36-39 главы "Клин, герой и две гражданки"

Глава 36-я, снова на «курорт», но уже под конвоем.


Уснула я под утро, и снилась такая белиберда, что проснулась я в холодном поту. Ну, а поднявшись, воспользовалась удобствами нашего убежища, Господи прости!
Никогда больше не ввяжусь в криминал, клянусь! Такое унижение спать рядом с унитазом….
Настроение и без того было не шампанское, а после моциона и вовсе опустилось ниже отметки «0». Умылась — полегчало. Радует, что зеркала нет, а то бы точно в петлю залезла.

Я давно заметила, что блондинки испытывают меньше неприятностей с кожей, когда у тех же шатенок, ну просто катастрофа! Почему еще не придумали силиконовые маски для лица, как парик для головы. Надел ее, и ни каких проблем! Наташка читает и ухом не ведет, подумаешь, ресницы и брови белые, зато кожа сияет как медный таз. А я?! Каждое движение мимики или боль, или страх, что кожа вот-вот лопнет, ее ведь питать надо! Брррр! Как же я раздражена! Ну, точь-в-точь, как стадо бизонов, так все и клокочет внутри!
Я от бессильной ярости повалилась на койку и уткнулась в подушку.
Порычав про себя, я решила спросить у надзирателя чего-нибудь жирного, сметанки или детского крема. Впрочем, и от крема после бритья не откажусь, не до изысков!
Что я и сделала, спустя час моя просьба была удовлетворена, и я, наконец, порадовала свое лицо кремом после бритья в замурзанном тюбике. Настроение у меня тут же улучшилось, но не намного. Запах от унитаза не улетучивался и не смывался, странно, вчера он так явно не ощущался…

Я внимательно присмотрелась к подруге. Ее поведение, мягко говоря, меня удивляло. Каменное спокойствие и даже где-то отрешенность, и если бы не осмысленный взгляд, я бы решила, что подруга помешалась. Я извожу себя страхом, тревогой, и еще Бог знает чем, а она как надгробная плита, ни звука.
— Наташа, ты себя как чувствуешь?— не выдержав своих домыслов, наконец, спросила я.
— Хорошо, а что выгляжу плохо?
— Да хорошо ты выглядишь, только слишком спокойная.
— А чего беспокоиться-то?
— Нас же могут упечь как «козлов отпущения»!
— Бред! Скоро Мишенька приедет.
Вот оно что!
— А если не успеет?— раньше я не замечала в себе язвительности.
— Марина, я тебе поражаюсь. Ты глупеешь с каждым днем. Мишенька приедет раньше ментов, иначе и быть не может.
— Может, еще как может!— зловредно проворчала я.
— Ты помнишь, как мы к ворожее ходили?— с укором спросила она.
— Конечно, это она нас и сглазила!
— Ты думаешь, мне эта мысль в голову не приходила, я, вообще-то, про другое хотела сказать. Она тогда сказала, что мне будет встреча…
— И что?— нервно перебила я.
— А то, что все совпало, и встреча, и чувства!— она недовольно зыркнула на меня и подняла глаза к окошечку под потолком.

Меня так и передернуло, ну точь-в-точь Фиона, ожидающая принца. И только мы знаем, что вместо принца будет Шрек! Вот бы я повеселилась, если бы первым явился Грядасов. Но мне, увы, не до веселья, ведь это я угробила тех бандюг на вертолете! В тюрьму я не хочу!!! Наталья права, Мишенька успеет первым! И я избегу тюрьмы и прочих наказаний! … А с другой стороны, ведь должна понести наказание…. А сколько дадут за убийство в состоянии аффекта? Что-то в памяти замаячило… Ну да, читала в каком-то журнале, за убийство в состоянии аффекта дали условный срок, а сколько не помню…. Условно гораздо лучше лишения свободы, хотя, что условно, что нет, на карьере все равно надгробный крест! … Ах, если бы так вышло, что никаких судов, и сухой из воды…

О, Господи, за что мне все это?!
Не получив ответа на свой философский вопрос, я взялась за литературу. И на этот раз оценила детектив. Увлекшись книгой, я чуть не пропустила обед, который нам принес другой мент.
За обедом подруга была не многословна. Что-то в ней изменилось, она вдруг погрузилась в задумчивость, граничащей с прострацией. И я, может быть, не обратила бы на нее внимания, если бы не увидела, как она увлеченно читает перевернутую книгу. Что-то мне подсказало, что адекватный человек не сможет правильно воспринять текст, если он перевернут вверх тормашками.

И у меня появились два объяснения этого зрелища: первое, моей Наташке отчаянно скучно, и она так себя развлекает, читая перевернутый текст, и второе, плевать она хотела на эту и другие книги, ей очень плохо, а показать этого она не хочет! Зная ее характер, я решила не трясти ее за плечи, не прижимать к груди, распинаясь утешениями и требованиями пореветь, убеждая, что от этого станет легче. Чушь! От слез легче не становится, наоборот, к душевным терзаниям добавляются рези в глазах и головные боли. Возможно, кому-то и легчает, телесные мучения вытесняют душевные…. Да, а сама-то я недели две назад в точности воспроизвела такое поведение, так что у меня огромный опыт в этом деле. И уж если моей подруге очень-очень плохо, лучше всего не приставать к ней, пока ее тревоги не улягутся, и на их место не придет беззаботный штиль в виде наивного убеждения, что все в полном порядке! Вот такая она неисправимая оптимистка, наверное, поэтому я ее люблю…

И все же меня так и подстегивало узнать, что же привело ее в такую задумчивость. А версий множество, начиная с бытовых условий нашего убежища, и кончая грозящим глобальным потеплением…
От охватившего меня любопытства я просто извелась, гадая, о чем думает Наташка, но спросить не решилась! Сказать, она все равно не скажет. Ну, прямо ни какого покоя!
А ужина мы не дождались.
Спустя некоторое время в нашу камеру вошел надзиратель, и, надев нам поочередно наручники, повел наверх.
— А почему вы нас заковали?!— возмутилась я.
— Прекратите разговоры.
— Марина, нас в тюрьму ведут?— испугалась Натка.
— Наверное, Грядасов приехал.
— Это из Анапы?
— Да…

Нас подвели к кабинету и, распахнув двери, мы вошли.
За столом сидел Аркадий, рядом с ним два мента и один в гражданке.
— Здравствуйте, вот прибыло сопровождение за вами.
— Спасибо за гостеприимство,— выдавила я.
Мы вышли в коридор, один мент впереди, второй сзади, а рядом шел третий. И все словно в рот воды набрали. Наташка стала белее стены, да и мне что-то не хорошо. На улице нас посадили в «УАЗ».
Прощайте мама, друзья, свобода, Селезневка…. Слезы полились ручьем, Наташка не заплакала, нет, даже не зарыдала. Она завыла, глубоко, протяжно и профессионально на одной ноте. У меня кровь в жилах застыла от ужаса, который вселял ее камерный вой. Я сквозь слезы попыталась ее успокоить, но где там, она ни слышала, ни видела - она выла. И я ее понимаю, надежда умирает последней, и вот теперь эта дама испустила последний дух.

Все, конец! Наташку, скорее всего, оправдают, а мне светит пожизненное заключение, как пить дать! И никто мне не поможет…
Горю моему не было предела.
Когда нас посадили в поезд, Наташка, наконец, замолчала. Менты перекрестились, еще бы, ведь ее невозможно было заткнуть, а нервы нужны титановые, чтобы выдержать такое!
Мы понуро смотрели сквозь решетчатое окно, рядом с нами, около дверей купе сидели менты и курили.
— Куда вляпались, девчонки?— спросил один.
— Исповедуешь?— огрызнулась я.
— Не дерзи, я на работе.
— Может, отдохнем? Когда еще придется, а?
— В смысле?— не поняла я.
— В прямом, в женской тюрьме мужиков нет.
— Перед смертью не надышишься.
— Не факт,— ответил второй мент, до сего момента молчавший.
— Вам что, баб мало?
— Да не злись ты, я же вижу, девчонки вы нормальные, не прожженные.
— А под следствием, может, долго просидите, так хоть будет что вспомнить.
— Спасибо за участие, обойдемся. Не до того.— Я отвернулась к окну.
— Ну, как знаешь, если передумаешь, скажешь.

Ужин нам принесли из вагона-ресторана, не фонтан, но есть можно. Наташка отрешенно поковырялась в тарелке, и залезла на верхнюю полку.
Да, попали мы с корабля на бал…. И дернул же меня черт согласиться на этот отпуск!
Ругая себя на чем свет стоит, я тоже залезла наверх и закрыла глаза.
Какой там сон! Кроме безнадеги в мыслях царил хаос, а перед глазами мелькали картинки одна страшней другой. То я за решеткой в зале суда, и прокурор обвиняющее тычет в меня пальцем, то конвой ведет меня по коридору к одиночной камере, где кишмя кишат крысы, то мама в слезах у забора с колючей проволокой ждет со мной свидания. Мое воображение остановилось, когда подошла очередь моего расстрела. Подсознание опомнилось,— смертная казнь отменена! Уф! Какое счастье, что я хотя бы жива останусь…. Как-то странно, мне совсем не снятся убиенные мною бандиты, а сколько разговоров, что жертвы приходят к своим убийцам и не дают им покоя во сне. А меня почему-то они не посещают….

Проснулась я от навязчивых солнечных лучей, поморщилась и уже была готова выразить свое недовольство, как вдруг, опомнилась. Возможно, я долго не увижу солнца… Да что там, возможно, - наверняка! Тюрьмы в нашей стране заменяют ад грешникам, что впрочем, вполне справедливо! Но я-то преступница поневоле! Поди докажи им теперь, для них я злодей номер один! У меня даже денег на адвоката нет, а государственный защитник и не взглянет в мою сторону. Эх, жизнь моя пропащая! От сумы, да от тюрьмы не зарекайся! Неужели мне на роду написано - в каталажку загреметь?!
— Проснулись, девчата? Пошли на процедуры,— услышала я голос одного из конвоиров.
Я молча спустилась на пол и подняла голову, взглянув на Наташку. Она лежала спиной ко мне.
— Наташ, пойдем?
— Нет,— буркнула она.
— Пусть лежит, вас все равно поочередно поведем.

Я, демонстративно заложив руки за спину, двинулась к туалету, сзади шел мент и усмехался.
— Мне, наверное, тоже было бы смешно!— проворчала я.
— Не сомневаюсь…— он засмеялся в голос.
Пожалуй, я не стану передавать все слова, что в тот момент я адресовала мысленно этому гаду! Но, тем не менее, он будто прочитав мои мысли, внезапно замолк.
Освежившись, насколько это было возможно, я немного взбодрилась, и моя будущая участь уже не казалась мне столь печальной. Напротив, мне рисовались воображением разнообразные варианты моего спасения от заточения в одиночную камеру. Кажется, жизнь начала налаживаться, в конце концов, не могу же я постоянно ныть и стенать, всему бывает предел.

Вот и мои страдания мне надоели, к тому же надо бы Наташку привести в чувство, а то такими темпами ей до психушки не далеко. Надо хорошенько подумать над словами утешения, как бы затронуть струны ее оптимизма. Вернуть подруге веру в спасение, и в любовь до гроба. Чушь, конечно, но чего для подруги не сделаешь. Ее жизнь и душевное здоровье гораздо важнее моих пессимистических взглядов на романтические отношения. А может прибегнуть к ее коронному номеру «клин клином», и самой впасть в истерию, глядишь, она очухается, и в ней снова проснется материнский инстинкт. Спорное предложение, да и чревато это неожиданными последствиями. А вдруг, она еще больше замкнется, и поддержит меня, солидарно беснуясь в слезах? Да, задачка мне попалась, куда не кинь везде клин! Тьфу! На языке одни клинья, прямо заклинило!

Наташка сама разрешила мои сомнения, задав мне очень неожиданный вопрос.
— Марина, — строго вопросила она, как только я перешагнула порог купе,— ты веришь в божественное провидение?
— В каком смысле?— обалдела я, ожидая застать подругу в прежней прострации.
— У этого выражения есть лишь один смысл – все, что ни делается, все к лучшему.
— Конечно, верю!— почему-то я решила, что надо во всем с ней соглашаться.
Человеческая психика так ранима!
— А как ты думаешь, почему нам послано это испытание?— она просто сверлила меня глазами.
— Я об этом еще не думала…— переводя дыхание, промямлила я.
— А я только об этом и думаю…— она легла и отвернулась к стене.
И что я теперь должна думать? Огорошила, так огорошила! Хотя, может она в чем-то и права, человек всегда получает то, что он заслуживает…. Только я не предполагала, что заслуживаю тюремный срок…

Надзиратель с трудом сдерживал хохот, невнятно хрюкая в кулак. Ну да, на его месте и я бы повеселилась, но я на своем месте, а подруга моя, кажется не в своем уме. Если бы она в бешенстве стала выкрикивать проклятья в адрес всех мужчин, я бы ее, конечно же, поддержала. Но с такими мыслями она меня несколько беспокоит. Еще чего вздумает в монашки постричься, дабы замолить все грехи. И свои, и мои - до кучи. Ну, уж дудки! Ничего против монастырей я не имею, но желаю видеть свою подругу в мирской и благополучной обстановке. Необходимо мобилизовать все свои умственные ресурсы и напрячь память. Вспомнить все, что слышала о философии, и желательно о позитивной. Кстати, и мне не помешает такая прочистка мозгов!
Мои умственные усилия длились не долго, но продуктивно. За это время Наташка под надзором посетила туалет, нам принесли сносный завтрак и предложили покурить, от чего мы, естественно, отказались. Менты с еще большим удивлением пялились на нас. И чего удивляться? Неужели им сплошь и рядом попадаются курящие и падшие женщины? Интересно, а где они проводят свободное от работы время, в борделе?

Время близилось к обеду, и общую концепцию промывания мозгов я наметила, но соловья баснями не кормят, придется ненадолго отложить промывку.
Наташка как-то оживилась, глаза заблестели, щеки зарумянились, но по-прежнему, воду изо рта не выпускала. Я уже была не далека от того, чтобы впасть в панику.
Где же я на полном ходу поезда найду для нее психиатра. И даже если дернуть стоп-кран, то за окном лес, и не то, что психиатра, я и ветеринара не сыщу!
Покончив с трапезой, я было собралась поговорить с подругой, но она снова поставила меня в тупик.
— Марина, я считаю, что все эти злоключения ниспосланы нам для проверки нас на прочность.
— Да?— только и ответила я.
— Я много думала и пришла к выводу, что ни ты, ни я не совершили ни одного серьезного греха, чтобы нас так наказать. Выходит, что это проверка. Пройдем ее, стало быть, и жизнь наладится.
— Если ты так считаешь…— я устало махнула рукой. Надоело мне спорить, доказывать, тем более что она вполне адекватна. Так что причин для беспокойства за психическое здоровье подруги у меня нет.

На следующий день нашего путешествия нам стало скучно. Конвоиры сжалились над нами и купили нам сканворды. Что ж, и этому мы очень рады, тем более что вскоре мне из всех развлечений только это и останется. В общем, последний день нашего пути был преисполнен умственного труда и демонстрации эрудиции.


Глава 37-я, сплошные сюрпризы…


Ближе к ночи мы прибыли в Анапу, но на этот раз мы не испытывали той радости, как пару недель назад. Тоска буквально стала составной частью меня, и я уже не обращала на нее внимания. А Наташка, Наташка по-прежнему не унывала, и по ее лицу было понятно, что ее надежда бессмертна!
Вот с таким настроем мы предстали пред ясными очами Грядасова.
— Марина Андреевна, как я рад вас видеть!— воскликнул он, как только мы вошли в его кабинет.
— Я бы тоже обрадовалась нашей встрече, будь она при других обстоятельствах…— пробубнила я.
— Ну, бросьте, я искал вас, почти потеряв надежду. И сейчас, наверняка на этом свете нет человека счастливее меня!— Он, было, двинулся ко мне с объятиями, но в последний момент остановился, опомнившись, что слишком много свидетелей находилось в кабинете.
— И нет несчастнее меня…— вздохнула я в ответ и присела на стул.
— Да, да, присаживайтесь! А вы, наверное, Наталья Пахотина, которую мы всем ГОВД искали, да?
— Да, это я,— кивнула Наташка, с интересом разглядывая следователя.
— Ну и замечательно!
— Послушайте, если вы собираетесь нас сейчас допрашивать, то мне бы хотелось отдохнуть с дороги, с вашего позволения…
— Справедливо. Так и быть, прощаюсь с вами до утра.— Он кивнул конвоирам, и нас вывели в коридор.

Ну надо же, как он обрадовался нам. Еще бы, желанные «козлы отпущения» в его руках, а новые звезды на погонах! На его месте я бы тоже радовалась. Черт, и почему я не на его месте! Да гори оно все синим пламенем, пусть будет то, что будет!
Пока я вся без остатка предавалась отчаянию, нас доставили в СИЗО. В отдельную камеру, с не менее вонючим клозетом. Наверное, это и есть психологическое оружие, лично меня этим уже можно пытать. Я готова взять на себя даже убийство Кеннеди, несмотря на то, что в то время меня и в помине не было! А подруге все нипочем, сама себе улыбается. Таких как она, в древности называли блаженными и верили, что Бог любит их и не оставляет в горе. Надеюсь, вместе с ней и меня помилует…

Долго не могла уснуть, вертелась-крутилась и думала о маме. Я уже несколько дней не звонила ей, она там места себе не находит. Надо завтра попросить Грядасова позвонить ей, пусть сухарей мне вышлет…. А может, и адвоката хорошего наймет…. Вдруг да все-таки пронесет…
Утром после завтрака нас привезли к Грядасову.
— Как спалось?— приветствовал он нас.
— Отменно!— съязвила я.
— Конечно, наши апартаменты не сравнить с «Интуристом» или «Центральной», но на безрыбье и рак рыба.
— Что вы, нам все очень понравилось, на всю жизнь воспоминаний хватит!— улыбнулась Наташка.
— О да! Наворотили вы сверх всякой меры, теперь расставим все точки над «I». Перед вами чистые листы бумаги, приступайте, и желательно пишите правду.— Он вышел, оставив нас одних.
— Марина, про вертолет в лесу писать?
Я отрицательно помотала головой, этот эпизод надо бы скрыть, а в остальном – правда, и только правда! Я была уверенна, что в кабинете включен диктофон, насчет камеры слежения я не уверена, но записывать наши разговоры они просто обязаны.

В середине моего повествования пальцы затекли, голова разболелась, и чтобы размяться, я подошла к окну.
За окном вовсю пело и гуляло лето. Солнце искрилось в витринах и стеклах машин, морской ветер пересчитывал листья, дети гоняли голубей на площади перед зданием ГОВД. А я и Наташка описывали все нелепые приключения этого отпуска, которые грозили лично мне тюремными нарами. Разве когда-нибудь мне могло прийти в голову, что вот так невзначай я распрощаюсь со своей комфортной жизнью, с отличной карьерой, с личным счастьем…. От судьбы не уйдешь… А может, не все еще кончено? И упрямая дама по имени Надежда, цепляясь зубами и когтями за жизнь, все же устоит и не испустит последний вздох…

Загрустила я не на шутку, как-то горько стало на душе… В чем моя вина? В убийстве тех бандитов? Но я же защищалась! Даже у евреев, Народа отмеченного Богом, в писании сказано, что еврей может убить, спасая свою или чью-то жизнь! Так почему я должна расплачиваться за спасение трех невинных душ?! Это не справедливо!
— Марин, дописывай, а то к обеду не успеем,— прервала мои мысли Наташка.
— Да, что-то я задумалась…
Когда мы уже почти закончили свои шедевры, в кабинет вошел Грядасов.
— Все написали?— он склонился над Наташкиными каракулями, а потом заглянул в мои листы.— Молодцы, хвалю! Подарок заслужили.
Он положил на стол сотовый телефон.
— Ну, кто первая известит близких о своем здравии?
Мы с Наташкой переглянулись, и я уступила.

Сквозь сопли и слезы Наташка голосила в трубку. Не думаю, что ее мама хоть что-то поняла, как бы еще больше не испугалась за свое сокровище. Терпение мое подходило к концу, и я помаячила, что пора заканчивать. Она нехотя подчинилась и уже более спокойными завываниями подтвердила, что она жива — здорова, и скоро сядет в тюрьму. Да, тонкий психолог моя подруга, так успокоить маму, надеюсь, кто-нибудь ей уже вызвал «скорую».
Но, несмотря, на свою иронию, я завывала не тише. Впрочем, с того конца мне вторили на той же ноте. В общем, пообщалась я с мамой продуктивно, и все запасы соленой жидкости истратила за пару минут, да еще и голос сорвала.

Грядасов только качал головой, слушая наши вопли и вой. Когда еще представится случай послушать подобную какофонию, да в таком виртуозном исполнении.
— Может, вам капельки какие принести, успокаивающие…
Наши мгновенно озлобившиеся взгляды оборвали его на полуслове, он поперхнулся и закашлял.
— Или чайку?— сиплым голосом добавил следователь.
Не дождавшись от нас ответа, он ретировался и скрылся за дверью.
Оставшись одни, мы с большим энтузиазмом в один голос продолжили великий плач. Где уж там до нас Ярославне!?

Спустя некоторое время в дверь заглянул Грядасов, наверное, испугался потопа. Он на цыпочках вошел и прикрыл за собой дверь.
— Девочки, там вас обед дожидается. Может сюда принести?— твердым голосом предложил он, а я готова поклясться, что он перетрусил, и с трудом держал себя в руках. Еще бы, женские слезы редко кого оставляют равнодушным, в основном, это главное оружие слабого пола. Но это не повод кормить заключенных в своем кабинете. Что это,— аттракцион неслыханной щедрости, или он нам зубы заговаривает? Ох, не к добру эта его щедрость под маской доброжелательности. А может, так он усыпляет нашу бдительность, и еда окажется с транквилизаторами. И после трапезы, впав в эйфорию, мы подпишем себе смертный приговор?…

Внезапно очнувшись от захватившей меня паники, я ощутила неземной запах от блюд, стоявших перед моим носом. Мельком взглянув на подругу, я обнаружила, что она с блаженством на лице уплетает все за обе щеки. Судорожно проглотив слюну и чуть не подавившись ею, я осторожно принюхалась и попробовала.
— Кремлевского повара уволили, и он упросил принять его в вашу столовку? Или он в тюремных казематах, искупая свою вину перед уголовным кодексом, откармливает всех на убой?— прочавкала я.
Грядасов, сложив руки на стол, восхищенным взглядом провожал каждую порцию еды, исчезавшую в наших ртах.
— Ха-ха-ха! В нашей столовке даже тараканы не живут, отравились! Весь личный состав обедает в баре за углом.
— О! Ваша щедрость не знает границ!— поблагодарила его Наташка, излучая неземное блаженство.
— С чего бы такая щедрость?— прищурившись, спросила я, проглотив очередной кусочек.
— Что же, я изверг какой, не могу накормить двух голодных девушек!
— А! Поняла!— вскричала я, осененная догадкой.— Вы получили премию за то, что поймали преступниц федерального значения…
Грядасов расхохотался.

— Между прочим, не смешно,— угрюмо проворчала я.
— Еще как смешно!— прогоготал он, и, хрюкнув, продолжил.— Про федеральное значение очень убедительно получилось! Ха-ха-ха!
— Но ведь вы же нас в розыск объявили!
— Ага! На свой страх и риск!
— В каком смысле?— не поняла Наташка.— Федералы уже не ищут преступников? А чем же они занимаются?
— Ха-ха-ха! Семечки лузгают! Ха-ха-ха!
Мы переглянулись и вновь уставились на гогочущего мента. Отсмеявшись и прокашляв, Грядасов без слов вышел из кабинета.
— Ну, и что это значит?
— А я знаю?
— По-моему, кто-то из нас сумасшедший!
— Может быть, хотя наверняка это мы с тобой.
— Ты думаешь?— Наташка беспокойно взглянула на меня.
Не по душе мне его веселье, ой как не по душе! Что-то они затевают, и лично для меня это не предвещает ни чего хорошего!…

Грядасов, вернувшись, положил перед нами на стол стопку фотографий. Он попросил отложить те из них, на которых изображены знакомые нам лица. С недюжинным усердием и сосредоточенностью мы приступили к осмотру.
Мы отложили несколько фотографий: бандит по кличке Шварц, которого мы оставили в сарае майора, подельник Шварца и Димасик.
— Больше никого не узнаете?— спросил он, и, получив отрицательный ответ, положил перед нами отпечатанные листы.— Вот, внизу каждого листа поставьте подпись.
— А что это?
— Протокол. А вам пора отдохнуть!— он позвал конвой.
И нас под белы ручки доставили в нашу темницу.
— Марина, я не пойму, зачем он нам дал эти снимки?
— Что бы мы подельников опознали…
— Но они нам не подельники, они преступники и убийцы!
— Вот и докажи им теперь…
— И докажу! Я им все докажу!— она яростно погрозила стене кулаком и нервно забегала по комнате.

Я апатично отвернулась к стене, не обращая внимания на пламенное бульканье моей отважной подруги.
Менты разыскивая нас, ищут и Шварца, и Димасика. Значит, они попали в их поле зрения, и у нас, возможно, есть шанс выйти сухими из воды…. Вот если бы Грядасов, хотя бы просто намекнул, что они знают… Уж я бы додумалась! Уж я бы выкрутилась! Если бы знать, пронюхали ли они про сбитый мною вертолет? А остальное они нам не пришьют! … Нет ничего хуже неизвестности!
Наташка, нарезая круги, кровожадно выкрикивала проклятья в адрес всей исполнительной власти. Я бы с удовольствием поддержала ее, но должен же кто-то сохранить нейтралитет, в целях нашей безопасности. Хотя всей душой я была с ней.

Глава 38-я, в которой слишком много совпадений…, или «пир перед казнью».


Ближе к ужину за нами пришли конвойные, и через полчаса мы вошли в кабинет Грядасова.
— Отдохнули,— кивнул он и жестом показал на стулья.
— Да спасибо, словно в отеле «Ритц» побывали,— съязвила я, и отвернулась к окну.
— Да уж, наши апартаменты куда лучше заморских!— засмеялся мент.— У меня для вас сюрприз.
Грядасов подошел к двери и открыл ее, мы с Наташкой обернулись, и увидели на пороге майора.
— Мариночка, Наташенька!— он, раскинув руки, кинулся к нам.— Наконец-то, живые и невредимые! Я уж и не чаял вас увидеть!
Он поочередно потискал нас в объятиях и шумно расцеловал. А я окаменела окончательно и бесповоротно. Даже если бы сейчас меня посадили в котел с кипятком, никакой бы реакции не было. Я могла ожидать кого угодно, но не майора!
— Ну, где же вы пропадали?! Мы всех поставили на уши! Люсенька вся испереживалась. А мы с кумом, ну, места себе не находили!
Он безостановочно говорил, и продолжал нас тискать. Первой очнулась Наташка.
— Борис! А что вы тут делаете?— пролепетала она.
— Как что?! Валера… Валерий Владимирович сегодня утром позвонил, говорит, нашлись твои попутчицы, приезжай, вот я и приехал. Там Люсенька стол накрывает, слюнки текут! Старшой, я могу их забрать?— он повернулся к Грядасову.
— С сопровождением, а то вдруг опять сбегут.— Усмехнулся он, и кивнул в сторону двух конвойных.
— Без проблем, накормим, напоим всех. И ты с нами поезжай!
— Нет спасибо, мне еще работы по горло, я к вам в другой раз приеду.

Я в принципе, была готова ожить, но после этого диалога даже дышать перестала. Мыслительный процесс в моем мозгу со страшным скрипом запустился. Ну, и что все это значит? Как их понимать?! Нас что, отпускают к майору?! Боже мой! Этот мир сошел с ума! Или я потеряла рассудок, и это плод моего больного воображения?! Так, надо собраться, надо взять себя в руки!
Я, приложив не малые усилия, от души похлестала себе по щекам, чем произвела сильное впечатление на собравшихся.
— Марина, вы как себя чувствуете?
— Может, воды?
— Марина, ты меня слышишь?— Наташка вцепилась в мое плечо, и попыталась вытрясти из меня душу.
— Ой! Да слышу я, слышу, отпусти меня!— я вырвалась из ее цепких рук.
— А чего молчишь, и зачем по щекам себя хлещешь, тебе плохо?
— Что вы, мне кажется очень хорошо, не могли бы вы пригласить психиатра.— я вяло улыбнулась.— У меня галлюцинации, перенервничала наверное…

Грядасов по своему обыкновению опять захохотал, а майор присел рядом со мной.
— Мариночка, все в порядке, сейчас поедем к нам, вы отдохнете, искупаетесь в бассейне, отоспитесь, и все придет в норму.
— Повторите, пожалуйста…— у меня перед глазами запрыгали зеленые зайчики, и в ушах зазвенело. От обморока меня спасло чудо в образе Грядасова.
Он опустился на стул и громко сказал:
— Марина Андреевна и Наталья Викторовна, я надеюсь, вы оправдаете мое доверие, и не сбежите от своих друзей. Так как искать вас по всей России я больше не намерен! Вы свободны до утра, идите, пока я не передумал.
После этих слов нас вымело из кабинета со скоростью света. И только около майоровского «УАЗа» мы оглянулись. Я — чтобы убедиться, что нет погони, майор — пригласить в машину конвой, а Наташка так, за компанию.

И наконец, когда мы отъехали от здания ГОВД, я вздохнула с огромным облегчением.
— Я до сих пор не понимаю, что это было? Вы нас похитили? Или сунули ему взятку?
— Стоп, стоп, стоп!— запротестовал майор.— Не так быстро. Валера мой одноклассник…
- Как одноклассник?!- воскликнула я, и мысли шквальным огнем атаковали мой мозг.- Так вы с самого начала знали обо всем?
- Мариночка, тише-тише,- майор положил на мою руку свою ладонь.- Знаешь, говорят «дружба – дружбой, а служба – службой», это закон. Когда вы рассказали мне о Грядасове, я умолчал о своей дружбе с ним только потому, что уважаю его. И все чем занимается он, и чем занимаюсь я, не имеет отношения к нашей дружбе. В той ситуации мы с ним временно оказались по разные стороны баррикады…, мы офицеры… И в дружбу он позволил вам немного отдохнуть, но завтра я вас верну, как обещал.
— Теперь понятно, но ведь перед смертью не надышишься, какой смысл в этой прогулке?— удрученно вздохнула я, а ведь в глубинах моего сознания уже неясно замаячила свобода, точнее ее блеклая тень…

…Что же это получается, Борис – одноклассник Грядасова, он ведь с самого начала мог нас сдать ментам. Либо здесь ведется какая-то тонкая игра, разгадать которую моего умишка мало. Либо все гораздо проще, а я несколько перемудрила. Но ведь тогда Борис помог нам скрыться, и сейчас мы попались по своей вине, и майор к этому не причастен. А если причастен? … Стоп, так и до паранойи не далеко.
Наташка сияла как медный таз, обнажая все тридцать два зуба, а я с тоской взирала на происходящее вокруг меня.

Мы подоспели как раз к ужину, калитку нам отворила Мечта поэта, и о чудо, она бросилась мне на шею, причитая и швыркая носом. Спасибо майору, поддержал меня, иначе сто с лишним килограмм сексапильности меня бы утрамбовали в землю. Сзади слышались глухие смешки конвоя, ну конечно, я бы тоже похохотала, но мне как-то не до смеха… Люсенька, слава Господу, успокоилась и гостеприимно пригласила всех пройти в дом, но прежде освободила меня, предварительно смачно облобызав.
— Я тоже очень рада вас видеть…— промямлила я, набрав воздуха в помятые легкие.

Мечта поэта не была бы мечтой, если бы не ее томно вздымающаяся грудь, а как иначе, ведь за столом двое не знакомых и вполне симпатичных представителей сильного пола. О да, ее талант как всегда оказался на высоте, конвой забыл обо всем на свете и пожирал не только угощение со стола, но и упомянутые прелести ненасытными глазами. Майор, просто душка, сделал вид, что ни чего не заметил, очень мудрый поступок. А может, и правда ни чего не заметил.
А угощали нас как в Кремле, ни меньше, на столе стояли и свиные отбивные, и жареная форелька, и красная икорка, и блинчики с медом, и четыре вида салатиков. Коронным блюдом стоял, конечно же, борщ!
В общем, праздник живота удался, а менты, кажется, и вовсе обалдели — такой жратвы наверное никогда не пробовали. Уж в чем надо отдать должное Люсеньке, так это в том, что она искусный кулинар, готовит — пальчики оближешь!

Облизав пальчики, мы проследовали за гостеприимным хозяином в крытый бассейн сразу за сараем. Я невольно остановилась, и заглянула вовнутрь.
— Марина, не отставай!
— Иду, иду.— Не увидев там ни кого кроме хрюшек, я догнала экскурсию.
— А там, Наташенька, у меня вишня и слива растет, а с той стороны абрикосы и персики, а рядом с калиткой виноград над беседкой.
Наташка плотоядно вздыхала, держу пари, она вынашивала план немного пошуршать по кустам. Да и правильно, майор не обеднеет, и много она не съест, это глазами можно скушать все, а после царского ужина, надо постараться еще хоть что-то проглотить.
Майор скромно удалился, дав нам некоторые инструкции и полотенца. Скинув с себя одежду, мы дружно завизжали и нырнули.

О, миг блаженства! В долю секунды чувствуешь, как заново рождаешься! Вода – парное молоко, и воздух пахнет не морем, а спелой вишней и персиками. Рай, да и только!
Мы плескались до тех пор, пока руки не устали грести, а глаза сами не стали закрываться. Изможденные чудесным отдыхом, мы выбрались из бассейна и вернулись к дому. На крыльце нас ждали конвой и майор, они задушевно говорили и пили пиво с сушеной рыбкой.
— Как искупались?
— Чудесно! Спать будем без задних ног!
Майор прошел с нами и показал нам наши спальные места.
А расположили нас в зале на огромном диване. Ментам, как я успела заметить, постелили на веранде. Ну конечно, они же на посту.
Я была права, сказав, что уснем без задних ног, стоило только коснуться подушек…

Меня разбудил манящий запах, доносившийся из кухни, и понадобилось некоторое время, что бы понять, где я. Осознав, я потянулась на диване, и поднялась.
На кухне вовсю колдовала Люсенька, ненароком напомнив мне Обломовскую Пшеницыну, с ее белыми локтями. Локти Люсеньки двигались в том же быстром темпе, ну, или приблизительно в том же, и так захотелось остаться у них навсегда! Вспомнились все мои проблемы, и настроение стало быстро снижаться, ведь скоро майор отвезет нас обратно в ГОВД, а там СИЗО и Грядасов.
— Доброе утро! Как спалось, Марина?— Люсенька обернулась и заулыбалась.
— Доброе утро, спалось отлично!
— Умывайтесь, и к столу, у меня все готово!
По команде «марш» я умчалась в уборную, по дороге разбудив Наташку и конвой.
Не стану рассказывать, что было на столе, иначе мои мемуары будут расценены как поваренная книга, но вкусно было чрезвычайно!
— Ну что ж, пора ехать в город.— Вздохнул майор, когда мы после завтрака сидели в беседке.
— Борис, мы вам так благодарны! То, что вы для нас сделали, просто не имеет цены! Спасибо вам за гостеприимство!
— Что вы, девочки, для нас вы стали как родные! Вся душа изболелась, пока вас искали…
— А вы не знаете, где Миша?— с надеждой в голосе спросила Наташка.
— Миша? Наверное, едет к вам.— Замялся майор, чем спровоцировал смутные подозрения. Черт знает почему, но я насторожилась.

И не зря, все же интуиция меня не подвела…


Глава 39-я, из которой мы узнаем, что счастливые известия действительно способны стать причиной настоящего нервного срыва.


— Здравствуйте, Марина и Наталья!— у крыльца ГОВД нас встречал Валерий Владимирович, жаль без оркестра и цветов.— А я вас уже заждался, и чайник дважды кипятил!— Он обнял майора, и мы вошли в холл.
— Как отдохнули?— спросил Грядасов, рассаживая нас в кабинете.
— Как в раю.
— А ты почему не приехал? Люсенька тебя ждала.
— Дела, понимаешь, дела, черт возьми! Но в следующие выходные приеду, как штык!— поклялся Грядасов.
Мое настроение ухудшалось, несмотря на все шутки-прибаутки, которыми сыпали майор и Грядасов.

И вдруг, ни с того ни с сего меня озарила догадка. Вот уж верно, кого Господь хочет наказать, того ума лишает! Если Грядасов и майор такие закадычные друзья, неужели он не мог оправдать нас перед ментами?! Он же с нами был у соседей, потом на даче у адвоката, и был свидетелем нашего похищения! Ведь он же мог рассказать об этом Грядасову! Да что там рассказать, рассказал точно!
Я изо всех сил пыталась затормозить появление догадки в моем сознании, почему-то она меня радовала и пугала одновременно. У меня просто дух захватило, когда наплевав на мои усилия, догадка распространилась по всем клеточкам моего мозга. Я на какое-то мгновение погрузилась в эйфорию, но она как-то быстро улетучилась! Вот, если бы, да кабы!…

И я не выдержала!
— Послушайте! А в качестве кого мы в данный момент находимся в вашем кабинете?— твердым, как скала, голосом вопросила я.
— В качестве главных свидетелей, конечно,— запросто ответил Грядасов.
Моя скала треснула и рухнула на землю.
— В качестве кого?— просипела я.
— Вы и Наталья – свидетели, и самые главные, так что берегу я вас как зеницу ока! И до суда не выпущу никуда!…
Я тупо уставилась на Грядасова, совершенно оглушенная и обездвиженная. В чувство меня привело странное поведение Наташки. От волнения она громко икала и вздрагивала. А майор с Грядасовым суетились вокруг нас, один обмахивал нас стопкой бумаг, другой упрашивал испить водички. И оба выглядели жутко растерянными. Ну еще бы, пытаться напоить две гипсовые статуи не каждому под силу, причем одна из них ведет себя слишком активно для скульптуры. В конце концов, их усилия увенчались успехом, им удалось успокоить Наташкину икоту, расплескав при этом воду, и разбросав все бумаги по полу.

— Так нас не посадят в тюрьму?— выдавила из себя ошарашенная Наташка.
— А что, есть повод?— удивился Грядасов.
— Нет, нет, нет!— активно запротестовали мы в один голос.
Сгустившаяся атмосфера шока разразилась повальным хохотом. На нервной почве и не иначе. Мы с подругой хохотали взахлеб, до слез, до визга, до хрипоты, пока нас не заколотило от напряжения брюшных мышц. Прерывисто дыша, мы слегка пришли в себя.
— А зачем вы нас в СИЗО держите?!— выпалила я.
— Как зачем? Опасаюсь рецидива с вашей стороны. Вы в детстве из дома не сбегали?
— Никогда!
— Странно, откуда у вас такие наклонности?— в шутку задумался Грядасов.
А до меня вдруг дошел смысл всего происходящего. Наконец-то, лучше поздно, чем никогда! Они с самого начала знали о нашем паническом страхе оказаться за решеткой, и ни разу не опровергли нашей уверенности! Ни разу!

Изверги! Сволочи! Негодяи!…
Я не успела прикусить язык и прокричала эти мысли вслух… Осознав, я осеклась на последнем слоге — мелькнула мысль, что сейчас я точно окажусь за решеткой, но уже по другому поводу.
Но, к моему удивлению и несказанному счастью, они в ответ лишь рассмеялись.
— И правда!— горячо поддержала меня Наташка.— Почему вы нам сразу не объяснили наш статус пребывания здесь?!
Боюсь, от потрясения что-то сдвинулось в ее сознании, как бы не наворотила она чего…
— А вы с чего взяли, что вас в чем-то подозревают?— тон Грядасова переполнялся самодовольством.
— Как с чего?!— возмутилась поумневшая подруга.— Вы объявили нас в розыск, – это раз!— она стала загибать пальцы, перечисляя все огрехи поведения следователя.
И я не завидовала его положению в этот момент, так как обвиняющий перст разбушевавшейся подруги уже уперся в грудь Грядасова. От ее натиска он стушевался, и стал отступать к стене. А Наташка не унималась, и я начала беспокоиться, не примется ли она загибать пальцы на ногах, потому как на руках пальцы закончились. И теперь она тыкала кулаками в его грудь.

Я, майор и двое ментов ошарашено следили за разыгравшейся сценой, и не сводили с них глаз, как загипнотизированные.
Собственно говоря, чего-то подобного я в глубине души ожидала, ведь ее нервное состояние должно было как-то выйти наружу. Как механизм бомбы с детонатором. В нашем случае, детонатором стала ирония Грядасова, так ему и надо! Получи фашист гранату!
Когда обвинения закончились, Наташка как-то потухла, замолчала и затравленно оглянулась.
— Что-то со мной плохо…— слабым голосом пролепетала она и опустилась на стул, рядом с которым она прижала к стене Грядасова.
Тишина повисла просто звенящая. Да, такого спектакля еще никто не видел. Я уже слышала овации и крики «бис», когда смятение на лице Грядасова сменилось беспокойным ужасом, с которым он уставился на Наташку.

— «Скорую», немедленно!— громким шепотом приказал он.
Не ясно кому, но подскочили все и кинулись к телефону. Только я и Наташка остались сидеть на стульях. Я — потому что приросла к нему, и никакая сила не могла меня от него отодрать, а Наташка — в силу своего потрясения.
Лишь бы умом не тронулась! Что ж, надо признаться честно, он у нее и так в дефиците. А то после такого всплеска эмоций (нет, взрыва) он и вовсе откажется работать конструктивно. А это чревато полным крахом ее замечательной карьеры. Господи, помоги! И спаси нас всех, пожалуйста!
Я в немом восторге смотрела представление века.
Прибыла «скорая», и главное, так оперативно, будто спасать самого президента. А может их станция в пяти шагах от ГОВД.

Два фельдшера кинулись к вялой Наташке, один схватил ее руку и напялил нарукавник тонометра, второй сунул под нос ватку, пропитанную нашатырным спиртом, и одновременно открыл чемоданчик. Первый фельдшер прошипел показания тонометра, а второй, откинув ватку, достал шприц, пузырек со спиртом и ампулу какого-то лекарства.
Наташка внезапно пришла в себя и взвизгнула, увидев перед носом шприц.
Уж не знаю, о чем она в тот момент думала, но она пронзительно закричала, что ничего не знает, и никакие тайны ей не известны. И вообще, у нее амнезия, слепота, глухота, и дебилизм легкой степени. И пытки их неуместны — она ни в чем не виновата-а-а!
Фельдшера невозмутимо выслушали ее, и, кивнув друг другу, крепко схватили ее руку и прижали к столу. Не обращая внимания на ее звенящие протесты, они ввели ей в вену содержимое шприца. Спустя пару секунд Наташка затихла и расслабилась, опустив голову на грудь.
— Ее необходимо госпитализировать. Состояние очень опасное.— Значительным тоном произнес один из фельдшеров.
— Делайте, как считаете нужным, мы не препятствуем, только я отправляю с вами сопровождение,— разрешил Грядасов.— Очень важный свидетель, а анкетные данные я заполню сам.
Последнюю фразу он произнес с таким нажимом, что возражать не имело смысла.
Наташку увезли.

Майор присел рядом со мной.
— Мариночка, а как вы себя чувствуете?— участливо спросил он.
— Лучше, спасибо. Вы хоть понимаете, что вы наделали?!— как можно спокойнее вступилась я за подругу.— Если у вас отсутствует чувство юмора, так не делайте из себя шутов! Сказали бы сразу все как есть, так нет же, навели тень на плетень! Ведь вы же знали, как нам заморочил голову Фомин, эта гнида недобитая! Я уже распрощалась со свободой, и Наташка была сама не своя от страха! И как вам только в голову пришло, такие шутки шутить?!— я перевела дыхание и замолчала.
А что толку объяснять этим бесчувственным чурбанам, ведь все равно — не поймут. Салдофоны!
Вслух я, слава Богу, промолчала. И внутри меня заискрилась, пока дохленькая, но все же надежда — а вдруг, про вертолет никто не знает! Неужто пронесет?
Майор виновато молчал. Менты оставили нас одних, у них-то смена закончилась, домой пора.

Ох, как же я хотела домой! И если Грядасов не соврал, то скоро и я поеду домой… Стоп, что-то он говорил о суде… Ну уж нет, не стану я сидеть в СИЗО, до второго пришествия! Они разведут демагогию на полгода, не меньше, а нам что, с Наташкой на нарах чалиться?! Тьфу ты, прилип же этот заразный жаргон! Никакого СИЗО! Ноги моей там больше не будет!
— А ну-ка, товарищ майор, везите меня в мою гостиницу!— скомандовала я и стартанула со стула.
Майор догнал меня только около «УАЗа».
— Сколько в вас энергии!— восхитился он.— Я уже так не могу…
— С вашей женой я бы тоже не смогла!
— Вы совершенно правы! Моя Люсенька отменный повар, таких раз-два и обчелся!— он засиял счастливой улыбкой, и мы, наконец, поехали.

Пока я летела в свой номер, на моем пути не встретилась ни одна собака, что очень повысило мое настроение. А у администратора я узнала, что номер все еще числиться за нами, менты позаботились. Все же надеялись нас изловить.
Распахнув двери, я втянула носом свежий домашний запах! Он был чудесен, и такой родной, на фоне холодной тюремной вони! И первое, что я сделала, это залезла в ванну! От блаженства чуть не утопла, так меня разморило, ведь впервые за весь отпуск я расслабилась! Кто бы мог подумать, что со мной такое случиться! Всю жизнь к гостиницам относилась брезгливо, а сейчас готова расцеловать и пол, и стены, и потолок! Господи, спасибо!
С трудом доползла до кровати и рухнула на постель — мокрая и жутко счастливая! Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить! Кстати, о сглазе, вернусь в Новгород, гадалку придушу! И на этой радостной мысли я отключилась.


Глава 40-я, в которой героиня вынуждена пересмотреть свое мнение относительно гадалок.