Школа. глава 8. Трудовое воспитание и профориентация

В этой главе я хочу поговорить о трудовом воспитании, обучении и профориентации, которые якобы являлись главным принципиальным отличием советской школы от всех её как отечественных, так и зарубежных аналогов.
Ну до конца 50-х, т. е. до внедрения всеобщего среднего, в СССР с этим делом было, я бы сказал, удовлетворительно. Кое где, в частности в сельской местности, даже хорошо. Методы А. С. Макаренко, хотя и выполнялись в лучшем случае процентов на 20, но ещё не были оболганы, преданы анафеме и забыты. В ряде передовых совхозов и колхозов существовали школьные производственные бригады и даже кружки юных животноводов и полеводов. На промышленное и сельскохозяйственное предприятие запросто можно было устроиться с 14 лет. Да и при всём моём неуважении к Н. С. Хрущёву, вынужден признать, что он пытался в какой то степени противостоять тенденции массового стремления выпускников школ в ВУЗы.

Вот с профориентацией было много хуже, практически никак. Пыталась в 20-30 годы кучка буржуазных недобитков, лжеучёных-педологов поставить процесс выявления индивидуальных наклонностей школьников на поток, но в конечном итоге они были разоблачены и поставлены на место. Пользы от их анкет и тестов, с последующим переводом субъектов тестирования в соответствующие учебные заведения не было никакой. Во-первых выявлялись прежде всего не склонности к нужным стране промышленным и сельскохозяйственным отраслям, а к видам деятельности сугубо интеллигентным, которых и без выявления как собак нерезаных. Во-вторых, как я уже говорил, для того, чтобы склонность индивида к определенной деятельности переросла в призвание, в потребность, эта склонность должна быть выявлена в раннем, желательно дошкольном, возрасте. Причём не путём дурацких тестов, а путём обыкновенного знакомства в простой увлекательной, даже игровой форме с как можно большим количеством массовых специальностей, по возможности ограничив доступ к информации о так называемых «романтических» ( лётчик, военный, путешественник, следователь, моряк, космонавт), через чур «творческих» ( художник, артист, писатель) и о через чур престижных (дипломат, юрист, учёный) видах человеческой деятельности. Фактически дошкольники и младшие школьники из всех существующих отраслей были знакомы только с медициной, с педагогикой, с торговлей, со структурой городского автотранспорта. Соответственно, если и хотели стать не космонавтами или артистами, то врачами, учителями, продавцами мороженого, водителями автобусов, машинистами. Больше пожалуй ни кем, о существовании других, наиболее массовых профессий, такие как токарь, ткачиха, металлург они просто не знали. Правда сельские школьники, ввиду небольших размеров населённых пунктов, конечно же имели достаточно представления о работе животноводов и полеводов, но под воздействием ряда факторов, прежде всего фактора классно-урочной системы обучения, в призвание это опять же не перерастало. Но, к сожалению, ни в СССР, ни где либо ещё, заниматься серьёзной профориентацией с дошкольниками никто даже и не пытался.
Встречались иногда родители, заражающие детей любовью ( так же редчайший случай!) к своей профессии. Или какой нибудь «дворовый кумир» дядя Вася, организовавший экскурсию на своё предприятие, вызвавшую у юного друга неизгладимое впечатление. Но это, повторяю, единичные случаи. Как сегодня вероятность встречи с педофилом, в советское время встреча со способным заразить своей специальностью рабочим подстерегала одного из ста дошкольников.
В целом же духовный мир детей не достигших школьного возраста никто, ни власть имущие, ни педагоги, ни родители, ни родственники со знакомыми, просто не воспринимал всерьёз. И благодаря оторванным от реальной жизни игрушкам имитирующим оружие и человекообразных зверей, сказкам Андерсена и Успенского, стишкам Чуковского и Барто, мультикам, как рисованным, так и кукольным, телепередачам типа «Спокойной ночи, малыши!» и «Будильник», журналам «Мурзилка» и «Весёлые картинки», дети росли в лживом, фантастическом, мире, выдуманном взрослыми по принципу «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало!». А когда, не раньше пятого, а то и седьмого класса, всё же сталкивались с реальным миром и плановой, организованной школой и одобренной ГОРОНО профориентацией в виде экскурсии на завод или ферму, их ждало не столько радости открытий, сколько горечи разочарований.

Коммунистическая партия и советское правительство, к началу «развитого» социализма уже изрядно напичканные бюрократами, интеллигентами и прочими врагами народа, вместо того, чтобы хотя бы не вмешиваться или, осознавая свою никчемность, сказать советскому народу: « Так держать!», с фигой в кармане и с преклонением перед Западом в глубине души, продолжали мудрить, выискивать какие-то новые методы трудового воспитания и профориентации. И довыискивались.
Как уверяют бывшие питомцы советской классно-урочной системы образования брежневского периода «развитого» социализма, трудовое воспитание, освоение рабочих специальностей в школе, вплоть до «лихих» 90-х, буквально царило. Начнём с самой простой профессии – уборщик производственных и административных помещений. В классах советской школы, правда не во всех, а с четвёртого по десятый, всегда имелись дежурные. Они следили за чистотой, а после уроков, можете себе такое представить, мыли в классах полы! Школьным уборщицам оставалось только вымыть места общего пользования – коридоры, учительскую, кабинет директора, школьную библиотеку, туалеты, лестницы, вестибюль, актовый и спортивный залы, начальные классы с первого по третий ( Собственно – почему? Известно, что во всех без исключения крестьянских и половине рабочих семей, до середины ХХ века, уборка жилья являлась прямой обязанностью девочек, достигших семилетнего возраста.), медпункт, раздевалку, ну может ещё какие подсобные помещения… Основное же, т. е. классы, мыли сами учащиеся! Ой какую лепту вносили дежурства по классу в трудовое воспитание будущих строителей коммунизма! Каким «уважением» они невольно проникались к профессии уборщицы! Кстати уборщиц советских школ, как правило пенсионерок, «уборщицами» называть было не принято. Нет, буржуазное слово «политкорректность» в то время ещё не придумали, но называли их тогда, и ученики и учителя, «техничками», иногда, как в больнице, «нянечками».
А то – «уборщица»! Ой как грубо! Это же не только самообслуживание, но одновременно и трудовое воспитание, и профориентация, и овладение возможно первой в жизни профессией. И тут же рядом, в коридоре, живая представительница, ветеран этой профессии, годящаяся школьникам (а может кому-то и являющаяся) в бабушки. Вот она, закончила мыть коридор и переключилась на учительскую. Понятно, что дежурным по классу мог прийти в голову в этот момент вполне резонный вопрос: « А почему мы сами свой класс, так сказать, своё рабочее место убираем, а вот за учителей – прислуга? Они что, «голубая кровь», интеллигенция?»
Озвучить такие мысли вслух перед директором, завучем или классной, борзости у советских школьников конечно не хватало. А стоило бы. Нет, вы не подумайте, что я, подобно современным «яжематерям», считаю, что детский труд недопустим ни под каким соусом. Если вы прочитали предыдущие главы, то наверно поняли, что я мыслю совершенно противоположно. Более того, считаю, что уборщиц как таковых вообще не должно быть не только в школах, а в любых советских учреждениях и на предприятиях. А кто же должен в Советском Союзе убирать грязь? – спросите вы? Все, в порядке очереди! Кто намусорил, тот и убирает. Как это принято в Советской Армии и, как сказано выше, в советской школе. Потому что любая профессия в социалистическом и коммунистическом обществе должна быть радостью и потребностью, а не унижением. А убираться за другими есть унижение. Уборщик не профессия, а самообслуживание. Такие работы должны выполнять все, тогда никто не будет унижен. Но, как мы только что выяснили, воспитательный эффект от этого правила и там, и там сводился на нет. Наоборот – прививал устойчивую ненависть к работе уборщика. Ведь и в армии уборкой занимались только срочники, а прапорщикам и офицерам, как и учителям в школе, помыть пол за собой – «в западло».
Кроме ненависти к данному виду труда, советские школьники получали и изрядные дозы презрения и неуважения к престарелым. Раз такими грязными и не престижными работами занимаются пожилые и пенсионеры, то и не за что их уважать! Главное – не стать самим такими же! Вот сколькими жестокими противоречиями обернулась введённая в лучшейвмире советской школе, казалось бы, благая идея.
Так же и с традиционными работами, выполняемыми школьниками СССР во время субботников – уборка улиц и пришкольной территории, сбор макулатуры и металлолома ( что опять же является очисткой земной поверхности от ненужного хлама). Да, это необходимо выполнять всем гражданам, в том числе и школьниками. Но ни с какого бока не является ни привитием любви к труду ( а значит и трудовым воспитанием), ни, тем более, профориентацией.

Ещё, опять же в порядке трудового «воспитания», привития ученикам «любви» к труду, во многих школах имелись огороды. На них проводили так называемые летние «отработки». Т. е. в течении летних каникул все учащиеся, закончившие с третьего по седьмой класс, по очереди, в течении одной недели, ежедневно приходили в школьный огород, где под руководством ответственной за огород учительницы ( обычно это была преподавательница биологии, но могла быть и любая другая учительница, имевшая склонность к садоводству и огородничеству) два – три часа выполняли не сложные огородные работы – поливку, прополку, рыхление, окучивание и т. п. Копку грядок и посадку – не помню, поскольку они велись ещё в мае, их видимо выполняли сами учителя. До сбора урожая доходило редко, поскольку большая часть плодов, конечно не от голода, а в порядке пробы, съедалась между делом, во время «отработки», клубника, морковь, горох и огурцы во всяком случае. Впрочем и недозрелой редькой, как экзотическим блюдом, школьники тоже не брезговали. Что характерно, всё это поедалось в немытом виде, однако не вызывая вспышек дизентерии. Так что ни школьной столовой, ни самим учителям, ничего с огорода не перепадало. Как впрочем и тем ученикам, чья очередь отрабатывать выпадала на начало июня или конец августа.
Такой вот «Сизифов труд», или наглядная практика по обществоведению – классическое, описанное Марксом и Энгельсом, отчуждение труда. Но точно не результативная профориентация. Мало вероятно, что кто либо из учеников под влиянием этого онанизма ощутил желание стать полеводом или агрономом.
В сентябре в большинстве городских школ, как и на предприятиях, практиковали в отдельные дни поездки в колхозы на уборку картошки и свёклы. И здесь никакой профориентации. Хотя дело - вобщем-то правильное. А что школьникам, в отличии от тех же студентов, не говоря про рабочих, за это не платили – так ведь им и за учёбу стипендии не платили. Да и работали они, скажем прямо, в треть или в четверть силы, больше хулиганили. К тому же поездки в колхозы для подавляющего большинства, если не для всех, были значительно приятнее торчания за уроками. Хотя были случаи, особо отличившихся премировали памятными подарками, а иногда ( помню два таких случая) и путёвками в Артек.

Так в чём же заключалась профориентация в советской школе, которая как бы существовала? О её существовании говорят не только постановления ряда съездов КПСС, но и наличие почти в каждой школе, наряду с кабинетами физики, химии, истории и пр. предметов, и «кабинета профориентации», в котором на стенах были развешаны фотографии цехов и участков местных предприятий, передовиков производства и образцы изделий. Ах да, иногда в этом кабинете, раз в полгода, или в год, проводили встречу с кем нибудь из, относительно не пьющих и не меняющих места работы, родителей, который в течении 45 минут рассказывал о работе своего коллектива, как бы приглашая слушателей после школы его пополнить.
Да, у большинства школ были так называемые «подшефные предприятия» ( или «предприятия – шефы», «подшефные» тогда соответственно, школы). Предприятия оказывали школам какую либо помощь, не помню точно какую, возможно по ремонту. А школьники устраивали иногда на этих предприятиях одноразовые работы, например разгрузка вагона, естественно бесплатно. Бывали в старших классах ( это уже вне зависимости от «подшефности») и вполне серьёзные сотрудничества с предприятиями. Например целый класс в вечернее время по четыре часа работает ( причём не уборщиками или грузчиками, а в производственных цехах, на станках, наравне с основными рабочими), а на заработанные деньги в каникулы совершает поездку, допустим в Москву, в Ленинград, в Краснодон. Делали так школьники и в индивидуальном порядке, чисто для заработка на личные нужды, не ставя в известность школу. Что опять же не оборачивалось ни воспитанием трудолюбия, ни избранием будущей профессии, а чисто материальной сделкой.
Ладно, не буду больше вас томить. Доложу, что истинная планомерная профориентация, в той школе, где я «учился» во всяком случае, проводилась в седьмом и восьмом классах. А проводил её не кто иной, как трудовик, преподаватель столярного, слесарного и токарного дела. Заключалась она в том, что вместо работы-учёбы в школьной мастерской, мужская часть класса отправлялась вместе с преподавателем на одно из городских предприятий на экскурсию. Быстренько эти экскурсии проходили, такая пробежечка по одному – двум цехам. За работой отдельных специалистов наблюдать, естественно, было некогда. Но общее представление о данном производстве – сравнимо, если бы его показали в теленовостях. Но там на экране, а тут вживую, с ощущением производственных шумов и запахов. Можно за такое время оценить производство настолько, чтобы выбрать его своим хлебом? Вот и я думаю, что нельзя. Однако по задумке министерства просвещений именно на основании впечатлений от этих экскурсий семи-восьмиклассники должны были определиться с выбором – какому делу себя посвятить. Иногда это мероприятие проходило с комментариями мастера или начальника цеха, иногда – самого преподавателя, который, если честно, и сам-то знал на данном заводе или фабрике не больше своих учеников. И так в течении месяца, каждую неделю. Вместо спаренных уроков труда – экскурсия. Четыре экскурсии в седьмом классе и четыре в восьмом. Девчонки занимались домоводством ( кройкой, шитьём, кулинарией) в другой мастерской, с другой преподавательницей. Думаю, они в это время тоже совершали экскурсии, но только на производства с женской спецификой, с пищевым либо швейным уклоном.
По какому же критерию выбирала себе рабочие профессию основная масса советских школьников? По чисто случайному! По близости предприятия от дома, величины предполагаемой зарплаты, неутомительности, за компанию с другом, по совету близких… И наконец, очень и очень редко, на основании собственных наклонностей, т. е. по призванию Предпосылок к истинной профориентации, в самом удобном для такого дошкольном и младшем школьном возрасте ни в СССР, ни в остальном мире, просто не было. Отдельные нетипичные случаи, как мы только что рассмотрели, являлись исключениями из правил. Блекотание о «профориентации в СССР» как советских партийных и государственных деятелей, так и современных тоскующих о «лучшейвмире советскойшколе» блогеров, не более чем самообман.

Что касается самих школьных уроков труда, то и они носили какой-то неправдошный, запоздалый характер. В начальных классах - занятия достойные детсадовцев - лепка из пластилина, наклеивание на бумагу аппликаций и гербариев, изготовление из подручного материала всяких игрушек и безделушек, вышивание ( и мальчишками тоже). Словом – работа с бумагой, картоном и прочими материалами, легко поддающимися воздействию. В более старшем возрасте, разделившись по полу, изучали домоводство и столярное со слесарным дело. Основная масса детей из нормальных семей всё это, как правило, уже давно умела. Даже дети из рафинированных интеллигентных семей обычно легко справлялись со простейшими заданиями школьных трудовиков, настолько они были незатейливы и примитивны для их возраста. Поэтому уроки труд считался самым лёгким, отдыхающим предметом, не требующим особого напряжения. При отсутствии, как сейчас, «детоцентризма», все пацаны в 7-8 лет уже умели пользоваться молотком, пилой, клещами, и пр. инструментом а девчонки в этом возрасте приготовить салат, зажарить яичницу, очистить картошку, пришить пуговицу, наложить заплату… Их же начинали знакомить с этим только в 10-11 лет, в четвёртом классе. То есть нового-то они на уроках труда ничего для себя не открывали. В те золотые времена, труд, которому учили в школе. являлся для большинства детей повседневностью. Многие труд и за урок-то не считали, а ставили в один ряд с субботниками и выездами в колхоз. Скорее не урок, а аналог еженедельной детской передачи того времени « Умелые руки». Но руки большинства советских школьников и так были умелыми, что являлось заслугой родителей, родственников, соседей, знакомых, старших товарищей, но точно не школьных педагогов. Изредка попадались отдельные, ничего не умеющие «маменькины сынки», объекты шуток и издевательств своих товарищей, но уроки труда исправить таких не могли, 90 минут в неделю для этого слишком мало. А если они и становились людьми, то только попав в настоящий мужской коллектив, уже став взрослыми.
В отличии от остальных уроков ( за исключением физкультуры) урок труда был своего рода отдыхом от нудного сидения за партой, без права голоса и передвижения. Верстаки вместо парт вносили своеобразную иллюзию свободы, расслабленность. А то, что в школьной мастерской, как правило имелось несколько станков – токарных, сверлильных, иногда фрезерных – поработать на них удавалось нескольким человекам из класса, а следующая очередь подойдёт месяца через два-три. Не более трёх подходов за весь учебный год, чему тут можно научиться? К тому же главное в работе токаря или фрезеровщика – умение хорошо затачивать инструмент. Такое приходит только с годами, в результате систематических тренировок и зависит исключительно от ловкости рук. По учебникам или со слов преподавателя мастерству заточки не научишься. Вобщем, ничего общего с работой на настоящем производстве кустарная работа в школьной мастерской не имела. Преподаватели труда относились к ученикам очень снисходительно, совершенно не так, как относятся к стажёрам наставники на предприятиях.
Есть конечно и такие, кто заявляет: - «Вот у меня был трудовик – от бога! Мастер – золотые руки, и с нами щедро делился своим навыками!» Ну не верю я в эти сказки! Наставник обучает одного стажёра, пять дней в неделю – 40 часов. А школьный трудовик – 15-20 человек, полтора часа в неделю. Даже если бы и захотел научить работать как положено, что можно сделать, чему научить за такое время? Трудовики прекрасно понимали чистую символичность, бесполезность своей работы, отсутствие возможности добиться результата. Зачем же лезть из кожи! Повторяю, это касается не только трудовиков, а и всех остальных преподавателей в условиях классно-урочной системы. Школа не место привития знаний и навыков, а камера хранения несовершеннолетних, созданная для удобства взрослых.
Не спорю, попадались отдельные педагоги-энтузиасты, которые создавали при школьных мастерских соответствующие кружки, в которых занимались ребята по настоящему увлечённые той или другой специальностью. Но ведь аналогичные кружки существовали и при клубах, при домах культуры, при станциях юных техников, при ЖЭКах. причём заниматься в них могли не только школьники, а кто угодно. Так что к всеобщему среднему образованию такие кружки отношения, можно сказать, не имели.
В последние годы советской власти была придумана ещё одна «кузница рабочего класса» - учебно-производственный комбинат, этакая пародия на промышленное предприятие. В состав его обычно входило как механическое, деревообрабатывающее, электроремонтное, как бы производство, так и швейное с пищевым. С тем, чтобы в нём могли заниматься представители обоего пола. Посещали его 9-10-классники вместо школы раз в неделю и занимались выбранной предварительно отраслью. Обычно такой комбинат обслуживал несколько школ. Целью таких занятий являлось получение рабочей специальности без отрыва от обучения в средней школы. Там, где УПК не было, на близлежащих от школ заводах и фабриках создавались аналогичные «учебные участки», которые также, в соответствии с выбранным профилем, посещали раз в неделю старшеклассники.
По окончанию УПК, как правило, на школьном выпускном вечере, наряду с «аттестатом зрелости» вручались «корочки» в соответствии «полученной» профессии.
Надо сказать, что работать после УПК по специальности отправлялись очень немногие. Да и учились там, как правило, ещё более нерадиво, чем на школьных уроках труда, потому что большинство старшеклассников по окончанию школы собиралось куда-то поступать – в ВУЗы, техникумы, училища. А специальность в УПК «выбрало» от балды, скажем так – как «запасной аэродром», на случай провала в ВУЗе. Если что – возьмут на предприятие, и не учеником, а по второму, а то и третьему разряду.
Дело в том, что после восьмого класса в школах вели отсев. Оставляли только тех, кто более-менее успевал, а значит собирался учиться после школы дальше. А явных шалопаев, которые стопроцентно станут рабочими выпроваживали ( большинство сами уходили), в лучшем случае – на выбранное производство, без отрыва от которого они окончательно «получали» среднее образование, раз в неделю ( вместо работы, но с оплатой) посещая школу рабочей молодёжи ( ШРМ). До середины семидесятых такие школы называли «вечерними», т. к. рабочая молодёжь в них учились добровольно, в вечернее время, не пропуская основную работу. А теперь, когда среднее образование стало обязательным, администрации предприятий обязали эти «прогулы» оплачивать.
Основная же масса неучей попадала в самое идиотское заведение созданное лучшейвмире системой советского образования – ПТУ.
Ой, сколько тёплых слов о советских ПТУ выложили ностальгирующие по СССР в социальные сети! Например:
«Проблема в том, что с каждым годом найти толкового сантехника, как и электрика, становится все труднее. И все потому, что профессионально-технические училища, где учились на сантехников и другие рабочие профессии уже давным-давно ликвидированы. Профессию слесаря-сантехника, газосварщика, и др. получить просто негде. Пройдет еще лет десять, уйдут остатки советских ПТУшников, и чинить трубы станет некому…»
Иными словами, граждане, ностальгирующие по СССР и сетующие о катастрофической нехватке рабочих кадров, считают, что профессионально-технические училища – чуть ли не единственный метод эти кадры создавать.
Давайте на время забудем о том, что было изложено в предыдущих главах о негативах классно-урочной системе обучения. Примем на время тезис большинства граждан о полезности и необходимости всеобщего среднего образования за истину.
Итак, сравниваем три категории выпускников школы, ставших, ну скажем, токарями. 1. Те, кто закончил обычную десятилетку, параллельно получив специальность токаря в УПК. 2. Те, кто выучился на токаря, поступив на завод после восьмого класса, непосредственно на производстве, параллельно получив среднее образование, учась в ШРМ. 3. Получившие среднее образование и специальность токаря в ПТУ.
Прежде всего сравним, сколько календарных дней затратила каждая из этих категорий на тот и другой курс обучения (курс средней школы и курс профессионального обучения), исходя из того, что учебный год, без каникул и экзаменов, в школах и училищах составляет 33 недели или 198 дней ( см. 6 главу).
1. Для учащихся обычной школы – 330 дней обучения в школе и 66 дней профессионального обучения и практики в УПК.
2. Для работающих выпускников восьмилетней школы – 66 дней обучения в ШРМ ( Правда такое положение – занятия раз в неделю вместо работы, сделали в конце 70-х) и 125 дней ( полгода) профессионального обучения и практики на производстве.
3. Если исходить из того, что выпускники десятилетки обучались в ПТУ один год, а восьмилетки – три, то 330 дней общеобразовательной программы и 198 ( а возможно 264) дней профессионального обучения и производственной практики.
А результат ( по документам) как бы один и тот же – квалифицированный токарь со средним образованием. Хотя фактически срок того и другого обучения был явно не одинаковым.
Известно из многолетней ( и даже многовековой) практики, что наиболее квалифицированные работники выходили из тех, кто обучался непосредственно на производстве, под руководством квалифицированных мастеров своего дела. В тех же производственных классах ПТУ изучали больше теорию, а практику – лишь азы, которую преподавали не настоящие токаря, а те же «трудовики», что и в школе. Правда учащихся ПТУ часто направляли на практику на настоящие заводы, может быть раз в неделю, как и в УПК. Но этот растянутый курс «обучения» редко давал эффективные результаты. «Пэтэушники» и заводские рабочие не являлись единым целым, представляли из себя два, пусть не враждебных, но все равно обособленных «лагеря». Интересы, жизненные ценности, законы взаимоотношений и иерархии, разновозрастных но объединённых одной производственной задачей, мужиков далеко не всегда совпадали с интересами однородной по возрасту, живущей по законам улицы, подростковой стаи. В отличии от одного-двух, принятых постоянными работниками на участок или в цех, учеников токаря, которые с первого же дня, будучи «вынутыми» из подросткового коллектива, вливались в коллектив рабочий, становились с ним единым целым. Одно это оборачивалось огромным плюсом в освоении профессии. У ученика появлялся огромный стимул как можно быстрее овладеть профессиональным мастерством. Ведь именно это даёт уважение в рабочем коллективе, а не физическая сила и наглость, как в обществе отборных оболтусов ( то, что в ПТУ в первую очередь шли именно они – аксиома).
Обычно ученик токаря ( и кого угодно другого) на производстве перенимал методы работы не только наставника, к которому был прикреплён, но и других передовых рабочих, находящихся рядом. Сравнивал, анализировал, подбирал наиболее рациональные приёмы труда. Ну и заинтересовывался выбранной профессией, может быть даже проникался. И через полгода становился гораздо большим профессионалом, чем его коллеги из ПТУ за три. Тем более, большим, чем его бывшие успевающие одноклассники, прошедшие УПК и получившие на выпускном удостоверение токаря. Которое обычно забрасывалось в дальний угол и его обладатель забывал, что и есть такое. А если всё же и устраивался на завод, вынужден был учиться токарному делу практически заново.
А у учащегося на производстве и удостоверения-то не было. Просто в трудовой книжке две записи: «Принят учеником токаря» и через полгода «Присвоен 2-й разряд токаря». Пусть всего лишь 2-й, а не 3-й, как у выпускника ПТУ. Зато он работать умеет, и к тому времени, когда «пэтэушник» покинет стены своего « альма-матер», на тот же 3-й легко сдаст, да ещё сколько опыта накопит и денег заработает!
А что можно сказать о среднем образовании, которое, при двухлетнем посещении ШРМ раз в неделю, осваивалось всего лишь 66 дней, вместо 330, как в школе? Да не было никакого образования и быть не могло! Если и было, то по программе, в несколько раз упрощённой, как в школе для умственно отсталых ( Вот ещё одно недоразумение СССР. Ну зачем УО учить в школе?). Но «аттестат зрелости»-то есть! Только вот зачем он, как самому обладателю, так и тому, кто придумал дурацкий закон о всеобщем «среднем образовании»? Ведь это не только формализм, но и выброшенные на ветер трудовые и финансовые ресурсы, а главное - время. Ах да, мы совсем забыли о мировом сообществе бюрократов и интеллигентов, которые узурпировали право на учебную и научную деятельность. И о советском правительстве, вместе с советским народом принявшем эти идем. Деятельность ШРМ и ПТУ, в которых учёба по общеобразовательной программе была стопроцентной фикцией, лишний раз доказывает, что это именно так, как бы не пытались меня обличить во лжи бывшие и настоящие питомцы классно-урочной системы обучения.
А вот в ПТУ на «получение» среднего образование тратилось ровно столько же времени, сколько и в обычной школе. Но вот вам отрывок из воспоминаний преподавателя математики в одном из ленинградских ПТУ, конца 70-х годов:
«Понятно, что отношение к учебе у будущих токарей и слесарей было однозначное: «зуда». Ну не нужно им оно! Им и занятия по профессии-то не сильно были нужны, а уж эти ваши математики, физики… литературы всякие… Все равно ж тройку поставите, — говорили они спокойно. А и верно, поставим — ведь образование-то у нас всеобщее, выгонять из ПТУ некуда, оттуда было только два пути — на завод или в тюрьму (колонию). В колонию вроде бы не за что, а на завод они и так попадут, учись-не учись. Они и не учились. Они в самом деле не знали таблицу умножения, а деление в столбик было вообще непредставимо. И тут я — с производной и интегралом. Ну? Естественно, у меня ничего не получалось, да и не могло получиться. Постепенно я осмотрелась: а что делают другие, опытные учителя? Все как-то выходили из положения. У кого-то в кабинете стоял телевизор — будете сидеть тихо, включу футбол… Кто-то давал им выучить наизусть какие-то понятные фрагменты. Кто-то еще как-то занимал. Но в математике нет ничего, что надо было бы выучить наизусть, а телевизора в кабинете у меня не было. Фокусы показывать я тоже не умею.»
Ещё одно воспоминание другого преподавателя ПТУ, тоже ленинградского:
«В кино изредка ходят, но опять-таки на детектив и на что-нибудь заграничное. Правда, один вид искусства их привлекает. Это поп-музыка. Они её слушают по радио, записывают (у некоторых есть магнитофоны, но они опасаются их держать в общежитии, чтобы соседи не украли). Есть ещё интерес к порнографии. По училищу циркулируют пачки порнографических открыток и вырезанные из каких-то журналов изображения голых женщин. Но главное развлечение, конечно, водка. После уроков начинается поиск полтинников и рублей — на поллитра. Выпили, закурили. Куда дальше? Пойдем к девчонкам. Ходить недалеко, девчонки живут на соседнем этаже. Они тоже курят и пьют. Им тоже скучно. Собрались. Мат-перемат, грязные анекдоты. Ближе к ночи дежурный мастер начинает извлекать мальчиков из постелей девочек. И наоборот. Когда девочки беременеют (я за шесть лет знал с десяток таких случаев), мастер-женщина ведет их в больницу делать аборт, благо аборты в СССР бесплатные. Три девочки у нас родили. Нередки в ПТУ случаи изнасилования. Хотя, впрочем, очень трудно понять, что происходит с применением силы, а что — на добровольных началах. В одном случае восемь мальчиков изнасиловали девчонку. На суде выяснилось, что все девять были пьяны. В другом случае насилие происходило рядом с комнатой, где было полно ребят. Девушка кричала, но на это никто не обратил внимание. Кто-то лишь успокоительно заметил: «Там Толик с Катей занимаются». Катя, в конце концов, выбила окно и выбросилась с седьмого этажа, а Толик получил по суду 8 лет лагерей. Случилось это в 1978-м. Значит, выйдет Толик на свободу в 1986-м… По пьянке в общежитии то и дело вспыхивают драки. Девочки дерутся из-за мальчиков, мальчики из-за девочек. Старшекурсники избивают младших. Один парень бросился на замполита с ножом, другой — разбил кирпичом лицо мастеру. Не заскучаешь на дежурстве… »

Думаете это утрирование фактов, так было только в отдельных, самых запущенных ПТУ? Как бы не так! Для советских ПТУ 70-80 годов такое положение типично. И вполне объяснимо. Ну вот представьте себе: По окончанию восьмого класса во всех школах страны ведётся целенаправленный отбор оболтусов, которые и сами не учатся и другим мешают. Все они безнадёжно запущены в педагогическом отношении, многие с самого раннего возраста. К миру взрослых ( прежде всего к педагогам) относятся враждебно. Всё противоправное – пьянство, разврат, хулиганство, воровство и т. п. считают доблестью. Именно этим завоёвывают авторитет в своей среде. Многие из них в своих классах являются неформальными лидерами, держат наиболее слабохарактерных товарищей в страхе, подстрекают к нарушениям дисциплины. Часто прогуливают уроки. Вне школы ведут антиобщественный образ жизни, нередко являются активистами враждующих между собой районных группировок.
И вот таких архаровцев собирают всех вместе в стенах одного учебного заведения. Да тут никакой Макаренко ничего не сможет поделать! Тем более в колонии им. Горького и коммуне им. Дзержинского воспитанники находились под контролем круглые сутки, да и общественная мораль была несколько иной, а главное – обязательного среднего образования не было. А в советских ПТУ ( как впрочем и в школах) учащиеся находились только днём, а потом вечером либо собирались для весёлого времяпровождения уже скомпанованными шоблами на улице, либо, если были иногородними, не менее весело проводили время в стенах общежития, как описано в приведённых отрывках.
И ведь можно было из этих отморозков полноценных советских людей сделать, не маринуя столько лет в стенах школы и ПТУ, а как можно раньше, лет в 12 отправив на настоящие советские предприятия. Да, но как же предметы из программы? Если захотят – сами выучат, пусть не в 18 лет, а в 30, в 40, в 50. А не захотят - и не надо. Они же всё равно, не взирая на всеобщее среднее образование, больше двух-трёх , а то и одного класса фактически не закончили.
И все постановления министерства просвещения и пленумов ЦК, на темы реформирования и улучшения профессионально-технического образования оборачивалось пустой болтовнёй. Единственным местом, где можно дать качественное профессиональное образование являлось и является только само производство. Однако в СССР этого не учли и, благодаря тлетворному влиянию бюрократов и интеллигентов, отдали подготовку трудовых резервов на произвол классно-урочной системе обучения, что способствовало массовой люмпенизации рабочего класса и, в конечном счёте – развалу Советского Союза.

Продолжение следует.