Ночь судьбы

НОЧЬ СУДЬБЫ


- Точно не пойдёшь? – Предательски широко улыбаясь, ещё раз повторил он, забирая ключ.
- Нет, нет, - в очередной раз отмахнулся я, - отчёт, понимаешь, отчёт – это тридцать страниц почти надолбать надо, я ночку специально выкроил, чтобы за компом посидеть с толком, так что, извини…
- Бл…, ну потом бы сделал… - Не унимался Серёга, когда я уже всеми силами выталкивал его за дверь.
- Да нет же, мне его ещё в прошлом месяце…, нет, короче.
- Ну ладно, - снова улыбнулся он всей широтой своей натуры, стоя уже за дверью, - мы, может, заглянем ещё.
- Сдурел! – Меня эта перспектива абсолютно не радовала, хотя я и знал, что они, если даже и захотят, то не дойдут до моего дома: не в состоянии, просто, будут, Серёга-то бы приполз, хотя бы.
- Меня ж выгонят сразу. – Отрезал я. – Мне родственнички прямо сказали: если жалобы от соседей будут, то сразу…, понял?
- Ну ладно. – Он протянул руку для прощания. – Увидимся, надеюсь.
- Надеюсь. – Я пожал в ответ его руку, он ещё раз улыбнулся и, развернувшись, пошёл вниз по лестнице.
- Придёшь когда, меня не буди, если я спать буду, понял? – Громко сказал я ему вслед.
- Хорошо. – Ответил он, не оборачиваясь, и скрылся за пролётом.
Я с облегчением захлопнул дверь. Ещё бы немного, и он меня бы уговорил, и тогда – прощай отчёт, прощай свободная неделька. Улыбнувшись себе в большом зеркале и похвалив себя за проявленную волю, я, щёлкнув выключателем, погасил в прихожей свет и, шаркая по коврику тапочками, поплёлся в свою комнату, где стоял мой ненаглядный, глюкавый «пень». С тоской взглянув на, тёмный ещё, монитор, я вздохнул и нажал синюю кнопку, заставившую системник взвыть и замигать всеми своими тремя лампочками. Из-за окна доносились звуки улицы, сквозь занавеску падал багряный свет заходящего солнца, дарящий стенам и деревьям за окном необычайно живой и радостный вид, отчего гул кулера показался мне ещё тоскливее. Ещё раз вздохнув, и бросив взгляд на осветившийся жизнерадостной надписью «Windows me» монитор, я пошаркал на кухню, чтобы приготовить себе кружечку растворимого кофе.
Синее пламя газа вспыхнуло под блестящим чайником, я бросил на стол зажигалку и полез в шкаф за банкой. Денёк на улице был просто великолепный, был, теперь уже вечер, но тоже великолепный, и у Лёхи днюха сегодня. Ээх, такая пьянка обломалась, прям выть хочется. Почему-то очень захотелось спать, резко так. Делать вообще ничего не хотелось, противно. На секунду появилась идея пойти и взять себе бутылочку пива, но я быстро её отверг, так как прекрасно понимал, что после пива уж наверняка ничего не сделаю и буду дурью маяться весь вечер. Было обидно пропускать праздник из-за этого грёбаного отчёта, но вдвойне будет обидно, если я его ещё и не сделаю, ценой таких-то жертв.
Коричневые гранулы рассыпались по, не совсем белому, дну стакана. Я с тоской посмотрел на эту кучку концентрата и подумал, что только у нас кофе хлебают здоровыми кружками, да ещё иногда и с хлебом, с печеньем и прочей гадостью. Засыпав кофе сахаром, я плеснул в него воды из начавшего уже шуметь, чайника и, размешав ложкой сахар, медленно поплёлся в комнату. Когда я уже почти дошёл до стола, в дверь кто-то решил позвонить, и мне пришлось несколько изменить свои планы. Прямо с кружкой я прошаркал обратно в прихожую и, подойдя к двери, нажал на металлическую ручку замка, дверь плавно открылась.
- А…, - лицо пришедшего выражало удивление и полное непонимание, - а Сергеич дома?
- Неа, - ответил я равнодушно, отхлебнув немного кофе из кружки, - этажом выше.
- А, спасибо. – Растерянно ответил он и, развернувшись, начал подниматься по лестнице.
Я проводил его взглядом и захлопнул дверь. Достали, блин, ну почему, интересно, они вечно ко мне идут?! Микроолигарх, блин, понаплодили, даже адрес свой толком дать не может. Что, у меня дверь, что ли, золотом вышита?
Усевшись перед монитором, я начал тоскливо пялиться на заставку рабочего стола, на которой была изображена девица, выползающая из каких-то дымящихся руин с чрезвычайно непрактичным ножиком в руке. Больше всего меня забавлял огромный человеко-волк на заднем плане и различные значки и папки, нелепо сливавшиеся с мрачным рисунком. Вообще, картинка мне не особо нравилась, но старую, где было изображено развевающееся на ветру, словно мокрое полотенце на верёвке, «окно дядюшки Майкрофта», выглядело уж совсем кощунственно, больше же ничего стоящего у меня пока не было.
Лениво поелозив мышкой по коврику, я отловил таки значок Ворда и замер в ожидании его скорого открытия. Отхлёбывая из кружки глоток за глотком и, про себя, удивляясь, как быстро остывает кофе, я пялился на белый экран и с тоской думал о том, что мог бы сегодня вкусить некоторых радостей жизни, вместо того, чтобы сидеть здесь, и сожалеть о бесцельно прожитых годах. Солнце снаружи уже опустилось к самому горизонту, а, может, и за него, залив двор и мою комнату оранжевым светом летнего вечера, из открытого окна веяло свежестью, прохладой и ещё чем-то, что обычно чувствуешь подобными вечерами. Я представил себе берег реки, высокую траву, берёзовую рощицу, тихий камыш, которым мог бы любоваться сидя у самой воды, допил кофе и поставил пустую кружку на стол, рядом с монитором.
Размяв пальцы, я потянулся и, положив руки на клавиатуру, ещё раз внимательно изучил пустой лист, на котором мне предстояло набить пару десятков страничек, повествуя о развитии производственных продаж современных технологий, поставленных из стран востока по взаимовыгодным договорам с местными фирмами. Не люблю начинать с нуля, тем более писать, самое трудное – начать. Я задумчиво смотрел на мигающую чёрточку курсора, думая, какими бы словами начать небольшое введение в данную проблему, постепенно осознавая всю бредовость и бессмысленность своей работы. Почему-то я вспомнил о Серёге. Наверняка, ведь, припрётся, гад, под утро пьяный вдрызг, весь дом на уши поднимет, меня разбудит, и что ему дома не ночуется. Не хочет перед домашними пьяным появляться, понимаю, но человеку уж третий десяток почти пошёл, что ж, они не знаю что ли, как он хлебает у них. Нет, мамка у него – мигера, не спорю, мозги прополощет, но… Да ладно, работать пора. Весело ударив по кнопкам, я набил таки начало своего доклада: «ВВЕДЕНИЕ».
И хата у меня хорошая, и деньги, вроде как, присутствуют, и работа приличная, и специальность я скоро соответствующую получу. Что ж хреново-то так? Я стряхнул пепел от сигареты в баночку из-под пива, удачно выуженную из-за стола. Так, из хаты меня могут выгнать, вот Серёга припрётся только, двери перепутает, соседей разбудит, выяснять начнёт, зачем замок сменили, и всё. С работы меня тоже турнуть могут, не за доклад конечно, из которого у меня уже тридцать минут только одно слово на мониторе чернеет, но причина всегда найдётся: убыточность предприятия, война в Ираке, кризис европейской экономики. Так, нет работы – нет денег, очевидно. Нет денег – учиться будет не на что. Вот и всё, конец жизни: «Здравствуй мыло душистое и верёвка пушистая», - как сказал классик. Так что – работать.
Бросив сигарету внутрь банки, я вернулся к клавиатуре и экрану и сходу набил ещё пару предложений, объясняющих, в общем виде, цель моего доклада. Поняв, что этими двумя предложениями введение, в принципе, можно и ограничить, я быстренько стёр последние и попытался развернуть мысль на более широком пространстве. В ход пошла история края и некоторые знания, полученные из экономики и социологии. Получалось расплывчато, но весьма прилично.
Муза улетучилась так же быстро, как и пришла, вдохновение пропало без следа, оставив лишь смутное понимание того, что написал я красиво, но совершенно не то, что нужно. Вздохнув и бросив взгляд за окно, где на землю уже опускались вечерние сумерки, я выделил траурно-чёрным цветом всё мною написанное, кроме магического слова: «ВВЕДЕНИЕ» и нажал на иконку, изображающую ножницы. Вернувшись к самому началу, я вновь погрузился в раздумья и потянулся за ещё одной сигаретой.
В принципе, весь материал у меня уже был, и оставалось лишь его обработать (это я себя успокаивал), но материала было столько…, да и халтурить особо не хотелось. Откинувшись на спинку стула, я начал размышлять о развитии реализации современных технологий в нашем крае: к тому материалу, что у меня уже был, я ещё не обращался, поэтому, мысли мои были девственно чистыми. Поразмыслив, я пришёл к выводу, что название для моего доклада выбрано слишком громкое и вообще, все «высокие технологии» у нас сводятся к приклеиванию наклеек с отечественными брендами на китайские приборы. «А, вот, сколько бы стоил мой компьютер, если бы его произвели не в Корее, а на заводике рядом с моим домом?» - Спросил я себя. Подумав, я пришёл к выводу, что смог бы на эти деньги, наверное, купить себе эту квартиру или, по крайней мере, какую ни будь крутую тачку. Не судьба нам что ни будь такое, всеобще нужное, производить. У нас ресурсы-то и те дороговато выходят, зима потому что вечно кругом, и дорог нету ни хрена, и народ работать не хочет, только прёт всё, что можно и нельзя. Вот Китай – беднейшая страна, коммунисты, а такую экономику отгрохали, за счёт США, правда, но это неважно, а армия какая…, Америка теперь и та трясётся. Правда не думаю, что мы были бы в восторге, если бы нас заставили жить и работать, так же как китайцев. Америку вообще потопить в океане надо, а то что-то она всё сильнее и сильнее, вот и нефть же почти вся у неё, массоны хреновы. Америка, ведь, подумать если, страна масонская, у них даже цели схожи, и символика на баксе чего только стоит, и президенты их масонами были, а о республиканцах и говорить страшно. Помню, слышал, что они перед тем, как Ирак бомбить, гадали в Белом Доме на Библии, есть методика такая, забыл, кто придумал. Какой-то орден у них там, костей и черепа, рыцари бл… А ещё…
В прихожей противно запищал телефон. Вырванный этим звуком из собственных разгулявшихся мыслей, я буквально подскочил со стула и понёсся к нему, в тайне от самого себя, надеясь, что этот звонок даст мне повод избавиться от участи торчать этой ночью за докладом. Лишь бы повод был необходимым, чтобы совесть моя была спокойна.
Взяв трубку, я радостно заорал:
- Алло!
- Привет, - раздался с той стороны знакомый голос, - чем занят?
- Привет, Ань, - ответил я, сев на тумбочку рядом с телефоном.
- Вообще, - так хотелось ответить: «ничего», но зловредная совесть снова одержала победу, - вообще-то доклад пишу, мне двадцать страниц, до завтра…, короче, чего нужно?
- Ааа, - радостно протянула она, на самом деле, ей было глубоко наплевать, чем я там занят, - вижу, очень хочешь работать. Не мог бы заехать, так, ненадолго, обсудить бы надо тему статьи, всё такое. Я б сама, да замок в двери навернулся, чинить некому, вот и сижу, как дура, одна дома, скучно.
Повод, кажись, появился, но таким уж неизбежным и обязательным он, в принципе, не был, хотя…, друзей надо выручать. Аня писала статью в свою захудалую газетку по поводу прохристианских сект нашей необъятной родины, а так как в этом вопросе она была специалистом таким же, как и я в области распространения современных технологий, я был у неё, в некотором роде, консультантом, хотя, уже подумывал о соавторстве, исходя из моей доли участия. С другой стороны, что-то подсказывало мне, что сия статья являлась лишь предлогом, и небольшой консультацией вечер никак не ограничится.
- Ладно, - ответил я, прежде, чем закончил мыслить, - только долго я задерживаться не буду, работа…
- Да, да, да, - пролепетала она, - засиживаться не будем.
Понятно.
- Еду, жди.
Я положил трубку и несколько секунд просто сидел и, глядя на молчащий телефон, раздумывал о том, что только что не то что поставил под угрозу этот проклятый доклад, но почти решил его судьбу и вбил последний гвоздь в крышку его гроба. «Не судьба» - сказал я и, решив, что всё воскресенье ещё впереди, встал с тумбочки. В конце концов, может, я и вернусь скоро (наврятли). Утешив себя этой мыслью, я начал собираться.
Надев, в дополнение к чёрным джинсам, чёрную футболку, отыскав под кроватью чистую пару носков, нацепив на ремень «трубу», на которой осталась ещё пара баксов, и свою верную «Осу» в кордуровом чехле (не мы такие – жизнь такая), я облился туалетной водой, схватил со стола бумажник с парой сотен и тщательно охраняемой от растрат последней пятихаткой, потом вернулся и, порывшись в ящике, отыскал среди всякого хлама «средство индивидуальной защиты» и тоже сунул его в бумажник (на всякий случай), накинул кожаную куртку, хотя на улице и было тепло, я решил, что ночью может похолодать (природные катаклизмы), натянул ботинки и радостно выбежал на площадку.
Снаружи было уже почти темно, и, в глубине души, куда закралось нехорошее предчувствие, я пожалел, что принял это предательское приглашение. Улицы, как всегда в этом районе, были, не то что пустынны, но не особо переполнены народом: редкая молодежь всего возрастного спектра, пьяные подростки, уже «ползущие» по направлению к «клубешникам», пьяные люди более старшего возраста, которым уже не до «клубешников», и, на фоне всего этого, несколько детишек, резвящихся рядом с подъездом, освещённым одиноким фонарём. Быстренько оглядевшись в поисках потенциальной опасности, я вышел на дорогу и скорым шагом пошагал по направлению к остановке, где, как я надеялся, меня будет ожидать какое ни будь транспортное средство.
Вечер обдавал лицо приятной прохладой, отчего чувство собственной неправоты быстро улетучилось. Тоскливая мысль о докладе сменилась вскоре глубокой и спокойной радостью, тем самодостаточным состоянием, которое, наряду с хорошей погодой, тишиной и вечерним воздухом, может быть дополнено лишь бутылочкой пива. Где-то шумели несущиеся по дороге машины, свет из окон домов падал не ветви деревьев и тёмную землю, нагретую дневным солнцем, на лавочках, у подъездов, сидели старушки, та же молодёжь и девицы нежного возраста, чей мат и ржач разносились на десятки метров вокруг. Перейдя на более медленный шаг, я наслаждался этой картиной, пытаясь не думать больше о своём неудавшемся творении. Мысли снова вернулись к бутылочке пива, и эта идея показалась мне не столь уж и плохой. Идея скорее вернуться домой вскоре растаяла и сменилась мыслью о том, что у меня есть все шансы неплохо провести вечер, а может даже и ночь.
Незаметно для себя, я добрёл до остановки и, опёршись на фонарный столб, стал, наблюдая за проносящимися мимо машинами, ожидать троллейбуса или автобуса.
Аня была хорошей девчонкой, хоть и слегка глуповатой, но зато очень принципиальной, принципы её, правда, мало кому были понятны, да и ей самой, думаю, не очень, и часто сходили на элементарное упрямство. Училась она на факультете журналистики. Не думаю, что это был очень удачный выбор, но в другое место её пропихнуть не получилось, поэтому и мучилась она теперь со своей публицистикой. Зато она писала стихи и даже рассказики, которые, однако, читать было довольно сложно, с другой стороны, её творческая натура располагала к особому и раскованному общению. Подумав об этом, я, неожиданно для себя, встал перед дилеммой: купить много пива или взять, всё-таки, чего покрепче и более соответствующего времяпрепровождению с дамой.
Транспорт, что-то, всё не шёл и не шёл, хотя, казалось, прошла уже вечность, и нога, на которой я стоял, уже почти затекла, и машины всё неслись, и народ всё расползался по своим делам. Усталым взглядом я проводил грязную «десятку», сворачивающую во двор, и наткнулся, вдруг, на старенькую «пятёрку» с жёлтым маячком на крыше. Водитель её, опёршись локтем на основание открытого окна, зазывно улыбался, всем своим видом давая понять, что готов отвезти хоть на край света, если заплатят. Я удивился, потому что, на моей памяти, не видел ещё зазывно улыбающихся водителей.
- Куда нужно? – Спросил он не менее приветливым голосом.
Я, взглянув на его загорелое, даже какое-то тёмное, лицо, тоже, зачем-то, улыбнулся и ответил:
- Сколько до Сорокина?
- Шестьдесят.
- Давай.
Не проявляя излишней энергичности, я пошёл к машине, открыл дверцу и плюхнулся на сиденье, рядом с водилой. Он, так же не спеша, завёл двигатель и выехал на дорогу.
- К подруге? – Спросил он, между прочим, когда мы уже ехали по, ярко освещённой, дороге.
- Ага. – Ответил я, дав понять, что не хочу этого обсуждать, и мельком бросив взгляд на него, начал смотреть в окно на, проносящиеся мимо, машины, фонари и витрины магазинов.
Чем-то он мне не нравился, водила этот: потёртая куртка, потёртые брюки, лысина на башке и морщинистое от вечной лыбы лицо, вот и всё, но было в нём ещё что-то…, мимо проплыл щит с рекламой пива, и я, проводив его взглядом, начал вспоминать, какие там были магазинчики, работавшие до столь поздней поры. Аня жила на окраине где-то, город я плохо знал, поэтому пешком бы, думаю, хрен добрался. Несколько раз, а, по сути, все, что был там, я оставался у неё ночевать, чтобы денег на такси не тратить и по улицам ночами не шляться. Город, хоть и был довольно спокойным, но «пару» раз я здесь по фейсу всё-таки получил, в основном, конечно, по пьянке и по собственной глупости. Другими словами, при желании приключений найти себе на одно место можно было, но я любителем подобного не был.
Что-то пейзажик за окном незнакомый появился, да и ехали мы уж слишком долго, да и освещение подевалось куда-то, какие-то развалюхи за окном, странно. Решив не поднимать лишний раз паники, я осторожно взглянул на лицо водителя – оно выражало спокойствие и сосредоточенность. Что-то стало как-то неспокойно на душе, и рука невольно потянулась то ли к телефону, то ли к «Осе» (второе, пожалуй, было сейчас уместней).
- Куда-то, по-моему, не туда мы едем. – Пролепетал я, ощутив, как начинают холодеть кончики пальцев, и сердце тихонько ускоряет свой темп.
- Да нет, - водила повернулся ко мне, улыбка не сходила с его лица, - всё нормально, не боись, доедем, уже почти приехали.
Слегка растерявшись, я застыл с весьма глупой, должно быть, миной на лице. Делать я не знал что: выкидывать его из машины было неразумно, наносить ему телесные повреждения так же было чревато, а действия уговорами могли привести к обратному эффекту. Вспомнился случай, когда чуваки сажали к себе в машину какого ни будь гражданина, отвозили его на пустырь, а потом стреляли в голову…, хотя нет, там всё наоборот было… Мысли в голове как-то перепутались, и я начал было лихорадочно принимать решение, но тут всё разрешилось само собой.
Машина остановилась, и вовсе не на улице Сорокина, как и следовало ожидать, а в каком-то тёмном и удалённом месте. На секунду в салоне воцарилось молчание, и я уже хотел открыть дверцу и просто удрать, как, вдруг, в моё стекло постучали. Я поднял глаза и увидел широкое лицо, почему-то такое же довольное, как и у водилы. На том была чёрная куртка и стучал он стволом некоего подобия Нагана, насколько я разбирался в оружии. Меня слегка покоробило, даже больше не от страха, а от нелепости происходящего.
- Приехали, - сказал водила, - вылезай.
Лицо его вдруг стало совершенно серьёзным и, даже, каким-то странным, по сравнению с которым, его прежняя улыбка показалась мне очень даже миловидной. Он открыл дверцу и спокойно вышел, через секунду в стекло снова постучали. Взглянув ещё раз на этого бандюга с Наганом, я, нехотя, открыл дверцу и вышел из машины, только тогда почувствовав, что коленки мои слегка дрожат, да и руки тоже. А на улице оказалось уже довольно прохладно.
Машина стояла на узкой дороге, проходящей через поле, пересечённое зарослями кустарника и, насколько я мог судить, мелкими болотцами. Совсем рядом были пятиэтажки, окна которых светились в холодной темноте как табло рекламных, электронных щитов. Злоумышленников, а добрыми они не выглядели, оказалось уже трое. Один стоял рядом, направив на меня свой Наган, второй был водитель, стоявший по другую сторону машины, третий стоял чуть поодаль и как-то странно пялился на меня. Ох и не нравилось мне это.
- Кошелёк, труба, золотишко, часики. – Сказал водила приглушённо. – Выкладывай на капот.
- Иначе? – Задал я глупый вопрос, надеясь потянуть время.
Они рассмеялись в ответ, а мне стало вообще невесело.
- Иначе отдадим тебя Косому, он любит таких мальчиков. – Ответил, не переставая смеяться, «толстый».
Я покосился на того, что стоял позади, который, видимо, и был Косым. Вид у него и впрямь был какой-то пидористический. «Попал» - подумал я про себя. В принципе, барахло я мог бы отдать, но, что-то, по поводу того, что эти господа, после того, как я видел все их рожи и катался в их машине, меня преспокойно отпустят, я сильно сомневался, как бы, в любом случае, к Косому не угодить, очень уж влюблено он на меня пялился. Да и не думалось мне, что только ради дешёвой мобилки и нескольких сотен они меня сюда привезли. Но делать было нечего.
По тупости, я выкинул на капот бумажник, а потом потянулся к ремню. Пытаясь унять дрожь в руках, понимая, что сейчас начнётся игра в «русскую рулетку», я неторопливо начал открывать чехол. Какая, всё-таки, хорошая штука этот чехол, чтоб я сдох. Нож выпал в ладонь, и я, стараясь спрятать его, завел руку под полу куртки, одновременно пытаясь нащупать пальцем упор на лезвии. Руки, всё-таки слегка дрожали, отчего оказалось это не так уж легко, я даже хотел крикнуть что ни будь или отпрыгнуть в сторону, но тут фиксатор тихо щёлкнул, и лезвие вышло из металлической рукояти. Толстый встрепенулся, но так и не успел понять, в чём собственно дело… Ничего не просчитывая, я ткнул ножом ему в бедро и бросился бежать в сторону ближайших кустов.
Ветви жёстко ударили мне в лицо, и я, закрываясь от них руками, болезненно ожидая в любой момент выстрела в спину, вломился в плотную стену кустарника, словно пытающуюся схватить меня своими когтями. Вырвавшись из их цепкой хватки, я выбрался на волю и, спотыкаясь и падая, сломя голову и не оглядываясь, понёсся прочь, куда глаза глядели, лишь бы подальше от этих пид…в. С ходу просочившись меж двух железных гаражей, стоявших, казалось, в самом поле, я выскочил на разбитую дорогу, покрытую толстым слоем бытового мусора, и остановился. Задыхаясь, я упёрся руками себе в колени и попытался успокоить дыхание, получалось это плохо.
В боку не то что кололо, а так болело, будто туда что-то воткнули, бронхи словно облили кислотой, а сердце билось так, что я поначалу даже испугался за его жизнеспособность. Немного успокоившись, посчитав, что оставаться на дороге неразумно, я выпрямился и побрёл к ближайшим домам. С первым же шагом мою правую ступню пронзила адская боль: видимо, я её подвернул, когда нёсся по неровному полю или проскакивал меж гаражей, где хлама всякого тоже хватало. Проклиная всё на свете, я на несколько секунд замер, перенеся нагрузку на левую ногу, а потом медленно захромал к намеченным ранее домам.
Уже почти подойдя к серой, шершавой стене пятиэтажки, я обнаружил, что по-прежнему держу в руке нож. Взглянув на лезвие, на котором ожидал обнаружить кровь, я с удивлением увидел, что оно совершенно чистое и поблескивает своей матовой белизной в свете одинокого фонаря, подвешенного на стене. Видимо, того урода я даже и не порезал, а он просто растерялся, или пушка у него муляжная была – блефовали ребята. Хмыкнув, я сложил нож и сунул его обратно в чехол. Настало время определиться с тем, куда же я всё-таки попал.
Пейзаж, окружавший меня в столь поздний час, абсолютно не был жизнерадостным и не вселял никакого оптимизма. Мало того, что я не имел ни малейшего представления о том, куда попал, но, в дополнение к этому, район напоминал собой какие-то трущобы из мексиканских сериалов, а никак не окраину города, где, по идее, как я, по крайней мере, всегда думал, должны были быть новые дома. Всюду высились какие-то сарайки, среди которых, здоровыми, мрачными аквариумами возвышались смурные пятиэтажки, в редких окнах коих горел таки свет. Людей видно не было, и я, хромая, полз между полуразвалившихся хибар, пытаясь найти выход к цивилизации.
Кошелёк было жалко. Самое обидное было то, что стоил он ровно в два раза дороже тех средств, что в нём находились. Новый почти, только три недели назад купил, с получки, блин. Да и деньги бы мне не помешали сейчас, рубликов шестьдесят хотя бы, на такси. И зачем я его выкинул? Придурок.
Неожиданно я вспомнил о телефоне, и сердце моё буквально наполнилось той огромной искоркой надежды, что подарила мне эта мысль. Схватив телефон, я сорвал его с ремня и нажал на первую попавшуюся кнопку…, потом ещё раз, и ещё…, и рассыпались мои надежды, погасла искорка: телефон был мёртв. От безысходности я продолжал жать на кнопки, надеясь, что, вот-вот, загорится таки синим светом экранчик, тряс его, ударял о ладонь, даже вытряхнул аккумулятор, но всё было бесполезно, оживать он не желал. Тяжело вздохнув и пожелав «здоровья и долгих лет» его производителям, я кинул телефон во внутренний карман куртки и заковылял дальше. В принципе, даже если он и работал, звонить мне было особо некуда, я, ведь, даже не знал, где нахожусь, да и дома-то сейчас никого нет, родственников же я не стану среди ночи поднимать. Выбрав из двух дорог ту, что вела вверх, я пошёл по ней, надеясь, что она меня выведет куда ни будь, где есть люди и общественный транспорт.
Ноги, как и всё тело, неожиданно сковала усталость, хотелось спать, появилась даже мысль прилечь где ни будь до утра, но, мужественно отвергнув её, я продолжал плестись по тёмной улице, всё глубже и глубже погружаясь в собственные мысли. Мне, вдруг, стало очень интересно, кто же хотел меня так нагло грабануть. Вообще, с одной стороны, это были дилетанты, если судить по их действиям, с другой, как-то уж всё слишком хорошо поставлено было, глобально, я б сказал. О подобных происшествиях, что-то, я, вроде как, не слышал, да и жертву они странно выбрали (на богатого Буратину я не тяну), странно. Психи что ль? А может им не деньги от меня нужны были? А что? Могли в рабство продать. Предположим. Чеченам каким ни будь. Хотя нет, далековато будет. А почему именно чеченам. Помню, в «Человеке и законе» рассказывали, что и в России похищают людей для рабства. Сначала они пропадают, а потом, через некоторое время, их находят, но они ничего не помнят уже, что-то им там вкалывали, кажется. Может так? А, может, это маньяки были какие ни будь? Нет, маньяки, насколько мне известно, толпами не ходят…
Мою стройную мысль прервал сильный толчок в правое плечо. Чуть не полетев на асфальт, я понял, что совсем ушёл в себя и нахожусь уже на асфальтированном тротуаре, через газон от которого, где росли невысокие берёзки, высилась, кажется, девятиэтажка. Вдоль тротуара выстроилось несколько машин, оставленных, видимо, хозяевами на ночь. Но кому же я был обязан своим пробуждением?
- Ну ты чё, х..ло, ты чё, широкий типа? – Исходя понтами, выговорил мой «спаситель».
Это был парниша моего, примерно, возраста, или младше, одетый в спортивные штаны, какую-то замусоленную футболку и с лицом полного дауна.
- Ты о..ел?! – Прикрикнул он мне в лицо, выдохнув на меня щедрое облако перегара.
Я уже хотел развернуться и уйти, так ничего и не ответив (позади этого героя стояло ещё четыре человека, разглядеть которых было трудновато), но тут случилось то, что обычно происходит в подобных ситуациях. Такое часто бывает: прекрасно понимая, что минутой позже тебя ждёт жестокая расправа, вместо того, чтобы извиниться и, поджав хвост, но сохранив здоровье, удалиться, ты начинаешь пороть нечто суицидальное, в данной ситуации, не совместимое с жизнью. Прекрасно понимая, что сам роешь себе могилку, ты, всё же, не можешь остановиться и продолжаешь наезжать на потенциального убийцу, словно кто-то перекрыл тебе доступ к собственному телу, и вот, ты стоишь и обречённо смотришь на того безумца, за которого, несколькими секундами позже, будешь огребать таких пи..лей, что мало не покажется.
Вот и теперь, после ещё одного чувствительного толчка в грудь, я выдал нечто краткое и чрезвычайно лаконичное, что могло взбесить даже фонарный столб. Братишка пару секунд выглядел растерянным, но потом, видимо, самообладание вернулось к нему и, насколько я успел заметить, он начал готовиться ударить меня. Поняв, что теряю инициативу, я, сам того не осознавая, размахнулся и вмазал туда, куда попал. Удар получился не очень хорошим, но, видимо, ему этого хватило, и, зажав разбитый нос, «уличный боец» осел на землю. Ту-то и началось самое плохое – необычайно оперативно, на защиту поверженного «гладиатора» пришла его группа поддержки.
Реальный мордобой, вообще, разительно отличается от того, что показывают в фильмах и описывают в книгах. Тут нет красивых ударов, тут нападающие не становятся в очередь, не ждут, пока ты поднимешься после очередного аута, да и твои резервы тут гораздо скромнее. Реально: сначала тебя деморализуют ударом в лицо, потом сшибают с ног и начинают методично запинывать, вот и всё.
От первого удара, который нанёс невысокий урод в балахоне, я всё-таки увернулся, но второй, не помню чей, вызвал у меня перед глазами неплохую вспышку. Кто-то ударил в ухо, не сильно, но чувствительно, я машинально закрылся, всё ещё ничего не видя, но очередной удар пришёлся в скулу. Потеряв равновесие, я рухнул на землю.
За ножом я не полез, хватило ума, а то меня бы вообще на месте замочили, да их бы ещё и не посадили потом. Я просто сгруппировался и попытался закрыть голову. Почти сразу на моё тело обрушилась серия ударов ногами, которые, к моему благу, были не очень мощными. Ребята, видимо, перед этим не слабо приняли, поэтому, координация их оставляла желать лучшего. Поняв, что так и сдохнуть недолго, я предпринял серию спонтанных действий, одно из которых, к моему собственному удивлению, оказалось успешным. Чей-то ботинок врезался мне в плечо, и я, извернувшись, сумел перехватить его одной рукой, второй я схватил вторую ногу нападавшего и всем своим весом навалился на неё. Не обращая внимания на сыпавшиеся со всех сторон удары, я оттолкнулся от земли и, повалив одного из своих обидчиков, вырвавшись из его плотных объятий и попутно всадив ему локоть в лицо, выкатился из окружившей меня толпы и попытался встать. Что-то, видимо выпавшее из рук упавшего, со звоном прокатилось к моим ногам, скользнув по асфальту взглядом, я машинально подхватил с него бутылку с пивом, оказавшуюся полной, и с ходу ударил ей, несущегося на меня здорового, пожалуй, самого здорового из них, урода по голове. К моему удивлению, бутылка не разбилась, но, удара хватило, чтобы временно вывести этого громилу из игры. Не дожидаясь, пока подтянутся остальные, я бросился в сторону ближайшего переулка.
- Стой, ублюдок! – Крикнул кто-то мне вслед полным обиды голосом. – Стой, бл…, е..ло порву.
Не оборачиваясь, что есть мочи, я нёсся меж домов, пытаясь не налететь на что ни будь в темноте. За спиной слышался топот преследователей, значительно подбадривающий моё обессиленное тело, выкриков больше не было, из чего можно было сделать вывод, что сил у них тоже было не очень-то много. Ноги уже отказывались бежать, а воздух казался то ли ледяным, то ли горячим, спину и лоб покрыла противная плёнка пота. Обежав один из домов, я выскочил на пустынную дорогу, хотел было вернуться обратно, но решил, что разворачиваться не нужно и побежал вперёд, тем более, что звуков преследования я больше не слышал.
Постепенно перейдя на лёгкий бег, а потом и на шаг, я смог немного отдышаться и оглядеться вокруг. Дорога была узкой и проходила в плотных зарослях кустарника и низких деревьев, окруживших её непроницаемой стеной. Оттянув горло футболки, чтобы немного охладиться, я тихо пошёл вперёд. В правой руке я всё ещё сжимал подарок судьбы - трофейную бутылку пива, отвоёванную мной в честной схватке. С трудом подавив желание тут же её и выпить, я сглотнул немного слюны и пошёл вперёд, вдоль аккуратной дорожки, опять уводящей меня от города в царство тьмы, леса и стрёкота ночных сверчков.
Несмотря на то, что нестерпимо ныла нога, да и всё остальное было не в самой лучшей форме, настроение у меня было, что называется, на высоте. Может быть, дело было в адреналине, может и в самом деле человеку требуется изредка нарушать обыденный и рутинный ход жизни, в любом случае, я был одновременно убит и возбуждён, как никогда. Я стёр с лица кровь, начавшую засыхать, от чего кожа начинала неприятно зудеть. Места, которые не удалось уберечь от ударов, постепенно наливались тяжестью и жаром, во рту тоже стоял привкус крови, и что-то постепенно набухало с обратной стороны верхней губы. Сплюнув на землю, я быстро оглядел себя, насколько это было возможно при таком освещении. Видимо, грязный я был, как свинья, свежезарезанная, а что со мной к утру будет – представить страшно. Машинально взглянув на часы, я обнаружил их полное отсутствие: видимо, потерял в бою. Жаль, тоже почти новые были.
Оставив дурные мысли, я стал глядеть на луну, серебряной монетой взошедшую над стеной маленького леса, и размышлять о том, как буду завтра рассказывать о случившемся. Я не сомневался, что к утру уже буду дома, хотя и не понимал, как. Ночь была тёплой, и я мог бы заснуть прямо здесь, и проспать до утра, а утро оно всегда мудрее вечера. Эта мысль казалась тем более актуальной, если учесть, как я устал к тому моменту. Спать не хотелось, но ноги уже подкашивались, а та, что была подвёрнута, и вовсе отказывалась отрываться от земли.
Вдруг, словно из-под неё - матушки, передо мной возникли высоки железные ворота, в обе стороны от которых уходила совершенно невысокая кирпичная ограда. Глянув сквозь чугунную решётку ворот, я похолодел: передо мной раскинулись залитые мёртвым светом убывающей луны кресты, величественные надгробия и, теряющиеся в высокой траве, железные ограды - передо мной было кладбище.
Я был не из пугливых, но любой другой ночью, оказавшись на кладбище в полном одиночестве, думаю, развернулся бы и поспешил покинуть столь «радостное и светлое» место, но не сегодня. Оглядевшись вокруг, я несколько удивился тому, что появление ворот стало для меня такой неожиданностью: ведь дорога проходила по чистому полю уже метров двести, если не больше. Кладбище, засаженное высокими деревьями, стояло посреди большого пустыря и походило на, аккуратной формы, лесок. Ещё раз взглянув на луну и на дорогу, уходящую обратно, туда, откуда меня только что изгнали, я снова повернулся в сторону кладбища и, затянув какую-то мелодию, легонько толкнул одну из створок ворот.
Холод пробежал по спине от, пронзившего, воистину кладбищенскую, тишь громкого скрипа несмазанных петель. Вздрогнув, я на миг замер, прислушиваясь к сонной суете разбуженных птиц, а потом, набравшись смелости, шагнул внутрь. Вообще-то здесь было не так уж и страшно, и тишина не совсем тихая: насекомые всякие, и тьма не такая уж непроглядная, и кресты не такие жуткие, и не кажется, что двигается в темноте кто-то (аутотренинг). Хотя, и в самом деле, здесь было даже как-то мило, по-своему, разумеется.
Медленно ступая по асфальтированной дорожке, я разглядывал некрополь, раскинувшийся далеко в стороны и, в лунном свете, действительно походивший на какой-то жуткий город. Зрелище было завораживающим, и я дал себе слово, что когда ни будь обязательно вытащу сюда парочку друзей, чтобы полюбоваться этим видом не на трезвую голову и не с разбитой мордой.
Любуясь пейзажем, я вскоре вышел на относительно открытое место, напоминавшее поляну в этом лесу скорби, залитую серебром лунного света, который, казалось, издавал завораживающий и прекрасный звук, касаясь своими пальцами чёрного гранита и серого камня древних надгробий. Улыбнувшись собственным мыслям, я опустился на землю рядом с массивной каменной гробницей, прекрасно скрывавшей меня в своей тени.
Пиво просто спасало меня, если бы не это чудо, я, наверное, помер бы от жажды прямо на этой могиле. Вероятно от усталости, пиво быстро ударило в голову, и окружающий мир казался мне теперь ещё прекраснее, а жизнь ещё удивительнее. Отхлёбывая мелкими глотками живительную влагу, я разглядывал небольшие каменные надгробия, раскиданные на «поляне» и пытался понять, когда и по какому принципу их устанавливали. Тех уродливых оград, которые, я всегда считал, только портят вид наших кладбищ, здесь не было, и аккуратные памятники выстроились в два ровных ряда, образовав нечто вроде родового захоронения. Видимо, так они и было, и я посчитал бы его очень старым, если бы не совсем свежий погост, возвышавшийся чуть левее.
Поставив почти пустую бутылку на землю, я извлёк из кармана пачку сигарет и закурил. Наверное, ещё никогда табачный дым не доставлял мне такого наслаждения. Наслаждаясь, я начал разглядывать свежую могилу, столь сильно выбивавшуюся из общей картины. Высокий погост, куча венков, ленты на еловых ветках: всё как обычно, короче. Сделав ещё одну затяжку, я начал вспоминать, как принято проводить у нас похороны. Не знаю, какой ещё стране люди, по случаю смерти близкого, или не очень, человека собираются, чтобы нажраться (во всех смыслах этого слова) - традиция такая. Мы вообще, несмотря на то, то постоянно ноем по поводу своей бедности, жрём как-то уж очень много. Как в цивилизованных странах ходят в гости и как у нас? Правильно: они пришли, выпили чаю с печеньем, поговорили, всё такое. А у нас: если кто зашёл, «на пять минут», непременно пир горой, стол полный яств, бутылка – непременно, как же без неё родимой. У русского человека всегда праздник, если нет повода не выпить. Хотя, разве это плохо?
Потом я допил пиво и, достав ещё сигарету, начал вспоминать суровые двадцатые, когда начали крушить наши церкви и кладбища. Мне всегда хотелось каким ни будь чудом взять и отправится в те далёкие времена. Не знаю, правда, зачем: может иконы бы ныкал по канавам, может просто попялиться, как памятники архитектуры рушили, не знаю, влекло меня в то далёкое время, помню.
Что-то хрустнуло в ночи, заставив меня покинуть покой собственных мыслей. Почему-то я испугался отнюдь не живых мертвецов, упырей и вурдалаков, а получить ещё раз по фейсу. Вполне реальной мне показалась мысль, что это те молодцы пришли таки по моему следу, чтобы отомстить за ущемлённое достоинство своего товарища. Уняв небольшое волнение, я взял за горлышко пустую бутылку и приготовился нападать. Благо, укрытие у меня было выигрышное и ждать я мог до последнего.
Вместо мертвяка или толпы разъярённых отморозков, на «поляне» возникла высокая фигура, облачённая в какие-то странные штаны и короткую матерчатую куртку, в руках у него была лопата. Приглядевшись, я понял, что это был всё-таки он, и действия его недвусмысленно давали понять, зачем он сюда явился в столь неурочный час, да ещё и с лопатой. Происходящее казалось мне каким-то неестественным, словно я видел сон или смотрел фильм в холодном кинозале, отчего я не испытывал ни страха, ни волнения, мне было интересно. Тихо затушив сигарету и стараясь не шуметь, я продолжал наблюдать за действиями незваного гостя.
Положив лопату на землю, он осторожно снял со свежей могилы венки и уложил их рядом с лопатой, которую тут же подобрал и вонзил в рыхлую землю. Происходящее интриговало меня всё больше и больше. То, что нужно ему было содержимое могилы, сомневаться не приходилось, но что именно: тело или какие-то вещи, ещё предстояло узнать. Гражданин, уже изрядно углубившийся (копал он быстро) постоянно озирался вокруг, вздрагивая и стремясь спрятаться от каждого звука. Что-то говорило мне, что грабителем могил он не был: не похож, так скажем, скорее, его интересовало именно тело.
Труположство, насколько я помнил из прочитанного в детстве, являлось крайней формой некрофилии, именно крайней. Почему-то в народе принято считать, что некрофилия и труположство – это одно и тоже, а это, насколько я понимал, не совсем так. Без сомнения, всякий труположник – некрофил, но не всякий некрофил – труположник. Человек может быть некрофилом, но спать с трупом - это уже крайность. Думаю, те, кто видел труп «живьём», да ещё и после вскрытия, да ещё и не очень свежий, не то что спать с ним, дотронуться-то побрезгуют, а сами хотят, что б каждый некрофил непременно спал с падалью. Некрофилов, кстати, насколько я помнил, в обществе процентов так сорок будет (могу и ошибаться), и большинство из них об этом и не подозревают. Некрофилия – это патологическое влечение ко всему, что связано со смертью, а если копнуть глубже, - с разрушением, деструкцией. Не даром, любимая профессия всех некрофилов – военный. Фромм, помниться, описывал Гитлера, как классический случай. Так что, не обязательно каждый некрофил должен насиловать трупаков, клевета всё это. Не сочтите меня некрофилом, но лично я не люблю, когда на кого-то напраслину возводят. Однако, тот товарищ, что махал сейчас лопатой в нескольких метрах от меня, относился, по всей видимости, к крайнему случаю. Хотя, с трупом можно и не только спать, может он – относительно безвредный фетишист, кто его знает?
Наблюдая, как вылетают из ямы комья тяжёлой земли, я начал вспоминать, прочитанный за последние годы своей жизни, публикации и пришёл к выводу, что об осквернении могил и случаях сексуальных надругательств над трупами ничего не слышал, словно некрофилы наши, и в самом деле, довольствовались прогулками по кладбищам, походами в анатомические музеи и тому подобным вещам, либо, были очень осторожными. Зато теперь я наблюдал перед собой одного из ярких представителей этого редкого вида, на его, так сказать, рабочем месте.
Из ямы, из которой уже теперь показывалась только голова страждущего, донёсся глухой удар железа о дерево, потом ещё один, потом скрежет, потом вылетела лопата, товарищ скрылся под землёй и, по всей видимости, начал выбрасывать землю руками. Потом, вдруг, всё затихло. Я даже привстал, чтобы посмотреть, что там происходит, но в этот момент послышался звук столь дикий, что я чуть было сам не сыграл в могилу. Секундой позже я понял, что это был звук, выдираемых из дерева, гвоздей. Вот и гробик отыскался.
Через пару минут в могиле послышалась громкая возня и, ещё чрез минуту, наружу была выброшена массивная крышка, причём выброшена с такой силой, что она, чуть было, не угодила мне по голове. Не знаю, что он делал там следующие минут десять, может рукоблудию предавался над телом, но меня это уже начинало утомлять, и я хотел, было, потревожить покой этого принца, но в этот момент что-то светлое появилось над краем могилы. Почему-то я с самого начала не сомневался, что похоронена там именно женщина, хотя, этот приятель мог быть поклонником и содомиских утех, но я свято верил, что это не так. Теперь я имел возможность убедиться в правоте собственного предположения, увидев на краю могилы тело женщины, или девушки: чёрт её знает при таком-то освещении, на ней было длинное платье неопределённого (опять же освещение) цвета, волосы её были чёрными. Признаться, трупы я видел и раньше, но после увиденного этой ночью, всякая симпатия к нашим безвременно ушедшим собратьям у меня пропала напрочь. Бледная плоть, одеревенелые конечности, отвисшая челюсть, открывающая чёрный провал рта, бледная, тонкая кожа, обтягивающая череп, короче, - отвратно.
Вскоре показался и учинитель всего происходящего. Нежно подняв на руках свою свежевыкопанную, он перенёс её на траву, где уложил и начал страстно целовать. Представив запах, исходящий из её рта, я чуть было не избавился от выпитого пива, но сдержался. Ещё меня неожиданно стали мучить угрызения совести, из-за того, что я не предотвратил этого безобразия в самом его начале.
Некрофил встал на колени подле трупа и резким движением разорвал на нём платье. Бледный свет луны осветил белесые груди, являвшиеся объектом вожделения страждущего. Он, с нескрываемым наслаждением, начал ласкать их руками, а потом и губами. Его руки тем временем опустились на бёдра покойной и скрылись под подолом длинной юбки. Оторвавшись от сладкого плода своих трудов некрофил, двигаясь подобно животному, подполз к ногам своей беспомощной жертвы и, оголив её живот, попытался раздвинуть окоченевшие конечности… Короче, на большее меня не хватило. Происходящее окончательно вывело меня из какого-то тормознутого ступора, окончательно выветрило из моего мозга пары зелёного змия, и я решил, что после увиденного меня и без того будут совесть и кошмары до самой смерти мучить. Вобщем, на всякий случай подобрав пустую бутылку, я встал и, шатающейся походкой, сделал пару шагов в сторону осквернённой могилы (иначе мой памятник не обойти было).
Некрофил аж подскочил меж ног своей возлюбленной, его глаза испуганно и дико, словно я собирался отбирать его добычу, уставились на меня, а вся его сущность, несмотря на её худосочность, явно была готова отвоёвывать свои права на добычу, либо, что быстрее, бежать. Окинув быстрым взглядом окружающее пространство и не заметив никого, кто поддержал бы извращенца, я несколько успокоился и почувствовал себя уверенней.
- Спокойно, спокойно. – Пробормотал я, слегка приподняв левую руку, дав тем самым понять, что всё нормально. – Занимайтесь, я уже ухожу, извините.
Труположник так и не потрудился сдвинуться с места или ответить, я же быстро обошёл массивную гробницу и, не оглядываясь, пошёл прочь по узенькой дорожке, уводившей меня к одной из окраин кладбища. Слегка пошатываясь и, в мыслях, матеря этого придурка, я быстро пошёл к выходу, чтобы покинуть это место, от которого на душе, почему-то стало тяжко и неприятно. Я ещё раз подумал, что, всё-таки, надо было дать этому маньяку в торец и отвезти, куда следует, но слегка контуженное после встречи с местной молодёжью тело как-то не сподвигало на подвиги, и я был не уверен, что потом после удара лопатой не очнусь в той же могиле. Тащить сюда своих друзей мне тоже теперь не очень-то хотелось: «А вот здесь, полюбуйтесь, я наслаждался зрелищем, е..щего мертвяка, некрофила», - скажу я им, проводя по памятным местам сегодняшней ночи, которая, кстати, ещё и не собиралась заканчиваться.
Луна ущербным фонарём висела в безоблачном небе, делающим её необычайно чёткой и ясной, её бесцветный свет падал на дорогу, траву, обрамляющую её, высокие деревья, делая их похожими на странных, спящих существ. Я вынул изо рта сигарету и медленно побрёл по узкой тропе, которая, как я надеялся, когда ни будь меня куда ни будь да выведет. Усталость улетучилась, даже подвёрнутая нога уже почти не болела, и рёбра тоже, ночной воздух приятной прохладой ласкал лицо, окружающую темноту, озаряемую луной, наполняли типичные звуки ночи, от чего на душе становилось легко и хорошо, словно о такой вот ночи я мечтал всю свою жизнь.
Про то, что случилось на кладбище, я предпочитал не думать, и вскоре, даже, почти забыл, хотя, решил, что завтра стоит обо всём этом рассказать, кому ни будь, кто поймёт. Лёхе, например, он тоже кладбища любит и на фотки с трупаками попялиться тоже. Не думаю, что он пойдёт по стопам этого придурка: Лёха не такой экстремал, но его эта история, должно быть, займёт. Вспомнив про то, как он тащил однажды домой пакет с какими-то костями, чтобы воссоздать какую-то сцену для очередной своей фотографии (жуткие у него фотки были), а его за этим занятием менты поймали, я почти рассмеялся. Они сперва решили, что он труп расчленённый выносит, а потом приняли его за извращенца. Лёха-то парень сам по себе безобидный, но после этой истории его чуть из института не выкинули, да и слава о нём дурная пошла, хотя, ничего такого ужасного он и не делал.
Что-то хрустнуло в кустах. Я не стал останавливаться, только осторожно оглянувшись и, сделав затяжку, не сбавляя шага, пошёл дальше, стараясь забыть этот звук. Так вот, все мы люди в душе трусы и, если не можем объяснить чего-то, то стараемся не замечать, или уничтожить, а если уничтожить не получается, то опять таки, - не замечать. Шум в кустах повторился ещё пару раз, словно кто-то шёл за мной следом, но не желал выходить на дорогу, и это уже начинало меня порядком раздражать. Сперва я решил, что это некрофил бросился за мной в погоню, чтобы убрать нежеланного свидетеля. Я так и представил, как он выбегает из кустов, с ходу бьёт меня по голове лопатой, а потом разрубает моё, ещё живое, тело ей же на куски. Представив это, я скорее прогнал от себя такие мысли. Потом я начал подумывать о всяких животных, опасных для человека, но потом пришёл к выводу, что здесь таких, наверное, не водится. Позже вспомнились статьи о всякого рода мутантах и одичавших собаках – людоедах. Помню, читал как-то статью о кроликах – мутантах, которые буквально наводнили пригород какого-то там города. Они, помниться, были здоровыми, кровожадными, с острыми зубами. В статье автор от них в машине скрывался. Представив себе кровожадного кролика – мутанта, я опять тихо засмеялся, но когда я поднял глаза и взглянул вперёд, то смех мой прервался, а сигарета чуть было не выпала из руки.
Впереди, метрах в тридцати от себя, я увидел человеческую фигуру, стоявшую посреди дороги. Решив не останавливаться, я, всё же, несколько сбавил шаг, чтобы дать себе время подумать. Фигура никуда не двигалась, просто стояла и, видимо, смотрела на меня. Луна была у меня перед глазами, отчего я был в невыигрышном положении. Захотелось развернуться и дать дёру, ужасно захотелось: эта ночь и так была не очень скучной, больше «веселиться» мне не хотелось, однако, я пёр и пёр вперёд. Фигура тоже сдвинулась и пошла мне навстречу. Снова вернулось чувство, которое я испытывал сегодня неоднократно – чувство поганого страха, но теперь оно дополнялось раздражением. Правой рукой я нащупал на ремне чехол с «Осой» и быстро, стараясь сделать это незаметно, извлёк из него ножик, сразу же привёл его в «боевое» положение и, взяв обратным хватом, спрятал лезвие в рукав.
Человек приближался ко мне размеренной, слегка рассеянной, как мне показалось, походкой. Лопаты у него не было, и это радовало. Когда между нами оставалось метров пять, мужик остановился, я тоже. Где-то минуту мы так и стояли, пялясь друг на друга. Одет он был в брюки и, вроде бы, пиджак, лица его я разглядеть почти не мог, так как луна, висевшая за его спиной, сильно слепила глаза, единственное, что я увидел – это его лысина, блестевшая в белом свете.
- Мужик, ты кто такой?! – Спросил я уверенно, особо не надеясь получить ответа, его и не последовало.
- Эй, ты глухой что ли? – Повторил я, - Ответь или с..ись отсюда.
Мужик не отвечал, он просто стоял и смотрел, словно и в самом деле был глухой, либо, о чём я подумал первее, псих.
- Бл., ну ты чё, - сказал я в темноту его сознания, не подыскав других слов, - слушай, у меня сегодня день тяжёлый… - Мужик извлёк откуда-то длинный, не по-доброму блеснувший в свете луны, предмет.
- Был. – Закончил я, сглотнув остатки слюны из мигом пересохшего рта.
Не знаю, в чём заключалась причина моего сегодняшнего везения на экстремальные ситуации, но тенденция прослеживалась явно. Сначала меня похитил таксист, потом отпи..ли какие-то уроды, потом я нарвался на некрофила-самоучку, и теперь, вот, полюбуйтесь, передо мной самый натуральный маньяк с огромным кухонным ножом. А что, интересно, было в моём сегодняшнем гороскопе? Жаль, не прочитал. Надо будет, завтра, если выживу.
- Уйди, мужик, убью. – Сказал я, сам поняв, как смешно звучали мои слова.
Маньяк медленно, шаг за шагом, двинулся в мою сторону. «Ээх, а так пожить хотелось», - подумал я и с криком, - «Убью!» - бросился на него.
Спецом ножевого боя я не был, хотя и знал парочку и приёмов, и нож держал уверенно, за что отдельное спасибо одному моему приятелю, состоявшему в одном из наших военизированных движений. Когда-то он меня чему-то научил, и, честно говоря, когда-то мне хотелось воплотить полученные знания в жизнь. Сбылась мечта идиота.
Чудом увернувшись от, скользнувшего по рукаву, лезвия растерявшегося убийцы, я закрылся левой рукой и, приготовившись отойти, резанул его по туловищу и, обратным движением, нанёс колющий удар. Мужик взвыл и осел на колени, я отскочил в сторону и встал, приготовившись сделать ещё чего ни будь, если понадобится. Победа была полной.
Признаться, я был горд за себя и с плохо скрываемым восторгом смотрел на поверженного противника, который, стоя на коленях, зажимал колотую рану у себя на боку. Частые удары сердца, кровь, пульсирующая в висках, адреналин, что-то, сжимающее череп, и… восторг, радость. Такого я не испытывал никогда. Я выиграл в схватке, смертельной схватке. Я мог быть героем, или… меня посадят.
Маньяк медленно встал и, бросив на меня прощальный взгляд, шатающейся походкой удалился в кусты, где вскоре и стихли его шаги. Ещё пару минут я смотрел ему вслед, потом взгляд мой упал на нож, валявшийся на дороге, в блестящем лезвии которого отражался вездесущий лик луны. Подойдя, я хотел поднять его, но потом передумал и пнул ногой. Нож, печально звякнув, скрылся в траве, словно и не было его. Вытерев лезвие верной «Осы» о рукав куртки, я сунул своё оружие обратно в чехол и пошёл дальше.
На душе было удивительно спокойно, даже волнения, обычного для подобной ситуации, я не испытывал, лишь изредка, с опаской поглядывал теперь в сторону чёрной стены кустарника и деревьев, где могло таиться, как показала практика, всё, что угодно.
Раздумывая о происшедшем, я вдруг вспомнил, что читал недавно в одной из газет о маньяке, орудовавшем в округе, рядом с городом. Газетка была «желтоватой», от чего кровавые похождения новоявленного Чикатилы выглядели не очень убедительно, явно наталкивая на мысль о том, что и вся история о маньяке, мягко говоря, раздута либо вообще вымышлена. Меня всегда поражало, с какой лёгкостью и уверенностью писали газеты полный бред, пытаясь выдать его за абсолютную истину. Признаться, от той уверенности, с которой они описывали самые нелепые вещи, я и сам, порой, начинал верить, что это всё правда (я даже в кроликов мутантов чуть было не поверил), но, видимо, для нас – тупых и наивных, где ни будь в заключении своей гениальной статьи автор пихает такое, во что не поверит даже шизофреник, подверженный всем комплексам одновременно. Короче говоря, читать современную прессу в качестве художественной литературы мне, порой, было даже интересно, а, местами, и забавно.
Помню я начало девяностых, когда, в годы перестройки, а потом и свежевозрождённой России, повылезала на свет божий тьма тьмущая таких изданий, напичканных такой чепухой, что народ просто диву давался. Правда, думаю, все помнят, что спросом подобные книжки и газеты пользовались просто огромным: все зачитывались статьями о загробной жизни, инопланетянах, живых трупарях, гордо шествующим по западноевропейским и американским городам и весям, а крысы-гиганты в московском метро – это вообще классика: про них даже в новостях говорили. Короче, время было весёлое, у меня до сих пор здоровенная подшивка статей на антресоли пылится. Интересно иногда полистать: чего только не найдёшь.
Теперь же журналисты перешли к более реальным аспектам повседневной жизни, пытаясь «родить» сенсацию на уровне бытовой прозы. Если честно, газеты нынче стали намного скучнее, в «художественном» плане, чем лет восемь назад: не люблю я истории про маньяков и бандитов. Такое ощущение, что пытаются нас перекроить на американский лад, где вся их жизнь, все их ужастики и триллеры пропитаны страхом перед маньяком, скрывающимся за занавеской в ванной с огромным ножом в руках. Ну не перевариваю я Хичкока, не люблю, не страшно. Наши-то ужастики хоть и сняты голименько, но, всё-таки, намного ужаснее их, хотя, исключения тоже есть, спорить не буду.
Когда луна клонилась уже куда-то к западу, дорога вывела меня в место одновременно зловещее и восхитительное. Я остановился на окраине леса, зачарованный зрелищем, представшим передо мной: разрушенные стены, освещённые белым, почти живым светом, казалось пришли сюда из далёких сказок о замках и драконах, чёрные провалы больших окон совсем не пугали, напротив, создавая впечатление какой-то странной отрешённости, манящей и грустной, обширные заросли каких-то трав, замершие в прозрачной тьме, давали чувство спокойствия и умиротворения, и всё это дышало какой-то странной, завлекающей и поразительной атмосферой, внешне, достойной восхищения, но внутренне – наполненной неизвестной опасностью.
Несколько минут я любовался этой картиной, потом же решился и пошёл вперёд по дороге, едва прослеживающейся в высокой траве, давно покрывшей её, никем не востребованные, колеи. Несмотря на всю красоту этих развалин, лезть мне туда, от чего-то, не очень хотелось, но и обходить их, а они были, мягко говоря, не маленькие, было впадлу. Достав из пачки сигарету, я прикурил её от зажигалки и, мерно приближаясь к разрушенным корпусам чего-то, начал прикидывать, где их было бы легче всего преодолеть. Строение внешне напоминало некую фабрику или завод, давно заброшенный и разрушенный, раскинувшийся на несколько квадратных километров. Корпуса были достаточно высокие и были непрерывно соединены между собой переходами так, что пройти между ними было, на первый взгляд, по крайней мере, невозможно.
Когда чёрная громада кирпича и бетона высилась уже метрах в тридцати от меня, в башку опять полезли всякие недобрые мысли. С чего-то я снова начал думать об одичавших собаках-людоедах, про которых когда-то, ещё в детстве, смотрел фильм. Там они как раз обитали на какой-то фабрике, стоявшей, правда, посреди пустыни, но для меня сейчас это большой роли не играло, больше всего мне хотелось побыстрее покинуть это зловещее место, пугающая сущность которого становилась всё более явной с каждым шагом, с которым я приближался к нему. Сделав последнюю затяжку, я выбросил окурок в кучу битого кирпича и, достав из чехла нож, привёл его в «боевое» положение, на всякий случай.
Да, заводик, или что бы то ни было, разрушен и растащен был до основания, кроме стен, разумеется, поэтому приходилось немало напрягаться, чтобы не покалечиться где ни будь в куче арматуры или не свалиться в какой-то провал, казавшийся бездной. Забравшись в одно из больших окон, расположенных почти у самой стены, чтобы пройти корпус насквозь, я несколько призадумался – стоит ли? Темень там была такая, что, как говориться, хоть глаз выколи. Решив, однако (экстремал хренов), рискнуть, я спрыгнул на пол и тут же попал больной ногой на кирпич. Тихо взвыв и выругавшись, я, хромая, побрёл куда-то вглубь комнаты, и брёл пока не упёрся лбом во что-то железное, ржавое. Ещё раз выругавшись, я достал из кармана зажигалку и, пару раз крутанув колёсико, зажёг над ней синевато-жёлтое пламя, которое, однако, больше слепило, чем освещало, поэтому я поспешил убрать её обратно в карман и идти дальше на ощупь.
До сих пор удивляюсь, как могла мне в голову прийти столь бредовая мысль, да ещё и так прочно там засесть. Ладно ещё залезть туда, чёрт с ним, но переться по абсолютно неосвещённому залу, полуразрушенному и заваленному всяким хламом – безумие. Но я упорно шёл, спотыкался, натыкался на какие-то неровные и острые предметы, куда-то проваливался, но шёл. В голове зашевелились мысли, на этот раз, о привидениях, и, чем больше я об этом думал, а не думать я не мог, тем страшнее мне становилось и тем больше мне хотелось взять и с криком убежать отсюда. Каждый раз, поднимая глаза, я боялся увидеть перед собой светящуюся, бледную и бесцветную фигуру какой ни будь маленькой девочки, смотрящей на меня своим холодным взглядом. Почему именно девочки? Потому что девочки…, не знаю.
А почему мы вообще боимся привидений? В детстве я часто задавался подобным вопросом. Заходя в тёмную комнату, я боялся не того, что оно меня схватит, убьёт, нет, я боялся именно увидеть его, просто увидеть. Страх – вот причина страха. Увидев привидение, мы не сможем больше не верить в него, а, значит, нам придётся поверить и во многое другое, чего мы не понимаем, боимся. Мы боимся лишиться не жизни, а щита, щита, которым мы закрываемся от другого мира, мира непознанного и тем ужасного. Чушь, о чём это я?
Обойдя какую-то стеночку, я увидел перед собой прямоугольник серебряного света, льющегося в этот мир тьмы с самих небес. Благодаря высшие силы за то, что они помогли мне выбраться из этой слепоты, я бросился к нему, словно это окно было целью всего моего бытия. Быстро, конечно, не получилось. Но, всё же, минут через семь я был у него и уже карабкался на разрушенную кирпичную кладку.
Новое разочарование постигло меня быстро: вместо оборотной части фабрики передо мной предстал её внутренний двор, чем только не заваленный и окружённый со всех сторон таким нагромождением всяких построек, что я почти ощутил себя Тесеем в лабиринте Минотавра. Выругавшись в очередной раз, я спрыгнул с окна и, добравшись до ближайшего относительно большого обломка стены, сел рядом с ним на какой-то рельс, торчавший из земли, и закурил. Сигарет оставалось пять, а это уже само по себе было хреново. Изредка вдыхая табачный дым, я начал разглядывать огромный двор, напоминавший декорации постапокалиптического боевика. Сюда бы ещё всяких тварей-мутантов, каких ни будь бессмысленных роботов да одичавших людей, ползающих по земле в поисках хоть какой-то пищи, оставшейся после ядерной войны.
На противоположном конце двора что-то ярко вспыхнуло, и на него медленно выползла машина, мерно обшаривавшая горы строительного мусора светом своих фар, потом ещё одна, потом ещё. Они остановились у чего-то, напоминавшего искорёженный подъемный кран, двери распахнулись и оттуда вышли какие-то люди, их было много. Затушив сигарету о кирпич, я с интересом наблюдал за происходящим, пытаясь понять, насколько глубоко влип на этот раз.
Только теперь, в свете фар головной машины, я заметил то, чего не видел прежде: оказывается, посреди двора уже стояла пара машин, фары их были потушены, отчего они и были абсолютно незаметны для меня. В душе я порадовался, что они не увидели огонёк моей сигареты, маячивший в камнях, кто бы там ни был, потом что-то, словно, кольнуло: а вдруг всё-таки увидели? Оглядевшись вокруг, я сполз вниз, к самому основанию глыбы, чтобы, если что, быстренько смыться обратно, туда, откуда пришёл. Самым печальным было то, что я совершенно теперь не помнил, откуда выполз на эту чёртову площадку, и где то несчастное окно. Затаившись, я начал наблюдать за происходящим. А что мне ещё было делать? Только надеяться на то, что хоть это-то меня не коснётся.
От тех, кто только приехал, отделилась группа человека в три – четыре (плохо было видно) и направилась к, стоящим в глубине двора, машинам, откуда тоже поспешно вылезло несколько человек. Там они встретились, радушно, кажется, здоровались. Голосов я не слышал, видимо, говорили тихо, но по отрывкам увиденного можно было предположить, что это не стрела и палить сейчас (а именно этого я почему-то и боялся) не начнут.
Кто-то что-то крикнул, и, в свете фар, я увидел, как в сторону приехавших народ потащил какие-то ящики, тащили осторожно. «Оружие, - сказал я сам себе, - или взрывчатка». В принципе, быть это могло что угодно, но первое, что пришло на ум, было именно оружие. Для наркотиков – слишком глобально, для наворованного добра – слишком серьёзно, для золота и брильянтов – глупо, была ещё парочка вариантов, но остановился я на родненьком – стрелковом. Вообще, взрывчатку в таких ящиках тоже не особо тягали, хотя, по своему опыту знаю, на практике таскают во всём, что есть: это вам не американский боевик, где на каждый обрез свой кейс из нержавеющей стали.
Увиденное вселило в меня чувство спокойствия и облегчения: работали ребята оперативно и вскоре должны были убраться отсюда, тогда и я, выждав полчасика, пойду следом и окажусь на дороге, по которой они сюда приехали. Это радовало. До того, что происходило там на самом деле, мне не было ровным счётом никакого дела, пусть они там хоть арсеналы биологического оружия Саддама Хусейна передают друг-другу, в эти дела лучше никогда не лезть, этого правила я придерживался свято, хотя, и любопытство иногда берёт верх. Человек вообще скотина любопытная, только он способен, не преследуя никаких корыстных интересов, плюнув на опасность, сунуться туда, где ему никто рад не будет. Где-то я читал, что большинством своих открытий человек обязан именно любопытству, а не практической выгоде, другое дело, когда эти идеи воплощались в жизнь.
Почему, вот, веках, так, в семнадцатом, восемнадцатом так много было великих математических открытий сделано? Да потому что делать было нечего просвещенной аристократии: приёмы, охота, охота, приёмы, вино круглые сутки хлебали – скука, к чему стремиться? Вот и садились они за перо и бумагу, чтобы заняться, модными в то время, научными, мало кому понятными, изысканиями. Ньютон, помнится, алхимией увлекался, так никто и не знает, чего он там сделать хотел, но, в результате, отравился парами ртути и чуть рассудка не лишился. Алхимики вообще людьми фанатичными были и отважными: если бы кого-то заинтересовали те реакции, по истечению которых многочисленные пражские лаборатории взлетали лунными ночами на воздух, то был бы у него и азид свинца и гремучая ртуть: не Философский камень, конечно, но тоже неплохо.
Вдруг в воздухе разнёсся звук, еле слышный, напоминающий стрёкот какого-то насекомого или что-то в этом роде, но какой-то… странный. Удивлённо завертев головой, я бросил взгляд в сторону, где только что происходила оживлённая сделка и заметил, что там воцарилось некоторое смятение. Видел я немного, но народу там явно поубавилось, и что-то изменилось. Снова раздался «стрёкот», и, через секунду, уши заложило от оглушительного звона потревоженного металла и, от какого-то рельса, кажется, на землю снопом осыпались жёлтые, яркие искры.
В один миг до меня дошло, что это был за «стрёкот», и что вообще происходило. Сжав зубы, пригнувшись, почти параллельно земле, я понёсся к стене, где-то в которой было спасительное окно, и, как подтверждение моей догадки, за спиной раздалась гулкая очередь, потом чей-то крик, и… началось.
Тот звук, что я слышал, образовывали, сливавшиеся вместе, звук затвора, пролетающей мимо пули и её же, падающей в цель: вместе это было бесшумное оружие. Не знаю я, кто расстреливал сейчас тех братков, но теперь я, да и они тоже, наверное, поняли, какое неудачное это место для проведения подобных сделок: судя по времени между выстрелом и попаданием, мочили их из окружающих корпусов…
- Бл..! – Почти вслух крикнул я и, резко изменив направление, сделал несколько шагов вдоль стены и нырнул в тёмную нишу, где, как оказалось, можно было неплохо укрыться. Желание идти через корпус отпало полностью, а во дворе уже шла настоящая война.
Те, кто остался в живых, рассеялись почти по всей его площади (это было для меня не очень хорошо) и, спрятавшись, кто где мог, отстреливались от невидимого противника. Ночная тишь сменилась грохотом выстрелов, а прохладный воздух доносил приятный запах порохового дыма, поправочка – приятным он был бы в другой ситуации, сейчас я сидел, вжавшись в груду камней и пытаясь как можно меньше выделяться на её фоне. В принципе, пока я был в безопасности, и даже страха особого не испытывал: в конце концов, я тут был ни при чём, да и опыт подобного рода «мероприятий» у меня уже был (спасибо родине за счастливое детство).
Перестрелка, кстати, в жизни тоже не сильно похожа на киношную: нет той непрерывной пальбы из всех видов оружия, эффектных взрывов, гор трупов и чуваков с пулемётами, всё гораздо скучнее. Я, вот, лежу сейчас и, тихо матерясь, слушаю, как огрызаются редкими, короткими очередями автоматы (их пальба напоминает издали треск, весьма характерный), глухо хлопают пистолеты, иногда рассеянно громыхают ружейные выстрелы. Выстрелы раздаются достаточно редко, что, с одной стороны, говорит о хорошей выдержке, а с другой – о нехватке патронов: если бы пальба хоть отдалённо напоминала киношную, то теми патронами, что были бы расстреляны за минуту боя, можно было полностью снарядить роту со всеми её поварами и санитарами.
«Бесшумку» я тоже иногда слышал, отчего закрадывалась тревожная мысль, что она где-то совсем рядом. Без сомнения, били ещё несколько, но их слышно не было из-за общего шума, та же была рядышком. Что настораживало, больше с нападающей стороны никто не работал, пока.
Когда уже затекла шея, а рёбра мои приняли форму рельефа, двор сотрясла пара мощных взрывов, от которых у меня чуть глаза из орбит не вылезли и зубы не повылетали. Поняв, что почти ничего не слышу из-за звона, стоящего в ушах, я осторожно высунулся из-за своего укрытия и увидел яркое пламя, охватившее одну из машин, всюду были вспышки выстрелов, которых теперь было значительно больше. В середине двора снова громыхнуло, разбросав в стороны кучу, быстро гаснущих, желтоватых искр. Что-то упало сверху, почти на меня и, пригнувшись, понеслось к ближайшему укрытию. Хоть и было темно, я, не без радости, приметил на этом существе форму наших, старых добрых, правоохранителей, которых, несмотря ни на что, иногда любишь больше всех. Пусть меня отлупят в КПЗ, пусть мне два дня придётся доказывать свою непричастность к теракту на Дубровке, но, в конце-то концов, я тут ни при чём, и они обязаны меня спасти и доставить домой. Я даже немного высунулся от радости, но тут же осел обратно, после того, как кто-то впечатал в стену надо мной пару пуль. Кирпичная пыль и крошка неприятным грузом осели на моей спине и волосах. Решив больше не высовываться, я спрятался вообще и стал терпеливо пережидать. Но не тут-то было.
Что-то ударилось о потолок, осыпав меня ещё одной порцией кирпичных осколков и, отскочив от стены, шмякнулось на землю прямо рядом с моей рукой. Взглянув на помятый, цилиндрический предмет, лежащий рядом, я, быстрее, чем подумал, с криком: «Твою мать!» - выскочил наружу, забыв про то, что там пули летают. Уродец нашей оборонной промышленности, выждав свои двадцать секунд, вышвырнул мне вслед кучу камней, осколков и грязи, на которые мне уже было нас..ть: цепляясь руками, ногами, зубами за землю, стараясь не превышать профиля местности, я бросился вперёд, на ходу выбирая себе проходимый путь. Тут-то и случилось неприятное – меня заметили. Пули прошили какую-то железную вагонетку, рядом с которой я стоял за мгновение до этого, потом, разбивая камень в пыль, прошлись по земле у моих ног. Взвыв от ужаса и безысходности, я заметался, было, на месте, но потом, когда ноги уже готовы были подкоситься, я нырнул в спасительную траншею, при этом, чудом не встретив ещё одну пулю и не напоровшись на трубу, торчащую из земли. Не веря в собственное спасение, я со спринтерской скоростью помчался вдоль ямы, не обращая внимания на камни и арматуру, которыми изобиловало её дно.
Осыпая всё вокруг матом и пытаясь унять сбившееся дыхание, я остановился у какой-то будки, чтобы немного подумать и принять какое ни будь решение, а не метаться как загнанный кролик. Сердце бешено билось в груди, так, что я даже слышал его удары среди этой пальбы. «Если так будет продолжаться, то к утру я заработаю инфаркт». – Подумал я и сам улыбнулся собственному оптимизму. Сплюнув на землю противного вкуса слюну, смешанную с песком, я хотел уже прятаться, но в этот миг сзади послышались гулкие шаги и несколько пуль врезались в стену будки, выбив из неё облако красной пыли. Пригнувшись, я выскочил из ямы и, вновь оказавшись на открытом месте, бросился вперёд, к спасительному корпусу, до которого оставалось всего ничего.
Помню, мне было интересно, что чувствует человек, которому до спасения осталось чуть-чуть, а ему в этот момент в спину бьёт пуля. Что он чувствует в этот момент? Да ничего! Жить хотелось, базара нет, но, думаю, умирая в следующую секунду, я не выдал бы ничего, кроме очередной порции отборного мата: настроение не то. А когда-то, помню, на войну хотел: вот, бл…, ещё одна мечта идиота сбылась, пожалуйста, голубчик, воюй, геройствуй на здоровье.
По мне долбил какой-то «ОМОНовец», и шёл он, буквально, мне по пятам. Стрелок, хвала Господу, он был архихреновый: его пули лупили по земле, по кирпичам, свистели в воздухе, но ни одна, насколько я мог судить, в меня ещё не попадала. Собрав все силы и сжав зубы, я молился лишь об одном, чтобы этому уроду наконец-то не повезло, и чтобы снайперы их меня не заметили. А вообще, бл.., какие-то это странные менты были, они ж, вроде как, задержание должны проводить, а не мочить всех подряд. Исходя из этого наблюдения, я решил не сдаваться в плен, на всякий случай. Мобилизовав остатки воли, с победным криком, я оттолкнулся от земли и влетел в, зияющий чернотой, неровный проём окна.
Внутри оказалось не так уж и темно, достаточно светло, чтобы увидеть, невесть откуда передо мной взявшуюся, выскочившую из темноты, как чёртик из коробочки, человеческую фигуру с пистолетом. Видимо, заметив нас, он, как и я, бросился прочь. Не став медлить, я поспешил, было, за ним, но, мгновение спустя, твёрдый пол из-под моей ноги пропал и я, всей своей массой, грохнулся на что-то неровное, к собственному удивлению, совершенно не ощутив при этом боли. Поняв, что лежу в какой-то яме, между стеной и железом, я не стал двигаться, надеясь, что меня не заметят, на спину буквально давило в ожидании того, что невидимый враг всадит сейчас в неё пулю, и всё. Секундой позже, прямо надо мной раздалась автоматная очередь, звучавшая здесь намного громче, чем снаружи, оглушительно.
- Ну, догнал? – Раздался снаружи чей-то приглушённый голос.
- Кажись. – Ответил второй, задыхаясь от бега.
Послышались шаги, какая-то возня и чей-то стон.
- Бл.., - произнёс первый голос, - добивай на..й и пошли, там уже всё почти.
- Да не в голову, идиот! – Вскрикнул он же секундой позже, заставив даже меня вздрогнуть.
Громыхнула очередь, потом хрип, чей-то предсмертный хрип, потом ещё выстрел, и наступила тишина.
- Всё, идём, - произнёс спокойно первый, - ты идёшь сейчас грузить ящики, понял?
- Да.
- Хорошо. Если увидишь живых, бей не в голову, бей очередью в спину, а, лучше, в грудь. Понял?
Ответа не последовало, лишь удаляющиеся шаги.
Выждав несколько минут, я тихо выбрался из своего укрытия, ожидая, что с минуты на минуту в спину мне долбанёт таки очередь из автомата, но этого не случилось. Бросив взгляд в сторону тела, лежавшего на полу, совсем рядом, я тихо прошептал: «Спасибо, что спас меня, братишка, спи с миром», - и пошёл прочь.
Выход из корпуса я нашёл довольно легко и вскоре уже был снаружи, правда, уже с другой стороны, куда, в принципе, и хотел попасть. Далеко впереди виднелись огни города, туда, проходя по, заросшему высокой травой, полю вела извилистая, грунтовая дорога. Решив, что машины приехали именно по ней, я быстро сошёл с колеи и, высмотрев вдали какой-то одиноко стоящий дом, расположенный недалеко от окраины города, пригибаясь в траве, побежал к нему. Разумнее было бы залечь где ни будь и, дождавшись утра и отъезда этого «ОМОНа», потом уйти, но оставаться здесь, рядом с ними, да ещё и в сырой траве, мне не хотелось. К тому же, если они хотели представить официальную версию случившегося, то тормошиться они могут здесь не один день.
Джинсы сразу же стали сырыми от росы и противной, холодной массой липли к ногам. Влага прожигала разбитые в кровь руки и, даже, лицо. Представив себя сейчас, я малость ужаснулся. Выглядел я, должно быть, не лучшим образом, слава Богу – не труп. Двигаясь длинными перебежками, я, минут за двадцать, насквозь промокший и разбитый, добрался до своей цели.
Двухэтажный дом стоял посреди большого пустыря, тоже заваленного мусором, да и сам он был разгромленный и, явно, нежилой. К нему тоже вела дорога, но шла она уже из города и, судя по следам, ей частенько пользовались. Взглянув на светлеющее небо, я, оглядевшись, поковылял к дому, решив, что до утра он станет для меня последним пунктом моего путешествия. Ввалившись в зияющий дверной проём, я, сориентировавшись в большой, тёмной комнате, сделал несколько шагов вдоль стены и опустился на относительно чистом месте.
Чувствовал я себя ужасно: всё болело, всё ныло, начиная от кончиков пальцев и кончая гипоталамусом, конечности сковывала болезненная истома, а глаза, буквально сами, закрывались, словно к векам кто-то прицепил гири. Мне хотелось одного – спать, и ещё, быть может, пить.
Прокрутив в голове произошедшее пару десятков минут назад, я понял, что такое настоящее счастье. Счастье – это когда ты, несмотря на то, как тебе погано и паршиво, всё-таки жив. И я был счастлив. Я вспомнил, как бежал там под пулями, и меня охватила паника, сковал запоздалый страх, который всегда приходит в подобных ситуациях, когда пропадает кураж, и ты начинаешь понимать, как близок был к смерти, и как тебе везло.
Потом я решил, что оставаться в этом доме тоже довольно глупо и небезопасно. Менты или кто бы это ни был, ведь, начнут сейчас искать тех преступников, что могли убежать во время перестрелки, а домик этот, проверят обязательно. От этой мысли мне стало тошно. Мне не то что не хотелось никуда идти, я просто не мог. Прижав грязные ладони к лицу, я закрыл глаза и уснул бы, наверное, но:
- Извините, вы не поможете мне? – Раздался в стороне тихий женский голос.
Я, в удивлении, поднял глаза и посмотрел туда, откуда он доносился. В дверном проёме, среди досок и обрывков обоев и фанеры, стояла молодая женщина, одетая в джинсы и белую рубашку. Видел я её необычайно чётко, даже несмотря на темноту и усталые глаза. Думая, что это сон, я тряхнул головой, но видение не пропало.
- Я заблудилась, там, наверху. – Сказала она негромко. – Помогите мне, пожалуйста.
- Да, конечно. – Ответил я рассеянно, всё ещё борясь с накатившимся сном. – Что случилось?
С трудом разогнув, уже успевшие затечь, ноги, я поднялся и, шатаясь, сделал пару шагов к ней, она не двинулась с места.
- Прошу вас, - снова попросила она и протянула мне руку, - мне нужно выбраться отсюда до рассвета.
- Конечно. – Я зачем-то тоже протянул руку, словно хотел ответить рукопожатием, но она взяла её и повела меня за собой.
Пройдя по тёмному коридору, мы, по шаткой, гнилой и полуразрушенной, лестнице поднялись на второй этаж. Я, при этом, прилагал все силы, чтобы не заснуть на месте, всё вокруг, казалось, покрылось какой-то дымкой забвения, сквозь которую до меня доходили лишь отдельные детали реального мира. Оказавшись посреди большой и, почему-то, довольно светлой, комнаты мы остановились.
- Что,- начал, было, я, - в чём..?
Но она, приложив палец к моим губам, заставила меня замолчать и обняла своими нежными руками. Словно в забытьи я, не понимая зачем, отвечал на её ласки и поцелуи совершенно не контролируя собственных действий. Слегка отстранившись, она сняла со своей шеи шёлковый платок и повязала его мне, потом сделала шаг назад и, очаровательно улыбнувшись, поманила к себе пальцем. Улыбнувшись в ответ, я почти сделал шаг, но, вдруг, моя нога снова неуклюже подвернулась, и вспышка дикой боли заставила меня вскрикнуть.
Я будто проснулся, и мир предстал предо мной с такой чёткостью, что я похолодел, похолодел от увиденного и замер, словно в параличе. С трудом удерживая равновесие, я стоял на узкой доске – единственном, что осталось от пола этой комнаты, вокруг была лишь тьма и пустота, далекие, мрачные стены смутно выступали из темноты, как и пол, заваленный строительным мусором, что был далеко внизу: ещё один шаг, и я добровольно полетел бы вниз. Рядом никого не было. Подняв руки, я нащупал кончиками пальцев грубую верёвку, петлёй висельника накинутую на мою шею и в панике начал срывать её, чувствуя, что мне всё сложнее удерживать себя на этой доске. Петля из жёсткой верёвки не отпускала, я с трудом стянул её через подбородок, какой-то холод, страх, непонимание и удивление смешались во мне, не покидало ощущение нереальности происходящего, и я с трудом заставлял себя не сдаться, решив, что это лишь сон, и я сейчас проснусь. Злосчастная нога вновь отказалась повиноваться и я, открыв рот в бесшумном вопле, инстинктивно хватаясь кончиками пальцев за воздух, начал погружаться в чёрную пустоту. Все мои внутренности словно провалились куда-то, подарив мне приятную лёгкость, чувство невесомости, верёвка обожгла лицо и всё же соскользнула с моей головы, я, закрыл глаза, сжал зубы.
Дыхание перехватило от сильного удара, внутри, казалось, что-то оборвалось, а в глазах вспыхнул яркий свет, вспыхнул и погас, сменившись темнотой.
- Помоги, помоги мне. – Доносился из неё чей-то голос. – Я заблудилась, здесь, наверху.
Превознемогая боль, я слегка повернул голову и увидел её. Она шла ко мне, вытянув вперёд руки, обтянутые серой, покрытой тёмными пятнами, кожей, глядя вперёд пустыми, помутневшими глазами. Белая рубашка болталась на её осунувшемся теле грязными лохмотьями, вторя её неровным шагам, и голос, доносившийся из чёрного провала рта, слова, слетавшие с бездвижных, вздутых губ, они звали меня в крепкие объятья смерти.
- Помоги мне уйти, проведи меня, проведи меня за собой. Я заблудилась, там, наверху…
Взвыв, я перевернулся на живот и, разгребая в стороны осколки кирпича, щепу, штукатурку, битое стекло, истерично смеясь, пополз к выходу.
- Помоги. – Доносилось сзади.
- За тобой, только за тобой. – И голос её стал похож на хрип, хрип висельника.
- Я заблудилась, я не могу выйти... – И на шее у неё, под платком, я вспомнил - печать от верёвки.
- Там, наверху…
- Згииинь! – Хрипло вскрикнул я, прервав смех и из последних сил цепляясь за спасительный порог.
Всё внутри болело, болели лёгкие, словно сдавленные тросом, я задыхался, но полз, понимая, что сзади меня ждёт смерть. Она дышала мне в затылок зловонным дыханием могилы, звала своим мёртвым голосом, манила гниющей рукой, чтобы накинуть на шею свою же петлю.
- Нет, - сказал я вслух, - я не пойду к тебе, не пойду, иди, забери меня, если сможешь.
Я снова рассмеялся, невзирая на боль, раздирающую всё нутро, и, взвыв, перекатился через порог и рухнул в сырую от утренней росы траву. Перевернувшись на спину, я взглянул в светлеющее небо, простирающееся бесконечностью над чёрной стеной зловещего дома. Если бы я умел рисовать, я нарисовал бы это и назвал свою картину: «Надежда». Небо словно вернуло мне силы, и, поспешив воспользоваться его безвозмездным подарком, я поднялся на ноги и, шатаясь и виляя из стороны в сторону, тихо пошёл в сторону, где горели меркнущие огни ночного города, откуда доносился звук просыпавшейся жизни.
Вскоре я наткнулся на узкую тропинку, которая, сквозь молодой березняк, вывела меня к какой-то свалке, граничащей с гаражами. Пройдя мимо, я вышел на дорогу и, остановившись на миг, поднял глаза, чтобы увидеть город: старую пятиэтажку, серую и облупившуюся, но, всё же, населённую людьми, обитаемую, и эта картина – картина городской окраины под стремительно светлеющим небом, заставила меня невольно улыбнулся. Никогда, поверите?, никогда я не думал, что буду так счастлив видеть эти трущобы, буду готов целовать эту, пропитанную помоями, землю, обнимать каждого встречного. Исполненный восторга, я вдохнул полной грудью воздух, пахнущий свалкой, и медленно поковылял по дороге ведущей в город.
Улицы ещё были пустынны, но свет раннего утра уже заливал их, давая понять, что не пройдёт и двух часов, как начнётся новый день, наполненный новой жизнью. Я устал, смертельно устал. Ноги мои еле волочились по земле, но я упорно шёл вперёд, не совсем понимая куда. То, что случилось со мной этой ночью, казалось теперь далёким и бредовым сном, дурным кошмаром, который, одновременно, хотелось скорее забыть и оставить в своей памяти, чтобы рассказать потом кому ни будь. В сознании моём стоял полный туман, и я, глядя себе под ноги, мог думать лишь о том, где можно остановиться и заснуть, не подвергая себя смертельной опасности.
Лоб мой коснулся чего-то твёрдого и холодного. Остановившись, я поднял глаза и понял, что стою, опёршись на прозрачный пластик троллейбусной остановки. Слегка улыбнувшись, перебирая по ребристой обшивке руками, я зашёл внутрь и, дав себе полностью расслабиться, рухнул на влажное дерево дощатой скамьи. Закрыв глаза, прежде чем провалиться в яму небытия, я успел лишь подумать о том, как надо замучить человека, чтобы дать ему испытать настоящее наслаждение от жизни.
Когда я открыл глаза, в них уже бил яркий свет восходящего солнца, и редкие машины, сновавшие туда-сюда по дороге, давали понять, что уже настоящее утро. Что-то побеспокоило меня, что-то противное и назойливое, от чего я не мог никак избавиться, что напоминало переливчатый лай маленькой собачонки, непрерывно, раз за разом, повторяющийся. Действуя, скорее, инстинктивно, я потянулся к ремню и лишь потом понял, что хочу взять телефон, которого там, вроде бы, и нет. Телефона действительно не оказалось, ни сзади, ни спереди, ни, даже, в кармане. А лай всё звучал и звучал, и звучал совсем рядом. Повинуясь незаметному воспоминанию, я сунул ноющую руку во внутренний карман куртки и нащупал там, наряду с сигаретами и зажигалкой, гладкий корпус трубки.
- Родненький, ты ж, ведь, мёртвый был, – сказал я, взглянув на светящийся экранчик телефона.
Потом нажал на кнопку и, поднеся его к уху, устало промычал:
- Алло.
-Вау! – восторженно вскрикнули на том конце.
- Наконец-то, я уж думала, что не увижу тебя! – голос принадлежал девушке и был явно знакомый. – Где ты?
- Я? – сглотнув, хотя в горле давно отсутствовала влага, я понял, что не знаю, что и ответить, но, что радовало, начал узнавать этот голос.
- Со мной… всё в порядке, – наконец-то выдавил я из себя нечто подходящее.
Голова болела так, что, казалось, сейчас взорвётся, словно я бухал всю ночь. А, может, так оно и было? Может я нажрался у Таньки вчера, и мне приснилось всё? Танька, бл…, если б не она…
- Где ты? Мы уж и к родственникам твоим звонили, и к друганам всем твоим, даже в больницу позвонили, думали, что тебя убили.
В мозгу начали постепенно всплывать воспоминания о ночных приключениях, казавшиеся полным бредом. «Откуда она знает?» - Подумал я, с трудом шевеля сухими губами, сказал:
- А что? Что, вы беспокоитесь?
- Да! – в её голосе восторга было больше, чем сострадания или сожаления. – Танька сказала, что ты к ней пошёл, мы то думали, что ты дома сидеть будешь, а она…, говорит, ты сказал, что придёшь и не пришёл, она ждала, ждала, потом позвонила пару раз, но ты уже не ответил.
- Ещё бы, – тихо прошептал я.
Господи, как хотелось пить!
- Что? – крикнули там.
- Ничего, – лаконично отозвался я.
А шея-то как болела!
- А! Самое-то главное, - я аж замер в ожидании, - на твою квартиру ночью киллеры напали, мы поэтому и боялись за тебя.
У меня аж челюсть отвисла: я представил себе разгромленную квартиру, расстрелянную, взорванную, сожженную; раздолбанный компьютер, разбитый телевизор… Бл.., телевизор новый почти. Что за…!
- Они вообще-то к соседу твоему, который выше живёт, но, видно, дверью ошиблись, – радостно сообщил мой осведомитель. – У тебя тут ментов полно, народищу тьма, журналисты, а уже заказчиков почти нашли…
Бл.., урод, ну что ж у него знакомые такие тупые, что они ко мне всегда прутся?!
- Что с квартирой? – что-то защемило сердце.
- Да так: дверь вынесли, пороняли кое-что, но кровать твоя и туалет теперь на решето похожи, хорошо тебя дома не оказалось.
- Уж да, – подумал я и вслух добавил:
- Комп цел?
- Да, - радости её не было предела, - вроде целый.
Я облегчённо вздохнул. Перед моим взглядом с неожиданной чёткостью возникло моё «ВВЕДЕНИЕ».
- Мы-то думали, тебя убили или похитили, всех обзвонили, - я уже почти не слушал, - короче, повезло тебе, что дома не остался, от смерти убежал, типа, так что, давай, возвращайся скорее, отметим это дело, да и хату твою тут я охраняю. Короче, где ты там есть, вали сюда.
- Ага, – выдохнул я, одновременно прервав сеанс связи.
Прикольно. Положив трубу на лавку, я потёр лоб и глаза ладонью, это мне ещё повезло, оказывается. Назойливо вертелась в голове мысль, что всё это было всё-таки сном, или не всё, та женщина в доме точно, по крайней мере, не спятил же я. Однако, оглядев себя, я понял, что, было это, в большинстве своём, на самом деле. Одежду теперь, за исключением куртки, придётся выкинуть, жалко. А руки…, ужас, это ж сколько мне их теперь лечить-то?! В душе я порадовался, что у меня нет с собой зеркала: судя по ощущениям, фейс мой выглядел тоже не лучшим образом.
Сунув телефон в карман, я откинулся на твёрдый пластик и начал размышлять над происшедшим. В голове теперь царила поразительная ясность и чёткость мыслей, что было приятным ощущением. Прокрутив ещё раз все события от начла до конца, я ощутил себя, одновременно, и героем и дебилом. Одно я понял точно: прежде, чем рассказывать кому-то об этом, надо будет хорошенько подумать. «Ты от смерти убежал», - вспомнил я Танькины слова. «Знала б ты, сколько я от неё бегал», - подумал я, и в моём воспалённом мозгу зародилась, неожиданно, совершенно дурная мысль, которая, однако, показалась мне весьма забавной. А что, не может, разве, смерть гнаться за тем, кто удрал от неё по каким-то причинам? Я улыбнулся, но улыбка сменилась и тревогой: с чего я решил, что всё закончилось? Сейчас начнётся, блин, «Пункт назначения-3».Ответом произвольно стал телефон, переставший работать с началом всей этой психушки и оживший утром. Знамение! Если верёвка оборвалась, повторно тебя не вешают, так-то вот. Короче, кончать пора со всей этой ерундой и идти лечиться. Над городом поднималось новое солнце, и я видел его, что было огромным счастьем, я дожил до утра, и этого было достаточно для того, чтобы благодарить судьбу.
К остановке подкатил троллейбус, наполненный, ещё немногочисленными, пассажирами, двери его с шумом открылись, и я, исполненный радости, невзирая на испуганный и настороженные взгляды, улыбаясь всем и вся, шагнул внутрь, готовый ехать на нём куда угодно. Мне уже было всё равно. 18.07.03 00:29