Мороз. Таёжная драма. Окончание

Нет! Конечно же мы не забыли о человеке!..
Утром, выйдя из зимовья, охотник поправил шапку на голове, похлопал рука об руку, закашлялся. Он наверное застудил верхушки лёгких и кашлял, иногда чувствуя пустоту в верху груди…
И ещё он устал. Ему хотелось поскорее уйти из этой морозной тишины и сумрака, оказаться дома: в начале выйти к асфальтовому шоссе, потом дождавшись автобуса или попутки уехать в город, к электрическим огням и шуму машин, большим домам и ровному полу в больших квартирах.
И он решил, что последний день идти по следу, а завтра выезжать, да и на работу уже пора, отпуск кончается.
Человек представил себе парную баню пахнущую берёзовым веником, щиплющий за уши жар и его пробрала дрожь.
- Лучше об этом пока не думать – бормотал он и чуть прихрамывая двинулся в сторону предгорий. Он знал, что стая, замыкая кольцо перехода пойдёт где-то там, по верху.
- За сутки они ого-го сколько могут отмахать - продолжил он разговор с самим собой и поправил лямки рюкзака, задубевшие от влаги и пота. Брезент, из которого сшит рюкзак, давно потерял первоначальный цвет и был похож на грубую, плохо выделанную шкуру.
«Надо бы постирать» - думал он, но знал, что сам никогда этого не сделает. «Рюкзак - это часть моей походной жизни и оттого он так выглядит. Он в лесу таким и должен быть … И в глаза не бросается… Маскировка» – завершил он обдумывать тему и тихонько засмеялся.
Осторожно балансируя руками, перешёл по упавшему дереву глубокий овраг-русло вымерзшей речки, на минуту остановился и осмотрелся…

Он издалека заметил следы на снегу, подойдя потрогал ногой и с удивлением отметил, что они совсем свежие. Приглядевшись, увидел среди кустов, чуть поодаль, большие следы – снежные ямки. - Хм-м - прокряхтел он и стал разбираться…
Вскоре охотник понял, что большие следы принадлежат оленю, а следы поменьше – волкам или собакам.
«Но откуда здесь собаки? В такой холод ни один охотник не рискнет выйти в тайгу!»
Человек поправил на плече новое ружье-одностволку и продолжил про себя: «Может быть сегодня я ружьё очень кстати взял. Ведь волки, а это могут быть «мои» волки, кажется гонят оленя на отстой. А здесь отстой один в округе и я могу туда напрямик пойти!»
Он конечно до конца не верил в удачу, но чем чёрт не шутит…
«Могыть быть! Могыть быть» – он вспомнил монолог Райкина и рассмеялся. Показалось даже, что всё вокруг как-то посветлело и потеплело.
«А жисть-то может быть и ничего ещё» - иронизировал он над своими недавними мрачными мыслями…

…Сивый зигзагами поднимался к отстою. Наконец, стуча копытами по камню вскочил на карниз, прошёл по узкому проходу на широкую площадку окружённую обрывом, остановился и посмотрел назад.
Далеко внизу, мелькая серыми точками двигались один за одним его преследователи. Высота скалы была метров сто и вход на неё начинался почти на гребне горы, а основание скалы вырастало из крутого склона, спускающегося к маленькой речке, усыпанного острыми каменными глыбами…

Вожак знал, что олень идёт на отстой - однажды, будучи молодым волком он участвовал в такой погоне. Тогда они загнали оленя на скалу, просидели сторожа его несколько часов, а когда олень попробовал прорваться, задрали его и съели…
Однако и волки начали уставать - голод становился сильнее и сильнее. На бегу, часто и глубоко дыша они хватали снег с поверхности сугробов - хотелось пить.

Человек перевалил через гребень, спустился в лощину, перешёл наледь замерзшего ручья и остановился. Устало вздыхая сбросил рюкзак под высокой с кривым стволом сосной. Развёл костёр, вскипятил чай, быстро поел и продолжил путь.
Он торопился… До отстоя оставалось километра три, а по горам это выходило час - полтора. Волки и олень теперь опережали его на полдня и охотник боялся опоздать – волки в погоне неутомимы!

…Вперёд вырвался тот молодой волк, которого искусал вожак во время предыдущей охоты. Он шёл рысью слева и выше от стаи и получилось так, что ему не надо было взбираться в крутой подъём – он по диагонали достиг отстоя первым, взобрался на карниз и при виде так близко стоящего оленя, забыл осторожность!
Сивый ждал нападения. Он шагнул навстречу прыгнувшему волку и молниеносным ударом опущенных навстречу рогов, скинул нападавшего в обрыв. Волк с визгом полетел вниз переворачиваясь в воздухе и упав на острый гранитный гребень сломал спину и мгновенно умер!

Стая поднялась к отстою через минуту, видела падающего сородича и потому была настороже.
Волки расположились полукругом перед входом на узкий карниз и рыча скалили зубы, видя перед собой в пяти шагах такую желанную, но недостижимую добычу.
Сивый же, глядя на врагов разъярился: его глаза налились кровью, шерсть на хребте поднялась торчком, голова с остро отполированными рогами, то угрожающе опускалась, то резко поднималась. Острые копыта рыли снег стуча по мерзлому плитняку.
Поэтому, волки нетерпеливо топтались перед входом на карниз, но атаковать боялись.
Вожак первым успокоился, облизываясь, неотрывно следил за оленем и беспокойно переступал с лапы на лапу. Потом сел и подняв голову к небу завыл. Морозный воздух плохо резонировал, но получалось всё-таки страшно и тоскливо.
- О – О – О – выводил он толсто и басисто и в конце гнусаво запел: - У – У – У – и резко оборвал эту песню смерти. Голод, злоба, жажда крови – всё слилось в этом ужасном вопле негодования и ярости.
Сивый сильнее застучал копытами и сделал резкое движение навстречу волкам. Стая встрепенулась, но олень благоразумно остался на площадке, злобно раздувая ноздри пышущие паром, угрожающе поводя тяжелыми рогами…

Прошло два часа…

День клонился к вечеру. Мороз крепчал. Серая муть наползающая из-за гор, казалось, несла с собой обжигающий ледяной воздух. Волки свернувшись калачиками уже лежали рядом со входом на отстой, олень же, по-прежнему стоял. Отчаянная гонка, голод, неистовый холод отняли много сил - Сивый утратил ярость, крупно дрожал переминаясь с ноги на ногу и стучал копытами по камню. Он истоптал весь снег на площадке и гранит, чёрными полосами проглядывал сквозь белизну снега.
Иногда усталый зверь споткнувшись оступался и волки вскакивали, готовые напасть.
Но Сивый выправлялся и волки снова ложились, тонко поскуливая в томительном ожидании. Сивый не мог лечь, не мог стоять на одном месте и потому, от долгого, бессмысленно долгого движения начал уставать и замерзать. Изредка он заглядывал вниз, в пропасть, как бы примериваясь к чему то…

Время тянулось медленней и медленней. Неподвижно замерли вокруг отстоя заснеженные склоны, кое-где покрытые серой щетиной кустарников и островами сосновых рощ…
Человек вышел из-за заснеженного ельника и увидел отстой, белеющую кромку гребня на горизонте, редкие, согнутые ветрами сосны с примороженной к хвое снежной пылью.
Он остановился, тяжело дыша сел на поваленное весенней бурей дерево и сбросил рюкзак, а потом отдыхиваясь, стал вглядываться в даль, стараясь увидеть зверей. И он действительно заметил на вершине скалы что-то серое и движущееся.
- Чёрт- выругался он – если это изюбрь, то он должен быть коричневым, почти чёрным.
Охотник щурился, крутил головой и в какой-то момент различил голову и крупные рога.
- Ого–го! - воскликнул он - а ведь это олень и какой здоровый, да ещё и почти белый, сивый!
Помолчал, соображая, снова вспомнил «Охотничьи рассказы» Черкасова. - Да ведь это князёк! Так их из-за необычного цвета называли. Чудеса – а! - протянул он. «
- Похоже, что это тот самый сивый изюбрь о котором мне уже рассказывали! Такое чудо охотник видел впервые, хотя оленей встречал в тайге часто, да иногда и стрелять приходилось.
Однако сколько не вглядывался человек, волков увидеть так и не смог. «Далеко ещё» - подумал он, но двигаться стал осторожнее, осмотрел ружьё и приготовил патроны с крупной картечью положив их поближе, в нагрудный карман куртки. Потом несколько раз на пробу прицелился вскидывая ружье и быстро и привычно вставляя приклад одностволки в плечевую впадину. Потоптавшись, спрятал рюкзак под дерево, попрыгал, проверяя не гремят ли патроны в карманах и не торопясь, насторожённо, тронулся вперёд, стараясь прикрываться от скалы крупными деревьями. Он по опыту знал, что олени видят очень хорошо.
- Тем более серые разбойники. А они где-то там, поблизости - шептал он, хотя до скалы было ещё далеко…

Человек плохо выговаривал слова, потому что от сильного мороза на его длинных усах под носом образовались ледяные сосульки величиной с вишнёвые ягоды. Эти «вишни» касаясь кожи носа обжигали морозом и человек ругнулся. Оттаять их не было никакой возможности Язык больно прилипал к заиндевелой поверхности, оторвать же «вишни» можно было только с усами…

…Сивый замерзал. Он стал суетиться, бил копытами по камню, крутился на пятачке площадки, тяжело дышал вздымая заиндевелые бока.
А волки оживились - они вскочили, перебегали с места на место рычали, не отрывая пронзительных злых глаз от изюбря!
И тут Сивый решился. Он подошёл к краю обрыва слева от входа на отстой, где как ему казалось было пониже, потоптался зло взглядывая в сторону волков и вдруг, чуть присев на мощные задние ноги, опустил передние через кромку скалы и выждав мгновение, оттолкнувшись прыгнул вниз, в неизвестность, привычно надеясь на силу и ловкость своего тела.
До этого, он уже не один раз прыгал на крутых склонах с уступа на уступ с высоты пяти и даже больше метров, но здесь было много выше и только мороз, волки и плохая видимость заставили его сделать это!

Волки такого не ожидали. Первым среагировал вожак - раздувая ноздри, втягивая и выдыхая воздух, осторожно ступая прошёл по карнизу на опустевшую площадку.
Но изюбря здесь уже не было, хотя запах его ещё сохранился.
Волк почти пополз к краю пропасти и глянул вниз. Он увидел широкую речную долину, заснеженные сосны, каменную осыпь прикрытую снегом и движущуюся фигурку человека.
Через секунду снизу раздался крик: - Эй!.. Э-ге-гей! - и хлестнул бич ружейного выстрела!
Волки бросились к выходу с площадки. Вожак ударил замешкавшегося молодого клыками разинутой пасти, рыкнул и намётом помчался прочь от отстоя, в гору, а за ним в рассыпную понеслись остальные пять. Через несколько секунд площадка отстоя опустела…

Охотник подойдя поближе хорошо рассмотрел оленя, но волков не видел – они лежали за уступом, а до отстоя было ещё метров сто пятьдесят. Когда он увидел, что олень примериваясь опускает передние ноги с обрыва, то глазам своим не поверил…
«Он что, самоубийца?» - мелькнуло в голове. Охотник выскочил из-за дерева, но было уже поздно. Сивый олень оттолкнулся и прыгнул вниз и набирая скорость падения, старался сохранять равновесие в полёте, и в начале это ему удавалось!
Но метров через пятьдесят его стало клонить вперёд, переворачивая туловище головой вниз. Когда изюбрь уже не управлял телом, он первый раз коснулся выступа скалы, «сломался» и ниже, ударившись во второй раз о гранитную глыбу боком, беспорядочно, уже куском мёртвого мяса упал на заснеженные камни…

Человек негодуя, протестуя всеми чувствами остановился и закричал, а потом вскинув ружьё, словно салютуя храбрецу и выстрелил в воздух! - Неужели олень покончил с собой? - шептал он, тоскливо глядя вверх, на каменную осыпь будто ожидая, что олень поднимется и выскочит оттуда, живой и невредимый!
Но вокруг расстилалось хлодное, стыло-молчаливое и неподвижное пространство дремучей тайги…

…Шумно отдуваясь, человек с тяжёлым рюкзаком за спиной медленно шагал по дороге то и дело оступаясь, иногда не удержавшись на ногах тяжело падал и подгибая колени старался их не повредить.
Глаза привыкли к темноте, на белом снеге контрастно выступали отдельные деревья, но видеть дорогу становилось всё хуже и только знание местности помогало не сбиться с пути - человек в этих местах бывал уже не один раз…
Наконец, впереди, на краю большой поляны зачернела односкатная крыша зимовья.
Неизвестно кто и когда построил эту избушку, но с той поры она не один раз укрывала замерзающего охотника или заблудившегося лесного скитальца. А человек ночевал здесь первый раз лет десять назад и тогда эти леса считались для него чуть ли не краем света. Сейчас он знал эти места как свой огород и поэтому был спокоен.
Однако сегодня ночью, да ещё с тяжёлым рюкзаком, он устал зверски и едва добрёл до зимовья…

Свалив тяжёлый рюкзак с плеч под навес низкой крыши, он отворил скрипнувшую дверь, с трудом пролез внутрь. Обхлопывая себя и сапоги от налипшего мёрзлого снега, огляделся; привычным движением нашарив рукой спички взял их с подоконника, чиркнув два раза; зажёг дрожащей рукой свечку и повалился на нары со вздохом – стоном. Он не мог разогнуть натруженную спину, а ноги гудели от усталости.
Дрожащий огонёк высветил закопчённый потолок над деревянным столиком у окна, железную печку на металлических ножках, кучу дров сваленных в углу, невысокие нары во всю ширину домика.
Немного полежав, человек с кряхтением встал, распрямил спину, подошёл к печке, положил внутрь на старую золу бересты, которая большими кусками лежала под печкой. Потом достал нож из деревянных ножен, всегда в походах висевший на ремне, на боку; нащипал лучины из приготовленного смолистого полена, как и береста им же оставленного в предыдущее посещение избушки.
Чиркнув спичкой зажёг огонь, прикрыв ненадолго дверцу, а услышав, как огонь загудел внутри открыл и наложив полную печку дров закрыл её, уже на задвижку.
Выйдя наружу, занёс внутрь домика кусок льда, тоже заранее вырубленного в болотце неподалёку, разбил его топором на чурке и сложив всё в котелок поставил кипятить воду для чая.
Недолго полежав на нарах, отдышавшись, он поднялся, достал большой кусок мяса из рюкзака и занёс внутрь.
Ружьё как всегда висело снаружи, на гвозде под крышей.
В полутьме, всё ещё холодного пространства избушки, острым ножом нарезал мясо мёрзлыми ломтями и положил на закопчённую сковороду. Взял с подоконника замёрзшую половинку луковицы и покрошил ее туда же. Потом с полки снял полотняный мешочек с серыми выступившими пятнами жира, достал из него кусок солёного сала, порезал длинными палочками на сковороду.
Печка разгоревшись, вздыхая, мерно гудела как паровозная топка; плита в центре заалела раскалённым металлом. Он поставил сковороду туда, на самый жар, помешал мясо и стал ждать.
К тому времени чайник закипел и отлив немного кипятка в кружку, человек бросил туда оставшиеся на чурке льдинки и не выходя на мороз, тут же, подле печки помыл тёплой водой руки и лицо, осторожно обрывая с усов остатки ледяных «вишен».
На сковородке заскворчало и такой вкусный запах разошёлся в согревающемся зимовье, что человеку зверски захотелось есть и он, несколько раз невольно сглотнул слюну.
«О - о, как я их понимаю!» - подумал он о волках и может быть впервые за весь день, улыбнулся.
- Все-е-е, мы дети-и галактики-и! - замурлыкал он и стал устраиваться поудобней - снял, наконец, суконную куртку на ватном подкладе, душегрейку, расправил плечи, вороша волосы посидел неподвижно, уставившись в яркие точки огня, видимые сквозь круглые дырочки в дверце печки.
Немного погодя, достал с полки мешок с сухарями, протёр нечистым полотенцем алюминиевую гнутую ложку, поставил сковороду с жаренной олениной на стол и принялся есть, аппетитно чавкая и хрустя сухариками. Дожёвывая и проглатывая очередной кусок мяса, нежного и ароматного, он бормотал по привычке: - Так жить можно - и немножко подумав, набив рот очередным куском, прожёвывая нечленораздельно добавил: - Ради такого момента стоит жить, мёрзнуть и надрываться!»

Через час зимовье нагрелось, человек наелся, спрятал все припасы на полку, подальше от мышей. Сковороду с оставшимся недоеденным мясом вынес на улицу и прикрыв крышкой, оставил под скатом крыши.
Чуть отойдя от избушки постоял, поглядывая в невидимое небо и потирая свободной рукой зябнущие уши.
Вернувшись в зимовье, достал из под нар толстые берёзовые поленья, наложил их на тлеющие угли в печку. Расстелив на нары остатки старого ватного одеяла разулся, развесил на верёвочках над печью влажные портянки и поставил сапоги в тепло, но подальше от раскаленных печных стенок.
Потом не снимая носков, зевая устало, лёг. Похрустел суставами раскладываясь поудобнее и под мерное потрескивание разгорающихся дров, задремал. Вскоре ещё раз открыл глаза, потея снял свитер, оставшись в несвежей футболке – безрукавке. Потом вспомнив приподнялся, задул оплывающую от внешнего жара свечу и вздыхая, что-то бормоча уснул…

Снаружи трещал мороз и лопалась кора на деревьях. Было тихо и темно, а оттаявшее окошко зимовья чуть светилось изнутри, да из печной трубы изредка вылетали искры…

…Вожак увёл стаю от отстоя. Давая отдых уставшим телам, волки – голодные и злые вскоре тоже легли. Перед сном молодые волки грызлись между собой, отбивая место поближе к вожаку. Тот, как обычно, лёг на возвышении почти не обтаптываясь и заснул, беспокойно вспоминая звук ружейного выстрела и крик человека. Он уже решил идти утром обратно, к тому месту, где они на днях задрали лосёнка - волк помнил об оставшихся в тех местах двух лосях…

…Человеку снился сон…. Он повёл своих и соседских детей в лес, неподалеку от города, на берег водохранилища.
Выйдя к заливу, они долго купались в теплой прозрачной воде, загорали и бегали наперегонки. Потом пошли дальше, потому что он обещал им показать ближнее зимовье.
Когда, перейдя болотистый ручей, вошли в сосновый распадок, то на бугре, около родничка увидели на месте лесного домика чёрные угли. Кто-то сжёг зимовье ещё рано весной, может быть ещё по снегу.
Сделали это, скорее всего местные лесники, которые не любили, когда в их владениях, в этом домике ночевали подростки.
Но дети не огорчились, а он, в утешение им и себе быстро развёл костёр, вскипятил чай и вкусно накормил всех бутербродами с колбасой и сыром. Дети были маленькими и им нравилось сидеть у костра, подкладывать в него веточки, иногда немного обжигая пальцы. Они весело и громко визжали от восторга, когда он, бросив в костёр охапку сосновой хвои поднял пламя костра высоко вверх…

Когда шли назад, он вырезал детям из «медвежьей дудки» - высокой травы с полым стеблем – трубки и сделал надрез на боку – получалось так, что когда сильно дунешь в открытую сторону зелёной трубки, то раздавался громкий гуд- рёв, будто бычок мычит.
Он называл эти дудки рогом Олифанта и рассказал детям историю о рыцаре Ланселоте, который долго бился с сарацинами и когда изнемог, то затрубил в волшебный рог Олифанта и воины короля Артура, услышав этот рог за много километров, пришли к нему на помощь!
Его черноглазая дочка Катя, ласкаясь к нему говорила: - Папа, откуда ты всё знаешь? Когда ты в хорошем настроении я тебя просто люблю! Очень, очень! Он рассмеялся… и проснулся.
Печка прогорела и в зимовье было холодно, темно и одиноко. Охотник встал, распрямил затекшую спину, дрожа от холода вновь наложил в печку дров, подул на угли и увидев язычки пламени лизавшие поленья, снова лёг и засыпая, услышал гул разгорающейся печки…

Проснулся он рано и потянувшись, вспомнив вчерашний приключения хрипло проурчал: - Хорошо!
Потом поднявшись, оделся и поставив подогревать вчерашнее мясо, выпил кружку крепкого вчерашнего чая. Когда завтрак был готов - поел с аппетитом - оленина была ещё вкуснее, чем вчера.
Силы от свежего мяса значительно прибавилось и охотник заметно повеселел. Прибрав в зимовье, занёс несколько охапок дров, свалил их в угол, протёр стол старой газетой, кое-как помыл горячей водой сковороду и повесил её на гвоздь над столом.
Потом ещё раз огляделся, обулся по-настоящему, одел куртку, застегнулся на все пуговицы, поклонился на два дальних угла, проворчал: - С богом! - и толкнул дверь…

Мороз начинал отступать. Было заметно теплее чем вчера и в вершинах сосен тревожно гудел ветер. Подгоняемый попутным ветром охотник, быстро шагая пошёл вниз, в распадок выводящий к речке. Скоро он согрелся, размял ноги и мысли по протоптанной, накатанной колее заскользили в голове.
«По пути загляну туда, где волки задавили лосёнка, посмотрю, приходили ли серые туда ещё раз… Ну а потом двину на шоссе, а оттуда в город. Вечером смотришь буду дома…»
Он соскучился по детям и хотелось поскорее попасть в баню и выпарить из себя весь холод, который, казалось проник даже внутрь костей…

Пройдя полями несколько километров, он нашел место где лежали остатки лосенка, осмотрелся, увидел следы колонка и лисьи строчки вокруг. Охотник подумал, что можно в следующий раз поставить здесь капканы. Поэтому он старался сильно не следить, снял рюкзак, поднялся на невысокий обрыв речного берега, присмотрел пушистую сосну и поставив ружье к стволу, стал стаскивать под дерево волчьи объедки: кости, голову, куски шкуры. Потом стал делать небольшую загородку из веток, чтобы звери привыкли к незнакомому сооружению и не боялись его, а загородочка нужна, чтобы ветер не заносил снегом капкана и чтобы зверь точно встал на тарелочку капкана.

Он закончил приготовления и постоял еще какое-то время задумавшись, а перед тем, как уходить, взглянул через речку, на поле на другом берегу.
И ему показалось, что в просвете сосновых веток и густой хвои, там, на краю поля мелькнула серая тень.
- Не может быть! – прошептал он и осторожно взял ружье из-под дерева. Он вновь поднял глаза, отыскал хорошо видимый в просвет кусочек поля и снова что-то вдруг двинулось там, в кустах, на краю поля, и охотник с замиранием сердца разобрал силуэт крупного волка.
«Не может быть!» - повторил он про себя, поднимая ружье и прицеливаясь.
Сердце колотилось, руки дрожали и он сдерживал дыхание опасаясь, что волк услышит стук его сердца!
Почти в истерике, охотник, не веря своим глазам нажал на спуск.
Грянул гром выстрела и наступила тишина – только ветер налетая порывами раскачивал стволы и шумел в ветвях!

…Матерый стоял на краю поля и вглядывался в противоположный берег реки, заросший сосняком. Он не решался выйти на чистое место. Что-то ему не нравилось здесь и сегодня. Он еще раз глянул в сторону высокой сосны на берегу и собрался уходить и уводить стаю из этого тревожного места.
И тут грянул выстрел и вожак, в последний миг жизни увидел вспышку выстрела, различил фигуру целившегося в него человека, увидел его побледневшее лицо…и умер, убитый, казалось случайно попавшей в голову одной картечиной!

…После томительной паузы ожидания развязки, время, как показалось человеку, понеслось вскачь. Серые тени шарахнулись на том берегу и вновь всё замерло. Всё так же гудел ветер, скрипела берёза на кромке берега и чуть слышно шуршала позёмка, струящаяся по поверхности реки.
Охотник, перезарядив ружьё пошёл туда, где видел через прогал силуэт волка.
- Померещилось! – ворчал он уже вслух, но подходя к ивняку уже знал, что убил вожака той самой волчьей стаи!


…Я познакомился с Павловым,- героем моего рассказа в Научно-исследовательском институте Земной Коры, где он работал в отделе гидрогеологии и занимался редкой темой: «Водные источники на дне глубоких озёр».
Это был неразговорчивый, одетый в серый костюм с рубашкой без галстука высокий бородатый человек с худым лицом и внимательными глазами. Он был в своих кругах известный человек, кандидат наук, сконструировал и сделал своими руками, единственный в своём роде прибор для замера температуры придонных слоёв воды. Имел много публикаций и был приглашаем на важные научные конференции за границу. Жил Павлов в Академгородке, в девятиэтажке, в трёхкомнатной квартире.
Мне поручили написать очерк в газету о светилах академической науки в нашем городе и хотя Павлов отнекивался и смеялся, я настоял на своём и побывав у него на работе, напросился к нему в гости, домой, чтобы за чаем послушать рассказы о детстве, молодости и жизни вообще…

Войдя, я разделся, скинул башмаки в прихожей и по приглашению хозяина, прошёл в гостиную. Первое, что я войдя увидел, была большая, необычного цвета, бело-серая голова оленя с крупными коричнево-серыми полированными рогами, висевшая на стене. Один рог был почему-то сломан наполовину, а на втором не хватало двух отростков.
Меня поразил цвет шерсти оленя и я невольно произнёс вслух: - Сивый! Павлов вскинул голову, внимательно посмотрел на меня и спросил:
- А вы откуда знаете?
Я замялся стал объяснять, что читал писателя таёжника Черкасова, что он писал, что в Сибири встречаются такие светлые почти белые звери, в том числе олени и даже медведи.
Объясняя, я перевёл взгляд на противоположную стену, где висела большая, хорошо выделанная шкура волка с лобастой головой, на которой, как живые, блестели глаза. Переводя взгляд с одной стены на другую мне даже показалось, что чёрные, зло блестящие огоньками ярости глаза Вожака неотрывно были устремлены на гордую голову Сивого!

Там я и услышал эту историю и стараясь ничего не забыть, пересказал её вам уже в своём изложении…


2007-2023 год. Лондон. Владимир Кабаков


Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте «Русский Альбион»: http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть