Книга рассказов о жизни в СССР. Детство. Часть-2

«Всегда носите своё детство с собой, и вы никогда не состаритесь…»
(Том Стоппард)


…Когда мне исполнилось шесть лет, наша семья переезжает в противоположный, восточный пригород Иркутска.
Отец стал строителем Иркутской ГЭС, а лес подступал там почти к самому дому…
Помню, как мы: я, старший брат и отец, наполовину пешком, наполовину на попутках, добирались из Второго Иркутска (так назывался пригород) на строительство ГЭС, чтобы посмотреть наш будущий дом, в середине строящегося посёлка.
А напротив посёлка, через долину с болотом заросшим мелким березняком, на противоположном склоне, стояли аккуратные лагерные бараки, в которых ещё год назад жили зэки, а теперь временно расселили строителей ГЭС…

Самого переезда не новое место не помню. Наверное я очень переживал разлуку с друзьями и приятелями, с которыми уже был очень близок и с которыми был неразлучен длинные детские, свободные от опеки взрослых, дни.
Помню, как, уже года в четыре, с одним из «сверстников», забросили мёртвого воробья, в открытую форточку, а потом убежали и спрятались - мне было тогда неполных пять лет, но характер уже проявлялся!
Помню, как ходили с братом за хлебом, в булочную на вокзале. Помню эти большие, вкусно пахнущие, так называемые «железнодорожные» буханки хлеба, которые мы с братом покупали, отстояв приличную очередь.
Помню вагон с большой глыбой льда, на станции, в жаркий летний день и помню, как отколов от глыбы полупрозрачные, холодящие пальцы кусочки льда, сосали их. Кажется, что это было лучше конфет, о которых мы тогда и не слыхали (зато зубы наши сохранились до старости).
Ещё помню парк железнодорожников и кукольный театр в нём, работавший в праздники.
Уже будучи школьником и читая «Буратино» - описания цирка Карабаса Барабаса, каждый раз представлял себе тот кукольный театр из детства, где однажды посмотрели с братом кукольный спектакль.
С этим парком связаны весёлые и грустные воспоминания.
Мать, уже значительно позже, уже взрослому, рассказывала мне, что однажды, в один из советских праздников, старший брат Гена прибежал из парка, и попросил мелочи на мороженное.
Мать дала ему всё, что у неё было, но он вернулся вскоре и шмыгая носом пожаловался, что денежек не хватило и ему не дали мороженного.
Рассказывая этот эпизод из нашего детства, мать каждый раз вытирала платком повлажневшие глаза!
Помню, как ходили в клуб, в кино и смотрели «Тарзана», а потом вся улица кричала, как в знаменитом американском фильме кричал Тарзан, призывающий к себе своих друзей - диких животных.
Кино было редким развлечением и потому, из-за отсутствия денег, посмотреть «волшебный» фильм «Пётр Первый» не удалось - мы только слышали голоса героев фильма сквозь закрытую дверь клуба…

Жили мы в бараке, и в начале, у нас была одна комната уже для семьи в пять человек – младший брат ещё не родился, но потом, мы самовольно по договорённости с отъезжающими, заняли двухкомнатную «квартиру» и уже позже сообщили это в ЖЭК. Всё обошлось!
Надо сказать, что чиновная государственная машина в те времена не была ещё так безжалостно сильна…

…Одним словом позади оставалась «целая жизнь» и потому её было жаль. Видимо от этого, память, стараясь уменьшить потерю стёрла на время, сцену расставания с обжитым местом, чтобы избежать длящегося стресса…

По приезду на новое место, родители купили корову чтобы кормить нас, четверых детей. И я им, по сию пору, за это благодарен не только потому, что мы были сыты, но и потому, что вырастая в городе, жил в детстве почти как деревенский мальчишка.
Я знал, откуда берётся молоко на нашем столе, наблюдая как мать по вечерам доила корову. Я помогал отцу заготавливать сено для коровы и вообще был в хороших отношениях с домашними животными: собаками, коровами, козами, лошадьми!
Это помогло мне не отрываться от того мира, который мы зовём миром природы. Скорее всего, корни моего будущего удивления и восхищения природой лежат там, в глубоком детстве.
Мне было тогда шесть лет и я хорошо помню луговину - травянистый выгон рядом с крайними домами посёлка гидростроителей; высокую гору впереди, на которой по весне, «повисало» сиреневое облако цветущего багульника!
Помню как летом, на восходе, мы с матерью гоним Дочку - нашу корову на выгон, где пастухи собирали стадо. На выгоне зелёная – зелёная травка и объеденные берёзовые кустики по краям… На закате встречаем её там же – эта картина встаёт передо мной кждый раз как я вспоминаю эти годы.

Солнце садиться…
Тёплая, серая пыль клубами поднимается из под коровьих копыт. Небо голубое, окрестные холмы зелёные, воздух прозрачен и свежо - прохладен…
Бурёнки жалобно и просительно мычат, предчувствуя тёплое вкусное пойло, в сухом нагревшемся на солнце сарае под высоким сеновалом.
Помню, что тогда мне нравилось вставать раньше всех детей в округе - уже в семь часов утра, предчувствуя яркий солнечный денёк, в одних трусиках выходил из квартиры, садился на завалинку у соседнего дома и грелся под нежарким, но ласковым утренним солнышком.
И наконец, первый большой поход в лес с старшими ребятами, ровесниками брата. Длинная дорога – тропа окружённая ярко зазеленевшими березняками, с вкраплениями невысоких тёмно-зелёных сосняков - она ведёт в сторону загадочной, далекой речки Каи.
Весна... Кругом тепло и просторно, хотя северных распадках, по пути, к речке, ещё прячется весенняя прохлада.
Весёлая, босоногая компания в которой я младший вырвалась на свободу, в дикий лес и потому, радуется и обменивается впечатлениями.
Брат не очень доволен моим присутствием, но терпит - ведь ему за меня отвечать перед родителями!
Подробности того похода стёрлись в памяти, а ощущение радости и воли осталось.
Тогда, в походе, были задействованы все мои чувства пространства и времени - ночной костёр, запах смолистого дыма, тёмное небо, где - то очень высоко; страшные рассказы у костра о домовых, которых, тайком подкравшись, смелые мужчины рубят топором в деревянном сундуке - на срубе выступает кровь. Вспоминаются жуткие подробности рассказов, от которых и дома то кровь стынет в жилах, а уж здесь, в лесу, подавно!
И вообще мир полон страшных и загадочных чудес…

И тут же, через небольшой перерыв, вспоминается росистое прохладное утро, травянисто-цветочный, матово зелёный влажный луг подступающий к густому лесу; голубое, подсвеченное солнечным золотом небо; запах чеснока от черемши растущей на опушке, рявканье дикого козла - самца косули кажется совсем рядом; холодная прозрачная речка в болотистых берегах, на которых растёт осока, режущая ладони до крови если пытаешься её сорвать!
Горько-сладкая черемша с чёрным хлебом и с солью, на завтрак и чай, заваренный смородинными листочками с выварившимися прожилками на бледно – зелёном.
Летучие мыши под стрехой полуразрушенного колхозного сарая, неподалеку от нашего бивуака.
Обратная дорога не запомнилась…

Последнее лето перед школьной порой…
С приятелями ходили смотреть новую школу. Запах древесных стружек и паркетные полы. Просторный зал на втором этаже и маляры красящие оконные рамы…
Рядом со школой спортивная площадка в двух уровнях. Футбольное поле на границе с зелёным березняком. Футбольные ворота, покрашенные белым с перевивом чёрной ленточкой – для контраста.
Помню, что первые месяцы после переезда в посёлок ГЭС был одинок – ни друзей, ни приятелей. Часто, сидя на куче глинистой земли, рядом с глубокой траншеей сделанной трактором – канавокопателем, ждал старшего брата Гену из школы, которая находится в пригородной деревне Кузьмиха.
Он приходил возбуждённый пережитой опасностью и бросив холщёвую сумку на кухне, ведёт меня назад, по пыльной дороге до песчаных обрывов глинистого карьера, с которых видна загадочная деревня и даже школьная крыша.
Деревенские ребята враждуют с «иногородними» и Гена рассказывает мне о кровавых драках с ними - он учится уже в третьем классе…
Возвращаясь домой, из стеблей высокой, похожей на кустарник травы – полыни, делаем дротики и начинаем бросать их в цель.
Жизнь наполнена приключениями – это я понял уже тогда!

Ещё помню походы за хлебом, в булочную, по тропинке петляющей между строящимися двухэтажными домами.
Иногда, вместе с братом, ходим с вёдрами на коромысле за водой, на водоколонку, стоящую метрах в ста пятидесяти от дома. Посёлок ещё строится и потому, всюду выложены строй – материалы и рассыпан строительный мусор.
Туалеты только уличные, потому что в домах ещё нет воды – заселяли дома торопяь, на строительстве ГЭС срочно были нужны рабочие руки.
Рядом с белыми, побелёнными туалетами деревянные же, мусорные баки врытые в землю - туалеты и мусорка покрашены известью.
Летом от них дурной запах, а зимой все намерзает с верхом. Иногда их, с ломом и лопатой чистят специальные рабочие. Позже я узнал, что этих бедолаг в народе иронически называли «золотари»!

Мой отец работает на стройке, хотя, я помню, что во Втором Иркутске (железнодорожная станция Иркутск – 2) он был литейщиком и иногда приносил с работы отлитые им сковороды, которые, по воскресеньям, отчищал напильником от нагара и формовочной земли – рабочая неделя состояла из шести дней.
В воскресенье, вся семья в сборе и отец, на время прервав свою работу, заводит патефон, ставит пластинку которая звонкими голосами весёлого мужского хора поёт: - Ой, вы кони, вы кони стальные! Золотые мои трактора!
Там, во Втором Иркутске у меня осталось много приятелей, с которыми мы ходили в церковь стоящую неподалёку от дома. Церковь во время службы, всегда полной народа.
А вокруг множество нищих и инвалидов - помню бесконечный ряд калек, по обе стороны дорожки, перед входом в церковь. Я боюсь на них даже смотреть: тут и безрукие, и безногие, и слепые, и обгорелые – это инвалиды войны!
С тех пор, русская церковь для меня - место, навсегда связанное с страданиями и человеческими несчастьями…

Лето, в год нашего переезда в посёлок гидростроителей, было жарким, и мы ватагой ходили на речку Ангару купаться.
В самой реке вода была невыносимо холодной, но рядом, - озерцо, отгороженное от течения высокой перемычкой. Летом, вода там тёплая, как парное молоко, а берега, с противоположной от железнодорожной насыпи стороны, заросли травой и редкими кустарниками.
Вскоре я научился плавать - первый раз, как - то очень удобно лёг в воде не бок и заболтал ногами и руками и был очень обрадован, когда получилось проплыть пару метров по дуге – плыть прямо ещё не умел.
Чуть позже научился «рулить» и уже плыл по прямой. Потом последовало научение плаванию по «собачьи» – это когда поочерёдно гребёшь ногами и руками лёжа на животе. Потом освоил плавание «в размашку» - то есть руки выкидываешь поочерёдно из воды и гребёшь, помогая себе ногами. Потом - «на спинке», а потом уже для смеха «по бабьи», это когда булькаешь поочерёдно ногами, но руками гребёшь вместе и потому, перед грудью всегда идёт небольшая волна.
Позже, очень быстро научился нырять с высокого берега головой вниз, в прыжке и с разбега. И конечно очень просто было нырять «солдатиком» – ногами вниз, вытянувшись всем телом.
В хорошую погоду купались целыми днями и к осени загорали как негры, а волосы выгорали до светло – пшеничного цвета.
Уже через год, я плавал на расстояния по километру и больше, и чувствовал себя в воде как рыба.
Иногда, после купания, ватагой ходили в ближайшие леса и лакомились поспевающими ягодами.
Но бывало, что я отправлялся на речку один. Однажды, после купания решил взобраться на каменистый обрыв, над железной дорогой и оборвался почти с самого верху.
Скатившись по каменистому крутому склону метров пять, я поднялся и вытирая ушибленные места и кровоточины, пошатываясь – голова от сотрясений кружилась - пошёл к ангарскому заливчику и обмыл кровь и пыль с полуголого тела - летом все ходили целыми днями в одних трусиках.
В остальное время, в своём дворе, мы играли в футбол.
Между двухэтажными домами, вдоль улицы, почему – то были установлены высокие деревянные резные заборы, и получался закрытый прямоугольник, который и становился на время футбольным полем.
Там проходили наши футбольные сражения, на полном серьёзе и со страстью.
Помню одну очень ответственную игру, один на один, с Федей Костровым, моим ровесником из соседнего дома. Вначале выигрывал Федя и я от огорчения расплакался, под смех взрослых зрителей.
Потом, стал выигрывать я и настал черёд плакать Феде. В той игре я выиграл, что добавило мне уверенности в своих футбольных способностях - наверное с тех дней началась моя футбольная карьера, которая продолжалась около трёх десятилетий…

Ещё запомнилась тёплая осень и гуляющие, по полотну железной дороги, влюблённые пары, помню вкус сладкой, вяжущей рот черёмухи, растущей вдоль железнодорожных путей.
Это было, наверное единственное тогда и там место, приспособленное для гуляний.
Посёлок, был неухожен и постепенно, по-деревенски застраивался самодельными деревянными сараями и сарайчиками.
Например рядом с нашим домом, был сооружён ряд сараев, вполне сельского вида. Рядом с одним из них, лежала большая берёзовая колода, с прорубленными внутри колоды кривыми прямоугольными канавками, в которых, как позже выяснилось, маленький старичок из соседнего дома выгибал берёзовые коромысла, для ношения воды из колонки - сделанные коромысла он продавал соседям…
Тут же, рядом с колодиной, симпатичный молодой человек - Валя Хорошавин, под вечер, после работы, делал разные физические упражнения. Увидев, что мне это интересно, он показал, как делаются эти упражнения. Я был польщён таким доверием – ведь Вале было уже шестнадцать лет!



2000 год. Лондон. Владимир Кабаков


Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте «Русский Альбион»: http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal