Наденька

НАДЕНЬКА
22 июня 1941 года – кажется, это было воскресенье – я, как и в любой другой выходной день, сидела дома и читала книгу, удобно устроившись в кресле. Мама на кухне готовила
завтрак и слушала радио. Я отложила книгу и направилась к ней, чтобы узнать, не нужна ли маме помощь, но она остановила
меня жестом, даже не повернувшись. Я вслушалась: « – …начали войну. Повторяю: ТРЕВОГА! ТРЕВОГА! Немцы начали войну. – вещало радио. Мама повернулась ко мне:
– Собирайся, Возьми всё самое необходимое, не забудь документы… – шёпотом произнесла она.
Я взяла документы и одежду, несколько пар обуви, сложила
всё в мешок и села в кресло. Мама в это время собирала продукты. Она уже выключила радио, и теперь я слышала, как она всхлипывает. Только сейчас до меня дошло: мой старший брат недавно ушёл в армию… на глазах выступили слёзы… нет! Только не плакать, он выживет, он обязательно выживет…
– Надя! – прервала мои мысли мама. – Уходим.
Я встала, надела ботинки, водрузила мешок с вещами на спину и не спеша пошла к выходу.
– Стой, помолимся, – мама усадила меня на пол подле себя, закрыв глаза, я слушала её молитву.
– Аминь, – сказала она.
– Аминь, – повторила я и, встав с колен, помогла ей подняться.
Выйдя на улицу, я ужаснулась: по городу в панике бегали
люди. Их лица выражали страх, боль и полное непонимание
происходящего. Мы с мамой двинулись в сторону вокзала. Когда мы подходили к вокзалу, мне стало совсем страшно: люди дрались друг с другом, чтобы занять места в поезде. Тут мама помахала кому-то, я всмотрелась, человек, приближающийся был в военной форме, увидев его лицо, я поняла, что это папин друг, Фёдор Михайлович.
– Федя, здравствуй, что за хаос твориться здесь? – мама со слезами на глазах бросилась к нему и обняла.
– Здравствуй, Люда, и тебе привет, Наденька. Вчера мы узнали, что немцы собираются начать войну, и поспешили эвакуировать людей. Но эвакуированный поезд ушёл час назад.
Этот поезд, – он указал на «махину» позади себя, – для раненых, я могу провести вас в последний вагон, но там тяжелораненые
солдаты, которые только недавно прибыли в армию… Люда, ты прости меня, пожалуйста, но я не могу не сказать тебе. Люда, там твой сын… Он тяжело ранен в грудь, осколок попал ему в лёгкие.… К тому же его жестко избили, мы подоспели почти вовремя и убили наподдавшего.
– Веди нас к нему! – мама задыхалась от слёз, она крепко
обняла меня, и мы двинулись вслед за другом семьи.
Мы залезли в вагон, и, взяв у дяди Феди фонарь, я начала
осматривать лица раненых. В самом конце вагона кто-то громко дышал, задыхаясь в кашле. Я подползла ближе и осветила лицо лежавшего. Всё лицо было в крови. И в этой кровавой маске я различила знакомые черты.
– Вася! – завопила я. – Мама! Это Вася! – на глаза снова нахлынули слёзы, я была не в силах их сдерживать…
– Сыночек! Васенька! Как ты???! – шептала мама, вытирая
слёзы.
– Я в порядке, – тихо произнёс Вася, – я люблю вас… очень… я знаю, что умру… рана слишком глубокая, – он закашлял,
кровь из рта текла по его щекам… он захлёбывался.
– Братик... Васька…Ты… Выживешь!... – Слёзы ручьем текли из глаз.
– Возьми мой нож и автомат… – ещё тише проговорил он, улыбнулся и больше не двигался. Мама, рыдая, гладила его кровавые щёки и целовала его лоб. Я легла у него на груди
и плакала вместе с мамой…
Поезд тронулся. Я всё ещё не могла поверить, что мой старший брат мертв…. Брат, который провозился со мной всё своё детство… Брат, который заменил мне отца (после его гибели), брат который научил меня драться и стрелять... Я просто не могла в это поверить, мне казалась, что он просто
спит,… что он сейчас проснётся и как всегда взъерошит мне волосы,… но этого больше не будет. Я села на колени, обняла маму, и провела рукой по холодной щеке Васи…
Когда я открыла глаза, поезд всё ещё ехал. Мама ещё не проснулась. Я нашла мешок с продуктами и, взяв хлеб, начала его есть. Позавтракав, подхожу к окну и вижу страшную
картину: с убитых снимают одежду и обувь, а тела скидывают в общую могилу. Как я поняла мы проезжали, какую-то деревню, которую недавно атаковали немцы… Господи,…
я даже не знаю, куда едет этот поезд.
Я решила разбудить маму и накормить её. Подойдя к ней, я легонько тронула её за плечо, она не проснулась. Тогда я дотронулась до её лица,… оно было холодным, я проверила пульс… его не было. Снова слёзы. До меня постепенно
доходит страшная мысль, что я осталась совсем одна. «Мама, по-видимому, умерла с горя…» – крутится у меня в голове. Мои мысли прерывает грохот… я слышу, как кто-то кричит… потом понимаю, что немцы взорвали поезд, но пламя ещё не дошло до вагона, в котором находилась я. Я беру оружие брата и открываю дверь… Сумерки… меня могут не заметить. Выпрыгнув из вагона, я бегу в противоположную
сторону от голосов… я пробежала буквально метров
20, но вдруг почувствовала острую боль в левой икроножной
мышце.
Я слышу, как кто-то окликает меня по имени, и замираю,
потому, что боль снова сдавливает голову словно раскалённым
обручем. На плечо ложится ладонь, затянутая в чёрную кожаную перчатку. Я вздрагиваю всем телом и заставляю
себя обернуться. Чёртов немец! Он только что разрушил
мою жизнь, уничтожил надежды на счастливое будущее.
А теперь, видимо, решил закончить начатое и уничтожить
меня… Окровавленное, грязное лицо. И ясные глаза, в которых нет ни страха, ни ярости. Он смотрит на меня, а губы произносят что-то невнятное и непонятное. Но тут происходит невероятное. Рядом совсем внезапно разрывается
снаряд, и пламя ползёт вверх, охватывая его фигуру. Я закрываю глаза и вижу его руку, которая тянется ко мне…
Боже, как это страшно!!! Почти каждую ночь несчастный
немец, исчезающий в огне, приходит ко мне во сне. Это нельзя передать словами, когда накатывает волна ужасных воспоминаний о военных событиях 1941 – 1945 годов. Прошло
столько лет, а события, происходящие во сне, кажутся вполне реалистичными. Как будто всё произошло только вчера. Никому не пожелаю подобного испытать.