Утренний звонок дочери-матери

Однажды я была разбужена в шесть часов утра настойчивым телефонным звонком. Чтобы взять трубку, пришлось срочно вставать и идти в другую комнату, где и находился стационарный телефон.
- Мама, я в больнице! – с ходу огорошила меня незнакомая девица истеричным голосом. – Я попала в аварию! У меня губа порвана…
И что-то там ещё, уже не помню, что. Но зато я хорошо помню, что у меня пока нет детей. Однако телефонных мошенников не жалую. Можно было бы пойти путём Евгении Беркович*. Говорят, она, когда мошенники пытались её обмануть, начала их стыдить. Однако мне хотелось их немного помучить. Да и оставался какой-то процент: вдруг реально девушка по-настоящему попала в беду и просто перепутала номер? Словом, начала я жалеть «доченьку», интересоваться, что с ней, бедняжкой, случилось, как она себя чувствует, и как её так угораздило попасть? Оказалось, что она имела неосторожность переходить дорогу на красный свет и, как следствие, была сбита машиной. Сама-то отделалась относительно легко, а вот девушка из той машины, которая её сбила, пыталась всеми силами предотвратить наезд, из-за чего столкнулась с другой машиной, и сейчас в реанимации. Затем трубку взял «врач» и заявил, что с «дочерью» моей ничего страшного, а вот невольная «наездница» на грани жизни и смерти, а ещё она беременная и есть риск выкидыша, родственники требуют денег на её лечение, в противном случае угрожают засудить мою «дочь». В общем, если я хочу спасти своего «ребёнка» от тюрьмы, лучше мне согласиться на их условия.
- Конечно, я готова помочь бедняжке! Говорите, где находитесь? Прямо сейчас приеду, и мы обо всём договоримся.
Как и следовало ожидать, от этого меня стали отговаривать: мол, тут никого не пускают, следователь дежурит.
- Не беспокойтесь, со следователем я тоже поговорю, заодно и выясню на месте, что да как. Вы только скажите, куда ехать?
Мне скрепя сердце назвали адрес. Специально потом проверила: нет по этому адресу никакой больницы.
Но надо было как-то закончить разговор, да так, чтобы, если это мошенники, они не поняли, что я их обманываю (а то ещё потом, чего доброго, мстить начнут), а если реально попавшая в беду девушка – что не туда попали. И вот «врач» мне что-то говорит, а я вдруг спрашиваю:
- Ой, а Вы кто? Что происходит?
- Мы только что говорили с Вами о Вашей дочери…
- Какой дочери? – «удивляюсь» я. – У меня нет детей!
«Врач» сбит с толку, а я объясняю ему, что давно страдаю раздвоением личности и, видимо, меня накрыло, поэтому если я позвонила Вам, дорогой незнакомец, и несла какой-то бред, прошу меня извинить, я не со зла.
Но заканчивать разговор таким образом «врач» не собирался – стал говорить, что к нему в больницу попала моя родственница.
- Неужели мама? – «пугаюсь» я за близкого человека.
Оказывается, да, мама. Конечно, моя мама для своего возраста – шестьдесят с хвостиком – выглядит довольно хорошо, но всё же не настолько, чтобы можно было бы перепутать её с двадцатилетней девушкой (столько лет могло бы быть моей дочери, да и то если бы я родила её в восемнадцать). Так что ошибки тут явно быть не могло – однозначно, мошенники.
Тогда я спрашиваю, что случилось с моей мамой, почему она в больнице, хочу немедленно с ней поговорить. Просто интересно стало, где они возьмут женщину, которая могла бы говорить от лица моей матери. И вот та же девица, которая минуту назад была моей «дочкой», превращается в мою «маму». И повторяет слово в слово ту же душещипательную историю, отвечая на мои вопросы: ой, мамочка, как ты да что ты, что у тебя с голосом, не могу тебя по нему узнать? Она отвечает:
- Да я сама себя не узнаю. У меня губа порвана, только что зашили. У тебя есть деньги?
- Но мам, - отвечаю ей. – У тебя как у работника железной дороги пенсия приличная, больше моей зарплаты.
Тогда она просит проверить её заначку: сколько там есть? Притом, резкая смена ролей, видимо, оказалась для неё не совсем привычной, ибо в разговоре она, оговорившись, несколько раз назвала меня мамой.
- Хорошо, мам, я сосчитаю и обязательно тебе привезу. Ты только скажи, где находишься?
Снова отмазка: мол, следователь, никого не пускают.
- Слушай, мам, а давай, я тебе сейчас перезвоню на мобильник.
В ответ слышу, что мобильник остался на месте происшествия и разбит основательно.
- А давай сейчас проверим. Может, с ним ещё всё не так плохо?
- Ты что, издеваешься? – «мама» на грани истерики.
- Нет, просто помнишь, сама меня в детстве учила проверять всё, что вижу или слышу? Так что, терпение, мамочка, сейчас позвоню.
Кладу трубку. Мне несколько раз ещё звонили, но я больше телефон не брала. А какой смысл, если уже и так всё ясно? И настоящей матери я перезванивать не кинулась. Зачем зазря беспокоить её в такую рань?
Иногда я думаю: а если бы мошенники не прокололись с т.н. «дочерью», а сразу начали бы с «матери», поверила бы я, что она действительно попала в плохую историю? Наверное, нет. Во-первых, моя мама не имеет привычки на ночь глядя шататься непонятно где и уж тем более быть такой легкомысленной к сигналам светофора. А судя по тому, что звонок в шесть утра, авария с наездом должна была произойти ночью или, на худой конец, поздним вечером предыдущего дня. А во-вторых, даже если что-то случилось, она бы не стала будить меня в шесть утра и истерить в трубку. Подождала бы, пока проснусь, и тогда бы уже сказала, что случилось плохое. В-третьих, услышав, что она, оказывается, работала на железной дороге, она бы сильно удивилась. И, наконец, в-четвёртых, однажды я уже поддалась манипуляции страхом за близкого человека. И теперь стала осторожнее.
А ещё иногда думаю: может, зря не поступила, как Беркович – не сказала, как неэтично они поступают, и каково бы им было, если бы кто-то так же обошёлся с их родными? Но с другой стороны, сомневаюсь, что в этих, с позволения сказать, людях, вообще осталось что-то человеческое. Раз они способны вот так спекулировать на чувствах к близким, да ещё и продолжать это дело, узнав, что человек страдает психическим заболеванием, скорей всего, это уже полностью отмороженные негодяи, и нет в них ничего святого. Но в нашей власти им не поддаться.

*Внесена в список экстремистов и террористов.