Мы знали и любили мир его театра

В один прекрасный день нашем городе появился волшебник в лице Резо Габриадзе и создал свой театр. Мы ходили туда как на праздник помногу раз на каждый новый сектакль. Театр марионеток был расположен в старой части города, окруженный старыми храмами: армянская церковь, синагога, грузинская православная… В маленьком зале висели фрукты, потом батоно Резо хотел завести кофейню, чтобы запах от жаренных зёрен распространялся бы по всему театру. Это был единственный театр, посвященный любви. «Я Влюблен в саму идею любви» — слова императора Арчила из спектакля «Дочери императора Трапезунда» могли быть эпиграфом ко всему, сделанному Резо Габриадзе в Тбилисском театре марионеток. После этих спектаклей хотелось жить, дышать, щуриться, нюхать, замечать птиц и даже людей, вспоминать двор своего детства, старый кинотеатр, первую любовь…
Четыре любовные пары прошли сквозь театр Тбилисских марионеток - театр Резо Габриадзе. Юные Альфред и Виолетта в первом спектакле, Боря Гадай, влюбленный в Нинель, — во втором, император Арчил и Бланшефлер-Этери в третьем спектакле, лошади Алеша и Наташа — в четвертом. Таким образом герои его спектаклей образовали единую love story — от рождения до смерти. Начав с легкой кукольной версии бессмертной любви «Травиаты», придав ей счастливый конец, пройдя потом безответную, абсолютно «человеческую» любовь птички Бори Гадая к девушке Нинели, поднявшись в «Дочери императора Трапезунда» к романтическому абсолюту — «любовь победила смерть», — он завершил любовный сюжет своего театра противоположным — смерть побеждает любовь в «Песне о Волге». Любовь есть Бог, Бог есть любовь… «Не говори „Бог“, обращайся только к ангелу. Моя бабушка обо всем просила только ангела», — всегда говорил батоно Резо. Персонажи великой мелодрамы Верди раскачивались на нитках, они, бывшие когда-то людьми, распевавшие арии на сценах всего мира, умиравшие в спектаклях великих режиссеров, стали неустойчивыми легонькими куклами. В финале «Песни о Волге» погибали лошади Алеша и Наташа — тоже марионетки на нитках, но рядом с другими персонажами-куклами они были более чем людьми не только потому, что унаследовали имена героев фильма «Падение Берлина». Влюблялись персонажи-куклы, а умирала человеческая любовь, внушенная нам театром, возникнув из воздуха сцены, она оставалась в пространстве и в душе именно любовью. И, умирая, не могла уже переселиться обратно в куклу. В искусстве Габриадзе Любовь была испытанием (то есть испытывала героев на верность, прочность, высоту чувств), она даже иногда была страданием, но никогда не мучила героев и зрителей сложностями и нервными вибрациями очередного земного воплощения. Классическая ясность сопровождала каждый сюжет. В кукольных спектаклях Габриадзе воплощал недостижимый в жизни идеал рыцарства без страха и упрека, в своих героях он обретал ту свободу чувства, о которой можно только мечтать и которую можно обретать только в высоком искусстве. Со спектаклем «Осень нашей весны» у многих до сих пор связано чувство восторга. «Кроме подневольного участия в жизни, каждый из нас имеет с нею, жизнью, лично свое, чисто мечтательное общение», —писал в начале века Иннокентий Анненский, что в полной мере созвучно с искусством Габриадзе той поры. Птичка-невеличка в спектакле Габриадзе заговорила и запела о человечности, утраченном романтизме и любви.
«Осень нашей весны» возвращала каждому ощущение его детства и первой любви, погружала в вертепный уют маленького городка. Мы все утомлены «подневольным участием в жизни», а нам дарили легкость «чисто мечтательного общения» с нею. Этот спектакль, пропитанный соками жизни, ее радостной горестью, горестной радостью, был весной нашей осени, жизнь как любовь пробуждалась в каждой клетке тесного сценического пространства.
Габриадзе поставил в то время и рыцарский роман. Как Данте искал Беатриче по кругам ада, как герой старинного рыцарского романа Флоар искал похищенную Бланшефлер, так и Арчил искал по странам и континентам свою возлюбленную, с которой они росли вместе под колыбельную, в юности качались на качелях…
Любовь в «Дочери императора Трапезунда» была тотальной, всеобъемлющей, от неба до морских глубин, ей был посвящен весь мир спектакля, это была кукольная «Песнь песней». И потому, конечно, даже в колеблющемся мире подводного царства, куда щупальца судьбы опускали Арчила, тоже царил культ любви.
В финале пьесы царь зверей лев говорил Арчилу:« Мы с тобой цари, но есть царь выше нас, имя ему — Любовь. Только влюбленный царь становится поистине царем царей»,
Со стороны Габриадзе вся эта история была в в те годы в чистом виде отрешенным донкихотством: вот так, посреди хаоса тех лет воздвигнуть рыцарское средневековье… Но именно тогда его «свободный ум» подсказал: в тот момент, когда все переворотилось, сделать спектакль только о любви, о том, что способно уцелеть в истории и памяти. Любовь склеивает осколки разбившегося мира, собирает отзвуки цивилизаций в единый чистый звук жизни, и в конце спектакля, после всех скитаний, походов, турниров и страданий, перед зрителями оставалась лишь прекрасная кукла — неподвижная женщина-рыцарь в латах, а вокруг нее кружила бабочка, в которой воплотилась навек любовь Арчила и идея, сама идея любви, на которой держится мир.
Габриадзе прошел долгий драматический путь к спектаклю «Песне о Волге». Здесь он вкрапил мгновения любви в «батальное полотно» Сталинградской битвы, словно прощаясь со всеми возможными вариантами финала любви.
История лошадей Алеши и Наташи не была прописана, не была проговорена, она звучала какими-то сумбурными отрывочными диалогами. Но она занимала в спектакле центральное место именно большой и давней любви, в истории которой Наташа изменила Алеше и ушла от него, но Алеша все равно любил и искал ее. У Габриадзе любовь всегда была побеждающим чувством жизни, а значит, чувством, побеждающим смерть. Но чтобы победить смерть, сначала нужно умереть. В середине спектакля убитый Алеша воскресал, потому что недолюбил Наташу, его любовь к Наташе побеждала смерть, чтобы он снова жил — мучился, страдал и погиб в финале, оттого что умерла, убита на поле Наташа. Значит, и ему незачем жить, незачем воскресать, незачем просить помощи ангелов.
В театре Резо Габриадзе не было никаких сложностей, кроме изумительной виртуозности самого искусства и уверенности в том, что все настоящее есть дар Божий.И поэтому по поводу любви все обстояло просто — она БЫЛА.