Я НАЙДУ КТО УБИЛ ТЕБЯ т.1 гл.1-10

Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы...
(Н. Островский. "Как закалялась сталь".)


Я НАЙДУ, КТО УБИЛ ТЕБЯ!
(триллер)

ОТ АВТОРА.
«Жизнь прожить, не поле перейти!» - эта, всем давно знакомая народная мудрость, как нельзя лучше характеризует то, что произошло с жителем Москвы, бизнесменом средней руки, Алексеем Иваницким.
Алексей попадает в тюрьму за убийство своего компаньона на двенадцать лет, теряет дело рук своих – бизнес, любимую девушку, друзей, но жизнь полна неожиданностей... Он совершает дерзкий побег из мест «не столь отдалённых», тонет в полынье, заболевает, сражается со стаей голодных волков, но всё же добирается до родного города. На своём нелёгком пути в поисках настоящего убийцы, он встречает верных, бескорыстных друзей…

«Выбирай себе друзей не по красоте лица
или тугому кошельку. Выбирай по преданности и бескорыстию!»
Автор
Том первый
ЗАКЛЮЧЁННЫЙ № * * *
Глава первая
Самодельные, подбитые камысом, широкие лыжи, резво перемещали меня по ровной глади замёрзшей реки. Я бежал по хорошо накатанному чужому следу, который всё дальше и дальше уводил меня от лагеря, охранников и собак. Сверху, над головой, в глубине антрацитового неба, ярко мерцали зимние звёзды. Их было много, так много, что, казалось, над головой не небо, а звёздный ковёр. На небе – ни тучки. Было время полнолуния, но луна ещё не выплыла из-за горизонта, и я ориентировался только по едва заметному, чуть тёмнеющему лыжному следу.
Было, наверное, градусов пятнадцать-двадцать мороза и старенький шарф, прикрывающий почти всё лицо, кроме щелки для глаз, мало помогал. Мороз обжигающими иголками проникал во все щели моей, не очень-то приспособленной для такой погоды, одежды. И, чтобы не замёрзнуть, я продолжал работать ногами и отталкиваться подобранной на льду сучковатой палкой.
Вокруг темно, но моя фигура, я это хорошо представлял, чёрным пятном выделяется на белом снегу и я всё время непроизвольно ожидал окрика - Стой, буду стрелять!» или того хуже – автоматной очереди без предупреждения.
За ночь мне нужно было преодолеть километров сорок пять, чтобы успеть добраться до ближайшего кордона и там укрыться в домике Захарыча на день, на два – как получится. И, я старался, старался изо всех сил. Пар валил изо рта, намерзал, на отросшей бороде сосульками, а телу постепенно становилось всё теплее, но и усталость с каждым часом всё больше одолевала меня. Не думал я, что так ослабел за время «сидения» в ЗОНЕ, с огорчением подумал я, продолжая продвигаться вперёд.
Небо над головой медленно-медленно поворачивалось вокруг какой-то своей, только ему известной оси и звёзды, так же медленно смещались со своих мест.
Я уже не бежал, а шёл, с трудом переставляя ноги, и только усилием воли заставлял себя продолжать идти. Всё чаще я стал терять равновесие и падать, не помогала даже палка. Я был на пределе своих сил.
Ещё немного, ещё один шаг, уговаривал я себя, иначе… вся моя затея с побегом, превратится в пускание мыльных пузырей.
С трудом поднявшись после очередного падения, я вдруг обнаружил, что вокруг меня посветлело. Не так, чтобы очень, но я стал чётче различать и лыжню и покрытые снегом крутые берега покрытой льдом и снежными наносами, реки. Начался поздний зимний рассвет, и я вдруг отчётливо понял: мне не успеть к кордону, и на белом просторе реки моя человеческая фигура будет отчётливо видна с любого берега. Любой нечаянный зритель мог увидеть меня и у него, как у любого нормального человека, мог возникнуть вполне резонный вопрос - откуда я здесь появился? Что за идиот бегает ночами по реке? Надо было принимать срочные меры, и как можно скорее.
Оглядевшись в поисках подходящего укрытия по сторонам, я двинулся в сторону правого, ярового, более крутого берега возвышавшегося метра на полтора-два над уровнем замёрзшей реки. Я надеялся, что там будет снежный нанос достаточный высоты, чтобы вырыть в нём лисью нору, залезть в неё и переждать светлое время суток, а заодно, дать отдых натруженным мышцам. Единственное, чего я боялся – замёрзнуть в норе, но Захарыч, прощаясь со мной, когда я засомневался, что в своём тюремном прикиде я не превращусь в ледяную глыбу, серьёзным тоном сказал: «Лёша, а ты закрой отверстие норы снежными кирпичами, вот и не будешь страдать от холода», и привёл мне в пример зимовку медведя в берлоге. - Тебе ещё жарко будет, добавил он улыбнувшись.
Ага, с лёгкой усмешкой подумал я, вспомнив совет Захарыча, сейчас на большее у меня не хватило сил, если бы на моём теле наросло столько жира, как на нём, я бы тоже не боялся холода, а тут, посмотрите на меня – кожа да кости.
Я оказался прав, или мне просто повезло. Наметённый сугроб был достаточно большим, чтобы в нём вырыть берлогу
Достав из заплечного мешка небольшую, изъеденную ржавчиной и совершенно без ручки лопатку, я приступил к приготовлению лежбища. От усталости руки плохо слушались меня, и я с трудом вгрызался в спрессованный и обледеневший сугроб. Часто у меня наступало полуобморочное состояние, а в глазах темнело. Тогда я прекращал работу и отдыхал, но мой отдых не мог продолжаться долго – меня сразу начинал пробирать мороз – и я вновь медленно начинал вырезать снег.
После неимоверных усилий, я смог вырыть нору достаточную, чтобы в ней полусогнувшись сидеть, поджав колени к животу, или лежать в позе зародыша.
Я устал... я так устал, но надо было поесть. Если я не буду питаться, подумал я, то меня надолго не хватит, я окончательно ослабну, а мороз довершит моё жизненное существование.
Кое-как пересилив себя, вытащил из мешка старенькую керосинку, которую подобрал Захарыч на свалке мусора, и которую я тщательно отремонтировал перед побегом, небольшой котелок и пачку вермишели быстрого приготовления, всем известный «Роллтон». Зачерпнув снега, поставил котелок на керосинку. Дождавшись, когда вода закипит, всыпал вермишель, и через несколько минут еда была готова. Поев, я совсем рассолодел. Спать, спать, срочно спать, сказал я себе, и полез в свою берлогу.
Забравшись в нору я, приготовленными снежными кирпичами, заделал лаз в нору и, оставив небольшое отверстие для вентиляции, прилёг отдохнуть. Мгновенно глаза мои начали закрываться, и зевота то и дело стала одолевать меня. После горячего завтрака, мне так неудержимо захотелось спать, что я мгновенно провалился в беспокойный, выматывающий сон.
Мне снилось, что я лежу, скорчившись в три погибели в нише, сделанной в основании камина, нише, которую мы с Захарычем втайне от охранников и других заключённых, сделали в самом начале кладки камина в особняке для какого-то местного нувориша. План побега разработал я, а Захарыч помогал мне в его реализации. Не знаю, почему я ему доверился, и почему он решился помочь мне - то ли от того, что поверил в мою горькую историю, то ли имел какие-то свои планы, не знаю, но схоронку в камине делал он, а я только помогал.
И вот, теперь, на третьи сутки моего побега я лежал под пышущим жаром, камином, дрожал от страха и почти не дышал. Я ничего не видел, но слышал каждое движение в комнате.
Два вошедших солдата охраны громко делились своей мечтой о моей поимке и, как они заработают на мне по десять суток краткосрочного отпуска, съездят домой, повидаются с родными: «У меня подруга осталась беременная, донеслось до моего слуха. Я ей написал, чтобы перебиралась к моим родителям жить, так она, понимаешь, отказалась… - Приеду, силком перевезу её, лучше пусть будет под присмотром моих родителей, чем её… так надёжнее, правильно?»
А в это время, служебная овчарка лежала почти рядом со мной, за тонкой стенкой в половину кирпича и зевала, изредка постукивая хвостом по полу.
Из разговора охранников я понял, охрана посёлка продлится не менее десяти суток, и что на все близлежащие железнодорожные станции, дороги и тропы высланы патрули. Но это меня не удивило, так как я об этом заранее узнал, когда готовился к побегу, да и Захарыч много чего поведал мне о здешних административных порядках.
Захарыч, по приходу солдат со сторожевой собакой, специально затопил камин, чтобы отбить у собаки мой запах и ещё, как-бы нечаянно, просыпал на пол горячий пепел. Испуганная овчарка, вскочив, отбежала к двери и там улеглась.
Это мне рассказал, посмеиваясь, Захарыч уже после ухода солдат.
Солдаты, погревшись и выкурив по сигарете, ушли. Я облегчённо вздохнул и чуть расслабился. Находиться в нише под пылающим над тобой пламенем, было не очень-то комфортно. Несмотря на специальные отдушины, жар всё-таки изрядно меня донимал, но другого выхода не было. Я терпел, зная, на что иду. Это был единственный для меня способ оказаться на свободе - способ, который, я думаю, ещё ни разу, ни кем, не применённый при побеге, это было моё ноу-хау!
В принципе, сделать нишу под камином и находиться в ней при бушующем пламени, меня надоумила кошка, Мурка. Длинношерстная сибирская кошка из моего детства. Как сейчас помню: если ей надо было в туалет по нужде, она, несмотря на то, что в печке жарко горел уголь, а конфорки накалялись до красна, быстро заскакивала в поддувало и, сделав своё дело, ещё успевала лапами загрести золу. Затем, как ни в чём не бывало, выскакивала оттуда, не опалив своей шкурки.
Умная и красивая у нас была кошка!
Когда я рассказал о своём замысле Захарычу, он недоверчиво покачал головой и, продолжая попыхивать сигареткой, сказал - интересно, но не может быть правдой…, а вообще-то, смотри, тебе лежать десять-одиннадцать дней - пока идут отделочные работы, камин я должен буду протапливать каждый день, чтобы дом не промёрз.
И, так, день за днём, я рано утром, до прихода десятка заключённых-строителей, залазил под камин и лежал там до позднего вечера и выбирался оттуда лишь, когда на двери особняка навешивали замок. Питался я остатками еды, которые Захарыч специально для меня собирал со стола, говоря при этом удивляющимся зэкам, что подкармливает остатками, голубей.
Виделись мы с ним крайне редко и длинных, задушевных разговоров не вели. Когда на короткое время он оставался в зале один, он подходил к камину и шёпотом спрашивал - Ну, как ты там, жив ещё? На что я, также шёпотом, отвечал - Пока жив, спасибо!
Если он был уверен, что неожиданных гостей не будет, он говорил - Сынок, можешь выползать, кажется, гостей мы не ожидаем.
В первый день... или на второй... точно уже не помню, он мне рассказал, что по слухам, «Хозяин» рвёт и мечет. Завёл такие строгости, что «Не дай Бог!», а зама по режиму вообще готов живьём съесть. Никто понять не может, как ты смог убежать и куда? Был человек… и, нет его. - Некоторые шушукаются между собой – тебя инопланетяне к себе забрали…
Я, согнувшись в три погибели, лежал под камином и в ответ на его слова лишь тихо посмеивался – пусть шушукаются, разные сказки мне на пользу.
Затем, сон прервался и начался кошмар. Я увидел себя бегущим, а за мной мчались с десяток солдат во главе с замом по режиму и двумя злобными овчарками. Я уже почти выдохся, силы стали покидать меня и я уже не бежал, а только переставлял ноги, а затем, они вообще перестали двигаться, казалось, я увяз в густой смоле. Оглянувшись на погоню, я увидел, как солдаты спустили собак с поводков и, озверелые, с разинутыми клыкастыми пастями, они помчались ко мне. Единственное, что я успел, это повернуться к ним лицом, и тут же упал сбитый с ног.
Одна, огромная, чёрная, с рыжими подпалинами овчарка, стала рвать на мне телогрейку, а вторая ухватила меня за горло и стала душить. Я задыхался и хрипел от удушья. Чтобы как-то ослабить её хватку и хоть немного вдохнуть воздуха, я схватил её за уши, пытаясь оторвать от горла, и… проснулся.
В моей пещерке было душно, мне не хватало воздуха и я, с трудом поднявшись, прильнул ртом к отдушине, но свежего воздуха не было – отверстие было чем-то закрыто. Я был замурован в снегу. На какое-то мгновение мне стало страшно! Я представил себя задохнувшимся и, в панике, стал пробивать выход ногами, но не смог - снежные кирпичи обледенели и смёрзлись, превратившись в ледяной монолит. Я был замурован крепко и, казалось, навсегда!
В голове промелькнула мысль: стоило ли одиннадцать суток прятаться от охраны, собак, лежать, скорчившись в три погибели, под жарким камином, чтобы потом задохнуться здесь, на свободе, под толстым слоем снега.
Сознание стало покидать меня и, с последней крупицей жизненной энергии, я вдруг увидел почти под рукой, свою помощницу-палку - кривую, сучковатую, палку-выручалку.
Сделав неимоверное усилие, я схватил её и стал с остервенением бить в не пропускающую живительный воздух отдушину и вдруг, она, чуть не выскользнув из моих слабеющих рук, вышла на волю. Быстро втащив её обратно, я прильнул ртом к отверстию и стал с жадностью вдыхать свежий морозный воздух. Я дышал, и не мог надышаться! От быстрого поступления кислорода в мозг, у меня закружилась голова и пришла слабость.
Постепенно голова моя очистилась от тумана, и я начал приходить в себя, понемногу соображать, то есть, логически рассуждать - почему же такое могло случиться?
Здорово, подумал я, ещё бы немного и я бы навсегда покончил со всеми жизненными заботами. Хорошо, вовремя проснулся, а то бы… тут моя мысль скакнула на три шага вперёд, и я подумал: а что же всё-таки случилось снаружи моего укрытия? Почему я чуть не задохнулся? Кто закрыл отдушину и почему я не смог открыть вход?..
Эти вопросы ждали своего ответа, а его не было, потому что, я не мог выбраться из своей ледяной норы и посмотреть, что же произошло.
Но прежде чем искать ответы на вопросы или принимать какое-то решение, необходимо было убедиться в отсутствии опасности. И я прильнул глазом к очищенному отверстию.
Вначале, что-либо определить было затруднительно, но постепенно глаз привык, и я сообразил - на улице ещё день и, кажется, солнечный. Значит, сказал я себе, сиди и не дёргайся, пока не стемнеет , тем более, мне совершенно не было холодно, мне было даже жарко.
Я ещё немного пошуровал палкой в отверстии и воздух, как втягиваемый насосом, с силой устремился в моё убежище, в мой снежный домик.
Только сейчас я обратил внимание на боль в боку. Нащупав рукой место боли, я понял, откуда она у меня. Ах, ты, чёрт! - ругнулся я, это же от лыжных креплений так надавило.
Чтобы не спать на голом льду я, уже засыпая, подложил под себя лыжи и от великой усталости даже не расправил крепления. И, вот, пожалуйста, результат!
До вечера ещё было время и я, предварительно перевернув под собой сначала одну лыжу, затем, другую, вновь прилёг, теперь уже на гладкую шерсть камыса.
Смежив веки, я приготовился ещё немного подремать, но сон, как встревоженная лань, умчался от меня. Вместо него пришло воспоминание о прошлой моей жизни. Видение было настолько ярким, что, казалось, не я сейчас лежу в снежной норе за тысячи километров от дома, а кто-то другой, а я нахожусь в Москве. Я даже запах туалетной воды своей подруги, Ирины, почувствовал. Казалось, я расстался с ней не семь с лишним месяцев назад, а вот только что, всего минут сорок, максимум час назад, у двери её квартиры.

* * *
… Попрощавшись с Ириной и поцеловав в мягкие, тёплые, податливые и такие сексуальные губы, я отправился домой. Поставив Хонду в подземный гараж, направился привычным путём к себе домой. У шлагбаума стоял, улыбаясь, наш дежурный охранник. Поздоровавшись с ним и ещё что-то сказав, я вошёл в подъезд. И, опять же, привычным путём, минуя лифт, зашагал, отсчитывая по две ступеньки, к себе на третий этаж. Ноги, не ошибаясь, привычно шагали, отмеривая необходимое расстояние, но что меня несколько удивило, так это темнота вокруг. Вначале, я как-то не воспринял изменившуюся, непривычную обстановку - в подъезде не было света! В подъезде было «Глухо и темно, как в танке!» - пришло в голову сравнение.
Настроение было отличное-преотличное после свидания с Ириной, с которой я совсем недавно познакомился на фуршете в доме писателей и, на отсутствие света в подъезде, как-то не отреагировал, не насторожился.
Неосвещённый подъезд всё же подвёл меня. На площадке второго этажа я споткнулся обо что-то мягкое: потеряв равновесие, упал и больно ударился головой об пол. У меня даже искры посыпались из глаз.
Надо было так здорово шарахнуться головой, чтобы я серьёзно подумал, а почему это все марши лестницы сегодня не освещены? Только сейчас, после того как я звиздорезнулся до искр в глазах, я серьёзно задумался - действительно, а почему? - тем более, что наш ЖКХ всегда добросовестно исполнял свои обязанности, и я не припомню ни одного случая, чтобы где-то, когда-то, не горела лампочка в нашем подъезде. Странно, может электроэнергию отключили? - мелькнула мысль в голове и тут же пропала.
Поднявшись, я пошарил ногой в том месте, где споткнулся и, почувствовав препятствие, вытянув руки, наклонился. Под руками оказалось что-то похожее на человека - ошибиться я не мог. Мелькнула мысль-понимание: на лестничную площадку забрался пьяный бомж и улёгся поспать в тепле, а я об него споткнулся. Вот, чёрт!
Не забивая себе голову умственными рассуждениями анализа возникшей проблемы, подхватил его под мышки и собрался уже было оттащить его к стене, как открылась дверь квартиры напротив, и в освещённом проёме показалась соседка, живущая под моей квартирой этажом ниже, Вероника Андреевна. Удивлённо посмотрела на меня, затем, перевела взгляд на человека в моих руках и, издав вопль ужаса, можно было подумать, что она увидела страшное привидение, быстро захлопнула дверь. Я вновь оказался в темноте и в обнимку с неизвестным.
Всё-таки я дотащил его и, кое-как прислонив к стене, выпрямился и собрался было идти к себе, но почувствовал - мои руки почему-то стали мокрыми и липкими. Машинально, по укоренившейся с детства привычке, брезгливо вытер их носовым платком.
Совершив доброе, как мне казалось тогда, дело, я поднялся к себе в квартиру. Включив свет в прихожей и ванной комнате, прошёл к раковине, и только здесь рассмотрел, почему мои руки стали влажными. Они были вымазаны во что-то красное и липкое… красное и липкое…
Понюхав, не краска ли это или дешёвенькое вино, я почувствовал незнакомый мне, неприятно-приторный запах. И мгновенно меня «вывернуло наизнанку»! Я, ещё стоял над унитазом, когда раздалась настойчивая трель дверного звонка, а затем и громкий стук в дверь.
Кое-как сполоснув рот и руки я, возмущаясь в душе невоспитанностью звонившего человека, направился к двери. Чего так трезвонить, подумал я с неудовольствием - пожар что ли? Но то был не пожар: в открытую дверь ворвались люди одетые в полицейскую форму и, профессионально заломив мне руки за спину, уложили на пол лицом вниз, а затем я почувствовал и услышал, как клацнув, защёлкнулись на моих запястьях наручники.
Ошеломлённый произошедшим, я совершенно растерялся, и мне кажется, даже не понял, почему это я вдруг оказался на полу, да ещё в такой неудобно-унизительной позе. Затем, меня грубо подняли и вывели за дверь. Сейчас, я не поднимался по лестнице, шагая через две ступеньки, как несколько минут назад, а спускался вниз, поддерживаемый с двух сторон под руки дюжими полицейскими.
На лестничной площадке второго этажа уже не было так темно. Она освещалась двумя или тремя фонариками и падающим светом из четырёх открытых дверей квартир. На площадке толпились люди: мои соседи и полицейские.
Двое, склонившись над прислонённым мною к стене человеком, рассматривали его. При ярком свете фонаря я явственно увидел, что вся грудь его залита чем-то тёмным, а на полу, возле него, выделялось тёмное мокрое пятно. Специально, а возможно и непреднамеренно, луч одного из фонарей упал на лицо человека, и я узнал его, а узнав, вздрогнул - это был мой партнёр по бизнесу – Севка… Всеволод Куприянов!
Ошеломлённый, я приостановился, но меня тут же грубо подтолкнули в спину и я, подчиняясь, продолжил спуск.
В голове закружился хоровод мыслей: откуда, почему, за что, иии… как он оказался в моём доме на лестничной площадке, и в таком состоянии? И вдруг, как зигзаг молнии, меня пронзила страшная мысль-понимание – меня подозревают в… убийстве моего друга и партнёра! Почему в убийстве и, как я догадался, что он убит? Не знаю - возможно, шестое чувство или… его неподвижная поза… - Но, ведь… когда я оттаскивал его к стене, он же был живым, я же чувствовал биение его сердца, лихорадочно прокручивал я свои воспоминания, как киноплёнку, в совсем недалёкое прошлое…
Значит, они считают меня убийцей, и поэтому мои руки заломлены назад и скованы наручниками, а по бокам, как «почётный караул», придерживая меня под локотки, вышагивают дюжие полицейские…
Ноо, это не я!!! – как со стороны, услышал я свой крик, и попытался вырваться из держащих меня рук, но мой крик и моя попытка были безуспешными.
Во дворе стояла полицейская машина и карета скорой помощи. Разноцветные вспышки огней над ними и их отражение от оконных стёкол квартир, создавали иллюзию сказочного мира - мира, из которого меня уводили и, подталкивая в спину, заталкивали в мигающую красно-синими огнями полицейскую машину…

* * *
Взбудораженный прошлым, я понял, мне больше не уснуть и, поднявшись, вновь посмотрел в отверстие. Снаружи посерело.
Нужно было готовиться продолжить дальнейший путь, да и подкрепиться перед дорогой не мешало бы, и я начал пробивать выход наружу.
Предстоял ещё долгий, долгий путь по заснеженным горам и лесам и ещё неизвестно, где и как он закончится! Но я надеялся на благополучный исход. Мной двигало неугасимое желание найти убийцу друга и наказать его, а потом… будь, что будет! Значит, такая у меня судьба!
Выход я пробил уже почти в темноте.
Оказывается, моё убежище засыпало обвалившимся снежным карнизом, что нависал с крутого берега, и этот же обвал замуровал мою отдушину.
И вновь я бежал на лыжах. Меня окружала такая тишина, что мне казалось - я в вакууме, и ещё мне показалось, что воздух потеплел. Посмотрев на ночное небо, я не увидел вчерашних звёзд, надо мной нависали тяжёлые, словно глыбы, тучи. Пойдёт снег и будет буран, решил я и прибавил шаг.
Мне нужно было добраться до заимки, о которой мне рассказывал Захарыч. Это он её построил ещё пять лет назад, будучи не зэком, а свободным человеком, как все.
Конечно, не было никакой гарантии, что она сохранилась, и я рисковал, очень рисковал, не только потерей времени и сил, но и возможностью заблудиться в зимнем лесу. Но и другого выхода в моём положении не было, мне нужно было подготовиться к дальнему, многодневному броску. Свой путь я выбрал по физической карте в одной из книг, имеющихся в тюремной библиотеке.
Вскоре мне стало жарко, и я расстегнул фуфайку с моим номером на спине. Несмотря на потепление, лыжи исправно выполняли свою работу. Спасибо Захарычу, это он договорился насчёт лыж с местным охотником, заплатив ему изрядную сумму денег. Захарыч мог это сделать – он расконвоированный зэк, не то, что был я. У него имелось разрешение на свободное перемещение в границах посёлка, но с шести вечера и до подъёма он должен был находиться вместе со всеми, за колючей проволокой. Я ему страшно завидовал, какая-никакая, а всё-таки свобода! Конечно, условная свобода…но, всё же свобода!
Отвлёкшись на воспоминания, я совершенно перестал следить, куда несут меня лыжи, главное, передо мной была лыжная колея, и я бежал по ней, и был наказан за невнимательность. Неожиданно я почувствовал, как лёд подо мной провалился, и я оказался под водой.
Ещё не до конца сообразив, что со мной произошло, и насколько это серьёзно, я отчаянно замахал руками и… оказался на поверхности.
Я провалился в полынью, как-то очень быстро сообразил я, и, вот только теперь, меня обуял панический ужас!
Намокшая одежда тянула меня ко дну, лыжи не давали мне возможности работать ногами. Всё, решил я, здесь мне пришёл конец! - лихорадочно забилась мысль в голове.
А, зачем я бежал?! Зачем десять дней лежал под горящим, пышущим жаром камином?! Зачем все эти мытарства?! Только для того, чтобы вот сейчас, здесь, утонуть? Ну, уж нет, дудки! Тогда, что делать? Да, прежде всего, снять лыжи с ног, а тогда посмотрим — кто кого, река меня или, я её! Все эти мысли, весь их калейдоскоп, за какие-то мгновения прокрутились у меня в голове, а затем пришло и решение, и понимание, что надо делать… делать вот прямо сейчас, не мешкая… иначе…
Пришлось, задержав дыхание, окунуться с головой и развязать крепления на одной лыже. Ура! Получилось! - Но воздух в лёгких тоже кончился. Я вынырнул и отбросил лыжу подальше от полыньи.
Странно, но мне совершенно, или почти совершенно, не было холодно. Ах, да, вспомнил я, температура воды зимой в реке ниже минус четырёх градусов не опускается... и, вторая мысль промелькнула у меня — Господи, чем у тебя Иваницкий голова забита? Надо о спасении думать, а ты о температуре воды...
Подумав так, я сам себе удивился – действительно, человек погибает, а в голове какие-то дурацкие мысли копошатся… Кошмар!
Вторично нырнув, я смог отвязать крепление второй лыжи и вынырнув, тоже отбросил её подальше от полыньи. Ну вот, решил я, пора самому выбираться - а, как?
Попробовал опереться руками об кромку льда, но она обломилась. Тогда я стал обламывать лёд все дальше и дальше, и добился-таки результата. В очередной раз оперевшись на лёд, я почувствовал достаточно сильное сопротивление и прочность.
Но, я устал! Господи, как я устал! Мокрая одежда сковывала мои движения, а раздеться было нельзя. Я же не, в по-летнему тёплой реке купаюсь, сейчас же… - Даст Бог, вылезу, так мне же ещё вон сколько бежать. Нагишом, по морозу, далеко не убежишь! Сразу окочуришься!
Держась за лёд, немного передохнул и, резко оттолкнувшись ногами от воды, попробовал вытащить своё тело из речного, сковывающего движения, жидкого плена. Не получилось! Лишь после третьей или четвёртой попытки я оказался на льду и тут же мороз захватил меня в свои объятья. Но я вылез! Сумел!
Мокрая одежда стала промерзать и превращаться в ледяной панцирь. Я, где-то, когда-то, вычитал, надо вставать и идти, иначе замёрзшая одежда скуёт мои ноги и руки, и я не смогу двигаться. Вот тут-то я, по-настоящему, испугался, испугался до дрожи в теле!
Когда я оказался в воде, скорее всего до меня тогда ещё не дошла сложность моего положения, или мой разум ещё её не оценил, а вот сейчас…, сейчас совсем другое дело!
Но сил не было! Я их растратил на борьбу с коварной рекой. Вставай! - приказал мой разум, - немедленно вставай!!! И, я встал, и, я пошёл... медленно-медленно. Одежда на мне потрескивала, и мелкие кусочки льда, отламываясь, падали мне под ноги! - А лыжи?! Куда я без лыж? - промелькнуло в разгорячённом мозгу. Пришлось вернуться. Лыжные крепления начали промерзать. Тогда я потоптался на них, покрытыми ледяной коркой, валенками, чтобы хоть немного размять ремни, кое-как закрепил и, опять вперёд! Только вперёд!
Одежда покрылась ледяной коркой, но я переставлял ноги, отталкивался палкой, одежда потрескивала и ломалась... но я шёл! Делал шаг за шагом и, шёл! Шёл, чёрт меня, забери! С трудом, но шёл! В голове крутилась только одна мысль — дойти до зимовья Захарыча, обязательно дойти! - В этом моё единственное спасение! Мысль эта настолько поглотила меня, что я чуть не пропустил первый и самый главный ориентир – высоковольтную линию, перекинутую поперёк реки.
От первой опоры на правом берегу мне нужно было пройти под углом в сорок пять градусов три километра в глубину леса, а там – новый ориентир. Огромная скала — валун-медведь.
Никогда не думал, что ходьба на лыжах, да ещё в промёрзшей одежде, настолько мучительна!
Следующий ориентир я нашёл лишь часам к трём утра, затратив уйму сил и, кажется, немного заблудившись. Мои ноги дрожали от усталости, из груди с хрипом, как у загнанной лошади, вырывалось дыхание. Как и обещала погода, крупными хлопьями повалил снег и только чудом я нашёл ориентир Захарыча – скалу похожую на присевшего медведя.
Нужно было торопиться и я, отдышавшись, двинулся дальше в глубину леса. Не дай Бог заблудиться, подумал я, переставляя ноги. Ещё я подумал - хорошо, что лес хвойный и без подлеска, а то бы я, точно, продираясь сквозь кусты или обходя их, потерял направление и тогда мне – каюк!
Кто мне помог, Бог, или моя судьба вела меня, не знаю, но заимку я нашёл на том месте, на котором она и должна была быть. Захарыч, добрая душа, не обманул, а я был очень прилежным учеником в постижении лесной науки.

* * *
Она стояла на небольшой поляне, вся, по самую крышу, засыпанная снегом. Пришлось прокапывать проход к двери. Я перекидал, наверное, три куба снега прежде, чем добрался до входа. Дверь, на удивление, хотя и со скрипом, легко отворилась. Сделав пару шагов, я вступил в свои временные, но такие желанные, владения.
Внутри было темно, лишь узкая полоса серого рассвета слегка заглядывала в открытую настежь, дверь. Воздух внутри был затхлый, чувствовалось, что давно никто не посещал и не проветривал домик. Но я был рад новому пристанищу, как может быть рад одинокий путник, встретивший на своём пути старого товарища или друга.
Осторожно, делая короткие шаги и боясь наткнуться в темноте на что-нибудь, я медленно продвигался к левой стене, у которой, по словам Захарыча, должна находиться небольшая печь и запас сухих дров. И опять он не солгал. Печь была на месте, а нагнувшись и пошарив рукой, я нашёл дрова. Даже лучины для растопки находились на месте. Странно, подумал я, неужели за столько лет никто, никогда, не посещал избушку? И тут я вспомнил слова Захарыча: «Охотничий Закон гласит – попользовался чьим-то добром, отплати ему тем же. Использовал продукты - оставь свои, воспользовался дровами – заготовь вновь, чтобы следующий усталый охотник мог обогреться и поесть». Хороший Закон, решил я, разжигая плиту.
Дрова быстро загорелись, но… дым… Дым никак не хотел идти в трубу, он клубами наполнял избушку, разъедал глаза. Не выдержав, чихая и кашляя, я выскочил из избы и уставился слезящимися глазами на крышу в поисках трубы. На крыше, как шляпка гриба-боровика, лежал толстый слой снега, и такой же шляпкой он лежал на трубе, полностью перекрывая выход дыму. Ничего не поделаешь, подумал я, и решительно полез по снегу на крышу, пытаясь добраться до трубы.
Верхний слой снега, покрывавший крышу зимовья, был настолько плотен и твёрд, что выдержал мой вес, и я благополучно добрался до цели. Смахнув снег с трубы, дождался, когда появиться первый дымок, и на отощавшей от тюремной баланды, худой заднице, съехал вниз.
Вытеснив холодный воздух из дымохода, печь загудела, распространяя по избушке долгожданное тепло. Даа… золотые руки у печника, Захарыча! – в который раз восхитился я, смотря на огонь в печи и вспоминая, с какой любовью прилаживал он кирпичик к кирпичику при сотворении своего чудо-камина в коттедже.
Под этим камином, покрываясь потом от жары и трясясь от страха, что раскроется тайна моего убежища, я провёл одиннадцать долгих дней! И вот, я здесь - усталый, замёрзший, но живой и свободный!

Глава вторая
На второй день моего пребывания в избушке, случилось непредвиденное мною событие - я заболел и, не просто заболел, а здорово заболел. Ещё с вечера я почувствовал, что со мной не всё в порядке. Кружилась голова, меня бросало то в жар, то в холод, а в груди, при вдохе и выдохе раздавались звуки «гармошки». Я был слаб, как новорожденный ребёнок.
Подбросив дров в печку, я с трудом заставил себя поесть лапши и сразу же забрался под ветхое ватное одеяло. Вообще-то, я очень брезгливый человек, но сейчас - сейчас мне было не до брезгливости.
Несмотря на относительную теплоту в избушке, меня начало морозить. Я трясся от холода не в состоянии согреться. Кое-как дотянулся до моей зековской телогрейки, чтобы набросить её поверх одеяла и, сжавшись в комок, попытался уснуть.
Проснулся я весь в поту, мой лоб пылал от высокой температуры, казалось, приложи к нему бумагу и она вспыхнет как от спички. Одеяло и фуфайка валялись на полу, хотелось пить и я, кое-как пересилив слабость, вышел из избы с ведром, чтобы набрать снега для воды.
Как я растопил плиту, как вскипятил воду и вскипятил ли я её, не помню. Думаю, у меня начался горячечный бред, потому что, я увидел себя в лесу, окружённым со всех сторон огромными волками.
Я сидел на нижней толстой ветке сосны и, обламывая ближайшие ко мне тонкие ветки, поджигал их и швырял в окруживших меня зверей, похожих на волков. Находящийся ближе всех ко мне волк, с лицом следователя Кондратьева (по его милости и не желанию разобраться в моём деле, я загремел под суд), сидя на заду и ухмыляясь, приговаривал - Никуда ты от нас не денешься, всё равно мы тебя съедим. Ты убил своего партнёра, своего друга. Тебя застукала соседка над ещё тёплым трупом. У тебя вся одежда и руки в крови… - И, оскалив пасть, завыл - Убий-ца-а!.. Твоё место только в тюрь-ме-е!..
- Не-прав-да, не убивал я Севку!!! – закричал я в ответ и швырнул в него горящую ветку. - Мы с ним были хорошими партнёрами, доверяли друг другу.
Следователь, злобно зарычав, увернулся от огня и вновь завыл:
- А, кто теперь будет полным владельцем капитала и нескольких ателье с мастерскими? Не ты лии…? Он тебя уличил в какой-то махинации, и ты его убил…
- Я не убивал! Мне нечего наследовать, это мой бизнес… и… разве это говорит, что именно я убил Севку! – Меня могли подставить зачем-то, или я оказался не в том месте и не в то время…разве так не бывает в жизни? А, Вы, не разобравшись в моём деле, засандалили меня в тюрьму, исковеркали мою жизнь…
- Бывает, но не у тебя… - завыл он снова, - не вы ли поругались три дня назад? Все в офисе слышали, как вы орали друг на дру-га-а… Свидетелей много…
- Ну и что, что орали. Вы бы не заорали, если бы вам на ноги, нечаянно, Севка пролил кипяток, а? Заорали бы, и ещё как заорали! Благим матом бы заорали!
- Твоя версия не доказуема. Ты-ы, убийца своего партнёра! Все улики против те-бя… не отве-ер-ти-шься. Закон покарает тебя за совершённое гнусное пре-ступ-ле-ние… - опять завыл он.
И вместе с ним вся стая волков, аж шерсть дыбом встала на загривках, завыла:
– Уу-бий-ца-а! Уу-бий-ца!
Ну, как я мог его убедить, что не виновен, что не я убийца, а кто-то другой?
Я поджёг ветку покрупнее и опять швырнул в него, и попал. Он, оскалив жёлтые, прокуренные зубы и зарычав, отскочил в сторону.
Вокруг ветки занялось пламя, оно всё увеличивалось и увеличивалось в размерах, разрасталось и набухало, словно тесто на дрожжах. Огонь стал распространяться на весь лес.
Волки, поджав хвосты и огрызаясь, кинулись прочь, а я, окружённый огненным кольцом, сидел на дереве и не знал, что мне делать. Пламя подбиралось всё ближе и ближе. Мне стало так жарко, что кожа на лице и руках начала пузыриться и… картина вдруг странно изменилась.
Я оказался на вершине крутой заснеженной горы, висящим над бездонной пропастью. Мои пальцы судорожно вцепились в края провала, а ноги пытались найти хоть какую-нибудь опору для себя. Было так холодно, что мои пальцы побелели и, казалось, ещё немного, и они не выдержат моего веса, отломятся, и я полечу вниз. Так и случилось. Я с ужасом увидел, как они, сначала один, затем, другой, начали отделяться от кистей и я, с диким воплем полетел вниз, на чуть видневшиеся внизу, острые камни.
Хватаясь за любой выступ одной рукой, я пытался, не остановить, но хотя бы замедлить падение. Обо что-то ударившись, я почувствовал боль во всём теле и тут же понял – моё падение приостановилось. Надолго ли? Как не начать новое падение?!
Боясь сделать хоть одно неосторожное движение, я открыл глаза и попытался определить, что задержало меня и не дало разбиться об камни? То, что представилось моему взору, повергло меня в шок.
Я находился на полу какой-то полутёмной избы, но что это за изба и чья она, я не мог вспомнить. Моя память совершенно не хотела воспринимать окружающую меня действительность, а неустойчивый разум подсказывал – нужно подняться с площадки или пола, что более правильно я не мог уразуметь, закутаться во что-нибудь тёплое, иначе я замёрзну на морозе, так и не поднявшись из пропасти.
И я, помогая себе искалеченной рукой, цепляясь за любой маломальский выступ, из последних сил стал карабкаться вверх. И, всё-таки, я выбрался.
От приложенных усилий моё тело покрылось испариной, а из ран, в местах отмёрзших пальцев, потекла кровь, окрашивая снег в красный цвет. На площадке я нашёл свой мешок, а в нём свою телогрейку и старое ватное одеяло. Закутавшись в них, чуть согревшись, мгновенно уснул.
Несколько раз я просыпался, меня мучила жажда. Я не понимал, день сейчас или ночь, и сколько дней прошло после моего подъёма из пропасти. Всё это проходило мимо моего сознания. Единственное, что мной воспринималось, это безудержная жажда. Я, кажется, вставал и шёл к ведру с водой. Вода, покрытая тонкой коркой льда, была холодной, но утоляла жажду не на долго.
Однажды я не смог напиться. Вода замёрзла. Пришлось перевернуть ведро и несколько раз ударить его об пол. Лёд выпал и разлетелся на мелкие кусочки. Я ползал по полу и, собирая осколки льда, совал и совал их в рот, раня запёкшиеся губы. Было больно, губы начали кровоточить, но я подбирал и подбирал лёд и жадно глотал его. Когда я подобрал всё до крошки, мне опять неудержимо захотелось спать и я, ползком добравшись до топчана (я уже начал понемногу воспринимать окружающее меня пространство), вновь провалился в сон…

Глава третья
Открыв глаза, я попытался определить, день сейчас или ночь, но не смог. Почему-то маленькое окошко не пропускало света, хотя раньше, когда я впервые нашёл заимку, через него можно было увидеть небольшой участок леса. Было очень холодно. Голова перестала болеть, а пощупав лоб, я понял, температура уменьшилась. Чтобы окончательно не замёрзнуть, нужно было затопить плиту и я, хоть и с трудом, поднялся с лежака. От слабости голова сразу закружилась, а ноги так задрожали, что пришлось, прежде чем добраться до плиты, подержаться за стол.
Голод и жажда мучили меня. Пришлось взять ведро и пойти за снегом. Открыв дверь (Слава Богу, она открывалась внутрь), я невольно зажмурил глаза. За то время, что я валялся в горячечном бреду, выпало уйма снега, и он блестел в лучах солнца, переливаясь разноцветными искорками, и резал глаза.
Опять я восхитился дальновидностью и житейской мудростью Захарыча. Сделай он дверь открывающейся наружу, и я бы не смог выйти из избушки, снег бы меня замуровал.
Кругом, куда не посмотри, лежал первозданный голубовато-белый снег. Он толстым слоем лёг на землю, на ветви сосен и елей. Его было так много, что под его тяжестью нижние ветви деревьев склонились до самой земли. Деревья стали похожи на белые треугольные свечи. На бездонно-голубом небе ни облачка, только небольшое зимнее солнце радостно посылало свои лучи вниз. Была такая тишина, что я слышал биение собственного сердца в груди.
Изредка, где-то высоко в ветвях, раздавался стрёкот сороки, да вдруг раздавался звук похожий на – «Уф-ф-ш-ш!» Это срывался с сосен и елей снег и с шумом падал вниз.
Я стоял и наслаждался представшей передо мной изумительнейшей по своей красоте картиной. Проживи я хоть тысячу лет в городе, я бы никогда не увидел ничего подобного. Мне даже жаль было возвращаться к своим делам, так заворожила меня природа.
Зачерпнув прямо у двери полное ведро снега, я собрался было уже захлопнуть дверь, но не удержался от соблазна и, набрав полные пригоршни пушистого снега, стал осторожно смаковать его. Он был холодным и пах какой-то неповторимой свежестью - в нём, чуть-чуть пробивался запах свежевысушенного сена, запах подснежника и неповторимый запах лёгкого морозца.
Я стоял и смотрел, как оставшиеся снежинки в моих руках медленно таяли и на их месте появлялись капельки воды. Какое это счастье иметь возможность любоваться снегом!
Часа через полтора в избе стало тепло, и я решил немного привести себя в порядок. Набрав с верхом ещё ведро снега, поставил его на плиту, а сам в это время стал высчитывать, сколько же дней я проболел, но так и не смог точно, да что там точно, вообще никак не смог подсчитать количество дней болезни. Ну, решил я – «На нет и суда нет!» И ещё я подумал: пока я окончательно не окреп, мне дальше двигаться нет смысла, дальнюю дорогу мой организм не выдержит. Значит…что «Значит» я уже догадался – необходимо позаботиться о пропитании.
Перед моим взором, словно живой, возник Захарыч, мой добрый ангел-хранитель, полюбивший меня как родного сына, только я до сих пор не мог понять – за что, за какие качества?
Он стоял у недостроенного ещё камина и, щурясь от дыма сигареты, смотрел мне в глаза и тихо говорил - Запомни Алексей, с левой стороны печки есть две половицы, подними их и просунь руку под печь. Там, завёрнутая в тряпку и промасленную бумагу, лежит одностволка и запас патронов к ней. - Они у меня хранятся на всякий случай, мало ли, вдруг придётся некоторое время пожить в лесу, вдали от чужих глаз… и, взяв меня за руку, спросил - не забудешь, где схрон?
Что я ему тогда ответил, не помню, но вот сейчас, как никогда, кстати, этот разговор вспомнился мне. Ну, что ж, если, действительно, оно на месте, то я не пропаду…, во всяком случае, надеюсь.

* * *
Прошло два дня. Я уже довольно сносно чувствовал себя после болезни, хотя иногда, приступами, голова всё же кружилась. Ружьё я нашёл и патроны тоже, удалил смазку и протёр ветошью насухо, затем потренировался, как его заряжать и ставить на предохранитель. Хорошая оказалась берданка. По всему было видно, она была в добрых руках.
Попробовал прицелиться и нажал на курок. В избушке громыхнул гром. Господи, я же забыл разрядить ружьё!
Было послеобеденное время, но точно, который час я, конечно, не мог определить, потому что мои часы остановились во время болезни и я выставил их, приблизительно, по солнцу. Но, думаю, было не меньше двух часов после полудня. Поразмышляв, я решил испытать свою охотничью удачу, хотя… какой из меня охотник? Я-то и ружьё никогда в жизни в руках не держал до этого дня.
Лыжами я пробивал себе путь по чуть подмёрзшему на десятиградусном морозе, снегу. Прошёл уже километра два, но чьих-либо следов не обнаружил. Устал чертовски!
Впереди меня, в двадцати шагах, раскинула ветви шатром красавица ель, вот я и решил возле неё передохнуть. Стряхнув снег с пары ветвей, я влез под них, и оказался полностью укрыт от постороннего взгляда.
Прошло минут пятнадцать моего сидения под елью, и вдруг я обратил внимание на прыгающий по снегу, метрах в тридцати от меня, белый комок. Приглядевшись, я признал в нём зайца или кролика… - Откуда я знаю – кролик это был или заяц? Просто догадался, вспомнив школьные уроки биологии. Я же, если честно, зайца или кролика видел только в ресторане, в качестве второго блюда, и то, не целого, а только его кусочки!
Осторожно, боясь издать малейший шум, снял ружьё и дослал патрон в патронник, затем, также осторожно, вылез из-под ветвей, приложил ружьё к плечу…
Заяц присел на задние лапы и заворожено, как на диковинку стал смотреть на меня, а я смотрел на него, только через прорезь прицела. Возможно, он в это время думал — что за чудо-юдо вылезло из-под ветвей. На волка - совершенно не похож, на лису... тем более. На медведя? Медведь мне не страшен, я от него убегу... и он продолжал сидеть и смотреть на меня.
Почему он не прыгнул в сторону и не убежал при моём появлении, я не знаю, но он сидел и не шевелился, а я прицеливался… долго прицеливался. Время замедлилось, или даже остановилось. Я долгую минуту держал зайца на мушке, а он всю эту минуту смотрел мне в глаза.
Сухо щёлкнул курок берданки… - Но выстрела не последовало! Заяц, в то же мгновение, резво подпрыгнул и, задрав куцехвостый зад, бросился наутёк. Я вновь взвёл курок - и опять, только сухой щелчок - осечка.
Забыв про лыжи, по колено проваливаясь в свежевыпавший рыхлый снег, на ходу перезаряжая ружьё, я бросился за зайцем в погоню.
Он опять остановился и, словно насмехаясь надо мной, вытянувшись столбиком, казалось, стал ждать, что же я предприму дальше. Не долго, думая, я опять прицелился и нажал на курок. Грянул оглушительный выстрел!
Заяц опять подпрыгнул и, живой и невредимый, бросился наутёк. Я промазал! Я даже успел увидеть, куда попала дробь.
В лесу суматошно застрекотали сороки, а с ветвей деревьев посыпался сбитый дробью, снег. Гнаться за зайцем дальше у меня не было сил и я, вернувшись под ель, надел лыжи и вслух кляня себя за безрукость и переживая своё невезение, зашагал назад, к избушке.
Так закончился первый день моего первого в жизни охотничьего сезона. Скажем прямо – очень неудачный день. Я здорово расстроился. Я прекрасно понимал, от моей охотничьей сноровки зависела моя жизнь, моя свобода…

* * *
Прожил я в лесу ещё десять дней. На охоте были у меня и удачные дни, так что я не страдал от отсутствия свежего мяса, даже четыре заячьи тушки я сумел заморозить на дорогу. Болезнь полностью покинула меня и даже не напоминала о себе головной болью.
Ежедневные лыжные прогулки вдали от городской суеты, на свежем, чистом воздухе, здорово помогли мне. Я окреп физически и духовно. Бег на лыжах за зайцами, оказывается, здорово помог восстановить моё здоровье.
Пора было собираться в путь. Меня ждали дела в моём родном городе, и ждала, я очень надеялся на это, Ирина. Я не вёл с ней переписку. Я не посылал ей писем сознательно, уже в первые, лагерные дни, замыслив дерзкий побег. Не посылал, чтобы не раскрыть её адрес, чтобы прибыв в Москву, я мог укрыться у неё. Полной уверенности в ней у меня не было, но надежда на помощь Ирины у меня всё же теплилась в груди, и эта надежда духовно поддерживала меня постоянно.
И про Захарыча я всё время помнил. Наверно, ему здорово попало за меня. Если даже прямо не обвинили его в причастности к побегу, то всё равно здорово помучили допросами.
Я к нему очень привязался и не было дня, чтобы не вспоминал о нём.
Вот ведь, тоже не повезло человеку в жизни. Жена ушла от него, не выдержав лесного затворничества. Ей хотелось жить в городе, а он не мог. У него профессия такая – егерь. Как он рассказывал, он очень любил свою жену и поэтому, когда они расстались, больше ни на одну женщину глаз не положил, так и жил анахоретом в своём лесничестве.
Женщины из близлежащего посёлка вначале пытались его приручить к своим домам, но побившись-побившись некоторое время попусту, отстали от него из-за «неперспективности» усилий.
Участок у него был богатый и зверьём и птицей, особенно весной и поздней осенью. Браконьеры разных мастей и разных рангов постоянно навещали его. Особенно доставали его скоробогатенькие и местная власть, а иногда, и те и другие вместе. Несколько раз, за сезон и помимо, наведывалось к нему городское начальство, наведывались и руководители из области.
Но, что он мог поделать? С грустью в душе он смотрел, как эти горе-охотники с дорогими заграничными ружьями в руках, стреляли по всему что движется. Жертвами их «охоты» были не только зайцы и куропатки. Несколько раз они заваливали лосей. В ответ на его призывы к благоразумию, тыкали в нос лицензии на отстрел и при этом обещали его «урыть».
Однажды, это было где-то в ноябре или в начале декабря, его разбудила приехавшая полиция и устроила форменный допрос. Высокие полицейские чины задавали один и тот же вопрос - Видел ли он на своём участке заместителя губернатора, когда и где?
Он не мог ответить на этот вопрос, потому что, он действительно его не видел. Часа через три приехал взвод омоновцев и начал прочёсывать лес. Искали долго и тщательно. Прочёсывали каждую пядь леса. Километрах в семи от его «конторы», ближе к небольшому озерку, омоновцы наткнулись на припорошенные следы человека и, следуя за ними, нашли яму-ловушку, в которой надетый на острые деревянные колья, лежал заместитель губернатора, а метрах в двухстах от ловушки, стоял его джип.
Судя по словам эксперта, приехавшего на служебном «УАЗике», он провалился в яму часов в восемь вечера.
Почему он не зашёл к Захарычу, никто понять не мог, здесь скрывалась какая-то тайна. Ловушка появилась совсем недавно, скорее всего в день приезда зама. Земля на отвале ещё не полностью промёрзла. Захарыч утром проходил по этому участку, ловушки не было.
Не очень-то пытаясь разобраться в случившемся, против Захарыча скоренько состряпали уголовное дело и, обвинив его в халатности, приведшей к гибели человека, быстренько упрятали на семь лет в тюрьму. Далеко его не отправили, благо, в сорока пяти-пятидесяти километрах была своя «Зона отдыха».
Захарыч стоически перенёс жизненную невзгоду, философски рассудив – «Всё, что происходит с человеком в жизни – от Бога и нужно это испытание претерпеть».
Я, с таким его отношением к данному вопросу не был согласен и убеждал его, что оставлять подлость безнаказанной нельзя. Говорил ему, что подлость, однажды оставленная без наказания, породит следующую подлость. В ответ на мою горячую и сумбурную речь, он только качал головой и тяжело вздыхал.
Когда мы с ним сошлись ближе, я поведал ему о моём желании совершить побег и, вернувшись в Москву, найти настоящего убийцу своего друга. Он долго молчал, а затем, положив мне руку на голову, произнёс, чуть ли не целую речь - «То, что ты задумал грешно. Бог сам покарает убийцу твоего друга, но отговаривать я тебя не буду, потому как, всякий человек живёт не только по Божьему Закону, но и по своему, им придуманному. И, уж коли ты решил вершить собственное правосудие я, сколько бы не пытался тебя отговорить, не смогу этого сделать. Ты же не послушаешь меня, верно?»
Может он и был прав, не знаю… но, я решил, и твёрдо решил, найти убийцу своего друга.
Вот с того, приснопамятного разговора, мы стали готовить мой побег. Захарыч уговорил «Хозяина» разрешить мне войти в бригаду строителей коттеджа, а затем, вообще пристроил меня к себе помощником по печному делу. Хотя, честно говоря, помощник из меня «аховый». Я не знал, как, и в какой пропорции готовить раствор, не умел правильно расколоть кирпич, а уж о свойствах кирпича, нужного для кладки печей, я вообще понятия не имел. Поэтому, всем этим занимался Захарыч, а я только исполнял обязанности носильщика, мешальщика раствора и других, не требующих знаний и ума работ.
Я вообще мог не иметь голову на плечах, потому что, она, при моих обязанностях, была совершенно ни к чему и чтобы она совершенно не атрофировалась, я занял её расчётами к побегу. А рассчитать было что…
Так, погрузившись в воспоминания, я и уснул. Ничего меня в последнюю ночь не беспокоило и мне думается, я даже снов никаких не видел, хотя… как знать, может быть и снилось что-то, но только я, как говорят, «заспал».

Глава четвёртая
Рано поутру, одетый как настоящий охотник: старенький треух на голове, поверх телогрейки брезентовый плащ с капюшоном, я его позаимствовал в избушке (да простит меня Захарыч!), а за плечами ружьё и вещмешок, я стал на лыжи и, сказав - «С богом!», направился назад, в сторону высоковольтной ЛЭП. Я решил идти не по льду реки, а по просеке ЛЭП. Так я сокращал путь вдвое, а, может быть, даже чуть больше. Это по карте я высчитал, ещё там, в Зоне.
Я не был похож на себя прежнего: чёрная густая борода, отросшая за несколько месяцев и искусственный горб на спине, изменили мою внешность до неузнаваемости. Посмотрев на себя в осколок зеркала, я увидел настоящего деда, вот только глаза выдавали меня – молодые и яркие, они никак не соответствовали придуманному мною образу. Но, подумал я, если их чуть прищуривать, то возможно никто и не заметит разницу между дряхлым телом и молодым блеском глаз. Да и кому это нужно, в наше-то беспокойное время, рассматривать старика? Со своими бы проблемами совладать! Так решил я, и окончательно успокоился.
Я решил пройти километров девяносто-сто, точно не знаю, по просеке до пересечения её с федеральной автотрассой, а затем на автобусе доехать до Кинешмы, чтобы оставить в стороне Уфу. Так я уменьшал опасность быть задержанным патрулём, а уж дальше я надеялся добраться до Москвы поездом.
Перебравшись на противоположную сторону реки, я с трудом, пару раз соскользнув вниз, преодолел крутой берег и оказался у просеки ЛЭП.
Передо мной, уходя к горизонту, стояли ажурные мачты. Исполины-мачты, связанные проводами как страховочной верёвкой скалолазы, шагали вдаль, то поднимаясь на взгорок, то спускаясь в долину. Взошедшее солнце освещало это чудо рук человеческих. Недавно выпавший и ещё не успевший опасть с веток деревьев снег, искрился под солнечными лучами и, переливаясь всеми цветами радуги, создавал волшебную сказку из снега, стоявших в дремотном сне деревьев и шагающих вдаль мачт ЛЭП. В этой картине было что-то космическое. Поистине, волшебная сказка. Сказка, достойная быть описанной великими мастерами кисти!
Вдоволь насладившись раскрывшейся передо мной панорамой, я поднял глаза к голубому, без единого облачка небу, и громко закричал: Сво-бо-да-а! А затем, прошептав - «Господи благослови!» – оттолкнулся палкой и двинулся в снежную сказку.
Первые двое суток пути, в основном, прошли без приключений, лишь однажды прыткий заяц, выскочив на просеку и увидев меня, дал такого стрекача, что я даже не успел снять берданку. Рассмеявшись и прокричав ему вдогонку - Улюлю, держи лопоухого! - двинулся дальше.
Вечерами, из наломанного лапника и воткнутых в снег лыж, я сооружал себе небольшой шатёр и, разжёгши костерок, доедал холодную зайчатину и пил чай. Горячую, плотную еду я готовил утром. Отваривал зайца, выпивал бульон и съедал немного мяса, остальное ел в обед и вечером. В чае я себе не отказывал. Горячий чай после холодной зайчатины согревал мой желудок и наводил на приятные воспоминания, в основном о работе, Ирине, друзьях.
А вот на третьи сутки, остановившись передохнуть я, неожиданно для себя, увидел позади, метрах в ста, матёрого волка с волчицей. Я так решил по их размерам. Я даже вздрогнул от неожиданности. Густая, серо-серебристая шерсть резко выделяла их на белом снегу и, на какое-то мгновение мне даже показалось, что они пришли из другого, колдовского, мира. Вот их не было, а вот – они есть!
Озадаченный их появлением и одновременно, напуганный, я стоял и размышлял, что же мне делать с ними. Я смотрел на них, они смотрели на меня, казалось, они ждали, какое решение я приму и соответственно примут контрмеры.
Я прекрасно, хоть и здорово перетрусил, понимал - оставлять у себя за спиной таких огромных волков было не только не благоразумно, но и опасно. Решение не приходило. Я лихорадочно перебирал в памяти прочитанные книги, вспоминал рассказы охотников и никак не мог решить, как мне, лично мне, поступить в данном, конкретном случае. А решаться на что-то было нужно… для собственной безопасности. Так долго наше противостояние не может продолжаться, решил я, и медленно потянулся за ружьём.
Хотя… какой вред я мог причинить таким крупным хищникам? В моих патронах была мелкая дробь, и что я мог сделать, так это только попугать их и всё. Но они же не знают этого, мелькнула у меня мысль! И, правда, они не стали дожидаться, когда я сниму со спины, заряжу ружьё и выстрелю. Мгновение, и они скрылись в заснеженном лесу. Колдовство, не иначе, решил я.
Только сейчас я почувствовал, как по моему лицу обильно течёт пот, а руки мелко дрожат. Тоже мне охотник! - укорил я себя. При виде двух, всего-то двух, волков, чуть не наделал в штаны, а если бы их оказалось четыре, пять? И тут же ответил - тебя бы, дорогой мой, уже не было в живых, а мелкие косточки твои растаскивали бы вороны и сороки… Бр-р! Не дай Бог такую смерть! – содрогнулся я и, не знаю почему – неумело перекрестился.
Сколько бы я ни стоял, расстояние от этого не уменьшится, подумал я и, закинув ружьё за спину, побежал дальше. Но теперь я был настороже и частенько оглядывался назад. В течение получаса за моей спиной никого не было, но… потом, они опять возникли. Возникли - из ниоткуда!
И чего привязались! - ругнулся я, идите зайцев ловите, они жирные, а я худой – кожа, да кости и три дня не умывался, и потом весь провонял...
Волки сопровождали меня до вечера, постоянно находясь на одном и том же расстоянии от меня. Мне приходилось часто оглядываться, на это уходили время и силы. За сегодняшний день я прошёл всего половину намеченного пути и устал я здорово. Сказались не только физическая усталость, но и психологическое напряжение. Каково это - идти в сопровождении голодных волков! Эх, если бы нас было двое, а лучше бы трое-пятеро! - размечтался я. Но, я был один! Один на просеке, один, вдали от жилья и людей, вообще один, не считая линии ЛЭП и волков.
Собравшись готовиться к ночёвке, я только сейчас спохватился (почему-то эта мысль до этого момента не приходила мне в голову), как я буду ночевать? Мои глаза тревожно забегали по сторонам, ища хоть какого-то укрытия, но его не было. Я не знал, что мне делать. Не мог же я всю ночь простоять на ногах с ружьём в руках, как оловянный солдатик из сказки. Выход… нужно искать выход из создавшегося положения. И я нашёл его! Честное слово – нашёл! Или… его подсказала мне опасность, или память подсознания.
Мне, кажется, помогли найти выход книги, прочитанные в детстве. Мне вдруг вспомнился цикл рассказов Майн Рида – «Зверобой», «Соколиный глаз», о возможности человека приспособиться к любой создавшейся ситуации.
Ещё раз, внимательно оглянувшись вокруг, я высмотрел огромную, высокую сосну с толстыми ветвями и стал карабкаться на неё. Без привычки к таким упражнениям, даже не успев достигнуть нижних веток, я пару раз сполз назад. После третьей попытки я кое-как взгромоздился на горизонтальной ветке, метрах в трёх-трёх с половиной от земли. Фу-у! – отдуваясь, словно после многокилометрового кросса, решился я на небольшой отдых, и осторожно бросить взгляд на волков.
Они подошли ближе и находились метрах в сорока от дерева. Вовремя я забрался, мелькнула у меня мысль. Волки осмелели и стали менее осторожными но, Слава Богу, всё ещё находились на расстоянии.
Осторожно, боясь сверзиться вниз, я отстегнул ремень от ружья и, вытащив свой из брюк, связал их вместе. Балансируя на ветке, как канатоходец на «тросу» в цирке «Шапито», я зарядил ружьё, воткнул его в развилку веток повыше головы, а сам, после нескольких неудачных попыток, всё же привязал себя к дереву.
Положение, конечно, не ахти как удобное, но оно всё же не идёт ни в какое сравнение с тем, что могло меня ожидать, останься я под деревом. Даже если я усну, то не упаду вниз, прямо в раскрытые пасти голодных волков, решил я, туго завязывая ременный узел.
Это меня несколько утешило и, показав зверюгам язык, громко сказал - Ну, что, съели, придурки? Фигу вы получите, а не меня!
Господи, лучше бы я этого не говорил и не делал. От неаккуратного движения мой мешок с припасами полетел вниз, и я остался без заготовленной зайчатины, вермишели «Роллтон»: не только без ужина, но и без завтрака, обеда - вообще без продуктов. Хорошо ещё, что я всё время держал в кармане пять-шесть патронов, так, на всякий случай, а то бы, не знаю, как бы я выкрутился.
Волки, казалось, только и ждали моего «подарка». Моментально бросившись к мешку, они за один прикус расправились с моими оставшимися зайцами, а на десерт принялись разрывать пачки с лапшой и, совершенно не жуя (врачи, постоянно пекущиеся о нашем драгоценном здоровье, советуют тщательно пережёвывать пищу), глотать их.
Ну, что я мог поделать? Только одно – смотреть, как они, урча от удовольствия, поедают мою пищу и кричать на них, пытаясь прогнать - Ах, вы ублюдки, чтоб вы подавились! Но они не подавились.
Заячьи косточки, которые я до них, с удовольствием обгладывал и обсасывал во время остановок на ночлег и отдых, только похрустывали на волчьих зубах.
После волчьей трапезы на снегу остался разорванный мешок и разлетевшиеся в разные стороны патроны. Их они, в своей великой жадности, почему-то проигнорировали. А, потом, облизываясь после моей зайчатины и вермишели, они сели возле дерева и стали ждать, когда я свалюсь им прямо в пасти. Зайцы с вермишелью были для них лишь лёгким перекусом, основная еда ещё сидела на дереве и они ждали, ждали терпеливо, спокойно, лишь изредка поглядывая на меня, словно говоря - сидишь, ну, посиди ещё, мы подождём, нам торопиться некуда…
В их, смотрящих на меня глазах, мне чудилась насмешка над моим упрямством и, так и казалось, что они про себя думают - «Никуда не денешься, всё равно ты будешь наш! Не сейчас, так попозже…»
- Не свалюсь, не ждите! Не придётся вам потрапезничать моим молодым телом, - глядя в их голодные, жадные глаза, возмутился я. - Оно мне ещё самому пригодится, - говорил я им сидя на ветке, и боясь сомкнуть глаза…
Место было, конечно, не очень «комфортным» для ночлега. К несчастью, мне ещё вспомнилась моя поездка в гости к товарищу по армии, в Узбекистан. Какие там растут шикарные пирамидальные тополя! Посмотришь на них – стройные, как молодые девушки, а ветви так ловко расположены и растут кверху… Его сынишка, Ибрагим, устроил в нижнем ярусе ветвей целые хоромы. Вместе с друзьями натаскал туда душистого сена – запах чудо! И спать можно почти как в кровати, обняв ствол, словно девушку.
Он меня как-то пригласил к себе в гости, я залез на тополь, в их шатёр - красота! А тут, сиди, привязавшись ремнём, да ещё на твёрдой, холодной деревяшке – врагу не пожелаешь!
Я, помню, читал в одной книжке, как её? Ааа, «Легенда об Уленшпигеле» – о герое Нидерландов - когда там во всю зверствовала испанская инквизиция… так, в этой книжке описывалась такая пытка: сажали человека на бревно, как на коня, а чтобы не сбежал, связывали ноги под бревном и оставляли его в таком положении на всю ночь. Так к утру, тот криком заходился от боли… - Господи, не дай, чтобы и со мной такое случилось! – взмолился я. Нет уж, лучше к волкам в зубы, чем такие мучения.
Небо стало совсем тёмным и на нём высыпали крупные звёзды. Я даже какое-то время полюбовался ими. Затем, взошла луна и осветила всё вокруг серебристым светом: меня, привязанного к дереву; и сидящих неподвижно, как истуканы, волков подо мной; и красавицы ели, опушённые чистым, белым снегом. Вокруг разлилась сонная тишина и, честное слово, если бы эту картину увидел иллюстратор сказок Бажова он, нисколько не раздумывая, запечатлел бы её на страницах книги, и придумывать-то ничего не надо было бы.
Всё вокруг мирно спало, не спали только волки, да я, старательно раздиравший глаза… но, по-видимому, и меня всё же вначале сморила дремота, а затем, незаметно подкравшись, как тать в ночи, пришёл сон.
Один раз за ночь, а может быть, и два, я, с трудом разлепляя веки, увидел в ставшем теперь золотистым, свете луны, неподвижно лежавших под деревом, волков. Они не ушли, паразиты! – сквозь дрёму думал я., но как-то расслабленно, без особой злости. Они, заразы ненасытные, ждут! Мои веки вновь опускались и я, проваливался в сновидения…

* * *
Мне опять приснился мой первый заяц, но в окружении волков и, чтобы спасти его от их страшных клыков, я нажал на курок. Теперь ружьё не дало осечки, прогремел громкий выстрел, и я, вздрогнув, сразу же открыл глаза.
Наступил ранний рассвет и, первое, что бросилось мне в глаза – поспешно удирающие волки. Кто стрелял?! – возникла в голове испуганно-беспокойная мысль. Я быстро протянул руку за ружьём – его не было. Его не было! Место, куда я его приткнул было пусто! Не веря в случившееся, я поднял голову, чтобы окончательно убедиться – пусто!
Вконец обескураженный, посмотрел вниз – моё ружьё валялось под деревом, а из ствола курился лёгкий дымок. Недоумённо переводил я взгляд на ружьё, на удиравших в спешке волков, и тупо соображал, как так могло случиться, что моё ружьё оказалось внизу и само стало стрелять? Ответа не было, но инстинкт жизни заставил меня быстро развязать ремень и, несмотря на трёхметровую высоту, сигануть с дерева.
Схватив ружьё, я быстро зарядил его и, сторожко оглядываясь по сторонам, собрал рассыпанные патроны.
Рассовав их по карманам, подержал в руках изгрызенный мешок и, убедившись, что он совершенно не пригоден к эксплуатации, отбросил в сторону. И с лыжами было дрянь дело. Волки изгрызли весь камус и крепления. Пришлось ножом обрезать оставшиеся лохмотья на лыжах и приспособить бечёвки вместо креплений.
Больше здесь мне нечего было делать. По моей прикидке, до автотрассы оставалось пройти каких-нибудь двадцать пять, тридцать километров.

* * *
Привязав лыжи к валенкам и ещё раз, для успокоения оглянувшись, я пустился в дальнейший путь. Помимо воли я вновь и вновь возвращался к эпизоду с ружьём. Так, говорил я себе - ноги заняты, руки заняты – нужно занять чем-нибудь голову. И я занял её. Я решил включить в мыслительном аппарате, логику. – Что мы имеем? – задал я себе вопрос. И тут же, ответил - мы имеем упавшее ружьё и выстрел… далее… с далее, было несколько труднее. А, впрочем… и, я громко, до колик в животе, расхохотался, и чуть не упал от смеха. Да всё очень просто... Вот, что значит уметь логически мыслить, похвалил я себя:
…Вечером я зарядил ружьё и, на всякий случай, не поставил его на предохранитель. Оно, каким-то образом, может быть, снег упал с ветки, упало на волков, и от удара спусковой механизм сработал, грянул выстрел…
Я представил себя на месте ошарашенных выстрелом, полусонных зверюг, и вновь неудержимый смех затряс меня. Представляю, смеялся я, быстро скользя на спуске: лежу это, значит, я себе под деревом, подрёмываю в предвкушении свежего мясца, а тут, как снег наголову, бабах тебя по загривку! Только ты вскочил от страха, а тут, под самым ухом, опять - бабах выстрел… поневоле пустишься наутёк. Хорошо ещё, что волки не страдают «медвежьей болезнью», а то бы вообще – вышел бы сплошной конфуз для хищников. Их бы ни одна стая потом не приняла… - Шарахались бы от них, как от прокажённых.
Настроение моё улучшилось. В надежде, что волки, напуганные выстрелом, отстанут от меня, я больше не оборачивался. Но каково же было моё удивление, когда остановившись передохнуть, я вновь увидел их. Они всё также трусили в ста метрах от меня и, по-видимому, не собирались прекращать преследование, надеясь, что намеченная жертва обессилит и достается им. Вот настырные! – разозлился я окончательно и, обернувшись, погрозил им кулаком.
Ближе к вечеру в конце просеки, как в маленьком оконце, показалась автотрасса. По ней двигались игрушечные автомобильчики. Пройдя ещё с километр, я обернулся к следовавшим за мной хищникам и, вновь показав им кулак, закричал - Ну, что, съели? Не на такого напали! Я, запросто так не собираюсь отдаваться вам в зубы, не дождётесь! Спасибо за компанию!»
От автотрассы меня отделял последний, не очень крутой, спуск.
Оттолкнувшись палкой, я заскользил вниз. Но судьба, или чёрт, подставили мне подножку в виде порвавшегося самодельного крепления на лыже. Лыжа поехала в одну сторону я в другую! Пару раз, перекувыркнувшись, я воткнулся носом в снег. Время терять было никак нельзя, сзади следовали голодные, озверевшие волки!
Быстро перевернувшись на бок, я потянулся за ружьём, но оно валялось в метре-полутора от меня. Ремень был порван. И ещё, краем глаза я увидел приближающихся скачками, волков. Я в этот миг почему-то очень хорошо рассмотрел их разинутые пасти и горящие холодной злобой глаза.
Дотянуться до берданки у меня уже не было времени. Всё, пропал, решил я отрешённо! Но инстинкт самосохранения заставил меня быстро думать. За долю секунды я перелопатил в мозгу не менее сотни, казалось бы, безвыходных ситуаций…
Волки, одновременно, прыгнули на меня! Я, изловчившись, быстро перевернулся на спину, подставил прыгнувшим волкам обе ноги с оставшейся на ноге лыжей и перекинул их через себя. Они отлетели метров на пять и, быстро вскочив, опять бросились ко мне, но я уже лежал с ружьём в руках! Я был готов отразить нападение!
- Убью!!! - в ярости заорал я, - хоть одного, но убью!!! Чтоб вы сдохли, недоноски вонючие!!!
Первой прыгнула волчица, но заряд дроби вылетел ей навстречу. Она упала метра за полтора до меня. Оставался волк! Крупный, сильный, матёрый зверь, глаза его пылали жаждой убийства!!!
Какой древний, охотничий навык подсказал мне, как действовать, Не знаю? Но, как только волк прыгнул и оказался в воздухе надо мной, я мгновенно, уперев приклад ружья в твёрдый наст, поднял ствол вверх и волк, как на вертел, насадился на ружьё!
Хватаясь за ствол, клацнули волчьи зубы. Горячая волчья кровь обрызгала мне лицо и одежду. Я лежал под волком и ждал конца его агонии. Это была ещё одна моя победа в борьбе за жизнь!
А ещё через час я, покачиваясь от усталости, стоял на обочине дороги и, подняв руку – голосовал, пытаясь остановить, проезжающие с рёвом машины.


Глава пятая
Прошло, не останавливаясь, несколько фур-большегрузов, пока одна из них, чуть проехав вперёд, не остановилась. Я, забыв, что должен походить на старика, бегом бросился к кабине КАМАЗа. За рулём сидел усатый, несколько полноватый водитель с адидасовской кепкой на макушке. Его крупные, покрытые рыжим волосом руки, лежали на руле.
– Куда, дед, едешь? – лёгкая полуулыбка легла на его лицо.
- В Чишму, сынок, в Чишму, - прохрипел я, чуть задохнувшись от бега. Подвезёшь, сынок, пристал я очень?
- Садись дед. До Уфы доставлю в лучшем виде, а там пересядешь к другому дальнобойщику.
Водитель оказался из молчунов. Он слушал музыку и лишь однажды поинтересовался, зачем я еду туда? Пришлось соврать, что еду проведать сына, что сын работает на железной дороге...
Выслушав ответ, водитель достал из стоявшей сбоку сумки пирожок и угостил меня. Я был так голоден что, даже не распробовав его вкуса, в два глотка проглотил его. Увидев мою расправу с пирожком, он, хмыкнув что-то в усы, проговорил - Да ты, я вижу, голоден, как не знаю кто! Подожди, я сейчас… вот только остановлю свою телегу, и всё будет, о,кей».
Он съехал на обочину и, заглушив двигатель, принялся доставать из сумки еду, приговаривая при этом - мне тоже пора перекусить, который час за рулём и не евши. - Так что, дед, не стесняйся, бери. Вот сало, а хочешь, колбасы пожуй, потом попьём чаю. У меня жена знатно чай наловчилась заваривать в термосе.
Я не стал церемониться и разыгрывать из себя скромницу – налёг на сало и колбасу, а потом мы выпили по кружке горячего чая.
Насытившись и утолив мучавшие меня голод и жажду, я полез в карман и стал предлагать ему деньги, но он отказался и, по-моему, даже обиделся.
- Дед, ты за кого меня принимаешь? Разве можно отказать в пище голодному, а в питье, жаждущему? – Разве я нерусь какая-нибудь? – Неужели похож?
Я честно поклялся, что он совершенно не похож на «нерусь» и не стал настаивать, а от всей души поблагодарив за сытную и вкусную еду, устало прикрыл глаза.
Мы ехали почти всю ночь, а на одной из остановок, он пересадил меня к другому дальнобойщику. Этот оказался из тех ещё говорунов! Весь путь он только и рассказывал, какая у него прелестная девушка и что скоро, месяца через два-три, они сыграют свадьбу. Вот, чуток ещё подзаработает и всё, баста, он - женатик!
Часа через четыре неумолкающих ни на секунду «новостей из жизни» мы были в Чишме.
Попрощавшись и пожелав друг другу удачи, мы расстались. Провожая взглядом удаляющийся КАМАЗ, я вдруг запоздало пожалел, что не поехал дальше. А ведь мог бы, водитель предлагал.
Только оказавшись на обочине дороги, я понял, а поняв, тяжело вздохнул - я совершил огромную глупость. Он же ехал до самой Перьми, и я спокойно мог бы ехать с ним, не заморачиваясь на автобусах. Но дело сделано и назад упорхнувшее не вернёшь. Ещё не всё потеряно, решил я, и отправился разыскивать автостанцию. Оказывается, она и железнодорожный вокзал расположились по-соседству, на одной площади.

* * *
Побродив немного по привокзальной площади и вокруг здания вокзала, я приметил трёх бомжей: двух мужчин неопределённого возраста и женщину, как видно здорово страдавших от перепития. У меня созрел план: чем болтаться в автобусе с сомнительными удобствами, не лучше ли прямо отсюда сесть в поезд и с комфортом ехать в Москву?
Выполнению этого замечательного плана мешало только одно препятствие… вернее, два – у меня не было паспорта, чтобы купить билет, но зато был страх, что меня ищут, и долго ещё будут искать. Но всё же я решился - рисковать, так рисковать, сказал я себе! Говорят: «Кто не рискует, тот не пьёт шампанское!» Вот я и решил рискнуть, хотя в награду бутылку шампанского, я думаю, мне не предложат, ни сейчас, ни в ближайшем обозримом будущем!
- Что, ребята, колосники горят? – как-бы, между прочим, поинтересовался я, присев рядом с ними на привокзальную скамью.
- А тебе какое дело дед? Проваливай, не мешай отдыхать порядочным людям, - совершенно пропитым голосом проскрипел, худой донельзя, бомж.
Наверно он болен чахоткой, подумал я, вон как щёки горят румянцем. Даа, от такой жизни не только туберкулёз, а что угодно можно подхватить… - А, ведь точно, туберкулёзник - окончательно утвердился я, когда он надрывно и надолго закашлялся, а затем прикрыл рот рукавом потерявшей цвет куртёшки.
- Так, что, болезные, подлечить вас или сами справитесь?
При последних моих словах на лицах бомжей появился интерес к моей персоне, а женщина, вот уж женская природа, быстро поправила седой клок волос и умильным голоском произнесла:
- Ты, что, дедушка, разбогател после получения пенсии и тоже выпить хочешь, да бабка не позволят?
- Вот и не угадала. Мне бы билет на поезд купить, - рискнул я раскрыть свои карты. Да, вишь, пачпорт дома позабыл... Склероз у меня, понимаешь… болесть такая?
- Насчёт склероза я понимаю. Я, как выпью, так совсем обеспамя... обес... тьфу, напасть. Ну, ты, старый, жизнь прожил, знаешь, чем такая болесть лечится…
- Догадываюсь, – согласился я с её словами, - догадываюсь. Сразу видно, умная ты женщина, знаешь, как подъехать, - подольстил я на всякий случай. Но, и я не лыком шит, понимаешь? Запросто так и чиряк на одном, тебе знакомом месте, не вскочит. Ты лучше скажи, у кого из вас есть пачпорт?
Бомжиха, наморщив лоб, на какое-то время задумалась, а чахоточный захлопал по карманам своей, подбитой всеми ветрами и молью, куртёшке.
- Неа, у меня нету. Кажись, потерял, - и вновь закашлялся.
- Витюха, - оживлённо повернулась бомжиха к молчавшему до сих пор третьему, - зенки-то расшиперь. Слышь, чо хороший человек просит.
- А чо он просит? - чуть приоткрыл правый, не затёкший синевой глаз, Витюха.
Здоровый ему фингал под глаз подвесили, решил я, когда он приподнял опухшее лицо. Профессионально... и... с любовью.
- Я… кажись, у тебя пачпорт видала.
- Щас пошарю.
И он, так же, как перед этим чахоточный, захлопал по своим карманам, а бомжиха и чахоточный, часто сглатывая слюну, с надеждой следили за его руками.
- Неа, нетути.
- Как так, нетути! - сквозь кашель прошипел чахоточный. Я тожеть видел его. Ты погляди во внутреннем кармане.
- Да нетути - я ж шарил…
- У тебя дырка в кармане. Туда паспорт провалился. Ищи в подкладе.
- Щас, - и Витюха поднял полу старенького пальтеца.
Неожиданно, неподбитый глаз его прямо-таки засветился счастьем.
- Во, блин! Точно, туто-ка. Нашёл, - довольно произнёс он, - и чо дальшее?
- Дай сюды, - скомандовала бомжиха и хищным движением выхватила у него паспорт.
Затем, повернулась ко мне, - дед неси флакон и закусь!
- Щас! – охладил я темпераментную женщину. Пошли сначала в кассу за билетом.
И, я, в сопровождении вздыхающей, кашляющей, сморкающейся компании, направился в здание железнодорожного вокзала, к билетной кассе.
Мне повезло, правда, повезло: у бомжа случайно сохранился паспорт, а в здании вокзала не было вездесущих, готовых на халяву выбить лишнюю копейку с человека, дежурных полицейских. И, вот я, за бутылку водки, пару банок кильки в томате и двухдневной свежести батона хлеба, получил долгожданный билет на поезд до Москвы.
До подхода поезда оставалось часов пять. Найдя камеру хранения и рядом, подрабатывавшего упаковкой багажа, тщедушного, явно пьющего, разбитного мужичонку, я попросил упаковать в бумагу лыжи и ружьё вместе, и обвязать шпагатом так прочно, как это только возможно. За это я доплатил ему сотню рублей.
Теперь ружьё не выделялось, а упаковка не расползалась у меня в руках. После проделанной процедуры я был полностью готов стать железнодорожным пассажиром со всеми вытекающими отсюда, правами и обязанностями.

* * *
На шестые сутки после прощания с домиком Захарыча, я прибыл в Москву. Всё так же одетый, но только без ружья (оно было упаковано вместе с лыжами), я спустился в метро. Слава Богу, металлоискатель не сработал, почему? - Надо было бы спросить у него, но мне было некогда, я торопился. Доехал до «Баррикадной», а уже оттуда, поспешая, отправился на Большую Никитскую, чтобы встретиться с Ириной.
Она работала, надеюсь, и сейчас работает, менеджером в Доме писателей. Я поискал на стоянке её «Мазду». Слава богу, машину и номера на ней она не поменяла. Я стал ждать, надеясь, что она скоро выйдет, рабочий день вот-вот должен был закончиться.
Я стоял у выезда со стоянки на улицу и был готов совершить «героический» для себя поступок.
Вот показалась её «Мазда» и я, «неожиданно», оказавшись на проезжей части, словно сбитый её машиной завалился на холодный асфальт. Ирка несколько секунд сидела за рулём, не шевелясь, словно не могла сообразить, что же произошло, и откуда появился старый дед перед бампером её машины, затем, открыла дверку и с возгласом - «Что с вами?», бросилась ко мне.
Приговаривая - «О, господи! Да, как же это?», она попыталась поднять меня, но я, болезненно охая, сам медленно поднялся и, прихрамывая, направился к её машине. Ирка, поддерживая меня под руку, казалось, она боялась меня выпустить из рук, следовала за мной.
- Да, да, - поняв моё намерение, быстро говорила она, - садитесь в машину, я вас отвезу в травматологию. Господи, дедушка, хоть бы всё с вами было в порядке! Ну, что за день такой, невезучий!
Я, несмотря на её явное расстройство, искоса любовался ею. В этот момент она была обворожительна: светло-рыжие волосы её, локонами обрамляли побледневшее лицо, на котором голубыми озёрами светились встревоженные глаза, а её пунцовые губки были так заманчиво соблазнительны, что будь это в другом месте и не при данной ситуации, я бы обязательно прильнул к ним. Одета она была в светло-серое пальто и чёрные сапоги на высоком каблуке и всё это венчала белая пушистая шапочка. Ирка хитрюга… нет-нет, не хитрюга, а настоящая, знающая себе цену, молодая женщина. Она умела выгодно подчеркнуть свою соблазнительную фигурку и заставить любоваться собой.
Через два квартала я попросил её остановить машину. Повернувшись, она, ничего не понимая, уставилась на меня своими глазами-озёрами. А через мгновение, покраснев, прошептала - «Дедушка, может быть, вам деньги нужны? – и тут же полезла в сумочку. Она стала там что-то перебирать, перекладывать…
- Ирка, мне не нужны твои деньги, - проговорил я, теперь уже своим, нормальным голосом.
Её рука, державшая несколько бумажных купюр разного достоинства, на половине пути ко мне застыла в воздухе, а в глазах мелькнуло удивление, испуг, радость - всё одновременно. Она долго и пристально разглядывала меня, а затем прошептала - ты-ы? И, казалось, пытаясь избавиться от наваждения, она помотала головой и переспросила - Алексей?.. Это, правда, ты, Алексей? Это не сон?
- Не пугайся и не удивляйся - это, правда я, в камуфляже и без грима.
- Ноо, ка-а-к? Ты же… ты же, - она немного замялась, – ты же... в… тюрьме?
- Как видишь, нет. Я не только не в тюрьме, а совсем рядом с тобой… я не мираж.
- Ни-че-го не по-ни-маю, - побледнев ещё больше, почти по слогам прошептала она.
- Ириш, давай отъедем куда-нибудь, где поменьше народу и там поговорим… лучше за город, в какое-нибудь недорогое кафе. Я голоден, как не знаю кто!
- Хорошо…
Она ещё раз посмотрела на меня. Казалось, она всё же ещё не совсем была уверена, что на заднем сидении её «Мазды», действительно сижу я.

* * *
Через некоторое время мы сидели за столиком в небольшой загородной кафешке и ели. Вернее, ел я. Ел, потому что был зверски голоден, а Ирина, не сводя с меня задумчивого взгляда, лишь пригубливала по глотку, кофе.
Проглотив пару порций второго – свою и Иркину я, отпивая понемногу из бокала белое вино, кратко поведал ей о своей жизни и приключениях после приговора районного суда.
Она слушала внимательно и лишь однажды перебила мой рассказ, поинтересовавшись, почему я не написал ей ни одного письма, не прислал весточку о себе.
- Ириша, я очень хотел написать десять, двадцать, сто писем… и, я их писал, честное слово писал, но только в уме, а не на бумаге. Я очень хотел видеть тебя, слышать тебя и тоже очень хотел получить от тебя хоть строчку, но не мог себе этого позволить, чтобы не привлекать к тебе внимание. – Поверь мне, я тебя люблю и твоя жизнь, твоя любовь, если ты всё ещё любишь меня, по-прежнему любишь, много для меня значат…
- Ах, Лёша, Лёша… одна строчка твоего коротенького послания и…
- Ты, что… у тебя кто-то есть? – испуганно спросил я, и мне кажется, даже побледнел.
Она не ответила мне, заставив моё сердце болезненно замереть в предчувствии огромной потери…, потери любимой Иришки.
- Скажи мне, только правду скажи, Алексей, тебя оправдали и ты теперь…
- Нет. Я убежал и меня ищут, - решился я на полную откровенность, потому что без её помощи я не смог бы осуществить свой.
И, если она… если у неё… я совсем запутался в своих мыслях и не нашёл ничего лучшего, как брякнуть:
- Ты поможешь мне?
А, брякнув, стал с тревогой в душе и волнением ждать её ответа, как ждал когда-то решения суда.
Она долго молчала, казалось, она что-то решала для себя, а потом медленно-медленно проговорила: «Я помогу тебе…» И, вдруг, словно прорвалась плотина, она громко продолжила: «Чёрт бы тебя забрал, Алексей! Ты, где-то пропадаешь на год, а потом появляешься в дурацкой одежде старика, да ещё горбатого, и начинаешь что-то требовать от меня… спрашивать, люблю ли я тебя! Господи, как я ждала от тебя хоть одно письмо, ну, не письмо, а лишь одну строчку… - а ты, ты?! - Ты, молчал…»
Крупные слёзы горечи и обиды, как два ручейка, полились из её глаз.
Я знал, что виноват перед ней, но… я хотел отомстить за мою сломанную жизнь и за смерть Севки и… я очень любил её. Поэтому, сидел и ждал её окончательного решения.
На нас стали оглядываться сидящие за соседними столиками посетители и, чтобы как-то успокоить Ирину, я положил свою руку на её мелко подрагивающие от волнения, пальцы.
Её пустая чашка перестала нервно постукивать по столу. Постепенно, она немного успокоилась и, вытерев слёзы, изучающе взглянула мне в лицо. Казалось, она хотела найти в чертах моего лица ответ на мучивший её вопрос. Вероятно, она нашла то, что хотела найти или увидеть и, с какой-то неуверенностью в голосе, прошептала: «У нас есть дача, правда небольшая… можешь… временно, пока не разберёшься со своими делами, пожить в ней…»
- Аа-а… у тебя уже нельзя? – с некоторой надеждой я заглянул ей в глаза.
- Пока нельзя… быть может…, потом… не знаю, - и, она замолчала.
Я понял, у неё кто-то есть: моё сердце дрогнуло, в нём, на короткое мгновение, вспыхнула боль, да так и осталась занозой, а глаза застлал туман.
- Да не смотри ты на меня так, нет у меня никого, - прошептала она.
На сердце стало немного легче, но всё равно оно продолжало громко выстукивать в груди. Я смотрел на Иришку и не мог оторвать взгляда от её лица. Бывает же так в жизни: встретятся два совершенно незнакомых человека и, словно магнитом, притянет их взгляды и души друг к другу. И, сердце начнёт выстукивать – это он, это она, это моя судьба! Конечно, сердце тоже может ошибиться, принять желаемое за действительное, но только не у меня. Я совершенно точно знал – Ирка, моя судьба до конца жизни. Только вот… думала ли она так же обо мне? А насколько было бы мне легче, если бы я был уверен в её ответном чувстве.
Раньше, до тюрьмы, я был уверен, а сейчас… не знаю, да и она на мой вопрос не ответила конкретно, промолчала…
Одним глотком я опорожнил бокал с вином. Ирина, не говоря ни слова, поднялась и пошла на выход, а я, расплатившись за обед и чуть отстав, последовал за ней.

* * *
Её дача, вернее, дача её родителей: небольшой двухкомнатный дом в самом конце деревни, мне понравилась. Всё в ней было без изыска, просто, но чисто и опрятно, то есть, как сказала Нона Мордюкова в известном фильме - «Бриллиантовая рука» - «Простенько, но со вкусом». Очень правильные слова и они, как нельзя лучше описывали Иркину дачу!
- Располагайся. Можешь затопить плиту, дрова в сарайчике… - Найдёшь дровяной сарай, или показать? А я… я схожу, предупрежу соседей и правление, что на зиму сдала домик в аренду. - Так будет меньше разговоров и вопросов к тебе.
Ну, что ж, подумал я, хоть и без президентских удобств, но всё-таки крыша над головой и, пока она не ушла, быстро спросил: «Ириш, ты вернёшься? А то... мне…»
На какое-то мгновение она задержалась у двери и, уже держась за дверную ручку, ответила - хорошо!
Я растопил плиту, благо, живя в зимовье Захарыча, я поднабрался опыта по этому, отнюдь не простому действу, а минут через тридцать пять-сорок вернулась Ирина. Оказывается, она успела смотаться в ближайший магазин и купила продуктов. Выложив всё на стол, она села на стул и подперев голову рукой, стала наблюдать за запевшим свою нехитрую песенку, чайником. Я тоже присел к столу и попытался взять Ирину за руку, но она медленно убрала её и, отрицательно покачав головой, опять повторила сказанные в кафе слова - не сейчас… потом, как-нибудь.
Огорчившись, я, понурив голову, сидел и молчал, и не знал, как приступить к разговору. Помогла мне сама Ирина.
- Ты, что-то хотел сказать мне или попросить… - взглянула она на меня.
- Да… Я хотел, - начал я неуверенно, - чтобы ты наведалась в мою квартиру, только... очень-очень осторожно, так осторожно, чтобы соседи не заметили…и не услышали…
- Ты что, с ума сошёл! Как я туда пойду… а, если её уже кто-то занял? - испуганно перебила она меня.
- Кто её может занять?! Это, чёрт возьми, моя квартира! Моя! – возмутился я.
- Ладно, ладно, успокойся. Не кипятись. Схожу я. Что ты хотел от меня, кроме как сходить и посмотреть твою квартиру? Я же тебя знаю. Тебе ещё что-то надо?
Я провёл целый инструктаж, подробно разъяснив, что и как она должна сделать, попав внутрь квартиры. Главное, напутствовал я её, не забудь о документах в сейфе, ты поняла? И уже заканчивая инструктаж, я вспомнил ещё об одном немаловажном деле - да, захвати мне комплект одежды, вплоть до пальто или куртки, на твой выбор, но лучше и то, и другое. Сама посуди, не могу же я, свободный художник, если судить по моей обросшей личности, ходить в зэковской телогрейке с номером на спине и зэковских штанах по городу… да меня на первом же углу задержит полиция. Мне ещё повезло, что я до твоей конторы без приключений добрался…
Я улыбнулся, вспомнив испуг Ирины при моём падении перед её машиной, и как она предлагала мне деньги…
- Хорошо, Лёша, я постараюсь, - ответила она и собралась уходить.
- Может... всё-таки... останешься, - взмолился я, потянувшись к ней руками, - я так давно тебя не видел и очень скучал… без тебя… - Пожалуйста, останься…
- Не сегодня, - ответила она и мягко отвела мои руки от своей талии, - я же тебе уже сказала - мне нужно привыкнуть, что ты вернулся.
Огорчённый её отказом и вздохнув раз-другой, я пошёл её проводить до машины.
Тихо, словно ласковый кот, заурчал двигатель мазды, вспыхнули, освещая дорогу, фары. Затем, плавно, словно на волнах, покачиваясь и освещая заборы и дачные домики, свет фар постепенно удалился и пропал за поворотом.
Я остался один. На душе было грустно и неуютно. В голову лезли разные мысли и чтобы избавиться от них, решил лечь спать и не заметил, как уснул. По-видимому, сказалось нервное напряжение последних дней и организм, чувствуя большую психологическую нагрузку, решил устроить себе отдых, чтобы не сорваться.

Глава шестая
Возвращения Ирины я ожидал не ранее, как дня через два-три, и чтобы чем-то занять себя, занялся уже привычным после жизни в домике Захарыча, делом – колкой дров. Хорошо, что отец Ирины заблаговременно позаботился ещё с осени и завёз почти полный сарай пиленых чурок.
«Есть, чем потешить молодецкое плечо» - прикидывая объём работы, с лёгкой иронией подумал я. Вот и займись ею, а не стой, скаля зубы, подбодрил я себя и принялся махать топором.
Наколотая кучка дров всё росла. Ну вот, это совсем другое дело, подумал я, когда крупные капли пота побежали по моему лицу.
Оглядев кучу наколотых дров, я решил, что на сегодня хватит и, сложив дрова в поленницу, прихватил пустое ведро и направился к колодцу набрать воды. С детских лет я мечтал покрутить колодезный ворот. От этой, совершенно неожиданно исполнившейся мечты, мои губы расползлись в улыбке.
Ирина приехала вечером, второго дня. Затащив большую сумку в дом, она молчаливо сняла пальто, разулась и лишь потом, как-то виновато посмотрела на меня.
Я всполошился! Неужели Ирку засекли всезнающие и любопытные донельзя, соседи? Но оказалось – нет. Дело обстояло несколько иначе, и совсем уж не так плохо, потому что, она сказала:
- Прости, Лёша, я не выполнила своего обещания. Правда… я… очень-очень пыталась. Я два раза приезжала к твоему дому, заходила в подъезд, а дальше… Лёша, оказывается, я такая трусиха, такая трусиха и, как-бы оправдываясь, извиняющимся тоном продолжила, - я тебе купила в магазине всё, что ты просил, даже носовые платки. - Может… ты сам… как-нибудь, а?
Я прижал к себе такую нежную, такую родную и такую желанную Ирку и нежно поцеловал её глаза, а потом губы. Она не отстранилась, а лишь уткнулась лицом в моё плечо. Так, мы, не шевелясь, простояли, может быть, минуту, а может быть и больше. Я почувствовал, как душевная близость вновь возвращается к нам и не захотел торопить события. Затем я, подняв её лицо, заглянул в её голубые глаза и спросил: «Ириш, ты не очень устала, давай, прямо сейчас, смотаемся, вдвоём? Понимаешь, мне…, мне, очень нужны копии документов моей фирмы, ии-и… деньги конечно».
Она подняла свою светло-рыжую головку, посмотрела на меня и, соглашаясь, кивнула.
- Тогда посиди, выпей чаю, он свежий, я только-только его заварил, - и, схватив сумку с привезённой Ириной одеждой, пошёл в другую комнату переодеваться.
Когда я появился в комнате уже полностью готовым в дорогу, она подняла глаза от чашки и, кинув на меня оценивающий взгляд, восторженно прошептала: «Лёш, а тебе здорово идёт бородка, ты стал весь такой…, такой, она пощёлкала пальцами, такой импозантный. - Ты и, правда, очень походишь на художника… или… писателя. - Я тебе, Лёша, вместо шапки берет куплю, ты будешь его носить чуть набок».
Было уже часов десять вечера, когда мы подъехали к моему дому. Вокруг была тишина. Почти все окна дома были освещены, только окна моей квартиры чернели провалами. Я, взяв за руку Ирину, стал подниматься на свой, третий этаж. Сегодня все лестничные площадки были ярко освещены, и я боялся, что кто-нибудь из любопытных соседей откроет дверь квартиры и выглянет на шум наших шагов. Поэтому мы, из осторожности, пробирались почти на цыпочках, как в балете.
Дверь моей квартиры была опечатана - белела приклеенная полоска бумаги с фиолетового цвета, неразборчивой круглой печатью.
Слава богу, пока никто не позарился на квартиру, или не смог открыть. Аккуратно надрезав бумажку с печатью, я набрал код замка. Замок тихо щёлкнул и... стальная тяжёлая дверь, словно приглашая войти, открылась перед нами.
Только я успел сделать шаг в прихожую, как стоявшая позади Ирка, наверное, пытаясь быстрее войти в квартиру, нечаянно толкнула меня в спину. Чтобы не упасть, я схватился за вешалку и непроизвольно сделал ещё один, оказалось, роковой шаг. Я всегда знал, а сейчас у меня совершенно вылетело из головы, что у вешалки стоит банкетка - вот об неё я и споткнулся.
С ужасом я понял, что падаю, и вместе со мной падает Ирка. Как мог, я постарался при падении поменьше наделать шуму…
- Ирка, ты, как слон в посудной лавке… не можешь, поаккуратней? – прошипел я.
- Не могу. Я боюсь! - лёжа на мне и не пытаясь встать, шёпотом ответила она.
- Вставай, трусиха. А то я могу, чёрт знает, что подумать о твоей позе.
Ирку словно ветром сдуло с меня. Она включила свет в коридоре. Я быстренько захлопнул входную дверь и, обернувшись к Ирке, прошептал: «Не вздумай включить свет в других комнатах, дурёха! В квартире же не должно никого быть».
Подсвечивая фонариком и стараясь ступать бесшумно, я прошёл в зал, заглянул в спальню и гостевую комнату. Всё было на месте. Закончив обход квартиры, вернулся в коридор и позвал Ирку на кухню.
- Посиди, только тихо-тихо, как мышка, пока я буду заниматься своими делами.
- Можно, я пока открою окна и проветрю квартиру, а то дышать совсем нечем?
- Ты с ума сошла? – шикнул я. – Сиди смирно и, ни-ни! Не шевелись!
Осторожно отодвинув электроплиту от стены я, набрав код, открыл встроенный в стену небольшой сейф. Опять нажал кнопку фонарика и направил луч в его тёмное нутро. Вытащив документы и несколько пачек долларов, сложил всё в пакет, закрыл сейф и поставил плиту на место.
Закончив «Операцию» по изыманию собственности из собственного же сейфа, я присел к столу напротив Ирины.
- Посиди ещё немного, я соберу кое-какие вещи, и сразу же поедем. Да, чтобы не забыть - вот тебе пара тысяч долларов, поменяешь их, когда будет время и, пожалуйста, сходи в ЖЭК, заплати за меня долг и не забудь заплатить за охрану моей машины. Кстати, заодно убедись, что её не разграбили. Сделаешь?
- Да, Лёша. Пожалуйста, собирайся, только побыстрее, а то я, как на иголках… нервничаю от страха.
- Потерпи ещё несколько минут. Я только кое-что возьму в дополнение к купленным тобой вещам.
Вернулись мы на дачу часов в двенадцать ночи. Ирина загнала машину во двор, благо я заранее побеспокоился очистить его от снега, и занесли вещи в дом.
Снимая телогрейку, я повернулся к Ирине и, с надеждой в голосе, спросил:
- Останешься? Куда ты поедешь так поздно? Пока доберёшься до квартиры…
- Останусь... - раздумчиво ответила она, - действительно, слишком поздно возвращаться, а мне утром на работу.
Я надеялся услышать от неё другие слова и ждал продолжения, но, так и не дождавшись, пошёл стелить себе постель на диване.
Я долго ворочался, пытаясь уснуть, но сон всё не шёл ко мне. Я всё прислушивался, к такому знакомому мне, дыханию спящей Ирки. Она всегда дышала ровно, чуть посапывая… и, я не выдержал. Осторожно, пытаясь не потревожить её, я примостился рядом с ней и обнял рукой. Она что-то пробормотала во сне и, немного повозившись, прижалась ко мне, а затем вновь тихо засопела. Я лежал, боясь пошевелиться, чтобы неосторожным движением не нарушить её сон и неожиданно, самым банальнейшим образом, уснул.
Проснулся я поздним утром. Ирки в доме не было, лишь на столе белела записка с красноречивыми словами - Лёшка, ты свинтус! - Как ты посмел, без разрешения, забраться ко мне в постель? К моему приходу приготовь ужин.
Ира.
Прочитав записку, я понял, она не рассердилась на меня. И от счастья осклабился во весь рот, а затем, как первоклассник, запрыгал на одной ноге, но и этого мне показалось мало я, продолжая прыгать, дурашливо запел - «Ты свинтус, свинтус, свинтус… свинтус был всегда…»
К её приходу я приготовил достойный принцессы ужин, и даже успел сбегать в магазин за бутылкой белого вина.
Переодевшись в купленный Иркой тёмно-серый костюм и повязав галстук на свежевыглаженную рубашку, я с нетерпением стал дожидаться её прихода.
Наконец, во двор въехала её вишнёвая мазда, и через минуту Ирка попала в мои любящие объятия.

* * *
…Мы проговорили, чуть ли не всю ночь. Она, перескакивая с одной темы на другую, рассказывала мне о своей жизни без меня, говорила, как она скучала и мечтала поехать ко мне, но побоялась… - Бессовестный, упрекнула она меня, ты не написал мне ни одной строчки! - Я просил у неё прошения, и в знак покаяния целовал её. Она смеялась ласковым, воркующим смехом, а я млел от счастья, находясь на верху блаженства.
Затем, без перехода, она начала рассказывать, как пыталась выполнить моё поручение…
- Какое поручение, - удивился я, сразу не сообразив о чём речь.
- Как, какое? А, посещение твоей квартиры.
- Ааа… соизволил я сообразить… - Так ты, вот про что?
…Представляешь, Лёша, въезжаю я во двор, рассказывала она, а там машину негде поставить, все места заняты. Что делать? Подумала, подумала, и оставила её прямо возле двери. Вхожу в подъезд, а у самой руки, ноги дрожат. Поднимаюсь на третий этаж, подхожу к двери, а на двери эта бумажка с печатью. Я уж было совсем собралась её оторвать и ключи уже достала из сумочки, вдруг, слышу: топ, топ, топ... Кто-то идёт.
Тут, такой страх на меня напал, я чуть не описалась. Пулей, прыгая через две-три ступеньки, выскочила во двор и в машину юркнула. Ключ зажигания вставляю, а он, зараза, не вставляется. Руки-то от страха дрожат. Ну, потом, вставила, завела машину и дёру! При развороте на газон залетела, представляешь. Еле выбралась... Вот натерпелась страху, не дай Бог!
Потом настала моя очередь рассказать ей, как я тоже скучал без неё, как готовил побег, как заболел и как валялся беспомощный, в избушке. А ещё, я ей много рассказал о своём друге, Захарыче.
За окном начало сереть, наш разговор стал прерываться паузами и постепенно гаснуть. Ещё сказав друг другу по нескольку слов мы, крепко обнявшись, уснули.

Глава седьмая
У Иришки сегодня был выходной, встали мы поздно, а позавтракав, ушли кататься на лыжах.
Весь день мы провели вместе. Дурачились, и даже пытались кидать снежки. Иришкино лицо на морозе порозовело, а потом, я заметил, как кончик её носа стал белеть, тогда я набрал в ладонь снега и стал оттирать её нос. Она попыталась вывернуться из моих рук, но я продолжал тереть, пока он вновь не порозовел, а я не заработал прозвище – изверг!
После лыжной прогулки на свежем воздухе мы, примостившись у открытой дверки горящей плиты, пили из кружек горячий, душистый чай, заваренный по моему рецепту, вернее, по рецепту Захарыча и смотрели на огонь. Было так по-домашнему уютно, что я даже подумал, хорошо бы вообще перебраться жить в деревню.
Ну, его, этот город, с его смогом, толпами людей на улицах и вечными автомобильными пробками на дорогах. Здесь тишина и благодать, здесь человек отдыхает душой и получает заряд бодрости. Вот, взять хотя бы нас с Иркой, как хорошо мы отдохнули на свежем воздухе, сколько новых впечатлений мы получили.
Я так смеялся, когда Иришка, смешно приоткрыв рот, даже попыталась ворону, сидящую на дереве, передразнивать - Каа-рр, каа-рр, картавила она. Ворона, склонив голову набок, послушала, послушала и, ничего не поняв из Иркиного карканья, наверное, решила – сумасшедшие какие-то.
Обиженно сказав на прощание на своём вороньем языке - Каа-р-р! - взмахнула крыльями и улетела.
Мы хохотали до упаду над Иркиной попыткой поговорить на вороньем языке.
В эти безмятежные дни жизни на даче, я как-то совершенно забыл, что я в бегах, что я беглый зэк и меня ищут, что у меня нет паспорта и что я для всех, кроме Ирины – не человек, а ноль без палочки и к тому же, убийца своего друга.

* * *
На следующий день после нашего отдыха, проснувшись утром, я всё это вспомнил и, посмотрев на спящую Ирину, почувствовал, как жалость к ней заползает в мою душу.
Что же я делаю с твоей жизнью, Ирка? – волнуясь за подругу, подумал я. Зачем я ломаю её? Что тебя может ожидать в будущем? А, если меня поймают? А, если меня убьют?..
Так я терзался смотря на неё и не находил выхода из создавшегося положения… да и был ли он, этот выход, у нас вообще?
Ирина проснулась, это я почувствовал по её изменившемуся дыханию. Она открыла глаза и взглянула на меня, а увидев моё нахмуренное лицо и печальный взгляд, беспокойно зашевелилась, а затем, опёршись на локоть, заглянула мне в глаза и с тревогой в голосе спросила:
- Что с тобой, дорогой? Сон плохой приснился? Так ты скажи про себя - «Плохой сон уйди, а хороший останься», вот и будет всё в порядке. - А, если не поможет, то я тебе помогу…
- Ничего, ничего, ты не беспокойся, спи, радость моя, у меня всё в порядке, - попытался я успокоить верную подругу.
- Но, я же вижу, грызёт тебя какая-то печаль-тоска. - Так ты расскажи мне, и мы вместе подумаем, как справиться с ней… доверься мне, любимый…
- Спасибо, родная, но не сможешь ты мне помочь. Должен сам я со всем справиться.
- Это ты о своём друге, - догадалась она, - и, о своей тюрьме, да?
В ответ, я только тяжело вздохнул и растрепал волосы на Иркиной голове.
- Лёша, мы вдвоём с тобой – СИЛА! Мы справимся! Я тебе во всём, во всём буду помогать, ты не думай… Я, конечно, трусиха неимоверная, вот, даже к тебе в квартиру побоялась зайти, но я исправлюсь – Честное благородное слово! - Ты только не замыкайся в себе, Лёша, делись со мной…
Я прижал к себе свою, пообещавшую быть в будущем храброй, подружку, и запечатлел на её головке благодарный, не совсем отеческий, поцелуй.
Пора было вставать и приступать к выполнению своего плана. Я и так столько времени потерял, разнежившись от тихой размеренной жизни в деревне рядом со своей любимой девушкой. Как говорили раньше? - «Вставай, труба зовёт!» Вот и меня звала труба на «Бой кровавый, святой и правый…!»

* * *
Ирина довезла меня до бывшего моего с Севкой офиса, и высадила за квартал от него, Так я попросил. Медленно шагая, я внимательно смотрел по сторонам, надеясь увидеть сторонних наблюдателей. Все мы, когда-то начитавшись детективов, представляли себя в роли хитрых и умных суперменов-сыщиков. Наверное, и я, хоть и непроизвольно, представил себя вот таким, сыщиком. Подняв воротник куртки, и надвинув шапку почти на глаза, я…
- Мужчина, у вас не найдётся, чем-нибудь прикурить сигарету.
От неожиданности я вздрогнул и, не успев ещё осмыслить вопроса, отскочил в сторону и лишь потом, оглянулся на спросившего прикурить, человека.
- Ооо, простите я, кажется, вас не на шутку испугал? Ещё раз простите.
Сбоку меня стоял мужчина, вполне респектабельного вида и крутил в руках сигарету.
- Нет-нет, что вы! Просто я задумался, - стал выкручиваться я, - а, чем прикурить, - я, невольно развёл в стороны руки, - у меня нет. Простите, я не курю.
- Это вы меня простите, что потревожил вас. И мужчина споро зашагал дальше.
А, чтоб тебя! - чертыхнулся я в сердцах, на попросившего прикурить, пешехода. Из-за тебя, чуть душа в пятки не ушла. Нет, так дело не пойдёт, решил я, нельзя уподобляться пуганой вороне и шарахаться от каждого куста.
Приняв такое судьбоносное решение я, расправив плечи и выпрямив спину, бодро зашагал в сторону офиса.
Напротив, через дорогу, располагалось небольшое кафе, куда наши сотрудники в перерыв бегали перекусить. Сейчас, увидев его и вспомнив, я поступил так же, Примостившись у окна, заказал себе эспрессо кон-пана и, поглядывая, как-бы из праздного любопытства в окно, стал наблюдать за жизнью на противоположной стороне улицы.
Посетители, как и раньше, входили и выходили. Ничего не изменилось за время моего отсутствия, мне даже показалось на мгновение - отсутствуй мы с моим другом, Севкой Куприяновым, вообще на земле, офис всё равно будет функционировать.
Разглядывая проходящую мимо моего наблюдательного пункта, жизнь я, в первый момент, не обратил внимания на вывеску у двери, а потом, так и впился в неё взглядом. Наша была голубая с позолоченными буквами, а эта… чёрт, надо же – на муаровом фоне серебром было написано - «АМПЛИТУДА». А ниже - «Головной офис сети ателье Куприянова В. К.».
Я подумал, что у меня галлюцинация, потёр глаза кулаками, для большей пользы ещё поморгал и вновь впился глазами в вывеску. Нет, ошибки не было. Там, действительно, было написано, что сеть ателье принадлежит Куприянову В.К..
Наверное, однофамилец, мелькнула у меня мысль, но почему инициалы такие же, как у Севки? Я даже о кофе забыл и разволновался так, что не заметил, как смахнул чашку со столика.
Раздался звон разбившейся об пол чашки, и этот звон вернул меня в действительность. Подошедшему на шум официанту я пообещал, что оплачу урон и попросил принести ещё кофе. Поняв, что посетитель оказался с мирным нравом, он ретировался. А я задумался...
Как же так, я же точно помню, как укладывали мёртвого Севку на носилки, как всё там фотографировали и зарисовывали… в конце-концов, не во сне же мне приснилось, как мне заломили руки и надели наручники? За сны в тюрьму не сажают.
От калейдоскопа скачущих мыслей, голова шла кругом и ни одного, сколько-нибудь разумного объяснения, я не мог найти. Чёрт! Чёрт! Чёрт! Нужно встать и пойти разобраться прямо сейчас, иначе я могу свихнуться от неизвестности. Неужели Севка жив? Тогда, почему я сижу, то есть сидел в тюрьме и за что? Почему Севка, мой лучший друг, не нашёл меня, не написал ни одного письма? Господи, вразуми меня! Помоги, Господи, разобраться во всей этой непонятной для меня ситуации… и, не допив кофе, я пошёл через дорогу, ничего не замечая вокруг. Казалось, я ослеп и оглох, и только резкий сигнал, чуть не сбившего меня автомобиля и нецензурная брань водителя, заставили меня немного прийти в себя.
На первый взгляд в офисе ничего не изменилось. Всё так же сидели у компьютеров служащие, всё так же, пара парней курила на лестничной площадке и за столом сидела секретарь, но… всё это были другие люди, совершенно мне незнакомые.
Вместо смешливой и живой как ртуть Вали, за секретарским столом с неприступным видом восседала солидная дама в роговых очках. На двери моего кабинета висела другая табличка и с другой фамилией. Только на Севкиной двери, продолжала красоваться всё та же – голубая с позолотой, и на ней всё та же фамилия – Куприянов В.К.
Солидная дама-секретарь подняла на меня взгляд, и оценивающе осмотрев меня, казалось, она хотела определить стоит ли на меня тратить своё драгоценное время, холодно поинтересовалась:
- Вы по какому вопросу, гражданин? Если к нам, я смогу вам помочь.
- Я бы хотел сделать у вас оптовый заказ на пошив…
Поднимаясь по лестнице в офис, я успел подготовить, на всякий случай, ряд вопросов и ответов для разговора, поэтому держался уверенно, как знающий себе и времени цену, человек, человек с большим опытом. …Сделать заказ на пошив униформы для своих работников, - добавил я.
Дама немного подобрела, смягчила взгляд и, вежливо-приторно посоветовала мне обратиться к главному дизайнеру, и показала наманекюренным, холёным пальчиком на дверь моего бывшего кабинета.
Сколько всего произошло после моего последнего посещения кабинета? Хотя бы одним глазком заглянуть в него - ностальгия так одолела меня, что я еле удержался, чтобы прямо сейчас, без разрешения, не открыть дверь кабинета и не войти.
- Простите, но я бы хотел вначале поговорить с Куприяновым Всеволодом Константиновичем.
- Вы хотели сказать - с Владленом Кимовичем, - дама отрицательно покачала головой. - Его нет в офисе, а когда будет... я не могу сказать.
- Но… простите, раньше я имел дела с Всеволодом Константиновичем.
Мой изменившийся от волнения голос задрожал, и дама тут же внимательно окинула меня подозрительным, выработанным многолетним опытом, канцелярским взглядом.
- Я ещё раз повторяю Вам, здесь нет никакого Всеволода Константиновича. - Возможно, раньше… до меня, а сейчас здесь директор Владлен Кимович.
- Хорошо, тогда я зайду попозже. Когда ваш шеф вернётся?
- Может быть, вы всё же поговорите с его заместителем?
- Нет, спасибо. Я привык решать дела с первыми руководителями. Так, понимаете ли, надёжнее. - Когда, вы говорите, он вернётся?
- Не ранее, как после обеда, - ответила дама, потеряв ко мне интерес, и мгновенно, как по волшебству, стала неприступной и холодной.
Я спускался по лестнице и на душе у меня было радостно и светло, если может быть радостно и светло при известии, что кабинет твоего погибшего друга занимает какой-то там, Владлен Кимович – просто однофамилец с похожими инициалами, а не Севка. Я радовался тому, что напрасно переживал сидя в кафе, что мой друг меня не подставил, что я…, в общем, я радовался.
Выйдя из парадного, я пошёл вдоль улицы, чтобы немного «убить» время.
Ничего не изменилось за время моего отсутствия, даже продавщица газет в киоске, тётя Люба, всё так же приветливо улыбалась каждому прохожему. Мне захотелось, по старой привычке, подойти к ней и, купив газету, поинтересоваться её здоровьем и в шутку спросить, не выдала ли она свою непутёвую дочь замуж, а услышав в ответ - За тебя Алексей, я бы с удовольствием. А мне бы, отшутиться - Да я бы женился, вот только времени нет, работа заела.
Когда это было и со мной ли, вздохнул я и, не останавливаясь, пошёл дальше. Погуляв пару часов, вернулся на свой наблюдательный пост. Столик, за которым я раньше сидел, заняла молодая воркующая пара и мне пришлось примоститься за другим, подальше от окна. Как видно шеф ещё не приехал - у подъезда не стояла машина, и за рулём её не сидел «персональный» водитель.
Просидев ещё час, и не дождавшись приезда «объекта наблюдения», я вышел из кафе и только собрался «размять ноги», как к офису подкатил огромный чёрный «Djeep». Открылась дверка автомобиля и из его просторного, как однокомнатная квартира, нутра, вылез крупный мужчина. Его наголо, по современной моде, обритая голова и распахнутое велюровое пальто, говорили, даже не говорили, а кричали - смотрите, какой я богатый и успешный, куда вам до меня! Даже его автомобиль с тупой, блестевшей на солнце, хромированной облицовкой радиатора, предупреждал – не становись на дороге – растопчу.
Под стать хозяину был и водитель – огромный амбал, с кулаками-гирями и лоснящимися щеками.
Мужчина и водитель направились к входной двери.
Я сразу догадался - это и есть Владлен Кимович, новый хозяин нашего с Севкой, офиса. Слишком уж ярко было выставлено у него «Хозяйское», да и охранник офиса, увидев его, очень уж низко склонился в приветствии. Как тут было не догадаться - «Кто есть Кто!»
Мне хотелось проследить за ним, за его перемещениями, хотя бы за сегодняшний день. Узнать, где он живёт, с кем общается… всё это нужно было мне, чтобы спланировать свои дальнейшие действия.
Прослонявшись часа два по ближайшим улицам, я окончательно замёрз и чуть ли не бегом направился к офису. Было без пятнадцати минут пять, вечера. Вот-вот должен был закончиться рабочий день. Но каково же было моё разочарование, когда я не увидел машины у входа.
Я стремглав бросился внутрь, хотя до сих пор не пойму зачем, и застал даму-секретаря ещё на месте.
Указав пальцем на дверь, я поинтересовался, на месте ли хозяин и получил лаконичный ответ – нет! Затем, я попытался вовлечь даму в разговор и поинтересовался - куда подевалась девушка, которая здесь работала? Получив в ответ холодное – не знаю, я решил подойти к этому же вопросу с другой стороны.
Мне, только в процессе разговора с секретаршей, пришло в голову - кто, как не наша Валя-секретарь лучше всех может быть осведомлена о последних днях нашего офиса, тем более что, идя по коридору, я не встретил ни одного человека, с которым бы я раньше работал.
Получается, новые хозяева сменили весь персонал, посадив на место моих сотрудников, своих.
- Понимаете, - начал я сокрушённо, - она мне должна очень приличную сумму денег, ну… понимаете, так получилось. Я ей занял, вот теперь… вы не могли бы подсказать её домашний адрес.
По-видимому, слово деньги, на даму действовали магически и, произнеся презрительно-оскорбительным тоном, - этой фифе? Нашли, кому занимать…
Вероятно, она запомнила, что я, в будущем, серьёзный потенциальный заказчик, и решила со мной быть вежливо-услужливой.
- Подождите одну минуту. Я, где-то записывала, на всякий случай, её домашний адрес, понимаете, мало ли, что. Вдруг хозяину понадобиться уточнить некоторые вопросы… Ответы, на которые может знать только она.
- Конечно, конечно. Я вас прекрасно понимаю, - решил я подольститься. Хорошие работники, тем более такие преданные и пекущиеся о благополучии своего хозяина, как вы, сейчас исключительная редкость… Я, вот, тоже ищу себе такую же, но, увы! Не могу найти. Если надумаете поменять место работы – милости прошу ко мне, не пожалеете, - добил я её последними медовыми словами.
Она зарделась от похвалы и мгновенно, словно волшебник, выдвинув один из ящиков стола, нашла не только домашний адрес Валентины, но и номер её домашнего телефона.
Расшаркавшись, как истинный джентльмен, и поцеловав на прощание засмущавшейся даме ручку я, по-моему, окончательно завоевав её доверие, ретировался.
Остановив такси, я, не теряя времени понапрасну, решил поехать к Валентине и кое о чём расспросить её. Я был уверен, она не только не выдаст меня, но и расскажет всё, что происходило с моим бизнесом в моё отсутствие. И я, и Всеволод, мы оба доверяли ей.
На мой настойчивый звонок, вышла не Валя, а какая-то женщина, лет пятидесяти с хвостиком, но неуловимо чем-то похожая на неё. Я догадался, что это её мать или, по крайней мере, её родственница.
Такая же, как Валя, темноволосая, с глазами, цвета тёмного шоколада и по-юношески стройной фигурой. Она была очень похожа на цыганку или на гречанку. Знаете на ту, что Стенька Разин бросает за борт лодки в набежавшую волну. Я вежливо поздоровался, извинился за несвоевременное беспокойство и, после всех этих дипломатических реверансов, поинтересовался, могу ли я поговорить с Валей, на что получил совершенно неожиданный ответ:
- Нет. Она здесь не живёт и… скорее всего, больше жить не будет.
- Как, так? – ошеломлённо пробормотал я. - Она моя бывшая сотрудница и, я порылся в кармане, вот её адрес… мне в канцелярии его дали…
- Раньше, до свадьбы, да, это действительно был её адрес, а сейчас… ищите её в Челябинске. Она вместе с мужем туда уехала.
- Если бы я знал, - быстро нашёлся я, - я бы обязательно к ней заскочил. Я, вот, только на днях вернулся из тех, краёв… какая жалость. Мне очень нужно было с ней поговорить, может быть, вы сможете мне помочь?
- Странно…Чем же я-то могу вам помочь? Я не Валя… я… её мать.
- Знаете, я хотел у неё расспросить, как так получилось, что она уволилась в моё отсутствие и по какой причине? Может вам она что-нибудь рассказывала, - с надеждой в голосе произнёс я.
Женщина на какое-то мгновение задумалась, а затем, отступив в сторону, пригласила меня войти.
Мы прошли в небольшую, тщательно прибранную комнату с обязательным телевизором на тумбочке и персидским ковром над диваном. Пол был застелен домоткаными дорожками красивой расцветки, а посредине стоял круглый небольшой стол, застеленный скатертью с каким-то затейливым орнаментом. Сколько я ни пытался в нём разобраться, у меня ничего не получилось: какие-то ромбики переплетались с кружочками и квадратами, а всё это было оплетено, насколько я понял, ветвью какого-то тропического дерева.
Не успел я сесть на диван, как ко мне на колени запрыгнула лохматая двухцветная кошка и, начав тереться о мой пиджак, громко замурлыкала.
- Варька, а ну брысь! Она линяет, - почему-то обеспокоилась хозяйка, - так, что, вы гоните её от себя, а то шерсти налипнет на костюм…
- Ничего, ничего, пусть сидит… милая кошечка… - я почесал её за ушком.
По-видимому, моё поведение понравилось хозяйке, и она, сев на стул, вопросительно посмотрела на меня, казалось, она чего-то ждала от меня. Тут я спохватился...
- Оо-о, простите, - прижав руку к груди, поднялся я с дивана, - простите мою бестактность, я не представился. Разрешите исправить мой пробел в воспитании…
- Никогда не поздно исправиться, - женщина мило улыбнулась.

* * *
Мне очень понравилась Алина Вячеславовна, Валина мама. Мы с ней долго беседовали, а потом, ещё и пили хорошо заваренный на травах, вкусный, чуть-чуть отдающий мятой, чай.
Ушёл я от неё часов в восемь вечера, но зато наполненный впечатлениями о последних днях работы Валентины и по какой причине я не увидел на рабочих местах свою, тщательно подобранную команду.
Ира уже была дома, а на столе меня ждала любимая мной, аппетитная яичница с беконом и свежая зелень. Украшала стол запотевшая бутылка Боржоми.
- Ты, где так задержался? Что, я тебе уже надоела? Воспользовался моей добротой, и я уже больше не нужна, к другой полетел? – тоном сварливой жены упрекнула меня Ирка и взглянула на мой пиджак с прилипшими кошачьими волосами.
Я, как верный и любящий муж, рассказал ей о своих «похождениях» и пожаловался - у меня ноги гудят от бесконечного занятия шагистикой… - И, чтобы всё ей было до конца понятно, добавил - плохо быть без седушки с колёсами под мягким местом. - Знаешь, за время нахождения «на зоне» я как-то не отвык от хороших автомобилей. Жаль, что я не могу воспользоваться своей хондой.
- Алексей, я вот посмотрела на тебя, послушала, и подумала, - в твои ли годы, так говорить?
- В мои, в мои… - Ты знаешь, что мне бабушка постоянно твердила? Не знаешь. Так вот, я тебе скажу. – А, твердила моя любимая бабушка и вбивала в голову старую, старую мудрость - «Не побережёшься в молодости, в старости уже нечего будет беречь»… – Ну, что скажешь на это, дорогуша?
- А то скажу, мой дорогой, что, если не будешь двигаться, то заплывёшь жирком, и не будут тебя девушки любить… - Представляешь, горе-то, какое для меня!
- Но, ты же меня любишь, сама как-то во сне призналась, разве нет?
- Во-первых, ты ещё не превратился в жирного, толстого борова, а во-вторых…
- Что, во-вторых? Пожалуйста, уж договаривай, добивай «слабого» мужчину и я, схватив её в охапку, закружил по комнате.
- Отпусти меня, немедленно! - смеясь, приказала она. - Немедленно отпусти… нахал бессовестный! Ишь ты, я, видите ли, во сне ему призналась в любви.
- Не отпущу, пока не скажешь что, во-вторых.
- А, во-вторых, - она лукаво улыбнулась, - а, во-вторых… я пошутила. Любят не за что-то: не за ум или красоту, не за накачанные бицепсы и не… в общем, любят, потому что, любят. - Разве ты не обращал внимания на некоторые семейные пары – она, такая красавица, или он, а рядом с ней, ну, или с ним – смотреть не на что, а ведь всю жизнь вместе, у них, понимаешь – любо-о-вь! Вдумайся в это слово – ЛЮБОВЬ!
- А-а… так это у нас тоже так, - решил я поддеть её, - значит, рядом с тобой живёт красавец мужчина, с прекрасной, холёной бородой, а ты…
Я не успел закончить, как в меня полетела подушка, затем, последовала вторая…
- Это, я то – смотреть не на что, да? – Я, да? Да я, если захочу…
Она не успела договорить, чтобы она захотела, если бы… потому что, я вновь обхватил её, крепко прижал к себе и закрыл её сладкий ротик поцелуем. Она попыталась вырваться из моих объятий, а потом странно притихла, а ещё через мгновение… стала отвечать мне встречными поцелуями… и мы закончили наш «семейный» разговор на разобранном в одно мгновение, диване.
Когда Ирка закончила изображать из себя наездника, а я довольную лошадку… после новой, шуточно-сладкой перепалки я, уже вполне серьёзно спросил Ирку:
- Ириш, в твоём удостоверении какая специальность указана, журналист или менеджер? Я, конечно, не разбираюсь в вашей специфике, но…
- Менеджер. А, что? Для тебя так важно, какую должность я занимаю?
- Для меня, нет, но… для дела… Ты можешь сделать так, чтобы ты стала журналистом или корреспондентом… ну, или что-то в этом роде?
- Странная просьба, ты не находишь, Алексей? Ии-и, зачем тебе это нужно?
- Зачем, зачем… затем! Мне нужно, чтобы ты, под видом журналиста, пошла в районный отдел милиции к следователю Кондратьеву, ты его должна помнить. Ну, тот, который вёл моё дело, и узнала адреса и фамилии свидетелей… короче, все данные по ним: домашние адреса, место работы… ну, и…
Пока я говорил, Ирина, повернувшись ко мне, с любопытством, а затем уже с нескрываемым интересом, стала слушать меня. Глаза её заблестели сыщицким азартом и она, перебив меня, произнесла с придыханием - как ин-тере-сно… Ты хочешь, чтобы я всё это сделала для твоего расследования?
- Да, дорогая, - ответил я, донельзя изумлённый её догадливостью.
- Вот здорово-то, как! Лёш, а зачем менять удостоверение? Я и со своим удостоверением, гожусь для такого дела, - она, о чём-то думая, немного помолчала… - Лёша, я ему скажу, что собираюсь писать книгу… - У меня же удостоверение работника Союза писателей… Ты видел моё удостоверение, нет?
- Ты думаешь, он поверит? – с сомнением посмотрел я на Ирку.
- Ого, ещё как поверит, - и, говоря эти слова, загадочно улыбнулась.
Не долго, думая, я поднёс кулак к её хорошенькому, с четырьмя конопушками носику, - вот это видишь? - спросил я с угрозой. – Только вздумай!
- Лёшенька, дорогой, ты совсем не так меня понял… это же… это же…
- Я всё правильно понял. – Нечего другим мужикам глазки строить!
- Алексей, да ну тебя, это же для дела, - и обиженно надула губки.
Ну, разве можно было долго сердиться на неё. Конечно, нет. И я попросил у неё прощения.
Почему-то, во всех наших небольших разногласиях, всегда виновным оказывался я, и мне же приходилось просить у неё прощения. Но, я не обижался, мне это даже нравилось. Я, в качестве прощения, получал поцелуй.
Она ещё немного пообижалась, а потом, прильнув ко мне, прошептала: «Фу, противный. Ну, почему я не могу долго сердиться на тебя?» - и закончила свою речь поцелуем.
Я разомлел от ласки и совсем уж собрался быстренько закруглить наш разговор и приступить к более «приятному делу», но она не дала мне такой возможности. Затормошив меня, она произнесла - «Эй, нечего глазки прятать, ишь, замаслились… ты, ещё должен мне рассказать, как твоя фирма перешла в чужие руки… - Дорогой, вспомни, ты только сказал, что был у матери Валентины, а саму суть разговора с ней, ты мне не рассказал».
- Да, зачем это тебе надо? - удивился я странной её просьбе.
- Затем… - Если я буду знать подоплеку всей истории с твоим бизнесом, мне легче будет уяснить роль каждого свидетеля в твоём деле.
- Господи, Ирка, да я сам во всём разберусь, не заморачивайся. Ты только данные по свидетелям собери. Это же для меня такая помощь, такая помощь!
- Не расскажешь, не буду тебе помогать! – насупилась она.
Зная её строптивый характер, пришлось отложить «приятное дело» на неизвестно какой срок и выложить ей всё, что мне поведала Алина Вячеславовна, вернее, то, о чём ей перед отъездом рассказала Валентина.
А дела и впрямь стали твориться непонятные:
Когда погиб Всеволод Куприянов, а Иваницкого арестовали за убийство напарника, в фирме стали твориться странные дела, поведала мне мать Валентины. Все те связи и заказы, что они наработали своим непосильным трудом, почему-то стали рушиться. Заказчики, чуть ли не в один день прибежали в фирму расторгать, несмотря на штрафы за одностороннее расторжение, заключённые договора.
Временно исполняющая обязанности директора, технолог Рая, хваталась за голову, не зная, как удержать клиентов. Накопленный капитал вытекал как вода сквозь пальцы. Вскоре нечем стало платить зарплату сотрудникам и они, по одному, по двое, стали увольняться. Фирма разорялась не по дням, а по часам, и настал момент, когда она окончательно стала банкротом.
Вот тут-то и налетели, как стервятники, разные прохиндеи, так Валя их обозвала, и пошла драчка за обладание вашей фирмой. Буквально через неделю, каким-то странным образом драка вдруг утихла, и оставшимся сотрудникам сказали, что фирма теперь принадлежит другому хозяину, но кто он, им не сказали. А вот, исполнительным директором стал Владлен Кимович Куприянов. Естественно, он буквально за месяц всех поувольнял, объяснив свои действия «реструктуризацией производства».
Валя, как не отвечающая за производство, продержалась на своей секретарской должности дольше всех, но, в конце-концов, и её попросили освободить место. Через пару месяцев, она встретила хорошего человека и уехала на Урал.
- Вот Ира, вкратце то, о чём мне рассказала мать Валентины. Таким образом, понимаешь, я узнал о последних скорбных днях нашей с Севкой, фирмы. С копиями тех документов, что мы с тобой привезли сюда, я попытаюсь как-то встретиться с нашими бывшими заказчиками и выяснить, почему они так скоропалительно разорвали с нашей фирмой договора? – Чувствую, кто-то из акул местного бизнеса на них здорово надавил.
Видишь ли, наши клиенты не один год сотрудничали с нами и вдруг… Понимаешь, так не бывает, чтобы они в одночасье бросили нас без причины… Я найду, я докопаюсь «откуда ноги стали расти», или я не Иваницкий!
- Теперь мне всё понятно, Лёша. Кто-то очень, очень захотел завладеть вашей фирмой и пошёл даже на убийство… Ноо, мы найдём этого «Кто-то», правда, Лёша?
Повторив рассказ для Ирины, я вспомнил наших клиентов одного за другим, потом Севку, потом… мне почему-то стало уже не до «того».
- А, теперь, Ириш, давай баиньки. Как говорится: «Утро вечера мудренее». Спи моя ласточка.
За окном уже начал сереть рассвет, а я всё никак не мог уснуть. Рядом спокойно посапывала носиком Ирина и даже в сером предрассветном свете, заползшем в домик, видно было, как какие-то сны тревожили её. То она хмурила брови, а то вдруг, радостно-безмятежная улыбка ложилась на её лицо.
Я полюбовался ею, а затем, обняв и закрыв глаза, приказал себе спать. Не знаю уж, что помогло мне, но я действительно, почти мгновенно провалился в сон.

Глава восьмая
Виталий Павлович, здравствуйте! Я хотел бы у вас... кое-что узнать…
- Позвольте полюбопытствовать… Вы, кто? От какой организации? Я вас не знаю.
- Я? Я из частного детективного агентства «Салют» и помахал перед носом директора театра, отпечатанным на цветном ксероксе удостоверением (его изготовила Ирина у себя дома, а ламинирование сделала в ближайшем пункте, где производили такие операции). И, продолжил, - я хотел бы у вас получить разъяснение по поводу неожиданного разрыва ваших отношений с фирмой «Эврика»…
- Странно… столько времени прошло… а, почему вас заинтересовал этот вопрос, - насторожился директор.
- А потому, Виталий Павлович… потому, как оказывается, у Куприянова Всеволода Константиновича имеется наследник, вы же были очень хорошо знакомы с ним, не так ли? - я решил немного надавить на него, - вот он, я имею в виду наследник, и заинтересовался, почему процветающая фирма, как-то так, вдруг, в одночасье, обанкротилась. И попросил нас разобраться в этой «скоропостижной кончине».
Лоб Виталия Павловича покрылся мелкими бисеринками пота. Достав большой клетчатый платок, вытер лицо и, лишь проделав эти незамысловатые, но помогающие потянуть время и приготовить ответ, сказал: «Я снял заказ из-за нехватки финансовых средств. Понимаете, вначале нам пообещали определённые субсидии, а потом… он опять вытер лоб, а потом, отказали…»
- Ой, ли! Виталий Павлович. Я поинтересовался через компетентные органы – у вас с финансированием всё в порядке, - решил я взять его на «пушку». - И заказ вы с новым владельцем быстренько возобновили, с чего бы это, а?..
Насчёт заказа я не врал. Когда я подошёл к столу дамы-секретаря, она как раз наводя порядок в своём делопроизводстве, подшивала в папку договор, подписанный директором театра.
Директор смотрел на меня загнанным волком, и я понял, я на правильном пути, но сейчас, главное, не передавить, не заставить его очень сильно испугаться, иначе он тут же после моего ухода позвонит… а, вот кому позвонит, я не смогу узнать. Надо чуть-чуть ослабить нажим, решил я и, уже более мягко, продолжил, - так что Виталий Павлович, подумайте, чего или кого вам, собственно, опасаться?
Нуу, позвонили вам, вы же маленький человек, не правда ли? И тут же я надавил - позвонили, так?! Мне нужно было добиться от него, чтобы он хотя бы кивнул головой или ещё как-нибудь показал, что да, на него надавили. Тогда я буду знать, что это не его решение. И я, затаив дыхание, ждал.
Он не выдержал. Он кивнул головой. Теперь мне было легче, меня отпустило напряжение, в котором я находился во время этого трудного для нас обоих, разговора. Я, мягко, попросил его рассказать, как всё было: вам позвонили, или… к вам пришли, кто пришёл…
- Но, вы обещаете мне, что наш разговор останется между нами?
- Да, обещаю! – твёрдо пообещал я и посмотрел ему в глаза.
- В тот вечер я, как обычно, задержался в театре допоздна, и уже собравшись уходить, стал он рассказывать о случившемся, услышал, как в приёмной зазвонил телефон. Секретарь давно уже ушла, и мне пришлось самому поднять трубку – Виталий Павлович? – услышал я голос. Да, ответил я, и почему-то заволновался. А в трубке продолжили – Я бы настоятельно рекомендовал вам разорвать договор на пошив костюмов с «Эврикой». – Послушайте, кто это говорит? – поинтересовался я, начиная пугаться. – Какая вам разница, услышал я в ответ, допустим, ваш благожелатель… и в трубке раздался смешок.
Я пообещал подумать. – Ну, что же, подумайте, подумайте, ответили в трубке, только не затягивайте ваши раздумья. И трубку положили.
- И это всё, - разочарованно спросил я, - и больше вас никто не тревожил?
- Почему же, всё! Через три дня опять позвонили, и тот же голос спросил: «Ну, как, дорогой, надумал?»
Что-то в его голосе с чуть слышным кавказским акцентом мне показалось не так, какая-то фальшивая нотка чувствовалась в нём. Я же артист, во всяком случае, хотя и бывший артист, но могу отличить настоящий кавказский акцент от искусственного.
- И, что, это был настоящий кавказец? Вы, всё-таки определили?
- Нет, это была грубая подделка под кавказский говор, и меня этот голос ещё больше напугал…
- Что же вы ответили этому, настырному «не кавказцу»?
- Он почти не дал мне времени на обдумывание ответа. – У вас прекрасная дочь и, она замечательная актриса, сказал он - я её видел, когда она выходила из театра, и даже познакомился с ней… Прекрасная девушка…
…Я, я очень испугался за дочь. - Не смейте! – закричал я в трубку, а он только усмехнулся. - «Всё зависит от тебя дорогой. Ну, как, надумал?»
А куда, спрашивается, мне было деваться, ведь угрожали жизни не кому-нибудь, а моей дочери… моей любимой дочери. Она подаёт большие надежды и, надеюсь, скоро станет «Примой».
Я спросил у него - как я объясню в Министерстве культуры и в бухгалтерии о выставленном штрафе за односторонний разрыв выгодного договора? Понимаете, поднял глаза директор на меня, я уже был уничтожен, и осталось сделать один, последний шаг. Ради дочери я его сделал, я согласился.
- Маладэц! – сказал голос в трубке. Штрафа не будет, это я твёрдо могу обещать, но ты должен будешь заключить договор с другой фирмой, - продолжили на другом конце провода.
- С какой, другой фирмой? – испугался я. Я не понимаю… Я, я думал...
- Нэ пэрэживай, дарагой, я тебе ещё пазваню. Сделаешь так, как нужно, и мы с тобой станем друзьями, генацвале. И, опять, не дав мне сказать что-нибудь в ответ, отключились.
- Надеюсь, это всё? Или… меня ожидают ещё какие-нибудь… сюрпизы?
…Месяц спустя, мне позвонил тот же человек, я узнал его голос и сказал, чтобы я заключил договор с фирмой «Амплитуда». Когда я поинтересовался, где эта фирма находится, он засмеялся и, так это, знаете, с лёгкой издёвкой в голосе, спросил - «Шутишь дарагой?» Я, что-то промычал в ответ, а он строго - «В том же офисе, что и с Богом почившая, «Эврика», понял?»
- И, вы с ним никогда не встречались? Ни разу? Так-таки, ни разу?
Виталий Павлович скорбно улыбнулся и развёл руки - представляете, никогда.
- А, как же договор, вы же приезжали в офис и подписывали договор?
- Подписывал. На нём уже была подпись директора фирмы и все печати.
- И вас это не насторожило? Вы же, согласно тому же договору, должны были перечислить на их счёт деньги… и не малые, между прочим?
- Я знаю, - опустив голову, произнёс он, - но жизнь моей дочери дороже денег!
- А, вы... не пробовали сообщить в полицию, или… в ФСБ?
- Что вы, что вы! - испуганно замахал он руками, - как можно? Он меня специально предупредил, чтобы я никому, понимаете, никому… иначе…
Он тяжело вздохнул, а затем грустно произнёс - Устал я от всех этих тайн. Хоть в петлю лезь. Каждый день думаю о своём предательстве, а толку?
– Так, всё-таки, костюмы они вам, как обещали, шьют или нет?
- Шьют. Мои, все уже ходили на примерку. Ателье и мастерские ведь остались прежние и мастера мне знакомы, не один год я с ними дела имею.
- Даа, мастера у нас классные, - непроизвольно выскочило у меня.
Чёрт! Надо же, не выдержал, проговорился, испуганно прикрыл я рот рукой. Искоса посмотрел на Виталия Павловича, не заметил ли он моей оговорки. Нет, кажется, не заметил. Он весь в своих заботах, успокоился я.
Директор сидел, пригорюнившись, вертел в пальцах карандаш. Видно было, здорово переживал и своё отступничество от прежних друзей и, особенно, за жизнь и благополучие своей дочери. Затем, поднял на меня умоляющий взгляд и робко спросил: «Так вы никому не расскажете? Я вас прошу…»
- Я же дал слово. В нашем агентстве хранение тайн клиентов обязательно!
- Спасибо! Вот, выговорился немного и на душе полегче стало.
- Скажите, - запоздало поинтересовался я, - а, вы, фамилию директора запомнили? Ну, того, который подписал ваш договор?
- Да. Договор подписал исполнительный директор, Куприянов В.К.
Больше мне узнавать было нечего. Я всё понял. Наш разговор сам собою иссяк и я, попрощавшись с директором театра, направился к выходу из кабинета.
Я уже был почти у двери, когда сзади донеслось - А, я Вас, Алексей Игоревич, сразу узнал.
Я так и застыл с протянутой к дверной ручке рукой и, какое-то мгновение, даже не мог пошевелиться.
Вот те раз, замелькали мысли у меня в голове, я весь оброс бородой, похудел и считал, что стал неузнаваем, а оказывается… первый же мой выход в качестве детектива, никого не ввёл в заблуждение. Меня сразу узнали. Что делать? Не признаваться? Тогда он может чёрт знает, что подумать обо мне, и я решил открыться, зачем я здесь. Только поостерёгся говорить ему о своём побеге из мест заключения, и что живу у Ирины.
Вернувшись назад, к столу, я кратко, очень кратко, рассказал придуманную на ходу историю своей жизни за эти несколько месяцев и сказал, что хочу найти убийцу Всеволода Куприянова. Поэтому я и придумал роль детектива частного агентства. И тоже попросил его, никому обо мне не рассказывать, вообще забыть обо мне.
- Если хотите знать, Алексей Игоревич, так я с самого начала не верил, что это вы убили своего друга, Всеволода. Ну, не мог, я так и сказал своей жене, не мог, такой приличный молодой человек убить своего совладельца и, представляете, жена думает то же самое. Затем, задумчиво покачивая головой, немного помолчал, а потом добавил, - Алексей, если что понадобится, не стесняйтесь, обращайтесь. Если вам нужны деньги, он полез в карман - вот, возьмите…
- Спасибо, Виталий Павлович, пока не надо, как только возникнет необходимость, я к вам первому обращусь. Надеюсь, вы мне не откажете.
Связанные взаимной тайной, мы, пообещав, поддерживать друг друга, крепко пожали руки, и я опять направился к двери. На этот раз меня никто не окликнул.
Мы распрощались, не знаю, надолго ли. Мне было искренне жаль этого, в общем-то, порядочного человека, человека попавшего в беду не по своей воле, а по прихоти более сильных и беспощадных в достижении своих целей, людей.
На сегодняшний день, наверное, хватит, решил я. Слишком уж много негативного я узнал от Виталия Павловича, но почти ни на йоту не продвинулся вперёд. Я пока не смог узнать, кто же за всем этим стоит: Кавказско-чеченская мафия? Пожалуй, нет. Да, и директор театра это отрицает. А я ему верю, он опытный человек… так, кто же? Не Владлен же Кимович, хотя… - Нет, и ещё раз нет! На договоре, со слов Виктора Павловича, он значится как исполнительный директор, значит, значит, есть кто-то выше его, и этот «Кто-то» всё организовал, и этому человеку подчиняется исполнительный директор. Эх, была бы машина! – ещё раз пожалел я об её отсутствии.

* * *
Уже подходя к двери дома, я неожиданно увидел, как за стеклом кухни мелькнула чья-то тень. Вначале я удивился, а потом, липкий страх пополз по моему телу. Кто это может быть? Полиция… или убийца? Полиция пришла за мной, чтобы вновь посадить меня, или… убийца, подосланный тем, кого я ищу… Что делать? Уйти, пока меня не увидели… аа-а, как же Ирина, она должна вот-вот вернуться с работы…?
Честно говоря, я растерялся и не знал, что мне делать. Мои ноги не могли сдвинуться с места и сделать шаг, ни к двери, ни от неё. Я так бы и стоял, застыв соляным столбом, если бы дверь со скрипом не отворилась и на крыльцо не вышла… Ирка.
- Ты, чего стоишь, в дом не заходишь, я тебя давно в окно увидела. Жду, жду, а ты всё не входишь, - затараторила она. Я уж и ужин приготовила, тебя дожидаючись. Вкуснятина, пальчики оближешь! – Лёш, ты почему бледный такой, случилось что? Давай, заходи быстрее, нечего дом выстуживать.
- Нет, ничего не случилось... вроде бы… – Аа-а, где твоя машина?
Я не узнал свой хриплый, задавленный голос. Неужели это мой голос? – усомнился я.
- Машина?.. – её брови поползли вверх. – Так, я её на станции техобслуживания оставила, пусть посмотрят. Нам ведь много ездить придётся, да?
Наконец у меня в организме всё стало на место, и я смог пошевелиться. Я и не заметил, как Иринка, радостно улыбаясь, повисла у меня на шее, чмокнула в щёку и, задрыгав ногами, вновь защебетала:
- Лёшенька, а я с завтрашнего дня в отпуске, представляешь, шеф кое-как отпустил. Знаешь, сколько усилий я приложила, пока его смогла уговорить. Мы с тобой, Лёшенька, целый месяц будем вместе, ни на минуту расставаться не будем, вот хорошо-то как, правда...
Наконец она обратила внимание на моё состояние.
…Лёша, да с тобой всё ли в порядке? – Я говорю, говорю, а ты всё молчишь…
- Ириш, ты можешь отпустить меня, а то совсем скоро задушишь. Как тут не побледнеть? – решил отшутиться я. Машина долго на СТО будет?
- Ой, прости. Это я от радости. – Пойдём скорее в дом, я тебя, миленький мой, и накормлю вкусненьким, и напою сладеньким и на десерт кое-что дам, - и при этом лукаво улыбнулась, - а, машина… машину завтра заберу.
- Ну, если с десертом, тогда конечно. Как тут устоять, - подыграл я ей, почти придя в себя. А, услышав, что машина на СТО, совсем успокоился.
После ужина мы расположились в другой комнате в мягких креслах и, попивая из бокалов прохладное вино, начали делиться событиями прошедшего дня. Я ещё раз прослушал Иринкин рассказ, как она уламывала шефа отпустить её в отпуск, а я рассказал ей о своей встрече с Виталием Павловичем и, как он узнал меня, а под конец рассказа попросил её свозить меня на встречу с полковником, начальником учреждения ОВ-156/7, тоже нашим постоянным клиентом.
- А, зачем тебе полковник, ты что, и с тюрьмой дела имел…
- Киска, мы дела имели не с тюрьмой, а с начальником учреждения. Мы для них шили рабочую одежду, такую же, какая на мне была при нашей встрече.
- Ааа, понятно. – Лёша, подожди, - спохватилась она, - а, как же ты с ним будешь встречаться… - Вдруг он тебя тоже узнает? Что тогда?
- Меня он не узнает. С ним дела имел Севка, а меня, если он и видел два-три раза, то мельком. Так, что, думаю, он меня, вряд ли запомнил.
- Боюсь я за тебя Лёша. Ты же мой самый-самый дорогой человек… Самее и нет у меня никого на свете! – глаза Ирины повлажнели от подступивших слёз.
- Не боись, Иришка – «Живы будем, не помрём!»

* * *
На следующий день Ира, на электричке, уехала на станцию технического обслуживания за машиной, а я решил немного поваляться в постели. Утро было прекрасное. Сквозь чуть подмёрзшие стёкла окна ярко светило солнце и тёплым, жёлтым пятном лежало на одеяле Я, от нечего делать, стал наблюдать, как оно перемещается. Вначале оно, как рыжая кошечка, лежало на одеяле спокойно, затем, медленно передвигаясь, сползло на пол, проползло по цветному, самодельному половику, освещая его узор, затем подползло к окну…
Я бы, наверное, ещё долго лежал и наблюдал за его перемещением, если бы не раздался голос вошедшей в дом, Ирины.
- Ты ещё валяешься, лежебока? – А ну, вставай! Быстро умывайся, брейся, завтракай и поедем.
В трусах и майке, я заглянул на кухню: «Бриться обязательно?» – серьёзным тоном спросил я, и погладил свою пышную бороду.
Ирка посмотрела на меня, прыснула в кулачок - Ладно уж, не брейся, тебе даже идёт - милостиво разрешила она. Ты с бородой больше похож… на соловья-разбойника из дремучего леса.
- Я, на разбойника? – А не ты ли, вот, совсем недавно, говорила, что я похож на художника или артиста, и что тебе приятно щекотание моей бороды?
- Говорила-говорила. Но, то было неделю назад, тогда борода у тебя была… нуу, как-бы тебе сказать… в художественном беспорядке и для меня в новинку, а сейчас…, а сейчас, она у тебя торчит во все стороны, взъерошена как у разбойника с большой дороги. Она у тебя, как у Карабаса-Барабаса, только - покороче. Вот!
– Ну, спасибо, ну, обрадовала. А я-то думал до конца жизни не бриться…
- Если через час, мы не будем на пути к учреждению - ОВ дробь… или, как там дальше? - то, Алексей Игоревич, - построжела Ирка, я ещё не так Вас «обрадую».
Не через час, а через сорок пять минут, мы мчались на встречу с полковником. Я не предупредил его о своём желании встретиться с ним, не предупредил, что приеду сегодня, и надеялся только на удачу, надеялся, что мне повезёт. Надеялся, что он никуда не смотается по своим делам, а будет сидеть в своём кабинете и, вот тут-то, я его и возьму тёпленьким за жабры... Ох, и размечтался же я под монотонный шум мотора, сидя в тепле салона рядом с Иркой.

* * *
Мне, как я и надеялся, повезло. Полковник был на месте и, когда секретарь, очень миловидная и стройная как тополь, женщина, пригласила войти к нему я, войдя в кабинет, был ослеплён исходившим от него золотым блеском. Блестело всё: погоны, пуговицы на кителе, колодка с орденами и медалями, его лысина и даже заколка галстука ослепляла мой взор. Я собрался было совсем уж растеряться, но подумав мгновение, решил не делать этого.
Полковник же, мельком взглянув на моё удостоверение, пророкотал басом - Слушаю вас, и, сделав перерыв в речи, внимательно посмотрел на меня… Ээ-э…
Можно подумать, что это не он, мгновение назад держал моё удостоверение в руках.
Я решил ему помочь - повторил данные из удостоверения - где и кем я работаю, а также полностью фамилию, имя и отчество и добавил год своего рождения. Только я собрался было ещё выложить ему день и месяц своего рождения, а также женат я или холост, как он слегка поморщился, поняв, что своим «Ээ-э» слегка переборщил, приглашающе указав на стул, попросил меня присесть. Затем, не дождавшись, когда я воспользуюсь его милостью, поинтересовался - Так что понадобилось от меня детективному агентству, он вновь открыл моё поддельное удостоверение, «Сокол»…
Я его поправил - простите, господин полковник, у нас частное детективное агентство «Салют», а не «Сокол».
- Так, что понадобилось частному сыщику и он презрительно, словно моя профессия чем-то оскорбляет его, окинул меня взглядом, нужно от меня?
- Я, по просьбе родственников погибшего Куприянова, бывшего совладельца фирмы «Эврика» хотел бы уточнить, почему вы разорвали договор с фирмой, ведь у вас были хорошие деловые, ии-и… я бы даже сказал, почти дружеские, отношения.
- Какое дело родственникам до моих дел с этой фирмой? - грубо спросил полковник.
- Видите ли, через месяц после банкротства этой фирмы, вы заключили договор с фирмой «Амплитуда», то есть с той же фирмой, только поменявшей название и хозяина. Родственники, естественно, заподозрили в ваших действиях…
- Это не твоё дело, грязная ищейка! – заорал он. - Убирайся! – лицо полковника побагровело.
Я быстро понял - его тоже шантажировали, вот только чем, он же военный.
- Вас шантажировали? – попытался я подтвердить свою догадку.
- Я сказал, убирайся!!! – взревел полковник, окончательно став похожим на свеклу.
- Я всё равно докопаюсь до истины, - пообещал я ему и, не прощаясь, пошёл к дверям.
- Убирайся, грязная ищейка!!! – заорал он на весь кабинет. - Ублюдок!!!
Тут же дверь в его кабинет отворилась и, оттолкнув меня, быстро вошла его секретарь. Она в руках держала стакан с какой-то жидкостью и, подав ему, слегка погладила полковника по голове: «Успокойся Миша, успокойся. Вот, выпей карвалол, у тебя же сердце больное, тебе нельзя волноваться».
И, тут, облом, расстроился я, идя к машине с сидящей за рулём, нахохлившейся Ириной. Но, «Вы правильной дорогой идёте товарищ!», почти словами Великого ниспровергателя царизма, В.И. Ленина, успокоил я себя. Здесь тоже кроется шантаж, но чем можно шантажировать бравого полковника, вот вопрос, который мне необходимо разгадать и, по возможности, чем скорее, тем лучше.
Уже сидя в машине, я под шуршание колёс по асфальту, старался понять, что же такого можно было накопать из жизни блестящего, как начищенный тульский самовар, полковника, чтобы заставить его подчиниться и… - Стоп! Я, кажется, догадался. Перед глазами тридцать пятым кадром мелькнула сцена – секретарша подаёт полковнику лекарство и нежно, с любовью, гладит его по голове…
Кажется, я нашёл причину шантажа! - заорал я.
Ирка, испуганно посмотрев на меня, от неожиданности вильнула рулём. Послушная машина тоже вильнула, и направилась на встречную полосу движения. Но Ирка, такая умница, вовремя отреагировала рулём. На наше великое счастье, мы не столкнулись, с идущим по встречной полосе гружёным КАМАЗом, и благополучно пролетели мимо.
- Ты, не мог бы потише орать! – зашипела на меня побледневшая Ирка. Тоже, мне - Николай Басков, мать твою! Я, из-за твоего вопля, чуть во встречный КАМАЗ не врезалась!
- Прости меня, Ириш, - виновато проговорил я, и сам напуганный до смерти.
Когда мы приехали домой, я рассказал ей о своей догадке и спросил, что она думает по этому поводу? Может, какая умная мысль появилась?
- Ты лучше ответь, что нам даёт твоё «Великое» открытие, из-за которого из нас чуть не получилась отбивная котлета с твоими яйцами в придачу? – всё ещё сердясь, спросила она. Ну, узнаем мы точно, что он и секретарша любовники, дальше-то что? Он тебе точно так же, как директор театра, ответит, что ему позвонил по телефону неизвестный человек с кавказским акцентом, а ещё добавит, что ему по почте пришли фотографии, где они засняты в номере гостиницы за совершением полового акта… а, кто звонил? Откуда ему знать!
Я и сам прекрасно это понимал, но когда твои мысли озвучивает другой человек, ты слышишь их как-бы со стороны, то они начинают казаться более весомыми, более аргументированными что ли, во всяком случае, мне так показалось.
- Даа… пожалуй ты права, - я поскрёб всей пятернёй свой, такой умный, как однажды высказалась Ирка, лоб. – Ты права, - со вздохом повторил я.
Но, я не хотел просто так сдаваться на милость победителя, то бишь, на Иркину милость, и тут же предложил другой мой запасный план.
- Ирусь, помнишь, я тебе предлагал встретиться со следователем Кондратьевым, так вот, я подумал, быть может, ты… ну, помнишь, я предлагал…
- Не парься, Лёшенька, я уже договорилась о встрече с Кондратьевым.
От удивления мой рот пополз сначала в стороны, потом перестроился во что-то похожее на букву «О», и в таком положении оставался некоторое время.
- Это, когда же ты успела. Ай, да, молодец! - Ирка, ты прелесть!
- Я знаю. У меня же, Лёшенька, как у всех нормальных людей, есть и телефонный аппарат и справочная книга… - Поделиться опытом, как ими пользоваться?
Я догадался, почему она так мне ответила. Ирку, от ещё не прошедшего страха и злости на меня, понесло в разгон и лучше с ней сейчас не связываться. Пусть успокоится. Как успокоить её я моментально придумал, не напрасно же я имею такую умную голову… - Во всяком случае, в порыве нежности она иногда так говорит.
- Ириш, что-то я проголодался. Давай пообедаем. Ты сиди, сиди, я сам подам на стол. Тебе как, погуще суп наливать или… может, пожиже. Ты хлеб бери…
Пока мы обедали, я травил анекдот про попа, которого обманул Нестерко – герой белорусского фольклора и моя Иринка стала оттаивать, вначале начали кривиться её губы, а потом, не сдержавшись, она, выронив ложку из руки, засмеялась, а перестав смеяться, сказала - Лёшка, отстань со своими анекдотами, - дай человеку спокойно поесть!
Я был доволен результатом своих не напрасных усилий. Иришку окончательно покинула злость на моё несвоевременное открытие причины шантажа полковника. И, я с чистой совестью приступил ко второму блюду.
… Конечно, второй вариант нужно отрабатывать обязательно, пережёвывая кусочек мяса, думал я. Я на него больше всего имел надежд, но и первый бросать было нельзя. Стопроцентной уверенности в том, что полковник не знает шантажиста, или шантажистов, у меня не было, и я должен продолжить начатое. Как говорится - «А, вдруг?» Вдруг мне повезёт!
Конечно, полностью надеяться на «Вдруг, повезёт», или «Авось повезёт», надежды мизерные, но… всякое в жизни бывает. Какая-нибудь ниточка, какая-нибудь зацепочка или только намёк на них и, пожалуйста, можно постепенно, аккуратненько весь клубочек и размотать.
Я, думаю, полковник будет беспардонно врать, и чем я его прижму? Он не директор театра, он вояка, он скажет «Нет!», как отрежет, и всё - моя карта бита. Вот тут-то и может пригодиться эта ниточка-зацепочка. Поэтому, кровь из носа, а я продолжу наблюдение за ним. И, уж, коль придётся для пользы дела, то и на шантаж пойду. За убийство моего друга я должен наказать виновного! Так я решил!
Я не мог взять Иринину машину, а тем более свою. У меня не только удостоверения водителя не было, но не было даже маломальской справки, удостоверяющей мою обросшую густым волосом личность, моё законное присутствие на Земле. Стоит первому же ГИБДДешнику или патрульному полицейскому остановить меня, и всей моей свободе придёт конец. Поэтому, я остался дома, как сказала Ирина – вместо хозяйки. Меня такое положение мало устраивало, но приходилось смириться – я был безлошадным, а следить за кем-то на такси, так на эту затею никаких денег не хватит.
Вот я и сидел дома, никуда не выходил, читал книгу про Эркюля Пуаро и представлял, чтобы я сделал, если бы был на его месте. Но, так, как я был не там и не с ним, то почитав немного и посмотрев новости по телевизору, спокойно задремал.
...«И снился мне не рокот космодрома,
не эта голубая синева, а снилась мне трава у дома,
зелёная, зелёная трава».
Ничего подобного! Снилась мне не трава у дома, и не голубая синева, а снился мне домик в лесу, где я провёл незабываемые по своей сложности, десять, а может быть чуть больше, дней. И, где я, неожиданно заболев, чуть не умер. Снились, снизу доверху засыпанные снегом деревья и мой первый заяц. Он и сейчас, казалось, насмехался надо мной, сидя на задних лапках и сторожко поводя ушами. А, потом, мне приснился лагерь и Захарыч, с его добрыми глазами и хитроватой улыбкой на лице. Затем, приснились мне: не лёгкая жизнь в качестве заключённого №***, и поезд приснился мне, который увозил меня куда-то из Москвы.

Глава девятая
Нас, десять человек, после длительных стоянок и остановок поезда возле каждого телеграфного столба, привезли в арестантском вагоне, под конвоем нескольких молодых солдат, возглавляемых прапорщиком, и выгрузили на небольшой станции с красивым, наверное, старинным названием - Юрюзань. Как только я увидел эти буквы на фронтоне станционного здания, в голове у меня, казалось, щёлкнул включатель и я вспомнил: в детстве, если я не ошибаюсь, у нас стоял на кухне холодильник с таким же названием - «Юрюзань».
Во-о-т-т, ку-да… судьба-судьбинушка забросила меня сиротинушку! - ахнул я. Так это же, где-то на Урале…
Я же ещё со школьной скамьи мечтал Уральские горы посмотреть, проплыть на плоту по реке Урал, побывать в тех местах, где воевал легендарный Чапаев Василий Иванович со своим верным Петькой и Анкой-пулемётчицей. Побывать на месте его гибели и вот, пожалуйста, судьба предоставила мне такую возможность совершенно бесплатно и даже с охраной, как VIP персоне, правда – «не по моей воле».
Конечно, Юрюзань была далековато от места гибели Чапаева, но все же, и не так уж, чтобы очень. Затем, нас затолкали в крытый грузовик и повезли, а куда?
Часа через три мы оказались у ворот. Внутри, за оградой, стояло два двухэтажных здания и три здания барачного типа. В один из бараков и отвели меня, предоставив в моё личное распоряжение место на втором этаже двухъярусной кровати (шконку, что ли?) и чуть живую, тумбочку.
Я, за шесть месяцев, нет, за семь месяцев, это если учитывать сидение за решёткой в Москве, так и не научился, тюремному сленгу. Трудно мне было первое время. Уже в первый мой день пребывания в зоне я услышал, как кто-то сказал - смотри, какая цыпочка у нас появилась…, повеселимся!
Хорошо, что мне досталось место над койкой Захарыча (чуть позже я с ним познакомился). Это меня и спасло от крупных неприятностей.
Захарыч не был вором в Законе, но его, хотя и не боялись, но уважали. Несколько раз я видел, как сам «Пахан» приходил к нему и о чём-то разговаривал. Так вот, он стал моей защитой и «Отцом родным» в этой юдоли скорби и стенаний. Ну, куда мне было тягаться с моими недоразвитыми мускулишками против накачанных бицепсов матёрых, прошедших огонь, воду и медные трубы, уголовников. За мной закрепилась кличка – сраный интеллигент. Месяца через три-четыре, правда, осталась только вторая половина – интеллигент. Так я с ней и проходил до своего побега из лагеря.
Вначале, я работал на лесопилке - с моими-то силёнками и прошлой, столичной жизнью! Перелопатив кучу брёвен, я еле доползал до кровати. У меня постоянно всё болело. А однажды, я умудрился опустить себе на ногу бревно. Боль адская!
Я уже тогда догадался, что оно не само скатилось на мою ногу, скорее всего, ему помогли. После этого случая, Захарыч долго смотрел на меня, жевал губами, выкурил пару сигарет, а выкурив, поднялся и ушёл куда-то. Его долго не было, а вернувшись, сказал: «Всё сынок, ты будешь работать со мной, под моей опекой» - и взял меня к себе, напарником. С ним мне было намного легче…
Мой нос, даже во сне, унюхал запах пищи и я проснулся. Оказывается, Ирина уже минут двадцать, как пришла, и потихоньку двигаясь по дому в домашних мягких тапочках (они у неё такие смешные - впереди они украшены забавными мышиными мордочками), готовила ужин. Первое, что я спросил - ну, как, получилось?
- За ужином расскажу, — пообещала она.

* * *
Она встретилась с Кондратьевым, и он ей поверил, не сразу, конечно, но поверил. Попросив подождать полчаса, у него был посетитель, Кондратьев отвёл её в архив к женщине в полицейской форме с тремя маленькими звёздочками на погонах…
- Алексей, какое у неё звание? - прервав повествование, посмотрела на меня Ирина.
- Ты, говоришь, три маленькие звёздочки?
- Да, посредине погона одна полоска и три звёздочки…
- Звёздочки расположены на одной линии?
- Нет, две по бокам, а одна, чуть впереди и посредине.
- Вроде, так не бывает , - почесал я в затылке, - может две впереди и одна посередине после них?
- А, я что говорю?
- Тогда... тогда она – старший лейтенант.
- Ааа… - Так вот… Я ей тоже наговорила, что пишу книгу, детектив, и мне нужен материал, то есть какой-нибудь, очень уж неординарный случай, а ещё я похвалила её причёску и губную помаду, и попросила подсказать, где я могу купить такую же. В общем, мы нашли общий язык, и она притащила мне кучу старых дел. Я целый день просматривала их - слушай Лёша, если там засесть и выбрать какое-нибудь преступление, то вполне можно написать детектив… Детектив года!
- Ну, да?
- Да. Вот закончим твоё дело, я сяду и всё-всё опишу. Получится неплохой детектив. А называться он будет… - Называться он будет – «Дело Иваницкого». Вот!
Я невежливо посмеялся над её невыполнимыми мечтами.
Она надулась, как мышь на крупу, но быстро «отошла», всё ещё захваченная впечатлениями дня и, по-моему, дурацкой идет написать детектив.
- Нечего смеяться. Вот, потом, посмотришь. - Представляешь: на прилавках книжных магазинов, в красочной обложке лежит мой детектив, а люди спрашивают у продавца - «Кто это написал такое замечательное произведение?» А она, отвечает - «Это наш молодой, но очень популярный писатель – Ирина Анатольевна Евлахова…» Ну, как, чувствуешь, как моя фамилия звучит?
- Девочка, спустись на землю. Ты ещё ничего не написала, а уже… - Давай сначала накажем убийцу, а потом уж будем мечтать о писательской карьере и славе…
- Какой Вы приземлённый человек, господин Иваницкий... Не-ет, с вами в космос не слетаешь и на других звёздах и планетах не побываешь…
- Связалась со мной, так смотри, чтобы в могиле не побывать. Дело-то мы с тобой затеяли нешуточное, - постарался урезонить я размечтавшуюся подругу. - Смерть вокруг нас, так и вьётся, так и вьётся… чёрным вороном…
- Тьфу, на тебя, придурок! Разве можно на ночь, глядя, о таких страстях говорить, всё настроение испортил. - Не буду рассказывать, как дальше всё было.
- Да, ладно, не обижайся… это у меня юмор такой.
- Чёрный у Вас юмор, Алексей Игоревич.
Но всё же она продолжила рассказывать.
Из её, не совсем последовательного рассказа, выходило, она не нашла в куче перелопаченных ею дел, то что нам необходимо и, она договорилась со старшим лейтенантом, что завтра тоже придёт. А, чтобы аргументировать своё желание прийти, ещё раз, сказала ей - «Потому что, все дела, которые я просмотрела, не очень интересны и вряд ли заинтересуют читателя, набившего оскомину от засилья мужских и женских детективов на прилавках наших, и не только, магазинов».
- Здорово ты высказалась, - похвалил я Иринку, - но ты сильно не увлекайся, дни то идут.
- Я знаю. Я уже приметила, где наша дорогая папочка лежит. Завтра я постараюсь всё из неё выудить.
- Будь осторожна, смотри не попадись.
- А, знаешь, - у Ирки, вдруг появился озорной чёртик в глазах, - мне, кажется, твой Кондратьев, не равнодушен к… да что там, не равнодушен, он по уши втрескался в старшего лейтенанта…
- Во-первых, Кондратьев не мой, а во-вторых, тебе-то какое дело до их любви. Тебе, что, своей не хватает? – Или ты, наоборот, на него «запала»?
- Хватает, хватает! - заулыбалась она, - но, всё же…, как ин-те-рес-но.
- Да будет тебе, Ирка! Хочешь, я тебя поцелую?
- Не-а, я дождусь ночи, тогда и будем целоваться, до упаду…
- Ох, Ирка, Ирка. Чертёнок ты мой ненаглядный…
- Правда?
- Правда.
- Правда, правда?
- Правда, правда.
- Лёшенька, золотой мой, да, за такие слова... Лёшенька, дай я тебя сама поцелую.
- Ты же говорила, что будешь до вечера ждать?
- Миленький, я же жен-щи-на, а у какой женщины, слова согласуются с делом? – Ты же знаешь, дорогой, у женщины, во всяком случае, такой как я, семь пятниц на неделе... Но, всё равно, я умная, практичная, хитрая, ласковая… Правда, милый?

* * *
На следующий день, ближе к вечеру, Иринка не вошла, а влетела в кухню, как вихрь. Я даже не ожидал выражения такой радости от простого посещения райотдела полиции. Оттуда, как правило, выходят, пригорюнившись, а то и со слезами на глазах, а она… - На её лице прямо таки выпирали: гордость, любование собой и радость, что-ли.
- Я сделала это!!! - закричала она с порога, - сделала!!! Гордитесь мной, Алексей Игоревич!
Я встал ей навстречу и, улыбаясь, похвалил - Вы, Миледи, прямо гений тайных операций и я горжусь вашим подвигом на благо своего возлюбленного.
- Да, мой возлюбленный, - приняла она игру, - вы даже представить себе не можете, сколько жутких минут я подвергалась опасности быть разоблачённой! – Посмотрите на меня, я полностью без сил и сейчас упаду в обморок… - и она, для достоверности картины, прошла в комнату и завалилась на диван. – Посмотрите дорогой милорд, сколько седых волос появилось у меня в причёске!
Я добросовестно наклонился над ней и прошептал: «О, боже! Миледи, да у вас, аж пять седых волосин на голове и все на видном месте!».
Ирка, с воплем – «Где? Где?» – соскочила с дивана, кинулась к зеркалу и принялась всматриваться в свои волосы. Не найдя седых волос в причёске, она повернулась ко мне и с грозным видом, сказала: «Алексей, нехорошо так шутить надо мной! У меня чуть сердце не остановилось от твоих слов!»
Состроив виноватое лицо, я опустил взгляд долу и с покорным видом, произнёс - виноват-с, миледи, позвольте ваши шляпу и пальто-с, а потом добавил - Ирка, хватит придуриваться, давай рассказывай, я от любопытства умираю.
- Так вот, - примостившись на стул и приняв серьёзный вид, начала она - нет, подожди, я хоть пальто сниму - и пошла к вешалке.
Я провожал её взглядом и от нетерпения постукивал пальцами по столу.
...Так вот, водрузив пальто на вешалку и сев ко мне на колени, Ирка продолжила: потихоньку, когда старший лейтенант отвлеклась, кстати, у неё красивое имя – Лена, я вытащила нашу папочку и засунула её между остальных…
- И это ты считаешь подвигом?
- Конечно, - искренне удивилась она моему недопониманию совершённого ею поступка, - ты не перебивай, дай мне ещё раз пережить свой страх, и насладиться моим героическим подвигом! – Даа… что я только в том архиве не пережила… - У меня даже коленки дрожали, когда я на глазах у Елены списывала адреса и фамилии свидетелей… Я такого страху натерпелась, когда она как-то подозрительно посмотрела на меня. Ну, думаю, всё, сейчас она возьмёт мой блокнот, увидит мои записи и поведёт меня в камеру, за решётку…
Я обнял Иринку и прижал к себе:
- Успокойся, всё уже позади. Ты у меня такой молодец и… такая храбрая. – Я бы не смог так, как ты, на глазах у полицейского работника переписать данные.
- Правда? - Ирка с сомнением посмотрела на меня.
В её глазах читалось недоверие к моим словам, и огромное желание, чтобы мои слова оказались правдой.
- Конечно, правда. Я горжусь тобой, радость моя!
Ирка, наверное, от гордости за себя, а скорее всего, от моих слов, спрятав лицо на моём плече, даже всхлипнула, а может быть, засмеялась. Я так и не понял, потому что, когда она подняла голову, глаза её сияли, а на щеках горел румянец.
Какой же ты ещё ребёнок, с нежностью подумал я о своей девочке.
Устроившись за столом, мы принялись обсуждать дальнейшие свои действия.
Ирина предлагала сразу же, то есть с утра, направиться на поиски свидетелей, а я был против этого. Я доказывал ей, что нужно отработать до конца нашу первую версию, то есть, продолжить слежку за полковником. Мы на это дело затратим максимум неделю, сказал я, зато будем точно знать, связан он с шантажистом или нет. А вдруг нам повезёт? Возьмёт он, к примеру, и запросит встречи с шантажистом…
- С чего бы это ему просить встречи? – резонно возразила она.
- А, с того, что мой визит мог его напугать.
- Извини, дорогой, поезд уже ушёл. Мы у него были когда? Позавчера. За это время он вполне мог уже двадцать раз встретиться и обо всём договориться… - и она, с видом победителя, посмотрела на меня.
Выражение её лица, казалось, говорило - ну, что, съел?
Я почесал свой «умный» лоб. – Чёрт! Может права Иринка, действительно, он уже двадцать раз мог встретиться с кем угодно… - Что же тогда делать? Приниматься за свидетелей, как предлагает она?
Господи, как плохо без машины – в который раз посетовал я. Был бы у меня автомобиль, мы бы с Иркой два дела сразу бы делали. Я бы попросил её последить за полковником (женщины обожают это дело – слежку, а если ещё и с фо-то-ап-па-ра-том…), а сам бы занялся свидетелями. Ирка, конечно, умная девочка, но с «допросом» свидетелей не справилась бы. Этим серьёзным делом надо заниматься мужчине…
Ирка выжидательно смотрела на меня, ждала, какое решение я приму. А, я, всё ещё не мог ни на что решиться. Хотелось и того и другого, сразу. Добро настоящему детективному агентству, у них куча сотрудников, посылай на любое задание, и транспортом, вероятно, они снабжены лучше, чем мы с Иркой, с завистью думал я. … а, может, всё-таки воспользоваться своей машиной?..
- Ир, может мне, всё-таки, взять свою машину? - озвучил я свою тайную мысль.
- Лёшка, ты совсем, того… сбрендил! Какая машина? – Да тебя же на первом перекрёстке повяжут!
Я воззрился на свою подругу. Удивлению моему не было предела. Моя Ирка начала говорить на уголовном сленге? Уму непостижимо… Ааа…, это она в полиции нахваталась таких слов, догадался я, и успокоился. Они здорово владеют этим сленгом, профессия заставляет. Не приглашать же на каждый допрос арестованного, переводчика. Себе дороже.
Окончательно успокоившись по поводу новых слов в Иркином лексиконе, я вновь задумался.
Как же нам поступить? – терзался я неопределённостью. По всем параметрам, как не крути, получалось – нужно соглашаться с Иришкиным предложением, другого выхода не было. И тут, я заволновался. Ни у меня, ни у неё совершенно не было опыта в таких делах. Ну, читали мы детективы, ну, смотрели кинофильмы, в них очень даже ловко сыщики распутывают дела и проводят допросы с пристрастием… а, правда ли это?
А, в нашем случае? Заявишься, например, к человеку и начнёшь задавать разные там, вопросы. А он «Не долго, сумняшеся» возьмёт тебя за шкирку, как паршивого котёнка… ну, допустим, не возьмёт, а просто скажет: «Шли бы вы куда подальше, дорогие господа-товарищи» и, что, в драку с ним полезешь?.. Вот, то-то и оно...
Ирка не выдержала моих долгих раздумий и, прервав мои мысли, поинтересовалась:
- Лёшка, ты ещё долго в молчанку играть будешь? А, то, мне уже скучно становится.
Вот, в её словах вся суть женщины! - возмутился я её нетерпению. Ей, видите ли, скучно становится… Я, что, каждую минуту фейерверк умных мыслей должен фонтанировать? Расцвечивать, как говорится, ей жизнь? Нет уж, дудки, сиди, молча, и жди, когда мужчина решит серьёзный вопрос!
Но, по-видимому, она не хотела сидеть и ждать. Дёрнув меня за рукав, она вновь потребовала от меня не молчания, а разговора.
- Алексей, давай выкладывай, что надумал?
Вздохнув, я ещё чуть-чуть напряг свои мозговые извилины и, в конце-концов, пришёл к единственному в нашей ситуации, выводу – нужно соглашаться с Иркой. Другого выхода и, правда, не было. Так я ей и сказал, только сразу же предупредил - ты не очень-то радуйся, что, по-твоему, вышло. Это ещё ничего не значит…, я могу передумать…
- Ясное дело, ты всегда можешь передумать - ты же мужчина.
Что-то в её тоне не понравилось мне, но я не стал зацикливаться на этом и, договорил, в общем, завтра, с утра, двинем на поиски первого свидетеля, хотя нет, спохватился я, давай начнём с моей соседки, Вероники Андреевны. Она хоть и числиться в твоём списке второй, но лучше начать с неё. Заодно проверим на ней мой камуфляж…
- Чего на ней проверим? - округлила глаза Ирка.
- Это секретное военное слово, тебе его не понять, поддел я её, но потом смилостивился, - проверим на ней ещё раз, можно меня узнать в таком виде, как я сейчас…
- Виталий Павлович узнал же…
- Я тёмные очки нацеплю на нос и шею с подбородком закутаю шарфом…
- Аа-а… это ещё, зачем? – её глаза, вероятно от великого удивления, стали похожими на колёса.
- Ирина, - вкрадчиво произнёс я, - вдруг она похожа на тебя?
- Ах, ты… негодник! – воскликнула она, хлопнув меня ладошкой по затылку, - ты, что это меня дурочкой недоразвитой выставляешь?
- Да что ты, я просто пошутил, - включил я «задний ход».
- Он, видите ли, пошутил… - Смотри, дошутишься. Получишь от меня на орехи, - возмутилась она, и лицо её заполыхало праведным гневом.
- Да ладно, чего ты… - Ну, прости меня, Ириш. Честное пионерское, больше не буду.
Она ещё немного пообижалась, потом морщинки на её лице разгладились и я услышал:
- Смотри у меня. Точно накажу. Оставлю без…
Я «навострил ушки, до самой макушки», желая услышать, без чего же она собирается меня оставить, но так и не дождался продолжения её угрозы.
А, я уж было совсем испугался…

Глава десятая
С цветным шарфом на шее и тёмными очками на носу, я позвонил в дверь соседкиной квартиры, вернее, бывшей соседки. Рядом, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, стояла Ирина, тоже в тёмных очках. Она нацепила их в последний момент, подумав, раз она была несколько раз у меня в гостях, то моя соседка и её могла запомнить, а сейчас узнать.
После третьего настойчивого звонка, дверь так и не открылась. Я обескуражено оглянулся на Ирину.
- Что будем делать?
- Давай подождём внизу, может она в магазин вышла или мусор вынесла.
- Нет, у мусорки её не было. Я специально посмотрел, пока ты машину парковала.
- Значит, просто сидим и, просто ждём.
Мы просидели, и просто прождали, час или больше, но Вероники Андреевны так и не дождались.
Первой не выдержала ожидания Ирина. Сказав - я пошла по соседям - открыла дверку хонды и быстро направилась в сторону подъезда.
Крикнув - подожди, я с тобой! - я тоже выскочил из машины.
На втором этаже я догнал её. Она уже давила на кнопку дверного звонка соседей справа.
И здесь облом. Дверь не открылась.
- Ир, давай попробуем позвонить соседям напротив.
- Звони.
Слава Богу! Хоть здесь нам повезло. Было слышно, как кто-то подошёл к двери.
- Вам кито нада, гавары? - раздался мужской голос из-за двери.
- Извините за беспокойство. Мы пришли к Веронике Андреевне, а её нет дома. Вы, случайно, не в курсе, где она может быть, а то мы уже больше часа ждём?
Дверь открылась, и на пороге появился мужчина кавказской национальности.
Стройный, высокий — настоящий сын гор! Ему бы черкеску надеть, да кинжал к поясу прицепить… и папаху… такую… лохматую, лохматую…
Вот это сосед, восхитился я - «Нэ подходи, зарэжу!»
Ирка мгновенно оказалась впереди меня.
- Так, не подскажете, где ваша соседка?
- Нэ знаю. Жэна знает.
А, с ней можно поговорить?
- Канэчно… Жэна иды суда, говорыть будэш, - повернув голову, сказал он кому-то в квартире.
Из комнаты в коридор вышла светловолосая женщина и вопросительно посмотрела на нас.
- Вы не подскажете, где Вероника Андреевна, мы дозвониться до неё не можем, - опять вступила в разговор Ирина.
- Женщина, словно прося разрешения у бравого кавказца, вопросительно взглянула на него и, после его утвердительного кивка, сопровождавшегося словами - говоры жэнщина - продолжила, - она уехала к своему родственнику, давно, уже неделя, как будет.
- Вот незадача, у нас к ней серьёзный разговор...
- Может, вы знаете, как нам её найти? - вступил в разговор я.
Женщина заколебалась.
Она точно знает, где её соседка, догадался я, но боится мужа.
Ирка, давай! - мысленно попросил я подругу, и незаметно толкнул её бок - постарайся выпытать.
Она поняла меня - вот, что значит родственная душа.
- Может быть, всё-таки, поможете? - вроде, как заклянчила Ирка, - вы даже представить себе не можете, насколько надо.
Опять женщина вопросительно посмотрела на мужа.
- Скажи, жэнщина, я тэбэ разрешаю.
- У меня записан её адрес, соседка оставила на всякий случай. Сейчас принесу.
Пока Иринка переписывала адрес, я решил ещё уточнить - Вероника Андреевна не говорила, когда вернётся?
- Нет. Не говорила.
Поблагодарив и попрощавшись, мы покинули соседей.
Сидя в тёплом салоне машины, мы решали, как нам поступить дальше. Ждать возвращения Вероники Андреевны, или ехать к ней? Если ждать, то сколько? Может быть, она пробудет в гостях и месяц, и два... Не мог я столько времени сидеть и ждать! Жизнь заставляла поторапливаться, не дай Бог, ненароком попадусь в лапы полиции.
- Ирка, что будем делать?
- Что делать? - Она сделала несколько вдохов и выдохов, - что делать? Ехать!
Поздним вечером мы прикатили в Старожилово, что немного подале Рязани. Говорят, Старожилово расположилось на берегу небольшой речушки Истья, впадающей в Оку, но мы ничего этого не видели, приехали-то ночью. С трудом нашли дом родственника моей соседки. Разбудили и… получили - «От ворот поворот».
Вышедший на наш стук к воротам заспанный мужчина, с трудом сдерживая зевоту, выдал:
- Так, она… ещё в обед уехала.
- Как, уехала!!! Куда уехала?!
- Как уехала?.. Поездом... в Москву.
Отъехав немного от дома, мы легли спать в машине, постеснялись напрашиваться на ночлег к незнакомым людям, а рано поутру помчались назад, в Москву.
Дома, отоспавшись и скинув дорожную усталость, опять отправились к Веронике Андреевне.

* * *
В этот раз дверь, удерживаемая цепочкой, чуть приоткрылась после первого же звонка, и в образовавшуюся щель я увидел настороженно-любопытный взгляд Вероники Андреевны. Я, грешным делом даже подумал, не сидит ли она целыми днями у двери и не подглядывает ли в замочную скважину.
В первый момент я чуть не выдал себя, сказав по старой привычке - Здравствуйте, Вероника Андреевна, как поживаете, печень всё пошаливает? Но вовремя прикрыл рот.
Поперхнувшись, я простуженным, надеюсь, у меня это получилось, голосом, произнёс:
- Здрасьте, мы из частного детективного агентства «Салют», хотели бы с вами поговорить.
Соседка во все глаза уставилась на меня и попыталась даже за дверь одним глазком заглянуть, наверное, надеялась подсмотреть, не стоит ли за дверью ещё одно, такое же чучело огородное.
Ирка, казалось, почувствовала её желание: сделала шаг к двери и пристроилась ко мне так, чтобы любопытная бабулька и её увидела.
Мы, вот уж точно – «К бабке не надо ходить», представляли собой экзотическое зрелище, потому как, Вероника Андреевна всё никак не могла прийти в себя от изумления. Она, то на меня смотрела, то переводила взгляд на Иришку, и в глазах её было огромное-преогромное любопытство, смешанное с некоторой, я бы даже сказал, растерянностью. Это я понял по её взгляду и… Она, конечно, читала книги о детективах а, вот так, вживую, да ещё таких детективов, она видела впервые в своей долгой жизни, и даже позабыла задать извечный свой вопрос - «А, вам чего, надо?»
Не произнеся ни слова, Вероника Андреевна распахнула дверь.
Мы прошли в комнату и остановились у стола. Соседка засуетилась - в кои-то веки к ней пришли настоящие сыщики. Она мыслила старыми категориями и уже предвкушала, как будет рассказывать соседкам, что к ней приходили «настоящие сыщики», а не какие-то там милиционеры, а соседки будут ей завидовать и ахать от зависти.
Так, суетясь, она пригласила нас выпить с ней по кружечке «настоящего», а не какого-то там заводского, собственноручно заваренного травяного чая. Показав на мой шарф, пообещала, что её чай вылечит и простуду и ангину... всё, как «рукой снимет», пообещала она.
Мы не стали себя долго упрашивать и распахнув пальто, присели к столу. Я успокоился, она меня не узнала, а Ирину тем более. Сделав по глотку, действительно, замечательного чая, я попросил радушную хозяйку вспомнить о событиях почти годовой давности.
- Это, о каких-таких событиях? Их у меня много, - вроде, как засмущалась она. - Вот, к примеру, позавчера… - Нет, позапозавчера, я потеряла пять рублей, представляете, потерять такие деньжищи ни за что, ни про что… а на той неделе…
Я быстренько попытался перекрыть поток ненужной нам с Ириной информации и направить воспоминания в нужное нам русло, попросив вспомнить её о событиях того вечера, когда она увидела в коридоре своего соседа, вроде бы, как убившего какого-то мужчину.
Она тут же, как лошадка получившая удар кнутом, встрепенулась и, почти не останавливаясь, не дожидаясь наводящих вопросов, стала пересказывать событие, которое я хорошо знал.
Вот память у соседки! – восхитился я.
Но мне нужно было, чтобы она ответила на другие мои вопросы, а не на досконально мне известные. Но, с другой стороны, мне было также интересно, что сама она думает об этом и, главное, что она думает о своём бывшем соседе.
- Так, вы, говорите, что пришли минут за пятнадцать до случившегося, и что лестничная площадка была освещена?
- Ну, конечно же, освещена. Подумайте, как бы я попала ключом в дырку.
- Простите, в какую дырку?
- Да в замочную дырку!.. Ну, ту, что в двери.
- Ааа, - одновременно с Иркой вырвалось из моего рта.
Да, аргумент весомый – быстренько взял я на заметку её объяснение. Пригодится, подумал я – в будущем.
- А потом, что вы делали, не припомните? - задал я очередной вопрос.
- Как же, всё помню… - Вы не смотрите, что у меня такой возраст, у меня память лучше, чем у некоторых молодых людей. – Вот, как сейчас помню, это было…
- Вероника Андреевна, подождите. Вспомните, что дальше-то было. – Вы сказали, что услышали шаги… - перебил я словоохотливую старушку.
…Да, я ещё не успела разуться, как слышу… топ, топ, топ, шаги такие, как-будто слон по ступенькам поднимается, а потом остановились. Я человек, совершенно лишённый любопытства, но тут, понимаете, мне стало интересно, так интересно, что же такое тяжёлое может человек нести?
Я краем глаза заметил, как Ирка, при словах Вероники Андреевны, что она «лишена любопытства», начала давиться смехом. Пришлось грозно посмотреть на неё, и она, незаметно кивнув головой, прикрыла рот ладошкой.
- И, что? Вы, увидели?
- Мало чего увидела, - сокрушённо проговорила она, - у замка дырка маленькая. Я только увидела, что на площадке нет света. Вот, только что, был, а вот и нет его. А, потом, я услышала, как кто-то положил на пол вроде мешок с картошкой…
- Ну, а дальше, дальше то, что? – теперь уже моя напарница поторопила её.
- Девушка, не торопите меня, видите, я с мужчиной разговариваю.
Вот уж отбрила бабуля Ирку, так отбрила! Я видел, как Ирка, то открывала, то закрывала рот, словно вытащенная из воды рыба. - Ага, получила! - усмехнулся я в душе.
… Потом слышу, «слон» выше потопал, продолжила она, а минуты через две, опять шаги. Я не выдержала, дай, думаю, посмотрю, что это у меня перед дверью происходит. - Открываю дверь… батюшки!.. Я чуть в обморок не упала. Мой сосед, что надо мной живёт, кого-то убивает. Я от страха, как закричу, дверь захлопнула, стою «Ни жива, ни мертва».
- Вы, конечно, в полицию позвонили и в скорую помощь? – задал я наводящий вопрос.
- Да откуда же? - пожала Вероника Андреевна худенькими плечами, - у меня и телефона-то нет.
- А, потом, что? – решил я не зацикливаться на вопросе о телефоне.
- Не скажу точно, но минуты через две-три, или… может быть, пять, опять слышу – у меня перед дверью шаги… нет, много шагов, шум, разговоры, как-будто несколько человек разговаривают, а потом, звонок над дверью позвонил. Я открыла. На площадке фонари так и светят, так и светят, полно милиции и врачи в белых халатах…
- Как это вы не побоялись дверь открыть?
- Да у меня, от увиденного убийства, ум за разум зашёл. Я, вообще, ничего не понимала.
- Бывает, бывает, - соглашаясь, покивал я головой.
Я, немного задумался. Странно, очень странно. Что-то здесь не так...
- А, скажите, Вероника Андреевна, вам не показалось странным, что и полиция и скорая помощь так быстро приехали?
- Вот, вот, - засуетилась Вероника Андреевна, - правильно заметили, молодой человек. Показалось. – Я, бывалоча, приболею немного, соседка скорую помощь мне вызовет, так не меньше часа ждать приходится… никак, вовремя, не хотят приехать. Хоть ложись и помирай!
- Вы, конечно, обо всём слышанном и виденном в полиции следователю рассказали?
- Рассказала, о чём спрашивали. Я хотела и про шаги, и про свет рассказать, так какой-то офицер на меня цыкнул, а потом, и говорит мне - Это, бабушка, к делу не относится.
Я только было собралась возмутиться - какая я тебе бабушка? Тоже мне, внучек нашёлся! А, он - «Вы, говорит, видели, как ваш сосед человека убивает? Видели. Вот об этом и говорите, а остальное неважно». Ну, неважно, так неважно, милиции виднее, решила я, и больше не стала настаивать.
- Ответьте мне на такой вопрос, Вероника Андреевна, только честно - вы верите, что это ваш сосед убил того человека?
- Да, кто его знает. Иногда верю, иногда не верю. Вообще-то за моим соседом ничего предосудительного я не замечала: добрый, отзывчивый человек. Всегда был такой вежливый, никогда не пройдёт мимо, чтобы не поздороваться и о самочувствии не спросить…
- И, что, так сразу и стал плохим?
- Не знаю… - Небось, слышали, как в народе-то говорят? - «В тихом омуте черти водятся».
- Да, слышал.
- Вот я и не знаю, что вам ответить. Может и не убивал… Жалко его… такой молодой.
Поблагодарив за вкусный чай и за рассказ о соседе, мы попрощались с Вероникой Андреевной.

* * *
Ирина решила проехать по проспекту Вернадского и, ошиблась. Мороз поддал градусов под двадцать, гололёд страшный. Солнце не могло полностью пробиться сквозь морозную мглу. Из выхлопных труб автомобилей вырывались клубы, то ли дыма, то ли пара. Мы окончательно застряли в пробке и продвигались черепашьими шагами, но, по-моему, больше стояли.
По тротуарам подняв воротники и пряча носы, быстро шли пешеходы. Счастливые - у них пешеходных «пробок» и разных там заторов на тротуарах не бывает!
В салоне машины было тепло и уютно. Размотав шарф, и сняв шапку, я наслаждался прекрасной мелодией. Ирина нашла концерт оркестра под управлением Глена Миллера. Сейчас из динамиков звучало поппури из кинофильмов «Золотая симфония» и «Серенада солнечной долины». Прелесть, а не мелодии.
- Ириш, давай съездим к тебе домой.
- Зачем?
- Ты, как-то говорила, что у тебя есть приличный фотоаппарат, или я с кем-то спутал?
- Нет, не спутал. У меня зеркалка NIKON, очень даже приличная камера.
- Вот она-то нам и нужна.
- Что ты ещё придумал, - поинтересовалась Ирина, сворачивая в первый же переулок.
- Помнишь, Вероника Андреевна сказала, кто-то топал по лестнице, как слон. Остановился на её площадке, положил мешок с картошкой… - А, потом, поднялся выше.
- Ты про это?
- Да. У меня мелькнула, может быть и абсурдная на твой взгляд, мысль. Давай сфотографируем исполнительного директора фирмы «Амплитуда» и его шофёра. Мало ли, что. Заодно сфотографируем и полковника. Сделаем их фотографии на твоём ксероксе…
- Лёш, ну, зачем уж совсем лезть не туда, куда надо? И, с какого боку в твоём деле, здесь шофёр и исполнительный директор?
- Ира, ты не видела их. Водитель – настоящий мастодонт. Директор - тоже, Слава Богу, не хилый… давай сфотографируем…
- Видишь, я уже еду.
- Спасибо!
Забрав фотоаппарат, мы поехали на бывшую мою фирму. Ирка припарковала машину чуть в стороне от входа, так, чтобы мы спокойно могли заниматься фотографированием.
Джипа на месте не было. Приходилось набраться терпения и ждать. И тут я почувствовал, что голоден. И, правда, вспомнил я, мы завтракали в восемь утра, сейчас три, естественно, организм потребовал своё…
- Лёш, я есть хочу, - вдруг захныкала Ирка в унисон моим мыслям, - сходи в кафе, купи чего-нибудь... заморить червячка, а то спасу нет, как есть хочется.
- Нет, ты сходи. Ты же не видела машину и директора. Вдруг они приедут…
- Лёша, миленький, я так пригрелась… - Неужели ты, бедную свою девочку, выставишь на мороз? – И тебе не жалко, а? – Совсем-совсем не жалко? – стала канючить она.
- Так и быть!- игриво согласился я, - ради красивой дамы, на что не пойдёшь...
Но я не успел закончить выпендриваться, как подскочил нужный нам джип с нужными людьми.
- Где фотоаппарат? - зашипел я.
- В сумке.
- Ты, что, не могла его приготовить, дурёха?
- Откуда же я знала, что они так быстро приедут.
- Доставай, быстро!
Ирка принялась доставать фотоаппарат, затем, в спешке перепутала, как открывать футляр. В общем - «Пока мы тут возились, нужные нам люди удалились».
Мы растерянно посмотрели друг на друга. Я подумал, даа, фиговые из нас сыщики. То камера у нас не готова, то нас узнают… не иначе это, как от голода, решил я, и предложил:
- Ир, ты подготовь камеру и сиди, жди. Если выйдут, щёлкай несколько раз, сколько успеешь, а я, так уж и быть, схожу куплю чего-нибудь, пожевать...
Мы сидели в машине, жевали гамбургеры и запивали, относительно горячим кофе. Камера лежала у Иришки на коленях, уже настроенная и готовая выполнять, столь необходимую нам работу. Прошёл час, другой, время медленно, так медленно, что хотелось его подстегнуть, как ленивую лошадь, .приближалось к семи вечера. Уже все сотрудники покинули офис, а в кабинете директора всё ещё горел свет.
- Лёш, может он решил ночевать здесь остаться?
- Ты не об этом, думай Ты думай, хватит ли освещения для фотографирования.
- Откуда я знаю. Я же не фотограф. Сфотографируем, я проверю, сделаю карточки, а там… видно будет.
- Ну, Ирка, ты даёшь. Ты что, ни разу им не пользовалась?
- Нет. Когда бы я успела. Лежит себе и лежит, места много не занимает…
О-хо-хо, вздохнул я. Надо же. Не сыщики, а горе-сыщики.
Ладно, успокоил я Ирину, не получится сегодня, завтра днём попробуем.
Часов в восемь директор и водитель-телохранитель вышли. Ирка, как заводная, защёлкала. Она сделала, наверное, снимков двадцать. Её лоб покрылся потом, а щёки немного побледнели. По-видимому, свежеиспечённый фотограф здорово переволновался, решил я, глядя на орудующую фотоаппаратом, Ирку. Я, между прочим, тоже волновался: вдруг увидят, что их фотографируют, могут не только фотоаппарат отобрать, но и здорово накостылять по шее.
По окончании «сеанса» я отобрал у неё аппарат, застегнул футляр. Ирка сидела, не шевелясь, уронив руки на колени.
- Господи, Лёша, как я переволновалась, как я переволновалась! Я чуть не описалась от страха и волнения.
- Бедненькая моя, ты не волнуйся, уже бояться нечего, всё уже позади. Они уехали, - погладил я её по голове. Затем, поглаживая её мелко дрожащие руки, я стал успокаивать поникшую Ирину, - поехали домой, отдохнёшь, а фотографии сделаешь завтра.
Всё прошло как нельзя лучше, решил я.

* * *
Ирина вернулась после полудня, в три часа или, чуть позже. Даже не приглядываясь можно было видеть, что она расстроена и, что ещё хуже, рассержена. Не сняв пальто и не разувшись, она резким жестом бросила фотокарточки на стол, и они разлетелись веером. Несколько штук упало на пол.
Я удивлённо посмотрел на Ирину, подобрал карточки с пола, собрал все в кучку и стал рассматривать. Даа, было из-за чего расстроиться. На бумаге, кроме темноватых пятен, чем-то напоминающих контуры человека, рассмотреть ничего было нельзя. Правда, одна фотокарточка мне понравилась – на ней чётко был виден контур джипа и две человеческие фигуры.
Ирина стояла и наблюдала за моей реакцией на результаты её фотографических «экспериментов».
- Для первого раза, Ириш, очень даже неплохо, у меня бы и так не получилось. Ты просто молодец! - решил я подбодрить подругу.
Она рассерженно посмотрела на меня и, сдерживая слёзы, тоном обиженного ребёнка, произнесла:
- Да будет тебе издеваться! Ничего у меня не получилось. Я по пути заехала в фотостудию, проконсультироваться и знаешь, что мне сказали?
- Что?
- Они сказали, что при таком освещении нужно использовать специальные объективы и с другим фокусным расстоянием…
- Ну, вот видишь… а ты, переживаешь. – Совершенно ты тут не причём, - я ещё раз посмотрел на фотографии, – не получилось из-за неправильного фотообъектива? – Ничего, завтра, пораньше, поедем и заново перефотографируем при дневном свете…
Мои слова, вместо того, чтобы успокоить её, наоборот, расстроили ещё больше. Она, вспыхнув как спичка, заговорила скороговоркой - Сдались тебе эти двое амбалов! Ну, скажи, чем они тебе не угодили?! Чем? - Они-то причём, что тебя посадили?! Причём?! Пригласили их работать в фирму – вот они и работают, а ты… может, виноваты, может, виноваты! Ты, что, теперь весь род людской будешь обвинять в своём несчастье?! – кричала она.
И, слёзы, то ли горечи, то ли обиды, текли из её глаз.
Ошарашенный её словами, я смотрел на Ирку и не мог понять, за что она меня так? Что я сделал не то? Эти двое у меня вызывали очень сильное подозрение, и я был обязан, проверить их причастность или не причастность к моей исковерканной жизни. Она что, думает мне легко жить с такой ношей на плечах – УБИЙЦА! Я себе места не нахожу только от одного сознания, что я ещё и - БЕГЛЕЦ!
Я не убивал своего друга, как она не может этого понять! Я должен найти убийцу и доказать, что нет на мне никакой вины… «Эх-х… жизнь моя, жестянка… да, ну её, в болото» - неожиданно пришли в голову слова из какой-то песни или из мультфильма, не помню. Тем более не помню, потому что, в этот момент я был очень расстроен обвинением Ирины, которой я верил как самому себе и надеялся, что она предана мне и никогда меня не бросит в беде!
- Ира, я не уби-вал Все-во-ло-да, - разделяя каждый слог, прошептал я.
Кажется, она услышала мои слова.
Да, она услышала меня и посмотрела на меня, и тоже шепотом произнесла: «Я знаю, Лёша, я никогда в этом не сомневалась. – Прости, что я тут наговорила. Это, это наверно… от нервов… я не думала, что доказывать невиновность так трудно, особенно, когда это делаешь первый раз в жизни».
Я смотрел на Иришку, такую тоненькую, физически слабенькую, и жалось к ней накрыла меня с головой, затопила меня всего. Действительно, чего это я жду от неё такой же отдачи, как от себя. У меня, мужчины, тоже ведь бывают случаи неверия, слабости, упадка духа, а что же ожидать от неё… Спасибо и за то, что она помогает мне. Просто у неё не выдержали нервы, вот она и сорвалась…
- Ириш, прости меня. Я взвалил на твои слабенькие плечи тяжёлую ношу – обвинение меня в убийстве, мой побег из лагеря, а тут ещё приходится жить, скрываясь, и заниматься совершенно не свойственными тебе делами… ты… - голос мой, прервался от волнения.
Ирка подскочила ко мне и, прижавшись, зашептала: «Ты, тоже меня прости. Я дурёха, настоящая дурёха! Правда! Я ведь знаю, как тебе тяжело, прости меня. Это… я не знаю, как это со мной случилось. – Я тебя люблю, Лёша, поверь мне и я, больше никогда, веришь, никогда не раскисну».
Я верил ей и, в то же время, понял – нужно постараться поменьше подвергать её психическим нагрузкам, но как? Как я мог отстранить её от помощи мне, если я во многом завишу от неё?.. Я не свободен в передвижениях, я не свободен в возможности жить жизнью нормального человека… Я, в глазах Закона и людей, убийца и беглец! Господи, за что мне такое наказание?!
Так, стояли мы - хрупкая женщина и отщепенец - тесно прижавшись, друг к другу. Постепенно слёзы на её глазах просохли, и она перестала всхлипывать, как обиженный несправедливым наказанием, ребёнок.
- Ничего, Ириша, всё пройдёт и быльём зарастёт, и заживём мы с тобой в любви и согласии…
- Да, милый, - прошептала она в ответ.
На следующее утро, около восьми, мы были на том самом, вчерашнем месте, напротив фирмы «Амплитуда». Слава богу, на наше место никто не припарковал машину. Правда, для этого нам пришлось совершить героический поступок – подняться в половине пятого утра, но Ирка, позёвывая, сказала - «Ничего, на том свете отоспимся» - и быстренько оделась.
Сегодня нам везло. Не просидели мы в машине и десяти минут, подъехал джип и, скрипнув тормозами, резко остановился. Иришка была уже готова к съёмкам и фотоаппарат в её руках резво защёлкал…
– Всё! – сказала она, закончив щёлкать и пряча фотоаппарат, - дай нам, Господи, удачу. Теперь куда?
- К полковнику. Надеюсь, нам с ним тоже повезёт.
Сегодня был наш день. Мы всех, нужных нам людей, запечатлели на цифровую камеру. У нас получились почти «профессиональные» снимки, так гордо назвала их Иришка, и мы решили отметить нашу победу в кинотеатре «РЕТРО». Посмотрели, нравившийся нам обоим американский фильм – «Семь невест, для семи братьев». А, затем, завершили день посещением небольшого "кафе-мороженое".