…Утром, после завтрака, Троцкий, как обычно ушёл в кабинет, предупредив Робинса, который дежурил у ворот, что к нему должен приехать корреспондент из американской газеты.
Робинс сидел в дежурке, читал очередной детектив и поглядывал в окно.
На столе лежал заряженный пистолет – они - охрана, договорились между собой, что нечего скрывать их настороженность и не стесняться показывать оружие. Даже если упоминание о наличии оружия у охраны Троцкого появится в газетах, то это только добавит страху агентам ГПУ.
На небольшую площадку перед домом въехал блестящий черный автомобиль и остановился, заглушив мотор. Из кабины вылез широкоплечий, круглолицый человек в черной пиджачной паре и коричневой фетровой шляпе. Он прошелся по площадке, выбирая место снял с плеча висевший на ремешок фотоаппарат, сделал пару снимков ограды и дежурки.
Робинс нажал кнопку и сигнал «Внимание» зазвучал зуммер и загорелся на столе в доме, в комнате охраны. Хансен, услышав зуммер, быстро поднялся, вышел во двор и, остановившись в тени, глядел на происходящее около дежурки.
Робинсу не понравился этот человек - что-то в нем было нарочито-настороженное. Взяв «наган» со стола, он дослал патрон в ствол и, держа его в правой руке, вышел навстречу корреспонденту.
Робинс одет был полуофициально: пиджак, брюки и жилетка, рубашка без галстука с расстегнутым воротом, после ночного дежурства небритый подбородок.
Не доходя до посетителя двух шагов, Робинс остановился и потребовал документы. Корреспондент быстрым и привычным жестом левой рукой из правого верхнего кармана извлек удостоверение и держал его открытым в сторону Робинса. Прочитав имя и фамилию, рассмотрев внимательно фото на удостоверении, Робинс вгляделся в круглую физиономию газетчика и заключил: - О, кей! – Я провожу вас, и пройдя через проходную, кивнул Хансену:
- Проводи!..
Усадив корреспондента в своем кабинете, Троцкий начал расхаживать по кабинету от стола к раскрытому окну и обратно.
Представившись, корреспондент немножко нервно попросил разрешения осмотреть дом и кабинет самого Троцкого.
- Это успеется, - произнес Старик, - давайте сразу перейдем к вопросам.
- Что вы думаете о войне в Европе? – спросил журналист, открыв записную книжку и собираясь туда записывать.
- События в мире, - начал Троцкий, прохаживаясь и на время, останавливаясь у окна, - идут своим трагическим чередом. Гитлер готов к большой кровопролитной войне в Европе. Япония, я почти уверен, готовит нападение на американские базы в Тихом океане. Союзники же совсем не готовы к этой войне. Они выжидают, лавируют, надеясь избежать кровопролития, но это ошибка!
Надо самим предпринять наступление, тем самым, завоевывая инициативу - обороняться, особенно в начале войны, очень трудно, а гитлеровские войска уже имеют большой опыт ведения войны, они в лучшем положении. Правительства западных стран не только не делают решительных шагов, но своими колебаниями дают возможность Гитлеру сконцентрировать свои силы…
Троцкий помолчал, поворошил волосы на голове, глянул в окно и продолжил:
- Я еще в начале тридцатых предсказывал приход нацистов и Гитлера к власти в Германии. Европейские страны - соседи, сделали все, чтобы он не только пришел к власти, но и укрепился. Вспомните Мюнхенский сговор и позицию Англии и Франции тогда. Чемберлен угодливо жал руку Гитлеру и соглашался на все его условия и сегодня мы начинаем чувствовать последствия этого сговора.
Даже ваша страна - Америка, не готова к войне с Японией, хотя для меня, очевидно, что её не избежать. Изоляционизм сегодня работает против Соединенных Штатов!
Корреспондент быстро писал, изредка приподнимая голову и внимательно взглядывая на Троцкого…
Троцкий сделал паузу, и корреспондент успел задать новый вопрос:
- А что вы думаете о расколе ваших сторонников в Соединённых Штатах?
Троцкий недовольно поморщился, потер лицо ладонями и сел в кресло.
- Любая разобщенность есть следствие назревших противоречий. И любой раскол всегда ослабляет любое движение, любую партию. Но с этим часто приходится примиряться, как с явлением подчеркивающим развитие идеологии того или иного движения. Наши сторонники в Соединенных Штатах, в лице лидеров Социалистической Рабочей партии, слишком большое значение придают лидерам Советской России, забывая в своем неприятии и нелюбви к лидерам, о том, что народ, который сделал Октябрьскую Революцию, продолжает строить социалистическое государство, часто вопреки приказам и указам своих лидеров.
Я хочу заявить, что по-прежнему считаю Советскую Россию государством рабочих и крестьян, хотя правление этим государством приняло деструктивные, бюрократически-извращённые формы.
И я по-прежнему призываю наших сторонников во всем мире защищать завоевания Октября, несмотря на очевидные извращения социализма правительством Советской России…
На стоянку перед домом въехала еще одна машина и из неё вышли Сильвия Агелофф и её жених Фрэнк Джексон. Робинс, увидев их через окно, накрыл пистолет на столе газетой и вышел навстречу.
Поздоровались, и Сильвия объяснила:
- Мы в гости к Наталье и Севе.
У Джексона в руках была матерчатая сетка, из которой торчали продуктовые пакеты из магазинов. Сильвия улыбнулась Робинсу, взяла под руку Фрэнка и повела его к дверям жилой половины.
Сильвия была известной американской троцкистской, другом семьи Троцкого и иногда исполняла обязанности секретаря.
Наталья Седова, жена Троцкого, уже встречала их.
За последние годы Наталья сильно постарела, но старалась выглядеть хорошо, хотя под её глазами, после гибели любимого сына Левушки, залегли печальные тени, но держалась она прямо, была приветлива и по-русски гостеприимна.
А Сильвия была её любимицей и поэтому её жених - Фрэнк, был принят в доме тоже как свой человек.
Сын бельгийского дипломата, он был по делам своей фирмы в Мексике и был представлен как фактический муж прекрасной Сильвии.
Фрэнк был сдержан, остроумен, услужлив и щедр, а за его доброжелательностью чувствовалась сильная воля много повидавшего и пережившего человека.
Несмотря на свою молодость, он уже объездил весь мир и в одно из своих посещений Франции, в Париже, познакомился с Сильвией. Она очень скоро в него влюбилась, да и понятно почему - улыбчивый, но не очень веселый, сдержанно вежливый, когда надо разговорчивый, когда надо молчаливый, он был хорошо воспитанным человеком. Мужественное, лицо Фрэнка, с крепким подбородком, волнистыми, черными, блестящими волосами, украшали внимательные карие глаза, глядящие прямо и спокойно.
Он носил очки в роговой оправе, которые придавали ему солидность, но когда без очков он близоруко прищуривался, вглядываясь в окружающих, было видно, что человек он мягкий, почти беззащитный.
Сильвия постоянно была с ним и очень скучала, когда Фрэнк по делам бывал в Штатах.
Из разговоров Наталья выяснила, что он симпатизирует левым движениям во Франции, откуда он и приехал в Мехико.
Несколько недель назад Наталья представила Фрэнка Троцкому, который зашел в гостиную, сделав перерыв в работе, попить чайку. Перебросившись несколькими фразами с Джексоном, он поднялся к себе наверх, но запомнил, что Фрэнк интересуется социалистическим движением во Франции - на этом их знакомство и остановилось.
Войдя в дом, Фрэнк помог снять Сильвии куртку, снял свой светлый длинный плащ, положил все это на диван и извинившись, с улыбкой, стал выкладывать из своей сумки пакеты с конфетами для Натальи, игрушечный американский грузовик для Севы. Наталья замахала руками, стала отнекиваться, но было видно, что ей приятно внимание Джексона – она любила сладкое.
Сильвия, повязав Натальин передник, стала накрывать на стол к чаю, а Джексон рассказывал Наталье о своей поездке в Нью Йорк. Вскоре чайник закипел, все уселись за стол и стали пить чай с конфетами и домашними плюшками, которые пекла сама Наталья, зная, что Старик их очень любит…
Троцкий, закончив давать интервью, проводил корреспондента до ворот, возвратился в дом и, пройдя в гостиную, присоединился к чаепитию. Он был еще возбужден состоявшимся визитом газетчика и отхлебывая чай, словно продолжая интервью стал говорить о войне в Европе.
Джексон слушал внимательно, старался не пропустить ни одного слова, отставив остывающий чай. Троцкий был в ударе и как всегда в такие минуты, в хорошем настроении - он снова говорил о преступной нерешительности западных правительств, о преступном пакте о ненападении, заключенном накануне мировой войн Сталиным и Гитлером.
- По сути, - говорил Троцкий - Сталин в очередной раз предал интересы мировой революции, интересы коммунистических партий во всем мире!
Он ведет себя как беспринципный буржуазный политик, отстаивающий интересы своей страны в ущерб мировому сообществу.
Этот его шаг - очередное предательство социализма и мировой революции. При этом, своим прагматическим умом сиюминутной выгоды, он предпочитает интересы и выгоды принципиальной враждебности к нацизму. Ему кажется бесполезным романтизмом, объединение всех революционных сил мира в одно целое.
Ему, с его теорией построения социализма в одной стране, невдомёк, что временные успехи Советской России, не могут преодолеть логики развития мировых событий.
Конечно, рано или поздно, его эгоизм, его узость мышления, начнут давать отрицательные разрушительные плоды, - Троцкий сделал паузу, неторопливо съел сладкую булочку, отряхнул крошки и продолжил, - его маневрирование понятно.
Ему хотелось бы отодвинуть время решительной схватки с Гитлером как можно дальше в будущее, но он ошибается, надеясь что Гитлер повернет свою военную машину на Запад.
Сталин забывает, что Гитлер, это производное, это орудие возникшее и вырастающее из самой среды капитализма и есть выражение империалистической сущности капитализма.
Рано или поздно этот неврастеник повернет свое оружие против Советов, и тогда настанут апокалипсические времена - два диктатора сойдутся в смертельной схватке!
Старик говорил еще долго и все слушали его с неослабевающим вниманием, А когда Старик сделал паузу, Наталья уговорила его допить свой чай. Джексон, внимательно глядя на разгоряченного Старика, в нескольких словах, очень деликатно дал понять, что во всем согласен с Троцким и что он, почти по этому же поводу пишет статью, для французского журнала. Старик заинтересовался польщенный замаскированной похвалой Джексона, и предложил принести и показать ему эту статью.
Смущенно улыбаясь, Джексон сказал, что она у него с собой и что он, стесняясь, не хотел отрывать время у занятого написанием книги Старика.
- Так в чем же дело? – спросил Троцкий, поднимаясь из-за стола, - давайте прямо сейчас пройдем ко мне в кабинет и посмотрим ваши заметки.
Джексон обрадовался, достал из своей сумки рукопись завернутую в газету, и пошел за Троцким, кивнув Сильвии.
Войдя в кабинет, Троцкий сел за стол и сразу стал читать статью - Джексон стоял за спиной оглядывая комнату, изредка заглядывал через плечо Старика.
Кабинет был небольшой, с окном, укрытым непрозрачным витражом, большим письменным столом, стопками книг с одной стороны стола и кипой свежих газет на разных языках с другой. Тут же стояла настольная лампа на длинной подвижной ножке. Слева, у окна, стоял пюпитр, за которым Троцкий, когда у него болела спина, писал стоя…
Закончив чтение, Троцкий разочаровано хмыкнул, встал, отдал Джексону рукопись и снисходительно улыбаясь, начал говорить давая советы:
- Вам Фрэнк, надо все это переписать. Здесь много риторики и мало практического материала. Вам надо покопаться в справочниках и поискать статистику по рабочему движению за последние лет десять. Сами по себе обвинительные мотивы не воспринимаются серьезно, если за ними не стоят факты. Ну и вообще, - Старик махнул рукой, - здесь надо очень много работать!
Джексон, смущенно улыбаясь, выслушал все, поклонился и извинившись за потраченное на него время, вышел. Вскоре, поблагодарив Наталью за гостеприимство, Джексон и Сильвия уехали.
Вечером Троцкий вспомнил статью Джексона и невольно вздохнул:
- Он просто дилетант, - обратился он к Наталье, читающей очередной роман при свете настольной лампы в постели.
- О чем ты говоришь? – не отрывая глаза от книги, отозвалась Наталья.
- Да об этом Джексоне. - он ничего не понимает в том, что пишет.
Наталья на сей раз, повернула лицо к Старику:
- Он вежливый, воспитанный человек и потом, его так любит Сильвия - я за неё очень рада!
- Не знаю, не знаю - недовольно проговорил Троцкий, укладываясь поудобнее в постель - но я не хотел бы видеть или встречаться с ним еще раз.
- Что ты сказал? – спросила Наталья, в очередной раз, отрываясь от книги.
- Да нет, ничего - пробормотал Старик, поворачиваясь на правый бок и закрывая глаза - он почему-то почувствовал себя очень усталым…