темноте дверь и окликнув Луизу, я уцепился за огром¬ный навесной замок, фиксировавший массивный металлический засов в закрытом положении, отчаянно дернул его пару раз руками и с возрастающим в душе негодованием на самого себя понял: ка¬кой же я все-таки болван! Как же можно было не подумать о главном и не запасти заблаговременно какой-то предмет, с помо¬щью которого я смог бы взломать засов?
Утешив Луизу, чтобы не волновалась и приготовилась к побе¬гу, я вновь отправился назад в поисках подходящей для задуманно¬го штуковины. Мне хотелось плакать от досады и обиды на самого себя! Ведь время неумолимо уходило, а, учитывая то, что на судне спешили с отплытием, долго трапезничать никто не будет, и уже совсем скоро вокруг начнут появляться пираты. Промедление в нынешнем случае смерти подобно! Поэтому я с удвоенной энерги¬ей искал что-либо подходящее для взлома замка, но ничего стоящего под руки не попадалось. Хотелось плакать от досады!
Издалека послышались приближающиеся голоса. Сердце уча¬щенно забилось. У меня совсем не оставалось времени для осуще¬ствления задуманного! Я схватил в одну руку абордажную саблю, а в другую случайно подвернувшийся обломок какой-то металлической конструкции, которым, по моему разумению, можно было сбить или вывернуть замок, и вновь помчался к заветной двери.
Сабля, как я ею не ковырял замок, так ничего путного и не да¬ла, поэтому я вскоре отшвырнул ее в сторону и, схватив обеими руками металлический стержень, принялся что есть мочи ударять по замку. И хотя мое орудие труда выглядело массивным, но еще более массивным был замок, который и не собирался сдаваться на мою милость. Чертыхнувшись, я попытался продеть стержень в ухо замка и круговыми движениями вырвать его вместе с засовом от двери. Но язычки засова были столь же массивными, как и сам замок, щель между ними была незначительная, поэтому стер¬жень никак не хотел, как я не старался, проникать туда, что лишало меня всяческой надежды на осуществление задуманного. Мною ста¬ло овладевать отчаяние.
Тем временем, голоса наверху слышались все сильнее: это от¬давались команды для подъема якорей и постановке парусов, и вскоре я уже ощущал, пусть пока что и легкие, но уже вполне раз¬личимые признаки того, что судно пришло в движение. Это был почти конец! Чем дальше отдалялись мы от берега, тем меньше шансов было спастись!
И вдруг я услышал за спиной шаги! Они были еле слышны и, хотя шума на палубе было немало, я сразу же понял различие одних звуков от других. Если одни были отдаленные, то эти были недале¬ко, рядом, совсем рядом! Кто-то находился здесь же, в под палуб¬ных помещениях, и, по всей видимости, направлялся сюда! Ошелом¬ляющая догадка взбудоражила меня! Я поспешно собрал свой инструмент, отбежал немного в сторону и спрятался за какой-то выступ, подвернувшийся на моем пути. Затаив дыхание, я украдкой наблюдал за дверью: подтвердится ли мое предположение?
Вскоре шаги послышались совсем близко, и по деревянным стенам запрыгали светлые отблески, а еще через мгновение пока¬зался знакомый уже мне помощник кока с едой; которую он нес в правой руке. В левой же, поднятой над головой и выдвинутой чуть вперед, он держал фонарь. Поставив и то и другое на пол возле двери, он достал ключи и принялся открывать замок. Понимая, что настал самый подходящий момент, я крепче сжал в руке абордаж¬ную саблю и сделал уже было осторожный шаг по направлению к противнику, однако тут же остановился. Причина замешательства была в одном: а действительно ли он противник? Да, я понимал, что он один из пиратов, да, я понимал, что от моих действий и от того, как быстро и слаженно они будут выполнены, зависит наша с Луи¬зой судьба. Но я понимал и то, что у меня сейчас в руках была жизнь человека. Мне раньше еще никогда не доводилось обрывать чью-то жизнь, поэтому нетрудно понять мое замешательство. Мо¬жет, кто-то скажет: а как же случай, описанный в упомянутой мною книге? Да, я помню, как подавал ядра канониру, посылающему их в направлении «Повелителя», настигавшего нас. Но ведь тогда была совершенно другая обстановка! За нами гнались отъявленные него¬дяи, которые сыпали в наш адрес проклятиями и грозились никого не оставить в живых! К тому же, я только поспевал подносить ядра канониру и не видел ужасных картин разрушения и смертей, кото¬рые приносили эти выстрелы. Для меня все это происходило как бы далеко, в другом мире, без моего участия
Сейчас же я должен был обрушить абордажную саблю на го¬лову этого человека собственноручно, стать виновником человече¬ской смерти уже не косвенно, а в самом прямом смысле слова. Может, кто-то это мое замешательство воспримет как слабость, но буду до конца откровенным: подумал я в тот миг и о том, какое неприглядное зрелище будет вызывать голова этого несчастного после страшного удара, и мне стало не по себе. Но не столько это беспокоило меня, сколько сознание того, что я могу загубить безвинную душу. Пират и безвинная душа - улыбнетесь вы?! Так-то оно так, но насколько я понимал, дальше своего камбуза этот человек никогда не заглядывал и ничем иным, кроме как приготов¬лением пищи, никогда на этом судне не занимался. Кормить это отребье, собравшееся на судне, тоже, конечно, не ангельское заня¬тие, но вместе с тем и не такое, чтобы заслуживать за это смерть.
Одним словом, я пожалел этого человека, решив не убивать его, а только оглушить. Поэтому я осторожно, стараясь сделать это бесшумно, положил на пол саблю и взял металлический стержень. На это ушло время, и когда я со всем управился, он за это время успел отпереть замок, отодвинуть засов и открыть дверь. Я стал тихонько подкрадываться к нему сзади, но тут случилось непопра¬вимое…
Все это время Луиза находилась за дверью терпеливо и молча ожидая, когда я сумею ее открыть. Когда я услышал шаги кока, то поспешил спрятаться, не предупредив ее о случившемся! В кото¬рый раз я уже делал ошибку! Правда, у меня для обратного не было ни времени, ни возможности: а вдруг он услышал бы мой голос?! Поэтому, когда кок открывал дверь, Луиза считала, что это я во¬жусь с замком, а когда дверь наконец-то открылась, она с радост¬ным шепотом шагнула навстречу:
- Наконец-то, Джимми!
Кок в это время нагнулся, чтобы поднять с пола еду, и хотя он успел это сделать, но после ее слов резко выпрямился:
- Какой Джимми?!
Все застыли в неожиданности: и Луиза, и кок, и я. Правда, мое замешательство длилось лишь мгновение; я понимал, что промед¬ление может нам стоить многого. Секундная задержка - и все со¬рвется! А по развивающимся событиям к тому и шло! При свете фонаря я видел растерянное лицо Луизы, которая поняла свою оп¬лошность. Все произошло так быстро, что она просто не успела сообразить, как ей нужно поступить в дальнейшем. Конечно же, с точки зрения здравого смысла, нужно было отвлечь его внимание, но все вышло наоборот: взглянув на кока, она тут же устре¬мила свой взгляд на меня. Тот уловил этот взгляд, мгновенно сори¬ентировался в происходящем, и резко повернулся ко мне. Это был поистине драматический момент! Отшвырни он в сию же минуту мис¬ку с пищей в сторону и инстинктивно подставь руки для защиты от удара, кок, на мой взгляд, успел бы предотвратить для себя печаль¬ный исход. Но помимо инстинкта самосохранения человек на¬ходится в плену множества других инстинктов, которые при опре¬деленных обстоятельствах могут сослужить им далеко не лучшую службу. Так случилось и на этот раз. Коку по специфике своего занятия часто приходится иметь дело как со всевозможной посудой, так и с риском того, что иногда все это может быть уронено или опрокинуто.
Наверняка за все это время он научился буквально на лету ловить обреченную на разбитие посуду, что чисто инстинк¬тивно попытался сделать и на этот раз. Выронив от неожиданности миску из своих рук, он тут же по привычке дернулся вслед за ней, пытаясь поймать и спасти привычное ему добро, однако вовремя сообразил и вскинул руки для защиты от уже несущегося на его голову стержня. Учитывая то, что все на самом деле происходило намного быстрее, нежели я излагаю на бумаге, этого секундного замешательства было достаточно для того, чтобы он на какое-то мгновение не успел закрыться от удара. Удар стержня об его голо¬ву, болевой вскрик потерпевшего и грохот посуды, свалившейся на пол - все это слилось в едином шуме, после чего я схватил Луизу за руку и, увлекая ее за собой, поспешил к выходу.
Видимо, она еще не отошла от потрясения после увиденного, и ноги отказывались повиноваться ей, поэтому получалось так, что я просто едва ли не насильно тащил ее вслед за собой. Нужно отдать ей должное: она быстро взяла себя в руки и вскоре уже безропотно подчинялась каждому моему движению, каждой моей ко¬манде.
Прежде, чем выбраться на палубу, я из своего укрытия внима¬тельно огляделся. Все были заняты делом, а главное, что рядом ни¬кого не было. Это упрощало задачу. Как упрощало ее и то, что за это время вокруг было почти темно. Фактически вечер перерос в ночь. Темнота конечно же была на руку, чем мы и воспользовались. Пригнувшись, я побежал к борту, увлекая при этом за собой и Луи¬зу, перемахнул через него, помог это же сделать и ей. Успел уте¬шить ее, чтобы не боялась: я отменно плаваю и помогу ей добрать¬ся до берега, на что она успела шепотом ответить, мол, еще посмотрим, кто из нас лучше плавает. Все происходило так быстро, что я даже не успел обрадоваться: то, что она умела плавать, значи¬тельно упрощало план побега! По выступам на борту мы спусти¬лись как можно ниже, и когда уже не было за что уцепиться, мы взялись за руки, и вместе прыгнули в воду.
Казалось бы: вот она долгожданная свобода! Вот, наконец-то свершилось то, ради чего, собственно, я и задумал все это! Раньше мне казалось: лишь только нам с Луизой удастся покинуть пределы этой плавучей темницы, я буду на седьмом небе от счастья. Но теперь, когда это наконец-то случилось, мне меньше всего хотелось ликовать. Оказавшись во власти волн, я понял, что покинуть посу¬дину - это еще полдела. Нужно еще добраться до берега, да и убе¬диться: не услышали ли всплеск на корабле, и не заметил ли кто нас во время того, как мы убегали? Ведь всплеск, как мне показалось, получился довольно громким и я боялся, что его мог кто-либо ус¬лышать. Поэтому, стараясь удержаться на воде, и помогая это сде¬лать Луизе, я вместе с тем и прислушивался, глядя вслед уходящему в ночные сумерки кораблю: не раздастся ли там крик, столь нежелательный и губительный для нас? Однако время шло, судно практически почти полностью скрылось в ночи, но ничего подозри¬тельного, кроме привычной возни на корабле, я так и не услышал. Облегченно вздохнув, я устремил все свое внимание в противопо¬ложную сторону: где же остров? Недалеко ли мы успели отплыть за это время? Ведь покидая корабль, я так спешил, что даже и не ус¬пел взглянуть в сторону земли: далеко ли она? Я понимал, что за время происходящих у злополучной двери событий судно успело удалиться от берета на некоторое расстояние, но я надеялся на то, что поскольку все происходило быстро, мы не успели удалиться от острова так уж далеко, чтобы теперь нам с Луизой невозможно было добраться к спасительной твердыне. К тому же стоял корабль не где-то далеко от берега на рейде, а у самого берега, максимально приблизившись к нему. Поэтому мы никак не должны были уда¬литься от берега настолько далеко, чтобы считать завершение побе¬га непреодолимым препятствием.
Сумерки тем временем еще больше сгустились, и первое время я никак не мог, как ни старался, разглядеть очертания острова. Но со временем то ли глаза мои привыкли к темноте (ведь еще совсем недавно я действовал при свете фонаря), то ли зажегшиеся на небе звезды, пусть и не намного, но все же осветили все вокруг, но вскоре я увидел дальние очертания острова... Господи! Сердце мое оборвалось. Я не зря сказал «дальние»: остров, как мне показалось, находился так далеко, что я в первую минуту впал в отчая¬ние. Я был уверен: нам ни за что не преодолеть столь громадное расстояние, имея в виду то, что нам предстоит преодолеть его вплавь! В который раз я мысленно выругал себя за принятие опро¬метчивого решения, но, тут же взял себя в руки. Паника только помешает выполнению задуманного, настойчиво твердил я себе, к тому же первое впечатление может показаться обманчивым. Возможно, берег не настолько далеко, как это мне сейчас сдается. Ведь мне видится только вершина горы, которая находится, конечно же, в глубине острова, но сам-то берег, вне всякого сомнения, мыслен¬но утешал я себя, по идее, должен находиться намного ближе. По¬этому, собрав свою волю и силы, я принялся плыть к острову, помо¬гая при этом и Луизе.
Луиза… Сказать, что я и раньше был восхищен ею - это значит ничего не сказать. Теперь же, наблюдая, как она мужественно пе¬реносила все тяготы, которые свалились на ее юные девичьи плечи, я вообще не мог не восторгаться ею еще больше. Шутка ли: ока¬заться в такой пиковой ситуации - и не хныкать! Я, привыкший неоднократно бывать в море, перенесший не одну бурю и штормы, привыкший к ситуации, когда один в лодке, а вокруг океан и не видно земли, и то растерялся! А она… Сердце мое сжалось от при¬лива чувств, и я с удвоенной энергией стал грести к берегу, твердя себе одно: если я не спасу эту удивительную девушку и позволю ей утонуть в этих темных водах - я буду считаться величайшим злоде¬ем из всех, которых когда-либо терпела на себе земная твердынь.
Эмоции эмоциями, но силы человеческие не беспредельны. Как я не отгоняя дурные мысли, но со временем все четче стал по¬нимать, что еще немного и все закончится. Силы были на исходе. Единствен¬ное, что утешало, это то, что берег был уже совсем рядом. Это я видел по приближающейся и все четче прорисовывающимся на более светлом фоне ночного неба темным очертаниям возвышающейся над островом горы. Слышал по приближающемуся рокоту волн, разбивающихся о прибрежные песок и камни. Нужно только со¬брать воедино остатки силы и воли и плыть, плыть и плыть. Только хватит ли их? В этой я уже начал сильно сомневаться. Я уже видел берег, который был совсем рядом, но сознавал я и то, что руки уже не слушаются меня, и с ошеломляющей для себя ясностью вдруг понял: еще несколько минут и все будет кончено! Если воли, жела¬ния и моральных сил во мне было в избытке, то вот физических... Все… Силы покидают меня… А берег - вот он: совсем рядом! Тем обиднее умирать за шаг до спасения! Ладно я, а Луиза?! Мне вдруг стало страшно…

3.
Я открыл глаза и сразу же зажмурился: яркий солнечный свет ослепил меня. Прикрывшись ладошкой, я снова приоткрыв веки и оглянулся по сторонам. Вокруг был залитый ярким солнечным све¬том берег, а рядом плескался океан. Я лежал прямо на песке у само¬го берега, причем так близко к воде, что она едва-едва не касалась моих ног. Я приподнялся на локоть и огляделся более внимательно. Я узнал это место! Это был тот берег, на который мы высаживались с «Елизаветы» для пополнения запасов пресной воды! Значит мы, все-таки, спаслись!!! Необычайный прилив радости заставил меня вскочить на ноги, но от резких движений я едва не вскрикнул от боли. Болело все: и руки, и ноги, и спина! Да, здорово пришлось потрудиться прошедшей ночью, коль такая усталость дает знать о себе до сих пор. Раньше мне казалось, что я и понятия-то такого, как усталость, не знаю и никогда знать не буду, настолько все дава¬лось мне легко и просто, настолько я был переполнен энергией и кипучей деятельностью! Впервые в жизни я ощущаю в теле это неприятное чувство, хотя, впрочем, в этом нет ничего удивительного: никогда ранее мне не доводилось испытывать столь чудовищ¬ную нагрузку. А уж что говорить о Луизе... Постойте! Луиза! А где же она?!
Все оборвалось у меня внутри... Я стремительно поднял взор и более пристально взглянул перед собой: пустынно - один лишь берег. Еще более стремительно я повернулся и… Ну слава тебе, Господи! Она лежала недалеко, совсем рядом! Значит, тоже спас¬лась! Я хотя и помнил, что ни на миг не оставлял ее и, коль я доб¬рался таки до берега, то значит непременно это сделал вместе с ней, но все-таки: мало ли что могло случиться. Ведь я фактически не помню, как почувствовал под ногами твердынь. Видимо, одновре¬менно с этим я заодно и лишился чувств, поэтому с Луизой могло произойти всякое... Ну, слава Богу, что все обошлось!
В следующие же мгновение я обратил внимание на то, что лежит она совершенно неподвижно и страшное предположение пронзило мое сознание: жива ли она?! Возможно, волны выбросили на берег не ее саму, а ее бездыханное тело? Нет-нет! Этого не может быть! Я в несколько прыжков домчался к ней, упал на колени, склонился над ней и прислушался. Дышит! У меня отлегло от сердца! Все отлично! Впер¬вые за все это время я вздохнул по-настоящему облегченно. Ведь и когда я отыскал дверь, за которой ее прятали, и когда заставил ка¬питана «Елизаветы» повернуть к берегу, и когда спрыгнул вместе с Луизой с корабля в воду, я понимал, что сделано только полдела, что до полного, окончательного освобождения еще далеко. Теперь же все было действительно позади. Наконец-то!
Я еще раз облегченно вздохнул, выпрямился. Не вставая с ко¬лен, хотел растормошить ее, привести в сознание или разбудить (понимая, что она просто спала), но еще раз, взглянув на нее, я предпочел ничего не делать, а просто стоять вот так перед ней на коленях, смотреть на нее спящую, и любоваться, любоваться и еще раз любоваться...
Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что когда-нибудь эта пи¬санина может попасть в руки Луизе, и она прочтет то, что я собира¬юсь сейчас написать. Сказать по правде, я бы не хотел в эту минуту быть рядом с ней. Я представляю, как она, прочтя мои откровения, посмотрит на меня и я, наверное, сгорю от стыда и смущения. Но и смолчать, не упомянуть о самом незабываемом чувстве, ко¬торое мне довелось пережить в моей не такой уж и длинной жизни, мне тоже не хочется.
Мне раньше не доводилось видеть спящей девушки. Нет, я, конечно, не раз тормошил в детстве сестренку, заставляя ее про¬снуться. Помню, что мне было очень жалко ее при этом. Она, и без того маленькая, свертывалась во сне в клубочек, от чего станови¬лась совсем крошечной, и я, подойдя к ней, тихо и безмятежно по¬сапывающей, признаться, оказывался в замешательстве: нужно бы¬ло выполнять просьбу родителей, пославших меня разбудить ее, в то же время не хотел прерывать эту идиллию, это сладостное заб¬вение Лиль. Но сейчас же… Ежели кто считает, что вид спящей де¬вушки — это нечто само собой разумеющееся и не должно вызывать бури восхищения, тот, и в этом я твердо уверен, глубоко заблуждает¬ся Чтобы убедиться в обратном, нужно было бы тому посмотреть в эти блаженные минуты на это божество, со скромным именем Луи¬за! Господи! До чего же она в эту минуту была хороша! Плотно сомкнутые красивые губы, закрытые глаза с аккуратным венчиком таких нежных и милых ресниц, и тихое дыхание, спокойное, мер¬ное, утешающее...
В одном только этом созерцании ее красоты было так много чарующего и волнующего, что я, еще минуту назад желавший, что¬бы она быстрее очнулась, сейчас не менее страстно желал, чтобы этого не случилось, и чтобы сей чудный сон (и для меня тоже) про¬длился как можно дольше!
Со страшным волнением в груди, я наклонился над ее лицом еще ниже и более пристально всмотрелся в столь милые мне черты. Вот они, губы, - совсем рядом, вот они, ресницы, - так близко! И вдруг мною овладело непреодолимое, всепобеждающее, и глупое, казалось бы, на первый взгляд, желание: прикоснуться своими губами к ее ресницам! Мне так захотелось это сделать, и желание это усилива¬лось с каждой минутой настолько, что мне казалось: если я этого не сделаю, то вообще лишусь чувств. Я понимал, что со стороны это может выглядеть глупо (а вдруг она в это время проснется), и что не имею права на подобную дерзость, но наступил момент, что эмоции захлестнули меня настолько сильно, что я уже не мог ниче¬го с собой сделать. Я украдкой взглянул по сторонам, убеждаясь, что за мной никто не следит (представляю, как потешаетесь вы, читая эти строки!), но, убедившись, что, кроме волн, ветра и птиц, рядом нет никого, медленно наклонился и прикоснулся губами к ее ресницам…
Здесь, в Морской Академии, в минуты досуга, когда мы в кру¬гу друзей позволяем себе судачить обо всем, мне, конечно же, не раз довелось слышать от острословов всевозможные россказни от¬носительно, как они выражаются, «дамочек» и всего прочего, что с ними связано. Конечно, и я в свои восемнадцать лет считал себя далеко не мальчиком и понимал, сколь разнообразны могут быть отношения между мужчиной и женщиной. Поэтому понимаю, что в глазах проныры - читателя, поведавшего и познавшего все прелес¬ти человеческого бытия, столь трепетное описание безвинного, казалось бы, эпизода может вызвать ироническую улыбку. Пускай так! Но то, что этот миг был одним из самых блаженных, ярчай¬ших и запоминающихся моментов в моей жизни - это совершенно точно! Это было то, что невозможно выразить словами! Ее ресни¬цы были мягкими и нежными, они так приятно щекотали мне губы, что я вновь едва ли не лишился чувств - на этот раз от переизбытка эмоций!
Я выпрямился и некоторое время вновь наблюдал за ней, потом снова наклонился, легонько, еле-еле прикоснулся губами к ее губам и вновь к ресницам! Господи! Как мне не хотелось, чтобы она просыпалась! Мне казалось, что если она проснется и сама поцелует меня, это будет не столь волнующе и приятно, как сейчас!
Сколько я так просидел, право слово, уж и не помню. Знаю, что очень долго.
Солнце поднималось все выше, светило все ярче, Луиза жмури¬лась от света все сильнее, и, наконец, она проснулась. Увидев меня, она в первый миг удивилась, словно видит впервые, потом резко привстала и взглянула по сторонам, как бы пытаясь понять: где она и что с ней происходит, но затем, видимо, вспомнив события по¬следней ночи, радостно вскрикнула:
- Джимми! Мы спаслись, Джимми! Какое счастье!
Она вскочила на ноги, закрутилась на месте, протянув вперед руки, как бы обращаясь к солнцу, небу, острову, океану, благодаря их за чудесное спасение, и визжала от счастья. Я тоже встал, но продолжал молча стоять на одном месте, стараясь не мешать Луизе наслаждаться упоением свободы. Хотя, признаться, меня несколько смутило то, что она не обращает на меня никакого внимания. Но она словно читала мои мысли, поскольку в следующую же минуту резко остановилась, слегка качнулась, что и неудивительно: от быстрого вращения у нее, видимо, закружилась голова, и взглянула прямо мне в глаза:
- А ведь это вы, Джимми, все устроили! Это вам я должна быть благодарна за свое спасение!
Она так резко сделала шаг в мою сторону, что мне показалось, что еще миг, и она бросится мне на шею и расцелует в благодар¬ность за все. Признаться, я не ожидал от нее столь смелого шага, поэтому на мгновение оторопел от неожиданности и от предвкушения блаженной минуты. Но и она, видимо, вовремя овладела собой и не позволила себе преступить грань приличия: она лишь только взяла мои руки в свои, крепко сжала их, и не отрывая от меня пронзающего, заставившего меня затаить дыхание, взгляда, в котором было столько нежности и благодарности, горячо прошеп¬тала:
- Благодарю вас, Джимми! Благодарю от всего сердца за то, что вы для меня сделали. Я... Я…
Это ее невольная, но такая милая и трогательная заминка, слу¬чившаяся то ли от переизбытка чувств, то ли от того, что она на радостях просто не могла подыскать нужных слов, вовсе растрогала меня. Видя, что теряю голову и уже не в силах овладеть с потоком столь бурных эмоций, свалившихся на меня в одночасье, я решил разрядить, так сказать, обстановку, и перевел разговор в совершенно другое русло:
- Думаю, мы поступим благоразумно, если вы, мисс Луиза, от¬правитесь в тень деревьев и там немного отдохнете от ночных по¬трясений, а я тем временем поищу что-нибудь съестное.
Моя глупая, никому не нужная, стеснительность в который уже раз подвела меня! Кто, спрашивается, тянул меня за язык?! Мне ведь так не хотелось, чтобы она убирала руки с моих рук, мно¬гое бы отдал, чтобы этот миг продлился подольше, а сам... Вот чу¬дак!
Я взял ее под локоть, помогая добраться до близлежащих де¬ревьев, но она, чисто инстинктивно сделав несколько шагов за мной, вдруг остановилась и твердо взглянула мне в глаза. Столько было в них решительности - это нужно было видеть!
- Как это «отдохните, а я поищу?!» Почему вы должны что-то предпринимать, а я при этом должна оставаться безучастной?! Я буду помогать вам!
Я смотрел в ее открытые, искрящиеся глаза, и не мог в который раз мысленно признаться сам себе: Господа! До чего же она мне нравится! Однако, сделав важный вид, (как будто какое-то иное проявле¬ние своих чувств и мыслей могло подорвать мой авторитет в ее глазах), я отрицательно покачал головой:
- Благодарю вас, мисс Луиза, однако я, скорее всего, займусь охотой, а это может быть опасно! Надеюсь, вы понимаете, что уж кого-кого, а вас подвергать опасности мне хотелось менее всего.
Я наивно верил, что мой твердый и даже суровый вид убедит ее. Она была столь же решительна и упряма:
- Пустяки! Вы ведь рядом, а с вами, Джимми, мне ничего не страшно!
Можно ли джентльмену мечтать о более удачном комплимен¬те, который может сорваться из уст дамы?! О лучшем и мечтать невозможно! Мне бы радоваться и быть на седьмом небе от счастья после таких слов, а я, дурень, сделал еще более суровый вид и еще более твердо покачал головой:
- Нет, мисс Луиза! Я, конечно, понимаю…
- О-о-о! Да так мы с вами, чего доброго, и поссоримся! Вот этого уже мне хотелось бы менее всего! - В глазах ее прыгали ве¬селые искорки. - Хорошо! Я буду более покладистой и уступлю вам! Можете заняться охотой, а я поброжу невдалеке и поищу при¬годные в пищу плоды или ягоды.
И, видимо, благоразумно полагая, что я вновь начну ее отгова¬ривать, не дожидаясь того, что я скажу в ответ, она решительно направилась к ближайшим зарослям. Сделав несколько ша¬гов остановилась и спросила:
- А с чем вы будете охотиться, Джимми? Насколько я понимаю, покинут мы вчера корабль налегке, стало быть, оружия у вас с собой нет.
Видимо, моя кислая физиономия представляла в этот миг не лучшее зрелище, поэтому Луиза, чтобы не травмировать меня (мо¬жет, вспомнила, как я пунцовый стоял истуканом тогда на вечере во дворце губернатора, не зная, как ответить на его остроты) сразу же сгладила неловкость момента и добродушно улыбнувшись, примиряющее промолвила:
- Не отчаивайтесь! Мы можем вместе поискать что-нибудь из растительной пищи.
Она какое-то время в ожидании застыла на месте, видимо, предполагая, что я соглашусь с ее предложением и с удовольствием приму его, но, видя мое смущение, весело махнула мне рукой, мол, если надумаю, могу присоединиться к ней, и решительно на¬правилась к зарослям.
Сейчас я, вспоминая тот момент, думаю: а почему бы мне не махнуть игриво рукой, и не рассмеяться чистосердечно и без напы¬щенной самоуверенности, мол, вы правы, мисс Луиза, никакого оружия у меня с собой нет, поэтому охота отменяется и можно, действительно, заняться вместе поисками съедобных плодов. Но неужели же в этих словах было бы что-либо зазорное, и такой по¬ступок мог бы унизить меня в ее глазах?! Нисколько! Я же, глу¬пец, посчитал себя глубоко униженным и, сгорая от стыда, не зная, что предпринять, не придумал ничего лучшего, как просто пошел вдоль берега. Да и мог ли в ту минуту о чем-то здраво мыслить, в состоянии ли был вообще что-либо соображать, поскольку голова и мысли были заняты только укорами в свой адрес: как я опозорился! Как я выставил себя на посмешище!
Помню, я брел и брел куда-то, давясь от обиды, причем от обиды на самого себя, поскольку Луизу упрекнуть было не в чем: она ведь не насмехалась надо мной, просто спросила, а я... Сейчас, когда я пишу эти строки, я отдаю себе отчет в том, что поступила она тогда на удивление мудро: она не язвила, старалась сгладить конфликт, голос ее был примиряющим и успокаивающим, Я же, гордец...
Все! Надоело даже говорить о таком недотепе, каким я был то¬гда, поэтому буду пересказывать лишь события!
Немного успокоившись, я понял, что нужно что-то предпри¬нимать, но вернуться к Луизе и помочь ей в поисках даже не мыслил. Я твердил себе лишь одно: коли я пообещал отправиться на охоту, то непременно должен вернуться с каким-нибудь трофе¬ем. В противном же случае, как мне тогда казалось, Луиза непре¬менно посмеется надо мной. Поэтому одна только мысль о том, что я вернусь с пустыми руками, была для меня убийственной. Я при¬нялся остервенело рыскать по округе в поисках какой-нибудь живности. Ваш покорный слуга еще не знал, что за дичь может встретиться на моем пути, но основательно приготовился к предстоящей встрече: поднял с земли два относительно увесистых камня и так и продолжил вме¬сте с ними путь: в каждой руке по камню! Мне казалось, что стоило лишь бы какой-нибудь зверюшке подвернуться на моем пути, я бы тут же поразил ее метким броском!
Время шло, а я, к большому моему сожалению (к отчаянию!), так и не смог ничего толком добыть. Изредка попадались, конечно же, на моем пути птицы, которые к тому же, летели где-то над моей головой в кронах деревьев так вы¬соко, что я не то, что попасть, добросить туда камень при всем сво¬ем желании никак не смог бы! Правда, однажды попалась неболь¬шая стайка рябчиков, но то ли от волнения, то ли от отсутствия хорошей сноровки в этом деле, бросок мой был далеко не меток. Чертыхнувшись, я переложил в освободившуюся правую руку ка¬мень с левой, внушая, что уж следующий бросок будет более метким, предвкушая момент, как мы с Луизой будем уплетать будущую мою жертву. Но испуганная мной стайка птиц быстро скрылась в густых зарослях, оставив меня наедине с моим гневом.
Увлекшись охотой, если то, что я делал, можно было назвать таковой, я не заметил, как быстро пролетело время, и с ужасом для себя понял, что совсем скоро наступит вечер и вольно или невольно нужно будет возвращаться к Луизе. Возвращаться с пустыми руками... Мной вновь начал одолевать приступ отчаяния. Все пережитое послужило для меня горьким уроком и заставляло по¬нять, что эмоции никак не помогают, а только вредят делу. Поэтому прежде, чем что-то предпринять, нужно постараться взять себя в руки, трезво оценить ситуацию и наметить дальнейшие действия. Я отшвырнул в сторону бесполезный и успевший уже стать мне нена¬вистным камень, сел на первую, подвернувшуюся на моем пути, ко¬рягу, приложил кончики пальцев к вискам, принялся усиленно рас¬тирать их и заставлять себя мыслить логически, обдумывая все поочередно, без спешки. Так, что мы имеем? С охотой у меня ниче¬го не получается! Ну, а почему, собственно, должно было полу¬читься?! Я ведь никогда раньше серьезно ею не занимался! Опыта-то нет! Вот если бы в море, да заняться рыбой... Постойте-постойте! А почему это я, дурень, вбил себе в голову только то, что я непременно должен вернуться к Луизе с дичью в прямом понима¬нии этого слова. Ведь и рыба это тоже не растительная пища и ее вполне можно доставить Луизе, как своего рода охотничий трофей!
Я с радостью подскочил, похваливая себя за то, что нашел решение. Что значит приниматься за что-то не впопыхах, под воздей¬ствием эмоций, а рассудив о создавшейся ситуации здраво. Меня даже не смутила возникшая вслед за этим мысль: а как, собственно, я буду ловить рыбу, не имея сети?! Главное, что мысль моя уже работала в нужном направлении. Вместо отчаяния от такого откры¬тия я тут же заставил себя продолжить разматывать логическую цепочку: а почему, собственно, только рыба? Ведь у берега на дне можно наловить и крабов! И для этого не нужно никаких приспособ¬лений! А ведь и черепахи также выползают на берег!!!
Одним словом, совсем скоро я возвращался к нашей импрови¬зированной стоянке далеко не с пустыми руками. Едва ли не целый день был потрачен фактически впустую, а за каких-то полчаса-час все упущенное было наверстано! В ту же минуту я дал себе твер¬дый зарок: никогда в жизни не делать ничего впопыхах и в гневе! Принимать решение нужно, только успокоившись и все тщательно обдумав!
Луиза уже ожидала меня, облюбовав место под кроной одного из наиболее широколистных деревьев. Про себя я мельком отметил, что поступила она благоразумно: столь густая крона на первое вре¬мя сможет послужить укрытием от дождя и солнца! У основания ствола возвышалась немалая горка плодов, которые она насобирала. И вновь про себя я отметил, что трофей у нее был очень даже не плохой!
- Ого! - Издалека закричала она, поднимаясь мне навстречу. - Вы, Джимми, действительно доказали мне, что можно с честью выходить из самых затруднительных положений! Признаю свое поражение!
Я теперь уже без ненужной гордости, а просто и без обиняков взглянул как бы со стороны на нас обоих и улыбнулся, как все лег¬ко и просто! Не доказывать свое «я», а относиться друг к другу те¬пло и с уважением - что может быть лучше?! И проще к тому же! Всего лишь несколько добрых слов, а на душе сразу стало легко и хорошо. И почему, собственно, она постоянно сыплет в мой адрес комплименты, а не наоборот, что было бы более логичным? Когда же я, глупец, наконец-то поумнею и начну вести себя подобающим образом?! Поэтому было бы просто глупо не ответить любезностью на любезность:
- И ваш улов, так сказать, ничуть не скромнее моего! Вы тоже мне многое доказали, и я также склоняю голову перед вашей настойчивостью,
Она встречала меня таким радушным взглядом и доброй улыб¬кой, что я не мог не расщедриться еще на один комплимент:
- Вы такая красивая, мисс Луиза! Собственно… Вы всегда кра¬сивая! Я хотел сказать, что вы так хорошо смотритесь, словно мы на балу во дворце вашего отца, а не здесь, где условия, прямо ска¬жем... Гм-м-м...
- Ой, что вы, Джимми! Выгляжу я просто ужасно! Я всего лишь перед тем, как собирать плоды, высушила одежду и немного провела ее в порядок. Ну, и себя чуть-чуть. Всего-то на всего! А вы говорите «смотрюсь»!
Я оторопел! Я ведь тогда в гневе и не подумал о такой элемен¬тарной и вполне логической процедуре, поэтому одежда в течение дня высохла просто на мне! Представляю, как я ужасно выглядел! И хотя совсем недавно я дал себе твердый урок не тушеваться, и не теряться в общении с этой девушкой, сейчас же снова, как и утром, (хотя, по правде говоря, уже в меньшей степени), стушевался. И что¬бы как-то загладить неловкость момента, положив рядом с ее тро¬феями свои, промолвил:
- Хорошо! Побудьте здесь, а я что-нибудь придумаю, чтобы развести костер.
С этими словами я поспешил к ближайшей скальной возвы¬шенности, чтобы подыскать там подходящие камни, из которых можно было бы высечь искры, а, следовательно, и развести огонь. Попутно я утешал себя; ну что это я, упрямый гордец, снова стуше¬вался?! Ну что страшного произошло?! Да, возможно, я и смотрюсь сейчас не лучшим образом, но ведь я нахожусь не где-то на званом ужине, где целая свора всевозможных щелкоперов кичится своими пестрыми нарядами да изысканными манерами. Неужели она не понимает, где мы находимся, и какие условия нас окружают?!
С радостью для себя я заметил, что теперь, в отличие от утра, успокоился практически сразу же, что дало мне повод улыбнуться: мол, посмотрите; не такой уж я неисправимый!
То ли делал я все отныне в хорошем расположении духа, то ли мне просто повезло, но вскоре нашел я и подходящие камушки, и сухого мха насобирал немало, который и должен был преобразо¬вать искру в, пусть и небольшой, совсем слабый огонек. Он затем разожжет сухие ветки, которых я на обратном пути насобирал немалое количество.
Вернувшись к месту нашей стоянки, я увидел там уже доволь¬но таки немалую горку сухих веток и сидящую возле нее Луизу, которая, отламывая от веток палочки-коротышки, аккуратно скла¬дывала их рядышком. Я не мог в который раз не удивиться неувя¬даемой энергии этой потрясающей девушки: откуда все в ней бе¬рется?! Ладно, энтузиазм - этим она переполнена и это еще как-то можно объяснить! Но ведь я уверен, что, живя во дворце губернато¬ра с огромным количеством прислуги, ей никогда не доводилось самой сушить свою одежду, карабкаться сквозь кустарники в поис¬ках ягод, а уж тем более таскать сухие ветки! Так почему же теперь все это у нее так хорошо получается?!
- Вижу, мисс Луиза, вы времени зря не теряли! Разрази меня гром, но так мы, действительно, не пропадем, коли дружно, вдвоем будем справляться со всеми препятствиями, которые возникнут на нашем пути!
Это я расщедрился еще на один комплимент, неизвестно поче¬му приплетя сюда любимую поговорку боцмана. Луиза в ответ как всегда мило улыбнулась:
- А я и раньше вам об этом говорила и сейчас повторяю, что вместе нам все нипочем? Мне и, правда, Джимми, с вами ничего не страшно! Когда вы рядом, у меня на душе так спокойно, легко и приятно...
Последняя фраза была сказана таким голосом (при этом она перестала ломать веточки и так посмотрела на меня...), что я вновь, в который уже раз, стушевался и чтобы сгладить неловкость и не выдать своих чувств, я по привычке буркнул что-то невнятное, что на понятном, человеческом языке должно было означать: «Сейчас я разожгу костер» и принялся высекать из камней искры. С одной стороны я проклинал себя за то, что являюсь законченным, вполне конкретным и неисправимым болваном, с другой - отдавал себе отчет в том, что все случившееся помогло мне добиться желаемого результата. Ведь, как и в охоте, в разжигании костра по¬добным образом я был далеко не мастер, поэтому можно было сме¬ло предположить, что я мог бы долго и упрямо, а, главное, вяло бить камнем о камень и у меня, вполне вероятно, могло бы ничего не получиться. Сейчас же я, отчаянно проклиная себя за очередное замешательство, так остервенело лупил камнем о камень, что из них вылетало столько искр, что ими можно было разжечь не только нежную плоть кучки сухого мха, а и целую гору самых толстых веток, а то и бревен!
Вскоре мы сидели у костра и, наколов на кончики сырых веток крабов, отловленных мною на берегу, обжаривали их на огне, а за¬тем отправляли в желудки. Таким образом, пекли и фрукты, от чего те становились еще вкуснее.
Вскоре над островом воцарилась ночь. Господи! Что это была за ночь! Волшебная! Сказочная! Незабываемая! Какие еще эпитеты здесь уместны, чтобы ими полностью передать ту атмосферу бла¬женства, которая царила вокруг замкнутого мирка, каковым являл¬ся мирно потрескивающий костер, и мы, удобно усевшиеся возле него, согревающиеся его теплом и любовавшиеся бесконечной и причудливой пляской язычков пламени? Их было неисчислимое множество, они рождались и умирали во всеобщем танце огня, но им на смену приходили все новые и новые.
Где-то там, далеко вверху, в ночном небе светили миллиарды мерцающих звезд. Рядом шумел прибой. Из глубины острова доно¬сились отдаленные крики ночных птиц. А мы сидели, окруженные этой красотой, вели непринужденную беседу и, наверное, оба, я уверен, что оба, страстно желали, чтобы эта ночь длилась как можно больше и никогда не заканчивалась. Сколько времени прошло с тех пор, но, если бы в моих силах было сейчас вернуть ту ночь вновь и пере¬жить ее снова, я бы многое за это отдал.
Когда наступил вечер, я принялся корить себя, что потерял не¬простительно много времени и не успел к наступлению сумерек соорудить укрытие для ночлега. Теперь же оказалось, что волнения мои были напрасными: оно нам в эту ночь не понадобилось - мы так и не уснули до рассвета! И самое интересное, что мне вовсе не хотелось спать, хотя предыдущая ночь отняла у меня так много сил, и отдых казался просто необходимым!
Ближе к утру, когда стало немного прохладней, да к тому же стали иссякать наши запасы сухих веток, Луиза пожаловалась, что немного продрогла. Я, как истинный джентльмен, бросился к из¬рядно поредевшей к тому времени горке веток, чтобы бросить их в огонь и тем самым поддержать тепло в костре, но вдруг поду¬мал: а то ли я делаю? Застыв с горстью сухих веток, которые так и не успел бросить в огонь, я повернулся к Луизе и пристально по¬смотрел на нее. Пусть свет угасающего костра был тусклым, но и его было достаточно, чтобы я мог разглядеть лукавые искорки-бесинки, которые прыгали в глазах моей собеседницы. Я молча швырнул в костер задержавшуюся в моей руке горсть веток, подо¬шел к Луизе, сел рядом с ней, нежно обнял за плечи и столь же нежно прислонил к себе, пытаясь тем самым как бы укрыть ее от прохлады ночи и согреть теплом своего тела.
Признаться, в первую минуту я даже закрыл глаза, ожидая от нее оплеухи или чего-то в этом роде. Однако ее не последовало. Мало того: мне показалось, что она сама сильнее прижалась ко мне, а в следующее мгновение я почувствовал, как она положила голову на мое плечо! Так мы и просидели до самого рассвета, наблюдая за чудным по красоте рождением нового дня. Сказочная, трижды ска¬зочная и волшебная ночь завершилась столь же прекрасным утром!
Когда солнце поднялось достаточно высоко, и день полностью вступил в свои права, я засуетился, объясняя Луизе, что займусь постройкой жилища. Она озабоченно покачала головой:
- А стоит ли сооружать наше временное пристанище здесь, ку¬да мы бежали, и где нас эти злодеи, по всей видимости, в самую первую очередь будут искать? И почему, кстати, они не возвраща¬ются? Они ведь за это время наверняка спохватились нас!
Я застыл, словно парализованный громом: а ведь она права! Как столь элементарная вещь мне самому давно не пришла в голо¬ву?! Это ведь столь очевидно: они же понимают, что деться нам с острова некуда, и непременно вернутся сюда! Единственное, на что можно было рассчитывать, это на то, что они очень спешили, вы¬полняя какое-то поручение, полученное в Сент-Кэтрин, поэтому возвращаться прямо сейчас им было не с руки. Но ведь по заверше¬нию всех дел они непременно возьмут курс на этот остров, чтобы и с беглецами поквитаться, и вновь заполучить «товар», за который они намерены выручить у губернатора кругленькую сумму. Как же я об этом не подумал раньше?! Зачем я вообще затеял этот побег именно здесь?! Если бы мы сбежали на материке - это было бы совсем другое дело: мы бы затерялись среди людей, и пиратам оты¬скать нас было бы невозможно. Но ведь на острове мы фактически взаперти. Эти злодеи наверняка потешаются над нами: бегите, бе¬гите, чудаки! Куда вы от нас денетесь? Вот управимся с делами, вернемся и заберем вас снова на корабль. Побаловались и будет! Можно, конечно же, спрятаться в зарослях острова, но если вся пиратская свора спустится с «Елизаветы» и хорошенько его обы¬щет, то боюсь, что нам несдобровать!
Так что же предпринять?
Я заставил себя мыслить поэтапно, шаг за шагом приближаясь к решению проблемы, попутно при этом обдумывая несколько пла¬нов. Значит так: во-первых, если и нужно соорудить какое-то вре¬менное укрытие для ночлега, то уж, во всяком случае, не здесь, куда пираты, и Луиза в этом, конечно же, права, прибудут в первую очередь. Следовательно, лучше всего сделать это где-нибудь в ук¬ромном уголке на обратной, и, стало быть, самой дальней, стороне острова. Желательно было бы осмотреть весь остров; возможно, где-то имеется или пещера, или какое-нибудь другое идеальное укрытие. Хотя, впрочем, если такую пещеру отыщем мы, то где уверенность в том, что и пираты ее не отыщут?!
Конечно, лучше всего было бы покинуть этот остров. Но куда плыть, а, главное, на чем? Конечно же, можно было бы соорудить плот. Но, во-первых: чем его рубить, когда у меня нет даже ножа? Во-вторых: еще находясь на «Елизавете», я понятия не имел, куда мы плывем и что это за остров, к которому мы пристали для попол¬нения запасов пресной воды. Следовательно, теперь я не мог ори¬ентироваться в пространстве, не знал, где находится ближайшая земля, и куда нужно было бы направить плот, если бы даже мы его соорудили!
Еще один вариант; надеяться на то, что мимо острова будет проходить какое-нибудь судно и мы, заставив привлечь к себе вни¬мание, подтолкнем их к тому, чтобы они изменили маршрут и по¬дошли к острову. Как именно заявить о себе, об этом долго не нуж¬но было думать: разжечь где-нибудь на возвышенности острова костер, дым от которого непременно увидят на корабле. О! Это уже первая хорошая мысль! Которая и легко выполнима, и вполне ре¬альна. Ведь не мечтаю же я о какой-нибудь манне небесной, о ка¬ком-либо нашем чудесном спасении, какого на самом деле может не быть. Проходящий мимо корабль - это вполне реальная ситуа¬ция, которая может случиться с большой долей вероятности! Сле¬довательно, нужно не терять время, а сразу приступить к ее осуще¬ствлению. Понятно, что на ней одной ограничиваться не стоит и нужно подумать о других способах спасения. Но ведь одно другое не исключает, а пока мы будем заниматься тем, что я задумал, у нас будет достаточно времени, чтобы придумать что-нибудь еще.
Значит так: с чего начнем? Лучше всего подняться на самое возвышенное место на острове, где мы, во-первых, с высоты смо¬жем лучше всего осмотреть остров, увидеть, что он из себя пред¬ставляет. И в зависимости от увиденного, принять еще какое-нибудь важное для нас решение. Во-вторых, облюбовать самое удобное место для наблюдения, где горизонт мог бы просматри¬ваться во всех направлениях, и с этого места мы могли бы следить за возможным приближением кораблей. В-третьих, на этом же мес¬те нужно заготовить огромную кучу сухих веток, чтобы потом, ко¬гда мы таки увидим на горизонте желанный парус, не тратить вре¬мя на поиски сушняка, а сразу же поджечь костер. О, кстати! Нужно и камни, удобные для того, чтобы высекать из них искры, приготовить там же! И облюбовать ближайшие кустарники или островки с иной растительностью для того, чтобы потом, когда раз¬горится костер, бросить в него побольше сырых веток, от чего дыма станет еще больше, а, следовательно, больше будет уверенности в том, что наши старания не пропадут даром и не останутся незаме¬ченными!
Я не мог не быть доволен собой: вот что значит не делать что-либо впопыхах, а все тщательно продумать. Какой хороший план, и главное все взвешенно и исключаются какие бы то ни было сбои.
Взяв Луизу за руку, я увлек ее за собой, и мы направились к самой высокой горной вершине острова. Вернее, вершина была одна, горную, по правде говоря, она мало напоминала, поскольку скальных пород там почти не было. Это была скорее, скажем так, довольно значительная возвышенность на острове. Подъем был не такой уж крутой, поэтому я и решил, что пойдем мы туда вместе, не боясь того, что Луиза не справится с этим заданием. По пути я рас¬сказал ей подробно о своем плане, благоразумно считая, что скры¬вать какие бы то ни было свои планы от нее не стоит, и что будет только польза от того, что отныне мы все станем обдумывать вме¬сте, советоваться друг с другом, поправлять один другого. Правда, говоря «поправлять», я имел в виду себя, что это я буду ее поправ¬лять, если она скажет что-либо не так. О том, что ей придется меня поправлять, да еще это случится так быстро, об этом я, скажу чест¬но, как всегда, не подумал. А случилось именно так. Луиза, покор¬но следуя за мной и упорно подымаясь по склону холма, внима¬тельно выслушала меня, а затем, когда я удовлетворенный собой и своей тирадой самодовольно глянул на нее, ожидая восхищенных откликов, она спустила меня с небес на землю:
- Все это хорошо, Джимми, но вы не учли одно обстоятельст¬во: этим кораблем может быть или какое-нибудь иное пиратское судно, которыми здешние воды явно не обижены, из чего может получиться ситуация, когда мы, вырвавшись из одних лап, попадем в другие. Или того хуже: судно, которому мы подадим знак, ока¬жется тем, откуда мы бежали, и они не «случайно проходили ми¬мо», а конкретно возвращались к этому острову по наши грешные души.
У меня отвисла челюсть. Я бы не хотел, чтобы она посмотрела в эту минуту на меня и увидела мою кислую физиономию. Но она, к моему счастью, (я это заметил краешком глаза), смотрела себе под ноги, преодолевая небольшие валуны, которые начали попадаться на нашем пути, поэтому наученный горьким опытом я теперь быстро выходил из щекотливых положений, успел взять себя в руки и спокойным тоном ответил ей:
- Конечно же, я об этом подумал, - (и повернулся же язык так беспардонно солгать, да еще кому?! Ей! Прости меня. Бога ради, Луиза!), - и не исключаю такой возможности. Но, во-первых, будем надеяться, что этого не случится, а если случится, то мы, увидев, что это «Елизавета», успеем убежать подальше от берега и спря¬таться где-нибудь в укромном месте. Кстати, нужно подыскать его. Когда сделаем все то, о чем я говорил, тогда можно будет заняться поисками укрытия. Ведь если жилище хочется сделать ненадежнее, чтобы оно лучше защищало от непогоды, то спрятаться лучше все¬го было бы в самом неприглядном месте, пусть даже в норе какого-нибудь зверя, лишь бы это усложнило поиски этим мерзавцам!
Я ожидал, что Луиза поморщится от брезгливости: чтобы, мол, я и лезла в какую-то грязную нору?! Но она утвердительно кивнула;
- А что, тоже правильно! Комфорту там, думаю, будет немного поменьше, нежели во дворце отца, но главное - надежно!
Мы оба рассмеялись и продолжили свой путь.
Когда мы, наконец, поднялись на вершину, то не могли не за¬стыть на месте при виде потрясающих красот, которые открылись нашему взору. Весь остров лежал как на ладони! Вдали, куда не кинь взглядом, царствовал необъятный морской простор, скры¬вающийся за далекой и непрерывной линией горизонта. Но основ¬ной кураж, доводящий восприятие происходящего до состояния хмельного опьянения, придавал ветер, который неистово властво¬вал над вершиной, теребил нам волосы и создавал иллюзию, как будто мы парим, словно птицы, над всей этой красотой!
Незабываемое чувство! Потрясающее! Я который раз поймал себя на мысли, что на этом острове, (хотя он и был для меня своего рода тюрьмой), впервые в жизни я испытал столько прекрасных, доселе мне не ведомых чувств. Уже тогда, стоя на вершине это¬го великолепия, я дал себе слово, что если удачно завершится вся эта история, и мы с Луизой выкрутимся из создавшейся передряги, я непремен¬но вернусь когда-нибудь сюда, вновь пройдусь по тем местам, по которым мы с ней ходили, и снова переживу, пусть и мысленно, те минуты, которые, и я в этом не сомневаюсь, мне суждено будет помнить долго, если не всегда!
Луиза вновь принялась кружиться и визжать от удовольствия, протягивая руки навстречу ветру, как это она делала накануне на берегу, и получалось это у нее так задорно и завораживающе, что мне и самому захотелось повторить то же самое и пуститься в эдакую своеобразную пляску. Памятуя о том, что Луиза всегда успевала раньше меня или заметить что-нибудь, или сообразить по поводу чего-либо, поэтому, предполагая, что я сейчас могу, более тщательно осмотрев остров, заметить первым какую-либо деталь, важную для нас, я переборол соблазн, и пока она так кружилась, я принялся тщательно осматривать весь остров, и особенно тыльную, так сказать, его часть, где мы намеревались соорудить себе жили¬ще.
Окинув беглым взглядом прибрежную линию вокруг острова, я испытал легкое чувство разочарования. Конечно же, я не ожидал того, что увижу или уже готовый домик, кем-то услужливо соору¬женный специально для нас, или стоящий у берега корабль, поджидающий нас, чтобы доставить прямиком в Порт-Билстрой, однако надеялся на то, что увижу нечто, что обрадует меня. Например, на обратной стороне острова окажется бухта, пусть и небольшая, что¬бы судно, которому мы подадим знак, могло подойти поближе к нашей стоянке. Надеялся, что остров окажется гораздо больше, что добавит нам шансы в случае, если вернутся пираты, и усложнит тем поиски. Увы, остров был совсем крошечным, ну, если не крошеч¬ным, то небольшим - это точно.
Луиза тем временем остановилась и переводила дух после столь пусть и приятной, но все же утомительной для нее процеду¬ры, а я начал медленно обводить взглядом линию горизонта: не видно ли проходящего вдалеке судна? Начал в первую очередь с той стороны, откуда мы только что поднялись на вершину. Сделал это чисто интуитивно: «Елизавета» ведь ушла именно в ту сторо¬ну, следовательно, и ожидать ее нужно именно в том направлении. И хотя, в общем, мне очень хотелось увидеть на горизонте далекий парус, но именно в той стороне, куда я сейчас пристально всматри¬вался, мне хотелось, чтобы горизонт был чист. Так оно и было. По¬воротом тела и головы я медленно продолжил свой осмотр, однако результат остался прежним. Оказавшись в таком положении, когда место, которое эти два дня было для нас пристанищем, осталось за моей спиной, а «тыльная» сторона острова располагалась прямо передо мной, я вдруг увидел вдалеке парус, и хотел уже было за¬кричать, чтобы обрадовать Луизу столь радостным открытием, но тут же замялся, поняв, что это вовсе не парус. Но что же это?! Вдали, за самым краешком горизонта, определенно что-то нахо¬дится! Я сосредоточился, максимально напряг зрение и долго и пристально начал всматриваться в привлекший мое внимание предмет. Через минуту я уже не сомневался: то, что я увидел, было ни чем иным, как верхушкой горной вершины, выглядывающей из-за горизонта! Сомнений быть не могло: там находилась суша!!!
- Земля!!! Земля!!! - Заорал во весь голос я, испугав тем самым Луизу, которая, впрочем, быстро пришла в себя и тоже начала при¬стально всматриваться в направлении, куда я остервенело тыкал дрожащим от волнения пальцем.
Я понимал, что к тому месту нужно было еще добраться и, притом, на чем-то добраться, однако верилось, что мы с Луизой непременно что-то придумаем и вскоре окажемся там. То, что в том далеком клочке земли, будь то остров или материк, я видел наше спасение, не представляло в ту минуту для меня никакого сомне¬ния!
Мы долго еще стояли на вершине и делились с Луизой впечат¬лениями и планами. Она была согласна, что наш остров непременно нужно по¬кинуть, поскольку также как и я, считала, что пираты рано или поздно обязательно сюда вернутся. Она вновь оказалась прозорли¬вей меня и высказала вполне логичное предположение:
- Все это верно, но может случиться так, что та земля окажет¬ся ничем иным, как островом, таким же по размеру как наш, а то и еще меньше. И пираты не найдя нас здесь, сообразят, что мы от¬правились туда, ринутся вслед за нами, перевернут остров вверх тормашками, найдут нас и…
Дав себе слово, что отныне буду спокойно реагировать на слу¬чаи, когда Луиза будет оказываться прозорливей меня, я отнесся к этому спокойно, словно я разговаривал сам с собой, и мне пред¬стояло дать ответ на вопрос, заданный самому себе в ходе размыш¬ления:
- Согласен, что такой риск возможен, но если здесь он просто неизбежен, то там, повторюсь, только лишь возможен. Ведь почему не может такого случиться, что остров окажется огромным, а то и населенным людьми, что будет спасительным для нас. И почему должно случиться так, что пираты, не найдя нас здесь, отправятся на поиски к той земле? Возможно, они решат, что нас подобрало какое-нибудь подходящее судно, или просто махнут на нас рукой после бесплодных поисков...
- Согласна! Но, думаю, они с трудом откажутся от идеи получить выкуп за меня у отца. А как они это сделают без меня?
Я промолчал. Мне очень не хотелось рассказывать Луизе ту часть подслушанного мною на «Елизавете» разговора, где они про¬говорились, что отправятся за выкупом даже в случае, если Луи¬за... Нет! Не хочу даже вспоминать об этом! О том мерзком разго¬воре, о тех мерзких людях, для которых нет ничего святого в этом мире.
Я непременно поквитаюсь с этим отребьем! Конечно же, сей¬час получается так, что я как бы убегаю от них или пытаюсь спря¬таться. Увы, сила и обстоятельства сейчас на их стороне. Но я ве¬рю, нет, не просто верю: я в этом не сомневаюсь, что придет время, и они поплатятся за все свои прегрешения! Непременно поплатят¬ся!
Поскольку мы уже находились на вершине острова, поэтому прямо сейчас начали заготовку сухих веток на случай, если когда-то нам все же придется разжигать здесь костер. Раститель¬ности здесь было маловато, а деревьев, тем более с сухими ветками, еще меньше, поэтому по прошествии времени сообразив, что наши старания не приносят желаемых результатов, решили отложить это занятие на потом, отметив для себя, что будет лучше, если мы на¬собираем сушняк внизу, а сюда просто перенесем его.
Спустившись к берегу, где мы собирались обосноваться на ближайшее время, мы сразу же приступили к обустройству вре¬менного жилища. Все это время я ругал себя за непредусмотри¬тельность: ну почему я не прихватил с собой, убегая с корабля, хотя бы нож?! Как бы он сейчас пригодился? Сейчас же приходилось ломать ветки голыми руками, что было необычайно тяжело и не¬удобно. Я вспоминал об абордажной сабле, (которой я пытался взломать замок и дверь, за которой томилась Луиза), и которую так опрометчиво оставил там. Но с другой стороны осознавал, что если бы при мне в ту ночь была бы и сабля, то вряд ли я доплыл бы до берега. И так удалось достичь его на пределе своих сил, а если бы еще ко дну тянул и лишний груз...
К вечеру какое-никакое укрытие из веток мы все-таки соору¬дили и для временного пристанища оно более-менее годилось. На душе было неспокойно: из головы не выходил тот дальний берег, увиденный нами. Как добраться к нему? На плоту? Да - это самый идеальный и наиболее выполнимый из всех возможных ва¬риантов! Но для сооружения плота нужны бревна! И чем толще они будут, тем устойчивей и надежней будет плот. Но как, и, главное, чем срубить бревна? Если с ветками для нашего укрытия мы с го¬рем пополам управились голыми руками, то надеяться на то, что с помощью этого же «инструмента» удастся также и плот соорудить - было бы просто смешно! Так что же делать?!
Весь следующий день ушел на добычу и заготовку пищи. Луи¬за вновь занялась «растениями», а я помимо крабов увлекся охотой на черепах, которых в этом месте водилось преогромнейшее мно¬жество. Вскрыв при помощи заостренной о камень палки панцирь (впрочем, острые и плоские камни тоже шли в ход и помогали де¬лу), я извлекал затем оттуда мясо, часть из которого тут же обжига¬лась на костре, а часть просто разрывалась на кусочки. Или кое-как (иначе не получалось) резалась при помощи упомянутых выше ка¬мушков на ломтики, нанизывалась на прутики и вывешивалась на солнце, чтобы провялить. Неумело возясь с мясом, которое то и дело выскальзывало у меня из рук, когда я пытался разорвать его, я вновь и вновь мечтал о ноже или сабле, которые уже сейчас здоро¬во помогли бы мне. А, что уж говорить о том, что придет время, когда тянуть с постройкой плота будет уже нельзя? Как я тогда обойдусь без инструмента? Смогу ли я вообще без него обойтись?
На следующий день мы отправились за питьевой водой. Рассчитывали не только утолить жажду у родника, который на¬меревались найти поблизости, (поскольку возвращаться к тому мес¬ту, где мы наполняли водой бочонки с «Елизаветы», было далековато), но и прихватить с собой, пусть и небольшой, запас во¬ды, который отныне рассчитывали всегда держать под рукой. Вме¬сто посуды решили использовать для этого панцири черепах, кото¬рых я накануне отправил в мир иной. Правда, они были мало приспособлены для такой цели, но, не имея выбора, приходилось довольствоваться тем, что есть. Попутно с этим мы намеревались более тщательно осмотреть эту часть острова, поискать что-либо наподобие пещеры или какое-нибудь укрытие, которое может сго¬диться для этого.
Поиски продолжались довольно долго и, хотя за это время мы наткнулись на такие, казалось бы, потаенные места, где за обилием коряг можно было соорудить надежное укрытие, главного отыскать так и не смогли. Родника с пресной водой нигде не было Можно было и дальше продолжать поиски на этом же склоне, но, учи¬тывая то, что жажда уже начала нешуточно мучить нас, а продол¬жая поиск здесь, можно было так ничего и не найти, в то время как мы точно знали место на противоположном конце склона, где находится родник, поэтому решили не рисковать, а отправиться пря¬миком туда. По пути, чтобы не терять попусту время, мы продол¬жали осмотр острова. Ничего особенного мы не заметили, хотя, впрочем, одно, пусть незначительное открытие все же сделали. Нам довелось наткнуться на участок, который был всплошную покрыт сухими поваленными деревьями. То ли на это место когда-то давно обрушился главный удар налетевшего на остров урагана и мощный ветер повалил деревья, которые за это время успели окончательно усохнуть, то ли еще какая-то оказия произошла, но случилось то, что случилось. Мы имели огромнейшее количество сушняка, который находился к тому же рядом с вершиной, поэтому перетас¬кать туда часть веток, конечно же, не очень тяжелых, нам не соста¬вит большого труда. Ко всему этому Луиза выдвинула предложе¬ние, что для того, чтобы сэкономить время и не таскать наверх такую тяжесть, все это можно было бы поджечь прямо здесь. И костер к тому же получится такой огромный, что его уж точно заметят на проходящем судне, как бы далеко оно не находилось. Я согласился с этим, но выразил опасение по поводу того, что так, чего доброго, можно устроить огромнейший пожар на острове, ведь рядом с сушняком находились другие деревья, на которые огонь вполне вероятно мог переброситься.
К тому, как же все-таки поступить с этим добром, мы решили вернуться позже, а сами тем временем продолжили путь. Говорили обо всем, но главной темой был все-таки плот. Мы оба почему-то были уверены, что на той земле, которая так манила нас, жили лю¬ди и, попав к ним, мы будем окончательно спасены. Но как туда добраться? Чем все-таки срубить плот?!
А вот наконец-то и знакомые места! Вон уж издалека виден ручей! Ох, и покряхтели же здесь мы, таская бочки с водой! Здорово пришлось тогда пропотеть нашим спинам, что я, помню, мысленно ругал себя за то, что испортил накануне воду. Получалось так, что я сам себе устроил такую работенку!
Вот он ручей, совсем рядом! Еще несколько шагов и мы при¬падем губами к живительной влаге! О, какой блаженной будет эта минута! Я уже собрался было издать радостный крик и броситься к воде, как Луиза вдруг резко схватила меня за руку, стремительно потянула к себе, увлекая за кусты и, присев сама, заставила меня сделать то же самое, испуганно приложила палец к губам, давая понять, чтобы я молчал. По ее крайне взволнованному лицу я по¬нял, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Но что?! Еще не зная, что произошло, я не на шутку заинтересовался происходящим и вопросительно посматривал то на нее, то в ту сторону ручья; что же она там увидела?! Она тем временем наклонилась ко мне по¬ближе и тихо прошептала:
- Там человек!
У меня от этих слов учащенно забилось сердце. Еще не зная, что от него нам придется ожидать - дурное или хорошее, я, вытяги¬вая шею, выглянул из своего укрытия, но никого не заметил.
- Ты не ошиблась? Я никого не вижу.
- Да не здесь! Вот там, посмотри, вдали кто-то лежит на кам¬нях.
Я еще сильнее выглянул со своего укрытия и взглянул туда, куда указывала Луиза. И действительно: вдали, прислонившись спиной к камню, полусидел, полулежал человек!
----------
В эту ночь я почти не спал. Вслушиваясь в отдаленные перека¬ты волн, шум моря и посвистывание ветра в кронах деревьев, я ожидал, чтобы быстрее наступило утро, и я наконец-то смог при¬ступить к осуществлению своей задумки. Благо дело, теперь у меня есть то, с помощью чего я смогу это сделать! И надо же было слу¬читься такой неслыханной удаче! Я, право слово, не очень-то на¬деюсь на подарки судьбы, а твердо верю, что в жизни всегда нужно полагаться на самого себя. Сидеть и ждать, что судьба одарит тебя манной небесной и в тяжелой ситуации может произойти нечто, что само собой разрешит проблему без твоего участия - это наивно и рассчитывать на это было бы просто глупо. Помню, как-то мне од¬нажды попалась в руки книжица, где описывались злоключения человека, попавшего на необитаемый остров. По правде говоря, я не знаю, чем закончилась та история, поскольку, повторюсь, книга попала ко мне случайно и всего на несколько минут. Бегло про¬смотрев ее, я решил более подробно узнать, о чем же там повеству¬ется, и для этого открыл книгу где-то примерно посредине и углу¬бился в чтение. Там описывался эпизод, когда штормом выбросило на берег к Робинзону обломки судна, потерпевшего кораблекруше¬ние. Из сего подарка судьбы тот извлек максимальную выгоду: пе¬ретащил к себе в жилище сундуки с одеждой, инструментами, мис¬ками, ложками и даже иголками. Одним словом небо, а вернее океан, подарили ему в одночасье все самое необходимое. Теперь же, сам, попав в подобную ситуацию, я где-то в глубине души и надеялся на подобный подарок судьбы, но прекрасно отдавал себе отчет в том, что сие скорее из области нереального, нежели реального. Поэтому строя планы относительно будущего, полагался только на самого себя. То, что произошло накануне, мо¬жет быть, и можно было назвать подарком судьбы, но, наверное, все-таки с большой натяжкой. Поскольку провидению было угодно вручить нам в руки не то, что было послано сюда извне, а то, что уже находилось давно на острове, и о чем я, собственно говоря, знал. Но обо всем по порядку.
То, что мы увидели с Луизой, было вовсе не человеком (изда¬лека не грешно было и ошибиться!), а просто камзолом, лежавшим на камнях. Подойдя ближе и увидев рядом пистолет с мачете, я сразу же вспомнил, что это за вещи и как они сюда попали. Все случилось, когда мы вторично прибыли на это место за водой для «Елизаветы». Помню этого чудаковатого пирата, которого звали Диком, у которого была какая-то странная привычка увлекаться ненужными, на мой взгляд, пиратскими атрибутами. Если обычно рядовые пираты считали камзолы да ботфорты привилегией капи¬танов и офицеров, а сами предпочитали легкие башмаки и обычные полотняные рубахи, в которых они чувствовали себя намного удобней, особенно в бою, то этот чудак любил по поводу и без по¬вода нацеплять на себя не только излишки одежды, но и к тому же обвешивал себя неимоверным количеством всевозможного оружия, которое, вне всякого сомнения, просто не могло не мешать ему.
Ладно бы, в схватке, но постоянно... И если пираты предпочитали короткие абордажные сабли, то этот чудик таскал с собой длинный мачете. Помню, когда мы набирали у ручья воду, а затем таскали эти бочки сначала к берегу, а затем и на корабль, Дик пыхтел и обливался потом больше всех. Прекрасно помню, как подтрунивали над ним пираты по этому поводу, но он сначала не обращал на все это никакого внимания, но затем все-таки не выдержал, сбросил с себя лишний, так сказать, «груз» и с удвоенной энергией принялся тащить уже наполненную водой бочку. Не берусь судить о том, что же его к этому подтолкнуло то ли насмешки друзей, то ли палящее и изнуряющее солнце, а возможно, и то, и другое вместе взятое, но случилось именно так. Тогда я попросту не придал этому особого значения, да и в дальнейшем не видел и не слышал ничего, что бы¬ло бы связано с этим эпизодом, поэтому совершенно забыл о нем, и до сего времени не вспоминал. То ли Дик, попросту, забыл о своих вещах, оставленных здесь, то ли рассчитывал, что заберет их, когда мы прибудем сюда за следующей партией воды, (а следующего раза как раз и не было), но в итоге случилось то, что случилось: мы стали обладателями этих крайне полезных для нас вещей! Впрочем, по¬лезны были не все эти штуковины: без камзола мы вполне могли и обойтись, хотя, откровенно говоря, когда я предложил ей использо¬вать его в качестве матраса или одеяла, Луиза, попробовав лежать на нем, согласилась, что теперь будет спать и удобней, и теплей. В пистолете также крайней необходимости не было. Он, конечно же, мог в будущем пригодиться в какой-нибудь неожиданной ситуации, но пока что просто лежал в нашем жилище, ожидая своего часа. А вот мачете... Это было именно то, о чем я так мечтал, и что было так необходимо для того, чтобы срубить плот. Теперь у меня были развязаны руки, и оставалось только приступить к делу, что я и сделал, лишь забрезжил рассвет,
День проходил за днем, я усиленно кряхтел, занимаясь плотом, но дело двигалось не так быстро, как хотелось бы. Раньше мне казалось, что достаточно было бы заиметь мне что-либо наподобие топора, и плот тут же был бы срублен. Да, мачете - главное, что нужно было для такого дела, и я искренне благодарю судьбу за столь щедрый подарок. Но по ходу строительства возникло столько проблем... Те же бревна, которые нужно было не только срубить, но и докатить до берега. Как это было тяжело, хотя Луиза и помогала мне! А как скрепить сами бревна, ведь у меня не было ни гвоздей, ни веревок для этого? Конечно же, можно было задей¬ствовать для этой цели или лианы, или прочие стебли, или что-либо в этом роде, но окажутся ли они действительно прочными? Не под¬ведут ли в самую ответственную минуту, от чего бревна расползут¬ся, плот развалится, и мы окажемся в воде? А как быть с парусом? Уж он-то неразрешимая проблема - это точно, поскольку на остро¬ве нет не только подходящей для этого ткани, но и вообще ника¬кой! Полагаться на весла, которые я, конечно же, смастерю или на попутный ветер и волны, которые сами понесут нас в сторону вож¬деленной земли? Но, а если ветер переменится и нас понесет в от¬крытое море?
Проблемы, проблемы, проблемы... Однако я продолжал нача¬тое, хотя и понимал, что может случиться так, что все мои титани¬ческие усилия окажутся напрасными; мы никуда не поплывем! Памятуя о том, что плот все-таки может оказаться нашим единственным спасением, я продолжал работу.
Луиза иногда помогала мне, если в этом была необходимость, иногда занималась приготовлением пищи, но чем больше проходи¬ло времени, тем чаще поднималась на вершину и осматривала го¬ризонт: не виден ли вдали парус? И если поначалу, призналась она как-то мне, страстно желала видеть его, то теперь наоборот: при¬ближение корабля к острову, если такое случится, вызовет у нее панический страх. Ведь прошло уже достаточно много времени для того, чтобы пираты, справившись со своим поручением, могли вер¬нуться к острову. Мы по-прежнему не сомневались, что рано или поздно они это сделают. Поэтому я и спешил с постройкой плота.
В тот памятный день я поднялся пораньше, сгорая от нетерпе¬ния быстрее завершить его постройку. Дело шло к концу, и мне хотелось попробовать испытать плот Понятно, что нужно было еще и закончить возню с веслами, которые тоже были почти гото¬вы, поскольку я занимался ими уже давно, правда, периодически, когда «основная» работа поднадоела, я, в плане разрядки для души и для рук, принимался за весла. Однако желание побыстрее увидеть результат своего труда в деле подхлестывало меня, потому я и спе¬шил. Вскоре проснулась и Луиза, позвала меня завтракать, но я, непривыкший так рано принимать пищу, вежливо отказался. Су¬дя по тому, как она быстро завершила трапезу, голод был мигом урезонен и, бросив на ходу, что она идет посмотреть на горизонт, скрылась за деревьями. Я лишь кивнул в ответ и продолжил свое дело.
Вскоре наступил момент, когда я внутренне сказал себе: «Все! Наконец-то!», воткнул в песок мачете и обошел вокруг плота. Пол¬ного чувства удовлетворения не было и в помине. Я прекрасно ви¬дел, что крепление плота хлипковато, и сильно тревожился за прочность своего детища в целом. Выдержит ли он предстоящее, пусть и небольшое плавание?
За этими размышлениями и застала меня Луиза, выбежавшая из зарослей и уже издалека принявшаяся кричать:
- Корабль! Корабль!
Я со всех ног бросился ей навстречу, попутно поглядывая на вершину: дыма не было видно!
- Нужно было разжечь костер!
Та остановилась и тяжело дыша, переводя на ходу разговора дух, урывками выдавила из себя:
- А вдруг это они?! Да и не могу я обращаться с этими камня¬ми!
- Хорошо! Я посмотрю сам!
И с этими словами я со всех ног пустился по направлению к вершине. Я бывал на ней уже не раз, но никогда еще так быстро не оказывался там. Желание не упустить шанс, если он был, придава¬ло дополнительную силу, и вскоре я уже стоял на нашей «смотро¬вой площадке». Но понятие «вскоре» весьма относительное. Одно дело добежать к ближайшим зарослям, к ближайшей поляне или другому условному месту, находящемуся на незначительном расстоянии. Но ведь здесь речь идет о самой возвышенной местно¬сти на острове. Учитывая то, что я находился на самом берегу, то путь мне предстоял, конечно же, не близкий. Заметим, что пе¬ред этим его пришлось преодолеть и Луизе. Понятно, что време¬ни с того момента, когда она увидела судно, прошло немало. Это и сыграло главную роль в том, что когда я наконец-то поднялся на вершину и взглянул на океан, сердце мое больно сжалось: корабль, появившийся по всей видимости с той стороны, откуда мы ожидали прибытия пиратов, прошел мимо острова и уже успел удалиться на достаточно большое расстояние в сторону земли, на которую мы так страстно мечтали попасть!
Назвать мое состояние разочарованием означало бы погрешить против истины. Это было нечто гораздо большее, к чему нужно применять совершенно иное определение. Ладно бы судно при¬ближалось бы к острову, и его еще можно было бы принять за «Елизавету» (а именно так, видимо, и рассудила Луиза), но ведь теперь было совершенно очевидно, что это было другое судно, ко¬торое, конечно же, могло спасти нас!
Понимая, что время уже безнадежно упущено, и на уда¬ляющемся корабле могут не заметить дыма на острове, мимо которого они уже фактически прошли, а, следовательно, и пере¬стали обращать на него какое-либо внимание, я все же принял¬ся остервенело ударять камень о камень, высекая искры и пыта¬ясь побыстрее разжечь огонь. На это тоже ушло, как мне тогда показалось, немало времени, поэтому, когда костер запылал вовсю, и подброшенные мною туда же сырые ветки и вырванная наспех во¬круг костра трава создали как можно больше дыма, было, по всей видимости, уже непростительно поздно: корабль уже почти скрылся!
В крайней степени изнеможения и расстройства я сел пря¬мо на землю и стал провожать пустым взглядом уходя¬щую за горизонт надежду на спасение. Вскоре прибежала запыхавшаяся Луиза, посмотрела на меня, затем туда, куда был обращен мой взор, все поняла, села рядом со мной и так и застыла в молчаливом отчаянии.
Не знаю, сколько времени мы так просидели, возможно, час, возможно, два, а возможно, и больше. Помню, что просидели мы очень долго и за это время не обмолвились ни единым словом. Степень разочарования была так высока, что просто не хотелось говорить.
Первой оправилась от потрясения Луиза. Она подня¬лась, положила руку на мое плечо и грустно ска¬зала:
- Возможно, это не последний нас шанс. Не грустите, Джимм...
По тому, как сорвался ее голос, я понял, что произош¬ло что-то из ряда вон выходящее. Я резко поднял голову и взглянул на нее. Лицо ее было искажено от удивления и страха, а широко открытые глаза тупо смотрели в одну точку.
Я быстро вскочил и посмотрел туда же. То, что я уви¬дел, заставило окаменеть и меня: на ходу убирая пару¬са, к берегу подходила «Елизавета»...

4.
В том, что это был именно тот корабль, с которого мы недавно бежали, сомнений быть не могло: я узнал бы его среди множества других посудин, даже издалека! За прошедшее время я достаточно привык к нему и успел изучить особенности его строения, чтобы сразу же определить, что это именно он. Стоит ли повторяться, что не секретом была и цель этого визита. Злободневным был лишь один вопрос, что же предпринять? Спустить на воду плот и бы¬стрее убраться с острова? Но ведь я не успел еще испытать его хо¬довые качества и плавучесть, да и весла толком не доделаны. Спря¬таться где-нибудь на острове? Но догоравший костер, который еще продолжал дымиться, ясно доказывал наше присутствие на острове. Но что же все-таки предпринять?
Пустившись со всех ног назад к берегу, мы не просто бежали - мы летели, понимая, что времени у нас в запасе крайне мало. Если бы не костер, то все, возможно, было бы гораздо проще: пираты начали бы осматривать ближайшую территорию, считая, что мы где-то рядом. Ведь именно тот берег приютил нас после побега. Теперь же, увидев дым на вершине, они, вне всякого сомнения, на¬правятся прямиком именно туда, и с высоты могут заметить или нашу стоянку на противоположной стороне острова, или нас на плоту, если мы за это время не успеем уплыть далеко от берега. А то, что плыть все-таки придется, в этом я уже почти не сомневался. Иного выхода я просто не видел. К тому же, обратил внимание, что ветер дует в нужном нам направлении - это и вселило в меня уве¬ренность в благополучном исходе плавания, склонило чашу весов в пользу этого шага.
Сооружал я плот на самом берегу так, что одна сторона прак¬тически находилась в воде, к тому же расположил его на бревнах, чтобы легче было скатить мое творение в воду. Казалось бы, все было предусмотрено, но нам с Луизой пришлось немало попо¬теть, чтобы столкнуть эту громадину в воду. Поначалу мне каза¬лось, что у нас вообще ничего не получится, и чувство горечи и досады едва ли не заставило опустить от безнадежности руки. Собравшись, я приказал себе бороться до конца, и в результате наши старания были все-таки вознаграждены: плот закачался на волнах!
Собрав наши скромные пожитки, мы ступили на плот, оттолк¬нулись от берега и отправились навстречу неизвестности. То, что задуманная нами авантюра, крайне рискованна - в этом сомневать¬ся не приходилось. Оставалось надеяться только на то, что нам не¬сказанно повезет, и мы выпутаемся из этой передряги.
Первое время нам обоим пришлось грести безостановочно: хо¬телось быстрее удалиться от берега. Потом, окончательно выбив¬шись из сил, к тому же обратив внимание на то, что берег уже был далеко, мы позволили себе отложить в сторону весла и перевести дыхание Ветерок помогал нам, продолжая дуть в нужном направ¬лении, и это успокаивало.
Поначалу мы то и дело поглядывали на вершину покинутого нами острова: не видно ли там пиратов? Теперь же мы удалились от острова на такое расстояние, что если бы даже там кто-то находил¬ся, мы бы его все равно заметить не смогли. Впрочем, это обстоятельство нас только радовало: значит и у них меньше шансов нас заметить!
Немного смущало то, что теперь мы не видели цели своего плавания. Если с вершины нашего острова соседняя земля и то бы¬ла видна с трудом, то теперь, опустившись по сравнению с упомя¬нутым выше местом так низко, мы, конечно же, чисто физически не могли видеть так манящую нас землю. Поэтому приходилось ори¬ентироваться не по той вершине, к которой мы направлялись, а по той, которая от нас удалялась. Ну и по солнцу, естественно. Это пугало Луизу. Она смущенно объяснила мне, что там, на вершине ей казалось, что видимая вдали земля находится совсем недалеко, что если бы дать ей крылья, она вмиг бы долетела туда. Теперь же впереди маячил только пустынный горизонт, вокруг бы¬ла только вода. Казалось, что конца и края ей никогда не будет!
День к тому времени давно перевалил за свой экватор, покину¬тый нами остров уже почти исчез вдали, но вожделенной земли до сих пор не было видно. Это настораживало. Хотелось достичь цели до наступления сумерек, в противном случае все может намного усложниться. Ночью и ориентироваться намного труднее, да и по¬года может поменяться и выкинуть нежелательный фортель. Да когда же, черт подери, покажется земля?!
Приближался вечер. Беспокойство все усиливалось.
- Земля! - Завопила рядом Луиза, да так громко, что я от не¬ожиданности вздрогнул. - Земля! Вот она!
Я мгновенно вытянулся и посмотрел вперед. Действительно, впереди показалась знакомая уже нам вершина горы. Она была очень далеко, только лишь чуть-чуть выглянула из-за горизонта, но это уже было что-то! Теперь уже четко мы видели перед собой цель, оставалось только точно следовать к ней, не сбиваясь с курса, и все будет в порядке! Быстрее бы, пока ничего не случилось! Я имел в виду, пока не настал вечер. О чем-то другом я в эти минуты и не думал. А напрасно...
Именно это другое, причем самое страшное для нас, и про¬изошло! Вдруг подул резкий боковой ветер и стал стремительно относить нас в западном направлении. Я принялся усиленно грести веслом, однако понимал, что все эти усилия будут тщетными: разве можно с помощью крошечного весла справиться с мощным напо¬ром ветра?! Вершина горы, которая к этому времени уже успела достаточно сильно вырасти над горизонтом вдруг стала резко уплывать влево и нам оставалось лишь с округлившимися от ужаса и отчаяния глазами наблюдать, как она начала снова таять вдали.
Словно бы издеваясь над нами, вдруг (а почему, собственно, вдруг? Просто мы, убитые отчаянием, не обратили внимание на их приближение) над океаном спустились сумерки, которые довершили крах всех наших надежд. Почти одновременно и вер¬шина горы, служившая для нас маяком, скрылась за горизонтом, и наступила ночь, которая вовсе ввела нас в уныние. Хотя, впрочем, уныние - это слишком мягкое определение для описания того, что в эту минуту творилось у нас в душе. Отчаяние! Жесточайшее разочарование и разбитость! Сожаление о том, что так и не удалось достичь желанной цели, которая была уже рядом, совсем близко, сменялась неподдельной тревогой за свое будущее: для нас не было секретом то, что отныне начинается самое страшное. Во всем, что мы предпринимали для своего спасения раньше, будь то побег с «Елизаветы» или решение добраться на плоту до виднеющейся вдали земли, была немалая уверенность в том, что с задуманным удастся справиться. Теперь, если и была на что надежда, то только на чудо. Чудо внезапное, редко встречающееся, которое если и случится, то уже само это можно считать еще большим чудом. Ведь было понятно, что нас несет в открытый океан, а чем это могло за¬кончиться для нас, думаю, понятно любому, даже тому, кто видел море только на картинках.
Ни о каком сне в эту ночь не могло быть и речи. Правда, я уго¬варивал Луизу, чтобы она прикорнула хотя на часок, но она только отмахнулась. Я смолчал, не настаивая на своем. Да и что я мог ей сказать? Я чувствовал себя глубоко виноватым перед ней и пони¬мал, что если случится непоправимое - я и только я буду главным виновником в ее смерти! Самоуверенный и глупый мальчишка! Лавров героя ему захотелось! Тоже мне спаситель! Не встрянь я во все это и не прояви глупую, ни кому не нужную инициативу, все бы закончилось благополучно! Вернули бы пираты пленницу отцу, и делу конец! Да, тому пришлось бы заплатить выкуп, но что он значит по сравнению с жизнью Луизы?! Уверен: губернатор не пожалел бы всего своего состояния, лишь бы спасти дочь! Теперь же...
Когда мы впопыхах покидали остров, помнится, я забыл о кам¬золе Дика, и поначалу не хотел даже за ним возвращаться, чтобы не терять время. Зачем нам это пиратское тряпье, если к вечеру мы доберемся до спасительной земли, а там, если есть люди, помогут нам с кровом и одеждой? Однако в последний момент передумал и все-таки сбегал в наше временное жилище и прихватил его с собой. Теперь же я благодарил себя за предусмотрительность, здесь, в от¬крытом море, было так сыро и холодно, да еще и ветер да брызги волн старались доставить нам неудобства, что если бы не камзол, под которым мы укрылись вдвоем, пришлось бы нам продрогнуть те на шутку.
Луиза, до этого времени такая задорная и оптимистичная во всем, сейчас почти все время молчала, а если иногда и отвечала на мои вопросы, то односложно, к тому же грустным и подавленным голосом. Несмотря на это, я уверен, что вела она себя в те минуты просто героически. Ведь судя по ее словам, это было первое плава¬ние в ее жизни! Так что уж тогда говорить о ней, если я, много раз бывавший в море, в том числе и в одиночку, вдалеке от берега, и тот спасовал и пал духом. Все было бы иначе, если бы у нас был хотя бы парус, не говоря о том, чтобы вместо плота была бы при¬вычная мне лодка с парусом. Сейчас же я чувствовал себя на этой неуправляемой платформе совершенно беспомощно, полностью полагаясь на благосклонность ветра и волн, понимая, что от меня ничего не зависит, и осознание этого угнетало еще больше.
Когда наступил долгожданный рассвет, в первую очередь я бросился не осматривать горизонт, что казалось более логич¬ным, а поспешил проверить надежность крепления бревен: не ос¬лабли ли они, не расползаются ли? Увидев, что пока все в порядке, я облегченно вздохнул, но в то же время был далек от самоус¬покоения. Я прекрасно понимал, что это только начало, что со вре¬менем волны сделают свое дело и расшатают конструкцию. Рано или поздно это непременно произойдет, поскольку мое хлипкое сооружение не было рассчитано на долгое плавание и на большие нагрузки. И это при том, что речь идет о небольшом волнении на море. Но если же, не приведи Господи, налетит шторм? Об этом даже страшно было подумать! Это означало почти верную гибель. Поэтому если Луиза все чаще поглядывала на горизонт в надежде увидеть парус или землю, то я все смотрел на небо; не надви¬гается ли туча? Понятно, что в то время я был готов к любому ис¬ходу нашего плавания, в том числе и к худшему, но погибнуть в бушующем океане и видеть, как погибает Луиза - от этой мысли становилось не по себе.
Описывая так подробно свои переживания теперь, по прошествии почти года после описываемых событий, я часто задаю себе вопрос: а не струсил ли я тогда, не смалодушничал ли? Меньше всего хотелось бы, чтобы мои рассуждения восприняли как жалкий лепет оправдания Мне кажется, причиной всему были волнения за судьбу Луизы, корящее и рвущее на части сердце осознание того, что если случится непоправимое - я буду главным виновником ее смерти. Право слово, но не могло же меня испугать только то об¬стоятельство, что нас унесло в открытое море? Ведь столько штор¬мов нам с отцом пришлось пережить, бултыхаясь на утлой лодчон¬ке среди бушующих волн - и страха тогда уж такого большого, сравнимого, с нынешним, помнится, не испытывал. А когда в свое время я отправился на поиски отца, так тогда вообще несколько дней по безбрежному океану плыл в одиночку навстречу неведомому - и ниче¬го! Твердой рукой вел лодку вперед и меньше всего думал о воз¬можных опасностях. Так что же происходит теперь?!
Возможно, я зря столь откровенен при описании этих воспо¬минаний, давая повод недругам, если они у меня когда-либо появятся, упрекнуть меня в трусости. На что отвечу: трусости не было! Было чувство растерянности, подавленности и жуткого волнения за благополучный исход этого плавания. Понимая, что выше сказан¬ное не красит меня, я все же решил честно и откровенно поделиться своими переживаниями, рассказать все откровенно, как было. У каждого человека в жизни есть взлеты и падения, есть минуты три¬умфа и те, о которых он старается быстрее забыть. Да, воспоми¬нание о них - вещь не совсем приятная, но ведь они же были. Они пережиты, выстраданы, вымучены. Они - частица жизни каждого из нас и от этого никуда не денешься! Без них жизнь была бы не¬полной, состоящей из лоска и блеска, а, следовательно, и фальши. Ведь описывая подвиг человека, достигшего никем доселе непокоренной вершины, нельзя описывать его только лишь стоящим на вершине горы, ликующего и удовлетворенного. Но как не сказать о том, как он ее достигал?! Как умолчать о разбитых в кровь об ост¬рые камни коленях и пальцах рук, как не сказать о пиковых момен¬тах, когда, оступившись, смельчак повисал над пропастью, но все же находил в себе силы для того, чтобы выкарабкаться из безна¬дежной ситуации? Уверен, что в такие минуты этот человек не насвистывал веселую песенку, почему же сейчас это должен был де¬лать я?! Ведь то, что сейчас происходило, и было моим пиковым моментом, и главной моей задачей, в те минуты было не показы¬вать Луизе, какой я спокойный и невозмутимый, а делать все, чтобы выжить, чтобы продержаться как можно дольше, выиграть вре¬мя, которое, возможно, поспособствует нашему спасению.
Единственное, чего я не смог сделать, это управлять плотом. Без паруса все попытки предпринять что-либо были бесполезны. Поэтому, отдав себя на благосклонность волн и провидения, я ре¬шил сосредоточить свои усилия на другом: на добыче пищи. Ведь в спешке покидая остров, мы практически ничего не взяли с собой из запасов пищи: всего лишь несколько полосок вяленного черепашь¬его мяса. Правда, не забыл я поставить на плот и воду, что находи¬лась в двух черепашьих панцирях. Однако наутро мы, к сожалению своему, заметили, что за время плавания практически вся вода рас¬плескалась, а того, что осталось на донышке, хватит лишь слегка промочить губы и горло. В желудок же практически ничего не попало. Это сильно тревожило. Ведь если без пищи мы кое-как еще могли потерпеть и пережить без нее довольно много времени, то без воды... Тем более, что, пожевав вяленого мяса (совсем немного, решив что его нужно экономить, чтобы растянуть и без того скуд¬ный запас на более длительное время), мы ощутили вскоре сухость во рту и поняли, что пить хотим теперь еще больше, нежели до трапезы, если ее можно назвать таковой.
Я понимал, что лучшим выходом в создавшейся ситуации, был бы дождь, когда можно было бы собрать живительную влагу в на¬шу импровизированную посуду. Правда, в сами панцири напрямую попадет не так уж много дождевых капель, как хотелось бы. Можно было бы отжать влагу из одежды (как это кощунственно не звучит, но тогда я, признаюсь честно, подумывал и об этом), однако она уже успела так пропитаться брызгами от волн, что питьевая вода могла оказаться столь же соленой, как и в океане. Где же искать выход из ситуации?!
Выход я видел в рыбе, которая могла принести нам не только пищу, но и желанную живительную влагу. Дело оставалось за ма¬лым: словить ее. Но как это сделать?! Кроме мачете, у меня при себе ничего не было. С его помощью я и решил испытать свое сча¬стье.
Долго всматривался я в воду вокруг плота, однако ничего стоящего внимания заметить таки и не смог. Но отчаиваться раньше времени я и не думал: ведь помнилось, как во время наших походов с отцом в море я обращал внимание на слишком любозна¬тельных рыб, которые иногда шныряли возле нашей лодки. А по¬чему бы им не проявить интерес и к плоту? Однако время шло, но ничего, что можно было бы употребить в пищу, нам так и не попа¬далось. И тогда у меня появилась мысль; а что если попытаться добыть хотя бы немного планктона? Сняв одежду, я укрепил ее к плоту, предварительно завязав в узел окончания штанин и рубашки, чтобы таким образом сделать хотя бы примитивный конус. Я по¬нимал, что сие мое изобретение, даже более чем, повторюсь, при¬митивное, однако к вечеру, благодаря ему, мы имели несколько ложек планктона! Это было уже что-то! Настроение подняла не столько сама пища, которой было, конечно же, очень мало, сколько осознание самого факта, что мы начали что-то предпринимать сами для выживания. Во время нашей скромной вечерней трапезы я даже попытался поднять настроение не совсем удачной шуткой. Мол, если бы у нас было побольше ткани, можно было бы ловить планк¬тона еще больше, следовательно, голод нам не грозил бы. Эти мои слова Луиза поняла по-своему, и когда я утром следующего дня вновь принялся прикреплять к плоту свои примитивные «снасти», она сняла с себя верхнее платье и молча протянула его мне. В пер¬вую минуту я необычайно смутился, однако, понимая, что в данную минуту мы находимся в такой ситуации, что явно не до санти¬ментов, я, мысленно отмечая для себя мудрость ее поступка, завязал платье в верхней его части и тоже прикрепил к плоту. Этот «конус», тянувшийся в воде вслед за плотом, был, конечно же, не¬соизмеримо более вместим, нежели мои два, поэтому обещал при¬нести намного больший улов.
Однако, сколь бы не удачным был улов планктона, его конечно же будет явно недостаточно для поддержания жизнедеятельности двух организмов. Поэтому попутно с ловлей планктона нужно было заниматься и рыбной ловлей. А что еще, скажите на милость, нам оставалось делать? Понятие «охота» в данной ситуации для нас не существовало, поэтому приходилось рассчитывать только лишь на рыб и иных обитателей моря.
Ближе к вечеру случилось событие, которое и огорчило, и об¬радовало меня несказанно; за плотом увязалась дорада! Понимая, какую пользу можно из нее извлечь, я мигом бросился к мачете и, судорожно сжимая его в руке, принялся выжидать, чтобы улучить удобный момент для нападения. Конечно же я понимал, что здесь требуется гарпун, что мачете может и не помочь делу, и все же ве¬рил в удачу. Ведь такой славной штуковиной, какой является маче¬те, при ловком ударе можно этой рыбине даже отсечь голову или хвост, а то и разрубить пополам. На это я и надеялся.
Дорада то настигала плот, то отставала, бросалась то в одну, то в другую сторону, но я терпеливо ждал. Я чувствовал, что Луиза волновалась не меньше меня, нервно похаживая у меня за спиной, но благоразумно молчала, хотя чувствовалось, что ей очень хотелось помочь мне советом
И вот настал самый ответственный момент: когда дорада ока¬залась у самого краешка плота, где я сидел, на расстоянии вытяну¬той руки, я что есть мочи обрушил сокрушительный удар мачете на ее спину. Удар получился столь эффектным, что мне казалось: если я едва не перерубил ее пополам, то до половины надрубил - это точно! Но, продолжая движение, она в агонии бросилась прочь от плота, на что я также среагировал быстро. Воткнув мачете в плот, я прыгнул в воду и устремился вслед за дорадой. Теперь я понимаю, сколь опрометчивым был мой поступок, но тогда в азарте борьбы считал, что поступаю единственно правильно. Мне казалось, что еще несколько движений и дорада окончательно обессилит, я подхвачу ее и без особого труда доволоку по воде до плота.
Возможно, так оно и произошло бы, если бы удар был более смертельным и не оставил для дорады времени для столь продол¬жительной агонии. Обессиль она рядом с плотом - доставить ее туда не было бы особой проблемой. Но агонизирующее существо бросилось прочь от плота, а я, позабыв об опасности, бросился в погоню, надеясь, что рано или поздно наступит смерть моей жерт¬вы, и я спокойно смогу заняться тем, ради чего и прыгал в воду. Однако рыба, пусть и не стремительно, но все же удалялась от ме¬ня, я, преследуя ее, удалялся от плота, и ни чувство опасности, ни крики Луизы, не могли охладить мой охотничий азарт.
Наконец-то смертельная рана, нанесенная дораде, дала о себе знать. Она пару раз конвульсивно дернулась и замерла на месте. Я подплыл ближе и, предчувствуя предстоящий триумф, с самодовольным видом повернулся в сторону плота, чтобы поприветство¬вать Луизу торжествующим жестом. То, что я увидел, ошеломило меня! Плот был настолько далеко, что не то, что тащить за собой дораду, самому доплыть до него - уже одно это казалось неразрешимой проблемой! Мгновенно оценив ситуацию, я тут же, вмиг забыв о своем трофее, стремительно поплыл вслед за плотом.
Признаться, поначалу ничто не предвещало беды: казалось, я быстро настигал плот, и по всем раскладкам совсем скоро должен его догнать. Однако то ли усилился ветер и волны, которые гнали его от меня прочь, то ли я начал выбиваться из сил, отчего мое движение катастрофически замедлялось, но вскоре я с леденящей душу ясностью стал осознавать: плот по всей вероятности мне так и не придется настичь!
Обиднее всего было то, что он был уже совсем рядом. Каза¬лось, еще чуть-чуть и я догоню его. Однако весь ужас состоял в том, что чем ближе становился плот, тем яснее я понимал, что ско¬ро наступит конец: я просто прекращу сопротивляться. У меня не будет на это сил. Понимал я и то, что гак долго плыть за спасительным клочком твердыни, которым являлся плот, я долго не смогу, даже если и буду плыть медленно, экономя силы. Здесь был уме¬стен девиз: или сейчас, или никогда. Ежели сейчас я не соберу ос¬татки сил и не попытаюсь догнать беглеца, то потом я уже не дого¬ню его никогда!
Собрав все силы и волю в кулак, я предпринял последние и от¬чаянные попытки. Результаты дали о себе знать: я почти догнал его. Оставалось каких-то два-три ярда, но руки и ноги уже начина¬ли отказывать. Понимая, что настал самый критический момент я, чисто инстинктивно ухватился за краешек Луизиного платья, что тащилось вслед за плотом, однако оно тут же оторвалось от плота. То же произошло и с брюками, и с рубашкой, за которые я хватал¬ся, словно утопающий за соломинку. Впрочем, почему «словно»? По сути, так оно и было на самом деле!
Обидней всего, что я уже был от плота на расстоянии вытяну¬той руки, что и пыталась использовать Луиза для моего спасения. Она отчаянно тянула мне руку спасения, рыдая, умоляла не сда¬ваться и бесконечно повторяла как молитву: «Ну, еще чуть-чуть!», однако я почувствовал, как силы окончательно стали покидать меня, и расстояние между нами резко стало увеличиваться. Еще бы не¬сколько мгновений - и было бы уже бесполезно что-либо предпри¬нять. В запасе у нас, образно говоря, было несколько секунд, кото¬рые Луиза использовала просто гениально! Она в один прыжок метнулась к камзолу, что лежал посередине плота, столь же стре¬мительно возвратилась назад, ухватила его за один подол, а второй швырнула мне. В самый последний момент я успел ухватиться за его краешек. Но этого было достаточно, чтобы угасшая было надежда на спасение загорелась в душе вновь, что придало силы. Хотя главную роль с этого момента в моем спасении сыграли не столько мои силы, сколько силы и старания Луизы. Она сама, своими руками, подтянула меня к плоту, сама же и вытащила меня на спасительную твердынь. Видимо, понимая, что для большего у меня просто не осталось сил, она все время пригова¬ривала, умоляя меня, чтобы я ничего не делал, а лишь толь¬ко покрепче держался за камзол. Отныне этой удивительной девушке, которой я никогда в жизни не перестану удивляться, я был обязан не только самыми лучшими и прекрасными мгновениями в своей жизни, но и самой жизнью!
----------
Пошли четвертые сутки нашего вынужденного плавания. Предчувствуя, что таких дней впереди будет немало, я сделал с помощью мачете четыре зарубки на одном из бревен, и таким обра¬зом у нас появился своеобразный календарь. Как мне хотелось, чтобы таких зарубок было как можно меньше!
Теперь за нашим плотом плыла уже не одна, а целая стая дорад. Казалось, что они агрессивно атакуют плот, и Луиза высказала предположение, что они, наверное, мстят нам за смерть своего со¬родича. Однако, по рассказам отца я знал, почему они иногда преследуют лодки. Оказывается, к их днищам прицепляются морские уточки, а дорады любят лакомиться этими рачками. Так что нужно было не огорчаться, а только радоваться тому обстоятельству, что потенциальная пища постоянно сопровождала нас. Однако после всего случившегося я и смотреть-то спокойно не мог в их сторону, не говоря уж о том, чтобы заняться охотой на них.
Но время шло, жажда и голод все сильнее мучили нас, и нужно было что-то предпринимать. Вяленое черепашье мясо было давно съедено, не говоря уж за воду, остатки которой, как я уже говорил, были выпиты в первый же день. Как ни крути, но выходило так, что от дорад мне никуда не деться. Ведь я прекрасно понимал, что лучшим источником живительной влаги, без которой нам никак нельзя обойтись, является рыба, которая едва ли не полностью со¬стоит из воды. Причем, пресной воды.
Осознав неизбежность очередной попытки охоты на дораду, я прежде, чем снова взять в руки мачете, принял всевозможные, ко¬торые были в моих силах, меры предосторожности. Опустив в воду камзол, я сделал что-то наподобие плавучего якоря. Одно дело, что при этом плот держался носом к волне и качка становилась немно¬го меньше, а другое - и главное! - он немного замедлял его движе¬ние, что здорово должно было сыграть мне на руку, в случае, если мне снова доведется прыгать в воду. А без этого, конечно, не обойтись.
Зря рисковать на этот раз мне не хотелось. Коль уж наносить удар по дораде, так наверняка, чтобы она не могла далеко уплыть.
Теперь эта задача была более выполнимой. Во-первых, я уже не горячился и дожидался выгодного момента спокойно, не волнуясь. Во- вторых, если тогда дорада была одна, и я страстно боялся упус¬тить ее, то теперь их сновало туда-сюда несколько особей, да и подходили они к плоту совсем близко, поэтому мне не составляло большого труда, улучив выгодный момент, нанести сокрушитель¬ный и более удачный, нежели первый раз, удар! Короче говоря, ужинали мы в этот вечер дорадой, запивая жидкостью, которую выдавили из нее же в один из панцирей!
Сытно наевшись, мы спали в эту ночь как никогда крепко, хотя меня очень смущало то обстоятельство, что ели мы дораду сырой. Я очень опасался, что может приключиться возможный при таком скверном питании кровавый понос. Если бы я был на плоту один, ладно бы, но сейчас!... Возможно, и не стоило упоминать в своем повествовании о столь пикантной детали, однако, оставаясь до кон¬ца верным данному слову быть предельно откровенным с читате¬лем, я тем самым хочу более доходчиво донести до него весь драматизм положения, в котором мы оказались. Ведь, зачитываясь романтическими описаниями лунных ночей, которые мы провели с Луизой, сидя у костра на острове, многие мечтательные души вос¬кликнут: какая идиллия! Вот так бы и мне отправиться в подобное плавание, пережить такие же приключения, как и у героев книги! Да, я люблю море! Оно прекрасно и дарит немало радости! Но оно может быть и жестоким, предельно безжалостным и суровым! Те лишения, неудобства и страдания, которые довелось пережить нам, швыряемым на хлипком плотике среди безбрежного океана, яркое тому подтверждение!
Утром следующего дня, сделав очередную, пятую зарубку на бревне-календаре, я принялся рубить тушу убитой накануне дорады на тонкие полоски, чтобы потом завялить их на солнце и таким об¬разом сделать как бы продовольственный запас. Как все-таки обид¬но было, что мы не имели возможности развести огонь и пригото¬вить горячую пищу!
- Парус! Парус! - Закричала что есть мочи, как когда-то «Зем¬ля!», Луиза, и я снова, быстро вскочив на ноги, взглянул в сторону, куда она отчаянно тыкала пальцем.
Действительно, вдали виднелся парус, и, как нам казалось, до¬вольно быстро приближался! Радости нашей не было предела! Мы закричали и прыгали в каком-то причудливом, придуманном одни¬ми нами, веселом танце, вновь кричали от переизбытка эмоций, поскольку не сомневались в том, что мучения наши наконец-то за¬кончились! Мы спасены!
Лицо Луизы еще продолжало светиться радостным возбужде¬нием, а я, взглянув в очередной раз на виднеющееся судно, вдруг резко оборвал себя на полуслове: с ошеломляющей для себя ясно¬стью я понял, что судно пройдет мимо! Увы, как ни горьким было разочарование, было заметно, что корабль следует курсом, который пройдет мимо нас, и вдалеке от нас. Так оно и случилось: не успев толком приблизиться к нам, оно вскоре стало удаляться, и расстоя¬ние при этом к нему было столь значительное, что надеяться на то, что мы будем замечены, а тем более услышаны, если примемся кричать, взывая о помощи, было просто наивно, если не сказать – глупо.
Проводив взглядом парус, который вскоре скрылся за горизон¬том, мы опустошенные и разбитые, сели на настил плота и едва ли не заплакали от горечи и обиды. Спасение было ведь так близко…
Внезапно пошел дождь. Возможно, благодаря ему мы так бы¬стро оправились от потрясения, поскольку для вздохов и ахов те¬перь просто не оставалось времени. Мы подставляли под живи¬тельную влагу, низвергающуюся с небес, черепашьи панцири, стараясь быстрее наполнить их водой, ртами ловили капельки дождя, утоляя жажду прямо на ходу, и сожалели, что больше не имели подходящей посуды, чтобы сделать запас воды весомым. В это время мне пришла в голову мысль, которую я тут же принялся осуществлять. Вспоров острием мачете подкладку на камзоле я полностью оторвал ее и принялся тщательно застирывать в потоках продолжающего лить дождя. Камзол и до этого был изрядно про¬питан солью от брызг волн, а после того, как исполнил роль плавучего якоря и вовсе, а для задуманного мне необходимо была жела¬тельно наиболее чистая ткань. Видя мои старания, Луиза кивком головы дала понять, что ждет объяснения, однако, приложив палец к губам я отложил ответ на потом.
Вечером, прежде чем успело стемнеть, я развесил подкладку на обоих веслах, которыми мы практически не пользовались, и так и оставил это нехитрое сооружение на ночь. Утром Луиза увидела результат моих стараний: я выжал с ткани ночную росу, собравшуюся на ней, в один из панцирей, от чего уровень воды в нем, пусть и не намного, но все же стал больше. Теперь же, в случае, если не будет дождя или не повезет с рыбалкой, можно будет таким образом добывать минимум живительной жидкости, которой может быть достаточно для поддержания жизнедеятельности организма!
Луиза улыбнулась и зааплодировала мне, мол, молодчина. Это хорошая идея!
Я взял в руки мачете, чтобы сделать очередную зарубку, но вдруг увидел, как лицо Луизы преобразилось от ужаса, она вскрик¬нула и указала пальцем на место, к которому я стоял спиной. Я резко повернулся и также застыл от растерянности. Судьба угото¬вила нам новое испытание! Рядом с плотом кружилась огромная, достигающая в длину ярдов шесть-семь, таящая в себе нешуточную для нас опасность могучая рыба-меч!
Подозреваю, что Луиза просто испугалась при виде рыбы ог¬ромнейших размеров, не отдавая себе отчета в том, что от нее мож¬но ожидать. Я же прекрасно был наслышан о поражающей скоро¬сти, какую могло развивать это чудовище, и о могучем бивне-носе, который мог преспокойно не только разнести в щепки любую лод¬ку, но и протаранить днище самого прочного корабля! Я нисколько не сомневался в том, что если рыба-меч атакует плот, то от страш¬ного удара он непременно разлетится в щепки.
Едва ли не целый день эта чертовка держала нас в напряжении, все время шныряя вокруг плота, то удаляясь от него, то приближа¬ясь. Бывали моменты, когда она, набрав скорость, устремлялась, ка¬залось бы, в атаку, и мы с замиранием сердца ждали всесокрушаю¬щего удара, однако в последнее мгновение она, по непонятным нам до сих пор причинам, вдруг резко сворачивала в сторону, словно бы замечала наши полные отчаяния лица и жалела нас.
Однажды мы почувствовали резкий толчок - это злодейка за¬дела спиной днище плота. Крепления бревен, и без того не очень надежные и уже успевшие порядком ослабнуть, от этого толчка ослабли еще больше. И хотя рыба-меч вскоре удалилась наконец-то, оставив нас в покое, все мысли мои теперь были связаны с пло¬том: выдержит ли он? Я молил Бога, чтобы не началось на море большего волнения, которое может окончательно довершить нача¬тое исполинской рыбой. Ну, а о том, чтобы пережить шторы, не могло быть и речи, - он уж точно доконает нашу развалюху!
Следующий день был примечателен тем, что над нами, покружив немного и затем удалившись, прилетели птицы фрегаты. Это был добрый знак. Я объяснил Луизе, что эти птицы никогда не улетают слишком далеко от берега, поэтому вполне вероятно, что вскоре мы сможем достичь земли! Я видел, что после этих слов она заметно оживилась.
В этот день мне еще раз повезло; удалось добыть вторую дораду! На этот раз прежде, чем выбросить остатки туши в океан я тща¬тельно вырезал оттуда то, что предполагал использовать в будущем как отличный рыболовный крючок - он находился у этой огромной рыбины позади жаберной крышки. Это косточка такая, очень похожая на рыболовный крючок, есть у этой рыбы.
К вечеру нами было сделано еще одно немало обрадовавшее нас открытие - мы увидели на плоту... муху!!! Теперь уж я совер¬шенно точно знал, что берег непременно находится где-то недале¬ко! Лишь бы только удалось достичь его раньше, нежели развалит¬ся плот или налетит шторм. С мыслями о лучшем, мы провели следующую ночь.
Утром я как всегда хотел начать с очередной зарубки на брев¬не, но замеченная нами полоска земли вдали сразу же застави¬ла забыть не только о зарубке, но и обо всем на свете! Хотелось кричать: «Мы спасены!», однако, наученные горьким опытом, мы решили пока что попридержать в себе эмоции.
Земля, пусть и медленно, но все приближалась! Волны и ветер упорно гнали нас к желанной, долгожданной, выстраданной, не знаю уж как еще сказать, цели! Только бы ничего не случилось! Я вновь и вновь повторял про себя эту молитву. Да, близость берега было почти спасением, но это еще не означало полное спасе¬ние. Уж больно свежи и горьки были воспоминания о том, как вне¬запно переменившийся ветер понес нас в открытое море. А ведь тогда мы тоже, увидев долгожданный берег, посчитали, что самое страшное уже позади и что мы уже почти спаслись. Только лишь бы не повторилось что-либо подобное!
Увы, судьбе, видимо, было угодно посчитать, что она еще не¬достаточно поиздевалась над нами, поэтому решила продолжать экзекуцию. Остекленевшими от ужаса глазами я следил, как с вос¬тока из-за горизонта появилась огромная и мрачная туча и медлен¬но, но неотвратимо стала надвигаться на нас. Я видел, как Луиза тоже переменилась в лице. Степень ее разочарования была столь огромна, что мне казалось: она сейчас заплачет, В эту минуту я с горькой иронией отметил для себя, что если мы не утонем, то про¬сто сойдем с ума! Возможно ли без ущерба для психики и здоровья пережить столь удручающую череду потрясений?!
По водной глади вдруг пробежала крупная зыбь, и на душе ста¬ло совсем тоскливо. То, что это конец, я почти не сомневался. В такой ситуации надеются только на чудо, но я и на него не надеял¬ся, поскольку был уверен, что в данной ситуации надеяться на что-либо просто смешно.
Однако оно случилось! Случилось тогда, когда мы ждали его менее всего! Впереди вдруг показался невесть откуда взявшийся парусник! Видимо, не найдя у берега подходящей бухты или зали¬ва, где можно было бы укрыться от стихии, на корабле решили выйти в море и поспешить поскорее удалиться от прибрежных камней, от которых во время шторма лучше всего, конечно же, держаться подальше. Судно стремительно приближалось, и, раду¬ясь этому обстоятельству, мы в душе боялись, что вновь повторит¬ся очередная драма: и это судно пройдет мимо нас! Однако по всем раскладкам этого не должно было произойти; мы ясно видели, что парусник движется в нашу сторону! Лишь бы они заметили нас и подобрали! Ведь не исключено, что даже, заметив нас, они не станут терять время на остановку, чтобы успеть таким образом как можно дальше удалиться от земли.
С новой волной разочарования в душе я подумал, что так, ви¬димо, оно и есть, поскольку корабль прошел мимо нас, не предпри¬нимая никаких попыток к тому, чтобы остановиться. Они были со¬всем близко! Мы видели не только людей на палубе, но даже и их лица! Однако никто не поспешил опустить паруса, отправить за нами лодку...
Я был уверен, что нас заметили, но не стали терять времени на остановку. Не было исключением и то, что нас могли про¬сто не заметить: при таком волнении на воде и от того, что закрыв¬шая полнеба туча способствовала тому, что вокруг стало так пас¬мурно, что, казалось, раньше времени наступили сумерки. Пытаясь хоть чем-то помочь себе в этой ситуации, я принялся орать что есть мочи и размахивать камзолом. Луиза же ничего не предпринимала. Она стояла в одной неподвижной позе, словно бы окаменела, а из глаз ее быстро-быстро катились слезы. Вид этих слез, катящихся по дрожащим от обиды и горя щекам, все перевернул во мне. Я бросился к бесполезному до сего момента пистолету Дика, взвел курок, и выстрелил вслед кораблю, который был еще совсем рядом, еще не успел отплыть далеко, и выстрел просто обязаны были там услышать. Отшвырнув в сторону еще дымящийся пистолет, я сно¬ва закричал вслед посланной мной пуле, да закричал так остервене¬ло и громко, что мне казалось - я уже никогда больше не смогу говорить. Все, что мои голосовые связки должны были вымолвить за отведенный мне на этой земле срок, они выдали все сразу сей¬час, в одно мгновение, сконцентрировав все и вся в этом душераз¬дирающем, всепроникающем, в том числе и в самое сердце того, кому он предназначался, крике.
Уж и не знаю, что было решающим в этом случае: или услы¬шанный на корабле выстрел, или крик, который, действительно, задел их за живое, но на судне быстро убрали паруса и практически сразу же спустили на воду шлюпку.
В следующую минуту все смешалось: радость, что нас замети¬ли и уже спешат на помощь, сменилась неподдельной тревогой: а успеют ли они это сделать? Потому что в эту минуту случилось то, чего больше всего опасались и мы, и те, кто спешил нам на по¬мощь. Небо стало совсем черным, взвыл ветер, набежал первый вал, который вмиг превратил наш плот в груду хаотично качаю¬щихся среди волн бревен, а мы оказались в воде. Драматизм ситуа¬ции помимо всего прочего состоял еще и в том, что Луиза, стыдясь предстать перед людьми на корабле в не совсем приглядном виде (как вы помните ее верхнее платье, которое мы приспособили для ловли планктона, давно покоилось на дне океана, когда я, после неудачной охоты на дораду пытался догнать плот), поэтому за миг до этого одела на себя камзол. Теперь же, впитав в себя воду, он должен был непременно сыграть роль лишнего груза и потащить ее ко дну. Боясь, что она не сразу сообразит об этом, и непоправимое произойдет быстрее, нежели я успею что-то предпринять, я стреми¬тельно бросился к Луизе и, видимо, успел сделать это вовремя, по¬скольку подхватил ее уже под водой. Вытащив ее на поверхность, я тут же стянул с нее камзол, который сразу же стал погружаться в пучину. Поискав глазами ближайшее к нам бревно, я поплыл к не¬му, поддерживая заодно и Луизу.
Вцепившись в спасительный брус, я почувствовал облегчение и взглянул на лодку; далеко ли она? Нет, она была совсем рядом, однако в следующее же мгновение набежала новая волна и швырнула одно из бревен прямо на нас. Оно с глухим грохотом ударилось о ствол, за который мы держались, совсем рядом с тем местом, где были мы. Если бы удар был чуть правее, сила его про¬сто бы раздавила нас! Понимая, сколь огромная опасность поджи¬дает нас, если мы будем и дальше находиться среди нагромождения бревен, я решил плыть навстречу лодке. Этим мы обезопасили тех, кто спешит нам на помощь. Ведь шальной удар бревна может быть направлен и в днище лодки, после чего придется спасать и самих спасателей.
Отчаянно бултыхаясь в воде, я мечтал о том, чтобы мы быст¬рее оказались в лодке, и тогда все невзгоды наши останутся позади. Да, вскоре множество крепких рук выловили нас из воды и поло¬жили на дно лодки, однако океан к тому времени рассвирепел так, что мне казалось: мы никогда в жизни не приблизимся к кораблю, а тем более не взберемся на него. Ведь с той же легкостью, как одна шальная волна могла швырнуть бревно о борт лодки и разбить ее, с той же легкостью вторая могла бросить саму лодку на корабль и растрощить ее о толстые и прочные борта. Поэтому, когда мы на¬конец-то после долгой борьбы со стихией оказались на палубе ко¬рабля, я даже не мог поверить в реальность случившегося: неужели все позади?!
Нам с Луизой набросили на плечи теплые и сухие покрывала и предложили поскорее проследовать в каюту, где можно было ук¬рыться от непогоды, согреться и обсушиться. Я, конечно же, не стал отказываться от подобного предложения и последовал вслед за Луизой в отведенный для нас уголок. Однако, прежде чем покинуть палубу, оглянулся и еще раз взглянул на волны, на которых, пере¬валиваясь с боку на бок, сгрудилась кучка бревен. Это было все, что осталось от нашего плота. И хотя в минуты отчаяния я в сердцах проклинал это творение своих рук, считая что на нем я провел самые безрадостные, горькие и тяжелые дни своей жизни, теперь же, глядя на агонию своего детища, как это ни может не показаться странным, едва не заплакал. Мне показалось, что я навсегда рас¬стаюсь с чем-то родным и близким, с чем-то, что уже не возвратится никогда, и о чем я и с сожалением, и с радостью буду вспоми¬нать, как о лучших мгновениях своей жизни.

5.
Переодевшись в сухое и жадно набросившись на горячую пи¬щу, мы сразу же завалились спать. Да, видимо, хорошенько вымо¬тал нас за эти дни океан (кстати, а сколько всего дней длилось наше плавание? я, право слово, и со счета сбился!), коль сон наш был столь долгим и крепким. Когда мы проснулись, непогода давно завершилась, с неба умиротворенно светило солнце, корабль шел в полном бакштаге, следовательно, тех читателей, кто ожидал захва¬тывающих описаний борьбы корабля с разбушевавшейся стихией, ждет полное разочарование.
Боясь, что корабль и судьба снова понесут нас куда угодно, но только не туда, куда в настоящее время мы стремились больше всего, мы с Луизой сразу же направились к капитану и рассказали ему подробно обо всем, что случилось. Он выслушал нас с неподдель¬ным интересом (видимо, его искренне увлекла наша история), и в конце успокаивающе, по-отцовски похлопал нас по плечу:
- Спешу обрадовать вас, дети мои: мы как раз направляемся в колонии, поэтому нам даже не нужно менять свои планы и курс, чтобы навестить остров вашего батюшки. Посещение Южных ост¬ровов также входило в наши планы, поэтому лично я не имею ни¬чего против того, чтобы первым местом, где мы бросим якорь, был Порт-Билстрой. - И видя, как мы оба чуть не в едином порыве, за¬сияв от счастья, собрались его благодарить, он, упреждая это, шум¬но запротестовал: - Только не нужно благодарить меня, дети мои. Повторяю: это не меняет наши планы и не вынуждает тратить вре¬мя на изменение курса. Все приключилось как бы само собой. По¬мимо всего прочего, я ведь намереваюсь от посещения здешних мест, в том числе и Порт-Билстроя, извлечь выгоду для себя, и немалую. Мы везем товар, в котором так нуждаются в колониях, а это, как вы, надеюсь, понимаете, звонкая монета. Да и назад пус¬тыми, возвращаться мы не намерены. Цены на маис, сахар здесь просто смехотворные, но если все это загрузить в трюм моей посу¬дины и по возвращению продать там, откуда мы прибыли? Вы улавливаете ход моей мысли? Надеюсь, вы достаточно взрослые для того, чтобы понимать, что такое торговля. Отдыхайте, дети мои, отдыхайте!
Переполненные массой радостных чувств, что наконец-то все треволнения позади и нашим злоключениям пришел конец, мы принялись гулять по палубе, любоваться солнцем и океаном, кото¬рое теперь с высоты палубы казалось добрым, спокойным и вовсе не страшным. Здесь почти не ощущалось качки. По сравнению с той, что была на плоту, она была минимальной Я поймал себя на мысли, что еще не скоро отвыкну от привычки сравнивать океан, который мне в дальнейшем придется лицезреть, надеюсь, не еди¬ножды, с тем, который я увидел с крошечного плавучего островка, каковым был наш плот.
Вскоре наше внимание привлекла группа людей на баке, кото¬рые о чем-то ожесточенно между собой спорили. После всего, что с нами произошло, этот корабль с его обитателями казался нам идиллией. И вдруг такой поворот событий! Это не на шутку огорчило нас, а Луиза, так вообще, предложила проследовать к баку и поста¬раться примирить спорщиков. Я успокоил ее и убедил, что мы здесь, по большому счету, гости, и нам не следовало бы вмеши¬ваться во внутренние дела команды, тем более что они нас не каса¬ются, да никто и не обращался к нам за помощью. Но Луиза, хотя и пообещала не встревать в спор, однако настояла на том, что¬бы мы подошли поближе, чтобы можно было узнать, в чем его суть дела. А вдруг это бунт на корабле или что-то в этом роде, и жертвами этой заварушки можем стать мы оба. Понимая, что какой-то резон в ее словах есть, я последовал вслед за Луизой, но не успели еще мы толком разобрать что к чему, как двое из этой толпы выхватили шпаги и сошлись в поединке. Луиза изменилась в лице, и прежде, чем я успел схватить за руку и остановить ее, бросилась разнимать драчунов:
- Прекратите, господа! Как вам не стыдно! Неужели нельзя разрешить спор мирно, найти какой-то компромисс?!
Все, как по мановению волшебной палочки, не просто остано¬вились, а буквально застыли на месте. Взгляды всех этих людей были направлены на Луизу, и она, как мне показа¬лось, даже немного стушевалась от такого поворота событий. Признаться, опешил и я, поскольку был уверен, что разгоряченные забияки не обратят на Луизу никакого внимания и продолжат при помощи оружия разрешать свой спор дальше, потому и сделал уже было шаг к девушке, чтобы при необходимости или вступиться за нее, или просто увести подальше от этого места. Однако столь не¬ожиданный поворот событий заставил и меня остановиться.
Видя, что все удивленно смотрят на нее и буквально не сводят глаз, Луиза смутилась еще больше и невнятно прошептала:
- Вот и хорошо, господа, что вы помирились. Видимо, вы не черствые люди, и доброе слово не чуждо вам.
И с этими словами она повернулась к ним спиной и направи¬лась ко мне. Она, видимо, как и я поняла, что здесь что-то не так, что тут происходят какие-то странные события, о которых мы не догадывались, и наше вторжение, по всей видимости, было крайне неуместным.
Первым очнулся от этого своеобразного сна один из драчунов, тот, кто был самым многословным и кто первым обнажил шпагу. Сейчас он ткнул ее острием в деревянный настил палубы, оставив ее там торчать слегка покачивающеюся из стороны в сторону, а сам бросился вслед Луизе и, склонившись пред ней в элегантном по¬клоне, промолвил:
- Прошу нижайшего прощения, сударыня, но... Право слово, не знаю, как и сказать... Вы действительно посчитали, что наша ссора настоящая?
Теперь уже пришел черед Луизы застыть на месте и широко - открытыми глазами взглянуть на собеседника.
- Помилуйте! Да как же иначе?! Вы не только поносили этого несчастного последними словами, недостойными настоящего джентльмена, но и бросились на него с клинком, а теперь лицемер¬но заявляете... Да вы просто… Простите, но вы мне неприятны.
С этими словами Луиза хотела направиться прочь от этого человека, однако он, опередив ее, сделал шаг наперед, при¬встал на одно колено и склонился в еще более почтительном по¬клоне:
- Простите, сударыня, но прошу уделить мне еще хотя бы одну минутку. Мне просто необходимо выговориться, поскольку чувства переполняют меня. Ибо то, что произошло сейчас... Это...- Было заметно, что этот человек искренне взволнован. - Я играл на подмостках «Глобуса», «Розы», «Надежды», «Красного быка», «Лебедя»! Мне рукоплескал переполненный зал! Не буду кривить душой: мне неимоверно льстил успех, однако... Сказать по правде, иногда я сомневался в искренности оваций. Просто ваш покорный слуга видел много равнодушных глаз в зале. Возможно, некоторые из них считали, что приобщение к театральному искусству - это просто дань моде, другие полагали, что если они не поаплодируют арти¬стам и не снизойдут до выкрика «Браво» в их адрес, то этим они как бы проявят свое невежество в познаниях тонкостей этого вида искусства, что будет как бы дурным тоном. Даже и те, кто искренне поклонялся моей игре, игре моей труппы, понимали, что это лишь игра и просто лишь оценивали качество ее исполнения Вы же… Приняв нашу очередную репетицию за действительность, вы, стало быть, не усмотрели во всем происходящем фальши, искренне прониклись драматизмом момента, и как бы оценили этим самым нашу игру столь высоко, что о более высокой оценке и мечтать глупо! Благодарю вас, моя юная леди! От всей души благодарю! Смею вас заверить: о том, что только что произошло, я буду пом¬нить всегда. И непременно о вас также, добрая ваша душа.
Луиза была смущена. Она что-то пыталась сказать в свое оп¬равдание, но Фрэнсис Херст, именно так он представился, утешил ее и пригласил посетить спектакли его труппы, которые они наме¬реваются давать во многих городах Нового Света, Оказалось, что они затем и оплатили капитану путешествие через океан, чтобы в здешних краях открыть для себя нового зрителя, приобщить та¬мошнее население к этому волшебному искусству. Луиза пообещала, что непременно замолвит перед отцом слово о том, чтобы тот пригласил артистов во дворец, где те могли бы дать первое же свое представление. Мистер Херст был искренне растроган этими словами и с удовольствием согласился принять это предложение.
Сказать по правде, я никогда раньше не сталкивался с арти¬стами и никогда не присутствовал на подобных представлениях, однако с удовольствием составил компанию Луизе, наблюдая за дальнейшим действом того, что они называли репетицией. Не ска¬жу, что я прямо загорелся при виде всего этого, но то, что проникся действом - это совершенно точно. Меня восхищал и подкупал уди¬вительный дар этих людей: как бы перевоплощаться в другого че¬ловека, менять характер, привычки, а еще оказывается и внешность. Это последнее обстоятельство поразило меня больше всего. Оно еще больше поразило меня, когда мы с Луизой побывали в каюте, отведенной для артистов, куда мистер Херст любезно нас пригла¬сил, видя нашу искреннюю заинтересованность происходящим.
Там в моем понятии происходили настоящие чудеса! Совер¬шенно безусый и безбородый артист садился к зеркалу, приклеивал к лицу непонятно где взявшиеся усы и бороду, сверху водружал на голову парик, и перед нами уже сидел совершенно другой человек. Встретив которого, к примеру, во время прогулки на палубе, мы никогда бы не узнали в нем безусого артиста, каким его видели бу¬квально несколько минут назад.
Это было просто чудо! Видя наше искреннее удивление, мис¬тер Херст решил удивить нас еще больше. Начав изменять не толь¬ко облик, но и одежду, он устроил нам такое представление, от ко¬торого Луиза едва ли не визжала от восторга. Вот из-за шторы появляется испанский конкистадор, в роскошном жабо вокруг шеи с неисчислимым множеством бризж, в котором мы вскоре узнаем мистера Херста. Вот по прошествии еще нескольких минут оттуда появляется монах в длинной, ниспадающей до пола сутане, с кол¬паком, надвинутым на самые очи, и который, в конце концов, как потом оказалось, был опять таки мистером Херстом. И так повто¬рялось несколько раз, и каждый раз при этом пред нами возникал совершенно другой, доселе нам, конечно же, незнакомый человек, который в итоге оказывался никем иным, как, вы уже, наверное, до¬гадались, мистером Херстом!
Знакомство с этими людьми необычайно скрасило наше плава¬ние, поскольку все это время мы очень часто общались с ними, и во время этих милых бесед минуты и часы летели необычайно быстро. Поэтому были даже удивлены, когда однажды капитан сказал нам:
- Готовьтесь, друзья! Завтра мы уже будем в Порт-Билстрое! Не успели мы шумно обрадоваться этим словам, как с крюйс-марса послышался голос вахтенного матроса:
- Справа по курсу судно!
Все, кто находился на палубе, сразу же проявили к этому со¬бытию живой интерес. Я заметил тревогу в глазах капитана. Ко¬нечно же, это могло быть такое же торговое судно, как и то, на ко¬тором плыли мы. Однако я сразу же заметил, как быстро вырастал на горизонте парус, как быстро этот корабль настигал нас. Торговое судно, если оно к тому же груженное товаром, что подразумевалось само собой, (не станут же купцы себе в убыток гонять по морю корабли с пустыми трюмами!), не могло развивать столь стремитель¬ной скорости, поэтому напрашивался вывод, который был далеко неутешительным для всех, кто находился сейчас на палубе. Ведь ни для кого не было секретом то, что здешние воды изобилуют не только большим количеством торговых кораблей, но и, в не мень¬шей, если не сказать большей, пиратских! Чем заканчиваются встречи тех и иных на водных просторах океанов, тоже всем хоро¬шо известно. Торговые суда, приспособленные главным образом для перевозки грузов, мало чем могут противостоять хорошо воо¬руженным и быстроходным фрегатам корсаров и флибустьеров. Поэтому исход неизбежных в таких случаях абордажных схваток обычно известен заранее. Всматриваясь во все четче прорисовы¬вающиеся контуры настигающего нас судна, я молил Господа о том, чтобы предположения мои оказались неверными, и все закон¬чилось благополучно.
Капитан, все это время не отрывая от глаз подзорной трубы, так же следил за кораблем-преследователем, вдруг резко еще более помрачнел и отложил в сторону трубу и подавленным голосом произнес:
- Они подняли «Веселый Роджер»… Готовьтесь к бою! Вскоре пиратское судно приблизилось настолько близко, что я уже без труда мог узнать его. Это была... «Елизавета»!!!
----------
Абордажная схватка близилась к своей логической развязке. Хотя капитан и приказал всем пассажирам укрыться в каютах, но все те из них, кто мог держать в руках оружие, пришли на по¬мощь команде и стали с ними в один ряд. Я видел, как самоотвер¬женно сражался с неприятелем и мистер Херст. Помнится, в разговоре он не раз упоминал о своей мечте: сыграть такую роль, которая потрясла бы всех, в том числе и его самого. Сейчас же, ви¬дя, как он, самоотверженно поражая противника, в конце концов, и сам пал скошенный ударом абордажной сабли, я невольно подумал: вот это и было главная роль в его жизни, к которой он так долго шел!
Подняв с палубы клинок одного из поверженных пиратов, я также бросился в горнило борьбы. Я понимал, что шансов уцелеть у меня нет почти никаких, (поскольку даже если и уцелею в бою, рассчитывать потом на милость победителя было бы наивно), поэтому и хотел прежде, чем наступит мой последний час, успеть от¬править на тот свет больше этих мерзавцев, которых считал во¬площением всех человеческих пороков. Это придало мне сады. Хотя среди пиратов было множество закаленных в боях бойцов, которые были людьми сильными и ловкими, тем не менее, я без особого, как мне показалось, труда уложил нескольких головоре¬зов, среди которых был и помощник кока, которого я в свое время оглушил у дверей, за которыми томилась пленная Луиза. Увидев меня, он с широко открытыми глазами воскликнул: «Это ты, щенок?!», чего мне было достаточно, чтобы пронзить его клинком раньше, нежели он закончил фразу. Видимо, на время схваток кок откладывал в сторону свое варево и наравне со всеми участвовал в бою.Но то ли недостаток боевого опыта, то ли излишняя болт¬ливость сыграли с ним злую шутку, превратив очередную схватку в последнюю в его жизни.
Вокруг звучали выстрелы; слышался звон металла. Все были поглощены одной целью: смертоубийством. Кто кого! Каждая смерть в стане одной стороны повышала шансы другой. Но силы были явно неравны. Защищающиеся жались к корме, насту¬павшие притесняли их еще сильнее и прежде, чем наступит роко¬вой момент, мне очень хотелось успеть схлестнуться в поединке с человеком, которого считал главным злодеем среди пиратов. Даже капитан «Елизаветы», который был предводителем всей шайки, был для меня лицом как бы второстепенным, потому что во всей этой гнусной истории главенствующую роль занимал боцман. Че¬ловек, которому пришла в голову идея о похищении, и который сам осуществлял его и руководил им.
Оглядевшись, я сразу же заметил его: он был недалеко, отча¬янно схлестнувшись в это время в схватке с капитаном нашего суд¬на. Видя, что тот явно сдавал, я сразу же бросился ему на помощь. Ведь я был должником этого человека. Он спас меня в минуту наибольшей опасности, теперь же я должен был ответить тем же.
Увы, помощь моя оказалась запоздалой. Прежде, чем я успел добежать к месту их схватки, капитан рухнул на палубу с пронзен¬ным сердцем. Однако долго упиваться минутой триумфа боцману не пришлось: в следующее мгновение перед ним вырос я с клинком в руке. Глаза его округлились:
- Юнга?!
Я сразу же бросился на него, рассчитывая, как и в случае с ко¬ком на внезапность, но боцман оказался противником куда посерь¬езней. Ловким движением отразив мой выпад, он со словами: «Так значит тебе «Елизавета», говоришь, приглянулась, мерзавец?!» он сам перешел в наступление. Ох, и туго же мне пришлось! Помимо занятий в Морской Академии я попутно также брал уроки фехтования, справедливо полагая, что умение обращаться со шпа¬гой непременно пригодится мне в будущем. Со временем, судя по отзывам учителей, я стал делать потрясающие успехи, что, впро¬чем, мне было заметно и самому. Побеждая в тренировочных по¬единках буквально всех своих партнеров, я уже было возомнил се¬бя великим фехтовальщиком, и считал, что смогу отныне жать отпор любому сопернику. Теперь же, сойдясь в схватке со столь достой¬ным оппонентом, я понял, как мало еще я познал в искусстве фех¬тования и сколь мизерный опыт у меня в этом начинании.
В моем понятии, боцман просто творил чудеса. Я ничего не мог противопоставить ему. Мой клинок едва успевал отражать уда¬ры его шпаги, я пятился назад и первое время, признаться, начал немного паниковать. Однако я помнил слова учителя: сколь не бы¬ло бы высоким мастерство фехтовальщика, исход боя, зачастую, может зависеть от настроя каждого из соперников, куража, самоот¬верженности и отчаяния. Памятуя об этом, я, едва успевая отражать напор противника, решил, что называется, разозлить себя, довести до такой степени исступления и куража, чтобы с налитыми кровью глазами можно было броситься на соперника с таким остервенени¬ем, что для достижения успеха не нужна была и шпага: в порыве эмоционального подъема, который утраивает, а то и удесятеряет силы, можно было бы неприятеля, что называется, загрызть зубами. Конечно, это грубое и крайне примитивное сравнение, но оно точно отражает то, что в ту минуту творилось у меня на душе.
К счастью, особо настраивать себя не нужно было. Я предста¬вил, как этот верзила в ту памятную ночь похищал из теплой по¬стели невинное дитя, которое в своей жизни не причинило никому ничего дурного, и, невзирая на просьбы о пощаде, уволок в свое злодейское гнездо и запер в темной и грязной каморке. И это ради каких-то денег, которые в таких руках, конечно же, не будут истра¬чены на благое дело. Все эти деньги будут пропиты этой сворой в портовых тавернах и истрачены на продажных женщин! Все! Ни одна монета не будет использована на какие-то другие цели.
Я представил, как сейчас этот негодяй, расправившись со мной, доберется до Луизы, потешится над ее наивной попыткой побега, вынудит все-таки губернатора заплатить выкуп за дочь, а потом, обливаясь вином в таверне, скаля свои гнилые зубы, будет похваляться перед такими же пропойцами, как он сам, тем, что ему удалось заставить раскошелиться самого губернатора Порт-Билстроя! И как он проучил наглого щенка, который хотел помешать его планам, но теперь благодаря ему, боцману, этот юнец, то бишь я, кормит крабов на дне океана!
От этих мыслей во мне внутри словно произошло извержение вулкана. Что начал вытворять мой клинок - этого не передать сло¬вами! Я сам себе диву давался, не говоря уже о боцмане, который заметно растерялся и начал пятиться. Однако делать это ему пришлось недолго: удачный выпад и мой клинок оборвал очередной шаг этого мерзавца, сделав его последним в его грязной и никчем¬ной жизни.
Я ликовал в душе! Теперь, чем бы не закончилась эта история, я уже мог со спокойной душой приготовиться к самому худшему. Ведь как бы там ни было, а мои старания все же не пропали даром: главный виновник этого злодейства наказан!
Впрочем, и сдаваться так просто, без боя, я был не намерен. Окинув беглым взглядом, образно говоря, поле боя, я понял, что дела наши совсем плохи. Фактически вся команда торгового судна была перебита, а те немногие, что еще оставались в живых, оказы¬вали последние и отчаянные попытки сопротивления пиратам, ко¬торые уже праздновали победу. Где-то рядом прозвучала команда:
- Осмотреть кормовые каюты!
Разрозненные группы пиратов бросились то к одной, то к дру¬гой двери, и я с ужасом представил то, что сейчас произойдет. Най¬дя Луизу, ее выволокут на палубу, начнут насмехаться... Нет! Что-то нужно придумать! До этого доводить дело никак нельзя!
Я со всех ног бросился к Луизе. Я знал, где ее искать. Когда на¬чиналась схватка, мы упросили спрятаться ее в каюте артистов, считая, что там она будет в большей безопасности. Ведь это они репетировали иногда на свежем воздухе именно на баке, чтобы не мешать команде, да и чтобы те им меньше мешали. А жили они в одной из самых отдаленных и, как мне показалось самых уютных кают на корме. Туда я и направился.
Видимо, сделал я это вовремя, поскольку, подскочив к двери, увидел двух пиратов, пытающихся вышибить запертую дверь. Их, не ожидавших подвоха, незащищенные спины являли собой от¬личную мишень, да и внезапность сыграла свою роль: вскоре оба они качались в предсмертных хрипах по полу, орошая его теперь уже не чужой и безвинной, а своей кровью.
Услышав мой голос, Луиза быстро отперла дверь, а я заскочил в каюту, поспешно запер ее вновь. Я понимал, что скоро уже дру¬гие пираты будут ломиться сюда, поэтому решение нужно было принимать мгновенно. Мой взгляд скользнул по занавеске, из-за которой когда-то то и дело выходил мистер Херст, каждый раз ме¬няя свой облик, и спасительная догадка озарила меня! Я бросился к парикам и одеждам артистов, начал примерять усы и бороды, ста¬раясь выбрать ту, что подошла бы мне более всего, и попросил Луизу сделать то же самое. Она сначала взглянула на меня глазами, полными недоумения, но затем, сообразив, что к чему, торопливо принялась проделывать ту же процедуру, что и я. Удачно подоб¬ранные мной сутаны довершили общую картину задуманного: ко¬гда пираты наконец-то вышибли двери, они увидели пред собой двоих отчаянно взывавших небо о спасении монахов, один из ко¬торых (это был я), взмолился:
- Пощадите, о братья во Христе, скромных слуг Господних! И вам воздается за ваше благодеяние!
Незваные гости недовольно вздернули бровями, однако, ос¬мотревшись и рассудив, что опасности никакой мы для них представлять не сможем, повелительно прорычали;
- Живо на палубу! Всем собраться на баке!
Когда мы в сопровождении пирата, приставленного к нам, проследовали на бак, то не могли не ужаснуться при виде столь ужасающей картины: вся палуба была усеяна трупами! В живых остались только мы с Луизой!
Все произошло довольно быстро. Толпа пиратов еще возбуж¬дено скандировала: «Победа!», «Слава капитану!», «Слава капита¬ну Джону Лоулхену - грозе Карибского моря!», а сам предводитель уже чинно прохаживался перед ними, придирчиво осматривая наши угрюмые лица. Через минуту он, брезгливо поморщившись, прика¬зал своим помощникам:
- Не будем тратить время на это отребье - за борт их!
Видя, как пираты хватают под руки Луизу, (через миг это про¬изошло и со мной), я закричал:
- Капитан! Выслушайте меня! Я должен сказать вам нечто важное! Прошу вас! Это в ваших же интересах!
За это время нас успели дотащить уже до самого борта и уже намеревались столкнуть за борт, как послышался окрик капитана, и нас снова поволокли назад к нему.
- Ну, и что ты, жалкая душонка, хочешь сказать мне? О чем решил поведать? Небось, придумал что-то, чтобы спасти свою ник¬чемную жизнь?
Капитан сверлил меня глазами. Я же в эту минуту являл собой образец покаяния и смирения.
- Не могу согласиться с вами и считать свою жизнь никчемной, поскольку я посвятил ее служению Господу, а без его благослове¬ния никак не обойтись даже вам в вашем нелегком ремесле.
- Говори о деле! Если, конечно, есть что сказать.
- Прошу простить нас, господин капитан, поскольку мы с моим братом во Христе можем принести вам немалую пользу!
- И что же это за польза?
- На многих судах ваших сотоварищей до ремеслу, есть свя¬щенники, которые перед боем превозносят молитву к Господу, во¬прошая его о благословении и моля об удачном исходе предстоя¬щего предприятия!
- Да ты, святой отец, я вижу плут! Мы уж как-нибудь и без благословения справимся!
Видя, что капитан собирается подать знак пиратам, стоявшим за нашими спинами, я попытался использовать последний шанс.
- Все это так, капитан. Но ваш покорный слуга обладает ред¬ким даром предвидения, и я в награду за ваше великодушие ис¬пользую свой дар для вашего обогащения! Я смогу предсказать, в чем вам может сопутствовать удача, а в чем нет!
Скорчив еще более кислую мину, капитан махнул рукой и по¬вернулся к нам спиной. В следующее мгновение сильные руки под¬хватили меня под локти и вновь потащили в сторону борта. Стараясь с максимальной выгодой использовать столь дорогое теперь для меня время, я скороговоркой прокричал:
- Сейчас вы направляетесь в Порт-Билстрой к губернатору за выкупом! Только что завершили плавание, выполняя поручение ваших друзей из Сент-Кэтрин!
Моя расторопность спасла нам жизни. Вновь в самый послед¬ний момент послышался окрик капитана, и вновь нас потащили назад к нему. Видно, что брошенные мной зерна попали в благо¬датную почву. Капитан смотрел на меня широко открытыми глаза¬ми и был явно потрясен. Пираты, заинтригованные происходящим, плотным кольцом собрались вокруг нас. Видя, что предводитель ждет объяснений, я со смущением продолжил:
- Прошу прощения, господин капитан, но я не хотел бы наго¬ворить лишнего. Вернее, я не хочу, чтобы вы заставили заглянуть меня в те тайны, в которые я стараюсь не заглядывать. Я стараюсь никогда не читать мысли тех, кому служу. В противном случае можно докопаться до тайны, которую лучше не знать, следователь¬но, меньше шансов лишиться головы.
- Тебе придется, святой отче, доказать, что это ты услышал не от моих людей.
- В такую минуту ваши люди будут болтать о подобном?! Хо¬рошо! Я постараюсь продемонстрировать вам свои способности. Я попытаюсь взглянуть в прошлое, не углубляясь при этом в тайны, которые могут нанести мне вред. Не стану утомлять вас и углуб¬ляться в далекое прошлое. Начну с событий последнего времени.
Я сделал сверхсосредоточенное выражение на лице и устремил к небу взгляд, словно ожидал от святых помощи в том, что мне предстояло сделать. Потом, сам не знаю почему - все происходило экспромтом, начал тереть виски и водить руками с растопыренны¬ми пальцами прямо перед своим лицом, словно какой-то заклина¬тель. Выдержав, таким образом, для солидности паузу, я начал, словно во сне растягивая слова, свое «пророчество»:
- Вижу судно с надписью «Елизавета», приближающееся к острову, но бросающее якорь не у пристани, а вдали от людских глаз на обратной стороне острова. Вижу людей под покровом ночи пробирающихся в покои губернаторского дворца. Вижу боцмана, который несет на руках девушку и доставляет ее на корабль. Вижу вашу встречу с вашими покровителями в Сент-Кэтрин... Нет-нет! Это меня не касается! Вижу бочонки с испорченной водой и остров, на котором вы пополнили запасы воды. Вижу эту леди, уплываю¬щую к острову, который вы покидаете, вижу дым на вершине ост¬рова…
Я прерываю свою тираду, изображая крайнюю степень изне¬можения на лице. До сих пор я не могу понять, почему я это сделал, как, впрочем, не понятно мне и то, зачем во время своих «проро¬честв» делал замысловатые пассы руками. То ли я где-то раньше видел, то ли сам на ходу придумывал для пущей убедительности, но получилось, как мне казалось, очень даже не плохо. По округ¬лившимся глазам я понял, что они поверили в мой «чудный дар».
Капитан, хотя и старался сохранять спокойный и невозмути¬мый вид, однако по необычному блеску его глаз я заметил, что внутренне он взволнован. Да и как же иначе? Это мы с вами знаем, в чем суть дела. А представляете себя на его месте! Встретить на бескрайних просторах океана корабль, с которым никогда не сво¬дила вас судьба, и столкнуться с незнакомцем, который начинает рассказывать такие сокровенные подробности вашего прошлого, о которых не должны были знать даже близкие друзья - это нечто такое, от чего не грех поверить во что угодно. Единственным уяз¬вимым нашим местом было то, что нас могли узнать. Но это было почти исключено. Я старательно изменял голос, придавая ему больше грубости и солидности, хотя и не пытался при этом скры¬вать, что я молод, ибо, изображая из себя старика, я мог быть легко разоблачен. Да, теперь мое лицо украшала жиденькая бородка и под стать ей усики, которые делали меня совершенно неузнавае¬мым, но ведь кто из молодых людей, тем более служителей вере Господней, не балует себя подобным излишеством? Под такой же личиной был спрятан и облик Луизы, поэтому я верил, что заду¬манное нами, должно было получиться. Способствовали этому и, как я уже говорил, наши одеяния. Не знаю, на что больше они были похожи: на монашескую сутану, или на сутану пастора или иного служителя Господа. (Путь простит меня он за столь вопиющее не¬вежество с моей стороны, но, право слово, до сей поры мне не при¬ходилось близко сталкиваться с вопросами веры, поэтому я не сильно разбираюсь в тонкостях моды и одеждах тех, кто несет сло¬во Господне людям).
Наконец капитан покачал головой:
- Да... Ты действительно удивил меня. Надеюсь, твой юный брат во Христе также обладает подобным даром?
И с этими словами он пристально посмотрел на Луизу, ожидая ответа. Признаться, в эту минуту я сильно растерялся. Как выйти из затруднительной ситуации я не знал, однако понимал, что стоит Луизе произнести хотя бы слово, и сразу же все откроется. Нежный девичий голосок, который сорвется из ее уст, конечно же, не будет увязываться с жиденькой бородкой и усиками моего спутника. И вдруг меня осенило!
- Простите, господин капитан, - ответил я вместо Луизы, - но бедолага нем от роду. Поэтому его скромный удел склоняться в смиренном поклоне в ответ на какие бы то ни было вопросы. Од¬нако, я подозреваю, что своеобразным даром он все-таки обладает, ибо только в его присутствии я имею возможность проявлять свой редкий дар.
Луиза, приняв мою игру, действительно застыла в поклоне, что только было нам на руку, так лицо ее при этом было более скрыто, следова¬тельно, у капитана было меньше шансов его разглядеть. Правда, я не очень-то опасался того, что капитан будет разглядывать наши лица. Ведь меня он видел лишь мельком и вряд ли успел запомнить. Луизу он вообще, возможно, даже и в лицо не видел, впрочем, как и многие на «Елизавете». Следовало бы опасаться боцмана да по¬мощника кока, но их уже нет в живых.
- А может, вы и мне судьбу предскажете, святой отец? - по¬слышался голос, от которого у меня все оборвалось внутри.
Из толпы, ехидно улыбаясь, вышел Джонни, и не спеша, валь¬яжной походкой направился ко мне! Господи! Как я забыл о Джон¬ни! Судя по его ехидному выражению лица, он узнал меня! Види¬мо, этот занудный проныра узнал мой голос.
Я был в панике. Торжествующий Джонни подошел ко мне вплотную и саркастически скривил губы:
- Так что, святой отче? У вас есть, что мне рассказать?
Он смотрел на меня. Я чувствовал его дыхание, видел его тор¬жествующие глаза и понимал, что через мгновение мы будем разо¬блачены
- Конечно! - Нашелся я. - Предугадывать судьбу мое призва¬ние! С позволения капитана я это сделаю!
И делая руками свои па, я начал «пророчество»:
- Вижу, что вас ожидает большое будущее! Вижу вас на капи¬танском мостике! Вижу, как вы...
Начав движение рук на уровне лица Джонни, я постепенно опускал их, естественно продолжая вытворять ими всевозможные выкрутасы. Вот уже мои руки на уровне его груди, вот уже на уровне пояса, за которым у него торчали пистолет и клинок. Одно резкое движение и, выхватив из-за пояса клинок, я им же нанес молниеносный удар своему оппоненту прямо в сердце! Бедолага жалобно вскрикнул, подался ко мне всем телом и в следующий миг рухнул на палубу.
Толпа вскрикнула. В следующее мгновение я почувствовал, как меня сзади схватили крепкие руки, и, понимая, что сейчас слу¬читься непоправимое, я закричал:
- Он хотел устроить бунт на корабле и низвергнуть вас, капи¬тан! Он метил себя на ваше место!
- Врешь, собака! - Послышалось из толпы.
- Да неужели же вы не видите, что мои пророчества неоспори¬мы, глупцы! - пытался я спасти наши с Луизой жизни. - Он наме¬ревался в отсутствие капитана, который отправится на берег к гу¬бернатору Порт-Билстроя требовать выкуп за его дочь, подговорить команду завладеть судном, а когда тот возвратится, вздернуть его на рее, а самому занять капитанский мостик!
Толпа притихла: уж больно все было похоже на правду. Кто-то из пиратов перевернул Джонни на спину и склонился над ним. Я видел, как судорожно тот шевелит губами, пытаясь что-то сказать. Я так боялся, что в наступившей тишине будет произнесено слово «юнга» или «пленница», и тогда все откроется. Это были томитель¬ные минуты. Однако, роковое для нас слово, к нашему счастью, так и не прозвучало. Бедолага отдал Богу душу.
Толпа вновь зашумела;
- И все-таки такого не может быть! Джонни до этого не доду¬мался бы!
- Да как же вас, глупцы, все-таки убедить? Я могу поведать не только о будущем, но и о прошлом! Я вижу вашего Джонни на¬сквозь! Вся его жизнь предо мной, как на ладони! - И я вновь начал делать свои магические па руками, пристально вглядываясь на не¬подвижное тело усопшего. - Я вижу Веракрус, вижу сражение и вижу, как кто-то наносит удар клинком в спину Джонни! Вижу испанца, который наносит саблей удар в грудь Джонни, однако вско¬ре будет жестоко наказан за это. Джонни в ответ проламывает не только голову, но и кирсару испанца, которая трещит словно орех под лезвием абордажной сабли! Вижу галеон, груженный золотом!
Толпа застыла в онемении. Видимо, Джонни порядком надоел всем россказнями о своих шрамах, потому сложилось такое впечат¬ление, что все знали о том, что я только что сказал. К тому, следует добавить, что в данную минуту Джонни был одет в рубаху из грубой ткани, поэтому «пророк» никак не мог видеть шрамов на его теле! А тут вдруг какой-то пророк поведал всем не только об этих, невидимых ему шрамах, но и об истории их происхождения! Как такое не могло не удивить пиратов?! Как после этого они не могли не уверовать в то, что этот святоша таки действительно обладает чудодейственным даром предвидения?!
- Да почему я вам должен что-то доказывать?! - Не на шутку разошелся я, искренне выражая свой гнев. - Это не я вас должен просить, а вы меня! Это мой дар поможет вам в будущем сказочно обогатиться! Представляете, какие возможности откроются перед нами?! Ведь я смогу указать, где есть золото, а вы при помощи сво¬их клинков сможете завладеть им! Мы будем дополнять друг друга! Признаться, я давно мечтаю использовать свой дар на пользу себе. Мне надоело потешать подобными сеансами неверующих и сомне¬вающихся! Я желаю иметь много золота! И вы поможете мне в этом! Так же, как и я вам!
Это был самый весомый аргумент в моей речи. Я и раньше знал, что алчность является самой неопровержимой силой, из всех возможных на этом свете, заставляющая человека, сметая все на своем пути, достигать невозможного, теперь же убедился в этом воочию. Толпа, которая еще минуту назад готова была разорвать меня куски, сейчас одобрительно загудела:
- А что? Он дело говорит, капитан! Это, действительно, сущий дьявол! Все знает!
Капитан, видимо, за это время и сам «созрел», поэтому его не нужно было долго уговаривать.
- Хорошо! Доставьте их на «Елизавету»! А сейчас займемся купцом!
Вздох облегчения из моей груди и Луизы вырвался почти од¬новременно.
----------
- Я хотел бы поговорить с вами, господин капитан.
- Заходи, святой отец, но будь краток.
- Хорошо, капитан! Меня смущает то, что вы отправляетесь к губернатору без меня. Я бы мог в не малой степени поспособство¬вать вам в этом деле.
- Охотно верю, святой отец. В дальнейшем я намерен восполь¬зоваться твоим столь дивным даром. А пока я не хочу, чтобы ты, почуяв свободу, сбежал от меня в первом же порту.
- Да о чем вы говорите! Я ведь уже...
- Пока не «уже». Я не сомневаюсь в твоих способностях, но сомневаюсь в том, что ты будешь верен мне. Дай мне время и по¬вод убедиться в твоей преданности, и тогда мы сотворим уйму славных дел! А пока что ступай прочь!
Раздосадованный, я уже сделал было шаг к двери, но ре¬шил все же не сдаваться и испробовать хотя бы небольшую зацеп¬ку.
- Хорошо, капитан! Но ведь может случиться так, что губерна¬тор заупрямится и откажется раскошелиться, не убедившись, что дочь жива, и вы действительно сможете вернуть ее ему, а не просто проходимцы с большой дороги, простите, ради Бога за такие слова, решившие просто использовать ситуацию в своих корыстных це¬лях. Я бы мог посредством гипноза или внушения убедить губерна¬тора в необходимости раскошелиться.
- Хорошо, хорошо, ступай! Я разберусь сам.
Не желая упускать последнюю возможность, я уже в дверях сказал:
- Подчиняюсь вашей воле, капитан, но все же помните: если будут осложнения, рассчитывайте на меня. Я смогу убедить его в том, что, получив деньги, вы действительно вернете ему дочь!
Вскоре наряженный в парадный костюм капитан отправился на берег. Остальные остались на «Елизавете», которая покоилась на якоре в гавани Порт-Билстроя. Как долго мы мечтали с Луизой вернуться сюда, а теперь вот, когда это случилось, не ликовали от данного обстоятельства, а лихорадочно искали пути к тому, как бы вырваться из этой западни, сбежать на берег и предупредить гу¬бернатора о том, что его собираются одурачить. Но возле нас постоянно крутился кто-то из пиратов, и, как я понимаю, не по соб¬ственной инициативе.
Прогуливаясь по палубе, мы с Луизой тоскливо посматривали на берег, а я при этом не переставал размышлять о происходящем.
Я понимал, что капитан затеял какую-то хитрую игру. Почему те¬перь он пристал к острову не тайком, как в ту памятную ночь, и не на дальнем берегу, а подошел к гавани открыто, не таясь? Почему над судном развевался не «Веселый Роджер», который бы усми¬ряюще подействовал на губернатора и на немногочисленный гар¬низон острова, а вполне мирный английский флаг? Почему не об¬нажил пушечные порты и не направил в сторону города жерла пушек «Елизаветы», что еще больше усмирило бы горожан и заставило бы губернатора быть покладистей? Почему отправился на остров в костюме, в котором хотел как бы спрятаться, скрыть за роскошным убранством свою злодейскую сущность?
Я был уверен: капитан что-то затеял! Было совершенно оче¬видно, что он собирается применить какую-то хитрость. Возможно, сомневался в огневой мощи своей бортовой артиллерии? Опасался; что получит достойное сопротивление? Глядя на грозные бойницы форта, возвышающегося невдалеке, в это легко верилось. Так что же все-таки задумал капитан?
Все прояснилось, когда он ближе к вечеру возвратился на «Елизавету». Не успев ступить на палубу, он тут же сделал мне знак, чтобы я следовал за ним. Подмигнув Луизе, мол, погоди, сей¬час что-то прояснится, я подчинился приказу. Проследовав в свою каюту, предводитель шумно опустился, если не сказать, рухнул, в кресло, нервным движением снял шляпу и швырнул ее на стол. Проехавшись по гладкой поверхности столешницы, она замерла на самом ее краю, едва не упав на пол. Сказать, что капитан был рас¬строен, - значит, ничего не сказать. Я тем временем застыл в ожи¬дании. Расспросы были совершенно неуместны, поскольку я не со¬мневался, что капитан все расскажет сам. Так оно и вышло.
- Твои пророчества, плутовская твоя душа, как всегда оказа¬лись верны. Губернатор оказался человеком на удивление твердым и упрямым: он категорически не желает раскошеливаться, пока не увидит дочь или не получит от нее весточку. Упрямая бестия! Ни¬какие доводы не в силах были на него повлиять! Одним словом, без твоей помощи, видимо, все-таки не обойтись.
- И что я должен буду делать?
- Как что? Это уж тебе, мил человек, виднее, коли ты у нас такой всемогущий! Ты должен внушить ему, что необходимо раско¬шелиться - другого выхода у него нет!
Это была уже первая маленькая победа! Значит, у меня будет повод сойти на берег и иметь контакт с Его превосходительством. Я отлично понимал, что страдающий излишней подозрительностью капитан мог все организовать так, чтобы мы с губернатором ни на минуту не остались один на один, с глазу на глаз. Однако для меня было главным вырваться с «Елизаветы», а там уж можно было ори¬ентироваться по обстоятельствам.
- За этим не постоит, господин капитан, можете не сомневать¬ся! Однако коль вы ожидаете от меня помощи в этом деле, то и я имею полное право рассчитывать на то же и с вашей стороны. Об¬щими усилиями мы имеем больше шансов добиться приемлемого для нас результата.
- Что ты имеешь в виду?
- Да уж известно что? Будет просто глупо, если я буду исто¬щать свой необычайный дар, который может оказаться и не без¬граничным, на разгадывание ваших мыслей, которыми вы и сами могли бы поделиться, учитывая то, что заняты мы одним делом. Ведь, таясь, друг от друга, мы можем только навредить делу. Представьте, что получится, господин капитан, если я начну убеж¬дать, пусть даже и с применением гипноза, губернатора примерно следующими словами: «Не противьтесь, друг мой! Только получив от вас выкуп, капитан Джон Лоулхем выпустит на свободу целой и невредимой вашу дочь, которую однажды под покровом ночи сам же и похитил. (Вернее, ваши люди, господин капитан, во главе с боцманом! Но это не меняет дела!) Посему, Ваше превосходитель¬ство, от выкупа вам никак не отвертеться!». Представляю, как ок¬руглятся от удивления его глаза! Ведь вы ему представили все в совершенно ином свете. Разве я не прав?!
Капитан раздосадовано поморщился, погладил бороду и шумно вздохнул.
- Да, все верно. Было бы глупо открывать ему истинное поло¬жение вещей. Я посчитал, что поступлю более благоразумно, если представлю свою скромную персону эдаким посредником, вызвав¬шимся совершить доброе благодеяние и помочь отцу вернуть любимое дитя. Я все обставил так, чтобы губернатор не догадывался об истинном роде нашего занятия. Я, мол, один из многих рядовых служителей английской короны, призванный приумножить мор¬скую славу и могущество матушки-Англии и прибыл в Порт-Билстрой только лишь для того, чтобы сдержать данное мною сло¬во и уж конечно не дать свершиться жуткому смертоубийству. Я выдумал трогательную историю о том, как по неопытности своей и наивности имел неосторожность проследовать курсом мимо Тортуги - вотчины пиратов. Последовала немедленная расплата за лег¬комыслие: мы были взяты в кольцо целой флотилией флибустье¬ров, и в такой ситуации, естественно, не могли оказать им достойного сопротивления. Видя, что судно мое не торговое и что трюмы его совершенно пусты, они решили даровать мне и моим людям свободу, но с одним условием: чтобы я доставил им выкуп за девушку, которую они ранее для этой же цели и похитили, и ко¬торая в настоящее время находится у них, как заложница. Я сказал губернатору, что для пущей убедительности они показали мне пленницу, которая томилась взаперти в трюме одного из пиратских кораблей. Мой рассказ мог разжалобить даже камень! Я с надры¬вом в голосе начал описывать жуткие картины, увиденные мной в кокпите, который служил тюрьмой для несчастной. Спертый воз¬дух, зловоние, огромные крысы, голодные и злые, пытающиеся отхватить палец, а то и всю ногу у несчастной. Она только тем и занималась, что отбивалась от этих жутких тварей. Голодная и измученная, с запавшими глазами и страшно худая, она на коле¬нях молила меня о том, чтобы я поспособствовал ее освобождению. В противном случае, дни ее будут сочтены: так долго она не вы¬держит. Да я сам едва не прослезился от своего рассказа! А этот старый хрыч...
Гнев настолько переполнил капитана, что ему даже перехвати¬ло дыхание. Он едва не задыхался: ноздри его неимоверно расши¬рялись, губы дрожали от возбуждения. Мне страшно хотелось съяз¬вить капитану по поводу кокпита-темницы на его собственном корабле, однако в интересах дела решил не дразнить его лишний раз. Но и пассивность губернатора, откровенно говоря, меня тоже удивила. Я был уверен, что ради спасения единственной дочери он готов на все, и вдруг...
- Насколько я понял, к судьбе родного дитяти губернатор со¬вершенно безразличен? Да, здорово, я вижу, мне придется поста¬раться, чтобы разжалобить его бесчувственное сердце!
- Да нет, святой отец, не безразличен он! Так всполошился, так разволновался, бестия, но мне выкладывать денежки не захотел.
Он, видите ли, сам немедля даст команду снаряжать в плавание имеющиеся в его распоряжении корабли, поднимет на ноги весь свой гарнизон, и отправится к Тортуге спасти дочь! Неблагодарная свинья!
- Нужно было убедить его, что одному ему не справиться со столь грозной силой, которая прямо распирает эту вотчину флибу¬стьеров, собравшихся там со всего Карибского моря?
- А он и не собирается сам справляться! Он намеревается сна¬чала отправиться на материк, чтобы там попросить подкрепления. Он даже предложил мне принять участие в этом походе? Представ¬ляешь?!
Капитан расхохотался крайне неприятным смехом, но вскоре успокоился и взглянул на меня:
- Завтра с утра, не мешкая, отправимся к губернатору, и я по¬смотрю, на что ты способен на самом деле. Нужно опередить его прежде, чем эта дурья башка попрется на Тортугу!
- Хорошо, капитан! - Я был согласен на все, лишь бы вырвать¬ся на спасательный берег. - Мы непременно убедим губернатора, и денежки посыплются в ваш карман! Вот увидите!
- Да нет, святой отец, убеждать будешь ты, а я буду смотреть, как ты это сделаешь.
- Я имел своего брата во Христе, капитан. Тот нахмурился.
- Он останется на судне.
Я оторопел от неожиданности. Это в корне меняло все планы. Расчет был на то, что мы вместе отправимся на берег, что будет означать для нас фактическое спасение. Теперь же Луиза будет ос¬таваться на судне как бы заложницей, и то, что я попаду завтра на берег, еще ни о чем не говорит. Я возмутился:
- Да вы что, капитан?! Разве мы не компаньоны?! Разве делаем не одно и то же дело?! Почему вы относитесь ко мне, как к челове¬ку подневольному?! В таком случае я вообще отказываюсь прини¬мать участие в этом мероприятии!
- Да куда уж ты, милок, денешься?! А насчет равноправия в наших отношениях, то пока ты человек, действительно, подневоль¬ный. Ты забыл, что являешься моим военным трофеем?
- Но ведь мой дар проявляется только тогда, когда мой брат во Христе рядом!
- Ничего, попытаешься! Я буду твоим вдохновителем! - Капи¬тан оскалил зубы в крайне неприятной ухмылке. - А вот ежели все удастся, вот тогда будет совершенно другой разговор.
- Нет, капитан! Так не пойдет ..
- Будет так, как я сказал! - Рявкнул хозяин каюты и со всей си¬лы грохнул кулаком о стол. Шляпа, покоившаяся во время нашего разговора на самом краю стола, зашаталась, словно бы теряя равно¬весие, на мгновение застыла в одном из своих крайних положений, и свалилась на пол. - Пока что от твоей болтовни нет никакой практической корысти. Ежели тебе удастся заставить раскошелить¬ся губернатора, вот тогда мы действительно будем равными ком¬паньонами! Вот тогда я без всякой тени сомнения предоставлю свободу действий и тебе, и твоему брату во Христе! Будет так, как я сказал! Все! Ступай прочь!

6.
- Я попросил Его превосходительство, чтобы он собрал всех вас, господа, для того, чтобы всем вместе нам было легче разо¬браться, как лучше поступить в вопросе спасения из плена вашей всеобщей любимицы, которая томится в эти минуты в плену отъяв¬ленных негодяев и мерзавцев, которыми, вне всякого сомнения, являются морские разбойники, люди без чести и совести!
Краем глаза я наблюдал за капитаном: как он отреагирует на эти слова. Явного вида он, конечно же, не подал, чтобы не выдать себя, но по его заигравшим желвакам я понял, какой была внутрен¬няя реакция на услышанное. Весь цвет высшего общества острова, заполнившего торжественную залу дворца губернатора, застыв в безмолвии, внимали каждому моему слову.
- Заметьте, господа: я не сказал, что с вашей помощью поста¬раюсь убедить губернатора поступить так, как считаю нужным. В этом случае вы вправе будете заподозрить меня в неискренности. Кто-то, самый недоверчивый и подозрительный из вас, может ска¬зать: «Да он, наверное, хочет извлечь из этого какую-то корысть и для себя! Коли он заодно с капитаном, то, возможно, они сами, по собственной инициативе, завысили цену выкупа, чтобы потом раз¬делить эту разницу между собой?!» Что мне на это сказать? Уве¬рять, что ваши слова для нас оскорбительны, поскольку искреннее чувство помочь вашему горю должно вызывать к нам уважение, а уж никак не подозрение и осуждение, я не стану, так как эти уверения будут лишь словами. Я просто возьму и докажу вам, что благо¬разумнее поступить именно так, как предлагает вам этот благород¬ный человек, - я указал на капитана, - который от всей души желает вам помочь и взять на себя роль посредника в деле освобождения пленницы.
Приговаривая это, я безостановочно расхаживал взад-вперед по залу, поглядывая то на губернатора, то на его свиту, то на капи¬тана со своими, наиболее приближенными к нему, офицерами. Все молчали и, как мне показалось, ожидали от меня какого-то чуда. Для успеха дела капитан еще вчера после безуспешного визита к губернатору, понимая, что придется прибегнуть к моей помощи, прежде, чем отправиться на «Елизавету», принялся распускать по городу слухи, что, дескать, на прибывшем корабле находится чудо-человек, способный предугадывать будущее, заглядывать в про¬шлое, читать мысли и тому подобное. Для распространения подобной молвы особых усилий прикладывать не нужно: достаточно лишь искры, а пламя разрастется моментально - в этом можно бы¬ло не сомневаться. Что поделаешь, так уж устроен человек: со сво¬им природным любопытством иначе реагировать на молву такого интригующего рода он просто не в состоянии. К утру слухи обо мне выросли до невероятных размеров, поэтому было даже излиш¬ним просить губернатора собрать аристократию, что было необхо¬димо для осуществления моего плана, они и сами собрались в ком¬натах дворца.
- Все дело в том, что ваш покорный слуга обладает даром предвидения. Я могу заглядывать в прошлое, предсказывать буду¬щее и на этом основании вполне официально заявляю: я уже позво¬лил себе мысленно побывать в будущем и увидеть, что будет, еже¬ли губернатор сам возьмется за спасение дочери, и чем все закончится, если поручит сию нелегкую, и, я бы даже сказал, опас¬ную миссию этому благородному человеку. - И я снова указал на капитана. - Не буду говорить о том, как плачевно закончится все в первом случае, - мне больно об этом говорить. Но я отчетливо ви¬дел умиляющую сердце картину, как бросится освобожденная страдалица в объятия отца, который будет благодарить капитана за оказанную любезность и просить прощения за недоверие, которым он имел неосторожность в свое время обидеть будущего спасителя своего дитяти! Для тех, кто сомневается в искренности моих слов, а стало быть, в моих способностях, я немедля докажу обратное. При¬ступим!
Все затаили дыхание. Каждый был напряжен так, словно через минуту должно произойти что-то страшное и невероятное.
Я напустил на лицо страшно важный вид, нахмурил брови и принялся вновь расхаживать перед притихшей толпой, однако де¬лал теперь это не спеша, пристально вглядываясь в лица, словно выбирал свою будущую жертву. Я видел в глазах некоторых людей ужас, словно те боялись, что я открою сейчас какую-то их сокро¬венную тайну, (впрочем, почему словно? Именно этого они и боя¬лись!), другие по этой же причине отворачивали в сторону взгляд. Первой моей «жертвой » был астроном. Застыв перед ним, я вски¬нул кверху руки, и толпа даже слегка отпрянула назад, словно боя¬лась, что я сейчас вцеплюсь им в горло своими пальцами.
- Я вижу ваше будущее, молодой человек! Вы откроете новое небесное тело, это станет грандиозным открытием века, вас пригла¬сят в столицу, где вы возглавите астрономическую лабораторию!
Толпа ахнула. Видимо, все были наслышаны о слабостях этого человека, поэтому прекрасно знали, о чем идет речь. Послышался шепот: «Это просто невероятно!» А я продолжал:
- А. вы, сэр, уже успели побывать в столице, однако не отчаи¬вайтесь: долго вам здесь скучать не придется! Ежели вы с таким же усердием продолжите свои удивительные химические изыскания и таки найдете заветную формулу чудодейственной жидкости, то столица вновь примет вас. На этот раз как триумфатора!
Толпа вновь ахнула. Химик сиял от счастья. Мне было немно¬го неудобно перед этими людьми за то, что я понапрасну обнаде¬живал их, и рассчитывал в дальнейшем непременно извиниться перед ними, оправдываясь тем, что иных аргументов для достиже¬ния того, что задумал, я просто не видел.
Я пошел дальше, делая вид, что разглядываю лица и людей. На самом деле, как вам нетрудно догадаться, я просто искал в толпе тех, о ком я что-либо знал, следовательно, мог использовать теперь это обстоятельство в своих «пророчествах».
- А вы, господин натуралист, со своей коллекцией насекомых, можете также посетить не только столицу, но и объехать полмира, показывая ее за деньги любопытствующим, и будете иметь от этого немалый доход.
Я утешал себя мыслью о том, что я не просто обнадеживал этих людей, но и давал им при этом дельные советы. Ведь и химику я дал понять, что все, сказанное мной, не просто свалится на него манной небесной, а в том случае, если он «с таким же усердием продолжит свои изыскания», что полностью соответствовало исти¬не. Вот и натуралисту я более чем откровенно намекнул: нечего сидеть сиднем на этом острове и гоняться за бабочками и жуками! Их и без того достаточно в его коллекции! Из нее действительно можно извлечь материальную выгоду. Увлекшись подобными раз¬мышлениями, я позволил себе развить мысль вслух:
- Могу дать вам неглупый совет, господин натуралист. От¬правляйтесь в путешествие по странам не сами, а с компаньоном. Пока он будет демонстрировать вашу коллекцию желающим, ис¬правно взимая с них плату, вы все это время можете предаваться своему любимому занятию: охотиться с сачком в руках за предста¬вителями фауны той страны, в которой вы в этот час будете нахо¬диться. Таким образом, коллекция будет ваша пополняться, а, сле¬довательно, и возрастать в цене.
- Благодарю вас, святой отец! Вы…Вы… Вы просто гений!
- Да что вы! Это мое будничное занятие.
- Позвольте не согласиться с вами, святой отец! - Подал голос губернатор, и я тут же повернулся в его сторону. - Вы действи¬тельно проявляете чудеса. И если миссия капитана в самом деле видится вам, как наиболее благоразумная, способствующая вер¬нуться моей девочке домой целой и невредимой, я готов согласить¬ся с вашими доводами и предоставить необходимую сумму.
- В этом не может быть никакого сомнения, Ваше превосходи¬тельство! Это может подтвердить и ваш казначей мистер Честер, который хотя и затягивал непростительно долгое время с послед¬ним финансовым отчетом, однако человек глубоко порядочный и не станет лгать ни при каких обстоятельствах.
Все снова зашумели, а я продолжал:
- Эта может подтвердить и ваш помощник мистер Фрэнсис Эс¬секс и его очаровательная жена миссис Агнес, которой я бы не со¬ветовал тянуть более с лечением подагры.
Зал снова ахнул. Губернатор едва не прослезился:
- Я полностью доверюсь вам, святой отец!
Я видел, как вытянулось в самодовольной улыбке лицо капи¬тана. В зале поднялся шум, а я, боясь, что не успею совершить са¬мого главного, того, ради чего я и задумал всю эту комедию, под¬нял кверху руку и призвал всех к тишине. Она воцарилась моментально. В эту минуту я поймал себя на мысли, что мне нра¬вится пребывать вот так в центре всеобщего внимания и восхище¬ния. Да, не зря слава не раз кружила голову многим людям.
- Прошу внимания, господа! Ваш покорный слуга хочет лиш¬ний раз доказать вам, что с вами поступают честно. Как вы поняли, Его превосходительство уже фактически дал свое согласие выде¬лить необходимую сумму для выкупа. Ежели бы мы хотели одура¬чить вас, о чем мы говорили в начале, то на этом мне благоразум¬ней было бы и ограничиться, получить денежки и отбыть восвояси. Однако я хочу дать возможность израненному от страда¬ний и разлуке отцовскому сердцу убедиться в том, что его дочь жи¬ва и здорова! Прошу в центре залы установить стул!
Все зашумели, но и в этом гомоне мне было слышно, как нервно прокашлялся капитан, а затем подошел ближе к губернато¬ру:
- Считаю, Ваше превосходительство, что не стоит терять время, памятуя, что бедняжка в это время неимоверно страдает. Резонней будет немедля переправить на судно требуемое пиратами золото и серебро, чтобы мы могли сразу же отплыть на помощь страдалице!
На миг мне показалось, что сейчас этот хитрец подойдет, возьмет меня за руку и просто утащит на корабль. Конечно, я мог поднять шум и рассказать всем, что происходит на самом деле. Но что ожидает в таком случае Луизу?! Нет, нужно было не выпускать инициативу из своих рук, что я и сделал
- А вы сомневались, Ваше превосходительство, в искренности капитана! Поглядите: этот благороднейший человек всем сердцем желает благополучной развязки в этом деле! Однако несколько ми¬нут, думаю, не могут сыграть такой уж определяющей роли. Прошу вас, Ваше превосходительство, проследуйте к стулу и сядьте на него.
И не дожидаясь ответа, я зашагал к центру залы, где, благодаря чьим-то услужливым рукам, уже стоял стул. Теперь я был в безо¬пасности. На столь открытой «арене действий» капитан не позво¬лит себе поступить со мной противозаконно, применять ко мне насилие. Губернатор покорно сел кресло. Чтобы подчеркнуть для присутствующих важность пред¬стоящего момента, я торжественно начал:
- Сейчас на ваших глазах, господа, произойдет удивительное таинство! Я мысленно перенесу Его превосходительство к его до¬чери, и он сам воочию, так сказать, сможет убедиться, что она жива и здорова. - Зал снова, в который уже раз сегодня, восхищенно ах¬нул. - Ежели Их превосходительство пожелает, то они могут даже пообщаться с дочерью, расспросить ее о самочувствии.
- Не может быть! - невольно вырвалось у кого-то, но толпа в едином порыве обратила на него взор, и тот смущенно замялся.
- Все может быть! Нет ничего невозможного для меня на этом свете! Я способен даже устроить так, что Их превосходительство смогут понаблюдать со стороны за собственной встречей с родной дочерью, когда мы вырвем ее из лап пиратов и доставим сюда!
Снова восторженный гул, который, признаться, уже начал мне надоедать. Нужно было приступать к делу. Я вновь поднял руку, призывая к тишине, и тут же она наступила.
- Итак, приступаем! Однако прошу выполнять неукоснительно мое требование. Читать мысли конкретного человека, который на¬ходится передо мной, для вашего покорного слуги не составляет большого труда. Однако, когда речь идет о другом человеке, кото¬рый к тому же находится очень далеко, а Тортуга, как вы понимае¬те, не так уж близко, для этого требуется особая обстановка. Нить связи с удаленным на значительное расстояние человеком столь тонка и ранима, что ее может нарушить и даже оборвать излишний шум, пусть и самый незначительный, недобрый взгляд или что-либо иное в этом роде. Так что, для полной уверенности в благопо¬лучном исходе эксперимента, желательно было бы проводить сей опыт в пустой зале...
- Нет-нет, святой отец! - Послышался голос капитана. - Так вы лишаете нас удовольствия лицезреть сие захватывающее дейст¬во. Мы непременно намерены остаться, чтобы быть участниками таинства.
Все одобрительно зашумели. Капитан был не дурак: он знал, как привлечь к себе сторонников. О такой человеческой слабости, как любопытство, мы уже говорили, а тут оно было многократно усилено тем, что присутствующим здесь уже довелось увидеть, и что они собирались увидеть. Понимая, что выпроводить эту толпу из зала мне вряд ли удастся, да и был уверен, что капитан сделает все, чтобы не оставить меня наедине с губернатором, я продолжал как ни в чем не бывало:
- А я и не намеревался лишать вас зрелища. Можете все оста¬ваться здесь, но с одним непременным условием: все отходят на максимально дальнее расстояние, к самой стене. Прошу немедлен¬но выполнить мое требование!
Придворная знать в едином порыве отшатнулась назад, бук¬вально прижавшись к стене. Капитан со своими офицерами пере¬глянулись, помялись на месте, однако тоже отошли к противопо¬ложной стене. Я продолжая расхаживать вокруг стула пока что на приличном от него расстоянии, затем стал понемногу приближать¬ся.
- Итак, я начинаю! Прощу никого не сходить со своего места пока я не закончу! Повторяю! Нить, связывающая меня с пленни¬цей, тонка и ранима! Даже я буду шепотом возносить молитвы к Господу, чтобы он помог мне в этом деле! Вы же вообще должны молчать!
Я вскинул руки вверх с крайне серьезным и напряженным вы¬ражением сосредоточенности на лице, принялся еле-еле шевелить губами и превозносить известные мне молитвы. Однако только до того времени, когда приблизился к губернатору на такое близкое расстояние, что он, должен был услышать шепот.
Еще, когда я помогал усаживаться губернатору на стул, я как бы поправляя его, развернул так, чтобы лицом тот сидел к тому месту, где обособленной кучкой стояли пираты. Таким образом, я буду находиться к ним спиной, что и требовалось согласно моему плану. Вот и теперь, медленно как бы проплывая вокруг губернато¬ра, я, непрерывно, выкручивая руками замысловатые магические па, беззвучно шептал молитву. Но только лишь дошел до того положения, когда пираты оказались за моей спиной, я начал лихо¬радочно, хотя довольно тихо, (с таким расчетом, чтобы меня слы¬шал только лишь Его превосходительство, и уж никак ни капитан с офицерами), шептать:
- Если хотите увидеть вашу дочь живой, не подавайте виду, что слышите меня. Никто не должен знать, что я разговариваю с вами. Если вы меня слышите, закройте глаза.
Губернатор подчинился. Контакт, стало быть, был установлен. Со стороны это не могло вызывать подозрений, если кто и заметил, что тот закрыл глаза, так это выглядело вполне логичным: для лучшего достижения эффекта присутствия на Тортуге глаза у гу¬бернатора и должна были быть закрыты. Я же продолжал «плыть» вокруг него и, когда пираты вновь оказались за спиной, я снова вы¬палил:
- Повторяюсь: ваша дочь жива и здорова и завтра же вы уви¬дите, если выполните план, который я вам сейчас расскажу. Но для того, чтобы убедить капитана и его людей, что все идет по плану и не вызывать их подозрений по окончанию моего «сеанса», вы должны искренне сыграть свою роль: показать всем, что вы как будто бы действительно мысленно побывали возле дочери, увидели ее.
Я вновь описал молчаливый полукруг, но зато на следующем разразился очередной тирадой:
- Эти люди должны поверить тому, что вы позволили себе одурачить вас. Вы прикажете доставить на судно золото, что уми¬ротворит их, расслабит и приведет к потери бдительности. А даль¬ше поступите так...
Все это время, что я кружил с извивающимися руками вокруг губернатора, ваш покорный слуга не тратил его зря. Мне казалось, что я изложил ему все до последней детали своего плана, чтобы максимально исключить вероятность сбоя. Когда дело, как гово¬рится, было сделано, я начал постепенно отдаляться от стула, на котором восседал губернатор, продолжая описывать тем временем круги, однако руки мои при этом опускались все ниже и ниже и вскоре я уже стоял, застыв в смиренной позе, напротив Его превосходительства, однако на почтительном от него расстоянии.
В зале стояла гробовая тишина. Все смотрели то на меня, то на губернатора, томительно выжидая: что же сейчас произойдет? По¬считав, что публика достаточно заинтригована, в том числе и этой запланированной мной паузой, я громогласно изрек:
- Очнитесь, Ваше превосходительство! Вы уже дома!
Губернатор открыл глаза, повертел головой, таращась на всех изумленным взглядом, словно видел всех в первый раз, затем вскрикнул, как будто вспомнив что-то, вскочил на ноги и восклик¬нул:
- Чудо! Это просто чудо! Я был возле нее! Я разговаривал с ней!
Что тут началось! Все бросились к губернатору с расспросами. Тот весь сиял:
- Она жива и здорова! Я видел нашу радостную встречу! Эти люди доставят ее сюда! - Он направился к капитану с его офицера¬ми. - Я видел результаты ваших стараний, господа! Я заранее бла¬годарен вам! Да что слова! Чувства переполняют меня, и я готов подкрепить свои слова делом! Я, конечно же, немедля отдам распо¬ряжение, чтобы мои люди подготовили необходимое для выкупа количество золота и серебра и переправили его к вам на корабль! К вечеру, я думаю, они успеют управиться. А вот вечером я жду лич¬но вас, капитан, со всей командой у меня во дворце, где я дам бан¬кет в честь таких славных людей, которые столь благородны, что готовы пожертвовать собой ради помощи в чужой беде!
Капитан замялся:
- Что вы, Ваше превосходительство! Не стоит терять времени! Бедняжка ведь мается в зловонии заточения...
- Нет-нет! Я все видел! Зная, что получит выкуп, капитан суд¬на, на котором находится моя девочка, решил ответить любезно¬стью на любезность: он перевел ее в удобную каюту, распорядился отменно кормить. Несколько часов, что вы проведете у меня в гостях, роли действительно большой не сыграют. Зато душа моя будет спокойной: я буду знать, что не остался в долгу перед столь благо¬родными и великодушными людьми.
- Вы очень добры. Ваше превосходительство, однако...
- Да замучили вы меня своей скромностью! Хорошо! Я отниму у вас право выбора: я прикажу доставить на судно только половину сокровищ, предназначенных для выкупа. Вторую мои люди доста¬вят вам сразу же, как только вы сядете за праздничные столы. Все! На этом порешили! - И не дав возможности оторопелому от таких слов капитану ответить что-либо, губернатор повернулся ко мне. - И уж совсем излишне говорить о том, что на одном из почетнейших мест на празднестве я хотел бы видеть вас, святой отец! Ваш бес¬ценный дар помог мне вернуться к жизни!
- Вы мне льстите. Ваше превосходительство. Я всего лишь пы¬таюсь помочь страждущим и нуждающимся, всем тем, кто попал в беду.
- Не скромничайте! Вы человек совершенно особенный, уди¬вительный! В мире, наверное, больше нет людей, которые могли бы проявлять столь поразительные способности.
- На судне остался человек, с которым мы неразлучны и кото¬рый помогает мне во всех моих делах. Это мой брат во Христе. Он, бедолага, хотя и нем от роду, но, тем не менее, умеет проявлять такие способности...
- И вы смеете говорить, что вы неразлучны?! Так почему же вы сейчас не взяли его с собой?!
Я искоса взглянул на капитана. Тот сделал вид, что все проис¬ходящее его не касается. Губернатор же, будучи на душевном подъеме, не стал выслушивать наших объяснений, а продолжал дальше:
- Никаких оправданий! Желаю видеть вас обоих за праздничным столом! Капитан! Под вашу ответственность! Никакой банкет не состоится, пока я не познакомлюсь с этим человеком! Жду всех вечером к столу! Проводите наших спасителей, мистер Эссекс!
Покидая дворец, я мысленно восхищался губернатором! Как здорово он сыграл свою роль! Как великолепно подыграл мне, тем самым, облегчив выполнение задуманного!
Когда на палубу «Елизаветы» начали доставлять первые бо¬чонки с золотом и серебром, капитан, дрожащими руками прикаса¬ясь ко всему этому добру, не мог скрыть своего возбуждения;
- Вот это удача! Вот это улов! Ну, ты, святой отец, и бестия! Так заставил раскошелиться губернатора! Таким скрягой он мне вначале показался, а теперь... Дочку он, понимаешь ли, видел в роскошной каюте, разговаривал с ней... Немного странно все это.
- Но ведь я же уже говорил с вами про гипноз, господин капи¬тан! Вы хоть понимаете, что это такое? Удав гипнотизирует какого-нибудь мелкого зверька, тот пищит, соображает, что идет на вер¬ную смерть, и в то же время сам лезет к нему в пасть! Сам!!! Вот и я внушил ему все эти видения. А вы... Теперь-то хоть вы убеди¬лись, что действительно являемся компаньонами?
- Да! Ты на деле доказал это! Сколько добра! А ведь этот ду¬рень еще обещает! Том! Ты помнишь мое указание? Когда мы от¬будем во дворец, должны доставить вторую половину сокровищ! Ты уж смотри мне: прими все честь по чести, да и за порядком по¬смотри! Вас здесь немного остается! Только вахтенные. Остальные ребята пусть погуляют от души да всласть попьют винца за губер¬наторский счет. Чего ж не повеселиться, коль подвернулся случай?
----------
Банкетный зал был переполнен. На острове, наверное, не оста¬лось ни единого человека, который не был бы наслышан о событи¬ях, происшедших во дворце утром. Все, кто имел хотя бы далекое отношение к местной элите, старался попасть на этот банкет. Их привлекала не только возможность, как говорил капитан, «всласть попить винца за губернаторский счет». Судя по кулуарным разго¬ворам, отрывки из которых достигали моего слуха, все ожидали от предстоящего вечера чего-то необычного, сногсшибательного. Всем хотелось пощекотать свои нервы. По взглядам, которые я ло¬вил на себе, я видел: от меня ожидают чуда.
Столы ломились от яств. На них практически совсем не оста¬валось свободного места: все было заставлено напитками, закус¬ками, кубками, кувшинами. Вино, действительно, лилось рекой. Это, собственно, и требовалось согласно моему плану. Нужно было притупить бдительность пиратов. Вино во все времена с не¬изменным успехом справлялась с этим заданием. Я еще и еще раз окинул взглядом зал: все так, как я и мыслил: середина комнаты была пустынной, а сами столы были расставлены вдоль стен.
Напротив меня у противоположной стены находился стол губернатора, за которым он восседал со своей многочисленной свитой. Справа и слева находились столы приглашенных. А весь экипаж «Елизаветы» уместился за длинным столом, который, как я уже говорил, находился у стены, противоположной той, где восседал губернатор. Я со своим братом во Христе скромно сидел среди пиратов, молчаливо вкушая пищу, стараясь меньше обращать на себя внимание.
Зал был в праздничном убранстве. Если справа и слева от нас стены были, так сказать, голыми, ничем не украшены, то и за на¬шими спинами, и за спинами свиты губернатора висели огромные шторы, ниспадающие до самого пола. Я слышал, как дамочки уми¬ленно поглядывали на эти шторы, любуясь ими, как некими невин¬ными украшениями, не подозревая, что этим нехитрым сооружени¬ям уготовлена немаловажная роль в задуманном мною спектакле.
Когда банкет был в самом разгаре, когда было съедено всего немало, а выпито еще больше, особенно за столом, за которым я сидел, губернатор чинно поднялся и призвал всех к тишине.
- Я уже говорил множество добрых слов в адрес людей, кото¬рые проявили столь большое участие к моему горю, поэтому не буду повторяться, чтобы не утруждать лишней болтовней всех со¬бравшихся здесь. Я хочу сказать о другом. В зале присутствуют немало близких мне друзей, людей весьма почтенных и уважаемых, которым, увы, не удалось побывать здесь нынешним утром. Однако они, наслышанные о тех чудесах, что здесь происходили, буквально умоляли меня, чтобы я, вплоть до злоупотребления гостеприимст¬вом, просил виновника всего этого ажиотажа вновь оказать любезность присутствующим и удивить их своими сверхъестественными способностями. Я, конечно, глубоко извиняюсь, святой отец, но, может, вы все-таки будете столь любезны, и не откажите нам в на¬шей невинной просьбе!
Зал одобрительно загудел. Было заметно, что все давно ожида¬ли этого момента и буквально едва ли не разразились овацией в мой адрес. Я, конечно же, не стал возражать в этой ситуации, кото¬рая была мною давно запланирована, и прошел к середине залы. Все приумолкли, приготовившись к неожиданному. Мне же для полного эффекта нужно было «набить себе цену», что я и сделал.
- Хорошо, господа! Я понимаю, что вы жаждете зрелища - это вполне объяснимое человеческое желание. Что же, постараюсь удивить вас. Да что там «постараюсь»?! Я нисколько не сомнева¬юсь, что после моего опыта вы будете не только удивлены, но и. потрясены! Для этого мне нужен помощник и нечто, напоминаю¬щую штору, или иное заграждение, за которым я мог бы произвести подготовку к опыту. Ваше превосходительство, надеюсь, что у вас во дворце найдется что-нибудь наподобие того, что мне, необходи¬мо?
- Изволите шутить, святой отец? Я немедля отдам распоряже¬ние дворецкому!
Вскоре посреди комнаты стояло нехитрое сооружение, со¬стоящее из тонких деревянных плоскостей, куда можно было бы заходить человеку и оставаться при этом укрытым от взоров посто¬ронних.
- Благодарю вас. Ваше превосходительство! Теперь осталось дело за помощником. Во время предыдущих странствий услуги такого рода всегда мне оказывал мой брат во Христе, который, я думаю, не откажет в любезности мне и сейчас. Прошу тебя, брат мой, подойди ко мне! Я вижу, тебя смущает столь огромное множество любопытствующих глаз. Это, право, немудрено: не столь уж часто нам приходилось демонстрировать свои способности перед столь многочисленной аудиторией. Пройди, брат мой, за эту штору и приготовься: скоро мне нужна будет твоя помощь. Заходи, захо¬ди! А я тем временем поинтересуюсь у почтенной публики: что именно хотят они увидеть?
Я сделал паузу, однако была она столь незначительной, что ес¬ли бы кто и котел, то не успел бы за это время вставить в разговор хотя бы слово. Потому что эта пауза была скорее «для полагается». Ведь не стал бы я, как вы понимаете, вполне серьезно сотворить какое-либо чудо на заказ. Я этого просто не омег бы сделать. Сей¬час моей главной задачей было тянуть время, что я и делал.
- Видите ли, господа. Мой дар столь разнообразен, что я могу проявлять его в самых неожиданных ситуациях. Заглядывать в прошлое и предсказывать будущее - это самое легкое из всего воз¬можного. Я же хочу поговорить о невозможном! Вы верите в то, что можно оживлять трупы или разговаривать, мысленно, разумеет¬ся, с людьми, умершими много лет, а то и веков назад?
За столами прокатился возбужденный гул. Буквально все не сводили с меня округлившихся от изумления глаз. Именно такой реакции я и ожидал.
- Верите ли вы в то, что я мысленно могу отправить любого из вас на любую по вашему выбору планету, чтобы вы могли полюбо¬ваться тамошними красотами, а затем по возвращению рассказать нам, что вы там видели?
Снова возглас изумления.
- Возможно, кто-то из вас в прошлом стал жертвой какого-либо злодейства. То ли это было ограбление, то ли убийство знако¬мого или близкого вам человека. Хотели бы вы мысленно вернуть¬ся в то дальнее время и как бы со стороны понаблюдать за злоумышленниками, которые совершают надругательство или над вашей собственностью, или над вашими знакомыми?
- Да возможно ли это, святой отец?! - Не выдержал кто-то из присутствующих. - Где вы научились столь дивному умению? Или все это ниспослано на вас свыше, как некий дар небес?
Я позволил себе на минутку задуматься.
- Конечно же, это природный дар. Однако, я много трудился над тем, чтобы развить его и поднять до столь значительных вер¬шин. Я изучал труды великого Нострадамуса, я просиживал ночами над другими изысканиями в этой области, пока не достиг того, свидетелями чего вы сегодня были.
Я услышал легкое постукивание о деревянную стенку перего¬родки. Это был условный знак моего брата во Христе о том, что его приготовления закончились. Пробил час финального акта этого спектакля. Мне суждено было поставить последнюю точку в этом действе. Что я и сделал.
- Но не буду утомлять вас, господа, излишними разговорами. Вы желаете увидеть чудо? Сейчас вы его увидите!
Зал застыл в томительном предчувствии чего-то необычного. Вокруг стояла гробовая тишина.
- Я придумал, какой именно фокус вам показать. Другие пла¬неты и оживление трупов - все это чепуха, до которой всем нам по большому счету нет никакого дела! Какой вопрос нас сейчас инте¬ресует больше всего? - Никто не проронил ни слова, ожидая, что скажу я. - Правильно: как быстрее вызволить вашу всеобщую любимицу, чтобы она вновь была среди вас и радовала всех своей красотой и звонким смехом! Исходя из этого, я вот о чем подумал: коли все мы так хорошо здесь празднуем, пьем вино и вкушаем пищу, то, может, и не стоит утруждать себя столь дальним плаванием? А что если я сейчас, применив всю силу своего дарования, возьму да и перенесу бедняжку с каюты пиратского судна прямо сюда, в этот зал?!
Все ахнули! Сказанное мной было столь невероятным, что у всех буквально вытянулись лица. Я ликовал: публика заинтригова¬на! Теперь должна быть развязка. Получайте!
- Вы мне не верите?! Вы сомневаетесь в моем даре?! Так убе¬дитесь же в обратном! - Я повернулся лицом к деревянным што¬рам, сделал страшное лицо и вскинул к небу руки - Появись, дитя! Появись! Обними своего отца!
В следующее мгновение из-за шторок грациозной походкой в блистающем платье вышла... Луиза!
Зал онемел. Никогда еще в своей жизни эти люди не пережи¬вали столь сильного потрясения. Откуда им было знать, что платье по моему велению заранее было приготовлено и спрятано в гарде¬робе, а Луизе оставалось лишь только отклеить усы и бороду, сбро¬сить сутану и одеть его. Первым опомнился губернатор:
- Дитя мое!
И бросился навстречу дочери, заключая ее в объятия. В сле¬дующее мгновение штора за спинами пиратов всколыхнулась, из-за нее выскочил едва ли не целый гарнизон солдат, набросился на из¬рядно охмелевших и не ожидавших подвоха пиратов и вмиг разо¬ружил их.
Все произошло так быстро, что гости празднества не успели ничего толком понять. Один капитан, к которому, видимо, быстрее всех вернулось самообладание, закричал:
- Измена! Вы дорого за это заплатите! Мои люди, оставшиеся на корабле, в случае, если мы не вернемся, огнем бортовой артил¬лерии сотрут ваш вшивый городишко с лица земли!
- А мои люди, господин грязный пират, не брезгующий похи¬щением детей, тоже не сидели, сложа руки. После вашего прибытия во дворец они вместо второй половины выкупа понесли в пустых сундуках и ларцах не золото и серебро, а оружие, с помощью кото¬рого, думаю, уже давно завладели судном. Впрочем, это мы сейчас проверим.
С этими словами губернатор деликатно освободился от объя¬тий дочери, взял со стола подсвечник с горящими свечами, подо¬шел к окну, отодвинул штору и сделал несколько круговых движе¬ний рукой, держащей подсвечник. Со стороны гавани послышался отдаленный пистолетный выстрел. Лицо губернатора расплылось в улыбке:
- А что я говорил?! Вот и условный отзыв! Ваш корабль теперь в моих руках, господин вымогатель и мерзавец.
Всегда невозмутимый и уверенный в себе предводитель мор¬ских разбойников, видя безысходность ситуации, не на шутку рас¬терялся:
- Да как же так? А как же пророчество? - Он с надеждой взглянул на меня. - Святой отец! Мы ведь компаньоны! Вы не должны дать меня в обиду!
Я презрительно поморщился:
- Да как же мы можем быть компаньонами, если я честный че¬ловек, а ты мерзкий похититель детей!
И с этими словами я сбросил с себя парик и сорвал клееные усы и бороду. Вновь все ахнули
- Юнга!
- Джимми!
Эти два возгласа прозвучали одновременно. Губернатор бро¬сился ко мне, привлек к себе и долго так держал: я под одной его рукой-крылышком, Луиза под второй.
- Дети мои! Как я счастлив!
Я видел, как скупая мужская слеза заблестела в уголке глаза этого человека, но он быстро смахнул ее и повернулся к солдатам:
- Чтобы эти люди не мешали нашему празднеству, уведите-ка их поскорее в городскую тюрьму, да заприте понадежней в самой прочной камере. От ответа вам, голубчики, не уйти! А мы теперь уже сами, без этих..., отметим нашу радость, коль уж и столы на¬крыты и гости собрались! Дворецкий! Распорядись-ка, любезный, чтобы на столы подали побольше вина да закусок? Пейте-кушайте, господа, радуйтесь моему счастью! Сегодня у меня самый счастлив вый день в жизни!
Губернатор направился к своему месту за столом, увлекая нас за собой, посадил возле себя по обе стороны, обнял, прислонил наши головы к своим плечам, затем освободил от объятий, взглянул на одного и на второго, потом снова привлек нас, но уже не к себе, а друг к другу, столкнув легонько лбами.
- Дети мои! Я так рад за вас! Это наисчастливейший день моей жизни!
- Вы, конечно, не поверите. Ваше превосходительство, - лукаво вставил я, - но, как бы это не показалось вам странным, и мой тоже!
Луиза прыснула смехом:
- А за себя я вообще молчу! Мне то вы уж точно не поверите!
----------
С того времени прошел уже почти год. Я страшно соскучился за всеми и мечтаю самым ближайшим временем вновь посетить родные края. Как они там? Как отец с матерью, как Лиль? Интерес¬но взглянуть на нее: какой она теперь важной стала? Я ведь замол¬вил о ней слово у губернатора: он пообещал непременно послать за ней. Целый корабль специально отправился за Лиль, чтобы доста¬вить ее во дворец губернатора! Может, уже она там зазналась, что и разговаривать со мной не станет? Шучу, конечно. Она добрая. Доб¬рая и хорошая. Верю, что она всегда такой будет. Они там, навер¬ное, сдружились с Луизой! Луиза...
Воспоминания о Луизе доводят меня до исступления! Расста¬ваясь, я думал, что не смогу прожить без нее и дня, а уже прошел почти год! Как без нее неуютно на душе, как грустно и тоскливо! Как мне хочется услышать ее звонкий смех, заглянуть в ее бездон¬ные глаза и ощутить на своих руках нежное прикосновение ее теп¬лых рук. Она святое, трижды святое и небесное создание! Нет! Нужно изменить тему, иначе мне становится не по себе!
Дописывая последние строки книги, я понимаю, что работа над ней практически завершена. Сейчас начнутся поиски издателя и иные хлопоты, с которыми я, увы, пока что не знаком. В случае успеха книги я, конечно же, не против был бы продлить это знакомство, но уж больно переживаю за судьбу своего творения. При¬мет ли ее читатель? Как отреагирует на имя авторов, которое им пока что незнакомо? Но ведь какие прелестные отзывы моих друзей были на книгу «Так начинают великие»! Возможно, дело в авторе? Возможно, само его имя, пусть оно кажется мне непривычным и странным, играет какую-то роль? А что если и мне издать свою книгу под этим псевдонимом?! А что?! Это идея! В случае провала книги пусть все шишки сыплются на него! Он ведь не спросил у меня разрешения, когда писал своих «Великих»!
Все! Вот, казалось бы, нужно ставить точку и завершить пове¬ствование. Однако ужасно не хочется этого делать. Ведь пока я пи¬сал эту книгу, я как бы заново пережил события, описанные в ней. Я вновь, пусть и мысленно, сидел с Луизой у костра на уединенном посреди океана острове и любовался звездным небом, шумом при¬боя, отдаленными криками ночных птиц. Я вновь, завернувшись в камзол Дика, прижимался к теплому и бесконечно нежному телу этой удивительной девушки, и хотя вокруг властвовал океан, могу¬чий и опасный, нам с ней в нашем замкнутом мирке было уютно и хорошо. Я снова, как и в первую ночь знакомства, гулял с ней по саду вокруг дворца, любовался отблесками лунного света в ее больших и бездонных глазах и слышал ее чарующий голос...
После точки все оборвется. Все останется в прошлом, в воспо¬минаниях, а впереди - ничего, пустота...
Впрочем, почему пустота? Что я, в самом-то деле, прощаюсь с этой жизнью, что ли?! Впереди столько славных дел! Завершив учение в Академии, я вскоре смогу стать капитаном и получить в свое распоряжение судно. Сколько морей и океанов мне предстоит на нем избороздить! Сколько славных приключений смогу пере¬жить! Впереди ведь целая жизнь? Можно будет написать не одну книгу о своих похождениях! Так что - продолжение следует! Став¬лю точку, но не прощаюсь. Говорю только до свидания! Мы еще непременно встретимся на страницах книг. Непременно! Это я вам обещаю!