черный список

По материалам действительных событий, происшедших в середине 90-х годов.


ЧЕРНЫЙ СПИСОК


Назначенным старшим оперативно- следственной группы майор уголовного розыска ГУВД Юрий Еремеев рассеянно листал сшитые в папку материалы дела, которым его группа занималась третью неделю. Вырисовывался типичный «висяк» – нераскрытое преступление, в данном случае – убийство. Дело не продвигалось, за что руководство в лице заместителя начальника городского управления и начальника отдела не упускало возможность делать ему каждодневный втык. Хотя, похоже, и до них уже дошло, что это дело тухлое.
Итак, Саленин Петр Семенович, четырежды судимый за воровство и грабежи, погоняло Шмат. Последний срок – пять лет. Вышел на свободу на полгода раньше звонка – 24 мая. И через два дня явился сюда, в областной центр, к своей давней подруге Фаине Локтевой, в ее доме тот же день и принял смерть в отсутствии хозяйки, так и не повидав ее. Разминулись. У Локтевой железное алиби – ездила на двое суток (это проверено) к своим родителям в деревню, давно звавшим дважды разведенную дочку навестить двух своих несовершеннолетних детей, воспитывавшихся у бабки с дедом. А ключи от дома Саленин, взял под крыльцом. Ждала его подруга.
Плохо кончил Саленин, даже фотографии из дела производили глубокое впечатление от его смерти, а непосредственно на месте преступления труп представлял еще более ужасающую картину. Шмата долго, не торопясь, пытали (вероятно, знали, что хозяйка уехала на несколько дней), разными способами: от вырывания ногтей до ударов электротоком. И закончилась бренная и грешная жизнь Саленина Петра Семеновича от ножевого ранения под лопатку.
Еремеев закрыл папку, и некоторое время задумчиво барабанил по ней пальцами – нет следов, черт возьми! Они даже пол за собой вымыли. Ни отпечатков в квартире, ни зацепок среди дружков и подельников покойного. И не по старым делам, и не в зоне, где отбывал срок Саленин – ничего не высветилось. Но что Шмат знал их, сомнений нет, или привел с собой или дверь открыл сам. Да, чисто сработали убийцы, ночью свой суд вершили, основательно, не торопясь, без шума. Как минимум их двое было, и вряд ли местные. Могли следить за Шматом прямо с зоны… Версий хоть отбавляй, да что толку. Но что такое крайне важное хотели узнать от Шмата, который только освободился?..
Еремеев еще раз с тоской взглянул на папку с «глухарем» и, представив, как на утреннем совещании услышит от руководства по этому делу кое-какие крепкие слова, тяжело вздохнул.

    У Андрея Гресева сегодня было хорошее настроение. Получил премию, на которую давно рассчитывал и которую они с женой уже заранее распределили. Но и на обмывку оставалось, как же без этого. При том – пятница. После работы Гресев с двумя своими корешами Юрой и Пашей завалились в знакомую кафешку, взяли водочки, пивка, закусь, и не торопясь, опрокинули по стопке. Через некоторое время пошли привычные умные разговоры про жизнь: работу их шоферскую в этом автокомбинате, будь она неладна, есть же места в сто раз лучше, о женах и детях, но и о бабах, наконец. Все как всегда. Народу в кафе было не очень немного, кто-то подходил, брал на разлив, быстро поправлял здоровье и топал домой. Некоторые, за столиками, также как и Гресев с друзьями, оживленно общались в компании.
Когда они закончили первую бутылку, у их столика внезапно возник невзрачный мужичонка со специфически припухшей физиономией.
    – Мужики, – стараясь всем своим видом показать, что дело идет о пустяке, обратился он к друзьям, - не найдется двадцать рублей, немного не хватает, не рассчитал… Завтра в это же время верну. Я насчет этого щепетилен.
    – Да ну? – развеселился Юра, – это круто. Да ты же завтра о деньгах и не вспомнишь!
    – А если и вспомнит, то все равно их у него не будет, – продолжил тему Паша. – Иди, мальчик, по пятницам не подаем.
    – Нет, постой, – сказал Гресев – хмель немного вскружил ему голову, закрутившись на работе, он где-то больше месяца не принимал спиртного. – Я тебе и стольник дам, но заработай его. Видишь, мы – работяги, крутим баранку, пашем иногда без выходных, а вот ты… Я не вижу, чтоб ты переработался.
    – А что делать? – растерялся мужичонка.
   Юра и Паша, предчувствуя хохму, уставились на Андрея.
    – Спляши, – коротко сказал Гресев и выложил на стол сторублевку.
     При виде купюры у мужичка разгорелись глаза, но он все еще не мог врубиться серьезно ли это.
     – Как?
     – А как хочешь, мне все равно. Начинай, ждем.
Юра с Пашей переглянувшись, заулыбались и захлопали в ладоши:
     – Просим, просим!
     – Да ну вас, мужики, – насупился припухший. – Я же к вам по-человечески.
     – Ага-а, - протянул Гресев, – значит, работать не хочешь, я так и думал. Тогда вали отсюда!
     Мужичишка насупился и пошел к выходу, где маячили его собутыльники, пересчитывая выпрошенные рубли.
    – Молодец, Андрюха, так и надо! – Паша хлопнул Гресева по плечу. – Задолбали эти попрошайки. Ну, наливай!
    Они уже забыли о происшедшем, когда к столику подошли двое из стоявших у входа. Молодые парни достаточно приличной комплекции, но видимо, «квасившие» не первый день, их глаза были подернуты дымкой продолжительной пьянки и, как у зомби, не выражали никаких эмоций и чувств.
    – Эй, мужики, зачем вы человека обижаете? – угрюмо спросил один из них, глядя на Гресева, – непонятно, но подошедшие почему-то надеялись, что трое крепких мужчин испугаются их потрепанного вида. – Отдайте ему его стольник, – верзила кивнул на маячившего у бара попрошайку. Тот украдкой поглядывал в их сторону.
     – Это он вам сказал? – изумленно подскочил на месте Паша. – Ну и мудило. Может быть и мои штаны – это его штаны?!
    – Вы что, ребятки, неприятностей захотели? – ухмыльнулся Гресев. – Так мы это махом. Долго будете жалеть.
    – Эй, Санек! – крикнул Юрий бармену. – У вас что тут, вообще проходной двор?! Всякая шушера отдыхать мешает.
     Бармен, коренастый крепыш, вышел из-за стойки и пошел к постоянным клиентам, недобро поглядывая на двух стоящих «рекэтиров». Они, переглянувшись, поспешили к выходу – Санек был парень жесткий и выполнял в кафе по совместительству функции вышибалы.
     Часа через два друзья решили отправляться по домам, точнее, решил Гресев, все-таки семья ждет, а Паша с Юрой не прочь были бы и продолжить. Но Гресев был непреклонен. Пашу усадили в такси, а Юра уехал на маршрутке. До дома Андрея было две остановки, и он решил пройтись по свежему воздуху, чтобы взбодриться и выветрить хмель. Пройдя полквартала, он услышал сзади быстрые шаги и окрик:
     – Эй, мужик, постой!
    Обернувшись, Андрей увидел, как его догоняют двое парней, которых бармен Саша выгнал из бара. Обиделись ребята, видать, осталось кое-какое самолюбие в затуманенных мозгах. На троих переть себе дороже, а вот одного-то, мол, мы все равно уделаем – за всех своих дружков и ответит.
Точно угадал Гресев их нехитрые мыслишки и повел плечами, разминая мышцы. -
     «Будет вам, балбесы, полный облом», – думал он, глядя, как запыхавшиеся «мстители» спешат к нему. Гресев был среднего роста – метр семьдесят пять, крепко сбитый, старавшийся не терять спортивную форму, в свое время у него был первый разряд по боксу, до мастера спорта хотел и мог дотянуть, но жизнь распорядилась иначе – женитьба, ребенок… Кормить надо семью, а он не Майк Тайсон.
     Гресев свернул за угол дома во двор, чтоб с основной дороги не было видно предстоящей разборки (не дай бог, милиция проезжать будет), и остановился.
     Первый детина вывернул из-за угла и увидев ждущего их Гресева, радостно и глупо
разулыбался, занося руку для удара.
    – А поговорить? – дружески улыбнулся в ответ Андрей и, скользнув в сторону, нанес ему сокрушительный хук правой. Верзила, коротко икнув, упал навзничь, вытянувшись в струнку, ну прямо как подрубленный столб. Его дружок, недоуменно глянув на упавшего, неразборчиво сматерившись, полез за пазуху, вытаскивая нож. Гресев, увидя нож, рассвирепел. Не дав ему даже замахнуться, он отработал как на ринге по жесткой и быстрой схеме – левой в ухо, правой в челюсть, затем в солнечное сплетение, и вдобавок встретил коленом лицо противника, сомкнутыми руками ударив его по шее. Пуская кровавые пузыри и выронив нож, верзила повалился на землю.
Визгливо закричала какая-то бабуля, грозя вызвать милицию, ругая при этом алкоголиков, пьяниц и хулиганов, что, обнаглев, дерутся во дворах, пугая детей. Гресев понял – надо смываться. Но по закону подлости во дворе вдруг появилась милиция…
     Через полтора месяца, когда из больницы вышел пострадавший верзила, состоялся суд. И, несмотря на уверения адвоката, что, мол, все будет нормально, характеристика у Гресева отличная, «не привлекался, не состоял», и что он отделается условным, суд вынес решение – три года в колонии общего режима за нанесение увечий средней тяжести. Гресев был в шоке. За что? Поучил этих деградировавших от пьянки и напавших на него придурков. Он же видел скрытую неприязнь судьи, когда тот допрашивал этих дебилов. Но пусть не нашли ножа на месте драки, но видно же за версту, кто есть кто. Эх, судьба злодейка!
     Простившись с плачущими женой и дочкой, Гресев впал в какой-то ступор, полностью отключившись от действительности. Это его здорово подвело. Не слушал ни в камере, ни по пути в колонию советы бывалых зеков, своего рода очень нужный ликбез для новичков, свод неписанных, но жестких правил зоны. Поэтому стал Гресев в начале своей лагерной жизни «петухом» – бросился выполнять указание дежурного убирать туалет, короче, «влетел в косяк». И пахан в этот, как на зло, день был в мрачном настроении, а иначе, может быть, и простили бы на первый раз. Но, а в зоне «петухи» самые отверженные, все у них отдельно: посуда, продукты, курево, да и столы обеденные, в бане отдельные тазики и лавки, и места в бараке, и работа самая грязная только для них. И отряд последний по нумерации.
    К середине срока сдружился Гресев с одним форшмаком – зеком, совершившим проступок – проспал парень ночь в переполненной камере у параши, и перевели его в «петухи». Звали его Анатолий Каменский, 23 года, коллега Гресева, водила, осужденный за наезд на пешехода со смертельным исходом для последнего. В долгих разговорах пришли они к решению: выйдя на волю, наказать блатных, приговоривших их к такой несправедливой и унизительной житухе. И хотя за время заключения сексуальным насилиям они не подвергались – для этого использовались «рабочие петухи» или «кобылы», они и имена носили женские, но отношение-то ко всем «петухам» со стороны зеков было почти одинаковым. Затем прибился к ним и третий такой же, влетевший в косяк – Александр Филимонов. А ближе к освобождению Гресева по условно- досрочному, попросились в их компанию и двое «рабочих лошадок» Антон Лихнеев и Гриша Тарабрин, услышавших разговоры и планы троицы. Как отказать, стукнуть могут блатным за милую душу. Хотя, вообще-то они были готовы, выйдя на волю, разорвать своих обидчиков на куски.
     Посомневались Гресев с друганами, но все же приняли их в свою компанию, тем более, что под основное условие эти двое попадали – все из группы должны были освободиться в течение ближайших двух– трех месяцев, кто от звонка до звонка отмотал, кто, как Гресев, по условно-досрочному. А на воле надо встречать обидчиков сразу по их выходу и «пасти», подготавливая удобный случай, а то могут они затеряться в большой России или странах ближнего зарубежья. Детали операции решили обсудить потом. Вот так стал Гресев бригадиром своеобразной группы мстителей.
    Самым первым освободился Каменский, через месяц Лихнеев и Гресев с разницей на неделю. Согласно договоренности, Гресев сразу поехал к Антону, проживавшему в областном центре, всего в 170 километрах от ИТК. Выпив по стопочке за свободу, подельники еще раз просмотрели и утвердили свой черный список, в котором значились фамилии восьми человек и даты и примерного освобождения. Сначала удачно складывалось, что все обидчики освобождались позже ребят из гресевской группы с промежутками от полугода до двух лет. Конечно, допускалась возможность корректирования плана в случае добавления срока блатным или амнистии, или же каких-нибудь других непредвиденных обстоятельств. 
    Антон наполнил стопки и, чокнувшись, выпил одним глотком. Не закусывая, закурил, поглядывая на Гресева.
     – О чем-то спросить хочешь? – со скрытой усмешкой задал свой вопрос Гресев, аппетитно похрустывая соленым грибочком.
      – Да, – Антон уперся взглядом в подельника. – Все это, конечно, хорошо задумано, но скажу прямо, Андрюха, не верю я в наш план, да и с Толей Каменским тоже об этом при встрече толковали. За колючкой все как-то по-другому воспринималось. И отсидели мы не так много, а жизнь кругом изменилась. Хрен кто поможет даже в малом за спасибо, даже кореша. А тут «бабки» нужны и для разработки и для проведения этих… как говорится, акций. На поездки туда-сюда, на накладные расходы и так далее. А у нас всех пятерых, насколько я знаю, с деньгами туговато, нет таких заначек. А ты все планируешь, будто нам кто-то добренький крепко башлять будет. Ответь, может, я во что-то не врубаюсь?
     Гресев не спеша тоже закурил и уже открыто заухмылялся. Да неужели бы он завел всю эту бодягу, зная, что у них в кармане вошь на аркане.
     – Помнишь, Антоха, как год назад мы всей толпой лагерной разгружали уголь с полувагонов – ну тогда для колонии топливо завезли на зиму? – неторопливо начал Андрей и, увидев утвердительный кивок, продолжил: – А когда все вагоны разгрузили, нашему отряду приказали всю угольную пыль до последней крупинки собирать с пола в ведра – издевались, сволочи! Ну я свой вагон вычистил по-быстрому, один из первых, и пока вы на остальных копались, прилег к бортику, думаю, вздремну малость. И вдруг слышу – кто-то идет – двое, остановились они рядом и разговаривают негромко. По голосам я понял – Шмат и Уралец. Ну да знаешь, Саленин и его «хлебаш», давний корешок Куржанов. Им по одному делу срок впаяли. Меня не видно, на других вагонах метут, и на все остальное ноль внимания. А базар у них такой был, Антоха, что жалели корешки о своих припрятанных денежках, которые не успели в раскрутку пустить или в банк положить на имя родственников – проценты бы им сейчас капали. Ну покурили они, я и не шевелился, иначе – труба. Потому что услышал такую вещь: где-то в тайнике припрятано у них около двухсот тысяч баксов. Понял все сейчас?
     У Антона округлились глаза – для него, впрочем, как и для каждого из группы Гресева это была просто фантастическая сумма.
     Андрей продолжил:
     – Куржанов выходит через 75 дней. Из наших, если все в порядке – Санек Филимонов через 31 день, и Гриня через 64 дня. Сечешь? По освобождению ребята первым делом к тебе за инструкциями, передай сбор всем здесь через 71 день от сегодняшнего числа. Глянь в календарь, какое там будет? Ага. Ну а перед выездом сюда пусть мне позвонят для подтверждения. У меня на зоне есть один вольнонаемный, «подогрел» я его и еще пообещал, поэтому он мне о выходе Уральца сообщит дополнительно. Ребятам пока о деньгах не рассказывай, я сам потом… Просто успокой, мол, «бабок» на наши дела хватит. Надо потерпеть малость. Каменскому я сам позвоню. Ну все, заметано. А я сейчас на всех парах домой, к семье. Давай, Антоха, пока…

     Никаких изменений по обговоренному сроку не произошло. На сбор Гресев привез школьного друга, работавшего когда-то гримером на киностудии, и перед выходом группы на первую операцию тот сделал для каждого несложный грим: кому наклеил усы, кому бородку, некоторым надел парики, благо, он этих атрибутов прихватил с запасом, но заодно и проконсультировал ребят на будущее. Оставшись довольны своим измененным видом, подельники поехали встречать первого из списка – Куржанова.
     Как и предполагал Гресев, Куржанов вышел из ИТК тихо, как мышка, и сразу же, без всяких там заездов к корешам, отправился в областной центр – перед ним сейчас маячила только одна цель – проверить, а может, изъять тайник. В пути все шло спокойно для четверки, но в большом городе пришлось трудно, учитывая, что искусство слежки они видели только в кино. А Куржанов на всякий случай перестраховывался: кружил по улицам, менял транспорт, заскакивал в людные магазины, кафе. Из группы через два часа такой круговерти двое отстали, потеряв и объект и своих. Уральца продолжали пасти Антон, отлично знавший город, и Гресев. К вечеру объект завез их на окраину города в частный сектор, и в каком-то кривом безлюдном переулке вырвавшийся вперед Андрей за поворотом неожиданно налетел на Куржанова, вероятно, услышавшего за собой чьи-то осторожные шаги. Тот отреагировал мгновенно, и с размаху ударил в челюсть преследователя. Гресев не успел блокировать удар и, не удержавшись на ногах, повалился набок. От удара сдвинулись фальшивые усы и с головы слетел парик.
Настороженно- удивленное выражение на лице Уральца сменилось хищной гримасой – он узнал Гресева.
     – Ты, падла?! – рявкнул он, и выхватил заточку. Сделав полукруг около пытающегося подняться Андрея, Куржанов замахнулся для удара, целя в горло, но сзади возник Антон и с коротким придыханием вонзил нож ему под лопатку.
Что происходило потом Гресев смутно помнил, всем руководил Антон. Они взяли тело Куржанова, и перебросили через невысокий забор к кому-то на участок. Не терявший хладнокровия Антон перелез через забор и гляделся – никто из этого дома не вышел, правда, у соседей исходила лаем собака, но люди не проявились. Рядом с забором находилась неказистая дощатая уборная, Антон позвал Гресева, и они, с трудом пропихнув труп в очко, сразу же дали деру. Документы Куржанова Антон сжег по пути.
     Когда месяца через четыре новый хозяин решил снести старую уборную, там обнаружили полностью разложившиеся в зловонной гуще останки человеческого тела. Индифицировать его не смогли, а так как о пропаже Куржанова никто не заявлял, связи неопознанного трупа с убийством Саленина донельзя замотанный майор убойного отдела Юрий Еремеев, конечно, и предположить не мог. Очередной «висяк» для его отдела был не первый и не последний.
     Охватившее группу некоторое уныние от не полной завершенности первой операции (где тайник?) вскоре прошло, неожиданно прислал весточку из зоны человек Гресева: на днях выпускают Саленина. Видать, не очень-то доверял своему корешку Шмат, подсуетился в тайне от него, наскреб деньжат, подогрел «хозяина», и вскоре получил досрочное освобождение. Вторую операцию группа Гресева разрабатывала очень тщательно, проколоться было нельзя.
     Саленин, прибыв в областной центр, сразу на вокзале бросился к телефону, долго звонил и вышел из кабины междугородних переговоров весьма мрачный. С чемоданчиком в руках, он стоял на привокзальной площади и курил, поглядывая на водителей такси и частного извоза. На предложения «подбросить куда надо» не обращал никакого внимания. А надо было ему, вероятнее всего, в Нижнюю Каменку, где Антон замочил Куржанова.
Филимонов с аккуратно приклеенной бородкой и в затемненных очках на арендованной подержанной «Ауди-80» припарковался на освободившееся место недалеко от Саленина, специально сходил на вокзал, постоял у расписания, для вида что-то спросил в справочной, и, подойдя к машине, хрипло прокричал в толпу:
     – Кому в Нижнюю Каменку?!
     Это могло сработать, а нет, так в «жигулях» родственника Антона наготове сидели трое подельников, не спуская глаз со Шмата, причем Гресев был в форме лейтенанта милиции. Загримированный Каминский сидел в такси для подстраховки, если с Филимоновым не выйдет, он сделает следующую попытку. В любом случае Шмат должен быть сегодня у них в руках.
    – Кому по пути в Нижнюю Каменку? – еще раз выкрикнул Филимонов.
     Уже вечерело, и на окраину города таксисты не рвались – обратно наверняка бы был холостой пробег, так что в водителе «ауди» сейчас они не видели конкурента. Не таксует же специально, по делам на вокзал приезжал, а домой и попутчика не грех взять. Если бы такой нашелся, то Санек или загнул цену, или «сломался» метров через двадцать. Похоже, такое и должно было случиться – из толпы к нему направлялась пожилая женщина с большущей сумкой. Саленин в это время искоса разглядывал Филимонова, никак не реагируя на его предложение, но тут, заметив эту женщину, быстро шагнул к «ауди».
     – Поехали, браток, только без попутчиков, заплачу нормально, а то мне еще кой-куда завернуть надо, если не возражаешь.
     Захлопнув за собой дверцу, Саленин уже попал в раскинутые сети. Остановка на дороге «милиционером» у «жигулей», захват – все это было уже не очень сложным делом. Тайник и вправду оказался спрятан в Нижней Каменке, во дворе дома подружки Саленина Фаины.
    Сначала перепуганный Шмат признался куда направляется, а затем в доме раскололся полностью. Пытали его Гриня и Антон, чем он им насолил раньше, догадаться было не трудно, поэтому они изощрялись всячески, попросив подельников подождать в соседней комнате, откуда они могли слышать лишь приглушенные голоса палачей и стоны Саленина через скотч. В углу дровяного сарая на глубине в полметра был зарыт железный ящик с деньгами, о которых непутевая и любящая погулять Фая и знать не знала. Вместе с пачками долларов в упаковке «Bank of America» находились два пистолета с запасными обоймами и глушителями – 9-миллиметровый «Вальтер» и «FAB-92» - популярное оружие американцев. Где и как отщипнули такой кусочек они с Куржановым, от какого международного канала переправки наличных или оружия, Шмат не успел сказать. Когда Гресев с Филимоновым и Каминским, раскопав тайник, вернулись из сарая, Саленин уже навсегда затих. Где-то с час подельники аккуратно «заметали» следы: вымыли пол, протерли косяки и мебель (хотя с самого начала все были в перчатках), обработали все ацетоном, убирая запахи, закопали пустой ящик обратно, тщательно замаскировав раскопки. И только потом покинули место преступления.
     Немногим менее половины суммы подельники отложили в свой общак, остальное поделили между собой. Деньги принесли им не только избавление от финансовых проблем, но и свободное время, и больший выбор вариантов разрабатываемых операций.
     В течение следующих трех месяцев группа Гресева вычеркнула из черного списка еще троих. Более мелких, чем Саленин, сошек, но не менее сволочных. И сделали они это достаточно просто – за хорошую взятку, переданную через подкупленных контролеров ИТК администрации.     Троих указанных зеков, обалдевших от радостной неожиданности - вроде как по «подгреву» братков с воли, перевели в колонию-поселение. Отмечаться поселенцы там должны всего раз в неделю без какого-либо контроля в остальное время.
Гресев, по рекомендации одного знакомого, связанного криминальными кругами кое-каким бизнесом, нанял двух исполнителей – парня, владеющего восточными единоборствами, за умеренную плату (он где-то попал на «бабки»), готового даже на «мокруху», и девушку, из тех, кто обирает состоятельных клиентов, подсыпая им клофелин в выпивку.
     Один из этих троих, будучи выпивши, неловко упал, свернув себе шею (с помощью мастера кунг-фу и каратэ). Другой в кабинке привокзального туалета умер от передозировки наркотиков. Здесь уже постарались Гресев с Каминским – Андрей отключил его коротким профессиональным ударом, а Анатолий высыпал жертве в рот пакетик с героином. Третьего, заявившегося в гости на несколько дней к сестре в гости, избили до смерти местные наркоманы, утверждавшие потом, что какая-то женщина, щедро отвалив им на «ширево», заказала уделать им этого мужика, якобы изнасиловавшего ее. Приметы женщины отложились в памяти наркош весьма смутно, так что ничего существенного опера добиться не смогли.
Приехавшая комиссия влепила администрации колонии строгие выговора, вплоть до неполного служебного соответствия в связи со смертельными случаями поселенцев, а также за отсутствие дисциплины и порядка в колонии-поселении и необоснованных переводов туда из ИТК не заслуживающих льгот и послаблений заключенных. После этого дальнейшая возможность по вытягиванию нужных лиц в колонию-поселение была заморожена, впрочем, группу Гресева это не сильно расстроило, такой вариант они предполагали. И сейчас пока все разъехались по домам в ожидании выхода Телешева – Темы.
     Рецидивист Телешев Виктор Эдуардович, погоняло – Тема, вышел из зоны, оставив там на сей раз шесть лет и 92 дня. Проехав до Новокузнецка на электричке, и имея в кармане выданную из общака вполне приличную сумму, он прошвырнулся по магазинам и вскоре принял приличный цивильный вид. Побрился, поужинал и купил билет до Екатеринбурга в купейный вагон. Вообще, поезда были его профессией – он являлся опытным и удачливым вором высокого класса, предпочитая работать в одиночку (риска меньше и надеешься только на себя). И, правда, попадался он редко, но метко – по крупным кражам. Но сейчас он ехал домой и не о чем таком не помышлял, расслабленный от свободы и от предвкушения встреч со старыми дружками и новыми подругами. Ох, и гульнет же он!
     В купе к нему подсели еще двое – парень с девушкой. Как выяснилось из дальнейших разговоров – брат с сестрой, работавшие в одной из фирм «Кузбассугля». Конечно, не крутые, но в деньгах не нуждаются, опытным взглядом профессионала отметил Телешев,
представившись, в свою очередь, работником службы безопасности коммерческого банка. Коротко подстриженный, плотный, с внимательным цепким взглядом, он внешним видом подходил под такую должность.
     За выставленным братом коньячком незаметно наступила ночь. Братишка заметно осоловел, а вот сестренка Ольга, судя по ее откровенным взглядам, очень заинтересовалась Виктором как мужчиной, да и Телешев после некоторого воздержания в зоне был готов к сексу с такой милашкой.
По просьбе Ольги он сходил за кипятком, а девушка, достав пакетик «липтона», заварила чай. Выпив полстакана, Телешев предложил Ольге выйти перекурить. В тамбуре, разгоряченный желанием, крепко прижал к себе девушку, ощутив ее упругое податливое тело. Вагон качнулся, и в глазах Виктора вдруг все поплыло, и он, теряя сознание, еще успел удивиться, что такое происходит с ним? В тамбуре появился «братишка», приподнял Тему и, зажав ему голову одной рукой, сильно ударил растопыренной пятерней по щеке. Хруст сломанных шейных позвонков был почти не слышен из-за шума поезда. Девушка вздрогнула и побледнела, она считалась профи в спектаклях криминальных постановок, но объект впервые ликвидировали при ней.
     Парень открыл дверь тамбура и выпихнул труп из вагона. Не торопясь, закрыл дверь.
     – Ну чего стала?! – рявкнул он. – Пошли, нам еще от его вещей избавиться надо.
     Телешев был одним из тех, по чьей инициативе Гресева перевели в «петухи», поэтому он щедро расплатился со «сладкой парочкой», но больше к их услугам не обращался.

     После Темы через три с половиной месяца Лихнеев и Тарабрин, отказавшись от помощи остальных членов группы, встречали на свободе одного из самых активных своих насильников Саманова Марата, погоняло Черный, отбывавшего срок за хранение и распространение наркотиков. Гримироваться они уже научились неплохо, и объект, садясь в рейсовый автобус до города, не обратил на них никакого внимания. Но на городском автовокзале он неожиданно встретил знакомого, и они отправились отмечать это событие к одному из корешков.
     Антон и Гриня дождались ночи и, надев маски и перчатки, проникли в квартиру, где крепко подгулявшая компания, в конце концов, свалилась от водки. Подельники спокойно включили свет и увидели Черного, лежащего на диване в зале, рядом на полу храпел его дружок, в другой комнате дрыхнул хозяин квартиры. Жаль, что перед смертью обидчик так и не поймет, кто его карает – слишком пьяный, очень жаль…
     Антон с трудом просунул ему в рот ствол с навинченным глушителем и, поморщившись, выстрелил, затем вложил «вальтер» в руку спящего на полу. Гриня пошел к выходу, а собиравшийся выключить свет Антон не сразу увидел, как проснулся и  сел дружок убитого, и непонимающе взглянув на пистолет в своей руке, вытянул ее в сторону Лихнеева как указующий перст.
    – Мужик, ты кто? – заплетающимся языком спросил он, при этом непроизвольно нажимая на спусковой крючок. Первая пуля впилась в косяк двери, а вторая и третья ударили в грудь и живот Антона. Потом они оба упали. Стрелявший, пробормотав что-то, снова уснул. Антон умер через минуту. Всхлипывая от отчаяния, Гриня закрыл ему глаза и ушел, еще не полностью осознав случившееся…

    Бенберга Михаила Марковича, погоняло Храпун, вышедшего на свободу спустя полгода после Телешева, братва радостно встретила у ворот колонии. Храпуна в его городе блатные ценили – он давал прибыльную работу своим и не скупился на «общак»; а после того как попал за решетку и, взяв на себя все, «пошел паровозом» на семь лет, вовсе зауважали. А занимался Храпун с надежной бригадой угоном дорогих авто и сбытом их целыми или запчастями по соседним областям.
     Отсидев четыре года и восемь месяцев, Храпун вышел по амнистии и целую неделю отмечал это событие в ресторанах в большом окружении корешей. Поэтому мстителям подобраться к нему было сложно, к тому же и в самой группе Гресева наметился разлад. Каминский неожиданно заявил, что он больше не участник этих игр, с него хватит, надо налаживать семью, работу. Тарабрин сошелся с какой-то бабенкой, и они вместе крепко запили, Андрей звонил ему несколько раз, но Гриня «не вязал лыка» и Андрей решил больше его не беспокоить. Да и в семейных отношениях у Гресева наступила черная полоса, жена Андрея не очень-то верила, что муж временами исчезает на несколько дней для решения каких-то непонятных неотложных проблем, отсюда возникла ревность, подозрения, на счет интима на стороне, и, естественно, скандалы. А так как Гресев не мог ей рассказать правду, она все больше убеждалась, что он что-то темнит, а это значит одно – у него есть женщина. Дело медленно, но верно шло к разводу. Андрей молча страдал, а это все больше убеждало жену в правильности ее выводов.
     А Храпун тем временем решил завязать с прежним бизнесом – времена настали другие и перспективы в его «автоделе» не предвиделось, тем более, что он сам был у милиции на контроле. Бернберг зарегистрировал ТОО, занимающееся перепродажей импортных строительных изделий и открыл на подставных владельцев пару магазинов и уютный ресторанчик для отмыва денег.
     И все бы шло неплохо, если бы не заартачился Жора-аварец, бывший спортсмен, а сейчас тренер по вольной борьбе, державший под своим контролем центральный район города, а на границе района и находился ресторан Храпуна, приносящий постоянный и неплохой доход. Часто все проблемы и начинаются с пограничных территорий, где государства, а где района, и Жора-аварец подтверждал это правило своими действиями. У спортсменов с блатными начались постоянные разборки, правда, пока без жертв, и не дающие никаких результатов, но вносящие определенный напряг для обеих сторон. Поэтому остро стал вопрос о третейском суде под эгидой крупных авторитетов области.
     Гресев внимательно следил за ходом этих событий, выжидая удобный момент и держа Филимонова наготове.
     В один из дней, когда Бенберг охмурял представителя немецкой строительной корпорации радужными прожектами, на проходной его офиса два аккуратно одетых человека с «кейсами» представились работниками фирмы «Лотос», специализирующейся на продаже и ремонте компьютерной техники. Из приемной Бенберга подтвердили вызов – у старшего менеджера барахлил сканер. Сотрудница офиса проводила спецов до нужного кабинета и, улыбнувшись посетителям, сразу же упорхнула по своим делам, чем очень облегчила их работу. Спецы, игнорируя кабинет менеджера, проскользнули в приемную и, запудрив секретарше мозги, стали ждать, когда генеральный директор освободится. Наконец, Бенберг с немцем вышли из кабинета, и в приемной генеральный долго жал руку представителю, приглашая его вечером в ресторан. Затем, даже не взглянув на ожидавших спецов, вернулся в кабинет. Тогда один из работников «Логоса», не обращая внимания на протестующий возглас секретарши, заскочил следом за ним. Через минуту он вернулся, сообщив растерявшейся секретарше, что у господина Бенберга компьютер в порядке и что тот просил его не беспокоить минут десять. Спецы быстро вышли из здания, выдав охране несколько неуклюжую по смыслу фразу, что, мол, сейчас подгонят машину, чтобы отвезти сканер в ремонт. И пока охранники обдумывали это сообщение, секретарша, зайдя к шефу, обнаружила его в кресле с простреленной головой.
     Настоящего представителя «Лотоса» нашли в двух кварталах от офиса в его машине связанным с кляпом во рту. В смерти Бенберга, конечно же, обвинили людей Жоры-аварца, и в городе произошла серия убийств, связанных с разборками между криминальными группировками, что тогда, в середине девяностых, было обычным явлением. Эти события скрыли настоящих ликвидаторов Храпуна.

    Тепло попрощавшись с Филимоновым, Гресев попросил его поскорее забыть об их делах. В списке оставалась только одна фамилия – человека, по прямой вине которого он стал «петухом», в его памяти всплыла дебильная ухмыляющаяся рожа:
     – Ну что, придурок, значит, «петушком» у нас будешь…
     Освобождался он через год с лишним, но ничего, Гресев подождет, это его обязанность вычеркнуть последнего, он все начал, он и закончит.

     Иваськин Леонид Николаевич, погоняло Дылда, был дважды судим за злостное хулиганство и вооруженный грабеж. Крайне жестокий, особенно к тем, кто слабее его, не обладающий даже зачатками интеллекта, с квадратной челюстью и низким лбом, он в точности подходил на преступника-дегенерата, описываемого в старой криминальной литературе, но вот нюхом на опасность обладал заостренным, в чем Гресев убедился, следуя за ним. Конечно, в гриме его Иваськин не узнал, но уже в электричке чувствовал себя неспокойно, что-то его тревожило, но источник опасности Дылда понять не мог.
    Гресев тоже купил билет до Уфы в тот же плацкартный вагон, что и Дылда, затем немного изменил грим и переоделся. Он выстроил для себя приблизительный план действий, но Дылда все нарушал своим поведением – дальше туалета, и то днем, никуда не ходил, валялся на второй полке, спал или жевал купленные у разносщиц пирожки, недоверчиво и угрюмо поглядывая на пассажиров. Но все же на вторые сутки Дылда успокоился, расслабился, и стал выходить на остановках из вагона подышать свежим воздухом.
     В Челябинск поезд прибыл около одиннадцати вечера со стоянкой по расписанию 20 минут. Дылда вышел на перрон и направился к вокзальному киоску. Гресев пристроился за ним через одного человека, а так как сзади никого не было, он решил больше не выжидать, лучше все сделать в толпе – где больше суматохи, там шансы быть незамеченным увеличиваются. Иваськин купил сигарет и пару бутылок пива. Гресев сунул сигарету в рот и, щелкая зажигалкой, два раза выстрелил с пояса из-за стоящего впереди человека в отходившего от киоска Дылду. Сухие щелчки «FABа» с глушителем и зажигалки почти слились. Андрей мигом спрятал пистолет и, перебив покупателя, спросил у продавщицы сколько стоит лимонад. Дылду от пулевых ударов швырнуло вперед, он упал на колени, роняя пиво. В этот момент продавщица стала орать на Гресева (Андрей этого и ожидал), что он мешает и лезет без очереди. Находившиеся рядом люди обернулись на глухой звук разбитого стекла, увидев человека, упиравшегося руками в асфальт, на синей «олимпийке» которого в неярком свете вокзальных фонарей расплывались темные пятна. Пули попали ему в бок и спину. Возле раненого собралась толпа, появились двое дежурных милиционеров, вскоре прибежала врач из привокзального пункта скорой помощи. Никто вначале не понял, что произошло, пока врач не стала накладывать марлевые тампоны на раны Дылды, уже пришедшего в себя и матерившегося от боли.
    – Как он? – высунулся из толпы Гресев.
    – Ничего, жить будет, – коротко ответила врач, оказывая первую помощь пострадавшему.
     Милиционеры потребовали от людей разойтись, а из здания вокзала выскочили двое с носилками.
      «Покойный Антон так бы это не оставил, – обожгла мысль, – так неужели я дам выжить этому подонку?!».
    Гресев выхватил «FAB» и шагнул к Дылде.
    – Бросай оружие! – в два голоса закричали милиционеры, направляя пистолеты на Андрея. Окружающие моментом рассеялись. Врач с изумленным лицом медленно привстала, не отводя глаз от удлиненного глушителем ствола, вроде бы смотревшего прямо на нее. Она уже не заслоняла Дылду, и Гресев, не медля, несколько раз выстрелил ему в голову, пока его самого не сбили пули милиционеров.
     Андрей лежал рядом со своей жертвой, истекая кровью, но на душе у него в эти последние секунды жизни было спокойно от сознания до конца выполненного долга. И склонившаяся над ним врач услышала, как он, слабо улыбнувшись чему-то, прошептал:
      – Последний…