Узы крови. Панджшер.

Афганистан. Панджшер. Май-июнь1984года.
Однажды разведрота из Газни летела на вертушках в глухой высокогорный район. Заснеженные скалы возвышались над нами, и ослепительно блестели на ярком солнце.
Вдруг по ущелью разнёсся треск очередей ДШКа. Вскоре "духи" прошили очередью из крупнокалиберного пулемёта наш вертолёт. Пули пробили борт между сидящими разведчиками и разбили иллюминатор. Все вздрогнули, когда лопнула обшивка, и разлетелось оргстекло.
Страх тупым комком подкатил к солнечному сплетению, и сердце бешено забарабанило в груди.
Да неужто КОНЕЦ!?
Вот и настал последний момент!?
Обычно, когда ужас брал за горло, то всегда находились юмористы способные шуткой всё обратить в смех и вернуть уверенность, но в этот раз «припухли» и они.

Старослужащий по кличке "Христос", сидящий рядом, выглянул в пробитое окно, чтобы увидеть, откуда ведётся стрельба, но в скалах было не разглядеть, хорошо замаскированную позицию.

Вот в этот момент я вспомнил старый армейский анекдот, который был чрезвычайно популярен в газнийской разведроте весной-летом 1984 года. По-крайней мере по просьбе старослужащего «Христоса» мне пришлось рассказывать его по несколько раз на дню, ему и его друзьям. Сам он, рассказывая анекдот, начинал ржать задолго до кульминации.
Так вот.

Мужик идёт по ночной улице, и вдруг видит, на скамейке лежит ребёнок и дико плачет. Он взял свёрток с малышом и понёс в милицию. Рассказал дежурному, что произошло. Тот выслушал и сказал:
- Да это твой ребёнок, и теперь ты хочешь его подкинуть!
- Нет! Я его нашёл!
- Ну, тогда возьми и задуши его!
- Нет, я не могу!
- Тогда всё понятно! Это твой ребёнок!
- Хорошо! Я его задушу!
Взял за горло младенца и стал душить.
Но мент посмотрел и сказал:
-Ну, вот видишь, не можешь задушить, а значит ребёнок ТВОЙ!
Тогда мужик изо всех сил стал давить на горло младенцу…
В этот момент он проснулся.
В руках его зажат член, и залупа вся красная от напряжения.
Над ним склонился парторг и говорит:
- Мало того, что вы спите на партсобрании, так ещё и онанизмом занимаетесь!

Христос, задыхаясь от смеха, выкрикивал «…залупа красная!!!» и затряхивался в конвульсиях.
Вот такая она, незатейливая солдатская радость.

Мои губы расползлись в улыбке.
Христос, заметив её заподозрил, что ОТ СТРАХА МНЕ СОРВАЛО КРЫШУ!?

Фу, кажется отлегло.

.



Эхо разносило треск от пулемётных очередей по заснеженному ущелью, так что и на слух не определишь, откуда ведётся стрельба.

Вскоре заработали пушки, следующих за нами вертолётов, и перестрелка прекратилась.

Очень не хотелось десантироваться в эти дикие, безжизненные скалы с острыми кромками, растущие из узкой глубочайшей пропасти.

Высадка.

Перелетев заснеженные хребты, вертолёт стал снижаться в узкое ущелье, по которому текла бурная река, может быть, Пяндж или один из его многочисленных притоков. На широком изгибе реки расположился небольшой кишлак, окружённый странными запрудами. Мы пролетели над его плоскими крышами и высадились немного дальше. Возвращаясь к кишлаку, мы вышли к запрудам, и оказалось, что это живописные рисовые поля, залитые водой. Афганцы, открывая дамбу, пускали воду из горной реки на поля, разделенные ровными тропинками на правильные прямоугольники.

По этим тропинкам разведрота торопливым шагом двинулась в сторону серо-коричневых глиняных дувалов. Нас было около 25 человек, в пятнистых маскхалатах с закатанными по локти рукавами. За плечами в вещмешках нехитрые пожитки, и боеприпасы, На груди подсумок для 4 магазинов на 45 патронов типа «лифчик», поверх бронежилета. У меня на животе был ещё подсумок на 10 гранат для подствольного гранатомёта, который не раз выручал в трудную минуту. На голове панамы, и только у офицеров и продвинутых дедов, были кепки как у спецназовцев. На ногах «мабута» - ботинки с высоким голенищем, а кто-то мог позволить себе кроссовки. По пути разглядывал, как ростки риса дружно пробиваются сквозь воду, по поверхности которой скользили шустрые водомерки. Нигде мне больше не приходилось видеть, как афганцы выращивают рис. Кругом возвышались горы, но место под поля, было хорошо освещено, горячим афганским солнцем.

«Пружина» внутри была сжата, и снята с «предохранителя», т.е. в любой момент был готов к бою, но это не мешало любоваться прекрасным.

Кишлак был пуст, и только один невысокий средних лет афганец в белых одеждах и накрученной на башке чалме, стоял у своего дукана (магазина). Когда мы подошли, он сразу же стал говорить о том, что возит товары из Пакистана и никаких душман не знает. Мы внимательно осмотрели дукан, и на просьбы хозяина ничего не брать, взяли конфет, отогнав его в сторону автоматами. Распрощавшись с дуканщиком, мы оставили кишлак, и пошли вверх, на хребет, на склонах которого террасками расположились пшеничные поля.
Поднялись на хребет и торопливым шагом стали догонять пехоту, которую вертушки высадили выше по ущелью. Вскоре мы увидели вдали тоненькую цепочку пехотинцев, идущую впереди по склону.

Бой.

Вдруг по ущелью раскатилось эхо торопливых автоматных и пулемётных очередей. Впереди разгорелся бой.
"Духи" из скал открыли огонь по пехотинцам. Тоненькая цепочка разорвалась, и бойцы бросились врассыпную, занимая позиции для обороны. По полковой связи мы слышали доклад о том, что есть убитые и раненые, и надо срочно помочь товарищам в беде. Что это такое мы прекрасно понимали, потому что чаще других попадали в засады, и сами устраивали их на «духов».

Разведчики побежали на помощь, но по другому склону хребта, чтобы подобраться поближе и скрытно. Разведка, конечно же, рисковала, потому что, если бы "духи" разгадали наш манёвр, мы могли также нарваться на шквальный огонь, как и пехота.

Бежали со всех ног, и только в том месте, откуда доносилась стрельба, осторожно подкрались к кромке хребта. Когда мы перевалили её, то увидели, как несколько "духов" в бабайских халатах и чалмах отчаянно перестреливались с нашей пехотой.
Особенно старался пулемётчик, крупный и высокий моджахед. Его позиция была хорошо замаскирована в скалах, и он стоя во весь рост, палил не жалея патронов и не давал бойцам поднять головы. Разведчики тут же открыли автоматный огонь, и прострелянные "духи" стали валиться, даже не успев увидеть, откуда пришла смерть. Больше всех досталось свинца пулемётчику. Несколько пуль разорвало его ватный халат. Он вздрогнул, навалился грудью на ПК, и повис на нём. Через несколько секунд халат на его спине был разорван в клочья. Это был типичный заслон, прикрывающий отход крупной банды. Разведрота спустилась к позициям душман, и кто-то дал сигнал пехотинцам, что всё кончено - враг разбит.

Офицеры-пехотинцы и несколько бойцов поднялись к нам, оставляя свои "убогие" укрытия. В 30-40 метрах от позиций духов, из-за камня размером в 2 футбольных мяча, поднялось 3 человека. Два офицера лежали, прижавшись спинами, друг к другу, и в ногах у них был боец. Во истину сказано: «жить захочешь, и не так раскорячишься». Они приняли бой на гладком, сыпучем склоне, и кто-то спрятался за редкие крупные камни, а кто-то за свой вещмешок.

Старший из офицеров, подошёл и со всей силы ударил пулемётчика кулаком. Тот, отлетев от пулемёта, рухнул на землю. Офицер ещё несколько раз, со злостью, ударил его ногой, пока начальник разведки не остановил его: "Не сходи с ума, он уже мёртв". Пехотинцы посмотрели на убитых духов и рассказали о том, как начался бой.
Рота оставляла свои укрытия, и всё на склоне пришло в движение, после долгого лежания под огнём. Кто-то стаскивал в одно место убитых бойцов, а кто-то перевязывал раненых. Несколько разведчиков пошли проверить скалы, подальше и повыше.

Находка.

И вот находка.
В расщелине притаился паренёк, на вид лет 17-18, в синих просторных одеждах. На голове у него была расшитая тюбетейка с красивым вырезом спереди в виде арки. Он был высокий и крепкий. В выражении смуглого скуластого лица было больше досады, чем страха. В карих разумных глазах быстрое движение мысли.

Парень был без оружия и уверял, что здесь оказался случайно. Его автомат нашли ниже в скалах, а на плече обнаружили характерный след от автоматного ремня. Он, наверное, занял позицию вверху, чтобы прикрыть отход своих, но ситуация изменилась, и он решил по-тихому скрыться, но не удалось.

А денёк выдался чудный - светило яркое солнце, с заснеженных скал дул прохладный ветерок, а вдалеке открывался живописный вид на кишлак, приютившийся внизу на берегу горной реки, уносящей свои бурные воды в узкое ущелье, зажатое скалистыми хребтами.

Стихийное "собрание" тем временем решало судьбу паренька. Большинство предлагало расстрелять его прямо на месте, но командир разведроты и начальник разведки сказали, что возьмут его с собой, чтобы получить разведданные. Это решение наших командиров, спасло ему жизнь, и парень пошёл с нами.

Пленные.

Он нёс рюкзак начальника разведки, а потом, когда взяли трофейную швейную машинку, то тащил и её. Характер у него был говнистый. Он сначала частенько жаловался начальнику разведки на то, что с ним плохо обращаются. Начальник разведки внимательно выслушивал, и отсылал его: "По всем вопросам обращайся к старшему сержанту", с комментариями: "Только не при мне!". При первом же случае афганец получал по морде. Вскоре он оставил привычку жаловаться, но всегда был недоволен тем, что его заставляют нести швейную машинку.

Иногда, останавливаясь на ночлег, заставляли его разбирать крыши кошар и доставать жерди. Кругом была горная пустыня, и добыть дрова можно было только таким образом. Парень пил чай из своего маленького чайничка, который мы "зацепили" для него в одном кишлаке. В горах ночью холодно и мы взяли для него зелёную тёплую куртку. Он всегда пытался втиснуть свой чайник к котелкам, когда разогревали разведчики, но его отгоняли, объясняя, что он разогреет чай после всех. «А после всех», уже не оставалось дров, и парнишка раздувал угли, чтобы вскипела вода. Делал он это с удовольствием, потому что это был его очаг, и его никто не опекал, не мешал отдыхать и предаваться мыслям о доме и родных. Своя судьба его не сильно ужасала, потому что он был достаточно весёлым, доброжелательным и общительным. Впрочем, совершенно не помню о чём говорили с ним, и что он рассказывал о себе. Удивляла его чистоплотность, он всегда просил отвести его помыть руки перед едой и с утра.

Новый пленник.

Однажды из одного кишлака выбили "духов" и при осмотре нашли таких же лет паренька. Невысокого роста, тихого и спокойного, его тоже взяли с собой. Он тащил на своих плечах рюкзак командира разведроты. Когда заставляли их разбирать кровлю, то первый кричал на второго, заставляя его работать усерднее. Разведчики посмеивались над ними: "Уже застарел на воинской службе - припахивает "молодого"!".

Мне чаще других приходилось охранять пленных, и на переходах персонально опекал их, да и ночью меня обязательно ставили их караулить. Перед сном пленным связывали руки за спиной и выставляли отдельный пост охранять, а это значит что, всем приходилось недосыпать. Думаю, что разведданными они не обладали, и проводники были не какие, просто носильщики для командиров.

Однажды пленных вывели к бурной реке умываться. Берег был крутой и спуск к воде тяжёлый. Неожиданно второй пленник прыгнул рыбкой с крутого берега в воду и стал выгребать на стремнину в отчаянной надежде, что бурный поток вынесет его за поворот, и скроет от врагов. Разведчики вскинули автоматы, и моментально изготовились к стрельбе. Несколько человек выстрелили ему в спину, и река понесла распластанное тело вниз по течению, подбрасывая на порогах.

Судьба пленных в разведроте сурова, обычно их нужно было сдавать церандою, но если пленных пытали, то они могли пожаловаться, и нашим командирам могло сильно влететь. Поэтому перед выходом к своим, пленных "убирали", обычно без лишних глаз. Командир роты назначал 2 человек, почти всегда в числе 2 был переводчик - таджимон. Убирали тихо - ножом. Разведрота не должна обозначать своего присутствия в тылу врага.

Испытание.

Прошёл слух, что завтра утром, разведроту должны забрать вертушки на «броню».
К вечеру нас трёх "черпаков" (отслуживших 1 год) - меня, Андрея и "Афериста", подозвали "деды". Они сказали, что мы должны "убрать" пленного. Это будет нашим испытанием, через которое должен пройти каждый разведчик. У меня с пленным были нормальные отношения. Он почти всегда выполнял, что от него требуют, и, если бы не эта проклятая война, вполне могли подружиться. Никаких претензий лично у меня к нему не было.

Подозвали пленного, и повели в ближайшую пещеру. С нами пошли трое "дедов". Когда зашли в пещеру, по площади где-то стандартная «двушка» без перегородок, то "деды" сказали, что первый удар должен нанести я, а Андрей и "Аферист" сразу же за мной. Может быть, потому что не отличался "борзостью" и жестокостью от своих товарищей, да и было заметно, что эта затея мне не нравилась. К сожалению, успел свыкнуться с его существованием в роте, потому что немало прошли по горам, и даже в бою были вместе. Правда , если бы он тогда попытался убежать, то завалил его не задумываясь. Но он спокойно сидел на корточках за укрытием и посматривал то в сторону духов, то на меня .

Но с "дедами" спорить - себе дороже.

У меня был длинный нож, из червлёной стали, который взял у убитого душмана. Длина клинка чуть больше 20-ти сантиметров с очень острым концом. У самодельной деревянной ручки, перевязанной тряпичной чёрной изолентой, клинок был шириной 4 сантиметра, и служил упором для руки. Одна сторона клинка была острая, как лезвие, другая тупая с кровопускными каналами с двух сторон. Мне почему-то казалось, что это переделанный старинный штык или сабля.

Я достал нож и сделал несколько плавных движений, стараясь, чтобы лезвие шло ровно, и клинок скользил строго горизонтально. Хотел, чтобы удар был хирургически точным и прошёл между рёбер, не причинив лишних страданий пареньку. Не проталкивать мучительно нож сквозь рёбра, и не наносить второй удар. Любая оплошность грозила "наездом" со стороны "дедов" и обидными комментариями от своего призыва.

Парень увидел, как я достал нож и сразу понял, что его убьют. Он стал петлять в полумраке пещеры, убегая от меня, но я решительно наступал, не давая себя обойти. Афганец схватил за плечи крошечного разведчика "Клёпу" и, как щитом, защищался от меня. "Клёпа" болтался, как тряпка, в его сильных руках, не в силах вырваться. "Деды" вырвали "Клёпу" из его рук и вытолкнули афганца передо мною.

Паренёк смотрел на мой нож, пытаясь одной рукой оттолкнуть меня, другой схватить руку с ножом. Всё остальное происходило быстро и машинально. Левой рукой перехватил его правую руку за запястье и, следя за полётом ножа, нанёс удар в левую часть груди. Парень неловко попробовал защититься, но удар получился точным, и нож легко вошёл по самую рукоятку, и так, же легко вышел.

Он резко замер. Его глаза остановились, дыхание оборвалось, и он весь обмяк. Я понял, что произошло непоправимое, и непонятный страх вошёл в моё сердце. Не успел отпустить его руку, как подлетели "Аферист" с Андреем и нанесли ещё несколько ударов ножами, прежде чем парень упал. "Аферист" опустился на колено и нанёс ещё несколько бесполезных ударов, потому что он был уже мёртв.

Уходим.

Мне было досадно оттого, что стал участником этого жестокого "шоу", и хотел быстрее уйти из пещеры. Но "деды" не торопились и давали одобрительные комментарии. Никто не обращал внимания на лежащий труп. Парень лежал на боку, уткнувшись лицом в пыльный пол. "Деды" были явно довольны произошедшим. Когда, наконец-то, мы вышли из пещеры, то украдкой посмотрел на свой нож. Следов крови почти не было, только слабые полоски в кровопускных каналах.

Я пошёл и вымыл его в горном ручье. Для разведчика нож больше чем оружие, это надёжный друг - кухонный нож, универсальная открывашка, вилка и любимая игрушка в час досуга. Потом с удовольствием выкинул его, когда нашёл достойную замену, наивно надеясь, что вместе с ним уйдут неприятные воспоминания.
На следующие утро "вертушки" не прилетели, и мы пошли дальше по склону скалистого хребта, разорванного ревущим Пянджем. Тропа была очень опасной, и поэтому швейную машинку выбросили со скалы в бушующую горную речку.

Узы крови.

Всегда хранил воспоминание об этом случае в самых дальних уголках своей памяти, а теперь по прошествии 22-х лет совесть тревожит меня. Обращаясь в молитвах к Богу, прошу: "Избави меня от кровей, Боже! Боже спасения моего! Разорви узы крови, которыми, несомненно, связаны убийца и убитый. Ибо невинно пролитая кровь вопиет к отмщению!" С другой стороны, не по своей воле я оказался в Афганистане. А парень по своей воле оказался на поле боя с автоматом в руках, защищая родину. Если бы ни я, то это сделал бы другой. Думал, что часть вины на тех, кто отдавал приказы, но я один и с меня спрос.

Впрочем, довольно самооправданий. Может, когда закончатся мои дни, и на Страшном Суде убитые мною афганцы будут свидетельствовать против меня. Этот паренёк выйдет на встречу, и скажет: "Ну, вот ты и пришёл!".
А я ему отвечу: "Прости брат! Ведь мы с тобою воины! Ничего личного!". 21.12.2006