Эрих Фромм и искусство любви

Эрих Фромм и «искусство любви».
У Эриха Фромма в качестве объектов любви выделены следующие группы:
• братская любовь
• материнская любовь
• эротическая любовь
• любовь к себе
• любовь к Богу
Несомненно, что при такой детализации любви, перечень ее объектов представляется далеко не полным, поскольку к вышеуказанному ряду можно прибавить любовь к Родине, любовь к природе, любовь к познанию, поскольку познание также может быть представлено в качестве объекта любви. Кроме того, познание, также как и любовь носит творческий характер. А к какой группе согласно предложенной классификации следует отнести, например, - любовь к жизни? Ведь любовь к жизни это и любовь к себе, своим родителям, своим друзьям, своим привычкам, своим достоинствам и недостаткам, природе, наконец, ко всему окружающему миру, имеющему бесчисленное количество составляющих? Могут возразить, что де, в работе идет речь лишь о рассмотрении сущности любви к человеку, но, однако, сам автор говорит, что «любовь – это активная заинтересованность в жизни и развитии того, что мы любим». А разве подобное определение не применимо к жизни народа или этноса или животного мира или к миру культуры? Скажут, что из перечисленных видов любви все же правомерно было бы остановиться, для начала к рассмотрению любви к народу, а любовь к народу может быть приравненной к братской любви. Но братская любовь у Э.Фромма – это «любовь ко всем человеческим существам». Спрашивается, согласно терминологии автора любовь, к примеру, француза, предпочтительнее к французам же? Или к англичанам? Или к папуасам Новой Гвинеи? У автора «искусства любви» ответа на этот вопрос нет. Более того, как тот же француз может любить попуаса из Новой Гвинеи, да еще и «с полным отсутствием предпочтения», если он и в глаза-то никогда не видел туземца из тропической страны? То, что француз может испытывать по отношению к попуасу из Новой Гвинеи - не более чем любопытсво (посмотрите ка, а я и не знал, что существуют обезьяны, говорящие членораздельно. Как это мило). Но удивление это еще не любовь. Когда ученый разрезает рептилию на части, им движет любопытство, любовь к науке, прогрессу и т.д., но едва ли любовь к животному.
Если предположить, что все люди произошли от одного прародителя, то, как следствие, также необходимо допущение, что и степень родства рода человеческого различна. Так уж повелось, что группы людей, проживающих на одной территории вынуждены были, если можно так выразиться, создавать «социальную инфраструктуру» которая включала бы в себя единую речь, единых богов и кумиров и единые представления о «своих» и «чужих», все перечисленное именуется коротким словом - культура. В мире множество племен и, соответственно, культур. До тех пор, пока будут существовать культуры, будут существовать и всевозможные разделения. Будет то, что «близко» и «понятно» и то, что «далеко» и «чуждо». Поэтому для того, чтобы по мысли Э.Фромма «чувствовать единство со всеми людьми, человеческую солидарность», необходимо, раз и навсегда покончить с разнообразием культур и создать некую унифицированную и всеобъемлющую мировую культуру. Едва ли сам Э.Фромм мог представить себе такую суперкультуру, однако имея ввиду глубокую нежность автора к марксизму и интернационализму, подобные умопостроения могли быть логическим завершением идеи «интернационального братства». Здесь следует отметить, что любовь, как «межличностное единение, слияние с другим человеком» возможна только в силу наличия внутренней интуиции влечения, основанной, однако, на вполне конкретных предпосылках. Каковы же эти предпосылки?
Во-первых, родовые. Вырастая в некоторой культуре, человек, в известной степени, становится «пленником этой культуры». Культура всегда предполагает наличие стандарта, как мерила ценности. Ценно же то, что доступно, что укладывается в родовые представления о добродетели (при этом представления о добродетели у различных племен могут быть прямо противоположными). Создавая культуру племя огораживало себя от «непрошенного гостя». Для многих племен культура стала святыней и поступиться ею во имя неясного «интернационального единения», лишь во имя «братской солидарности» выглядит полным абсурдом. Такое возможно лишь в том случае, когда племя по тем или иным причинам (война – к примеру) стало вырождаться. Но там, где происходит вырождение, любовь, как творческое и созидательное начало погибает. Иначе говоря, братская любовь, основанная на принципе интернационализма невозможна в принципе, поскольку интернационализм – это всегда подчинение слабого сильным, идеологические штампы и пропаганда не в счет.
Во-вторых, семейные. Здесь можно согласиться с Э.Фроммом относительно того, что семья в лице отца и матери, на этапе взросления человека формируют психологический и волевой уклад человека. Однако, означает ли отсутствие семьи, либо полноценного воспитания в семье неизбежным признаком формирования нравственно неполноценной личности? В книге «искусство любви» внятного ответа на этот вопрос не дается. Не может ли случиться так, что когда на этапе волевого созревания человека ему не был задан соответствующий «импульс», то «вектор» дальнейшего духовного роста получил направление в сторону разрушения? Разрушения себя, своих ближних, всего общества, пусть даже и на интенциональном уровне? А может быть ничего страшного и не произошло, поскольку современные социальные институты в состоянии справиться практически с любыми психическими патологиями? Ответ на эти вопросы не может быть дан без рассмотрения третьей предпосылки, которой является духовное развитие личности.
Духовное развитие личности есть то, что в классификации Э.Фромма называется любовью к Богу. Сразу же отметим вне или сверхкультурную природу взаимоотношений человека и Бога. Как справедливо отмечает автор «она (любовь) тоже берет начало в потребности преодолеть отчужденность и достичь единства». Действительно «во всех времена, во всех культурах перед человеком стоит один и тот же вопрос: как преодолеть отделенность, как достичь единства, как выйти за пределы своей собственной индивидуальной жизни и обрести единение». Только вот охарактеризовывать «развитие рода человеческого как отрыв человека от природы, от матери, от уз крови и земли» мы не можем. Подобные утверждения не от жизни, а от психоанализа, причем не в лучшем его варианте. «Развитие рода человеческого» - это попытка осознания своего бытия в мире и истории. Проблема состоит в том, что без идеи Бога такое осознание невозможно, а значит мир – абсурд. И только приняв этот факт (отсутствие Бога) за аксиому появляется психо- и шизоанализ. История человечества – это история войны с абсурдом, но в ходе этой войны многие так привыкли к нему, что поставили в основу бытия. В мире абсурда правит целесообразно обусловленное, а значит есть место Дарвину, Фрейду, Эйнштейну. Какова же цель? Показать в качестве гармонизирующего начала бытия, все что угодно, кроме Бога. Почему? Да потому что мир абсурд. В мире абсурда есть эволюция, секс и теория относительности, показывающая относительность не только научных, но и духовных истин. В мире относительности есть только броуновское движение, временами принимающее подобие порядка, а потом вновь превращающееся в хаос. Человек всегда искал гармонии и смысла. В этом поиске человек, как верно пишет Фромм, прошел от тотема, идолопоклонства, язычества и мистицизма до строгого монотеизма. Но и монотеистическое развитие человечества у Фромма не лишено коллизий. «в начале этого развития мы находим деспотического, жестокого Бога, который считает созданного им человека своей собственностью и имеет право делать с ним все, что угодно». В этот период времени, по Фромму, Богу угодно уничтожить всех людей, кроме любимого сына Ноя. Именно такими глазами видят Библейскую историю господа психоаналитики, а также сочувствующие им. Попробуйте им сказать, что Бог не убивает, а убивают и уничтожают люди, какова будет реакция? Представить не сложно. Дальше больше. По Фромму, Бог в эволюционном процессе духовного развития человечества «превращается из фигуры отца, в символ его принципов, принципов справедливости, истины и любви». Другими словами Живой Бог превращается в идею. Бога нет, а есть абстрактные категории справедливости, истины и любви. Вот он гуманизм с религиозной символикой. Стало быть первыми гуманистами были не европейские просветители, как мы по невежеству полагали, первым гуманистом был Моисей. Каким же образом Фромм превращает Бога в идею? Он лишает Бога Его личности. «Запрещение создавать какой-либо образ Бога, произносить имя Бога вслух, наконец вообще произносить Его имя имеет ту же самую цель, что и освобождение человека от идеи, что Бог это отец, что Он личность». Здесь обнаруживается весьма сильное влияние на философа различных восточных культов. Безличная природа божества характерна для всех пантеистических религий востока. Почему же автор в своих религиозно-философских взглядах склонен более склоняться к пантеизму? Из-за неразрешимых антиномий, возникающих в попытках рационального осмысления Бытия Божьего: «Так как Бог представляет высшую реальность и так как человеческий разум постигает реальность в противоречиях, то о Боге, не может быть высказано никакого утверждения»,в том числе, что Он есть личность. И завершением этой логической цепочки становится утверждение «Бог это я, насколько я сам человек». Вот он, этот опасный поворот от религии к гуманизму, от веры в Бога к обожествлению человека. Подобный взгляд присущ и марксизму: «философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». Изменить этот мир таким образом, чтобы религия превратилась в «опиум для народа», избавиться от «детской иллюзии» относительно Всеблагого и помогающего Отца, - таково, очевидно, напутствие Э.Фромма тем, кто по настоящему желает овладеть «искусством любви».
Итак, как было указано выше основными предпосылками в любви являются семейные, родовые и духовные, понимаемые, в первую очередь, как взаимоотношения с Богом. В этой связи очень важным является показать взаимное расположение, иерархию этих составных элементов любви. У Фромма, первым и основополагающим типом любви является братская. «Наиболее фундаментальный вид любви, составляющий основу всех типов любви, это братская любовь» - пишет философ. И, далее, «Братская любовь основывается на чувстве, что все мы - одно». Помните массоно-коммунистический лозунг: «человек человеку друг, товарищ и брат».
Именно такой братский интернационал и является, согласно представлениям Э.Фромма основным элементом, дающим жизнь всем остальным типам любви. Между тем, не существует ничего более нелепого, чем утверждать что «братская» любовь, понимаемая как космополитическая, может существовать в принципе. Идея о такой «любви» как раз и была создана для того, чтобы уничтожить все остальные возвышенные представления о любви, в том числе и о любви к Богу. В самом деле, зачем нужно любить Бога, если Бога, понимаемого как Личность уже не существует, а есть только «джентльменский набор» абстрактных «добродетелей», которых, по возможности, нужно придерживаться, чтобы самому стать богом? Попробуем поразмышлять. Если нет Бога, то есть человекобог или человекобоги. Представим, что каждый человек превратился в бога; людей не осталось. Земля стала «кишеть» этими богами. Бог, очевидно, должен что-то давать (например любовь). Но нужна ли эта любовь другому богу? Нужно ли ему сострадание, милость? Нет, все это ему не нужно. Он и сам в состоянии поделиться этим «добром», да вот беда, не с кем, потому что человека больше нет, остались одни боги. И в этот момент «боги» вдруг поняли, насколько они несчастны и от чувства «братской солидарности» ничего у них не осталось. Нужно понять, что любовь к брату, просто так, на пустом месте невозможна. Она невозможна лишь из-за того, что где-то в далекой Новой Гвинее живет одинокий папуас и сидя на дереве поет грустные песни потому, что его бросила подруга или его товарищ украл отравленные стрелы. Она невозможна, когда кто-то предлагает другому, то что у него уже есть. Она возможно только тогда, когда у одного больше чем у другого, или у одного есть то, что у другого отсутствует. То есть здесь можно выдвинуть тезис, прямо противоположный концепции Э.Фромма: «братская любовь – это любовь между неравными». Поэтому, для чтобы создалась эта любовь, необходимо, чтобы между людьми возникло неравенство. Неравенство же в человеческом роде возникло сразу же как человек ощутил себя личностью. Важнейшим же атрибутом личности является свобода. Поэтому наше неравенство apriori вытекает из нашей свободы. А вот у господ гуманистов все наоборот. Свобода для них – это возможность ощущать себя легко и комфортно в стаде, изображая при этом, что они вовсе не «стадные животные». Впрочем, элемент несвободы в братской любви отмечает и сам автор: «братская любовь это любовь между равными; но даже равные не всегда «равны». Как люди все мы нуждаемся в помощи». Итак, все мы нуждаемся в помощи, с этим не может поспорить даже Э.Фромм. И именно постольку, поскольку существует объект нашего творческого, и преобразующего начала, именуемого словом любовь мы имеем право говорить о необходимости последней. Опять мы вынуждены возвратиться к уже высказанной мысли о том, что человек нуждается в том, чего у него нет, в случае наличия у него этой «вещи» необходимость в ней отпадает. Но уникальность феномена любви заключается в том, что никогда не наступит ситуация, когда бы мы ею «насытились» в силу вышеуказанных причин. В феномене любви при этом присутствует и элемент трагедии, заключающийся в том, что объект любви при всей своей «жажде» этой любви, не может выносить ее присутствия близко с собой. И это не болезнь, по крайней мере в медицинском ее понимании, а особенность духовной конституции человека. Подобных моментов, крайне важных для понимания феномена любви, вы не найдете у Э.Фромма. Между тем, без их глубинного анализа понимание сущности любви во многих ее аспектах остается не только на поверхностном уровне, но дает неверную ее интерпретацию.
Выше было сказано, что любовь есть внутренняя интуиция влечения одного человека к другому. Что же представляет эта интуиция? Это зов. Да не побоимся каламбура, сказав, что это «вечный зов». Действительно, нельзя не согласиться с Фроммом, хотя это и не его мысль, что в любви мы становимся единым с объектом нашей любви, преодолевая тем самым трагедийную расколотость бытия. Но на уровне исторического развития человека эта любовь одного к одному. С внеисторической или метафизической точки зрения возможна любовь одного ко всему миру. Почему такая любовь возможна? Потому что в этом случае мир, как Живое Единство отвечает на этот призыв зовущего. Это Живое Единство и есть Бог. Ни идея, ни мораль, ни «хороший тон», а Живая Любящая Личность. Если мы имеем духовное «ухо слышать», то обязательно услышим и именно в этом научении нас слышать глас Зовущего и состоит истинное «искусство любви». Но после того, когда человек научится воспринимать этот Тихий Голос, чтобы стать зрелой любящей личностью, он должен также научиться «звать». Этот процесс мы и называем любовью.
Э.Фромм верно отмечает, что современное общество, в подавляющем большинстве не владеет «искусством любви» (в противном случае автору не было бы необходимости писать свою книжку – прим. авт). Только вот причины, почему в современном обществе «охладела любовь» даются неправильные. Неправильность характеристики современной эпохи вытекает уже из того, что любовь к Богу, стоит у автора на последнем месте, после любви «к себе любимому» и конечно же после эротической любви. Почему у г-на Фромма братская любовь стоит на первом месте? Потому что автор марксист. Почему эротическая на втором? Потому что он еще и фрейдист. Почему же любовь к Богу на последнем, да еще и с маленькой буквы? Потому что г-н Фромм еще и атеист, а религию всегда воспринимал только как арифметическую сумму туманных нравственных правил, причем в наименьшей степени затрагивающих человеческую личность.
Э.Фромм справедливо замечает, что «любовь является по необходимости маргинальным явлением в сегодняшнем западном обществе». Ныне это высказывание вполне применимо к России, ставшей столь открытой ко всем западным «ценностям». Только вот «причины этого не в природе капиталистического общества». Потому что отталкиваясь от подобных представлений, которые предлагал К.Маркс и которые видятся вполне убедительными Э.Фромму, что общественные классовые отношения являются определяющими и в личном духовном мире человека. Пламенная вера марксизму показала свою несостоятельность и на примере первой мире страны Советов и других государств, «обоготворивших» Маркса и его последователей. Нет, путем классовой борьбы никогда не удастся создать гармоничных межличностных отношений и любви, как первейшей из них. Э.Фромм вводит два понятия капиталистической этики: «этику честности» и так называемую «иудео-христианскую норму братской любви». Так вот у Фромма эти два представления в современном обществе входят в противоречие друг другу. Этика честности у Фромма подразумевает лишь уважение к правам своего ближнего, но не любовь к нему. В подобном утверждение, несомненно, видно внутреннее противоречие. Абсолютно нет необходимости проводить противопоставление между любовью к человеку и уважению к его правам. Очевидно, что любовь к ближнему подразумевает и уважение к его правам, но и уважение к правам ближнего ни только не препятствует активной творческой любви, но и является одним из необходимых ее аспектов. Уважение к правам человека является актом признания его свобод, и конечно же признанием права любить и быть любимым, как важнейшей свободы. А объединять иудейскую и христианскую любовь, вообще, означает полное непонимание нравственной сущности двух религий. Но это уже тема отдельного разговора. Конечно же для марксиста Фромма подобные конфессиональные «нюансы» были не только лишними, но и по всей вероятности незнакомыми.
В работе «искусство любви» ее автор ничего не говорит о таком важном предмете, как защита и оберегание любви. Ведь если мы любим, то в объект своей любви вкладываем всю свою душу. Должны ли мы в таком случае предпринимать какие-либо действия по защите предмета своей любви от посягательств чужого? Или мы должны всегда делиться; причем делиться не только своей любовью, но и тем, кому она предназначена? Такой чрезвычайно важный вопрос остается у Фромма без обсуждения. Тема эта не относится к разряду очевидных. Любой мужчина скажет, что любимая женщина, несомненно, должна быть оберегаема от посторонних людей. А как насчет посторонних мыслей? А как насчет того, что любовь является проявлением свободы человека? Еще большей сложностью обладает вопрос о любви к Родине. Она требует более возвышенного духовного развития чем любовь к человеку противоположного пола, поэтому для людей недалеких и циничных ее и вовсе не существует. Поэтому говоря честно, мы вынуждены признать, что большинство населения стран западного мира сегодня не признают подобного типа любви, включая и Э.Фромма. Почему? Потому что духовное содержание любви в современном обществе медленно вытесняется всевозможными психологическими, парапсихологическими, психоана-литическими учениями, молодежной псевдо-культурой, наркотиками и т.д. Когда же в мир вновь вернется любовь и возможно ли это в принципе? Мы говорим да, но только в том случае, когда духовные ценности будут своей вершиной иметь Бога; все же отальные явления нравственного порядка, включающие взаимоотношения полов, межнациональных, межкультурных и социальных отношений и т.д. проистекающими из своего Первоисточника, а не существующие сами по себе или в чьем-то болезненном воображении.
Закончим свое эссе одной поучительной историей ранней церкви как нельзя подходящая к условиям современности. Легенда гласит, что как-то апостола Иакова, которому удалось волею Божьей пережить многих других учеников Христовых, молодые последователи нового учения пригласили прочитать проповедь. К этому времени первоапостол был уже стар. Между тем, молва о нем уже облетела по всей Римской Империи . Для молодой церкви очень важным было получить духовное назидание от человека, бывшего не только непосредственным свидетелем евангельских событий но и другом Господа. Первоапостол вел уединенный молитвенный образ жизни и редко показывался на людях. Поэтому так велико было желание христиан слушать апостола. Молитвенный дом, где должен был учить апостол был переполнен любопытными. Вскоре появился сам Иаков. Взору собравшихся представился ветхий днями, согбенный старик, которого поддерживая за руки вели молодые диаконы. Они медленно подвели его к алтатарю и удалились. В помещении наступила гробовая тишина, все присутствующие напрягли слух, чтобы не упустить ни одного слово великого ученика Господня. «Дети, - сказал апостол, - да любите друг друга». После этого он, благословив всех присутствующих, медленно развернулся и направился к выходу из молитвенного дома. Многие остались в недоумении, ожидая, очевидно, услышать пространный богословский трактат, а не азбучные истины. Однако и сегодня на призыв любви многие из нас отвечают недоумением и непониманием, потому что во истину в мире «охладела любовь».