ТЕАТР СМЕРТИ КРЫМСКОЙ ПРОВИНЦИИ

С Е Р Г Е Й М О Г И Л Е В Ц Е В



Т Е А Т Р С М Е Р Т И К Р Ы М С К О Й П Р О В И Н Ц И И

Представьте себе небольшой городок в Мексике, захваченный наркокартелем, который игнорирует центральное правительство, и устанавливает в нем свои кровавые и безжалостные законы. Выгода такого захвата очевидна: прибыль от продажи кокаина столь велика, что ради нее можно пойти на любое преступление. Наркокартель никого не боится, на окрестных кокаиновых плантациях добровольно трудятся тысячи местных жителей, для которых это единственный источник пропитания, и центральное правительство, прекрасно обо всем зная, тем не менее, ничего изменить не может. Да и что оно может сделать? Наркокартель дает людям работу, поскольку в противном случае они бы просто умерли с голоду, и решает ежедневные текущие дела, которые из столицы решить невозможно. Да и боятся чиновники из столицы приезжать в этот захваченный наркомафией город, поскольку в нем царят свои собственные, неписанные, зачастую очень жестокие, и даже кровавые законы. Это и понятно: в мексиканских провинциальных городках, захваченных мафией, жизнь человека не стоит ничего! Здесь людей убивают десятками, и даже тысячами, множа количество безутешных, одетых в черные платки, вдов, и увеличивая площадь расположенных за городом кладбищ, на которых не успевают выкапывать новые могилы. Ах, Мексика, Мексика, каких только чудес в тебе не встретишь, каких только чудовищных преступлений не совершают твои наркобароны! Но однажды в один такой тихий мексиканский городок приезжает чужак из столицы, по профессии писатель, мечтающий в местной тиши написать новую пьесу, и вынужденно окунается в местную жизнь, случайно узнавая о таких вещах, которые не может придумать даже изощренное воображение драматурга! Маленький провинциальный городок, не имея собственного театра, оказывается, тем не менее, театральной столицей страны. Здесь давно уже действует зловещий Театр Смерти, посмотрев спектакль в котором, зрители умирают, и их по окончанию представления увозят на местное кладбище. А завтра вечером все повторяется сначала, новые доверчивые зрители Театра Смерти занимают свои места на галерке, в партере и ложах, и, досмотрев спектакль до конца, умирают, присоединившись к тем мертвецам, которых отправили на кладбище раньше.
Приезжий столичный писатель в ужасе. Он открыл заветную тайну наркомафии, которая таким страшным способом, с помощью изобретенного ей Театра Смерти, расправляется со своими противниками. А их в городке немало: это и местная интеллигенция, и простые люди, не желающие жить под властью наркобаронов, и случайные приезжие, вроде нашего писателя, которых необходимо убить, не слишком привлекая к себе внимание. То есть не просто всадить в них пулю, что уже давно наскучило местным бандитам, а убить изощренно, с помощью чудесного, существующего только у них в городке механизма убийства – Театра Смерти.
Наркобароны, правящие городом, в полном восторге от своего изобретения, поскольку никто теперь не обвиняет их в массовых убийствах, и все горы трупов, множащиеся здесь год от года, можно списать на излишнюю впечатлительность местных интеллигентов, не выдерживающих накала театральных страстей и вида играющих на сцене местных актеров. В роли которых, кстати, выступают обычные горожане, приобщаясь, таким образом, к высокому искусству.
Увлечение театром, эдакое театральное поветрие, полностью охватило город! Как чума, как холера, как лихорадка смерти. В актеры идет стар и млад, невольно становясь убийцами, ибо после их представлений мало кто остается в живых.
Приезжий писатель, случайно проникший в главную тайну маленького мексиканского городка, находится в ужасе. Он, сам драматург, и страстный поклонник театра, не один раз, естественно, пытался ходить в Театр Смерти, всегда после очередного спектакля лишь чудом оставаясь в живых. Точно так же чудом ему удается вырваться за пределы этого театрального кошмара, он с трудом добирается до столицы, и рассказывает президенту, с которым лично знаком, обо всех невиданных провинциальных ужасах. Президент тут же снаряжает в страшный театральный город не то карательную, не то освободительную экспедицию, во время которой сидящие на танках солдаты расстреливают из пулеметов местных наркобандитов и актеров Театра Смерти. А сам Театр Смерти взрывают и сравнивают с землей, чтобы навечно стереть в народе саму память о нем.
Зловещая, невероятная, красивая история! Ее вполне можно было бы экранизировать, сняв боевик с Антонио Бандерас в главной роли. Фильм бы этот имел оглушительный успех, принес огромные деньги, и прославил его создателей. И я уверен, что такой фильм в недалеком будущем обязательно будет снят. Только вот провинциальный городок, захваченный наркокартелем, в котором изобрели зловещий Театр Смерти, убивающий всех, кто его посетил, находится не в Мексике, а в Крыму, и носит название Алушта. Впрочем, все ведь относительно, и что для нас Южная Америка, то для Южной Америки – Крым, то есть дыра дырой, край света, в котором творится черт – знает что, в том числе и всяческие беззакония, а также такая экзотика, которая в ихних краях и не снилась. Однако начнем все по – порядку.
В тихом омуте, как известно, черти водятся. Маленькие южнобережные городки в Крыму еще и в советское время были не так просты, как казалось на первый взгляд. Жизнь здесь была и проще, и гораздо омерзительней, чем в других регионах Советского Союза. С одной стороны, это была совершенно заброшенная провинция на самом краю великой империи, абсолютно заштатная, сонная, придавленная коммунистической идеологией, полностью контролируемая и партийными, и гэбэшными структурами. Но одновременно недолгая эйфория летнего отдыха давала людям некую иллюзию свободы, вселяла в них ложные надежды, которые жестоко рушились с приходом осени. В советские времена необходимости в Театре Смерти, с помощью которого можно было избавляться от неугодных, не было, потребность в этом возникла только с началом перестройки. Он возник интуитивно, использую тот опыт репрессий, который был накоплен в советское время, а также тех стукачей, которые работали на разного рода структуры. По-настоящему безжалостной машиной смерти, убившей в Алуште несколько тысяч человек, Театр Смерти стал не сразу. Сначала Алушта, вместе с другими городами Южного берега Крыма, оказалась в полной изоляции, вызванной тем, что в Киеве было много своих собственных дел, и до такой глубокой провинции там просто не доходили руки. А между тем местные партийные и гэбэшные вожди быстро сообразили, что живут, по – существу, в золотой долине, которая полностью принадлежит им, и что они вольны единолично распоряжаться местными золотыми россыпями, доставшимися им практически даром. Такими золотыми россыпями был летний отдых у моря, приносящий каждый год огромные деньги, за контроль над которыми сразу же началась смертельная борьба. Ежегодно возобновляемый летний отдых можно сравнить с непрерывно работающей нефтяной трубой, напор в которой никогда не ослабевает, ибо нефти, то есть моря, солнца и летнего счастья здесь хватит на десятилетия, и даже столетия.
Но лучше всего летний отдых сравнить не с разработкой нефтяных полей, а с непрерывным производством кокаина где – нибудь в Южной Америке, потому что местные структуры, контролирующие этот летний отдых, быстро превратились в полное подобие наркокартелей, со всеми атрибутами, присущими этим организациям. То есть с жестким контролем над происходящим небольшой группы наркобаронов, убийствами, шантажом, кровавыми разборками, запугиванием населения, изгнанием неугодных, и так далее.
Местные кокаиновые бароны на первоначальном этапе все сплошь были выходцами из партийных и гэбэшных структур. Ежегодно в долину Алушты, как и в долины других городов Южного берега Крыма, падает золотая капля весом в один миллиард долларов, и за эту каплю стоило бороться не на жизнь, а на смерть. Причем этот миллиард – это чистая прибыль, оставшаяся в руках местных властителей, она не идет в бюджет Украины, и позволяет им быть подлинными хозяевами своей заповедной, неподконтрольной центральному правительству территории.
Власть местных баронов держится на страхе, насилии и убийствах. Как и власть их коллег – наркобаронов Мексики, Колумбии, Боливии, и других кокаиновых стран Латинской Америки. Но в суверенной, хотя бы на словах, демократической Украине, убийства, хоть их и было достаточно, слишком бы привлекли к себе всеобщее внимание, и могли нарушить планы местных баронов. Поэтому постепенно, методом проб и ошибок, поначалу во многом интуитивно, был выработан механизм доведения до самоубийства культурных людей региона, а также вообще всех противников местной власти. Механизм, который в итоге все равно приводил к смерти, но выглядел как бы естественно, и не так одиозно, как прямое убийство. Противников и недовольных же было очень много, практически половина города Алушты, о котором сегодня идет речь, и в котором появилось такое чудовищное изобретение, как Театр Смерти. Недовольными были интеллигенты, экологи, литераторы, историки, многие простые горожане, и даже наиболее образованная часть партийной и комсомольской элиты. Эти люди протестовали против разрушения местной природы и памяти, ибо только разоряя город, природу, и терроризируя людей, местные бароны могли ежегодно зарабатывать свой золотой миллиард. Поэтому, используя местных люмпенов, составляющих вторую половину города, бомжей, местных подонков, которых в провинции особенно много, людей начинали пугать, подсылая к ним различных провокаторов, и устраивая нечто вроде мини – представлений. Представления эти были, естественно, псевдотеатральными, ибо никакого таланта ни у руководителей, ни у доморощенных актеров не было и близко, но именно они оказались крайне эффективными в условиях замкнутой долины, из которой практически некуда было бежать. Постепенно, накапливая опыт, местные театралы от террора наработали наиболее действенные схемы, по которым устраивали свои зловещие спектакли. Спустя несколько лет после начала театрального террора в городе сложился вполне стабильный репертуар из нескольких десятков спектаклей, разыгрывая которые, довели до самоубийства, до изгнания и до смертельных болезней несколько тысяч людей.
Постоянно путешествуя между Россией и Крымом, то останавливаясь на какое-то время в Алуште, то опять уезжая из нее, я имел возможность наблюдать работу местного Театра Смерти во всех мельчайших подробностях. Для писателя, привыкшего наблюдать жизнь окружающих людей, и тщательно анализировать ее, небольшой провинциальный городок с населением в 25 тысяч человек абсолютно прозрачен, и виден насквозь. Являясь автором трех десятков пьес, я с ужасом смотрел на деятельность местных околотеатральных коллективов, в которых участвовало несколько сотен псевдоактеров: местных старух, бомжей, люмпенов, милиционеров, свихнувшихся массажисток, педерастов, бывших пионерских вожатых, ветеранов, наркоманов, подростков, и даже детей. Я стал давать название тем спектаклям, которые они разыгрывали перед своими жертвами, доводя их до самоубийства, или до изгнания, и постепенно у меня появился довольно внушительный список, нечто вроде черной афиши Театра Смерти. Создать полномасштабный спектакль у местных театральных деятелей ни ума, ни таланта, разумеется, не хватало, поэтому людей убивали некими постоянно, изо дня в день, разыгрываемыми сценами, которые постепенно сводили жертву с ума, и заставляли ее лезть в петлю, или разрезать себе вены.
Как это происходило конкретно? Допустим, городскому руководству, то есть местным баронам, не нравится какой-то конкретный человек, и они желают от него избавиться. Вызывается художественный руководитель Театра Смерти, и ставится задача устранения этого человека. Художественный руководитель (их, судя по всему, несколько) вызывает группу актеров, и наскоро репетирует необходимый спектакль, который затем ежедневно разыгрывают перед несчастным до тех пор, пока он или не кончает с собой, или не умирает от разрыва сердца, или не бежит из города, бросая здесь все, что имел. Самым талантливым спектаклем из репертуара Театра Смерти является, безусловно, «Черный Человек», которым убивают местных интеллигентных людей. «Черный Человек» - это человек с черным чемоданчиком, одетый во все черное, регулярно, в одно и то же время, подходящий к своей жертве, и молча возле нее останавливающийся. Как вестник смерти, как посланник иного мира. Все это, разумеется, взято из Моцарта. Пушкина и Есенина, но все это крайне действенно, поскольку охваченная ужасом жертва тоже обо всем этом читала, и, даже понимая, что ее просто сводят с ума, начинает немедленно предаваться самым черным раздумьям. Я знал одного алуштинского литератора, который любил рано утром, в час самого первого рассвета, прогуливаться по набережной, и подолгу останавливаться перед белой аркой, символом города, молча глядя на поднимающееся из волн солнце. И всякий раз, когда он подходил к арке, даже если время его подхода было различным, к той же самой арке, секунда в секунду с ним, подходил застегнутый под самое горло человек в черном. Держащий в руках неизменный черный чемоданчик, скорбно глядящий в сторону, молча стоящий неподалеку. Показывая этим, что никуда он деться не может, что смерть близка, что злой рок уже определил его печальную судьбу, и что час его ухода близок. Я наблюдал сам несколько раз (поскольку люблю рано утром прогуливаться по набережной) за этим зловещим театральным действом, и видел, какой страшный эффект оно имело. Несчастного литератора словно бы поймали в психологическую ловушку, он уже не мог каждое утро не подходить к арке, и вместе с ним каждый раз, секунда в секунду, к той же белой арке подходил зловещий Черный Человек со своим неизменным чемоданом в руке. Я, повторяю, видел все это своими собственными глазами, невольно, как драматург, оценивая сущность этого страшного, и одновременно глубоко пошлого спектакля, и уже заранее, профессионально, знал, чем он должен закончиться. Он закончился смертью литератора, который вскоре перерезал себе вены, до этого совершив еще несколько попыток самоубийства, а затем вообще умер от внезапно обострившейся сердечной болезни. Театр Смерти забрал себе очередную жертву.
Кстати, спектакль «Черный Человек» разыгрывается в Алуште регулярно, на него даже ходят смотреть многочисленные зрители, прячущиеся невдалеке от своей жертвы, и всякий раз неизменно оканчивается смертью. Среди других спектаклей алуштинского Театра Смерти хочу отметить действо под названием «Педераст с маленькой собачкой». За потенциальной жертвой регулярно, днем и ночью, начинает ходить пожилой мужчина с маленькой собачкой, необыкновенно пошлого, и даже педерастического, вида, причем иногда таких пожилых педерастов несколько. Они так замучивают свою несчастную жертву, что она уже во сне видит этих пожилых педерастов (кои составляют не менее четверти всего населения города), и, не имея сил куда-либо бежать, в итоге кончает с собой. Или умирает от внезапно обострившейся болезни. Или уходит в жестокий запой. Или становится наркоманом, но в итоге все равно погибает.
Очень неплохим спектаклем Театра Смерти является спектакль «Черная Вдова». Во многом похожий на «Черного Человека», только Вдова ходит за своей жертвой без чемоданчика, иногда в черных очках, иногда с черной сумочкой. И тоже, естественно, символизирует смерть. Когда за вами в течении года ходит по пятам черная ведьма, вы или сопьетесь от ужаса, или разрежете себе вены
Вот еще несколько спектаклей Театра Смерти, которым я дал свои собственные, но, разумеется, правильные названия. Кроме меня, кстати, подобные спектакли классифицировали многие другие местные и приезжие люди, и наши названия очень часто совпадали. Итак, вот они: «Шизонутая массажистка», «Улыбка дьявола», «Отвратительная старуха», «Мерзкий старик», «Страшный карлик», «Мерзкий нищий», «Три страшных бомжа», «Роковая машина», «Неотвратимость судьбы», и так далее, и тому подобное.
Численность алуштинского Театра Смерти составляет несколько сотен человек, а за последние двадцать лет, с начала его деятельности, если учитывать привлеченных к его работе бомжей, наркоманов, педерастов, педофилов и подростков, эта численность достигла нескольких тысяч. То, что местные власти и художественное руководство Театра Смерти принимает в труппу бомжей, педерастов, наркоманов, педофилов и шизофреников, вполне понятно, ибо с их помощью можно довести до самоубийства (конечная цель организаторов) кого угодно. Но очень часто актерами Театра Смерти становятся дети. Необыкновенно действенным спектаклем является представление под названием «Презрение детей», когда за жертвой ходят местные дети, и всячески поносят ее, доводя этим до сумасшествия. Иногда стайка детей месяцами сидит перед дверью местного литератора, эколога, или краеведа, так что он не имеет возможности выйти на улицу, и вынужден или вешаться, или погибать в одиночестве от разрыва сердца. Также хорош спектакль под названием «Молодые патриоты» - в нем играют уже не дети, а подростки, а иногда даже и молодые люди постарше. Всем им хорошо платят, ибо работа актера Театра Смерти оплачивается намного лучше, чем работа учителя, или врача, и многие всеми правдами и неправдами пытаются освоить эту профессию.
Среди спектаклей, которые классифицировал я, а также многие другие, и приведших за последние двадцать лет к гибели не менее трех тысяч алуштинцев, есть спектакли «Месть наркоманов», «Гнев матери», «Родина – Мать тебя не простит», «Карающий меч правосудия», «Прожектор Смерти», «Враг будет повержен», и прочее. Судя по названиям, нетрудно догадаться, что постановщики местных спектаклей вышли из среды пионерских вожатых, бывших комсомольских и партийных работников, а также просто из наиболее идеологизированной части бывшего советского населения, то есть из тех, кого ныне называют «совками». Многие из них в свое время организовывали театрализованные шоу с участием многих сотен детей, готовили многотысячные демонстрации и представления, иногда необыкновенно красочные, с оркестрами, певцами, танцорами, и прочее. От этой своей советской привычки они избавиться уже не могут, и поэтому массовка в спектаклях алуштинского Театра Смерти играет очень большую роль. В особо торжественных, я бы сказал, сакральных случаях, по большим праздникам, вроде Дня Победы, в городе устраиваются показательные казни последних недобитых экологов, литераторов, или краеведов. Собирается все городское начальство, расставляются столики с закуской и выпивкой, играет музыка, а несчастную жертву на глазах у всех жестоко избивают, однако не до смерти, чтобы это не выглядело слишком явным убийством. А потом выбрасывают или в море, или в какую – нибудь канаву. Очень часто на месте такой показательной казни устанавливают памятный знак, всегда в виде фаллического символа, вроде чудовищного, не работающего, естественно, фонтана, и эти места становятся культовыми, вызывая у одних чувство гордости, у других негодование, презрение и страх.
Очень часто в алуштинском Театре Смерти применяются технические средства, иногда новейшие, вроде больших зеркал, прожекторов, или лазеров, которыми непрерывно, днем и ночью, светят в окна потенциальной жертве, ослепляя ее и доводя до сумасшествия, или до петли. Изначальная цель организаторов Театра Смерти – убивать неявно, так, чтобы это не слишком бросалось в глаза, чтобы все можно было списать на «естественную» смерть, – достигается самым блестящим образом. И происходит это не в далеком отсюда Гондурасе, а в украинской Алуште. Но ведь, как говорилось выше, что для нас Гондурас с его джунглями, то для них украинские просторы и степи. Ну и, разумеется, крымские горы. Земной шар маленький, и типичное, вроде Театра Смерти, может возникать в нем в разных местах. И Антонио Бандерас с одинаковым успехом может сыграть в фильме об ужасах мексиканских наркокартелей, или в ленте о жертвах алуштинского Театра Смерти. И люди, и убийцы, и смерти везде одинаковы, да и декорации до странности похожи.
Кстати, какой же уважающий себя театр может обойтись без гастролей? Не обходится без гастролей и алуштинский Театр Смерти. Мне рассказывали многие люди, бежавшие из города, что их преследовали даже в России, разыгрывая те же самые зловещие спектакли, и некоторые из этих спектаклей оканчивались попытками отравиться, выброситься из окна, разрезать себе вены, и прочим уже известным печальным набором, суть которого одна – смерть жертвы, ставшей вынужденным зрителем безжалостного Театра.
Было бы странным считать, что для меня, писателя, для которого Алушта является городом детства, не попытались бы разыграть какой-нибудь спектакль из репертуара Театра Смерти. Разумеется, так и произошло, причем со мной решили не церемониться, и не размениваться на всяких там «Педерастов с маленькими собачками», а сыграли свою самую знаменитую вещь – «Черного Человека». Сыграли там же, где и обычно – у белой арки, символа города, стоящей у берега моря, куда любил приходить я за пол – часа до рассвета, чтобы в тиши насладиться видами моря и берега. И всякий раз, когда я туда приходил, секунда в секунду, рядом со мной оказывался одетый во все черное, застегнутый под самое горло человек с черным портфелем в руке. Как они это делали, я не знаю, видимо, заранее ждали в ближайших кустах, и давали отмашку непрофессиональному актеру в тот момент, когда я подходил к арке. Но сам факт неизменной и педантичной пунктуальности, абсолютного молчания и наигранной скорби маленького человека с черным дипломатом в руке, преследовавшего меня день изо дня в одном и том же месте, действовал неотвратимо! Я, комедиограф, ничего и никого в жизни не боявшийся, высмеивавший в своих памфлетах, пьесах и сказках и Горбачева, и Ельцина, и Путина, вдруг, помимо своей воли, страшно испугался. Я прекрасно понимал, что все это действо - абсолютно непрофессиональный спектакль, что мне просто – напросто надо рассмеяться в лицо этому маленькому местному человечку, актеру местного Театра Смерти, которого наняли за деньги, чтобы он довел до самоубийства писателя. Как довел уже до такого самоубийства вместе со своими коллегами множество других людей. Но все было тщетно – я испугался по настоящему, и ничего с собой поделать уже не мог! И я, писатель, коренной житель этого города, позорно бежал отсюда в Москву, и прожил там несколько лет, чуть не наложив на себя руки, приехав всего лишь на несколько дней на похороны отца, а потом опять вернулся назад. У меня, к счастью, была возможность бегства отсюда, а у множества других, приговоренных к смерти, такой возможности не было! Из замкнутой алуштинской долины бежать практически некуда, здесь у человека, которого приговорили к смерти, путь один – на местное кладбище. Кладбище, которое, кстати, разрослось так сильно, что по размерам приблизилось к площади самого города. Через несколько лет, отдышавшись и успокоившись в Москве, я вернулся опять в Алушту, и случайно, с другом детства, живущим в Америке, вновь оказался на местном кладбище – он навестил здесь могилу уже своего отца. Боже мой – здесь были все сплошь знакомые лица! Лица алуштинской интеллигенции, экологов, литераторов, художников, врачей, учителей, которые мешали местным баронам выкачивать свой ежегодный золотой миллиард из долины Алушты! Людей, ставших жертвами Театра Смерти. И я попытался хотя бы приблизительно оценить количество этих жертв.
За время работы Театра Смерти, этого гениального изобретения местных властей, - а это примерно последние двадцать лет, - половина населения города или умерла, или покинула его. Такова статистика. Если брать самые минимальные цифры, и считать, что в городе, без окрестных сел, проживало в среднем 25 тысяч человек, следовательно, убыль населения составляет 12 тысяч. Пусть из них половина уехала. Следовательно, умерших набирается шесть тысяч. Хотя, уверен, их гораздо больше, судя по чудовищно увеличившемуся кладбищу. Поскольку масштаб театрального террора в Алуште огромен, и в различных спектаклях участвуют сотни актеров, нетрудно предположить, что половина из числа умерших – это их жертвы. То есть три тысячи человек. Но к ним надо добавить еще и тех, кто все же нашел в себе силы бежать отсюда, а потом скончался в дальних краях. Сколько таких – неизвестно. Кроме того, многие жертвы Театра Смерти, став инвалидами, наркоманами и алкоголиками, раньше срока сходили в могилу, так что, скорее всего, цифра в три тысячи смертей очень занижена, и ее вполне можно увеличить вдвое. В пользу увеличения этой цифры говорит и тот факт, что мы считали только население города, а не всей алуштинской долины, которое составляет примерно 40 тысяч человек, и, следовательно, жертв террора должно быть гораздо больше. Но даже если на счету Театра Смерти всего три тысячи жертв – это чудовищно! Это геноцид в центре Европы, сравнимый с тем геноцидом, который происходил в Югославии. Здесь необходим международный трибунал, поскольку власти Украины, и это очевидно, остановить этот конвейер смерти не в состоянии.
Кстати, о властях Украины. Наивно было бы считать, что в Киеве ничего не видят и ничего не слышат. Туда идет масса жалоб и даже воплей с просьбой о помощи, но справиться с местными баронами, ежегодная прибыль которых составляет один миллиард долларов, практически невозможно. На Южном берегу Крыма осуществился южноамериканский путь развития местных долин, когда летний отдых стал равнозначен выращиванию коки где-нибудь в Мексике или Боливии, а местные правители стали во всем подобными наркобаронам, превратившись в главарей местных наркокартелей. На них попросту нет управы. После очередного громкого самоубийства местного парня президент Ющенко послал сюда комиссию Верховной Рады, которая, разумеется, ничего не нашла. В местности, контролируемой наркокартелем, невозможно ничего найти в принципе. Разве что рвы где-нибудь за городом, наполненные трупами. Президент Янукович пошел другим путем – он решил внедрить своих людей в местные властные структуры (разумеется, из самых благих соображений), и тем самым, фактически, еще более повысил их статус. Круг замкнулся. Театр Смерти продолжает действовать практически на законных основаниях, люди гибнут, кладбища вокруг уже вываливаются на трассу Симферополь – Ялта, и остановить это не может никто. Мне кажется, что остановить этот геноцид против собственного населения уже в принципе невозможно людскими методами. Я думаю, что остановить его может только высшая справедливость, наслав сюда нечто вроде цунами, или сверхмощного землетрясения, после которых праведники выживут, а нечестивцы погибнут. Об этом, кстати, говорят многочисленные местные, недавно появившиеся легенды, которые все есть в интернете.
В маленьком провинциальном городке, в котором все всем известно, к тому же в моем родном городе, ничего скрыть невозможно. Очень быстро я выяснил имя одного из режиссеров Театра Смерти, автора, кстати, дешевой пьески «Черный Человек», который оказался моим хорошим знакомым, известным мне еще с детства. Это провокатор с двадцатипятилетним стажем, стукач, можно сказать, по зову сердца, чем-то напоминающий того гениального провокатора из кинофильма «Семнадцать мгновений весны», которого застрелил Штирлиц. Он псевдообразован и псевдоначитан, дома у него библиотека из 8 тысяч книг, собранных еще в советские времена, очень неглубокая, как и ее хозяин. Который в далеком детстве скупал у своих сверстников подержанные трусы и плавки (продал и я ему за баснословные для мальчика деньги свои старые японские плавки), а потом, став взрослым, пошел работать в Театр Смерти. На таких вот провинциальных псевдоинтеллигентов – провокаторов и опираются местные бароны, которые сами, разумеется, абсолютно необразованны, и ничего придумать не в состоянии.
Нетрудно, очевидно, разыскать и директора Театра Смерти – это тот, кто контролирует местные финансовые потоки, и, разумеется, золотую каплю в 1 миллиард долларов, ежегодно капающую в долину Алушты. Искать его надо среди местных баронов, число которых невелико. Что же касается актеров Театра Смерти, то за последние 20 лет ими были тысячи местных жителей. А также бомжей, наркоманов, люмпенов, педофилов, ветеранов, старух, психических больных, пенсионеров, подростков, и даже детей, которых к этому, разумеется, принуждали. Поистине, Алушта стала театральной столицей мира, ибо нигде нет такого количества актеров на душу населения, как здесь. Правда, черной столицей. И поэтому можно вполне хлопотать о занесении ее в книгу рекордов Гиннеса. Что будет вполне заслужено.
Что же касается рядовых, так называемых «простых» людей, служащих актерами в местном Театре Смерти, то я всегда искренне удивлялся, как же нормальные, вроде бы, люди, могут быть столь жестоки? Как они могут обрекать других людей на явную смерть? Что это – прирожденное свойство человека – желание убить ближнего своего? Что это – жестокость, живущая в сердце каждого человека, до поры запрятанная на самое дно, а потом, в подходящий момент, неизбежно вылезающая наружу? Не знаю. Однако вот что поразительно: чем больше присматривался я к актерам Театра Смерти, тем с большим ужасом убеждался, что так называемых «нормальных» людей в нем как раз и нет! Это были все те же местные стукачи, а также вербующие их милиционеры, шизоидные массажистки, местные страшные, злобные, и готовые на любое преступление старухи, давно уже потерявшие не только свои причинные места, но также совесть, стыд, и самое душу. Это были опустившиеся алкоголики, готовые пойти на любое преступление за дозу наркотика наркоманы, педерасты, а также педофилы, прилюдно, взасос, среди бела дня, целующие маленьких невинных мальчиков. Это были люмпены, составляющие половину населения города, давно уже озлобленные, и готовые на новую революцию и на любые преступления во имя своей озлобленной души. Это были неизвестно кем развращенные подростки – педерасты, злобные пенсионеры, ненавидящие весь мир, и готовые нажать любую кнопку, лишь бы этот мир полетел ко всем чертям. Это были бывшие пионервожатые и партийные функционеры, бывшие гэбисты, бывшие милиционеры и бывшие прокуроры, а также прочее, прочее, прочее, имя которым – легион. Назвать их «нормальными» людьми было нельзя. Нормальны те, кого они убили, и кто сейчас лежит на кладбище, а также скоро будет там лежать. Чья жизнь покалечена и списана в архив. Поскольку именно они были главной помехой для местных баронов, желающих стать единственными хозяевами в южнобережных долинах. В том числе и в долине Алушты. Для этого и был придуман Театр Смерти. Гениальное изобретение, невиданное и неслыханное доселе нигде. Впрочем, не будем забывать о том, что все новое – это хорошо забытое старое, и что, следуя Экклезиасту, нет на земле ничего, что уже когда – нибудь не происходило.
Антонио Бандерас, уже упоминавшийся нами, кстати, вполне мог бы сыграть в фильме «Однажды в Крыму», где он случайно проникает в тайну зловещего Театра Смерти, и лишь чудом остается в живых. И тогда бы уж точно стерлась всякая грань между Крымом и Южной Америкой.

2011