Уильям Уилсэн (мистика)

“William Wilson", Edgar Allan Poe

В этой истории я назову себя Уильям Уилсэн. Мне стыдно сообщать вам моё настоящее имя, которое известно, презираемо и ненавистно по всему миру. Из-за своей грешной жизни я больше не пользуюсь любовью и уважением своих приятелей, и я уже не имею обычных человеческих надежд и ожиданий.
Я не буду описывать самые последние годы своей жизни, которые были полны страданий и непростительных злодеяний.
Одно время я страдал внезапным увеличением злобности. Казалось, что вся моя добродетель за мгновение спала с меня как плед. Люди обычно вязнут в пороках постепенно, но я же сразу перешёл от простого мошенничества к самому грязному преступлению. Я хочу описать случай, который подтолкнул меня к такому ужасному нравственному падению. Надо мной уже зависает тень смерти - и это обстоятельство смягчает мой характер. Я нуждаюсь в сочувствии и, может быть, в жалости со стороны своих приятелей. Я хочу, чтобы они поискали что-нибудь в моей истории, что могло бы уменьшить у меня чувство вины. Я надеюсь, что они согласятся, что никто никогда прежде не был так искушён как я. В данную минуту я умираю от последствий одного безумного и страшного случая.
В моей семье всегда рождались люди с сильным воображением и часто - со вспыльчивым нравом. А во мне оказались собранными самые крупные недостатки нашего семейного характера. В то время как я рос, эти недостатки развивались и причиняли серьёзное беспокойство моим друзьям, и большой вред мне самому.
Мои родители мало что могли сделать, чтобы изменить мои манеры, так как они сами имели те же самые недостатки. Со времён своего отрочества я мог вести себя так, как мне нравилось.
Мои самые ранние воспоминания о школьной жизни связаны с большим старым домом в одной из английских деревень. Я был учеником в этой школе на протяжении пяти лет с того дня, когда мне исполнилось десять. Именно в то время и в том месте я получил первые неопределённые предупреждения своей ужасной судьбы. Мои школьные годы дали мне больше возбуждения и волнения, чем развлечения или злодеяния всей моей жизни.
Благодаря редким качествам своего характера, я быстро был признан лидером среди своих школьных товарищей. На самом деле, я приобрёл влияние и на всех других мальчишек приблизительно моего возраста, исключая одного. Этот мальчик был учащимся, который, не являясь мне родственником, имел точно такое же имя как и я - Уильям Уилсэн. Но это не казалось странным, так как моё имя было довольно распространённым.
В этой истории я назвал себя Уильям Уилсэн, и это имя не очень отличается от моего настоящего имени.
Мой тёзка был единственным мальчиком, который конкурировал со мной в учёбе, в спорте и в перебранках на игровых площадках. Он один отказывался принимать мои мнения и подчиняться моим приказам, и он вредил моим планам всеми возможными способами. Его противостояние меня очень сильно раздражало. Хотя я и относился к нему легкомысленно на публике, втайне я чувствовал, что я его боялся. Я не мог избавиться от мысли, что мои постоянные усилия избежать поражения доказывают, что он был лучше меня. Ещё никто из наших товарищей не допускал - и даже не подозревал, что Уилсэн был мне соперником. Я знал, что он хотел сохранить наше соперничество втайне. Он не имел ни честолюбия, ни силы воли, которые бы мной управляли, и он не стремился добиться для себя какой-либо власти. Казалось, что его единственной целью было только досаждать мне и вредить моему успеху. Однако, были времена, когда я не мог не замечать, что он проявлял некоторую симпатию, возможно, даже любовь ко мне. Мне не нравилось это его поведение, так как я считал, что это означало, что он меня жалел.
Это было просто случайностью, что мы с Уилсэном начали учёбу в школе в один и тот же день, и, как я уже говорил, мы не имели никаких родственных связей. Но я был изумлён, когда случайно узнал уже после окончания школы, что он родился 19 января 1813 года, - именно в один день со мной! Хотя я и был всегда озабочен Уилсэном, я , тем не менее, не испытывал к нему ненависти. Это правда, что мы почти каждый день ссорились, и что он всегда позволял мне одержать над ним верх. В то же самое время он всегда ухитрялся заставить меня почувствовать, что именно он, а не я, заслуживает победы. Мы никогда не были ожесточёнными врагами, но мы и не могли быть настоящими друзьями.
Мне нелегко описать мои чувства к нему: они были замешаны на неприязни, некотором уважении, страхе и на большой доле беспокойного любопытства. Я вскоре понял, что лучший способ нападения на Уилсэна - это высмеивать его. Но над ним подсмеиваться было нелегко. Фактически, я был вынужден использовать только одну его индивидуальную слабость, чтобы сохранять своё лидирующее положение. Этой слабостью был его голос. По какой-то причине - возможно, из-за болезни его горла - мой соперник не мог поднять свой голос выше очень тихого шёпота. Я не проявлял никакого сострадания, высмеивая несчастное состояние его голоса. Уилсэн мстил мне всевозможными способами. Одной из его привычек было копировать меня во всех мелочах - и делал он это идеально. Для него не представляло трудностей подражать мне в одежде. Он быстро научился копировать мои обычные движения и манеры. Несмотря на слабость его речи, он даже копировал мой голос. Он, конечно, не мог передать реальную силу моего голоса, но тон - он был точно моим! Через некоторое время его незаурядный шёпот превратился в точную модель моего собственного голоса. В завершение ко всему, мы были с ним одного роста, да ещё и похожи друг на друга как родные братья, что ещё больше способствовало его успеху в подражании мне. Единственным утешением для меня в той ситуации был факт, что никто ничего не замечал, и Уилсэн был единственным, кто смеялся надо мной. Почему целая школа не замечала его плана в действии и не присоединялась к смеху Уилсэна, - это был вопрос, на который я не мог найти ответа.
Возможно, тот факт, что его подражание приближалось к совершенству постепенно, сделал это сходство для других труднозаметным.
Уилсэн имел ещё одну привычку, которая меня сильно раздражала. Он любил давать мне советы.
И делал он это с таким видом, как будто был абсолютно уверен, что я в них очень нуждался. Мне это совершенно не нравилось, и я отказывался его слушать. Хотя я должен признаться теперь, что ни один из его советов не был ошибочным или неразумным. Его внутренний здравый смысл был гораздо больше моего собственного. На самом деле, если бы я почаще принимал его в качестве своего советчика, я , наверное, был бы более добродетельным и счастливым человеком. А так, я всё больше и больше испытывал раздражение от его постоянного вмешательства. И уже по-настоящему его ненавидеть я начал ещё до окончания школы. Это было примерно в то время, когда произошёл один странный случай.
Между нами произошла более сильная, чем обычно, ссора, и Уилсэн вёл себя и высказывался очень откровенно. Я заметил в его голосе, манере и виде что-то, что впервые удивило меня, а затем глубоко заинтересовало. Я понял, что я знал его до этого - в каком-то далёком прошлом, может быть, или в какой-то прежней жизни. Чувство (это было больше чувство, чем мысль) исчезло почти сразу же, и я упоминаю об этом сейчас просто потому, что это был последний случай, когда я разговаривал с ним в школе.
Однажды ночью, как раз перед тем как я покинул школу, я решил разыграть своего соперника. В то время когда все спали, я поднялся и пошёл, неся в руке лампу,
в комнатушку Уилсэна. Я открыл занавески, окружавшие его кровать, посмотрел на него, и... по моему телу прошла холодная, как лёд, волна . Мои конечности задрожали, кровь, казалось, покинула мою голову, и меня от страха затошнило. Стараясь удержать ровное дыхание, я поднёс лампу ближе к его лицу. Было это лицо Уильяма Уилсэна? Я видел, на самом деле, что это было оно, но меня трясло от того, что я видел. Он не выглядел так, - определённо он выглядел не так, когда он был бодрствующим. То же самое имя! Та же самая внешность! Тот же самый день поступления в школу! Я подумал о его долгом подражании моей походке, моему голосу, моей манере держаться и моим привычкам.
Было ли это возможным, что лицо Уилсэна, как я видел теперь, было результатом его длительного и тщательного подражания мне самому? Ослабевший и неспособный ясно размышлять, я погасил лампу и вышел из комнаты. До того как наступило утро, я покинул школу, чтобы уже никогда в неё не возвращаться.
Спустя несколько месяцев я был принят в известную английскую школу Эйтон.
Эта перемена места заставила меня забыть о прежней школе, и я больше не думал о своём однофамильце. Я жил совершенно безрассудной жизнью и почти совсем не учился.
Я не буду описывать те, впустую растраченные, три года, в течение которых корни зла пустили в моей душе глубокие корни. Мой рассказ идёт дальше, к концу того времени.
Однажды вечером, под конец недели беспробудного пьянства, я пригласил небольшую группу своих самых буйных друзей на вечеринку в свою квартиру. Мы собрались поздним вечером, так как наши удовольствия должны были продлиться до утра. Вино текло рекой. Кроме того, были и другие наслаждения, которые зажигали в наших глазах огонёк безумия.
Первый свет нового дня как раз начал появляться на востоке, когда за дверью квартиры послышался нетерпеливый голос слуги. Он сообщил, что какой-то человек, который,
по-видимому, сильно спешит, желает поговорить со мной в коридоре. Когда я вышел наружу в полумрак, я увидел фигуру юноши примерно моего роста. На нём была надета белая визитка, точно такая же как и на мне.
Он бросился ко мне, схватил меня за предплечье и наклонил свою голову к моей, - и затем я услышал голос, низкий шёпот: "Уильям Уилсэн!".
Он поднял палец и яростно им покачал, как бы делая серьёзное предупреждение. Это его движение будто распахнуло дверь для тысяч воспоминаний, ворвавшихся в мою душу со страшной силой электрического разряда. А затем, через мгновение, он исчез.
На протяжении нескольких недель после этого события я занимался наведением справок. Конечно, я знал, что мой нежеланный гость был моим однофамильцем. Но кем был этот Уилсэн? И откуда он появился? И почему он вмешался в мои дела? Но я ничего важного о нём найти не смог. Я только узнал, что он покинул школу из-за несчастного случая в его семье, произошедшего в тот же самый день, когда я ушёл из той школы.
Немного позже я уехал в Оксфорд, где безрассудная щедрость моих родителей позволила мне продолжить жизнь в расточительных удовольствиях. Именно в Оксфорде я научился порочному искусству мошенничества. Но мои друзья, все до единого, скорее засомневались бы в самых очевидных доказательствах, чем заподозрили бы меня в таком поведении, ибо, я был счастливым, щедрым Уильямом Уилсэном.
После того, как я успешно мошенничал в игре в карты на протяжении ряда лет, в университет поступил молодой и богатый дворянин по имени Глэндинин. Он имел слабый характер и казался идеальной личностью для моей цели. Я часто с ним играл и сумел позволить ему несколько раз выиграть у меня довольно приличную сумму денег. Таким образом я втянул его глубже в западню. Наконец, мой план был готов. Я встретился с ним в квартире одного из своих друзей, который ничего не знал о моём мошенничестве. Находясь в компании из десяти парней, я осторожно направил беседу в нужном мне направлении и добился своей цели, - Глэндинин предложил сыграть в карты. Мы играли довольно долго и, в конце концов, он и я остались за столом в одиночестве. Остальные стояли вокруг нас, наблюдая за нашей игрой. За очень короткое время, Глэндинин, который был уже сильно пьян, задолжал мне приличную сумму. Не прошло и часа, как его долг вырос раза в четыре. Несмотря на то, что это была очень крупная сумма денег, я не считал, что такой проигрыш мог явиться причиной его бледности (Глэндинин был сейчас бледный как смерть): его семья, я слышал, была одной из самых богатых в Англии.
Я предположил, что вино вызвало у него чувство тошноты. Я уже собирался предложить прекратить игру,
как раздался вопль отчаяния Глэндинина, и тогда я понял, что совершенно его разорил.
В комнате установилась тишина, и некоторые из присутствующих смотрели на меня с презрением или упрёком. Моё лицо горело, и я не знаю что бы я делал, если бы не внезапное вмешательство. Дверь комнаты распахнулась, и от сильного порыва ветра погасли лампы. Но гаснущий свет ламп успел показать, что кто-то вошёл и остановился посреди нас.
И потом мы услышали его голос: "Господа, - сказал он низким, отчётливым и незабвенным шёпотом, от которого по моему телу прошёл холодок, - я не буду извиняться за то что вас прерываю, потому что я делаю
это из чувства долга. Вы не знаете истинного характера человека, который сегодня вечером выиграл большую сумму денег у господина Глендинина. Я советую вам проверить внутреннюю сторону его левого рукава и большие карманы его пиджака". Затем он, также быстро как и вошёл, покинул комнату.
Как я могу описать свои чувства? Как я могу объяснить, что чувство вины в тысячу раз сильнее, чем сам факт? Но у меня было мало времени на раздумья. Меня схватило грубо много рук, и тотчас же зажгли лампы. Последовал обыск. Из моего рукава изъяли все, необходимые для игры, фигурные карты. Несколько комплектов карт, укомплектованных должным образом, чтобы всегда дать мне преимущество, также были обнаружены в моих карманах. Мои друзья восприняли это открытие с молчаливым упрёком. И их молчание было для меня тяжелее, чем любой взрыв гнева.
"Господин Уилсэн, - сказал хозяин квартиры в конце концов, прервав тягостное молчание, - мы сыты по-горло вашим мастерством карточной игры. Я надеюсь, вы уедете из Оксфорда. Но в любом случае, вы покинете мою квартиру немедленно".
На следующий день, рано утром, я поспешно выехал в направлении Парижа. Я страдал от мучительного чувства стыда, лишающего меня последних сил. Но я напрасно искал выход в бегстве. Мой ужасный рок преследовал меня по пятам. На самом деле я только сейчас начинал чувствовать его власть.
В Париже Уилсэн снова вмешался в мои дела. Проходили годы, но я не ощущал освобождения. В Риме - в момент моего успеха - он прервал путь к моей цели. В Вене тоже! И в Москве! Я убегал во все концы света - тщетно! Он находил меня всюду. Всякий раз, когда Уилсэн расстраивал мои планы, он делал это с единственным намерением: помешать реализации моего плана, который мог бы привести в результате к большому злу. Но я не находил для себя никакого утешения в знании его намерений.
Я чувствовал только раздражение из-за утраты своего естественного права на свободу действия.
Он продолжал на протяжении многих лет подражать мне в одежде. Но я ни разу с отрочества не видел его лица. Каким бы он ни был, но прятать своё лицо мне казалось величайшей глупостью. Знал ли он наверняка, что я узнавал его? Разумеется он знал это! Для меня он всегда был Уильямом Уилсэном - моим ненавистным соперником в школьные годы.
Но моя история уже подходит к концу. К этому времени я превратился в заядлого пьяницу, и воздействие алкоголя на мой характер привело меня к потере терпения по отношению к моему тёзке.
Я находился в Риме в 18-- году, и я решил положить конец своим страданиям. Однажды вечером я присутствовал на балу в доме одного дворянина. Он был господином очень преклонного возраста и имел молодую, весёлую и красивую жену. Я договорился встретиться с хозяйкой дома в саду (я не буду рассказывать вам о позорной цели своего плана). Я спешил в сад, когда я почувствовал лёгкую руку на своём плече и услышал тот низкий, незабвенный шёпот в моё ухо. Я в гневе повернулся и схватил его за воротник.
Он был одет, как я и ожидал, точно также как и я, и у нас обоих имелись шпаги.
"Дьявол! - закричал я, - ты больше не будешь мне надоедать! Обнажай свою шпагу!"
Мгновение поколебавшись, он приготовился защищаться.
Вскоре всё было кончено. Я был неистовый от возбуждения. Я чувствовал, что был способен победить целую армию. Через несколько секунд он был в моей власти, и я протыкал шпагой его грудь снова и снова.
В тот момент мне послышались за спиной шаги. Я оглянулся, но никого не увидел, и снова повернулся к своему умирающему врагу. Я не смогу простым языком описать своё изумление и ужасный страх, который заполнил меня, когда я посмотрел на него.
Он был очень бледен, и на его одежде была кровь. Но несмотря на это, я мог видеть, что все особенности
его лица, каждый штрих в его одежде были до мельчайшей детали моими собственными!
Это был Уилсэн, но он больше не говорил шёпотом. Мне показалось, что это я сам говорил, когда он сказал: "Ты победил, а я проиграл. Но с этого времени ты тоже мёртв! Ты был частью меня. В моём теле ты видишь сейчас смерть, которая является также и твоей собственной смертью. Как же уверенно ты себя убил!"