Мы были бойцами одной стороны...

Нескладный долговязый паренек пылил по узкой сураханской* улице, сжимая в правой руке сумку, набитую школьными принадлежностями. Паренька терзали мысли о предстоящих выпускных экзаменах и своей дальнейшей, теперь уже свободной от рутинной учебы, жизни. Он, так же, как и все мальчишки его возраста, мечтал поскорее стать взрослым и самостоятельным. Поднявшись по скрипучей старой лестнице наверх нефтепромысловой двухэтажки, он ногой распахнул дверь и стремительным шагом вошел в квартиру. Опостылевшая сумка полетела в угол. Молодой человек прошел в свою комнату, отделенную от общего коридора ситцевой цветастой занавеской, сел на стул, бережно вынул из ящика письменного стола ученическую тетрадку с надписью «Дневник» на потертой желтой обложке и раскрыл ее на очередной, пока еще чистой, странице. Стальное перо уверенно нырнуло в чернильницу-непроливайку, стоящую тут же, и на белом тетрадном листе стали появляться слова:

«Ездил после школы к дяде Коле. Ознакомился с устройством браунинга. Хочется стать военным…»

На дворе стояла весна предвоенного 1940-го года…

В первый раз лицо войны девятнадцатилетний солдат срочной службы Александр Каргинов увидел в Белоруссии под Новогрудком летним погожим днем 22 июня 1941 года.

«…мы заметили группу самолетов со стороны города Лида, а затем увидели взметнувшиеся в воздух комья земли и услышали взрывы. Из-за леса вынырнул самолет с черно-желтыми крестами на крыльях и на бреющем полете дал по нашей колонне короткую очередь из пулеметов. Мы, перепуганные, бросились в кусты, скатились в ров и исцарапали свои руки и лица о какой-то колючий кустарник.»

Это строки из дневника, написанного уже после войны, а пока, было отступление – долгое, тяжелое. Мучительное… И письма… Маленькие солдатские треугольнички, чудом не затерявшиеся в хаосе первых боев и дошедшие до наших дней.

«27/VI-41. Здравствуйте, дорогие папа, мама и сестрёнка!
Пишу вам с каждой остановки, но вряд ли хоть одно из моих писем доходит. Нахожусь под Новобелицей, недалеко от Гомеля. От части своей отбился, немец движется без остановки и уже подходит к разрушенному Минску. Гад! Он бьет и расстреливает все и всех на своем пути, не останавливаясь перед колоннами с эвакуирующимися. Бомбят беспощадно. Сейчас ищу место формирования новой части. Тороплюсь на поезд. Передавайте мой привет родному Баку и друзьям.»

Еще через день:

«29/VI. Здравствуйте, дорогие!

Нахожусь в Гомеле в формирующейся части. Зачислен стрелком, хотя еще ни разу в жизни не стрелял из боевой трёхлинейки. Видно, придется учиться непосредственно в бою… Попробую. Двигаемся пешком через леса, болота и хуторы к Барановичам, маскируясь от «Мессершмидтов», «порхающих» над самой землей и поливающих свинцом из пулеметов.

Барановичи встретили нас дымом, гарью и воронками от бомб. Уже неделю сплю по часу в сутки, но бодрствую отлично. Вы знаете. Как немец напал на нашу страну? Как все это было внезапно? Бежали прямо в нижнем белье, падая от разрывающихся снарядов и обстрела с самолетов. Страшно, но победа будет наша, хотя от сводок перевертывается все внутри. Новогрудок сейчас находится в немецких лапах. Хочется знать и о вас, но ничего не поделаешь, адреса еще не существует, но скоро должен определиться. Тогда не забывайте, пишите больше и гуще. Ваш сын.»

Вдумайтесь в эти слова: «…адреса … не существует…». Его не будет существовать у миллионов советских солдат еще долгих четыре года. Дети писали родителям, родители – детям. Чем дольше не было ответов на письма, тем чаще писали их в слабой надежде на то, что наконец-то придет долгожданная весточка от близких людей. Последнее письмо с фронта датировано 17 августа 1941 года. Написано наспех, всего несколько строчек:

«Свободной земли не отдадим злому нацизму – уничтожителю культуры, науки, свободы, простых великих чувств любви к Родине…»

Три письма, и переписка обрывается. Все последующие письма из дома вернутся назад с печатями: «За выбытием», «Возвращается за не указанием полевой почтовой станции». Так становились «пропавшими без вести», но, по счастью, не все пропадали. Просто война катилась своими дорогами, а тысячи советских парней, попав во вражеский плен, продолжили свой путь по тернистым лагерным тропам. Это случилось с Александром 24 августа.

«…чуть справа по фронту, ясно слышу немецкую речь и, приподнявшись, увидел обтянутого в темно-зеленый френч сытого фрица. Он стоит, полуобернувшись к своему отделению, с поднятой правой рукой и что-то кричит. Вижу его затылок под каской, багровую шею и широкую спину. Тут же, посланная в затылок пуля, не прошла мимо, а в следующее мгновение перед моим окопом разорвалась граната. Страшная сила подняла меня в воздух и швырнула оземь. Тьма…»

Три года скитаний по пересылочным и концентрационным лагерям в городах: Гомель – Бобруйск – Минск – Хелм – Ченстохова – Дюссельдорф – Меннен – Опернау – Антверпен – Лиль – Шеврес – Мобёж. Крестный путь по всей Европе, пройденный всем смертям назло.

«Прижавшись друг к другу, засыпаем совершенно голодные. Утром просыпаемся с большим трудом, шатает от слабости. В один из таких голодных дней, мы познали вкус выкопанных из земли костей, которые нам удалось испечь на костре. По утрам, идя на работы, перешагиваем через трупы товарищей. Ночью их никто не убирает, но старательно раздевают, потому что одежда нужна живым, а не мертвым…»

Первый побег в сентябре сорок первого. Неудача. Затем еще три и снова лагеря, побои, унижения. Красная мишень на спине и груди, жизнь и смерть, разделенные прорезью автоматного прицела…

«Подъём задолго до рассвета. Нескончаемая вереница людей выстраивается в пятерки. Кругом стоит рёв-лай. Вечерние переклички иногда продолжаются до глубокой ночи, потому что у кого-то из охраны данные не сходятся. Несмотря на проливной дождь и ветер, стоим, цепляясь из последних сил друг за друга, а перед лагерными блоками в грязи лежат, дожидаясь конца поверки, те, кто уже не может встать в строй…»

Август 44-го. Сельскохозяйственная ферма «Сальмань» под французским городом Мобёж департамента Нор, переустроенная оккупантами под лагерь военнопленных. Пятый, последний побег, и… Свобода! Долгожданная, сладкая, желанная! Какие еще эпитеты можно придумать к этому слову?

«…сколько нас убежало в ту ночь, мы не знали, но в моей группе оказалось семь человек. Решили переждать темноту, чтобы сориентироваться. С рассветом увидели жилье какого-то француза и, набравшись смелости, направились к нему. На всех нас была ярко-зеленая, специально выкрашенная немецкая форма и французский крестьянин долго не мог понять, что же мне нужно. Наконец, маленькая девочка, стоящая подле него, обратила внимание отца на крупные желтые буквы «SU» (Soviet Union – Советский Союз) на моей спине, и он вспомнил, что видел такие же буквы на френчах советских военнопленных. Этого было достаточно, чтобы понять абсолютно все, хотя он знал только французский, а я – русский и немного немецкий. Незамедлительно я и мои товарищи получили еду и одежду, и нам было обещано, что, при первой же возможности, мы получим связь с партизанами.»

Связь эта была налажена с помощью партизанской связной Розы Хьюарт, которую в отряде звали русским именем Соня. Так бывший заключенный военнопленный стал одним из многих тысяч «маки», наводящих ужас на фашистских захватчиков. Вместе с ним в отряде было много советских граждан: Щербина Николай и Вергелес Иван из Кировоградской области, Петр Воробьев из Баку, Колядов Иван, более известный среди однополчан, как Иван Колед, Яков Лист, Иван Котов из под Калуги и многие другие. 5 сентября 1944 года бойцу Сопротивления Александру Каргинову, или просто Алексу, как называли его французские товарищи, был вручен документ следующего содержания:

«Удостоверение.

Я, нижеподписавшийся, командир 36-го подразделения 12-го батальона F.F.I. (Французские внутренние силы. Прим. авт. ) Дерюэль Поль, свидетельствую, что подданный России Каргинов Александр, родившийся 6/10-1922 в Баку, бежавший в августе 1944 года из лагеря «Сальмань» (Мобёж), присоединился к Внутренним Вооруженным Силам Франции и остался в них.

F.F.I. 12-ый батальон, 36-ое подразделение, 1-ый район.
Командир подразделения Поль Дерюэль.»

И снова в бой… Взлетают в воздух мосты и поезда, взрываются коммуникации и электростанции, сухо щелкают выстрелы из трофейных немецких автоматов в руках русских солдат на французской земле. Вот строки из характеристики, выданной красноармейцу Каргинову младшим лейтенантом Клебером Редельберже в первых числах октября 44-го года:

«Я, нижеподписавшийся, Редельберже, младший лейтенант подразделения 40L Мобёжа, подтверждаю и удостоверяю, что русский солдат Каргинов Александр находился под моим командованием в то время, когда я возглавлял отряд 36-го подразделения F.T.P.F. (Вольных стрелков французских партизан. Прим. авт.). Перед нашим освобождением*** он принял участие в атаках патрулей, в операциях 36-го подразделения и в освободительных боях 2 сентября 1944. Потеряв связь со своей 3-ей ротой, ему удалось соединиться с ротой 36-го подразделения F.T.P.F., в которой он был отмечен руководством за активное участие в задержании и уничтожении большого числа немцев…»

Снабжение партизан продовольствием взяла на себя семья польского эмигранта Станислава Жебера после окончания войны вернувшаяся на родину в г.Котовицы Польской Народной Республики. Одним из связных, поддерживающих постоянный контакт с командиром 36-ой роты франтинеров Анри Вандевельдом, был русский белоэмигрант Иван Ратушев. В ноябре 1944 года, когда в Париже была учреждена Советская Военная миссия, в Мобёже, старший лейтенант Красной Армии Василий Грищенко организовал сборный пункт советских граждан для отправки их на родину. Наконец, перед Алексом забрезжила надежда вновь увидеть свою семью и родных. Узнав, что в скором времени начнется репатриация бывших советских военнопленных, Иван Ратушев передал Александру Каргинову коротенькую записку, написанную по старой русской орфографии с теперь уже забытым витиеватым «ером»:

«Дорогой земляк!

Берегите себя и помните, что Вы – Гордость, Красота и Слава Вашей Родины, и Вы, очень и очень нужны для нее. Несите высоко знамя Советской страны и служите честно и верно Ей и Великому Вождю ея Сталину. Слава Ему, Родине и Вам!

Если судьба занесет Вас в Кировоград, то постарайтесь увидеть семью Лукашенко – это дядька и племянники мои. В Харькове – жена моего покойнаго брата Лидия Ратушева и племянники Ратушевы. Разскажите о нас и о ея дочери Люции, которая в Брауншвейге в Германии. В Москве живут мой товарищ детства – Демьян Бедный и племянница, Ратушева Вера, замужем за доктором, фамилии которого я, к сожалению, не помню.

Желаю Вам здоровья, силы и бодрости, а также успехов в Ваших делах. Обнимаю Вас и жму Вашу руку.

Искренне преданный Вам, Иван Ратушев. 22/XI-44.»

Да, Вторая мировая война объединила и «красных» и «белых», даже заставила последних поверить в величие Сталина. Но что интересно: в каждой строчке этого письма слышна тоска по утраченной Родине. Страшная тоска, безысходная и неутоленная…

В эти дни Александру Каргинову часто приходится бывать в Париже в Советской Военной миссии, взяв на себя доставку московских газет и журналов для своих соотечественников в Мобёже. Ему кажется, что все уже позади, что родина близко и остались лишь последние к ней шаги. Но это, ему только казалось… Обстоятельства военного времени сложились так, что в конце 1944 года 40 человек от сборного пункта В.Грищенко влилось в состав Русской партизанской бригады «За Родину» под командованием капитана И.Дядькина. И опять служба. На этот раз, бок о бок с союзниками-американцами, по охране лагерей с военнопленными. Поистине, пути истории, как и пути Господни, неисповедимы. Вчерашние победители поменялись местами с побежденными и теперь за колючей проволокой оказались те, которые совсем недавно именовали себя не иначе как «покорителями Европы». После голодных лет, проведенных в лагерях и кровопролитных боев, служба у союзников казалась настоящим раем. Личный состав кормили мясными консервами, белым хлебом, шоколадом и коньяком. Американцы вовсю расхваливали свои свободы и безбедную жизнь за океаном. Наших солдат склоняли к отречению от Родины и эмиграции на далекий западный континент. Находились и такие, кто эмигрировал, и их было достаточно много. Их судьба достаточно хорошо известна из таких книг как «Выбор» Юрия Бондарева, «Южный Крест» Юрия Слепухина и других авторов. Только там, далеко от Родины, они в полной мере осознали, что нет русского без России, как нет России без русских…

Он сумел выстоять в этой своеобразной борьбе идеологий за умы и сердца, выстоять из любви к Отечеству и близким ему людям. В октябре 1945 года Александр вместе со своими товарищами вернулся в СССР, но вместо дома, прошел через «фильтр» и попал в трудовые лагеря, теперь уже сталинские. Работать пришлось слесарем в трудовой армии на шахтах г.Прокопьевска Кемеровской области. Сразу же по возвращении он начинает разыскивать своих товарищей по оружию. Оно и понятно: далеко не ласково встретила родная страна своих сынов, вернувшихся из фашистского плена… Приходилось оправдываться, доказывать свою лояльность, искать свидетелей и однополчан… Из Сибири в Москву идут его письма, назад возвращаются жесткие канцелярские ответы-отписки с изрядной долей цинизма:

Товарищ Каргинов!

Отвечаю на Ваше письмо, на имя Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации.

Указать Вам адрес капитана Дядькина, бывшего командира партизанской бригады «За Родину», не могу. Его местопребывание нам неизвестно. Все участники этой бригады в свое время были возвращены на Родину. Одни влились в части Красной Армии, другие были демобилизованы и разъехались по домам.

Все документы, характеристики и т.д. о которых Вы указываете, были сданы соответствующим органам. Они Вам не нужны. Из Вашего письма видно, что Вы так же вернулись на Родину, получили все права советского гражданина и включились в работу по восстановлению разрушенного немцами народного хозяйства.

Желаю успеха в работе. Начальник политпросвета Управления Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации полковник Логугов, г.Москва, 19.02.1946г.»

В апреле 1946 года семья Каргиновых получила из Франции письмо, от Розы Хьюарт, из которого узнала, о борьбе Александра с захватчиками в рядах Сопротивления.

В октябре он был демобилизован, но домой смог вернуться только в июне 1948 года. Он так и не исполнил своей детской мечты и не стал профессиональным военным. Он - устал от войны. Слишком много смертей, крови и слез было увидено им за минувшие годы. Окончив Азербайджанский Индустриальный Институт (ныне Азербайджанский Институт Нефти и Химии им. М.Азизбекова), Александр стал инженером-механиком и всю жизнь проработал на промыслах Апшерона. Не порывал он связи и с фронтовыми друзьями. 1 сентября 1964 года Указом Президиума Верховного Совета СССР 34 гражданина Франции были награждены медалью «За Отвагу». Среди них, был и командир 36-ой роты F.T.P.F. Анри Вандевельд. С помощью газеты «Известия» Александру Каргинову удалось списаться со своим ротным, и в декабре 1964 года он получил от него письмо:

Дорогой товарищ!

Я немного запаздываю с ответом на ваше письмо от 29.09.64., но не по своей вине. Сначала мне нужно было найти переводчика, что довольно трудно, т.к. те, которые здесь есть – это русские белоэмигранты, которые с трудом соглашаются это делать. Я надеюсь, что вы, впрочем, как и все ваши, благополучно вернулись в Россию, что было моим сокровенным желанием. Должен поздравить вас с тем, что вы возобновили учебу и стали инженером в Баку. Думаю, что у вас есть семья. Вам и вашей семье я посылаю из Франции свои наилучшие пожелания в Новом 1965-м году. Я также надеюсь, что франко-советские отношения будут улучшаться.

Вернемся к полученным наградам. Я должен поблагодарить руководителей вашей страны от своего имени и от имени тех, кто их получил. Но мы еще должны благодарить весь Русский Народ за то, что он помог нам освободиться от этой язвы – нацизма.

Товарищ Дерюэль уехал в Бретань сразу же после освобождения, и мы больше не имели от него известий, а товарищ Соня – вышла замуж и тоже уехала. Недавно ко мне приходил Редельберже. Думаю, что он вам напишет, т.к. взял ваш адрес.

Вы не должны нас благодарить, потому что вы тоже многое сделали для нас. Мы, были бойцами одной стороны, и это был наш долг.

Большой вам привет, и, надеюсь, что мое письмо застанет вас и вашу семью в добром здравии.

Вандевельд Анри. 24.11.64.»

В 1979 году Александр Каргинов разыскал в Кировоградской области Николая Щербину. Завязалась переписка, вспоминалась, как кошмарный сон, проклятая война. Оба они гордились тем, что стали людьми сугубо мирных профессий: первый – инженером-нефтяником, второй – ветеринаром. Жизнь шла вперед, а война оставалась далеко позади, только в памяти. Но, спустя почти 38 лет после победных праздничных залпов, она далеким эхом отдалась в теле своего солдата. Последним эхом… Смертельным…

В холодный январский вечер 1983 года в старом доме в Сураханах на жесткой армейской койке умирал изможденный долгой неизлечимой болезнью высокий худой человек с серебряными волосами. Он умирал мучительно трудно, в небольшой комнате слышен был лишь скрип крепко стиснутых зубов и глухие удары сердца, честного сердца советского солдата.

После Александра Каргинова остались письма, сотни страниц записок военных лет, фотографии. Перечитывая сегодня листы его воспоминаний, я вновь и вновь думаю о людях разных по возрасту, национальности, цвету кожи и политическим убеждениям, которые, несмотря на все различия, в то суровое время, нашли в себе силы и мужество, чтобы встать плечом к плечу и сказать свое единодушное и решительное «НЕТ!» войне и фашизму.

Живёт в СураханАх девяностолетний старец Михаил Каргинов. Часто по вечерам он садится за некрашеный деревянный стол, сколоченный обычным советским парнем, которого французы называли просто Алексом, и надолго задумывается. А по щекам его, изрезанным глубокими как раны морщинами, текут непрошенные, скупые и горькие отцовские слёзы…

1987.
_________________________________________________________________________________
*СураханЫ – пригородный поселок в Баку.
**МакИ – французские партизаны, участвовавшие во время Второй мировой войны в движении Сопротивления.
***Здесь имеется ввиду освобождение Франции от оккупации.

===============================================================================
На иллюстрации: Служба у союзников. Франция, 1944 год. Во втором ряду, крайний слева, А.Каргинов. Фото из архива автора. 2010.