Мыльный пузырь

Я – мертвое творение рока.

Я бежал. Бежал со всего духу. «Домой» - крутилось в моей голове, «домой». И я бежал, и, краем глаза, я видел свою тень, бегущую в ревень со мной, и я представлял, что мы бежим наперегонки, что я выигрываю, что я впереди.
Фонари мелькали, накрою моего воображения, но я продолжал бежать, я обгонял мир, я был впереди. Ветер кричал в мои уши, и я слушал, я понимал, но я молчал.
Пару раз я чуть не врезался в прохожих, но уже был вечер, и давление руки города сдавливало их в кровавую кучу, которую позже откидывало на свалку приливами ночного ветра, и я мог бежать со всей скоростью, на которую был способен, я бежал быстрее ветра.
Обычные люди не понимают бегущих. Они им кажется чужими, странными, опасными. Они не понимают их, они ненавидят их.
Я в очередной раз повернул за угол и вот он. Дом. Он стоял в вечернем тумане, сияя своей странной симметрией из надвигающегося мрака. От него пахнет смертью, но это мой дом. Я его люблю, и я туда бегу.
Дверь была открыта, и я проскочил мимо брата, мимо Джереми, идущего в кухню, мне показалось, что он упал, но я не оборачивался, я бежал.
Ванная, еще немного. Моя рука скользнула по ручке и дверь открылась. И я был внутри. С трудом удерживая смех, я достал из кармана пластмассовую баночку. Она была желтая, она была маленькая, ее края были округленными, и сейчас она была целым миром для меня. Она была моей карманной вселенной.
Почасовой стрелки я открутил крышку и поднял ее, снизу крышки выходила пластмассовая палочка с петлей на конце. Я окунул ее в мыльный раствор, находящийся в баночке и возбужденно вынул. В петле образовалась тонкая, мыльная пленка, которой предстояло стать мыльным пузырем. Я сделал это все сидя на краю ванны, мокрая поверхность скользкого метала намочила мою задницу и штаны прилили к телу но это было не важно, все было неважно, важен был кусок пластмассы в моей руке и то, что он означал. Я поднес пластмаску, в центре которой, блестел мыльный раствор, к лицу, и я дунул, и мир сместился.
Я все еще был в ванной, но теперь я не сидел на ванной, я был в воздухе, ванна казалось больше, и я видел себя. Я был огромным, я сидел и готовился выдувать мыльные пузыри, такие же, как тот, в котором был я. Что происходит, почему я здесь? Что? Мой второй «Я» снова дунул и с пластмассового круга, белого круга, опрятного круга, вылетел еще один пузырь и в нем был еще один человек. Сэм, я помню его, я ходил с ним в детский сад, тогда мы были друзьями, но после перехода в школу наши отношения остыли, что происходит, почему он здесь?
Увеличенная, сидящая на ванной, с мокрой задницей, и красным лицом, версия меня продолжала выдувать мыльные пузыри и все больше людей появлялся в просторах мира, в просторах моей ванной, я знал всех. Тут были люди, которых я хоть чуть-чуть, но знал, с которыми я дружил или имел деловую связь. С которыми я целовался, которых я бил или которые били меня. Все. Все тут. В этой комнате. В мыльных пузырях.
Все они стояли возле розовой стенки шара, им приходилось выпрямляться вперед, что бы достать до стенки, они бились об нее руками или кричали, но все напрасно, они были взаперти. Иногда шары врезались друг в друга и соединялись, образовывался проход и один человек перебегал в убежище другого пока их укрытие становилось одним и их обитатели, обменявшись парой слов, снова начинали кричать и мотаться по своей маленькой клетке, тряся своими маленькими руками.
Я повернул голову и увидел женщину, летящую в стену. Нет, она врежется, ей надо остановится, сейчас же, остановись! Нет! НЕТ! Мыльный пузырь врезался в стену и взорвался, ее тело распласталось на полу, шея была повернута в странной позе. НЕТ! НЕТ! Я с трудом убрал свой взгляд от ее разлагающейся плоти и начал осматриваться. И я увидел его, он летел у дальней стены. Он, мой брат, мой Джереми. Нет, пузырь лопнет, нет, он врежется, нет – ОН УМРЕТ!

Я – голова потока прогресса.

Я должен его спасти, я должен. Как? Но я знал как, я знал. Я просто должен сосредоточится и тогда, все выйдет. Я смогу. В моей голове блеснуло внезапное озарение, такое яркое и цветное, что было не понятно, как оно сразу не пришло ко мне – мой шар безопасный, он не лопнет, и я могу двигать его, просто надо…
Я сосредоточил каждую свою мысль, каждый свой нерв на то, что бы привести этот проклятый пузырь в движение. Давай же, давай. Я представлял, что мой пузырь летит к нему, я видел, как он летит, я чувствовал его и, наконец, он полетел, полетел в направлении моего братишки. Полетел, в ничто окружающего пространство.
Я летел между людьми. Каждый из них знал, что их пузырь, рано или поздно, лопнет, каждый из них знал, что может разбиться о стену, и, каждый из них знал меня, и то, что мой пузырь безопасный. И они кричали, они молили, но, так же точно, как знание того, что мой шар безопасен, другая информация появилась в моем мозгу. Все не поместятся. Я должен выбирать. Я должен спасти тех, кого люблю, быстрей.
Я – потный член окружающего общества.
Я летел к своему братику среди людей. Люди кричали. Они были в бешенстве, это была слепая толпа и она требовала крови. Я маневрировал среди них, они не могли управлять своими шарами, или просто не знали как. Но я мог. Я знал. Я выигрывал. Если я попаду в рай, я заберу с собой всех кого смогу, ада это тоже касается.
Наконец, Джереми был передо мной. И я начал плыть на него, мой шар врезался в его и какое то время мой пузырь толкал его, но потом он вошел в его, и часть пузыря между нами лопнула, образовался проход и он перебежал ко мне.
- Мик, что…,- начал он, он плакал.
- Ничего, все будет хорошо, все…
Я повернул голову и увидел ее, женщину. Нори. Я знал ее, она была с моей работы, мы часто встречались на перерыве и вместе пили кофе. Тогда, на каждом перерыве, улыбаясь ей и отпивая кофе влажными губами, я представлял, как вставляю ей. Тогда у нее было красивое лицо, черные волосы завязанные в плотные пучок и красивые, белые, гладко выбритые ноги, так все было тогда, сейчас она была другой. Ее волосы были растрёпаны и неаккуратны, она широко расставила ноги, ей приходилось стоять на носках, что бы шар не лопнул от острых каблуков. Она смотрела на меня с дикой улыбкой, с бешенством, ее шар приближался к моему, я попытался увернутся, но было поздно, она была слишком близко. Она сняла туфли и на ее лице изобразилось предвкушение. Ее шар врезался в мой и образовался проход, и Нори вбежала через него и она кричала:
- Подонок! Ты хотел оставить меня, ты хотел…
Она схватила меня за шею и принялась душить, мои руки были на ее, но она была сильнее, я слышал плач моего брата. Он подошел к нам и принялся стукать ее по голой лодыжке, она откинула его в сторону. Удушья. Я не мог дышать, я задыхался, все мои нервы напряглись, мой организм стал бороться за спасения, но я почти сдался, почти. Я удрал ее между ног и ее хатка ослабла. Она сделал шаг назад, потом снова прыгнула вперед, на меня. Она сбила меня с ног, и мы оказались на полу. Она рванула вперед и ее зубы соприкоснулись с холодной кожей на моей шеи. Ее зубы прошли насквозь и боль была обжигающей, я почувствовал ее в себе. Как будто она трахала мое отмороженное тело. Я чувствовал ее в себе. Боль была громом, а она, она была молнией. Я почувствовал, как кусок плоти покидает мой организм, как частица меня уходит и я кричал, кричал громче, чем кто либо другой, находящийся в этой комнате, в моей ванной.
Внезапно послышался удар, ее тело расслабилось, и, превозмогая боль, я скинул ее с себя. Мой брат стоял рядом, держа кровавый металлический брусок в руках. Рядом лежала Нори, и в ее голове была дыра.
- Где ты, где ты это взял?
- На полу, оно было на полу,- тихо сказал он и свежие слезы полились с его глаз. Но времени не было. Повсюду мыльные шары лопались и люди разбивались, люди которых я знал, любил, жаждал и ненавидел. Все тут, умирали перед моим взглядом.
Мол, Мол, где Мол? Черт подери! ГДЕ МОЯ МАТЬ? Мол, Мол – есть, вон она. Я сосредоточился, и мой пузырь поплыл среди многих других, все больше из них лопалось, и их хозяева летели со скорость пи минус, секунд, к земле, я слышал, как ломались их шеи. Некоторые, приземляясь, откусывали себе языки, и эти розовые куски плоти лежали на полу как молчаливые символы звука.
Мол, билась руками о пузырь, она кричала, но я не слышал. Все кричали. Мой шар вошел в ее и снова образовался проход, и она скользнула в мои объятья, и плакала в мое плече.
Еми, где Еми?Я оглянулся и увидел ее. Она была в пузыре, но, она была не одна, в ее пузыре был пожилой мужчина, он сидел на ней и бил ее по лицу, она кричала, но я не слышал, Я не мог услышать. Я полетел к ней, мой мозг разлагался в черепной коробке, я кричал, но никто не слушал. Моя мать, увидев Еми начала кричать и Джереми возобновил плач.
ХАОС! РОЗРУХА! ПУЗЫРИ!
Мой пузырь врезался в ее, и мы вошли, я налетел на человека и скинул его с нее, в следующую секунду его пальцы врезались в мои глаза, но я схватился за его шею. Он брыкался, но я не отпускал, он дергался, он пытался кричать, и он замолчал.
Я встал с него, не веря тому, что сделал, не веря себе. Как…? Сразу два шара летело на нас, и я видел дикие, искаженные лица их обитателей, я изменил маршрут.
Я убил его, потому, что он этого заслужил. Лицо Еми было разбито, она была без сознания, этот ублюдок бил ее, когда она была в отключке. Он заслужил это.
Все были здесь. Теперь – надо выбираться. В углу я увидел вентиляционную трубу и я полетел к ней продолжая огибать знакомых мне людей, людей которые ненавидели меня, которых я предал. Они убили бы меня, не задумываясь, не моргая и не шмаркая носом, они вонзились бы в мою кровавую шею своими отточенными педикюрами, они душили бы меня, они насиловали бы мое тело и душу. Они бы сделали все это, но у них не выйдет. Нет.
Когда мы были в ярде от вентиляции, он вылетел наперекор нашему пути. Он. Пол. Мужчина средних лет с рыжей шевелюрой и черной щетиной. И у него была иголка. Он летел на нас, и было поздно менять маршрут. Столкновение неизбежно. Он повернул иглу шпилькой и надавил краем на свой пузырь. Он вынул иглу вместе с рукой из пузыря и быстро повернул ее острой частью вперед, и он выставил острие иглы перед собой.
У меня было не больше секунды, и я сделал то, что должен был, все что мог. Я врезался рукой в мыльную стену, и она прорвала ее и моя рука вышла вне. Его игла была левей, и я повернул руку, ладонью вперед, левей. Игла встретила плоть, игла вошла в плоть. Я схватился левой рукой за правую и смотрел как игла входит в самый центр ладони, как она прожигает мою плоть. Я чувствовал в себе холод, всепоглощающий, тупой холод.
Я услышал смешной звук, когда игла пробила кость. Она начала раскалывать кость и проходить внутрь все глубже и глубже как путешественник в горы. Я кричал. Боль была всем. Все горело. Все гнило.

Я – отрезанная рука Богов.

Мои глаза начала застилать белая пелена, и я понял – сейчас или никогда – я дернул руку на себя и игла вырвалась из его рук. Я все еще мог согнуть руку в локте, так что глубже него она не вошла. Другой рукой я схватился за шпильку и с бешенством в глазах вытянул иглу с руки. Моя кость скрипела. Образовался проход и я увидел страх во взгляде Пола. Он боялся. Труп. Я сделал два шага и воткнул иглу ему в плечо, он завыл и сделал шаг назад. Он потерял сознание.
С тем как мы залетали все глубже в трубу звуки толпы позади все больше и больше удалялись. Они приглушались завесой ночи. Они тонули в ней.
Еми лежала на полу, она начала приходить в сознание и я кинулся к ней.
- Мик,- сказала она смотря на меня зелеными глазами.
- Все хорошо, все будет хорошо.
- Мик?
- Да.
- Кто это был?
- Не важно, он больше тебя не тронет.
- Нет, не он, другой, человек на ванной?
- Это… это никто. Отдыхай.
Я встал и продолжил управление моим одиноким кораблем. Наконец мы оказались наруже. Город продолжал дышать в своем меланхоличном ритме, и я не собирался ему мешать. Я просто хотел стать одним с ним. Я не хотел разрушать – я хотел строить.
Я посмотрел на дорогу у одного из домов и увидел Еми, Мол и Джереми идущих вперед под алым светом фонарей. Лицо Еми было в порядке, Джереми не плакал и Мол была моей матерью. Я оглянулся назад и увидел что я сам на своем корабле.

Я – забытая кишка ничего. Я – точка соприкосновения миров.

И я продолжил лететь – вверх.
Когда я выпустил последний пузырь, мои кроссовки были мокрыми. Я опустил взгляд и увидел кровавый пол.

Я – больная фантазия неизведанного и в неизведанное я иду.