Who will believe my verse in time to come
If it were filled with your most high deserts?
Though yet, heaven knows, it is but as a tomb
Which hides your life, and shows not half your parts.
If I could write the beauty of your eyes,
And in fresh numbers number all your graces,
The age to come would say, 'This poet lies;
Such heavenly touches ne'er touched earthly faces.'
So should my papers (yellowed with their age)
Be scorned, like old men of less truth than tongue,
And your true rights be termed a poet's rage
And stretched metre of an antique song:
But were some child of yours alive that time,
You should live twice, in it and in my rhyme.
Едва ль поверят мне грядущие века,
Когда тобой сонет наполнен без остатка.
Но, видит Бог, сонет, вместилище греха,
Воспел поры, когда с тобою время сла̀дко.
Явись во мне талант глаза твои воспеть
И в будущих стихах хоть часть красот отметить,
Грядущий век прочтя, что я решился сметь,
Сказал бы: - Лжет поэт, нет тех красот на свете.
Мой рукописный лист с годами пожелтел
И принят, может быть, погонею за славой.
Не веруя словам, я в них тебя воспел,
Их пышность посчитав античностью лукавой.
Когда бы твой ребенок в годы те попал,
И в яви и в стихах вдвойне бы ты блистал.