Моя армия

Глава №1 ПРИЗЫВ
Еще раньше родителей вызвали в военкомат и разъяснили, что такое КОМАНДА-280. Это большая вероятность службы за границей. Отец был спокоен, а по маме было понятно, что она тревожится. 1979 год – Афганистан. Наших солдат нет-нет, да отправляли туда, где никто не понимал, что там происходит и зачем мы там должны воевать с моджахедами. Но центральное телевидение сообщало, что это зло и с ними надо бороться.
Мой друг, Олег Шаманаев, сфоткал меня с длинными «батлами», в которых я походил на Боярского, и я пошел в парикмахерскую. Не было отвращения от моей лысой головы, принимал это как должное. Олег, немного похихикав, сделал опять фото на память уже лысого призывника, и я стал собирать рюкзак. Ребята - печатники из типографии, где я работал, объясняли, что надо с собой брать, сколько лезвий для бритья, что оставят, а что отберут старослужащие. Так что у меня было понятие, чем заполнить атрибуты рюкзака призывника.
На трамвае отправился на призывной пункт, где уже организовалась приличная толпа ребят из области. Проходили наборы в разные рода войск. По распоряжению военкомата – у меня значились инженерные войска. Что считалось позорным уровнем (как строительные войска для не сильных умом). И все из-за того, что в 9м классе мы с пацанами провинились, по какому-то поводу, на нас классная учительница была зла, и мне написала отвратительную характеристику в военкомат (безответственный не требовательный к себе и т.п.). И хотя, после окончания школы у меня от нее была исключительная характеристика (общественная деятельность, комсорг класса, совмещение учебы в школе со спортивной школой баскетбола, участие в школьном ансамбле и т.п.), которую никто, впоследствии, и никогда не увидел. Но та, плохая, оказалась на столе в военкомате. Главный полковник комиссии, посмотрев на меня, потом на характеристику, спросил: – «Ты бандит»?!.. Я стоял непонимающе, хлопал глазами, пока он не зачитал те мемуары плохой характеристики, которая ушла после 9го класса в военкомат. Меня ввело в ступор, и я не мог произнести ни слова. Поэтому прозвучал вердикт, не заслуживающий привилегий – инженерные войска – получите, распишитесь!.. (Товарищи учителя, я понимаю, что у вас бывают мгновенные вспышки гнева, у вас нервная профессия - учить кучу оболтусов, но иногда они могут привести к изменениям в судьбе будущих мужиков)!!!
Подбежал взмыленный сержант, который приехал за «молодыми», и набирал нашу группу. –«Халилов, у тебя почему данные в документах разные»?! Оказалось, что в военном билете написано, что я - русский, а в комсомольском билете, что я татарин! Я раньше не предавал значения национальности, так как мать русская, а отец татарин, но тут - оказалось все серьезно. И мне грозило остаться на следующие полгода на гражданке! А кому тут я буду нужен лысый, да еще ждать впустую полгода следующего призыва? Этот призыв 6 мая был последним из партий. Не сказать, что я от испуга чуть не обосрался, но меня посетила паника. Не успел я впасть в депрессию, как сержант, посоветовавшись с напарником, нырнул в комендатуру призывного пункта, с какой то подозрительной идеей. Оказалось, что он договорился с уже сформировавшейся набранной группой, быстро подкинул им мои документы, подбежал ко мне и сообщил, что теперь я - связист! Не успел я даже обрадоваться от такой ситуации, как сообщили, что «городским» можно съездить домой до вечера попрощаться с родными, явка в пункт в 18.00, а отъезд в 23.00 с вокзала. Куда нас повезут - не говорили. Да и по фигу тогда было. Главное, что домой отпустили, и я повысил статус! Теперь я буду связистом.
Все последние три дня были как в тумане. На неделе встретил одноклассников на улице, которые были (почему то) уверены, что я пригласил на проводы весь класс! Так что деваться было некуда и пришлось пригласить всех. Так же пришли друзья по школьному ансамблю, родня. Застолье, запахи духов девчонок в танце, длилось до часу ночи, пока соседи не постучали в стену. Мы уменьшили звук проигрывателя, послушали в 22 раз Смоков (Вот кен ай ду), и на этом веселые дни гражданки попрощались со мной.
Мы шли строем с призывного пункта к вокзалу, где организовалась толпа из провожающих. Было непривычно очень тепло. Я выискивал своих малорослых родителей (и в кого они такие?), а они меня. Мама тревожно кричала, спрашивая, куда нас отправляют? Но мы не знали, а сержанты и офицеры молчали как партизаны. Кто-то из девчонок одноклассниц сунул мне конверт, и просили прочитать в поезде. Привокзальная площадь «кишила» людьми, наполняя музыкой вокзал Пермь-II маршем Славянки. Быстрая погрузка в поезд, и только одно понимание – наш путь в восточном направлении.
Плацкартный вагон окутал спертый воздух не от того, что ребята одели на себя старье (все равно выбрасывать), а от переполненного вагона. На верхних полках лежали «валетом» по двое, внизу плотно сидели новобранцы в очереди претендентов на верхние спальные места (спали по очереди). Все призывники перезнакомились, рассказывали анекдоты, доставали, что было в рюкзаках, тушенку, хлеб и делились со всеми.
Я забрался на верхнюю полку первым. Матрасов не было, но постарался устроиться поудобнее, на сколько было возможно. Вспомнил про письмо, сунутое девчонками на вокзале, развернул и стал читать. Вникая в смысл написанного, меня чуть не пробил пот. Та одноклассница Танка, с которой у меня постоянно были натянутые отношения, постоянные ссоры, разногласия по поводу организаций мероприятий в классе и, в общем, в школе, даже до драк доходило (с ее стороны) - и тут она признается мне в любви!!! Я думал это шутка какая то. Да и вообще, не до романтических отношений было. На мне «висел» младший брат (родители часто работали вместе во вторую смену), которого я забирал из садика и таскал по тренировкам и играм на первенство города по баскетболу. Его в городе все тренера знали, так как он один болел за нашу команду, сидя на лавке запасных игроков и кричал: – «Вперед ребята, забейте им!». Другими вечерами - школьный ансамбль, репетиции, ритм или соло-гитара, выступления на танцах – короче говоря, не до любовных историй. К тому же был уже влюблен в другую девчонку «малолетку», но поссорились крепко по глупости, и продолжение романтических отношений было туманным.
И тут вдруг такое в письме от одноклассницы! Я еще два раза перечитал письмо, начал прокручивать в голове школьную классную и внеклассную жизнь, где хоть что-то указывало на признаки влюбленных моментов, но так и не вспомнил.
Все события последних трех дней перемешались в голове вместе с запахом вагонного пота и тушенки. Усталость от внезапных событий призывного дня брало свое, глаза закрывались, а поезд увозил нас на Восток.
2 глава. Курс молодого бойца.
В закрытые глаза стал пробиваться утренний свет. Стук колес поезда вернул меня в действительность происходящего. Удивился, что никто не согнал меня с верхней полки. Ребята внизу пытали сопровождающего сержанта вопросом – куда нас везут, и дождались от него ответа. Мы прибываем в «учебку» связи в Свердловск (Екатеринбург)!. В вагоне резко все оживились. Некоторые от радости близкого расстояния от Перми, другие, не зная, куда девать запасы продуктов. Короче – завтрак был знатным и очень сытным.
Дружным строем с поезда мы протопали по Свердловску до парка имени Павлика Морозова. Сержант собрал всех в тесный круг, и приказал сдать все свои перочинные ножи. Кучка оказалась приличной с 30 человек новобранцев. Через дорогу нас уже ждало учебное подразделение связистов. Оказалось, что территориально мы находимся прямо в городе у телецентра. Рядом штаб Уральского военного округа. Помимо учебного подразделения в одном здании так же находился действующий полк связи.
Нас выстроили на плацу. Среди строя шныряли старослужащие и спрашивали, что у нас есть из еды? Я с удивлением смотрел на это и думал, неужели тут в армии не кормят?! Ответы я получил чуть позже, когда нас загнали в столовую. За столом 10 человек уже доедающих кашу, а вновь прибывшим почти не хватало места и приказ сержанта: - «Накормить вновь прибывшего!» вызывал недоумение сидящих, так как они уже все съели. Успев хлебнуть слабо-сладкого чая, мы пулей вылетели из столовой по команде: – «Обед закончен-выходи строится»! И так как это повторилось и за ужином, я стал немного врубаться в суть происходящего и причину поиска цивильной пищи «стариками» у новобранцев.
Если говорить о первых впечатлениях, то в голове и в батальоне происходил хаос. «Учебка» связи не была готова к такому наплыву новобранцев. Не хватало не только мест, в столовой, но и кроватей в казарме. Пришлось первые дни спать втроем на двух кроватях, как на первом, так и на втором ярусе. Как самый порядочный, я согласился какое-то время спать посередине кровати, где был стык. Что такое остеохондроз я тогда еще не знал, но чувствовал, что он уже на подходе. После привезли дополнительную партию кроватей, и мы «забили» свои места. На второй день нас повели в городскую баню, где нам выдали военную форму согласно нашему размеру. Я попрощался со своим вельветовым костюмом, и представил, как кто-то из дембелей будет щеголять в нем. Если не совсем совпадающий размер самой формы был не очень заметен, то вот с сапогами была засада. Моя нога хлябала в 41м размере сапог с не очень правильно намотанными портянками. И это меня напрягало, так как вся служба проходит в сапогах и мозоли могли доставить мне большие неприятности. Но я был не один в своих переживаниях, поэтому ночью в казарме происходила «движуха». Проснувшись в 3.00 ночи, я увидел зад ползающего курсанта, который находился в поисках размена сапог подходящего размера. Я заглянул под кровать и там он был не один, их там, ползающих было много. За ночь у многих поменялись сапоги, кто не принимал участия в ночном диверсионном движении. И каково было мое удивление, когда при подъеме мои сапоги сели размер в размер, тютелька в тютельку! Не знаю, сколько пар за ночь у меня поменялось, но спасибо тому, кто поменял мои сапоги и попал точно в мой размер - красаффчик!
Конечно - первые дни это шок! Подъем в 6.00, дисциплина, тренаж на плацу, крики сержантов: -«Тянем ногу, тянем, еще тянем, не опускаем»! Не все успевали одеться и раздеться «отбиться» в течение горящей спички(45 секунд). Я по команде обычно выпрыгивал с кровати первого яруса первым, выбегая в общий пролет, так как надо мной спал крупно - габаритный курганский Вовка. И после, пару раз свалившейся на меня массы, я стал еще быстрее вскакивать с кровати. У меня стал вырабатываться инстинкт просыпания за 5 минут до подъема. Каждое утро на меня нападали мурашки перед утренним криком дежурного: - «Рота ПОДЪЕЕЕЕМ»!!! Но я уже был готов. Резкий прыжок в сторону, сваливающаяся с верху масса, а я уже в проеме набрасываю форму. И довольный, как только что ушедший от столкновения с Титаником - жду других! А что вы хотели –школа баскетбола это не «шухры – мухры»!
Нас гоняли до седьмого пота. Не все были готовы к таким резким переменам. Зачем то стеклами до крови чистили полы от грязи в казарме, потом всем взводом ползали в «военке» под кроватями. И если сержант видел грязь на форме, то взвод опять драил пол, пока он не становился матово белым. Почему полы нельзя было просто покрасить – это была загадка для всех. Видимо, что бы жизнь малиной не казалась!
Но мы постепенно крепчали. Кто страдал полнотой - постройнели, худые откормились кашей. Курильщики не выдержали и бросили эту привычку. Некоторые, наоборот, закурили от стресса. Наш первый взвод третей роты становился боевым, хотя «косяков» еще хватало. Сапоги не всегда отливали блеском, который бы удовлетворял сержантов, а белые воротнички не всегда были белыми от стирки, так как проходили уже пятый круг. Главное поняли одно – один «накосячил» – все отвечают за это и всех гоняют. Месяц «молодого бойца» пролетел быстро - впереди присяга.
Нам выдали автоматы Калашникова и привезли на полигон. Провели инструктаж, вручили три патрона. Раньше я не только держал это оружие в руках, но и быстро разбирал и собирал на уроках НВП в школе. Но пострелять из него не было возможности. Перед нами стояла задача, как можно прицельней выстрелить в мишень тремя патронами. Когда очередь дошла до меня, то я спокойно разместился в окопе и прицелился в свою мишень. После первого выстрела так оглушило, что последующие выстрелы слышались глухим пуканием. Когда глухонемые бойцы подошли к своим мишеням, я увидел в моей 5 чистых дырок! Оказывается, предыдущие стрелявшие, забыли зачеркнуть крестом отстреленные дырки. Если я стал глухонемым, это не значит, что пропала сообразительность. Поэтому не долго, думая, зачеркнул два плохих попадания, и мои три пули показали приличную центральную кучность! Правда, сосед мой по стрельбе, Серега из Шадринска, пошел еще дальше. У него все выстрелы попали в «молоко», и весело подмигнув мне, он продырявил пальцем три дырки в нужной окружности.
Это было последним и обязательным мероприятием перед присягой. Еще трудней было выучить сам текст присяги. Нам выдали парадную форму. Пришлось чуть подшить фуражку под голову, так как при резком повороте у нее не совпадали движения с моей головой. Бляшка ремня была так начищена и блестела, что у меня от бликов ломило глаза. Мы строем прошли в центр города к дому офицеров. Выстроились возле известного фонтана и торжество началось. Волнения исчезли по поводу зачтения присяги, так как нам давали в руки текст, напечатанный в папке. Но не все происходило так гладко, как всем хотелось. Стояла жара под 30 градусов, а вступающих в ряды вооруженных сил, было очень много. Поэтому наши колонны начали редеть. Некоторые курсанты, утомленные солнцем, теряли сознание и один за другим глухо шлепались на асфальт. Шустрые военные, сопровождающие колонну, оттаскивали откачивать их за периметр действа, набирая в каски воду из этого же фонтана. Это произвело на меня и окружающих больше впечатление, чем само вступление в ряды Советской Армии. Вечером нам разрешили сбегать позвонить родным по междугородке. Я сообщил папе и маме, что стал курсантом первого взвода учебного подразделения связи. Впереди ждала настоящая военная служба
Глава 3. Взбалмошный первый взвод.
Начались будни учебного подразделения связистов. На экзамене по запоминанию азбуки «морзе» для выявления будущих радистов, у меня из текста, получилась абракадабра. Поэтому меня определили в «дальнюю связь» (установление связи при военных действиях на расстоянии 16000 км). Это как прародительница будущей сотовой связи, но только в место, маленьких сотовых телефонов - две военные машины с кунгом на расстоянии 1600 километров по обоим концам, укомплектованные кучей аппаратуры, которую мы должны были освоить. Кроме обычной строевой службы, хождение в наряды, обучение в классах, а так же отработка по ночам операций по установке связи.
Во время занятий в классе, после утренней зарядки, оттачивания строевого шага, многие утомленно засыпали. Сержанты приказывали всем сидеть на местах при команде: – «Взвод встать!». И те, кто резко вскакивал с мест, те и оказывались провинившимися «засыпунчиками». Они брали тяжелые катушки с намотанными кабелями и бежали «наматывать» штрафные круги по плацу. И хотя мы начали понимать тонкости службы, но без провалов и косяков не обходилось. Кто-то где-то да провинится и нас наказывали. Мы строем обреченно шли в местный парк Маяковского, который предназначен для отдыха граждан, но не для первого «прорвавшегося» взвода «учебки». Мы одевали ОЗК (общевойсковой защитный комплект): резиновые костюмы с противогазами, звучала команда «Вперед»! и мы бежали, ползали по кустам. В запотевших глазницах противогаза кто-то мелькал передо мной. Чуть не пнул со злости кого-то, пробегавшего мимо, что бы, не мешал обзору. Хорошо, что промахнулся, оказалось, что это был наш сержант и меня опять как то «пронесло»! Звучала команда: – «Окружаем противника»!...Кого окружаем, куда бежать, если ничего не видно и «дыхалка» кончилась?! «Окружались» круги в глазах и одна мысль – когда все это кончится?!
Мы возвращались в батальон изнеможенные, вымокшие. Предполагаемая стирка всего потно-вонючего обмундирования, не могла омрачить утомленной радости, что все это закончилось и мы еще пока живы.
Но надо отдать должное справедливости нашим сержантам. При очередном демонстрационном прохождении, строя и песни перед начальством, мы почти всегда занимали первое место. Потому что я и Серега из Свердловска были запевалами. Орали так звонко, а взвод подхватывал в общем порыве, что мы не оставляли шанса другим взводам отличиться. И нас, как победителей на выходной награждали походом в тот же парк Маяковского, под чутким присмотром сержантов! Мы одевали «парадку»(парадная форма), драили сапоги, бляшки начищали до такого блеска, что бабушки контролерши на каруселях от такой красоты не давали нам качаться, пока не подойдет парочка девчонок, и они не распределят, «по чесноку», или по симпатиям, кто с кем будет качаться.
Родителям и одноклассникам я писал веселые письма. Им казалось, что у нас все здорово и спокойно. Хотя, конечно это было не так. При очередном дежурстве в столовой сообщили, что намечается проверка. Я был в наряде в столовой посудо-мойщиком, и чистая посуда приравнивалась к чистой совести всего наряда, что бы никто из начальства не мог придраться. Градус напряженности и ответственности поднимался вместе с увеличением температуры горячей воды в мойке. В результате я ошпарил руки. Всю ночь не спал, дикая боль рук отдавалась в голове, и я еле-еле дотянул до подъема. В медпункте, не долго, думая мне срезали пузыри на пальцах, обмазали жидким стрептоцидом и забинтовали. День прошел в муках от боли, но следующий был не легче. При очередном посещении медпункта выяснилось, что произошло заражение, и гнойные раны на пальцах продолжали не давать спокойно спать. Озабоченность настала не тогда, когда из-под гноя стали проглядывать кости, а когда я узнал, что мама хочет приехать повидать меня в «учебке»! Я не хотел, что бы она увидела мои руки. Уставши от очередной утренней процедуры (мазь, бинты, срывание гнойной массы под мои крики), я больше не пошел в медпункт. У забора части нарвал подорожника, промыл его, покрыл пальцы, обмотал простыми бумажками и на следующее утро мои пальцы очистились от гноя и побелели. Что-то стало походить на ожившие клетки. Постепенно кости стали покрываться мясистым материалом с поверхностной корочкой, похожей на гриль. У меня появилась надежда, что это безобразие не увидит мама.
Мы сидели с ней в батальонной кафешке, я рассказывал про службу, пытаясь заговорить ее. И хотя заранее скинул бинты, прятал руки, но она увидела красные корки, напоминающие пальцы.
Давно не видел столько слез в ее глазах. Я успокаивал ее, говорил, что все позади, пальцы восстанавливаются, а сам я бодр и свеж. Поведал о положительных моментах, что играю по выходным в футбол за батальон на первенство округа, что занятия спортом не прошли даром.
В первом классе меня родители отдали в «ГОРОНО» на гимнастику. Я ходил на секцию, тренировался: перекладина, кольца, конь и др. У меня не идеально, получался поперечный шпагат, поэтому после первых же отчетных соревнований, я ушел в плавательный бассейн. Но и там нас на тренировках так загоняли, что мы синие приходили домой, и не было сил делать уроки. С плаванием распрощался, мне хватало дворового хоккея и футбола. В то время в каждом микрорайоне была своя команда, тренер и мы участвовали в соревнованиях. Летом в нападении за команду «Ласточка» гоняли в футбол. Зимой я стоял в воротах за свой возраст и за старших, так как у тех вратарь был «дыркой». В то время хоккеисты сборно Советского Союза рубились с канадцами, и все были прикованы к телевизорам, наблюдая знаменитые игры 1972 года в Канаде. Если у канадского известного вратаря была фамилия - Дзурилла, то у меня была кличка «Халила»! Болельщиков у нас на играх хватало, и наши местные громко орали: -«Халила-лови шайбу, ты лучший»! Тяжелая вратарская экипировка почти полная, не было только маски на лице, поэтому шрамы под бровью и надо лбом напоминают о интересном и всевозможногдехошбесплатнозанимающемся детстве!
В пятом классе мы переехали в Свердловский район, и я пошел в футбольную секцию, так как поляна, на которой тренировались, была возле моего дома. За два года мы показывали приличную игру и выиграли первенство города в своем возрасте. В торжественной обстановке нам вручали кубок города на стадионе «Звезда» в перерыве матча высшей лиги нашей местной команды «Звезда» и Ташкентским «Пахтакором» (команда, которая в 1979 году погибнет в авиакатастрофе). Полный стадион аплодировал нашему награждению, а у нас горели от счастья уши! Но после шестого класса мы переехали обратно в мотовилихинский район. Играть за свою команду я не мог. Тренеры предлагали меня отдать в городскую команду «Звезда», где тренировались лучшие, но родители испугались, так как ездить надо было через весь город. Мне пришлось искать в районе любую секцию, и так я оказался в спортивной школе баскетбола. И по сей день играю с бывшими ребятами за ветеранов на первенство города.
Но тут в армии возможен был только футбол, чем я и воспользовался. Нас с парнем из взвода, выбрали старожилы полка, как то спросив: – «Кто могет в футбик?» И устроили проверку из «молодых» кандидатов. А нам лишь бы не учиться на занятиях. Несмотря на то, что играли в сапогах, я показал приличный уровень. Полковые «старики» на показательном матче меня приметили и взяли в состав. По выходным проводился чемпионат военных частей округа. Как то мы играли с десантниками. Я стою в защите, и тут на меня мчится «двухстворчатый шифоньер»! Если я уйду с его пути – заорут свои. Если не уйду с места, то придется услышать звон в ушах и треск своих косточек от встречи с этим накаченным мускулами «шкафом». Пришлось чуть отклониться в сторону и подставить ногу. «Шкафовый» десантник опрокинулся, и зарывшись в песок поднял столб пыли, как от взрыва. Все ахнули! Я думал, что если не ему, то мне точно капец! Поднявшийся десантник, с бранью кинулся ко мне, но дорогу ему перекрыл «трехстворчатый шифоньер» в виде их прапорщика, который судил матч. Мы были ошеломлены картиной, как «трехстворчатый» одной рукой поднимает «двухстворчатого» и грозит ему инсинуациями, если тот предпримет попытку урезонить смелого, но щуплого «одностворчатого» связиста в моем лице. …Хорошо, что мы им проиграли! После все подружились и двумя машинами рванули купаться на озеро Балтым.
А еще ей рассказал, как мы научились звонить из междугороднего автомата бесплатно – мы же связисты! Когда бросаешь пятнадцати копеечную монету в автомат, набираешь номер родных, и при поднятии ими трубки, ты их начинаешь слышать. Что бы они слышали тебя надо нажимать кнопку и тогда идет отсчет времени, и после минуты разговора опять кидать монеты. Но «учебка» нас научила не только дальней связи, но и хитрой с близкими. Я не нажимал эту злосчастную кнопку, а громко говорил в наушник трубки телефона и меня слышали на том конце провода. А когда заканчивал переговоры, опускал трубку, и опущенная единственная монета с приятным звоном возвращалась. Я счастливый выходил из будки, а округленные глаза удивленного офицера, следующего за мной позвонить, сопровождали мою уходящую фигуру.
Я понимал, что мои истории не смогут до конца заглушить увиденное мамой. Но обнадежил ее возможностью в следующий раз (если она приедет) смотаться в самоволку к ней. Так как я много рисовал по ночам картин на дембель нашему старшему сержанту Сабирову. Иногда нас отправляли работать на мебельную фабрику. Ребята притаскивали отшлифованные доски, я рисовал картинку по заказу, потом на фабрике доску лакировали, шлифовали, полировали, и получалась красивая картина. Иногда сержанты отпускали курсантов домой в самоволку, под видом больного в медсанбате, а те привозили парфюм, дипломаты или еще какой дефицит на дембель сержантам. И у меня теплилась надежда, что меня смогут отпустить, если не за дефицитом, то за проделанную работу. На что мама удивилась такой дерзости, но немного успокоилась. Хотя в душе, наверно, опять заволновалась за будущее этой аферы.
Глава 4 Учебная дедовщина.
Дедовщина в армии - отдельная тема. Тут кому как повезет, но без нее не обойтись. Попробую освятить в более мягкой форме. Что положительного в «учебке» - там «гоняют» в основном всех вместе и это не обидно. Хотя бывали моменты, когда отдельные личности из курсантов взбрыкнут, то им попадало. Как то в соседнем взводе Вовка Магнитогорский отказался выполнять унижающий приказ – подшить воротничок ефрейтору роты. Ладно бы сержанту, но тут малое звено, которое искало повода подняться до сержантов, в прямом и переносном смысле («штыбзик» был еще тот). Ну, Вовка магнитогорский и «послал» его за территорию «Уральского Военного Округа», видимо! Тут вступил обратный девиз – «Один за всех и все на одного!». Сержанты побили его сильно тогда, но после зауважали не только мы, но и весь сержантский состав. Конечно, кроме того ефрейтора – «штыбзика».
В общей сложности, меня «гоняли» меньше других, потому что иногда спасала гитара. В роте знали, что я играл в ансамбле и играл не только советский репертуар, но и современные в то время: АВВА, Клиф Ричард, Дони Осмонд, Битлз. И все на русском языке, что для них казалось диковинкой. После отбоя сержанты доставали спрятанную от ротного гитару, я пел наш репертуар, который играли в школе, а в это время какой то «прорвавшийся» взвод гоняли по команде «Подъееем - Отбооой!». И если иногда совпадало с моим провинившимся взводом, то наши смотрели на меня волком. Я мозолил пальцы об лады гитары, а они потные прыгали с кроватей, раздеваясь и одеваясь в десятый раз за 45 секунд.
Основная проблема у нас была в городке – это действующий полк, который занимал вторую половину здания. И хотя мы были разными подразделениями, но иногда от их старослужащих попадало. Особенно они лютовали в столовой. То ли у них было настроение, то ли наоборот – значения не имело. По любому, иногда могли лететь кастрюли, чашки, ложки в сторону оборонительных редутов – т.е. когда мы были в наряде по кухне. Как в моем дворе детства, где проживали 15 пацанов и одна девчонка, сестра соседа. Старшие по возрасту нас обкидывали снежками в крепости, а мы отбивались. Часто попадало в лоб, или еще куда снежками. А тут в столовой снаряды свистели более внушительные и мы уже не по-детски уклонялись.
Однажды мы с курсантом, Потаповым Юркой, проходили из роты в учебное здание возле строящегося нового корпуса, где работали связисты действующего полка. Два «полкаша» нас схватили за грудки, и затащили за забор. Дали в руки лопаты и заставили за них копать канаву. Я чет струхнул, честно говоря. С таким поведением и наглостью столкнулся впервые. Но не успели мои поджилки затрястись от происходящего, как за спиной услышал два глухих удара! Когда обернулся, то увидел двух лежащих полковых солдат, одергивающего на себе форму Юрку. Он рванул за забор и прокричал мне: – «Бежим!». Если со стороны «полкашей» была наглость нас заставлять за них работать, то «получить» от курсантов, да еще в такой опрокидывающей форме!!! Но мы уже бежали с того места в учебный корпус и я не видел глаз Юрки, но мои точно были навыпучку от страха. Страх увеличился, когда мы прибежали в корпус, и я осознал, что произошло. Меня не успокоило что Юрка, оказывается, на гражданке боксировал и был разрядником. Потому что, нас же будут искать эти, надеюсь не «трупаки»! В последующие два дня мы старались из роты не показываться, а передвигались в столовую и учебный корпус только в строю. Хотя мы видели, как эти двое нас выслеживали.
И вот как то вечером после занятий, мы с Юркой остались дежурить в классе. После уборки выдвинулись в роту. Но в дверях нас поджидали эти двое. Я думал нам «кердык»! Но в корпус, по каким-то делам, пришел наш старший сержант Сабиров. Он сообразил своим опытным взглядом, что намечается «махач» и спросил: – «В чем дело?!». Мы рассказали свою версию, а у тех без версий уже стали подниматься руки. Но в темном подъезде корпуса я услышал, уже знакомые мне два звука! Пришлось перешагивать через двух горизонтально уложенных «полкашей» и идти в роту. Такого я точно не ожидал. Нас гоняли сержанты, и сам Сабиров то же не чурался довести до идеала вверенный ему взвод, но что бы так вступиться за своих курсантов?!!! Мы шли свободной походкой приободренные в роту. Юрка удивлялся поставленному удару Сабирова и как быстро он уложил их. А я тому, что не все так мрачно у нас в «учебке», есть и светлые пятна, а темные, например, у этих двух «полкашей» под глазами!

Шел четвертый месяц «учебки». Ко мне опять приехала мама. Она случайно познакомилась на рынке с женщиной, которая росла в поселке, как выяснилось, с моим отцом в пермской области! Ни че се, совпадение! Они задружились узнав, что мама приехала к солдату. Муж у той женщины был водителем фургончика скорой помощи (как в фильме «Кавказская пленница»). У меня родилась шальная мысль, отпроситься на вечер в самоволку. Переговорил с сержантами (а я уже имел бонус в виде дембельских нарисованных работ) и они мне разрешили с условием, что я принесу бутылку водки.
У ворот части стоял дежурный наряд. Я по тихому, сообщил, что мне сержанты разрешили покинуть на время территорию. Они спросили - каким образом я собираюсь покинуть часть, которая находилась в самом городе? Но была суббота, офицеров дежурных мало, только в корпусах. Да к тому же у ворот стоял, под парами, фургон скорой помощи. Я быстро прыгнул в машину, и теплый ветер в открытое окно сообщил мне о временной свободе. Мы приехали на квартиру новых маминых знакомых. Познакомился с ними и их сыном сверстником. После сытного обеда мы с ним поехали купаться на карьеры. Вечером я позвонил в часть Сабирову и нагло спросил разрешения остаться на ночь. Он согласился с условием, уже двух бутылок, тем более что у него намечалось день рождение. Мы на общались с мамой, новыми знакомыми и на следующий день, вечером поехали «сдаваться» в батальон. Предстояла операция «возвращение блудного солдата».
Наш взвод располагался на первом этаже. А угол здания на пересечении улиц, где ходил общественный транспорт. Время подходило к 22.00 – вечерняя поверка состава. Окно располагалось достаточно высоко, но в нужное время приоткрылось, и из него высунулась рука с ремнем. Я крепко ухватился за него и стал карабкаться по стене. Краем глаза я смотрел на «замеревшую» от страха маму, которая наблюдала за этой операцией. Но я шустро влез, быстро переоделся и выкинул гражданскую одежду в окно маме. Взвод уже стоял вдоль своих кроватей. Тихонько прокравшись на свое место, спрятал под матрас два бутыля, и встал в строй, как ни в чем не бывало.
Я был счастлив от успешно завершенной самоволки. Мама потом писала в письме, что чуть не описалась от страха. И сержанты были довольны, так как было чем отметить день рождение старшего сержанта Сабирова. Мы разделись и легли спать. У меня сразу нахлынули ностальгические воспоминания выходных. Хотелось что бы этот сон не кончался, но в казарме раздался ВЫСТРЕЛ!!!
Вся рота проснулась от грохота, слышны были крики из дежурки. Происходил какой-то переполох. Мы еще еле протерли глаза, не понимая, что происходит в 3 часа ночи, как в роту внесли пьяного Сабирова. Сержанты с приглушенным голосом скомандовали: – «Бойцы - срочно освободите кровать, надо его спрятать»! Быстро сообразив, я спрыгнул с кровати и указал на свою койку. Его положили на мое место и накрыли одеялом. Но это было еще не все. Всем приказали срочно «отбиться», притвориться сонными: – «РОТАААА спать»! По глазам дежурных сержантов понял, что мне надо спрятаться куда-то. Я прыгнул на верхний ярус к ребятам, так как там менее всего заметно увеличение состава на двух койках, и мы скрылись под одеялом.
В роту вбежал разъяренный дежурный офицер полка. Он метался по всему корпусу, искал виновных и компромат, но все держались, как партизаны в окопах - спали мертвяком. Еще долго в дежурке раздавались вопли офицера, а мы долго не могли уснуть. Тем более у меня в позвоночник упирался стык двух кроватей, напоминая первые дни «учебки».
На следующий день шло разбирательство. Но что бы обойтись без глобальных последствий ночного дежурного сержантского состава, во главе с дежурным офицером, придумали версию случайного не осторожного выстрела из пистолета. Хотя все понимали, что старший сержант Сабиров лихо отпраздновал свой день рождения.
Глава 5. Учебные будни.
Шел четвертый месяц службы. Мы продолжали обучаться навыкам установки дальней связи. Курсанты-радисты со второго этажа продолжали долбить азбуку «морзе», а третий этаж роты обеспечивал наше существование – хоз.взвод. После трех месяцев мы перестали ходить в баню по средам в 4 часа утра, а бывало и марш броском в противогазах, если в очередной раз провинимся. Теперь стало комфортней в 23.00 - самое кайфовое время. Скинуть с себя усталость, пот за неделю, и после баньки, легким строевым шагом вдыхать вечерний теплый воздух городских улиц. Радовали и цивильные обеды в столовой мебельной фабрики, на которую нас периодически отправляли в помощь. По сравнению с нашей солдатской столовой, это был обед в ресторане. На фабрике, так же шабашили солдаты с других воинских частей. Как-то раз, после смены, они попросили подъехать за стену фабрики на нашем «ЗИЛке» и в чем то помочь. Мы ждали не долго, так как из-за высокой стены фабрики стал появляться силуэт трехстворчатого шифоньера и крики: - «Ну че вы там, помогайте»! Мы дружно подхватили его, и лихо перекинули через стену. Дождались, когда солдаты прошли через проходную, передали им их «трофей» и с аплодисментами победителям, поехали к себе в часть.
Мы меньше стали «прорываться», поэтому нас чаще стали отправлять и на другие объекты. Я работал под крышами драмтеатра, устанавливая леса для ремонта. На гипсовом заводе, в канализационных очистных подвалах. Больше всего нам нравилось периодически ходить в медсанбат сдавать донорскую кровь. После процедуры нам давали талончик на обед в городской столовой и возможность полдня валяний в роте на кровати, без боязни, что нас могут отправить на учебу или другие работы.
Медсанбат находился за территорией части. Те, кто заболевал, отправлялись туда и при утренней поверке за них отвечали криком: – «В медсанбате!». Ни кто строгого учета не вел, никому не было интересно почему, так как курсантов было большое количество. Этим пользовались сержанты, которые отправляли некоторых курсантов «засланцев» домой в самоволку, что бы привезти им на дембель дефицит в виде дипломата, парфюмерии. Я не понимал тогда зачем это им нужно. Но наш старший сержант Сабиров любил ухаживать за лицом, употреблять парфюм, особенно когда сам ходил в самоволку. И как-то, осмелившись, я попросил его отпустить меня домой на неделю. Не сказать, что это было дерзко, так как я много уже нарисовал ему картин, но в ответ прозвучало обнадеживающе: – «Вот нарисуешь мне картину, что бы я увидел ее и ох..ел!». И я принялся за работу. Ночами в классе, под видом отработки задач - настройки связи, кропотливо вырисовывал на деревянной доске выступающую на сцене рок группу.
По мере того, как готовился шедевр, надо было сбегать к моим знакомым в самоволку за гражданской одеждой. Выбрал самую темную ночь, воспользовался прикрытием, в виде периодических шастаний курсантов из учебного корпуса в казарму для отработки ночью учебной задачи. Подставил бетонную урну к углу корпуса и, подтянувшись, перемахнул через бетонную стену. Предварительно позвонил знакомым, предупредил, что буду поздно ночью, поэтому меня ждали. Мелкими перебежками, от дома к дому, преодолел 5 кварталов туда и обратно с большой осторожностью. В городе и окрестностях много военных частей, поэтому в городе много курсирующих военных патрулей. Сам часто ходил в такие патрули. Но преодолев не без страха этот маршрут, надо было решить проблему обратного вскорабкивания на стену. Недалеко от заветной стены, на остановке кучковалась подвыпившая компания. Объяснив им ситуацию, попросил помочь. На что они, поржав, дружно согласились. Я видел в цирке, как гимнастки шустро подкидывались их партнерами кверху, но что бы так, от веселых пьяненьких сочувствующих свердловчан! И фрагмент из фильма – «Я из пушки в небо уйду – диги диги ду – диги диги ду!!!» Пулей перелетел стену, сгруппировавшись как гимнаст, рухнул на территории части. Приземление если и прошло бесшумным, но не незамеченным. Случайным образом, с КПП в корпус батальона проходил дежурный прапорщик, и видел мой космический полет! Он быстро подскочил ко мне, ткнул пальцем в мою толстую пузу, где пряталась «гражданка» и грозно спросил: – «Что за пазухой?!». Если бы я не сходил у знакомых в туалет, то уж тут точно обосрался бы от страха. Я обреченно достал из-за пазухи кеды и … (не знаю что на меня нашло) швырнув их в прапора, рванул в учебный корпус!….Так быстро я никогда не бегал. Ускорение предавал страх перед возможностью оказаться на гауптвахте. Обернувшись, увидел, как прапорщик выхватил из кобуры пистолет и рванул за мной. Хлопка я не слышал, но предположил, что я преодолел «звуковой порог» (ну и барьер по ходу) истребителя, так как перед глазами быстро приближался учебный корпус. Влетев, в здание я крикнул, зачем то дежурным курсантам на вахте: – «Меня здесь не было»! Помчался на второй этаж и снарядом влетел в свой учебный класс. Несколько человек в это время сидели, писали письма родным, ждали своей очереди для отработки связи, в кунге машины, стоящей во дворе. Они с округленными глазами встретили меня. Я так же выкрикнул быстро, что за мной гонятся, но я, мол, был все это время в классе! Скинул быстро сапоги, гимнастерку, засунул гражданскую одежду в ближайший шкаф. Достал краски, не законченную картину, и принялся рисовать. В коридоре слышались выкрики и «шорахания» прапорщика. Напряжение нарастало, и апогея нельзя было избежать. Дверь резко открылась, в класс влетел взмыленный прапор с фуражкой набекрень и с криком: – «Где он?!» стал бросаться на каждого курсанта, всматриваясь в лицо. Вы наверно знаете, что такое пи..ец?! Так вот этот не подкрадывался незаметно, а подскочил ко мне, хотел взять за грудки, но на мне была майка и получилось, что за мои титьки. Я так испугался, что даже не почувствовал боли. И на его крик: – «Это ты там сейчас был?!» выпалил ему вопросом: – «Где»?! Он начал орать и доказывать, что мол, возможно, это я был там! Но тут сообразив, за меня вступились наши бойцы: – «Товарищ прапорщик – он с вечера сидит тут, рисует у нас на глазах, и ни кто в класс не вбегал»! Оказалось, что в темноте он не успел меня, как следует разглядеть, или прилетевшие в его лицо кеды, не дали успеть срисовать мой «фейс». Поэтому он был зол и не успокаивался: - « Но ведь это же ты был?!», но я не сдавался. Он еще вопросительно посмотрел на меня, на курсантов, и в недоумении побежал дальше…УФФФФ! Я весь взмок от перенапряжения и пота. Переждав минут 40, я осторожно поплелся в казарму спать, без задних ног и с сердцем в пятках.
Через пару дней я закончил рисовать картину, позвал старшего сержанта Сабирова в машину связи, где спрятан был шедевр. Мы поднялись в машину, где из-за аппаратуры я достал картину. Развернул бумагу, представил сержанту шедевр и стал наблюдать за его реакцией. На картине музыканты в экстазе исполняли рок. Ударник размахивал палочками над барабанами с надписью Pink Floyd. И хотя, в действительности это не соответствовало манере исполнения группы, но я надеялся, что Сабиров не в курсе стиля исполнителей. Он всмотрелся внимательно в картину, и с хитрой татарской ухмылкой произнес так нужные мне слова: – « Я ох..еваю!»
Глава 6. Самоволка
Старший сержант Сабиров согласился отпустить меня на неделю в самоволку с условием, что я привезу гитару. Мы обсудили детали моей отправки и возвращения. Наказали бойцам меня отправить через окно первого этажа и так же встретить через неделю в 24.00. Определили, кто будет за меня кричать на утренней поверке, что я в медсанбате.
Я позвонил знакомым, попросил, что бы их сын ночью подошел к окну с кедами. Он закинул их мне в окно. Переодевшись в гражданку, двое курсантов спустили меня за за пределы «учебки». Еще раньше родители мне прислали денег, хотя я не распространялся, что могу вырваться домой. На вокзале старался прятаться, что бы военные патрули не заметили, коротко стриженного, пассажира. Но через 8 часов я уже шагал по родному городу. Родители не ждали меня, поэтому «видок» у них был еще тот, когда я объявился. Я рассказал, что заработал отпуск, пусть и не официально, но заработал. И хотя они с трудом понимали, как я так умудрился вырваться на неделю, но мне было не до их умозаключений. Я радовался свободе.
К сожалению, большинство ребят одноклассников поступили в учебные заведения и уже начались занятия, поэтому только вечерами мог с ними встретиться. Поэтому я дни проводил с ребятами из школьного ансамбля. Друг, Олег Шаманаев показывал новые песни, которые они пробовали отрепетировать. Мой одноклассник, Серега Панаев вместе со мной весной ушел в армию, и заменить ударника в ансамбле оказалась проблемно. Без нас у них не очень получалось. Мы вспоминали прошлое лето, как после окончания школы нас взяли по объявлению во дворец Свердлова. Туда пришли еще несколько музыкантов. Общими усилиями мы дали несколько концертов и выступили пару раз на танцах. После Руководитель ансамбля сообщил, что нас многовато и будет урезать состав. Мы не хотели распадаться, поэтому всем составом ушли. Предложили в районном проф. училище закупить аппаратуру для выступлений на мероприятиях, концертах и танцах. Не знаю, почему руководство пошло на этот «развод», но нам дали деньги и мы осуществили этот план. Наш репертуар, с иностранными песнями и красивым переводом на русский язык , был актуален и мы имели успех.
Вечерами гулял с ребятами по родной улице Крупской. Так было принято в нашем микрорайоне, что влюбленные гуляли по левой стороне, так как по правой стороне постоянно происходили разборки группировок. На протяжении одной остановки по улице находились речное училище, а так же 26е проф. училище парней. По пятницам наши местные их гоняли по правой стороне. По субботам речники махались с училищем, тут и нашим попадало. Как то у меня во дворе был «махач» - пятьдесят на пятьдесят и пришлось вызывать милицию со скорой помощью. Поэтому, спокойно можно было гулять только по левой стороне, и это правило никто не нарушал.
Кто то из наших увидел меня вечером и крикнул: – «Андрюха, ты где служишь, что уже в отпуск отпустили»?! Пришлось озвучить версию, что наряд отличился в карауле и нескольким курсантам дали краткосрочный отпуск. От части, это почти было правдой. Наш взвод был как то в очередном карауле. Часть ребят охраняли склады, и ночью кто-то приехал из офицеров без пароля, желая попасть внутрь. Нашему курсанту после предупреждения пришлось выстрелить в воздух из автомата. Офицеры смотались, но разбирательства были серьезные. Так как наш солдат действовал по уставу и был прав, то ему объявили благодарность и три дня отпуска. Но так как курсантам отпуск не положен (кроме кончины родных(3 дня)), то просто - благодарность.
Так как я не хотел сильно «светиться», то ограничил свидание с одноклассниками. Или это был предлог что бы, не встречаться с Танькой, которая написала мне письмо с объяснениями в любви. Я стеснялся этой ситуации, хотя и ей писал письма, но такие же ровные и смешные, как другим девчонкам одноклассницам. В 10м классе я влюбился в «малолетку» - Ленку Ходыреву. Мы в школьном ансамбле были популярными парнями. Она позвонила мне как-то и попросила настроить только что купленную гитару. Я решил, если она мне не понравится, то настрою и удалюсь, но обернулось все наоборот. Обычно в школе влюбляются и дружат от 8го до 10го класса, тем более на танцы пускались только эти классы. А тут девчонка из 7го! Но постепенно я начал влюбляться в нее, несмотря на такую разницу в возрасте. Мама ее была против наших отношений, узнав, кто я такой и какие планы на будущее. Пришлось ей рассказать, что собираюсь поступать в учебные заведения с художественным уклоном, так как рисовал и занимался чеканкой. Но такой простой жених в будущем ее не устраивал. Не знаю, как так получилось, но как то мы поссорились сильно на почве ревности. Она случайно увидела меня с другой девчонкой, которой я то же нравился. У меня не было никаких знаков внимания к сопернице, но упираться объяснять это мне не позволила гордость (короче – дурак был). Пришлось свои переживания перебивать музыкой и увлечением чеканкой. Школьный друг, с которым выросли в одном дворе, Сашка Вачегин, показал новый вид обработки и обжига чеканки и я успевал только оттачивать мастерство и дарить одноклассникам новые работы на дни рождения.
Незаметно пролетела неделя. Кончики пальцев гудели от постоянной игры на гитаре. Так не хотелось возвращаться в «учебку», но попрощался с родителями, друзьями, взял гитару, и отправился в обратный путь.
Ровно в полночь я подошел к заветному окну, где меня должны были встречать. Но окно не открывалось, кругом стояла мертвая тишина. Я прошел вдоль первого этажа по одной улице, обогнул угол здания, прошелся в другую сторону – тишина. Тогда я начал играть на гитаре и петь песни, словно привлекал внимание возлюбленной. Только вот вместо красавицы, из окна, наконец то, появилась голова сержанта второго взвода. Открылось окно, он присмотрелся в темноте, воскликнув: – «Халилов – ты что ли»?! Приказал подойти к окну ленинской комнаты, где уже со вторым сержантом, за ремень они меня подняли в роту. Я был удивлен так же, как и они, так как я договаривался со своим сержантом и ребятами. Они «врубились» в ситуацию и рассказали, что старший сержант Сабиров и группа курсантов выехала в выездной караул, в другой город сопровождать груз. И поэтому меня никто не ждал. Так что можно было еще гулять какое то время. Но я уговор выполнил, прибыл во время, гитару привез. Чему рады были сержанты всей роты.
Утром, как не бывало, я стоял на разводе. Наш взводный, молодой лейтенант Кеслер, в очередной раз сократил путь через дырку в строительном заборе, и мы отряхивали с него пыль, пока он крался через наш строй, что бы появиться во главе вверенного ему взвода вовремя. Он даже не спросил меня, как мое здоровье после медсанбата, так как это было обычным делом в «учебке». Из новостей, кроме ребят, уехавших в выездной караул, мне говорили шепотом наши, что ночью из действующего полка экстренно подняли 20 человек и отправили в Афганистан. Хорошо, что мы считались еще курсантами «учебки» и нам это не грозило.
На «воинскую площадку» железнодорожного вокзала привезли военные кабелеукладчики. Нас каждый день, на сутки, по двое курсантов отправляли туда охранять. Пришла и моя очередь заступить на дежурство. Нас с Серегой магнитогорским снабдили сухим пайком и выдали кинжалы (автоматы не полагались в этом случае). «Воинская площадка» находилась возле овощебаз, куда завозили из теплых регионов страны арбузы и дыни. Каждому наряду была поставлена задача – привезти по два арбуза и по две дыни. Вечером нас отвезли на дежурном УАЗике на площадку, где мы поменяли наших же курсантов. Кабелеукладчики представляли собой две огромные самоходки, похожие на танки, только с мудреными навесами. Нам показали на открытый люк, где мы могли переночевать, а указаний как мы должны действовать, если придут воры, ничего не наказали. Судя по тому, что эти агрегаты ни кому из «гражданских», скорее всего не нужны, то и серьезно их можно было не охранять. Кабелеукладчики стояли не далеко от городской дороги, по которой грузовые машины с овощной базы увозили в город арбузы. Мы проголосовали одной из последних машин. Шофер остановил грузовик, вышел из кабины и пошел к кузову выбирать себе арбузы. Мы попросили его поделиться с нами урожаем. Он согласился дать нам только два арбуза, так как ему себе еще надо было «стырить» несколько. Довольные, мы пошли к нашим объектам. Уже стемнело, в танке было темно, но у нас был фонарик. Мы достали сухпайки, вскрыли тушенку и только намазали на хлеб, как услышали звонкий стук! Я выглянул из люка и увидел мужика, который стоял у кабелеукладчика и махал мне рукой. Спросив, что ему надо, он невнятно жестами пригласил меня и напарника подойти к соседнему складу. Мы не поняли в чем дело, но вылезли и прошли за мужиком. Оказалось, что он охранял склады, сел поужинать и решил пригласить нас к его самодельному скромному столу, на котором стояла закуска и бутылка вина. Мы удивленно переглянулись с Серегой, но сообразив перспективу, побежали за нашей закуской. Познакомились с пожилым Михалычем, который сам был раньше военным и знает не легкую долю солдата. На пенсии он работает ночным сторожем на складах. Нам было приятно такое внимание и забота. Он предложил нам выпить вина. И не смотря на то, что я до армии вообще не пил, в отличие от Сереги, но компанию пришлось поддержать. После посиделок и баек, пьяненькие и довольные мы пошли спать в железный кабелеукладчик. Утром нас разбудил шум грузовиков, наполненных южными дарами. Мы протерли глаза, и пошли клянчить арбузы. К нашей радости, шоферы дружелюбно относились к нашей просьбе, и к обеду у нас было 4 арбуза и 3 дыни. Вот тут то мы и «оторвались» с Серегой. Я ржал над напарником, он надо мной, так как наши гимнастерки были «извазюканы» мякотью дыни и арбуза, а мы напоминали двух грязных, но счастливых беспризорников. Вечером в батальоне отчитались сержантам о выполненном задании, сдали захваченные дары, и с полными пузами пошли готовиться к отбою.
Мы заканчивали обучение, готовились к сдаче нормативов по физподготовке и навыкам настройки дальней связи. Уже выдали шинели, которые пришлось полностью самим оборудовать. Пальцы были истыканы трудно проходимой иголкой сквозь толстое сукно. Но после долгих терпеливых мучений погоны и петлицы обрели свое место. Уже наступил октябрь, но нам так и не говорили пока, кто и где продолжит службу.
Глава 7. Команда 280
Предполагалось, что подтягивание с переворотом на перекладине, прыжки в длину и другие упражнения принимались в индивидуальном порядке, и из комиссии не всегда присутствовали офицеры, принимающие экзамены. Но вот общий забег взвода, показывал реальную физическую подготовку, и почему то результат этого забега очень волновал нашего лейтенанта и сержантов. К концу «учебки» мы уже в совершенстве «подсекали» службу. Сержанты нас не гоняли в противогазах, мы не прыгали по команде «подъем – отбой». Понимали, что предстояли зачеты по разным дисциплинам и надо сконцентрироваться на подготовке взвода. Мы тренировались бегать в парке Павлика Морозова. Не все были спортивными и выдерживали длинный кросс. Во время передышки ко мне подошли сержанты, подозвали еще парочку спортивных ребят, и стали составлять тактику бега взвода перед зачетом. Мы вместе пробежали весь маршрут, обозначили места, где можно будет незаметно срезать. Определили, кто бежит впереди, кто будет бежать сзади и подгонять отстающих.
Пришло время сдачи нормативов. На территории части, мы мало-мальски справлялись с показателями подтягивания, отжимания, прыжков, метание гранаты и т.п. Но приближался зачет кросса. Два офицера комиссии с секундомерами и зачетными папками были настроены серьезно. Прошли слухи, что второй взвод нашей роты почти обоср…ся! Поэтому напряжение нарастало. Наш лейтенант и сержанты сурово смотрели на нас. Весь их вид указывал, что мы должны разбиться в лепешку, но уложиться в норму. Расстояние предполагало 4 круга вокруг парка. Не смотря, на легкий морозец, мы сняли ремни и пилотки.
По команде проверяющего офицера прозвучала команда «МАРШ»! Мы побежали. Первый круг наш взвод набирал обороты, но на середине второго организовалась отстающая группа. Пробегая мимо наших сержантов, увидели увесистый кулак, указывающий на равнение в строю, но это уже не помогало. Тогда я отстал от лидирующей группы в конец «табуна». Красные морды отстающих курсантов не предвещали ничего хорошего. Когда взвод достиг самой дальней точки парка, я крикнул отстающей пятерке: – «Быстро ускорить ход к основной массе взвода и незаметно упасть за расположенные в парке лавки»! Рванув вперед, я забежал сапогами на сухую глинопесчаную массу и «прошыркал» ногами, поднимая большой столб пыли для худшей видимости проверяющим. Смешно было наблюдать, как «упеханные» отстающие падали оловянными солдатиками за лавки, но цель оправдывала эту театральную постановку. Я убедился, что все «убитые» скрылись за лавками и побежал догонять пелетон, что бы не так была заметна наша махинация. Пробежав мимо офицеров, наш лейтенант Кеслер крикнул: - « Надо прибавить»! Как только проверяющим виднелся хвост бегущего нашего взвода, я крикнул – «Передние, ускоряемся, растягиваем взвод!», что бы наши оловянные солдатики успели вскочить из-под лавок, и незаметно влиться в строй.
В общем порыве, под испаряющийся пар, взвод влетел на финиш. Нажав на секундомер за последним курсантом, Лейтенант Кеслер подпрыгнул от радости. Проверяющие офицеры констатировали, что мы уложились в норму! Взмыленный первый взвод, источая пар из гимнастерок, поплелся в казармы. Вечером старший сержант Сабиров объявил нам благодарность и пообещал, что выбьет для нас выходной в парк Маяковского!

Оставалось пройти зачет по отработке задачи установке дальней связи. Но так как это наш родной хлеб, чему нас обучали 5 месяцев, то проблем с этим не было. В военном билете появилась запись – «механик дальней связи». Это уже не курсант а - боевая армейская единица. Оставался самый главный вопрос – кто останется, а кто улетит служить в Чехословакию.
После завтрака нашу роту построили на плацу. Появился сам командир батальона подполковник, и стал подходить к каждому солдату с вопросом, кем он был на гражданке? Как я понял, он искал нужных для хозвзвода ребят, кто уже имел нужную профессию на гражданке. Так в его списке оказались сварщик, писарь и ряд других. Как потом я узнал, сам он имел полиграфическое образование, поэтому остановился на парнишке из второго взвода, который закончил, полиграфическое училище, черно-белой печати. Когда же очередь дошла до меня, то я сообщил, что имею третий разряд печатника цветной (офсетной) печати. Чему он очень удивился, так как это редкая профессия. Спросил, как я попал в типографию. Я вкратце рассказал, что поступал в Рижский полиграфический техникум на художественное отделение. Но так как всего поступало два парня, то руководство испугалось, и отказались нас брать, а взяли только девчонок. После я взял из дома свои работы и рванул в Нижний Тагил, в художественное училище, на отделение по чеканке. Но экзамены начались раньше основных сроков и я не успел. После подал запрос на ювелирно-гранильный завод, но не дождался ответа, и мать (старший корректор типографии ЦК Партии «Звезда» г. Перми), устроила меня за один день учеником печатника цветной печати. Кроме уважения в его глазах, больше интереса для него я не представлял.
Через два дня нам объявили, кто остается продолжать службу в батальоне, кто переходит в действующий полк, кто распределяется по Уралу и кто летит в Чехословакию.
Я попал в последнюю группу. Вот она – команда 280! Не могу сказать, обрадовался я или расстроился, так как там ждала неизвестность. За то те, кто оставался, получили команду - готовить форму к параду 7 ноября (Октябрьской революции). Их заставили дошивать парадные знаки на шинели, прикреплять к сапогам специальные металлические набойки (как подковы лошадям), что бы при прохождении на площади они громко озвучивали шаг. А еще, этим «бедолагам» пришлось тренироваться днем на родном плацу, а ночами ходить на центральную площадь 1905 года и отрабатывать там маршем идеальный строй. Холодной ночью они приходили в часть, отогревались горячим чаем, и обратно шли на площадь. С одной стороны их было жалко, но за то отбывающие за границу, были освобождены от этих страданий. Нас днем отправляли на разные работы. Но учитывая предпраздничный хаос и ослабленный контроль за оставшимися в роте бойцами, я с парой ребят забирались в «тихушку» под кровати и прятались там, пока всех свободных не распределят по разным работам. А мы после занимались своими делами, писали домой письма. Я сообщил родителям об отправке меня в Чехословакию, и попросил их не волноваться.
Что интересно, нам выдали новую, отличающуюся по цвету и пошиву, форму, а так же юфтевые сапоги (в отличие от кирзовых). Так что днем вместо работ мы обшивали новое обмундирование, а местные военные продолжали готовиться к параду.
Первая партия «команды 280» погрузилась в машину и отправилась в сторону аэропорта. Через два дня отправилась вторая группа ребят. Вечером, в местной кафешке, мы посидели с ребятами, с которыми нас призвали из одного района. Никола Соколов оставался в роте готовить новых курсантов. Ему уже присвоили звание ефрейтора. Мы с Юркой Стрелковым (радистом) улетали вместе за границу.
Уже выпало прилично снега, и установился жуткий мороз. В день отправки нам выдали сухой паек. Погрузили в войсковой «ЗИЛок», и отправили на аэродром «Кольцово». Еще при подъезде к нему, заметили в дали, большие серые палатки. Недалеко стоял под парами «ТУ 154», готовый забрать нас в другую страну. Но как только подъехала машина к лагерю, из палаток вылезла вся группа ребят, которая два дня назад должна была улететь. Произошла задержка из-за погодных условий и отправка сдвинулась на два дня. Замерзшие солдаты выстроились в колонну для посадки в самолет. Из толпы слышались крики: – «Мы тут двое суток «продрыгали», теперь ваша очередь! Ошеломленные случившимся, мы провожали взглядом наших ребят.
Самолет улетел, а мы начали располагаться в палатках. На улице стоял 25ти градусный мороз. И хотя в палатке находилась печь «буржуйка», все равно было холодно. Сначала мы стойко держались, даже храбрились, рассказывая смешные истории, согреваясь дружным смехом. Но ближе к ночи мои косточки уже не чувствовали теплой поддержки ни у подштанников, ни у шинели, ни у матраца, которым я укутался по всей окружности тела. На второй день горячая каша с тушенкой, разогретая на печке, уже не лезла в горло. Сухой паек всем надоел и в горло уже не лез. Видя удручающую картину, замерзающих «сусликов», руководство решило устроить нам сюрприз. Задним ходом подъехала машина с кунгом, и почти въехала в палатку. Открылась задняя дверь, показался экран и нам стали показывать фильм! Это было так необычно и дико. Мы как пингвины, сгрудившиеся в стайку, укутанные матрасами, качались и смотрели кино!
Но два дня жуткого холода закончились, и наш самолет прилетел за нами. Мы с блаженством расположились в самолете и тепло приятно поползло по телу. По радио звучали песни, недавно вышедшей пластинки «Белые крылья», и Тенис Мяги пел про девчонку, «которая его не замечала». Мы так же не заметили, как самолет преодолел 4 часа полета, потому что проспали мертвяком, растворившись в теплом кресле.
Самолет приземлился в чужой стране в городе Пардубицы. Наши глаза округлились от увиденного, так как на улице было 10 градусов тепла и по зеленой траве по полю бегали зайцы. Мы спускались по трапу, а в стороне стояла группа дембелей, готовых улететь на нашем самолете на Родину. Они шумно радовались, ликовали и почему то кричали нам: – « ВЕШАЙТЕСЬ!!!»
Глава 8. Чехословакия.
Грузовые машины нас привезли на сборный пункт. Мы расположились, в каком то клубе, где офицеры и прапорщики «снували» среди солдат, что то спрашивая. Ко мне то же подошел капитан и стал задавать вопросы: - «На кого обучался, какая специальность, откуда родом?» Из расспроса я понял, что тот вид связи, которому нас обучали в «учебке» (а это дальняя связь на 1600 км), тут никому не нужен, нет столько километров. Но удовлетворившись ответом, что я умею плести провода (а нас хорошо учили связывать «полевик» связиста), он сообщил, что забирает меня на узел связи, который расположен в городе Высоке Мито.
ГАЗ 66 привез меня и еще нескольких ребят в военный городок. Полк находился возле жилых домов местных жителей. На территории было два больших 3х этажных здания, в которых располагались: батальон связи, химбатальон, автобат, хозбатальон, и другие. Через дорогу находился другой полк и столовая. Наша небольшая казарма располагалась на втором этаже, на территории батальона связи.
В помещении стояли 12 кроватей в два этажа, рассчитанные на 24 человек. Зайдя в казарму, увидели спящих солдат. Прапорщик, который нас привел, показал свободные койки на втором этаже и приказал располагаться. В углу горела печка-буржуйка, рядом лежали угольные брикеты.
Мы стали занимать койки и знакомиться. Нас новичков, было 10 человек из разных уголков страны: Фергана, Ташкент, Киров, Ижевск, Ужгород, Липецк и другие. Немного погодя стали просыпаться постояльцы. Это были старослужащие, к которым мы прибыли на смену. Не сказать, что нас приняли с радостью, но интерес у них был азартным. Кто мы, откуда? Рассказали нам, что из себя представляет служба на узле связи. Где что находится и наши обязанности, так как пока что мы еще считались «молодыми». Из положительного, как мы поняли, наша казарма находится на этаже батальона связи обособленно, и что мы им не подчиняемся. Если только утром, дежурный офицер батальона мог зайти в казарму, и проверить - все ли убежали на зарядку.
После обеда прапорщик повел нас знакомиться с местом службы в штабе дивизии. Командовали узлом: начальник узла связи - капитан Ананьин и два прапорщика, Крупчук и Серов. Узел связи находился в штабе Краснознаменной дивизии имени Калинина. Нас распределили по старослужащим, которые через полгода должны демобилизоваться, и им предстоит нас подготовить, обучить своей специальности. Узел связи находился на первом этаже с кабинами и отдельными помещениями. Я попал на телефонную станцию и стал механиком АТС. Так же отдельно (куда мало кому разрешалось заходить) располагались «застелефон», «застелеграф», отделение для радистов, кабинет начальника, писаря, оружейная и дежурка.
Основная задача основного состава – обеспечивать дивизию бесперебойной связью, нести дежурство и спать. Одна смена на узле дежурила, другая отсыпалась до обеда, потом смена с обеда до ночи, ужин и смена на ночь. Только три человека несли службу с утра до вечера без смен: писарь, шофер и я. Вернее я и мой наставник, Гена Олейников.
Радисты передавали и принимали радиограммы, вели хитрые «игры»: рассылали «ложные» радиограммы ( в случае перехвата противником) и среди них отправляли «правильные», что бы не смогли вычислить и расшифровать враги.
То же самое относилось к «зас.телеграфу», а веселее всего было у «зас.телефоновцев». На одном конце в телефон говорит (допустим) генерал и его голос специальной аппаратурой зашифровывается. На другом конце, такая же аппаратура расшифровывает голос говорящего, и принимающий слышит нормальную речь генерала. А если подключиться к линии, то на ней будет прослушиваться смешное «булькание» голосов, а не разговоры. У нас на станции АТС дежурил механик и стажер, как я. Станция обслуживала 500 номеров, но через блокираторные приставки их число увеличивалось почти вдвое. А это офицеры штаба, а так же другие батальоны, которые расположены в этом городе.
За стенкой стоял коммутатор, на котором то же сидел связист, соединяя проводами, штекерами телефоны штабных офицеров. Кто-нибудь поднимал трубку, коммутаторщик отвечал: – «Ароматный» (это был наш позывной узла связи), и соединял с другим абонентом.
Я относился к автоматической телефонной станции (АТС) и числился механиком АТС. В наши с наставником обязанности входило: обеспечивать бесперебойную связь по проводам, которые шли под землей, по столбам, по подвалам. Обслуживание телефонов, сигнализаций, систем оповещения для частей, батальонов, медсанбата, прокуратуры, трибунала, дома офицеров, военторга, соседской школы и интерната для детей военных, которые учились в этой школе. А так же офицерский городок, под названием «Ивановка», где жили офицерские семьи. Еще я должен был обслуживать генератор, который располагался в гараже и аккумуляторную в подвале. Когда Чехи вырубали нам свет в штабе, надо было срочно бежать в гараж заводить генератор и давать свет в штаб, в течение одной минуты.
Утром гимнастика на плацу, или строем бежали за город по дороге, под присмотром старшего сержанта, дальше шли на завтрак. Кормили тут ничуть не лучше, чем в «учебке». Утром каша, днем суп с квашенной капустой и кусками сала, отрезанными от мяса, которое полагалось, видимо, только поварам. Самое вкусное было по субботам, когда давали гречку с тушеночным привкусом и два яйца. Мы намазывали масло на боковую часть хлеба, посыпали порубленным желтком, и вкушали удовольствие. После трапезы оставался один солдат охранять остатки еды для другой смены. Мы шли на узел связи, ребята меняли «ночников», заступали на дежурство, а ночная смена уходила в столовую доедать остатки, и дальше в казарму спать до обеда.
Мой наставник рассказывал мне, где какие лини связи находятся. Мы выходили за пределы штаба, у нас были разрешающие пропуска с утра до 20.30, так как одним солдатам не положено ходить вне части, если только с офицерами. Мы восстанавливали связь в частях, в офицерском городке, я учился лазить в когтях по столбам, где шли наши телефонные провода «полевики» к телефонам офицеров, которые жили в чешских домах, если им не хватило квартир в офицерском городке. Я познакомился с медсанбатом на окраине города, где располагался медицинский батальон и больница. Но всех интересней было ходить в центр города, где располагалась комендатура и прокуратура.
Во время смены, двое наших ребят задержались на узле связи и возвращались в казарму без офицера. Нарвались на патруль и их забрали в комендатуру (в центр города). Об этом узнал наш начальник узла, капитан Ананьин. Он злой влетел на нашу телефонную станцию и грозно приказал: - «Отключай «на хрен» телефон в комендатуре»! Наш механик связи выдернул «термички» (это такие «вставыши» телефонной линии на станции, которые относились к комендатуре), и мы стали ждать. Через некоторое время связист с коммутатора произнес заветный: - «Ароматный слушает»! и сообщил нам, что начальник комендатуры попросил соединить его с нашим начальником связи узнать, что случилось? Капитан стоял рядом с нами и его соединили на наш телефон. Разговор был строгий и короткий. Комендант просил разобраться с повреждением на линии, а наш капитан просил разобраться с тем, что в комендатуру забрали наших двух бойцов. Комендант обещал отпустить их, но прислать механиков, что бы починили связь. … Ну и мы пошли чинить. Центр города находился в 1.5 км. от штаба. Шли по тихим улочкам, через часовню в арку и мы на площади, в центре которой расположен парк, а вокруг двух, трехэтажные дома с магазинами внизу.
В одном из домов на первом этаже располагалась комендатура, на втором трибунал. В комендатуре находились дежурные офицеры, которые управляли патрулями и принимали провинившихся солдат, которых доставляли из разных частей. Войдя в комнату к начальнику комендатуры и представившись, он грозно посмотрел на нас, и приказал искать повреждение. Мы искали обрыв связи, ползали по кабинету, в коридоре, пока не услышали рев капитана из кабинета: - «Я же знаю, что со связью все в порядке, и вы тут «Ваньку» валяете!» И поэтому мы «восстановили по-быстрому связь», спешно от туда ретировались, тем более наши два бойца уже были в казарме. Это было мое первое крещение и знакомство с комендантом, которое будет не последним.
Мы с наставником Генкой парой ползали по подвалам, по чердакам, где проходили линии связи. Не всегда хватало квартир в районе «Ивановка», где в основном жили офицеры с семьями, поэтому приходилось тянуть связь «полевиками» (телефонный военный провод) в чешские дома. Удивляла чистота чешских чердаков. Там сушили выстиранное белье, много находилось старых семейных сундуков. В них были фотографии, старые открытки, скрипки и разные предметы. Мне казалось это в диковинку, так как на них не было замков, все было открыто.
Нам поступил запрос из военной типографии устранить неисправность, не работал телефон. Мы пришли по вызову. Было очень интересно посмотреть, как печатают газеты и на каком оборудовании, раз я сам работал в типографии до армии. Нас встретил рыжий кот. Вся его шерсть была покрыта бумажной пылью, и имя у него оказалось подходящее – «Охламон». Мы прошли в типографию, где печатались «Военные вести» - новости военных событий дивизии. Найдя обрыв телефонного провода, выяснили причину обрыва. Рыжая «причина» важно вышагивала по типографии и искала место, куда-нибудь завалиться поспать. Кот, скорее всего, перегрыз провод, и телефон перестал функционировать. Мы разговорились с военным редактором, я рассказал про свою гражданскую специальность - печатник офсетной, цветной печати. Здесь печатали только черно-белые газеты, таких больших и сложных машин, как у меня в типографии не было. Познакомившись с нами, редактор предложил написать про нас заметку. И вот немного погодя мы увидели в газете статью, как опытный специалист связи, Алейников обучает молодого Халилова, передавая все тонкости связи.
Глава 9. Чехословакия - будни
Зима была холодной, мы (вновь прибывшие) по очереди дежурили по ночам, что бы в казарме постоянно топилась печь на угольных брикетах. Надо было во время подкидывать их, и не уснуть случайно, а то бы можно было «огрести» по полной. Сильной дедовщины не наблюдалось у нас, т.к. основная задача старослужащих подготовить достойную смену специалистов связи. Но бывало «старики» взбрыкивали и у нас наблюдался «подъем - отбой». Мы прыгали с кроватей, одевались, раздевались, бегали кроссы. Что интересно, тут так же «старики» одалживали у соседей гитару, я играл современные песни, и так же меньше других прыгал, когда мой призыв «гоняли».
Каждую субботу и воскресенье вечерами просмотр фильмов. Перед сеансом обязательно показывался, знаменитый в то время, журнал «Фитиль». Пользуясь связями, в прямом и переносном смысле, мы узнавали в какой части (которые находились поблизости) показывали фильм, который мы еще не смотрели и напрашивались на сеанс. Наш «узел связи» штаба все уважали, поэтому пускали смотреть в разные батальоны. Если не интересен был фильм или ты уже его видел, то шли в ГАШТЕТ (кафе) на территории городка. Там можно было взять себе вкусную газировку, купить печенье и посидеть с кем ни будь. Так я делал с другом из батальона связи, с которым мы вместе призывались из Мотовилихинского района Перми, Юркой Стрелковым. Делились своими впечатлениями, узнавали новости из дома. Рядовому солдату в Чехословакии выдавали в месяц 7 крон. Но негласный закон позволял себе оставлять только половину, на материал для подшивки воротничков, мыло, зубную пасту и посидеть раз, другой в кафэшке. Вторую половину приходилось отдавать своему наставнику, что бы тот, что то скопил к окончанию службы и мог купить подарки на дембель.
По выходным была баня. Это мы так думали, что баня. На самом деле нас – группу людей загоняли под душ из 8 форсунок, и надо было умудриться быстро по-шоркаться, сменить кальсоны, портянки, рубашку и пулей вылететь для смены другой группы.
Сильных холодов не было. А в привычные, нам минус 22 градуса (пару тройку дней) все предприятия в городе вставали и прекращали работу. Это как у нас в школе после – 30 разрешалось не посещать, хотя многие приходили и учились. В городе из предприятий, находился завод по производству автобусов «Кароса».
К Новому году погода установилась стабильная -10 градусов. В праздничный день на столе в столовой выставили каждому по газированной бутылочке и пачке печенья. После завтрака смена пошла в штаб, а мы с писарем и шофером в казарму. Официально Новый год считался выходным. Офицеры Новый год справляли дома с семьями, кроме дежуривших в частях, в штабе, в патрулях. Но так случилось, что не в этот раз!
В казарму после завтрака вернулась вторая смена, что бы поспать после ночного дежурства. Только ребята разделись и легли в койки, как прозвучала сирена «ТРЕВОГА»! Нас предупреждали, что возможны, какие то провокации под Новый год. В любом случае мы быстро все оделись и строем побежали в штаб дивизии. Прибежав, мы получили штатное оружие – автоматы Калашникова, которые закреплены за каждым служащим, и стали ждать распоряжений, а так же новостей – что же все - таки случилось?!
Так как мы - узел связи, и все новости первыми проходят через нас, а в частности, через наш коммутатор, то картина вырисовывалась такая: из какой-то части на Запад сбежали два прапорщика. Это редкое явление в то время, но находились такие диссиденты, которые насмотревшись на западную жизнь и получая больше свободной информации о радужной жизни там – решались бежать. Судя по «кипишу» в штабе, этот побег был большим ударом по престижу наших войск в Чехословакии. Хорошо еще, что не из нашей дивизии. Но это задело весь личный состав. Наши ребята, как положено после тревоги сдали оружие, и пошли спать. Нас «дневных» оставили дежурить в штабе. Из новостей стало ясно, что беглецов ищут и что бы это было эффективней, кто то из руководства придумал хитрый, но не комфортный для нас всех ход. Зимой военные носили шапки, от солдата до генерала. При сложившихся обстоятельствах всех заставили получить и одеть фуражки. Мол, все в фуражках и тогда этих прапорщиков - беглецов легче искать, т.к. они то в шапках! Вот из-за такого бреда мы стали ходить по улицам в фуражках, а наши уши сворачиваться в трубочки. Короче, праздник был испорчен и все офицеры штаба, так же как и мы, ходили злые. Так продолжалось две недели. Мы так и не узнали – поймали беглецов или нет. Но всем поменяли фуражки на теплые шапки, и уши приняли комфортное состояние.
Нас предупреждали о провокациях, о том, что мы все - таки на Западе и тут расслабляться нельзя. Поэтому все прохождение службы было более серьезным, чем на Родине. К тому же при начале службы я со своим наставником ходили на квартиру к погибшему «особисту». Кто-то офицера штаба, а конкретно, капитана особого отдела, ударил по голове и тот в результате скончался. Мы пришли на его домашнюю бывшую квартиру забирать телефонный аппарат. Так было положено, так как нового квартиранта не было, а телефоны были на особом счету. До конца своей службы так и не узнали, кто его «тюканул» - наши или Чехи. История была темной. В задачу особого отдела входила безопасность, устранение диверсий, и много всего того, что нам не положено было знать. И это было только первые полгода службы в Чехословакии.
Глава 10. Чехословакия – год службы.
Заканчивался год службы, пришла весна, появилась зелень. Каштаны распускали свои листья. Наш призыв уже вполне освоился, обучился премудростям связи. Я изучил подземные, надземные, чердачные, подвальные линии. Там, где офицеров размещали в чешских домах, приходилось тянуть по столбам. Я одевал когти, обматывался страховочными цепями и лез на столб. Со временем сдружился с ребятами по нашей телефонной станции. Витька Зуев(Липецк), мы его звали Зуич.
Второй сменщик механик, Захрутдин Тажибаев (Ташкент), мы его звали Закир. Зуич на гражданке чинил телевизоры и был отличным специалистом, поэтому к нам часто попадали на АТС приемники, которые он восстанавливал и извлекал из них запчасти, которые нам потом пригождались, а приемник к удивлению всех начинал работать. Витька специально тянул время, будто он еще чинил – мы пользовались приемником, и слушали иностранную музыку. Для меня это было просто отдушиной.
Закир был самым старшим из нашего призыва. Он закончил технический техникум, доучился и его забрали в армию. Очень был застенчивым, а своим говором и акцентом радовал нас и офицеров штаба, которые звонили к нам на АТС. При вызове на телефон мы представлялись: – «механик АТС, Халилов или Зуев, слушает»! У Закира не получалось так чисто отвечать. У него получалось: - «механик АТЕС, Тажибаев, слушает! На что офицеры смеялись и в «ответочку» ему : - «Привет - ОТЕЦ Тажибаев»!!!
У нас за полгода произошло техническое обновление телефонной станции с «шаговой» на «координатную». Сложно объяснить непосвященным, но это усовершенствование. Она меньше стала шуметь, занимать место. Но перепаивать кучу проводов пришлось долго и упорно. Старослужащие готовились к окончанию службы, рисовали дембельские альбомы, заказывали нам с наставником сувениры в магазинах, которые находились в центре города. Поэтому мы применяли проверенную схему: выключали линию комендатуры или трибунала, и шли ремонтировать неисправность, выполняя просьбу ребят купить какие - то товары на дембель. На 1 мая был праздничный завтрак. После, ночная смена, откушав и переодевшись в «парадку», под чутким присмотром нашего прапорщика Крупчука, пошли гулять в район «Ивановки», где были установлены праздничные карусели. Наш капитан с детьми так же с нами крутились и гуляли.
Мы фотографировались, ржали и удивлялись погоде. Как и предупреждали старослужащие – каждый год в этот день погода необычная - снег, солнце, дождь, тепло и холод. Так было и у нас 1 мая в Чехословакии. После каруселей мы пошли погулять по городу, но тут же нарвались на патруль, который был возмущен нашей выходкой. Так как мы были уже без начальства, то нам пришлось вернуться в казармы, а руководству потом был сделан выговор и нас больше не отпускали без присмотра.
По традиции, возвращение дембелей по Советскому союзу распределялось по округам. И кто проживал в ближайших городах, селениях, областях, тот и попадал в тот самолет. И 150 дембелей несколькими рейсами летели на Родину, а в самолеты загружались новобранцы. Мы по очереди проводили наших дембелей-наставников, и полноценно заступили на вверенные нам посты. По армейской иерархии после года службы нас уже никто не мог гонять, мы становились коренными служащими. У меня не было напарника и мне предстояло обслуживать линии связи, системы оповещения и тревоги одному. Правда, когда была сложная ситуация и одному было тяжело справиться, я брал в напарники кого ни будь из свободной смены, Закира или Зуича. А они были рады выйти со мной в город, так как у меня был постоянный пропуск, а им выписывали временный и мы свободно перемещались в городе. Но начало моей самостоятельной службы омрачилось неприятностями. Чехи как то вырубили свет по линии штаба. Я как положено, побежал в дизельную заводить агрегат. Но он вдруг не завелся. Я с испугу метался по дизельной, не зная, что делать. На помощь прибежал наш водитель, стал проверять все механизмы и пришел к выводу, что сел аккумулятор! Быстро сообразив, побежали к нашей машине ГАЗ 66, сняли с него аккумулятор и подключили к дизелю. Я быстро завел агрегат и дал свет в штаб. Но время прошло много, и наш капитан уже влетал на узел связи с криками: - «Какого хера!!!!» Это действительно было происшествием, причем отрицательного характера. Я в течение минуты должен был дать свет в штабе, но вместо этого света не было больше 15 минут. Все были на взводе, так как такого ЧП еще не случалось в штабе дивизии. Что уж говорить о моих переживаниях, из-за которых сердце у меня ушло даже ниже пяток, видимо, в подвальную аккумуляторную, за которую я отвечал. Мне мой дембельнувшийся наставник забыл указать, что дизельный аккумулятор периодически так же надо проверять и заряжать…блин!!! Наш капитан Ананьин при всех вынес мне приговор: - «Трое суток гауптвахты»!!! Потом, когда я отошел от стресса, понял, что мне могли дать и больше суток, если бы не наш шофер Юрка Демин, который быстро сообразил и помог.
Как-то наш капитан поссорился с начальником военторга, пришел с грозным видом на АТС и приказал отключить его домашний и рабочий телефон. Закир выдернул две термички с контакта кабинета военторга, и я чуть поднапрягся, так как этот капитан меня знал. Уже днем позвонила жена капитана военторга от соседей, сообщив, что у них не работает домашний телефон. А после выходных уже ее капитан, встретив меня в штабе, указал на неисправность и требовал починить телефон на работе. Я доложил нашему «кэпу», а ему уже попало на оперативке, и он сжалился до предложения, что послужило нам приказом: подключить домашний телефон, а рабочий сделать так, что бы начальнику военторга можно было позвонить, а тот никуда не смог. Ну, приказ есть приказ. Мы сделали так, что при наборе номера с телефона начальника военторга номер не набирался, а сбрасывался. И еще неделю он охотился за мной в штабе, что бы я устранил неисправность. Хорошо, что наш капитан с ним помирился, и нас перестали донимать.
Не знаю, когда мне пришлось бы отбывать наказание за «ЧП» с дизелем на гауптвахте, и пришлось бы, но нашему капитану Ананьину дали повышение по службе, и его перевели в другое место дислокации, а на его место прислали нового капитана Кононенко. Учитывая, что он ничего и никого не знал, только начинал знакомиться с особенностями службы и составом, то мое наказание ушло в небытие, и все про него забыли. Тем более у нас участились плановые тревоги, проводились учения батальонов. Так как я один был из линейных связистов (чинил и исправлял телефонные линии), и как механик АТС без ученика, то не было физически возможности меня посадить. Узел связи сразу бы оголялся в плане оперативных устранений неисправностей на линиях связи с частями, батальонами, медсанбатом, прокуратурой, комендатурой и другими, за которые я отвечал. А подземные и другие линии никто не знал кроме меня. Вот таким значимым я стал специалистом. Новый капитан попросил пройтись, показать ему места моей боевой деятельности, объекты которые я обслуживаю, и рассказать про объем работы. Он задал интересный вопрос: - «Если вдруг со мной что то случится, то смогут они найти концы всех подземных и надземных линий»? На что я ответил, что НЕТ! И сам задумался по этому поводу. В то тревожное время, когда не дремали диверсанты, были волнения в Польше, ребят продолжали по ночам выдергивать незаметно и отправлять в Афганистан, и была большая ответственность, а тут связь штаба дивизии всех объектов зависит от знания одного связиста …капец! Но я почувствовал гордость за эту ситуацию, положение, ну и за ответственность.
Капитан действительно был ошеломлен как объемом связи, так и ситуацией. И из его уст прозвучало, греющее душу и приятное ушам: - «Ты обязательно пойдешь в отпуск!». А немного погодя, еще приблизило мою мечту из-за следующего случая. Как то днем на АТС позвонил наш новый капитан, и тревожным возбужденным голосом сообщил, что у него маленький ребенок игрался карамелевой конфеткой, случайно засунул в нос и стал задыхаться. Просьба отчаянная помочь, если есть, какие инструменты, что бы освободить нос. Но я не стал дослушивать всей ситуации, а схватил сумку с моими инструментами, выхватил у Зуича из рук пинцет, и уже выбегал из штаба. До района «Ивановка», где жила основная часть офицеров штаба, около двух километров. Я не помню, как их пробежал, и уже звонил в дверь капитана Кононенко. Взъерошенный капитан открыл дверь, на руках его испуганной жены всхлипывал заплаканный ребенок двух лет. Как оказалось, что они не могли достать эту конфету из ноздри, но ребенок только что чихнул, она вылетела, и он задышал в полной мере. Моя помощь уже не понадобилась, но видели бы вид капитана, который с непонятным удивлением произнес: - «Я же только что вам звонил, как ты так быстро тут оказался?!!!» На что я и сам не мог ответить, так как не помнил, как пролетел так быстро эти километры и тут оказался. Но потом, остыв от ситуации, он меня поблагодарил!...За что? Ну, просто заценил меня и поэтому мечта поехать в отпуск у меня укрепилась.
Глава 11. Чехословакия 2й год службы.
Я стал королем телефонных линий и стал извлекать из этого выгоду. В основном телефоны у конечных потребителей (офицеров) были на блокираторе. Это когда два абонента на одной линии и через коробку блокиратора имеют разные номера. Но если один звонит, то другой не может это делать, так как линия занята. А прямой телефон без блокиратора, в основном был у высших чинов, или кому положено по необходимости или по распоряжению. Но несколько линий у меня были в запасе.
В очередной раз меня забрал патруль во время хождения по объектам. И документ-пропуск, слова, что являюсь механиком узла связи штаба, и на «боевом» задании - на него не подействовали. Прицепились, что у меня крючок у воротничка не застегнут и там еще чего то…- уроды одним словом! Пришлось прогуляться в центр города в комендатуру, где я не один был такой. Других солдат поймали где - то, по разным причинам, и нас в камере было пятеро провинившихся. Поступила команда:- «Выходить всем строиться!» Видать приехал хозяин – начальник комендатуры. Капитан нас расспросил каждого, за что задержали и дал каждому задание. Мне досталось ведро со шваброй и приборка в кабинете капитана. Я делал вид, что тщательно вымываю линолеум, когда капитан задал вопрос, кем я и в какой части служу. Когда я сказал, что на узле связи и уточнил, кто такой и за что отвечаю, то глаза капитана загорелись. Он попросил ради нашей (как выяснилось потом) дружбы провести ему домой отдельную линию без блокиратора. У меня в заначке была парочка. Я установил ему отдельную линию и в дальнейшем этот факт выручал меня из последующих заточений.
Отдельную линию пришлось устанавливать и новому офицеру особого отдела (в замен того, которого тюкнули). «Особому» и по особому пришлось тянуть линию, так как его устроили в чешском таунхаусе. Пришлось одевать амуницию: цепи, когти, лестницу и в перед, на столбы. Новый капитан оказался нормальным мужиком. Я не стал мучать его вопросами, нашли ли диверсантов, кто проломил голову предыдущему, а просто познакомились. Я рассказал про город, про дислокации, порядки и про свою особенность специальности. 90% офицерского состава штаба относились к служащим узла связи с пониманием, что наша служба не сахар и ответственность на должном уровне.
К нам прибыло пополнение, на замену дембелям, отслужившим 1.5 года службы. По одному новобранцу на все позиции. К нам на механика взяли молодого Серика Есенова из Астаны. Мы полностью были укомплектованы. В основном, пополнили состав радисты. Я частенько находился на узле связи в комнате радистов, так как у них можно было поймать и послушать иностранную музыку. Ребята наши уже давненько просили меня провести в казарму отдельную линию телефона, так как при срочном вызове к нам в казарму прибегал дежурный солдат или офицер батальона и приглашал к телефону в дежурку. Всем это не нравилось. Батальонным к нам бегать, а нам одеваться (если в одних панталонах или трусах в кровати) и бежать в дежурку узнавать, что случилось на узле связи. Я определился с днем, что бы проделать эту операцию. Большой проблемой это не было, надо было только на крыше нашего здания протянуть «полевик» к нам в окно. Наше трехэтажное здание с высокими потолками, было в высоту с пятиэтажку стандартной жилой постройки.
Я выбрался на крышу. Крыши почти всех зданий покрыты черепицей. Так как ноги по глиняной черепице не скользили, я никогда и не страховался, передвигаясь спокойно по склонам. Но видимо в этот раз, что то пошло не так. Я разматывал полевой кабель и случайно наступил на провод. Мой сапог потерял сцепление с черепицей, нога подкосилась, и шлепнувшись на пузо, я покатился в низ….
Не сказать, что у меня вся жизнь пронеслась перед глазами, так как мелькала только черепица. Но ангел – хранитель со словами видимо: - «Епстудей!!!», приложил невидимую силу, что бы мое распластанное тело остановилось на краю крыши. Ограничителей металлических на краю крыши не было. Оттолкнуться или упереться так же не за что было. Я машинально, почему то поплевал на руки, в надежде, что сцепление будет чуть лучше. Растопырил ладони и осторожно начал отталкиваться руками, гребя к верху. Странно, но у меня получалось. Я медленно добрался до козырька крыши, сел на него и только тогда, видимо, мое сердце из пяток также поднялось наверх, на свое место. Я полчаса отходил от случившегося на крыше здания, в кругу пышно расцветающих каштанов и с прекрасным видом на наш город Высоке Мито.
К реальности меня вернул свист с нашего плаца, где Витька Зуич махал руками, давая понять, что наши ребята готовы в окне принимать провод. В конце концов, линия была заведена к нам в казарму, к которой в дальнейшем я подключил телефон и радио. Когда надо было позвонить или нас вызывали в штаб, то пользовались телефоном. По выходным мы переключали линию на радио и свободные от радиопередач радисты подключали через свои приемники иностранные песни. А то нас уже задолбали одни и те же советские, «желтоглазая ночь» или Пугачева с «улетающим журавликом». Иногда заходили дежурные офицеры батальона связи и с удивлением спрашивали, мол, откуда у нас в радио иностранная музыка? На что мы отвечали, что это транслируют из автобата с нижнего этажа.
По утрам на утреннюю зарядку у нас бегали ребята до года службы. Отслужившие год и больше, могли себе позволить не вставать и только по желанию. Но иногда заходили к нам дежурные офицеры из батальона связи, в котором находилась наша комната-казарма, для проверки. Так одним утром мы остались спать, а молодежь убежала на зарядку. Дежурный лейтенант батальона связи возмутился происходящим, и пригрозил позвонить домой нашему капитану - пожаловаться на нашу «барзоту». Пока он подходил к тумбочке, на которой стоял телефон, я перевернулся на живот, протянул руку под кровать и переключил тумблер, который я заранее установил, что бы можно было отключать линию полностью. Дежурный лейтенант взял трубку, постукал по клавишам и поняв, что телефон не работает, со словами: - «Связисты, бл..дь, а телефон не работает!» пошел в дежурку, что бы от туда позвонить нашему кэпу. Когда он вышел я быстро подключил тумблером линию, позвонил на наш АТС, попросил Закира срочно отключить домашний телефон нашего капитана. Последствий не последовало, так как дежурный звонил нашему капитану, а в телефоне шли гудки, как будь то дома, никого нет, или не слышат звонка. … Вот так мы пользовались своей связью.
Я установил хорошие отношения со многими начальниками. Поэтому нас группой свободной смены пускали на редкие фильмы в дом офицеров. Про начальника комендатуры я уже говорил. Надоедал, правда, подполковник медсанбата, который постоянно просил починить и исправить связь у него в батальоне, хотя в каждом батальоне есть свои связисты, которые должны обеспечивать местную связь. Но у того, как он выражался, обалдуи не могут или толку не хватает. Предлагал меня положить «полечиться» в медсанбате недельки две, но я не соглашался…пока.
Глава 12. Чехословакия 2й год службы.
Я уже говорил о новобранцах. Их было не много. Пришли обучаться на «зас.телефон», «зас.телеграф», к нам на АТС, писарь и два радиста. Радистов обычно заступало на смену 3-4 человека. Но наших было 4 штатных, остальное дополняли ребятами из батальона связи, так как наш штат не рассчитывал на большее. И если нас, до года служащих, «старики» не очень гоняли, то почему то, наши будущие дембеля разлютовались и стали гонять вновь прибывших с перебором. Лично мне на это было противно смотреть, как били тапками по лицу, или еще хуже что придумывали, но мы не имели права вмешиваться. Нашей привилегией (год службы) было - нас не трогают и мы ни кого. Но через какое то время молодые не выдержали и, каким то образом нашему новому капитану стало известно это безобразие. Если бы был старый капитан, я думаю, он бы всыпал «старикам» и все (все-таки - спецсвязь важнее внутренних неуставных отношений). Но новый кэп был других взглядов и решил не спускать все на тормоза. Поднялся приличный шухер. Мы все писали объяснительные, дело дошло до прокуратуры. Наш капитан не хотел начинать службу на новом месте с отрицательным балластом, поэтому «раскрутил» все открыто и по полной. Наши «старики» поникли и ждали своей участи, молодые писали анкеты, с кем бы они хотели служить из нашего подразделения. Результат этой печальной истории такой: стариков разжаловали до рядовых, кто имел сержантские звания, разбросав по частям дивизии. Больше о них мы не слышали, да и призыв их был не очень дружный, как наш. Что приятного из этой истории, так это молодые бойцы в анкетах указали, что хотели бы служить с такими, как Халилов…то есть со мной блин!
С одной стороны, мы были расстроены этим событием, так как опытные ребята покинули свои посты, и большая нагрузка ложилась на наш призыв и проблема с подменами. С другой стороны, те сами виноваты и у нас воцарилось спокойствие, даже через чур!...После этих перипетий утром, при подъеме наш призыв, как обычно не вставал на зарядку, но и молодые то же не встали! Тут мы уже возмутились наглости, и я решил им устроить «легкую службу». Сам вскочил, проорал, что бы все поднялись срочно и бегом за мной кросс за пределы батальона!!! Молодые с ошалелыми глазами куборем вывалились из казармы, застегивая на ходу галифе… Я старался бежать быстро и орал, что бы отряд бегущих не растягивался. Через пару километров отстающим, на ходу выдавал волшебных пендалей! Я был зол!!! Все сырые и взмыленные они ввалились в казарму. Я видел одобрительные взгляды сослуживцев и после молодым мы высказали, что если они нажаловались на стариков, то не значит, что мы им дадим расслабиться. После они выполняли все положенные обязанности, как шелковые. Хотя основная цель этих учений была то, что если никто из нашей казармы не выбежал, то нас дежурный офицер батальона связи мог бы «застукать», а так молодежь побежала, и никто не будет считать общее количество выбежавших на зарядку.
Но приближалось лето, поспевала черешня, поэтому мы и сами утром, бывало, выбегали на пробежки за город и не только лопали ее, но и в майках приносили с собой в казарму перед завтраком. Столовую нашу закрыли на все лето на ремонт. На краю нашего городка растянули шатры и организовали полевую кухню. Поэтому мы питались на улице. Даже каша была вкуснее, когда ее готовили в полевых условиях, хотя ассортимент пищи не менялся. Все так же в обед первая смена запускала черпак в кастрюлю с супом, наматывалась кислая капуста вокруг половника, и весь этот шматок выбрасывался в свободную чашку, так как это было не съедобная часть. Оставалась картошка в бульоне и частички, плавающих шматочков сала. Поэтому иногда мы «отрубали» связь в пекарне, и я шел чинить «поврежденную» линию. В результате операции я выносил от них пару буханок свежего хлеба. Не ходил на обед, покупал в чешском магазине два литра молока и сразу топал на АТС с Зуичем или Закиром уплетать мягкий хлеб за обе щеки.
Мы продолжали службу. Зуич чинил приемники, а иногда его просили и цветные телевизоры, которые начали выпускать в Союзе, и они пользовались большим спросом у Чехов. Офицеры завозили их себе и на перепродажу. Качеством они не отличались, так что у нашего прапорщика на квартире я как то насчитал неисправных, аж 6 штук. Хорошо, что его жена еще не перебралась в Чехию, а то бы им спать вместе негде было. Так же пользовались популярностью простые наши приемники «Альпинист», очень простые, но очень надежные. Так как нам хотелось слушать музыку, а приемники эти не ломались, то Зуичу приходилось из импортных доставать лишние детали, и самому собирать постепенно наш приемник. Как то на АТС вбежал взмыленный прапорщик и умоляюще прокричал: - «Выключите срочно мой домашний телефон, а то сейчас любовница будет звонить жене домой»!!! Мы выполнили просьбу, нам же не трудно. А вот прапорщик пообещал с нами, каким то образом расплатиться. Через неделю он объявился, сообщил, что все обошлось и вытащил из-за пазухи несколько оригинальных презервативов, в виде морды мышки с усами и рогом морды носорога на концах. Мы с удивлением стали рассматривать эти диковинки. Но придя к выводу, что они нам тут не очень то и пригодятся, намекнули ему, что лучше бы он принес недостающие детали к будущему приемнику. Вот такие у нас были приоритеты тогда!
В один из дней наш капитан просил показать ему аккумуляторную в подвале, за которой я слежу и обслуживаю. А я как раз собирался делать профилактику. Мы спустились в подвал, где находилось большое количество аккумуляторов, на случай, если в штабе отключался свет и не заработает дизель, вдруг (как было уже со мной) не заведется, то станция на зарядке аккумуляторов могла проработать 6 часов автономно. Для этого надо было следить за кислотностью в батареях аккумуляторов. В подвале стояли бутыли с кислотой. Я одевал большие резиновые перчатки, ареометром проверял плотность в батареях, и если не хватало, то доливал кислоты. Все рассказал, показал капитану процедуру действий. Взгляд его упал на картину, висящую на стене, размером 100Х60 см. На ней был нарисован наш город с высоты крыши нашего корпуса. Он спросил, кто это нарисовал? Я сознался, что на досуге, когда тянул провода на крыше, как то сфотографировал вид города, а потом по фотографии нарисовал в красках гуашью. Кэп восхищенно сказал, что такая красота не должна находиться в подвале, и что бы я повесил ее у нас в казарме. Я - не Рембрандт, но еще один плюсик «положил» в копилочку возможного отпуска!
Когда капитан ушел, я стал проверять плотности в аккумуляторах. Опускал ареометр внутрь ячеек и, высасывая кислоту, проверял показатели на определенном уровне по меткам на стекле. Так как конец ареометра состоит из тонкой трубки, соединенной с основной стеклянной колбой резиновым шлангом, то в один из моментов подъема из емкости шланг с пружинил! Капли вылетели из кончика шланга, и попали мне в правый глаз. В глазу сразу все побелело. Я понял – произошло, что то страшное! Бросил все и побежал из подвала наверх. Выбежал на первый этаж штаба и наткнулся на заместителя командира дивизии по связи, с капитаном Карповым. Тот схватил меня за плечи, понимая что, что то стряслось, крикнул: - «Что случилось»?! Я промолвил только: - «Глаз, кислота!». Он сразу понял серьезность случившегося, схватил меня, и потащил в туалет к умывальнику. Резкими движениями стал полоскать водой мой глаз. Через какое то время спросил, вижу ли я? Но глаз не видел. Он приказал бежать в батальон, а сам рванул в дежурку звонить, предупредить медиков батальона, что бы меня срочно встречали для обработки.
Я много чего не боялся, но тут… Хорошо, что все быстро обработали (как мне потом сказали) и капитан подвернулся вовремя. Неделю я отлеживался в казарме, посещая медиков для промывки глаза и приема каких то медикаментов. Глаз общими усилиями спасли.
Глава 13. Чехословакия лето.
Весь город был зеленым. Основную массу составляли каштаны, которые были огромных размеров с огромными листьями. Мы несли службу. Я восстанавливал поврежденные участки проводов связи, прокладывал новые, лазил по чердакам, по подвалам. Сообщал нашей службе домоуправления района «Ивановки», где протекают трубы в подвалах. От моих ползаний и лазаний, моя форма постоянно была грязной, и приходилось по выходным постоянно стираться. От этого моя солдатская форма разительно выделялась на фоне других. Она уже была не зеленой, а бледно-голубоватой, почти белой. Пока форма сохла, я отрабатывал в казарме ходьбу на руках, вверх тормашками. Увидел, как парень ходит в соседней казарме и то же захотелось научиться. Набрякался прилично, но постепенно начало получаться. Как то забрался на плоскую крышу 7ми этажки, где жил офицер штаба, а там уже ковырялся связист из соседнего батальона, который тянул «полевик» для своего командира. Познакомились, рассказали про свою службу. На вопрос, чем я занимаюсь в свободное время, я скинул пилотку, встал на руки вверх тормашками и прошелся по крыше. Из соседнего дома, с балкона раздались бурные аплодисменты! Я спрыгнул на ноги, повернулся к чехам, которые стояли компанией на балконе, поклонился глубоким реверансом, и одел пилотку.
На Родине шла «Олимпиада 80», и мы «выцепляли» информацию о результатах побед, где только было можно. Грандиозное событие, к сожалению, проходило без нас. Автобат почти в полном составе отправили в Краснодарский край на уборку хлеба. В Афганистан уже принудительно не забирали, хотя я знал тех, кто сами писали заявления, что бы их отправили туда. К концу лета поспели яблоки, сливы. Поэтому утренние зарядки с вылазками за пределы части не оставались безрезультативными. Особенно нам нравилось в выходные ходить на «точку» к нашим ребятам за город, если нас отпускало руководство. Дневная смена с узла связи шла на обед и вместо отдыха отказывались спать, а шли с разрешения на точку до ночной смены.
Точка находилась в 3 километрах от города. Отгороженная территория с локаторами и системами связи с другими соединениями. На ней служило 8-9 человек и Собака Шурик. Они относились к нашему узлу связи. Дежурные прапорщики их посещали, иногда приезжал наш капитан. За все отвечал старший по званию сержант Серега Комлев. Они вели свое хозяйство, на территории была баня, в которую приезжало частенько начальство, своя кухня. Поэтому редкие походы на точку была любимой отдушиной. Мы строем шли, по дороге объедаясь яблоками и сливами, которые росли вдоль дороги. Подходя к объекту, слышали лай Шурика. Ребята нас встречали с радостью, так как редко виделись, и было о чем пообщаться. У казармы стояли ведра с яблоками и сливами для заготовки компотов и варенья. Мы раздевались до трусов, на кухне жарили хлеб с маслом, играли в настольный теннис.
Я отрывался игрой на гитаре. К вечеру местные ребята топили баню, молодежь ходила в местную деревню за пивом (начальства то не было же). Я раньше пробовал на гражданке наше Жигулевское пиво, но мне этот напиток не понравился. В баню же принесли бутылочное чешское пиво, которое оказалось довольно приятным. Мы парились, выпивали, ржали от очередных анекдотов. Отведав по бутылочке, молодые связисты бежали сдавать бутылки и приносили уже пиво в ведре на разлив! Отличный получался выходной. Мы с писарем и шофером шли в казарму, а дежурная смена, чуть пошатываясь, уходила в ночное дежурство на узел связи в штаб.
Как то, придя утром на АТС, я увидел светящееся лицо Зуича. Он поведал мне, что созвонился (каким то образом) с молодой чешкой, у которой есть подруга и он договорился о свидании. Надо только придумать схему, как отпроситься на «задание», которое надо придумать. Мне сначала показалось это рискованной авантюрой, но признаться в этом ему я не решился. Придумали схему работы на территории медсанбата, где часто обрывают провода роженицы в родильном отделении, или сами военные в дежурке батальона из-за большого количества проводов. Я попросил у руководства помощи в лице Зуича, которому выписали временный пропуск выхода за территорию гарнизона. А свидание назначили за территорией медсанбата. Для подтверждения намерений, мы прихватили с собой мою походную железную разборную лестницу. Возле нашего штаба и до самого медсанбата проходила одна из двух основных автомобильных трасс. Когда проезжали наши туристы на машинах и видели советского солдата, то постоянно останавливались, здоровались, спрашивали от куда родом, и желали быстрей вернуться на Родину. Вот и в этот раз, мы только вышли с узла связи, как вдруг возле нас остановился автобус с русскими туристами. Открылась дверь, вышел гид, поздоровался с нами. Увидев, что вся делегация из Ташкента я побежал на АТС к Закиру, который заступил на дежурство. Вбежав на станцию, я крикнул ему, что на обочине припарковался автобус с его земляками. Зуич поняв ситуацию, бросил лестницу и пошел на АТС подменить Закира. Тот же подбежал к автобусу, и постепенно все кто там был, вышли и за руку приветствовали своего земляка. Очень трогательная картина получилась.
После мы отправились на встречу с незнакомыми нам чешками. Ощущения были тревожно приподнятыми. Как с ними общаться, если я мало знал язык? Когда были повреждения на линии в комендатуре или в трибунале, которые шли через чешскую станцию связи в центре города, приходилось звонить на станцию связи чешкам: - «Пани, то механик с Мито - у нас не працует линка восемьдесят една» и т.п. Зуич больше знал чешских слов, так как чаще с ними общался, может по этому, смело топал на встречу, неизвестному. Но в начале, нам пришлось зайти на территорию медсанбата и отметиться. Нас увидел подполковник и сразу подбежал ко мне, настаивая уложить меня в больницу для обследования организма, а больше обследования и ремонта его внутренней связи! Я сказал, что у нас срочное дело, надо проверить, прозвонить линии, которые готовятся для подключения новой системы «оповещения и тревоги», что являлось частично правдой.
Мы скрылись за стенами медсанбата на пригорке, откуда были видны окраины города. В назначенное время к нам подъехала машина «Шкода» с двумя симпатичными молодыми чешками. Мы познакомились, даже вели, какую то веселую беседу. Больше усердствовал Зуич. Ехать куда-то на их машине было опасно, поэтому мы сидели на пригорке, где нас никто почти не видел. Я был удивлен, что они уже в 16 лет почти все умели водить автомобили. Мы рассказали про наши города, откуда мы родом и сколько нам осталось еще служить. Девчонки оказались хохотушками. Зуич на мой взгляд не был идеальным красавцем, так как уши в виде локаторов, выдавали его смешной вид. Но за то он больше знал чешских слов! Хотя общаться было не так и сложно. Мы просидели около часа, и пришлось расстаться. А что вы хотели – служба! Я возвращался в приподнятом настроении, а Зуич светился, как будь- то излучая самые позитивные радиочастоты, которые принимали на самых дальних приемниках Советского Союза. Думаю и до его Липецка хватило сигнала! Ха, ха!
Витька Зуев был мне благодарен за эту редкую вылазку. Хотя были и обратные моменты, когда произошла очередная диверсия (кто то, в одном из подвалов перерезал 50ти парный телефонный кабель офицеров штаба), он вместе со мной «прозванивал» и искал концы - какой провод принадлежит какому владельцу. А так как связь должна быть оперативной и постоянной, то мы два дня и две ночи в этом подвале искали, и соединяли правильные концы. Кто перерезал, не знаю, но об этом в курсе было руководство и работа для нового моего знакомого капитана из особого отдела.

Глава 14. Чехословакия 1980 г.
Закончилась олимпиада в Москве. Чехи гуляли по полной, так как их футболисты выиграли золотые медали. В эти дни мы были для них друзья. Не сказать, что в другие дни мы были недругами, но были те, кто вспоминал 68 год и ввод наших танков в Чехословакию. Может из-за этого возникали инциденты, провокации. Был случай, когда наши выдвигались на учения и в селе танк при развороте, пушкой снес крышу дома местного жителя. Пришлось все восстанавливать, но неприятности руководство не избежали. Но сейчас в «гаштетах» кругом лилось пиво, город Высоке Мито гулял.
Прошел слух, что в дом офицеров должны завезти нашумевший фильм «Челюсти». Мы уже были наслышаны про него. Я стал узнавать у начальника дома офицеров, подполковника Куршева, когда будет фильм, и можно ли будет с ребятами его пройти посмотреть. Нас пускали иногда на интересные фильмы, которые не показывали в частях, с условием, если есть свободные места, и нет ажиотажа. Но с фильмом «Челюсти» такого проканать не должно было бы … но. Фильм появился в прокате. На него съезжались офицеры и жены с разных частей и городков. Зал был полон, но для меня это была не проблема. Меня знали тут, раз я обеспечивал их связью. Фильмы американские или итальянские показывались на родном языке, а внизу шли чешские субтитры. Но фильм был на столько, мощным и понятным, что перевода не требовалось. Зал дружно охал и ахал в страшных моментах, а офицерские жены, визжа, подпрыгивали с мест в неожиданных моментах. Фильм ошеломил сюжетом и съемками. Поэтому рассказав ребятам увиденное, у них горели глаза, и просьба что бы я их протащил туда под любым предлогом. Фильм шел неделю, и каждый вечер зал был полон. Я уже не спрашивал разрешения и нагло провел обе смены по очереди на фильм. Перед страшными моментами предупреждал ребят, что бы те не подпрыгивали, но все равно, они вздрагивали. Подпрыгивать вместе с офицерскими женами не получалось, так как все места были заняты, и ребята почти лежа сидели в проходах. А что делать, это же мировой шедевр, который в Союзе только через несколько лет покажут еще.
У меня заболел зуб. Ни что не помогало. Ребята предлагали попробовать покурить – может, пройдет. Но зуб болел, и я отправился в медсанбат. На территории медсанбата стояла часть: сам батальон, и больница в три высоченных этажа. Я зашел в зубной кабинет, меня поразила чистота и набор современного оборудования. Сразу вспомнил, как в 9 классе к нам в школу пришла «зубник», и в задрипаном кабинете эта тетенька два дня лечила, а скорее всего, дробила и штамповала мне пломбы, с криками: - «Я тебя в «Крокодил» пропишу, я тебя…еще что то со мной и куда то!!!» За два дня она мне поставила 25 пломб!!! После первого дня, когда я вернулся от нее в класс, закрывая от боли рот, на вопросительные кивки ребят - показал им на пальцах, мол - 15 штук! Даже училка сразу отправила меня отлеживаться домой. А что делать, если в детстве мне исправляли скобками зубы, и параллельно испортили всю эмаль. Да и сам я усугублял картину, раскусывая конфеты «Дюшес» и «Барбарис». Все же в детстве любили не досасывать их, а догрызать!
Тут же, в медсанбате, зубником был прапорщик. Увидев картину у меня во рту, предупредил, что если сейчас он рассверлит и не будет там какого то канала, то придется прощаться с зубом… Так все и вышло. Смысла лечить, видимо, не было, поэтому он поставил укол и стал давать рекомендации. Учитывая сложность ситуации и неудобное расположение моего зуба, он попросил меня упереться ногой ему в грудь. Чему я был очень удивлен, но приказ есть приказ, хотя такого не видел нигде, учитывая свой опыт по лечению зубов! Я уперся ему в грудь ногой, он схватился двумя руками страшными щипцами в зуб, и мы в дружном экстазе рванули! Куборем прапорщик хлопнулся на пол, увлекая за собой железный поднос! Такой был грохот, что сбежались медсестры, которые влетели в кабинет с округленными глазами. У меня был полный рот крови, а прапорщика на горизонте моих глаз не было видно. Оказывается, он ползал по полу и искал зуб, который раскололся у него в щипцах при вылете. Когда он нашел его, то преподнес к моим глазам вырванный зуб, на кончике корня которого находился гнойный мешочек. Он убедительно вскрикнул: - «Ну вот, я же говорил и был прав, его нельзя было оставлять»! Но я не мог ему ответить ничего с полным ртом крови. Врач дал мне выпить анальгин, я вышел из больницы, и нарвался опять на их комбата. Он меня узнал, но видя картину, не стал ко мне приставать, а крикнул, что бы бежал в часть быстрей. Я побрел прочь в батальон, но по дороге наркоз стал отходить, и боль стала увеличиваться. Комбат был прав и я резко, вместе с усиливающейся болью побежал в часть.
Плюхнулся на кровать и уснул мертвым сном, как я думал, но…. прозвучала команда -«ТРЕВОГА»!!!... Что?! Как?! Почему без предупреждения?!!! Мы попрыгали с кроватей, так как было около 23.00, и строем побежали на узел связи в штаб. Прибежав, мы рванули в оружейную комнату, но дежурный прапорщик дал команду «Отбой». Мы не поняли, что случилось, в коридоре стоял наши ребята. Я пробрался к коммутатору, возле которого стояла стойка циркулярного вызова (СЦВ). Это оборудование при тревоге включает механизм с пластинкой, на которой записано постоянно повторяющееся голосовое сообщение:- «Всем офицерам и прапорщикам штаба общий сбор!». И эта пластинка с бесконечно повторяющейся фразой, постоянно крутится и сообщает по телефонной линии всем офицерам штаба, пока они не возьмут трубку (телефон в это время постоянно звонит). Как только они брали трубку и слышали эту пластинку, так сразу бежали в штаб по тревоге. Если кто то не взял трубку и не был информирован, то горели лампочки тех офицеров, кто не поднял трубку и к ним посылали закрепленных солдат - посыльных.
Мы так поняли, что тревога ложная, но почему?! Дежурил на АТС и отвечал за эту аппаратуру Закир. Он объяснял дежурному капитану связи дивизии мол, что то случилось со стойкой СЦВ, и она сама включается без команды! На что капитан с удивлением и возмущением спрашивал уже крича: - «Как она сама может включиться?!!!». Но тут при всех присутствующих, стойка сама опять включилась! Закир быстро подбежал к ней, нажал на сигнальную кнопку, и выключил стойку. Прибежал комбат связи подполковник Краснов и с такими же криками и округленными глазами: - «Что происходит?!» влетел в коридор узла связи. Испуганный Закир стал объяснять необъяснимую ситуацию и при крике комбата: - «Как она сама может включиться?!» - стойка опять сама включилась! Закир опять подбежал к кнопке и отрубил стойку. Срочно стали всем сообщать по доступным каналам связи, что тревога ложная и что бы в штаб не бежали, кто еще не в курсе. Тут влетел уже наш капитан с криками, которые уже раньше звучали и аналогичными округлыми глазами. Но стойка опять предательски сработала. Включилась «ТРЕВОГА», засверкали лампочки. Игла упала на пластинку, и популярный голос «ведущего» настоятельно приглашал офицеров и прапорщиков немедленно посетить штаб дивизии! Пришлось все отключать и не только. Искали концы проводов, «прозванивали» все линии и выяснилось, что проблема, где то между подвалом и полом. Пришлось долбить бетон. При вскрытии обнаружили разгрызанный крысами кабель. Размыкающие и смыкающие кончики провода стойки циркулярного вызова «коротили» и стойка сама включалась. Наказывать как бы было не кого, но нам пришлось менять кабель и по новой бетонировать. А раз такое дело, капитан приказал и ремонт всего АТС сделать. Мы красили потолки, стены и проклинали русским матом чешских лазучиков, крыс. И хорошо, что к нам пришло пополнение, поэтому молодой и будущий механик АТС, Серик Есенов трудился в поте лица, а мы были на подхвате.
Глава 15. Чехословакия 1980г. осень.
Наступила осень. У нас сделали ремонт в столовой. Пригнали целый оркестр, который «наяривал» марши перед входом в столовую. Наша дневная смена пообедала и ушла меняться на узел. Я остался охранять стол с едой для второй смены. Повара и дежурные по столовой сверкали отбеленными халатами. Один из них выносил поднос с компотами. В дальнем углу двое дежурных криками оживленно гнали кого то, постоянно заглядывая под стол. Дежурный по столовой встречал их на другом конце зала. Огромная крыса неслась под столами прямиком на встречу, чисто начищенному сапогу дежурного. От футбольного удара, крыса сделала сальто Делчева, переворот Ольги Корбут, вскрикнула прощальное: – «Козлы!» и с грохотом шмякнулась на поднос с компотом! Невозмутимый дежурный приказал заменить поднос с компотом, взял подбитую крысу за хвост, подмигнул мне и со словами: - «Не ссы в компот – в нем повар ноги моет!», размахивая трупом и посвистывая, ушел на кухню!
Поступил запрос на установку телефона в ближайшую пятиэтажку. Сообщили, что приехал новый директор школы. У нас рядом со штабом находился дом офицеров, школа и интернат для детей офицеров. Мы то же их обсуживали связью. Я взял телефон и пошел на квартиру. Дверь открыла худая женщина. Я представился, сообщил, что пришел устанавливать связь. Женщина, посмотрев на мой телефон, воскликнула: - «Ой, это же наш пермский телефон»! …Поясняю - раньше только два завода в Советском Союзе выпускали телефоны, Рижский и Пермский. Остальные, дефицитные телефоны у нас были польские, с хорошим и мягким ходом циферблата.
Я встрепенулся, удивился, как тетенька узнала наш пермский телефон ТАН 70?! Это почти последняя модель завода в то время. Оказалось, что это новый директор школы из Перми. Как она обрадовалась, встретив земляка. Я так же удивился такой неожиданной встрече. Рассказал про службу, про окрестности, особенности местного населения. Она познакомила меня с двумя ее сыновьями. В дальнейшем иногда, когда она уезжала в командировки, просила забегать к ним домой и проверять ее пацанов. В то время меня удивляло, что ее парни (5 и 7 класс) делали уроки с наушниками на ушах, в которых играла музыка! Такого я еще не встречал, но как ответственный, проверял - все ли у них в порядке.
На улице чувствовалась осень. Над головами взрывались, хлопая оболочкой каштаны, и те падали на землю, а иногда прямо на головы. Рядом в Польше начались волнения, препятствующие социалистическому строю. Это очень тревожило. Поговаривали, что есть вероятность, что могут попросить нас, как дружеское государство Варшавского договора, отправить туда войска. А мы были ближайшие к ним. Нам только Афганистана еще и не хватало…блин! За себя я не боялся. Мы были как в маленьком государстве Ватикан, и без нас никто со связью не справится, особенно с моими скрытными подземными линиями и кабелями. Хватало и того, что слышали про «груз-200» из Афгана, где гибли наши ребята.
Поэтому нас позвали на общее совещание; меня, Зуича, нашего капитана и обоих прапорщиков. На собрании кроме нас были заместитель командира дивизии по связи - подполковник Краснов, заместитель Краснова - капитан связи Карпов, и другие высокопоставленные. Тут же был и мой знакомый капитан особого отдела. Вопрос я так понял, был серьезный. Рассказывали о методах подслушивания, прослушивания западных спецслужб и как нужно минимум себя обезопасить. Уже вечером нам привезли, какие то схемы и диоды, которые мы должны были впаять в основные лини связи высших чинов. Мы с Зуичем пыхтели в комнате дежурных офицеров дивизии до 24.00. Впаяли последние диоды и доложили дежурному капитану. Зуич остался в ночь дежурить на АТС, а я отправился в часть. Уставший я шел в темноте, мечтая о постели, но в дали, показались огни автомобиля. У меня екнуло - не дай бог это патрульная машина, а у меня пропуск только до 21.30. Рядом со мной остановился «ЗИЛок» и из кабины прозвучало: - «Эй, боец, ну ка пойди сюда!» Я понял, что не ошибся, подошел к дежурному офицеру, сидящему в кабине. Он забрал у меня военный билет, и без разговоров велел прыгать в кузов машины. Объяснять что либо, было бесполезным. Я не только был уставшим, но очень злым, понимая, что меня сейчас повезут в центр города в комендатуру и спать придется на твердых нарах, а не в койке. Кузов был закрыт брезентовым тентом. Я откинул край, взобрался, держась за деревянный борт, нащупал в темноте скамейку и, падая на нее со злостью вслух выругался: - «Я вам еще устрою, козлы»!!! … И тут вдруг в ответ из глубины кузова прозвучало: - «Это ты кому тут устроишь, и кто козлы»?! После осветивших меня фар, прищурившись, я пригляделся и в кузове машины стали прорисовываться силуэты офицеров, прапорщиков и солдат патруля, следующих в прокуратуру для смены! ... Вот это я попал!!!
Я представился дежурному офицеру комендатуры. Сообщил, что производил работы в штабе до 24.00. Подробности нельзя было сообщать в виду секретности того, что мы там делали. Сменный офицер, доставивший меня, сообщил, что я не просто задержанный за нарушения режима, но и обнаглевший злобный боец! И поведал всем в дежурке, приукрасив, мою пламенную речь в «ЗИЛке». Все присутствовавшие вопросительно посмотрели в мою сторону, а меня уже «понесло» от злобы и я пальнул: - «Мне все равно ничего не будет»! Зная процедуру определения в камеру, я снял ремень, достал все содержимое из карманов и отправился на нары. В камере было холодно. Я лег на деревянную полку, закатил руки за голову и стал мечтать. Думал, как жаль, что нельзя позвонить капитану, начальнику комендатуры, он бы точно меня отпустил. Помню, как то меня в очередной раз поймали, привели в комендатуру, выстроили перед приездом капитана. Капитан раздавал задержанным швабры, ведра, а когда дошел до меня, вздохнул, развернул, отправил собирать свои вещи и идти по своим делам. Выходя из комендатуры, я слышал как капитан орал на патрульных: - «Какого хрена задержали связиста, который занимается делом, а они занимаются херней»! …. Но сейчас вместо койки лежу в камере на деревянных нарах. Я так бы и отлежал бок, если бы через час не открылась дверь. Меня привели в дежурку, выдали все мое имущество и со словами, что бы я больше не «борзел», отправили с ближайшим патрулем в городок спать.
На следующий день была «ТРЕВОГА!» Мы прибежали на узел связи, получили автоматы, батальоны выехали на учения, а мы, сдав оружие, вернулись в казармы. Я с чистой совестью доспал свои 3 часа и пришел на службу в штаб. Тут наш коммутаторщик, Вовка с батальона, рассказал всю историю моего ночного освобождения. У нас в казарме находился телефон, установленный мной, то коммутаторщик позвонил поздно узнать, как я добрался до наших. Но так как меня на месте не оказалось, он начал выяснять и прослушивать телефоны по связи через коммутатор. Услышав доклад по телефону дежурного комендатуры дежурным офицерам штаба о положении дел, выяснил, что меня арестовали. Он тут же перезвонил дежурному капитану штаба, где я только что паял секретные диоды и сообщил, что меня задержала дежурка, и я не дошел до казармы. Капитан позвонил (через нашего же коммутаторщика) в дежурку комендатуры и попросил освободить меня, раз я задержался для выполнения секретного задания. В ответ ему такого наговорили про меня! Мол, я послал их всех очень далеко, далеко, пообещав устроить им не легкую жизнь и сказал, что мол, мне ничего не будет за это! Капитан штаба выслушал наговор и смирился, видимо с тем, что меня посадили. Наш Вовка не успокоился, набрал дежурного подполковника и сообщил, что на утро назначена «ТРЕВОГА», а действующий связист – линейщик, на данный момент на узле связи только один. И если что случится со связью, кто будет отвечать?! Подполковник просек всю ситуацию, набрал дежурного комендатуры и выдал им: - «Там к вам нашего бойца забрали. Мы если надо, его сами накажем, но отпустить его следует, так как завтра тревога, а он один такой связист у нас и не дай бог что случится, то вам отвечать!» А потом добавил что: – «Он (то есть я) был прав, что ему ничего не будет, так как он у нас один!».
Как мне было приятно слушать эту увлекательную историю.
Глава 16. Чехословакия – осталось полгода.
Вот и пролетели потрясающие, в полном смысле слова, полгода службы. За лето 1980 го мы потеряли Джо Дассена и Высоцкого. Это было шоком для всех, особенно Владимир Высоцкий. Еще в «учебке», когда я рисовал в корпусе по ночам, слушал единственную кассету с записью его песен. Тогда казалось, что он мне уже надоел, а тут как будто, пусто стало. Мы только слышали обо всем этом, каналов телевизионных из России тогда еще не было, но уже к этому шло. Нам сообщили, что мы будем принимать участие в создании телестудии, и ее коммуникаций у нас в штабе. Дома все было как всегда. Папка ездил по командировкам и младший брат после моего убытия в армию, почти был без присмотра. Раньше я его забирал из садика, мы шли на мою тренировку в баскетбольную школу, или ехали на игру, когда мы выступали на соревнованиях по городу, а он за нас болел на лавке запасных. Его знали все тренера других команд, потому что он единственный, кто кричал бурно и аплодировал нашей команде.
Мой друг по парте и по команде, Серега Шелепов, в письме, попросил купить и привезти ему кроссовки из Чехословакии. У нас в Союзе это был дефицит, и он меня умолял. Проблема была в том, что у него размер с полчемодана – 46! И таких размеров у нас в военторге не было. Но однажды я пошел закупить мыло и зубную пасту, как вдруг увидел огромные чешские кроссовки «Ботас». Подбежал к продавцу и сказал, что хочу их купить. Она с удивлением посмотрела на меня и сказала, что это очень большой размер – 45.5! Я побежал за деньгами, занял на время у ребят и купил их. Пусть теперь разнашивает до нужного 46 размера…Ха ха! Осталось дождаться отпуска и подкупить сувениров.
На улице стало холодно, но у нас в казармах за лето сделали централизованное отопление, и это было просто – «зашибись»! Что еще было здорово, так это то, что мне и ребятам моего призыва на узле связи объявили всем заслуженные отпуска. Моему другу Юрке Стрелкову, с кем призывались из района, так же объявили отпуск на последних учениях. Вернулись с уборки хлеба из Союза «автобатовцы», но их опять стали часто задействовать в неприятных походах до польской границы, так как волнения в Польше усиливались. Они катались на своих «ЗИЛках» и «Уралах» до польской границы изучая маршрут. Пришла пора увольнения дембелей и приход новобранцев. Наш капитан взял меня на сборный пункт вновь прибывших бойцов из Союза. Я выбирал себе ученика (как меня год назад), того кто заменит на моем посту, и меня со спокойной душой отправят на дембель через полгода. Я спрашивал молодых ребят кто, откуда прибыл и наткнулся на земляка. Крепкий парнишка из Перми, связист Валера Ширинкин – это было то, что надо. У меня появился ученик - сменщик, как и на другие позиции у ребят на узле связи.
Наша столовая располагалась через дорогу в соседнем городке. Проезжали грузовики с октябрьским свинным навозом, после которых поход в столовую был возможен только быстрой перебежкой с заткнувшими пальцами носами. Как же он мерзко кисло вонял. Запах разносился по округе и держался не меньше получаса. Чем они их кормят блин?! Если мы уже к этому привыкли, то новички воротили нос и удивлялись новой обстановке. И это почти каждый день. Но все это не могло омрачить события - выход на экраны фильма «АВВА», который должны были привезти в дом офицеров. Я особенно ждал его появления. Ведь мы в школьном ансамбле играли их песни, правда, на русском языке, но все равно это было круто. В доме офицеров то же был ансамбль из военных. Как я завидовал им, вот служба – ходи на репетиции, потом вечерами на танцах играй в доме офицеров, пусть по выходным и праздникам, но это «халява», блин.
Не знаю почему, но когда фильм полным ходом прокатывался в доме офицеров с аншлагом, у меня постоянно возникала какая то срочная работа. То там, то тут надо было восстанавливать связь, да еще подошли новые системы «тревоги и оповещения», которые надо было устанавливать во всех частях. И не смотря на то, что у меня появился напарник, работы было много, а фильм то хотелось посмотреть. Моя душа разрывалась на части. Надо было бежать в химбатальон, я выходил из штаба, а из рядом стоящего дома офицеров, раздавались песни АВВА. Я шел в батальон и у меня от досады по щекам текли слезы.
Пришло сообщение, что через две недели будут заказаны вагоны для отбывающих в отпуск и поэтапно начнут отправлять отпускников. Я этому, конечно был рад, но боялся пропустить последние прогоны фильма АВВА. И тут Бог сжалился, видимо за мои мучения. В доме офицеров сломался телефон (уронили и разбили вдребезги). Начальник дома офицеров попросил поискать в моих закромах приличный аппарат. Мне жалко было расставаться с заначкой, в виде польского телефона, но вырисовывалась возможность попасть на дорогой мне фильм. Специально подгадал время перед сеансом, установил телефон и доложил подполковнику, что задание выполнено. Тот спросил, получилось ли мне посмотреть фильм «АВВА»? Я сказал, что не было времени, и он сам меня пригласил на просмотр. Вот это было - ВАХ!!!
А если учесть, что нам удалось посмотреть по телику, в дежурке прапорщиков первый (в моей жизни) итальянский конкурс песни «Сан Ремо», то восхищению не было предела! Душа переполнилась той музыкой, мелодичностью и песнями итальянцев. А какие тогда появились имена: Джанни Моранди, Тото Кутуньо, Пупо, и еще много великолепных исполнителей! Мне казалось, что пришла эра романтической музыки! А на самом деле не казалось, а так и было.
Я еще не успел отойти от приятных впечатлений от просмотра, которые во мне сидели последующие два дня, как вдруг пришла …БЕДА!
Как нам стало известно - какой то «урод», из наших солдат, в отдаленной части топором зарубил мать чешку и двух ее детей!!! Это был КАПЕЦ!... Срочное распоряжение по всем частям и батальонам – «ВСЕ НА ОСАДНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ!» Это значит, что выходы в город всем запрещены, только дежурным и патрулям. Отпуска все на данный момент отменили. Это был ШОК! Напряженная обстановка набирала обороты. Я старался так же никуда не выходить один, строго до АТС и все. Ребята были в расстройстве. Почти всему нашему составу призыва объявили отпуска, и надо было только попеременно съездить отдохнуть, а тут такое! У меня уже голова звенела от вопросов батальонных связистов, которым так же объявили отпуска, особенно друга Юрки Стрелкова, но я не мог им сказать ничего определенного. Пока ситуация была тревожной и непонятной, я переключился на обучение своего молодого сменщика. Показал все операции с дизелем, научил заряжать аккумуляторы, показывал схемы прокладки подземных кабелей, чинили и настраивали звонки телефонов. Но нервы были на пределе.
Мы по очереди вставали прибором на линию начальника фин.части штаба и в наушниках прослушивали все разговоры. Вагоны для отпускников были заказаны и «отбой» по ним не давали, но и отпуска были запрещены. Надежда таилась, так как вагоны не отменяли. Оставалось два дня до даты отправки отпускников. Судя по данным сообщений и докладов обстановки, начальник фин.части продолжал держать в резерве вагоны. Я посоветовал Юрке Стрелкову собрать на всякий случай чемодан, и быть готовым к отправке….а вдруг!
И вот настал час «Х»! Я весь день сидел на лини начальника финансовой службы. В два часа еще не было информации, а в 20.00 мы по плану уже должны отбывать на поезде. В 16.00 пришло сообщение по связи, что в последний момент РАЗРЕШИЛИ отпуска! Я срочно стал звонить к нам в батальон, сообщил Юрке, что бы он срочно собирался. Через коммутатор по связи сообщил в части срочную новость. И все, кто успел получить срочное сообщение, собраться и привезти солдат отпускников к поезду, те и поехали в отпуск. Главное, что я, Юрка и еще часть ребят из ближайших частей сидели в наших вагонах. Половина мест пустовала, и мы понимали почему. Но нам повезло, что я служил на узле связи, штаба дивизии имени Калинина.
Глава 17. Отпуск
Началась наша эпопея под названием «путь домой». Отпуск дается солдату 10 дней без дороги. Мой путь составлял с учетом железной дороги 3 суток. Значит туда и обратно 6 суток. Но все хотят отдохнуть больше, поэтому я просил родителей присылать в письмах понемногу денег на самолет. Хотелось сэкономить дни, и только в обратную дорогу нельзя было рисковать и возвращаться поездами. Хотя некоторые письма и вскрывали в особом отделе для выборочной проверки цензуры или секретности, но мои деньги до меня дошли.
А сейчас нас поезд вез через Татры к пограничному городу Чоп. На границе у вагонов поменяли колеса, так как колея железных дорог в Союзе шире, чем западные, и мы поехали дальше в Ужгород. До отлета самолета Ужгород-Киев оставалось 20 минут. В кассах сообщили нюанс, из-за которого наш путь мог «стопорнуться». Оказалась проблема не в том, как купить билет до дома, который мы оплатили до Перми, а то, что лететь нужно через Киев с пересадкой. И не факт, что там будут места на рейс Киев-Пермь. Но думать некогда, так как время было впритык, и мы неслись к самолету с Юркой Стрелковым и Вовкой из Свердловска (с которым запевали строем в «учебке»). Маленький аэропорт уже опустел, девушки на выходе кричали, что мы опаздываем, и самолет вот-вот улетит. Мы рванули к выходу, но так как прибыли из-за границы, у нас должны были проверить чемоданы. Услышали звонкий вопрос улыбающейся работницы, которая стояла в проеме: - «Ребята у вас есть жвачки?!». А мы предвидели такой ход событий, нас предупреждали бывшие дембеля. В Союзе импортные жвачки были дефицитом. Я сунул руку в карман шинели, вытащил горсть квадратных жвачек «Болека и Лелека», бросил девчонкам на стол, и мы без проверки влетели на взлетную полосу, где из дверей самолета нас звала уже стюардесса.
Ан-24 летел не долго, но сел не на основной аэродром, поэтому мы плюхнулись в такси и поехали на столичный аэродром Борисполь. Попросили таксиста, везущего нас через центр города, рассказать про их достопримечательности. Был темный вечер, но город красиво светился огнями, и мы успевали только крутить головами, что бы увидеть церкви и памятники. В аэропорту сразу ринулись к кассам, где толпился народ. Нас сразу кассирша «ошарашила» сообщением, что мест на рейс Киев-Пермь нет! Но записала наши с Юркой фамилии, на случай, если кто-то откажется или не приедет на рейс. Нам оставалось только ждать, до рейса было еще 2 часа. Пошли на второй этаж перекусить, так как из-за этих скачек не было возможности что-нибудь закинуть в желудок. Мы встали в очередь в кафе, и только возбужденное состояние стало успокаиваться, как кто-то сильным ударом хлопнул меня по плечу!
Я подпрыгнул от неожиданности и обернулся. На меня смотрел с огромной улыбкой Юрка Потапов, из нашей свердловской «учебки» (боксер)! Мы обнялись. Я с удивлением и восторгом спросил его, как он тут оказался?! Он рассказал, что после «учебки» его отправили служить к нам в пермскую область в город Кунгур. А сейчас он приехал в Киев за новобранцами, которые летят с ним туда служить. И это как раз наш рейс. Я поведал нашу эпопею, как мы добирались до Киева, и что мест на рейс до Перми на данный момент нет. Он предложил пойти в комендатуру аэропорта и постараться договориться, но время еще было и мы решили подождать, так как до начала регистрации оставалось 10 минут. Рассказывая Юрке Потапову про службу в Чехословакии, в громкоговорители объявили наш рейс. Мы с Юркой Стрелковым побежали в низ, где толпа безнадежно ждала свободных билетов на Москву. Кассирша отбивалась от настойчивых желающих, как вдруг ей позвонили, и она громким голосом крикнула: – «До Перми есть три билета!!!!!!» Мы со всего маху врезались в толпу, и куча развалилась на две части, освободив проход к кассе. Нам продали билеты, и мы счастливые пошли на посадку. Лететь было 4 часа. Юрка Потапов приказал молодому бойцу поменяться со мной местами и усадил меня рядом с собой. Все четыре часа я в мельчайших подробностях рассказывал фильм «Челюсти», а он с открытым ртом слушал мой пересказ.
Родителям писал, что возможно приеду в отпуск, но когда точно и поеду ли вообще, я и сам тогда не знал. Письма тем более шли не быстро. Я как то пробовал через «зас.телефон» ночью у ребят дозвониться до дома. Но сил связи хватило только до военной части радиолокационной службы пермского аэродрома, где базируются наши военные истребители МИГ 31. Дозвониться то дозвонился, но в трубке все булькало, слова не очень были понятны. Видать слишком, зашифровано все было, и я бросил эту затею.
В 5 часов утра я звонил в дверь нашей квартиры, и это было сюрпризом для родителей. Поэтому кто-то за дверью с опаской спросил: – «Кто там?». Мои все были дома. Родители в полусонном состоянии бросились обниматься, и только брат продолжал спать, так как ему утром в школу.
В результате эпопеи проделанного пути домой, я сэкономил почти двое суток. Родителям надо было утром на работу в первую смену, поэтому не слышал как они и брат ушли, а я спал долго-долго. Когда проснулся, решил навестить свой цех в типографии. Одев «парадку» пошел в издательство. Я знал, какими путями можно было проникнуть в типографию, обманув вахтера, используя старый запасной вход. В моем цехе шумели печатные машины, но мое появление заметили, и народ с интересом стал собираться возле меня. Я рассказал, как служится за границей, поблагодарил еще раз за подарок, который мне подарили от цеха (утюг), когда я уходил в армию. Я поинтересовался, что за странные манипуляции происходят в цехе, на участке готовой продукции, где были отпечатаны цветные «спортивные календари» на всю страну? Оказалось, что знаменитые наши фигуристы, олимпийские чемпионы, Людмила Белоусова и Олег Протопопов сбежали в Швейцарию! Это был удар по престижу Советского союза. Уже отпечатанные календари вернули в типографию, и женщины вырывали из них цветную страницу с изображением фигуристов. Было необычно на это все смотреть.
Вечером разбирали чемодан, половину которого занимали Серегины кроссовки. Остальное в основном, гостинцы конфеты, оригинальные шоколадки, при откусывании которых изнутри вытекал винный ликер и т.п. Ребятам одноклассникам привез сигарет с ментолом. Ну и кучу жвачек, чему больше всех обрадовался брат. Он потом угощал одноклассников и был, какое то время королем третьеклашек, пока не кончились « Болек и Лелик».
Я отвез полчемоданные кроссовки маме Сереги, так как он учился в другом городе. Мне потом рассказывали: он и так-то, был ростом 193 см., а тут от радости подпрыгнул до потолка от радости. И еще потом шесть лет бегал в этих дефицитных кожно-замшевых кроссовках фирмы «Ботас».
Одноклассники, Андрюха и Игореха вечером пришли в гости из политехнического института. Они сразу спросили, привез ли я себе джинсы? Я сказал, что денег хватило только на кроссовки Сереге и мелкие сувениры. Им достались только сигареты с ментолом. И тут я вспомнил, что мама ездила по туристической путевке в Чехословакию (жаль не в мой город тогда), и привезла какие то кордовые штаны. Я сам забыл про это и пошел искать в шифоньере. Достал их и показал ребятам. Они увидели черные штаны в мелкую полоску и с восторгом воскликнули: - «Это же Левис Страус!!!». Я про Элвиса Пресли знал, про страусов и так понятно, но кто такой Левис Страус – не был в курсе. Они приказали их срочно одеть и вместе поехать в «политех» на «Диско-дром». Я спросил - что такое «диско-дром»? Они ухмыльнулись и перевели свой жаргон на слово – «танцы».
По дороге к нам присоединились еще три их однокурсника. Приехали в центр города, где находился основной корпус института, вошли на второй этаж. Из-за высоких дверей раздавались звуки музыки. У входа в зал, в начале очереди, контролер проверял билеты. Я спросил: - «Наверно надо билеты купить?» Парни удивились моему вопросу и предложили встать в общую цепочку очереди, состоящую из 7 человек. Я послушно встал, за мной мои спутники. Один из парней разбежался и с силой врезался в конец нашей очереди! Вся цепочка влетела в одно мгновение в танцевальный зал! Меня озарил яркий свет холла, вспышки, темнота, цветные огни и великолепная громкая музыка. Я чуть не сшиб девчонку, которая обернулась и воскликнула: - «Андрюха, ты в отпуск, что ли приехал?!» Это была Лариска из моего дома, в которую я раньше был безответно влюблен. Мы обнялись, и я спросил, что это за группа поет, под которую все танцевали, выписывая пируэты? Оказалось, это французская диско группа «Оттаван».
Другие вечера я проводил с девчонками одноклассницами, которые были более свободны. Сходили к нашей классной руководительнице, пожелали ей крепкого здоровья. Обида на нее за плохую мою характеристику в военкомат, осталась в прошлом. Я травил байки про разные веселые солдатские истории. Они рассказывали, что постоянно смеялись над моими письмами и впечатление такое, что у нас в армии одна «веселуха». Одноклассница Любка, с которой я был ближе всего, рассказывала и укоряла, мол, какие мы были дураками в школе, игнорируя вздохи и взгляды одноклассниц, которые были влюблены в меня и в Серегу Шелепова (баскетболиста). Я удивлялся, оправдывался, так как даже думать не мог в то время про это, потому что баскетбол и ансамбль занимали почти все свободное время. Да и влюбился под конец 10-го класса, и то в семиклассницу, а не в наших девчонок. Но Любка настаивала, что все равно, мы – дураки! Сама она, была влюблена в Серегу Шелепова, а тот почти все время был со мной, за партой и в одной баскетбольной команде, на играх в городе и на соревнованиях в области. Эти укоры на меня как то неоднозначно подействовали. Получается, что я должен был чувствовать себя виноватым. Поэтому и к Таньке не пошел, которая при отправке в «учебку» сунула мне через подружку письмо с признанием в любви. Ну их, а то приехал в отпуск и еще виноватым стал!
Подходило время к отъезду. Я посмотрел в нормальном кинотеатре, недавно вышедшие фильмы «Экипаж» и «Москва слезам не верит». У нас их показывали только офицерам ночью в коридоре батальона. Мы с Зуичем пробрались незаметно в задние ряды. Шел фильм, но на экране гимнастическая перекладина для подтягивания, черной полосой пересекала экран, и портило всю эстетическую картину великолепного фильма.
Мама наготавливала вкусненькое, что бы я долго еще вспоминал эти запахи и сытность. Пожаловался папке про мою гитару, которую он мне привез как-то из командировки, которую я отдал после самоволки в «учебку». Ее разбил ротный об кровать, как писали ребята. Папка обещал поискать и купить новую гитару. Как рекомендовали бывшие дембеля, я купил для перепродажи кварцевые часы и приемник «Альпинист» - стандартный набор, которые еще котировались у чехов. Часы тогда в Союзе выпускали, а в Чехословакии таких не было. Чехи с удовольствием перекупали у наших эти часы и приемник, тем более они очень любили дарить родным такие подарки к Рождеству. Собрав чемодан продуктов, гостинцев для ребят с узла, насладившись отдыхом и, созвонившись с Юркой Стрелковым, мы попрощались с родными и поехали на поезде обратно дослуживать. Из Москвы до границы ехали в купе с двумя офицерами. Как положено, мы с Юркой лежали на верхних полках, а они внизу травили байки. Один из них достал трехлитровую банку красной икры, размазал по большому куску хлеба и протянул мне наверх. Я вежливо отказался, сославшись, что не люблю икру. Но офицер сказал, что это приказ и мне пришлось все срубать. Вот с этого момента я и полюбил икру, хотя раньше отец привозил с дальнего востока из командировок этот дефицит, но мне эта соленая кислятина не нравилась. А тут, толи очень свежая икра была, то ли правильно засоленная. На перроне в Чехословакии нас поджидал «ЗИЛок» из автобата, который доставил нас в наш городок. Я переоделся в казарме. Оставил спящей смене гостинцев, и пошел в штаб. Ребята встретили меня радостно. На АТСе дежурил Закир, стояла раскладушка и на столе полевые сутки (посуда для пищи с возможностью транспортировки). Оказывается, Зуич то же был в отпуске и должен был появиться через несколько дней, а за ним и Закир поедет домой. А пока он дежурил и спал прямо тут на станции, а молодой его стажер Серик Есенов носил ему еду в сутках.
Я угощал ребят разными постряпушками и знаменитыми пермскими конфетами. Осадное положение, как я понял, уже сняли. Факты агрессий чехов, по поводу убийства соотечественницы с детьми, оставались мало локальными. Волновало только положение в Польше. Через два дня приехал Зуич и мы сразу отправили Закира в отпуск.
Глава 18. Последняя зима.
Во время моего отсутствия значимых происшествий со связью не произошло. Мой ученик, Валера пермский, пока справлялся с заданиями, но работы навалило много. Мы прибыли в медсанбат с новой установкой системы «Тревога» и «Оповещение». Я старался большую часть невидимых линий занести в особый журнал под номерами, так сказать, приводил в порядок нашу связь, которая досталась по наследству. Мы подключили систему в дежурке, я показывал, как пользоваться новой системой дежурному офицеру. Линия была подключена напрямую в штаб дивизии к нашему дежурному офицеру штаба. И так по всем частям. У новой системы был очень сильный раздражающий сигнал, когда ее включали. Поэтому услышать ее должны были даже мертвые, и поднимать по тревоге солдат. Вот и тут мы включали и выключали стойку, показывали, как это все работает и куда надо нажимать в ответ дежурному. Краем глаза я увидел, что на плацу какой то «кипишь». Солдаты медсанбата из разных уголков бежали в центр плаца с автоматами вместе с медсестрами. Я решил выйти посмотреть что происходит, как вдруг столкнулся с комбатом. Встревоженный подполковник вместе со мной влетел в дежурку и проорал: - «Что случилось»?! И тут я понял, что пока я показывал дежурному прапорщику, как работает система, Валерка подключил линию, которая вела в часть и там орала «Тревога». Я с изумлением смотрел на комбата, тот понял, что мы, что то наковыряли и повернулся ко мне. Если сердце мое ушло в пятки, то хоть на территории медсанбата и мне, в случае моего обморока, его бы вернули на место! …Не приходя в себя, и перепутав извинения с наглостью, я выпалил: - «Приказ зам командующего по связи, установить и произвести проверку системы!». Подполковник, чуть остыв, выбежал на плац и скомандовал «Отбой»! Злобно посмотрел на меня и угрожающе спросил: - « Когда ляжешь к нам в больницу связь чинить?!»…Тут уже у меня отлегло и я сказал, что постараюсь. ..Уфффф!
Мы молча шли из медсанбата и, подходя к штабу, Валера сознался: - «Я чуть со страху не обосрался!» Улыбнувшись, я ответил: - «Готовься, возможно, это не последние твои какашки, тебе еще служить и служить!». А сам то, тоже прилично струхнул. Но не мог же я показать своему ученику страх, ведь мы – «Короли связи»!
Вернулись все наши ребята из отпусков. Капитан наш – молодец, как обещал, весь призыв отпустил домой. Но мы и отрабатывали по полной. К нам на АТС перевели молодого сержанта из «учебки», Ваську Улинца с Украины. Зуич с Закиром вздохнули с облегчением, так как только им не поставили толкового ученика, и они начали волноваться, кому передавать в будущем знания и навыки. Серик Есенов, прошел курс молодого бойца, принял присягу и только начинал службу у нас. Вася же отчучился, как и мы в свое время, полгода в «учебке», где готовили на сержантов. И хотя у Васьки было звание, но считался еще «молодым», поэтому в батальоне в строю, в столовке, на построение он был за старшего, но тут на станции, иногда получал подзатыльника. Слишком уж «шубутной» был и когда говорил, впопыхах, то мы мало его понимали. Вбегает на АТС и спрашивает: - «Футюх, футюх, кто видел, где футюх?» Как тут догадаешься, что он утюг ищет. Поэтому ржали над ним мы с Зуичем и «отец» Тажибаев. А так у нас была дружная команда, мы могли друг друга подменять на станции, на коммутаторе. К тому же из нас никто не курил. Раз в месяц курящим выдавали сигареты «Северные», а не курящим по полторы пачки сахара. Поэтому мы частенько баловались чайком. Тем более, если были «повреждения» связи в пекарне, то и с мягким душистым белым хлебом. Наши ученики втянулись в службу и так же делали отчисления будущим дембелям от своей зарплаты. Я забрал у Юрки Стрелкова часы с приемником, которые мы привезли с ним из отпуска, и вместе со своими отдал ребятам на «точку», что бы те продали чехам перед новым годом.
Я сидел у радистов в комнате, которая находилась в дальней части узла связи, и слушал в свободных наушниках радиостанцию, по которой лилась в уши западная музыка. Время шло к ужину. Вдруг в штабе погас свет. Вскочив, я побежал через узкий коридор во двор к дизелю. Наши ребята из комнат «зас.телефона», «зас.телеграфа» начали вальяжно выходить в коридор, открывая двери, которые перекрывали узкую часть коридора. Сначала послышался первый удар, крик-матюк, потом второй удар, крик-матюк! Подбегая к дизельной, проход к которой находился между деревом черешни и гаражом, мой лоб в темноте получил третий удар! Оказалось, что ученик Валера уже вбежал в гараж, оставив полуоткрытой дверь. Уже завел дизель и метался, не помня, что дальше надо делать. Я с разбитым лбом влетел туда и переключил рубильник, подав в штаб свет. Уложились в минуту, как положено, но шишка на лбу увеличивалась все больше и больше. Я со злостью выговорил ученику, что я о нем думаю, сообщив, что он у меня будет днем и ночью тренироваться отрабатывать операцию «Дизель»! Мы поднялись на узел, ребята «засовцы», перематерившись, закрылись в своих комнатах и стали «менять» секретные «ключи» (так положено по положению). Это значит надо перенастраивать всю аппаратуру и устанавливать связь с новыми данными, исключая возможно очередную диверсию. Когда все успокоились, и они вышли опять в коридор, то увидели сияющую шишку на моем лбу. Я собрал всех, зло пригрозил им, приказав в следующий раз при отключении света, не выходить сразу в коридор и не открывать двери, так как я могу там бежать в кромешной тьме, как сегодня. Все сначала посмотрели на меня с сожалением, а потом дружно рассмеялись вместе со мной. Чехи дали свет, Валерка сбегал в гараж и переключил рубильник. Я пошел опять к радистам и только присел, как вдруг опять чехи выключили свет. На узле была тишина, наши боялись выходить из комнат, но и я на всякий случай не побежал по коридору, зная, что Валера на этот раз заведет дизель, и даст спокойно свет в штаб. Из дежурки вышел наш прапорщик Крупчук, где стоял маленький телевизор, по которому шел хоккейный матч, и уже он с матюками сообщил, что это наши Чехам забили очередной гол и те - уроды, нам сразу выключают свет!
В то время шла ожесточенная хоккейная война. Наши рубились постоянно с чехами, и почему то сильнее, чем с Канадцами. И так как наши им чаще забивали, те в отместку выключали нам свет. И мы уже к этому привыкли. Жалко было ребят, которым постоянно приходилось перенастраивать аппаратуру.
Глава 18. Чехословакия – Последний Новый год.
Мы, как положено, купили фото-альбомы, и начали их потихоньку оформлять к дембелю. Фотографировались не часто, но фотографий хватало, и я помогал Закиру с Зуичем разрисовывать картинки на кальке (вставыши в страницы альбома). Постепенно приобретали вещи на дембель. Особым шиком считалось достать, где то, фирменные джинсы. Собирали деньги со всех, и мы с молодым напарником шли в город по магазинам «восстанавливать» связь в комендатуре или трибунале.
К новому году я дал задание Витьке Зуичу достать фотовспышку. Фотоаппарат достать проблем не было, но им можно было снимать только днем на улице, а в казарме получались темные снимки. И вот как то нам принесли вспышку на АТС для восстановления. Зуич сообщил хозяину, что есть с ней сложности в ремонте, постарается починить и отдать после нового года. Хотя в ней ничего сложного не было. Мы разобрали с ним коробку. В ней перегорел конденсатор и надо было просто заменить его на аналогичный. Зуич покопался в своих закромах и достал, как я потом понял, мощный «кондер». Задача конденсатора - накопить энергию и при срабатывании затвора вспухнуть, отдавая свой разряд и освещая пространство перед фотоаппаратом. Я держал тонкие провода, а Витька старался подпаять концы паяльником. Как только операцию завершили, включили вспышку в сеть заряжаться, что бы проверить, не перепутали ли мы полярность. Зуич взял отвертку, предложил мене спрятаться за телефонной стойкой, так как разряд обещал быть сильным. Я прыгнул за стойку и стал подозрительно выглядывать. Но поднеся отвертку к контактам и замкнув их, ничего не произошло. Зуич посмотрел на меня, посмеялся и сообщил, что мы перепутали полярность, так что ничего страшного. Я сел, взялся за концы, и мы перепаяли концы провода. Забыв, что вспышка была включена и уже зарядилась, Зуич сунул отвертку меж контактов и тут произошел взрыв! Я помню только то, что сидел, а теперь уже лежал на стуле ногами к верху. Витька стоял испуганный с трясущимися руками, и только большие его уши шевелились, указывая, что он еще живой. …Но зато вспышка на новый год у нас уже была! Осталось собрать приемник к празднику и попросить у прапорщика в прокат гитару.
Как полагается в армии, каждому будущему дембелю давалось значимое задание, или как мы называем – «дембельскй аккорд». У меня была одна задача - упорядочить все лини связи и отобразить в журнале схемами. Что было не реально, но большую часть я оформил, остальное будет доделывать мой сменщик. Зуич был самым, самым мастером по электронике, поэтому ему поставили задачу разработать электронную открывалку входных дверей узла связи. Что бы только свои могли с ней заходить. Дежурным прапорщикам постоянно приходилось спрашивать, кто к нам идет по радио, и выбегать в узкий коридор проверить, кто зашел. Это сейчас мы открываем и закрываем двери машин «дистанционкой», а в 1980 году это надо было придумать и осуществить. Зуич долго мучился над этой задачей, но дело продвигалось. Маленькую радио-схему мы умудрились засунуть в футляр из под зубной щетки. Туда как раз входила батарейка «Крона». Приемник установили в двери и проводили тестирование. Нажимая на микро кнопку футляра, замок срабатывал и открывался, но только с очень близкого расстояния, что не устроило бы начальство. Тесты продолжались.
Как то нас вызвали к самому генералу, командующему дивизией. После ремонта его кабинета перестала срабатывать сигнализация. Мы с Зуичем ползали по кабинету, икали концы под коврами, под плинтусом, ковырялись в системе, но сигнализация не работала. Я не знаю, сколько бы мы еще искали причину неисправности, но тут генерал заулыбался и мило нас спросил: - «Что не получается найти причину?» Мы смотрели на него и выглядели беспомощно. Но и боязни не было, так как кроме нас никого бы не допустили к этой операции. Но секрет сигнализации мы пока что не могли раскусить. Он, видимо, сжалился над нами, достал свой ключ от двери, вставил в замочную скважину и повернул им. Посмотрел еще раз на нас и на сигнализацию, но она не сработала. Тогда он открыл нам секрет фокуса. При замыкании замка, цепь должна замкнуться и сигнализация должна включиться. Но в данный момент это не произошло. Мы переглянулись с Витькой и припали: он к замку, а я к приемному косяку замка. Увидев внутри механизма слой белил, я понял, в чем дело. Штукатуры забрызгали контакт соединения краской. А так как краска в Чехословакии была латексная, а не голимая наша советская штукатурка, то контакт плотно был зашлепан. Я «поширкал» отверстие концом отвертки до появления металла, и при новом закрытии замка сигнализация включилась. Мы посмотрели на генерала, тот ухмыльнулся и уже серьезно обратился к нам с просьбой, что бы об этом никто, кроме нас не знал и пригрозил пальцем.
Закиру дали задание встроить в телефон АТС, по которому нам звонили, динамик. Вместе все поколдовали над этой задачей. В результате махинаций получилось так, что кто нам звонил на станцию, мы слышали голос абонента еще до того, как мы брали трубку в ответ. Это было очень удобно и прикольно. Например, когда в холод я забирался в когтях на столб, и дул пронизывающий ветер, то подключившись своей переносной телефонной трубкой к линии, я давал вызов на станцию и кричал, что бы скорее брали трубку. Зуич или Закир слышали мой крик и бежали сразу к телефону выполнять мои указания, пока я не примерз к столбу. Один раз это спасло меня от очередного падения.
Ученик, Валерка устанавливал систему оповещения в соседней части, а я на лестнице взобрался на подоконник второго этажа химбата. Мне чуть не хватало дотянуться до распределительной коробки. Я встал на «носочки», пытаясь дотянуться рукой, но лестница из-под ног «поехала», и плюхнулась на землю. Я так понимаю, что должен был полететь за лестницей вниз, но успел руку сунуть в пучок проводов, которые лежали вдоль подоконников. Хорошо, что на мне был бушлат, так как провода врезались мне в согнутую руку, и я повис на них. Никого в округе не было. Мои крики по ту сторону казармы никто не слышал, так как был день, и все находились на отработках задания, или еще фиг знает где, раз никто не откликнулся. Рабочая сумка с полевой трубкой висела у меня на плече. Но что бы достать ее, надо было отпустить вторую руку и не «шмякнуться». Не помню, сколько я провисел и выкручивался, пытаясь кончиками сапог цепляться за стенку здания, но умудрился достать трубку. Из-за резкого рывка в одном из проводов, где находилась «скрутка» (место соединения разрыва проводов изолентой) оголились концы. В акробатическом угаре я подсоединил провода своей трубки «крокодильчиками» и набрал номер нашей АТС. Не дожидаясь ответа, заорал в трубку, чтобы кто ни будь, быстро мне ответил, иначе мне капец. В трубке раздался запыхавшийся голос Закира. Я успел прокричать, что повис с наружи химбата, и пытаюсь не прощаться с жизнью! Закир бысто, позвонил хибатовцам, сообщив, где я и что со мной беда. Силы мои были на исходе, но из соседнего окна показались две головы солдат. Они попросили еще чуть потерпеть, и немного погодя, один из них уже поднимал к моим, трясущимся от усталости ногам, лестницу. А я подумал, как вовремя мы придумали наш телефон с динамиком!
Глава 20. Чехословакия. Празднование Нового года.
Мы не стали забирать половину получки у своих сменщиков, а предложили на них накрыть стол в казарме в новогоднюю ночь. Я договорился со знакомым прапорщиком с гитарой. Вспышка для фотоаппарата с приключениями, но у нас была. Жалко ребят, которые оставались на смену в ночь. Но для них мы не пожалели всяких сладостей, печенья и газировки, что бы они не так грустили. 31 декабря была среда, поэтому для нас был обычный рабочий день. Дневная смена, выспавшись после ужина, заступила в ночь на дежурство. Я не пошел с основным составом на ужин, так как наш капитан, на полном серьезе, попросил меня проверить аккумуляторную и состояние дизеля. Почему то статистика прошедших лет новогодних провокаций не позволяла расслабиться. Я завел дизель, он работал как часы. Пожелал доброго нового года Закиру и побрел в городок.
Но пройдя 200 метров, услышал крик, на который обернулся. Размахивая руками, меня догонял Гришка с комендантского взвода, дежуривший на проходной в штабе. Он подбежал и сообщил, что кто то, перебил кабель в музей, который висел над дорожной трассой. Дежурный офицер по дивизии только что обнаружил и послал за мной…. Нуууу блиииииин!!!!!!
Мы вместе побежали обратно. Не заходя в штаб, я подбежал к трассе и увидел валявшийся кабель. По нему проезжали светящиеся разными гирляндами импортные фуры, словно соревновались в конкурсе, у кого краше. На другой стороне трассы находился наш музей и финчасть, относящаяся к нашим гражданским объектам: школа, интернат, общежитие, дом офицеров и военторг. Телефоны в праздник, в пустом здании, не являлись востребованными, но там была сигнализация, сейфы, деньги, поэтому ситуация оказалась критичной. Время на часах показывало 21.00. Я побежал в штаб на узел связи. Там уже возбужденно давал команды зам дивизии по связи, подполковник Краснов, заступивший дежурить на ночь в штаб. Увидев меня, спросил: - «Есть запасной кабель, а то соединять бесполезно»? Я плечами показал, что не знаю и рванул в подвал, в аккумуляторную, где находились все кабеля. Взял самый большой рулон и потащил наверх. Достал из дизельной длинную лестницу. Закир нужен был на АТСе, что бы прозвонить линии, поэтому не было помощника. Я пытался взгромоздить на себя огромный рулон кабеля и лестницу, но у меня не получалось. Глядя как я мучаюсь, подполковник сказал, что сейчас оденется и поможет. Если бы ситуация не была такой экстренной, то я бы удивился, но тут… Гришке с КППП штаба выдали автомат и послали охранять вход в здание. Я дотащил тяжеленный кабель до КПП, где находился второй дежурный и хотел уже бежать за лестницей, как увидел нашего подполковника, который нес ее на себе. Мы прошли на другую сторону штаба, откуда кабель был подключен. Я забрался на второй этаж по лестнице к распределительной коробке. Внизу, щурясь от снежного ветра, держал лестницу подполковник Краснов. На улице мела метель и было холодно. Я отцепил старый кабель и стал подсоединять новый. Что бы перетащить его на другую сторону трассы, надо было ее перекрыть, так как светящиеся фуры шли непрерывным потоком. Смешно было наблюдать за бегающим на дороге подполковником, который махал руками и что-то кричал шоферам фур. Странно, но светящийся поток машин остановился. Я схватил лестницу и побежал через дорогу, после вернулся за кабелем. Мало было перетащить его на ту сторону, надо как то было его поднять над проходящими фурами. Взобравшись на лестницу, обернул кабель за шток флага и стал тянуть. Лестница подкосилась, и я чуть не грохнулся, но ее подхватил подбежавший Гришка, и мы стали уже вместе пытаться натягивать кабель. Сил хватило его натянуть только до высоты кабины машин. Водители фур стали недовольно возмущаться, что мы тормозим движение, но увидев в руках Гришки автомат, выбежали на середину дороги подхватили кабель, а подполковник побежал к нам на помощь. Втроем мы натянули его до нужной высоты. Проволокой закрепил его на втором этаже, завязав узел вокруг флагштока. Движение по трассе возобновилось, я подключил провода кабеля к распределительной коробке, «прозвонив» линии с Закиром на соответствие, и сигнализация заработала. На часах было 23.15. Так как кабель лежал у меня в подвале, и обтирать от пыли не было времени, поэтому в штаб возвращались три грязных поросенка. Не знаю, смеялся ли дежурный офицер штаба над пришедшим черномазым подполковником (в чем я сомневаюсь), но ребята на узле связи, увидев мое лицо трубочиста, заржали. Я бросил остатки кабеля в подвал, как потом выяснилось, порезанного диверсантами, и пошел в городок. За красиво накрытым столом сидела наша свободная смена. Увидев мой вид, уже и эти заржали надо мной. Самое обидное, что мой бушлат опять был весь в грязи. Я и так чуть ли не каждый выходной его стирал. Он был уже не естественного цвета, как летняя истертая форма, от частых «ширканий» щетки с мылом. Самое смешное было спорить с батальонными связистами, когда бушлат был сырым, что одной вытянутой рукой его никто поднять не сможет. Мало кто в это верил, но постоянно проигрывали спор, так как бушлат, набитый ватой, да еще с водой, тяжесть неимоверная!
Приведя себя в порядок и отмывшись, я присоединился к праздничному столу. Взял в руки гитару, Зуич фотоаппарат со вспышкой и мы начали фотографироваться. Но тут открылась дверь, и в казарму ввалился Дед Мороз, под костюмом которого скрывался Вовка (запевала из Свердловска). Было весело и тепло на душе. Может от того, что это последний Новый год с ребятами, ведь до дембеля оставалось совсем немного.
Глава 21. Чехословакия 1981 г. Весна.
Наступила весна. Мы несли службу. Мой напарник, Валерка уже освоил все азы премудростей связи. Ребята с «точки» продали мои кварцевые часы и приемник «Алпинист». Родители мне опять подкидывали немного денег в письмах, которые я копил на подарки и возможном возвращении домой самолетом. С напарником делали уже несколько вылазок в город по магазинам, «ремонтируя» линии прокуратуры и трибунала. Я уже заканчивал вырисовывать дембельский альбом. В Польше продолжались волнения и нам расслабляться не давали. Свиной навоз, при переходе улицы в столовую, вонял все так же мерзко! В штабе начали монтировать телестудию, которую мы курировали, прокладывали провода и устанавливали поглощающие шумовые панели. Основной работой руководил наш сержант, Васька Улинец. Он полностью освоил работу нашей телефонной станции. Несколько раз я брал его в помощь на линии в другие части и батальоны. Он так же владел информацией подземных коммуникаций. А то мы все трое: я, Зуич, Закир, как дембельнемся - что они без нас будут делать?
Основная работа, установка новых систем оповещения и тревоги была завершена. Система подключена к центральному дежурному штаба и при тревоге сигнал на нее посылался из штаба. При проверках систему запускали вхолостую, под видом «оповещения». Сирена этих стоек орала и раздражала так сильно, что дежурные офицеры и прапорщики быстро подбегали, нажимали кнопку подтверждения, что бы звук прекратился, а уши не вяли.
Как то мы пришли на завтрак в столовую. Если все служащие приходят строем, раздеваются, едят и уходят, то для нашего узла связи не предназначалось места для раздевалки. Мы обычно скидывали шинели на подоконник, ели, уходили на узел связи, а один дежурный оставался дожидаться вторую смену. Так было всегда, но на этот раз к нам подошел дежурный старший лейтенант из рембата, и пристал к нашему Ваське Уленцу, так как он был старшим из нас по званию. Офицеру не понравилось, что наши шинели лежали, вповалку, на подоконнике. Василий, как и мы все, удивился и сказал: - «А что тут такого?». Тут офицера «понесло»: - «Ты почему сидишь, когда перед тобой офицер, как с офицером разговариваешь»?! Васька встал и удивленно ему ответил: - «Так мы же в столовой!». В ответ он тут же получил удар кулаком в лицо! Мы все были в шоке от ситуации. Стояла гробовая тишина. Офицер приказал убрать шинели с подоконника, и мы ушли в штаб. Красное лицо Васьки горело от удара и от злости. Он вбежал на станцию, нашел линию связи со стойкой «тревоги» и «оповещения» дежурки рембата, встал прибором прослушивания на линию, и со словами; - «Я тебе устрою»! стал делать постоянные «вызовы». Предполагаемо, стойка орала в дежурке рембата до тех пор, пока офицеру не надоело бегать к ней и делать подтверждение. Но Васька настойчиво повторял вызовы и стойка снова, у тех включалась. Когда дежурный лейтенант устал от этого «безобразия» и как предполагалось, выключил систему из сети, а сигнал прохождения вызова перестал показывать у нас на станции, Васька позвонил нашему дежурному офицеру штаба с просьбой проверить всю систему «тревоги» и саму связь в частях для профилактики. Офицер штаба запустил систему «оповещения» по всем частям, и на его пульте стали приходить подтверждения от дежурных офицеров частей. И только с рембата не загорелась лампочка подтверждения. В это время мы воткнули прибор отслеживания на линию телефона дежурки рембата, и перевели на громкоговоритель. Дежурный офицер штаба набрал телефон дежурной части рембата и в трубку стал орать: - «Старший лейтенант, какого хера от вас нет подтверждения по проверке «оповещения»?! Почему подрываете боеспособность нашей дивизии?! Вам что, насрать на службу?! Доложите вашему командиру батальона, что вам выговор с занесением в личное дело»!!! …
Мы слушали и ржали, а удовлетворенный Васька произнес: - «Я ему отомстил»!
Ржали мы не долго, поступил вызов из медсанбата. В родильном отделении, видать опять женщины оборвали провод телефона. Валерку напарника я отправил в аккумуляторную проверять уровень емкости кислоты, а сам пошел в медсанбат, так как тут работа перчатками от кислоты, а там, в белом халате и в чистоте. Я шел вдоль трассы, остановилась машина с очередными нашими путешественниками из Союза. Рассказал им про нашу службу, они рассказали последние новости с Родины, пожелали скорейшего дембеля, и я проследовал в медсанбат. Быстро пробегая расстояние между казармой и больницей, боясь нарваться на комбата, вбежал в родильное отделение. Стандартная процедура облачения в униформу: белый халат, на ноги тряпичные мешки, на голову колпак. Еще бы очки и можно было бы припевать «Лимпопо, Лимпопо, Лимпопо!» Уже не в первый раз меня сюда вызывают и постоянно одна и та же проблема - роженицы хотят уединиться с телефоном в коридоре, благодаря проводу, который я удлинил по их просьбе. Но постоянно не рассчитывают расстояние и обрывают соединение. Я подключил телефон, позвонил на узел, сообщил Зуичу, что все работает, и скоро приду в штаб. Тут же подбежала женщина с большим животом и попросила срочно позвонить. Я отдал телефон, а сам прошел в палату к роженицам, что бы прочитать лекцию, как надо аккуратно обращаться с телефонным проводом, и не отвлекать ведущего специалиста связи на такие вызовы, подрывая боеспособность наших войск. В это время из-за дверей раздался знакомый звонкий «бряк» телефона! Я вышел из палаты и увидел согнувшуюся роженицу у подоконника. Трубку с проводом она судорожно держала в руке, а телефон валялся на полу. Я подбежал, подхватил ее и крикнул громко в палату, что бы звали срочно врачей. Прибежали сестры и дежурный врач. Женщину положили на каталку и повезли, видимо рожать. В трубке слышался крик мужчины. Я поднял ее и на вопрос, кто я такой и что происходит, сообщил, что все в порядке, ситуация под контролем и что бы он готовился стать папой!
Прошел в приемное отделение, встретил знакомого офицера хирурга. Он поприветствовал меня, спросил, когда уже я к ним приду, с какой ни будь проблемой, а то накопилось много сломанных телефонов? Я сообщил, что у меня как раз стала побаливать нога при ходьбе. Он обрадовался, предложил прийти через неделю на снимки, и побежал принимать роды.
Глава 22. Медсанбат.
Моя нога действительно начала мне доставлять неудобства. Поэтому предупредив начальство, я ушел в медсанбат на обследование. Знакомый хирург, рассматривал мои снимки, которые ничего криминального не показывали. Но в местах бокового сгиба ноги, боль у меня усиливалась. Он предложил лечь к ним в больницу, понаблюдать, посоветоваться с другими врачами, пройти профилактику. Я позвонил нашему капитану, сообщил, что меня оставляют на неопределенный срок. Наш капитан, на удивление спокойно отреагировал на мое сообщение, сказал, что бы я отдохнул, полечился, и так мол, уработался, что соответствовало действительности. К тому же до дембеля оставался почти месяц, и домой хотелось приехать здоровым. Здание больницы состояло из трех этажей. На первом приемная и родильное отделение, на втором терапевтическое, хирургическое и операционное отделение. На третьем инфекционное. Меня определили в палату, где было 8 пациентов. Ребята были из разных городков частей дивизии. Все из разных республик - полный интернационал.
Началось профилактическое лечение. Мне назначили электрофорез, магнит и уколы. Познакомился с молодыми сестричками, которые имели звание и относились также к военным. Врачи больницы составляли офицеры. Многие меня уже знали, поэтому в мою палату несли свои неисправные телефоны, которые между процедурами я пытался починить. Основная проблема поломок - выходили из строя микрофоны, которые часто портились от старения и разговоры становились плохо понятными из-за «шубуршания». Я такие сразу менял на запасные, так же как и наушники. Регулировал звонки в телефонах, одни просили сделать громче, другие, наоборот тише. Тумбочка у моей кровати напоминала частную мастерскую. Я познакомился с соседом из автобата, Саней из Кирова. Он уже неделю тут лежал с приступами аппендицита, но операцию ему пока почему то не решались делать. Понравилась в больнице столовая, а скорее всего, чем кормили. За всю армию я только тут увидел мясные котлеты, которые в последний раз ел в «учебке», и то только во время работ на мебельной фабрике (отпуск не в счет). У нас же в городке, в батальонной столовой, самое вкусное блюдо: по субботам гречневая каша со вкусом тушенки. Из супов это - уха из консервов, точнее, со вкусом рыбных консервов!
С моей ногой хирурги пока не могли разобраться, причина болей была не известна. Так же не известно, почему именно на мне сломался прибор электрофорез. Медсестра установила пластинки на марле, смоченной физраствором, увеличила мощность импульса, перевернула песочные часы и хотела уже уходить, как меня сильно «торкнуло» током! Я подпрыгнул и «токотерапия» продолжилась. Орать было не удобно (все таки передо мной молодая девушка), но терпеть уже не было сил. Я кричал «Ай, Ай, Ай!». Она смотрела с оцепенением на подпрыгивающего пациента и не знала, что делать. Только хаотичные высокие подпрыгивания помогли скинуть пластины и освободиться от пыток. В результате выяснилось, что прибор сломался, и починить его во время моего пребывании в больнице, так и не смогли. Дальше, больше. На мне сломался и прибор «магнит». Офицеры уже косились на меня, мол, надеялись на ремонт телефонов со мной, а тут несут неоправданные потери на мне!
В эти дни накалилась обстановка в Польше. Аппозиция с Лехом Валенсой грозилась свергнуть правительство, которое дружило с «нашими». Поэтому постоянно проводились проверки «Тревога!». По сигналу стоек, которые мы установили во всех частях, служащие выбегали на плац в полной амуниции. Медсестры вбегали в нашу многочисленную палату со своим обмундированием, и мы все дружно их одевали, так как они тяжело влезали в бушлаты, и много время занимало самим застегивать на них пуговицы. С большими медицинскими полевыми сумками они колобками выбегали на плац и становились в строй. Когда весь батальон был в строю, комбат давал команду «Отбой!» И это происходило почти через каждые 3 дня. Поступил приказ, который довели до нас – Если будет «Тревога», наши войска получат приказ ввода войск в Польшу, то все «ходячие» больные должны бежать в свои части, так как сам медсанбат переходит в полевой режим с выездом персонала.
Дагестанец Давид, со сломанной рукой упорно показывал на всех отработку борцовских приемов. На соседней кровати раздражали своим писклявыми голосами два молдаванина. Чаще всего мы с Саней развлекались игрой в «мандавошку». Почему она так называлась, не знаю до сих пор. Шахмат не было, домино не разрешалось, видимо, из-за сильных звуков от ударов костяшек. Но была шахматная доска с шашками. В «Чапая» и шашки играть уже было не интересно. Суть игры в «мандавошку» - надо пройти по кругу шашками по очереди, и завести свои по диагонали в центр, кто вперед. Ходы делали, бросая кубик, который был сделан из хлеба. И вот во время игры, во дворе услышали какой то «кипишь». Прозвучала команда от медсестер им помочь, и мы с Саней побежали к лифту. Оттуда помогли транспортировать больного прапорщика на носилках в операционную. Дежурные вызвали офицеров - хирургов и началась операция. В это время подъехала еще машина и из нее вынесли солдата со сломанной рукой. Его определили в нашу палату, сказали ждать врача, и после операции первого пребывшего, хирург пришел к нам. Солдат сидел, держась за руку и стонал. Хирург спросил его - что случилось? В ответ мы услышали еле понятное: - «Я пал, я пал», - «От куда ты упал?» он продолжал невнятно отвечать: - «С тридцать, тридцать третьего полка» ! ….Хирург злобно матекнулся, и приказал найти какого ни будь переводчика в соседней палате, так как наш Давид то же не понимал, что этот солдат бормочет. Раньше, мы смеялись над шуткой: парень спустился с гор в магазин и его забрали в армию, но тут, в живую увидели такого джигита. На военную технику брали, в основном, грамотных ребят, я уж не говорю про наш узел связи, но в пехоте оказывались ребята из Азербайджана, Киргизии, Таджикистана, которые плохо говорили по-русски. Я сразу подумал, что нам с Закиром и Сериком на узле связи просто повезло.
На следующий день узнали от медсестер, что прооперированный прапорщик, которому удалили аппендикс, утром опять застонал от болей в животе, и оказалось, что у него на самом деле дизентерия! Мой новый друг Саня сразу заволновался, на завтра ему все-таки назначили операцию, так как анализы были подозрительные. Утром он сам ушел сдаваться хирургам до завтрака, так как ему есть было нельзя, и к обеду коляску, с его трясущимся телом, вывезли из операционной. Я подхватил ее и отвез в палату. С ребятами Саню перекинули на кровать. Отвечать он не мог, его сильно трясло после общего наркоза. Из подробностей от сестер и от хирургов стало ясно, что еле успели, так как аппендикс стал разливаться, и операция из стандартной вылилась в сложную. Так же хирурги были удивлены величиной Сашкиного аппендикса(22 см) мол, раньше такой величины не встречали. К понедельнику Саня уже отошел от последствий операции, и мы рядом стояли утром на основном осмотре. По понедельникам при осмотре сам командир батальона обходил каждого пациента, стоящего возле своей кровати. Подполковник в халате подошел ко мне, посмотрел мои снимки берцовой кости, потом посмотрел на меня и глаза его округлились! Он возбужденно злобно спросил: - «Халилов, и давно ты тут лежишь»?! Ему доложил дежурный хирург, что уже неделю. И тут терпению комбата пришел конец. Он проорал: - «Почему мне никто не доложил»?!! Потом еще что-то орал, из чего я понял, что теперь у меня работы прибавиться. Уже после обеда я чинил в его кабинете концентратор (телефонный аппарат с кнопками, к которому подключены еще 6 линий). После, и всю связь в целом, в самом батальоне.
К концу второй недели прозвучала очередная «Тревога»! Мы привычно одевали в бушлаты медсестер, но вбежал дежурный офицер, сообщив, что «дело - дрянь» и что всем ходячим срочно надо бежать в свои расположения. Во дворе ждали дежурные машины, которые должны были увозить больных из дальних частей. Взволнованный я побежал в штаб дивизии. В голове сверлила одна мысль: как же дембель, осталось то две недели всего?!! Даже не обратил внимания, что боли в ноге вдруг прошли. Вбежав на узел связи, увидел наших, сдающих автоматы в оружейную комнату. Выяснилось, что в последний момент, партийное руководство в Москве отменило приказ ввода наших военных сил в Польшу. И тут я вздохнул с облегчением.
Глава 23. Подготовка к дембелю.
Оставалась неделя до отправки первой партии дембелей. Самолеты в течение месяца распределялись по округам. Выяснилось, что на Урал нынче самолета не будет, а территориально ближайший, в Куйбышев, будет последним рейсом 8 мая. Это была засада, так как первый самолет летел уже через неделю, на месяц раньше в Саратов. Мы стали ненавязчиво просить начальство по возможности отправить нас первым рейсом на Родину. Это было не так просто сделать, но наш капитан проникся всем нашим дружным составом, и пообещал решить этот вопрос, хотя сам уговаривал остаться наш призыв на сверхсрочную службу. Зуич доработал систему дистанционного замка входа на узел связи. Эту электронную открывалку имели только наше руководство и мы с Зуичем. Зам ком дивизии связи, подполковник Краснов, объявил благодарность за проделанную работу, а наш капитан сообщил, что договорился отправить в первой партии на Саратов 6 человек и в этой партии были мы с Зуичем! Нашей радости не было конца, оставалось докупить вещи и подарки к отъезду.
Еще в десятом классе мы на новогодние каникулы ездили классом в Кострому и познакомились там с девчонками из Пензы. Мне, почему то понравились сразу две, а я им (возможно, гитара сказала свое слово). Наши одноклассницы, в той поездке, сильно нас приревновали, после часто вспоминали, и укоряли наших пацанов. С одной из пензенских девчонок, Cветой я переписывался. Она поступила в Саратовский медицинский институт и снимала квартиру, у какой то бабушки. Я подумал, вот будет круто, если я прилечу в Саратов и объявлюсь сюрпризом!
Как раз, случился обрыв телефонной линии в трибунале, и нам не надо было самим придумывать ложный вызов! Ребята-дембеля отдали свои деньги и список, что кому надо купить, поэтому в центр города мы пошли с моим напарником Валерой. Предварительно я позвонил на чешскую станцию оператору: - «Пани у нас не процует линка восемьдесят една чриста тры». Согласовав свой визит, мы пошли в центр города. На чешской станции в месте соединения наших двух линий (прокуратура и трибунал) одиноко торчали отключенные от клем провода. Ругаться было некогда, поэтому я просто их соединил, и мы пошли в магазины. Закупив все, что нам заказали, мы пришли в трибунал, который располагался над комендатурой. В кабинете сидела женщина офицер и с улыбкой доложила мне, что все работает и связь восстановлена. Я рассказал про козни чехов на их станции и представил моего сменщика Валеру. Она спросила, когда собираюсь домой и каким рейсом? Услышав, что лечу первым рейсом на Cаратов, она чуть не подпрыгнула от радости. Оказалось, у нее там живет сестра, и она стала уговаривать меня передать ей посылку: джинсовый материал на пошив брюк. Сначала я засомневался, так как чемодан мой был не резиновый, но ее слова, что она посодействует, что бы нас сильно не «шмонали» перед самолетом, перевесили, и я согласился. Все-таки это прокуратура. А когда я рассмотрел по письму адрес моей Светы и сестры «трибунальши», то не поверил в совпадение! Оказалось, что ее сестра живет через дом на другой стороне улицы. Бывает же такое?! Но если я в Киеве, следуя в отпуск, случайно встретил Юрку Потапова с «учебки», то уже сильно не удивлялся!
Я уже почти все купил себе, джинсы чешские из американского джинсового материала, крутые очки «акула», замшевые ботинки. Осталось только докупить сувениров. Особенно искал популярный бокал «штрафничек». Это фужер, в который наливали и заставляли пить, опоздавшего к застолью гостя. Поставить его нельзя, так как нет ножки. Опоздавший штрафник опустошал бокал, переворачивал его и болтал колокольчиком, а стеклянный шарик на цепочке, который был внутри, оповещал всех, что рюмка пуста.
До отлета оставалось три дня. Я решил пойти пораньше на обед и что-нибудь выловить съедобное из кастрюли, пока не подошла первая смена. Но на мою беду, меня остановил патруль. Стандартная ситуация: патрульный офицер придрался к моему, не застегнутому крючку воротника гимнастерки. Я весело сообщил офицеру, что осталось то три дня до дембеля, но мои слова на него не подействовали, и в сопровождении еще двух патрульных бойцов потопали в город, в комендатуру. По пути попался мой знакомый капитан из особого отдела. На голове его была повязка. Я пошутил, приветствуя его: - « Что, бандитская пуля»? Он улыбнулся и в «ответочку» мне: - « Что, Халилов, опять в комендатуру?» Я в ответ: - «Без комендатуры, как без пряников»! И мы в улыбках попрощались навсегда.
Я был раздосадован тем, что не только первым не пришел на обед, но и вообще пропускаю это мероприятие. Зайдя в дежурку комендатуры, автоматически стал снимать ремень и доставать все из карманов. Офицер патруля с ухмылкой жаловался на меня дежурному офицеру комендатуры, что, мол, я говорил: - «Комендатура это пряники, какие то!». Тут у меня расстройство прошло, и я засмеялся. А офицер комендатуры воскликнул: - «Так я его знаю - это связист из штаба с узла связи и его все равно комендант отпустит». В это время раздался звонок телефона, и он взял трубку. Разговор был такой: - «Товарищ капитан, докладываю - у нас тут Халилова привели…что?...понял!» И обращаясь к патрульному офицеру, сказал весело: - «Ну, что я говорил - капитан приказал Халилова отпустить!». Я не успел даже в камеру уйти, застегнул ремень и стал тут же собирать свои вещи. Попрощался с чуть ли не родной комендатурой, а в душе с благодарностью за знакомство с начальником комендатуры. Раз уж я попрощался с комендатурой и с обедом, то пошел по магазинам и нашел тот заветный «штрафничек». Ну, хоть тут мне повезло.
Прихватив в магазине батон с молоком, я пришел на узел связи. Наш капитан попросил построиться в коридоре, улетающих первым рейсом дембелей. Мы стали выстраиваться, ничего не подозревая. Через несколько минут он вышел из своего кабинета и объявил нам приказ о присвоении всем звания младшего сержанта! Сюрприз удался, и на наших лицах засияли улыбки. Писарь Леха пошел в кабинет оформлять назначения в военный билет и проставлять штампы. Капитан не унимался и сказал, что пока не пришьете сержантские лычки к пагонам, в казарму не пойдете. Тут уж мы заволновались. Время шло к вечеру, военторг мог закрыться. Я побежал в магазин за заветными желтыми тесемками и обнаружив, что их нет в продаже, еще больше расстроился, но взял себя в руки, и смело пошел в кабинет начальника военторга. Объяснил ему ситуацию и попросил помочь. Не зря же я и ему установил отдельную прямую телефонную линию. Он сам вышел в магазин, подошел к девушкам, что то шепнул и те убежали в кладовку. Немного погодя Капитан подошел ко мне, протягивая желтую ленту и сказал, что это мне подарок за службу. Мы пожали друг другу руки, он пожелал легкой дороги домой.
Я прибежал на узел связи, мы стали пришивать лычки к погонам гимнастерок и «парадкам». Пришлось задержаться на ужин. Вечером на этаже, выстроился батальон связи на вечернюю проверку, мы строем прошагали мимо них в новом звании, слыша вздохи восхищения.
В «парадке» и встали в строй, как обычно. Дежурный лейтенант, проходя мимо нас, спросил грозно: - «Почему мы не по форме одеты»? Не успели ему ответить, как по всему этажу пронеслось в громкоговоритель: - «Дежурного лейтенанта по части срочно в комнату дежурного к телефону!» Лейтенант побежал в дежурку, а из казармы вышел Зуич с широкой улыбкой и похвастался, что это он позвонил в дежурку батальона связи. И тут мы заржали!
Глава 24. Дембель.
Мы вшестером: я, Зуич из Липецка, Закир из Ташкента, Вовка Кировский, Серега с Ферганы, Серега Спиридонов ижевский, стояли в «парадках» последний раз на узле связи. Нас пришли проводить наши прапорщики Сероов, Крупчук, подполковник Краснов. Капитан Кононенко уговаривал все-таки остаться на сверхурочную службу, но мы хотели домой. Открыли свои чемоданы, прапорщики проверили содержимое, что бы быть спокойными, если начнут «шмонать» «особисты» перед самолетом и им не попало. Мы попрощались с ребятами, и пошли во двор залезать в кузов нашего «ГАЗ- 66». На днях я забежал в гости к директору школы и попрощался с землячкой. Она сожалела, что я демобилизуюсь, но пожелала доброго пути, а за ней будет присматривать наш пермяк Валерка Ширинкин.
В аэропорту города Пардубицы стояли большие солдатские палатки. Мы с капитаном проследовали в одну из них. Он достал свой толстый портфель и вынул из него по бутылке чешского пива! Мы обрадовались и с опаской смотрели по сторонам. Но «кэп» успокоил, сказал не «дрейфить» - мол, он тут главный! Было довольно холодно и пиво не добавляло тепла внутри, хотя расслабленность наступила. Особенно это было видно по капитану. Его подозрительно с бутылки развезло, и он начал нас хвалить. Говорил, гордится, что с нами служил и опять просил остаться. В это время приехала вся основная группа дембелей. Они встали в очередь для прохождения через палатку, где находились служащие особого отдела. У «особистов» стоял огромный короб, и как мы поняли, они должны были его забить запрещенными для вывоза вещами или предметами. Мы на минуту испугались, но наш капитан сказал, что все предупреждены и нас «шмонать» не будут! То ли наше руководство договорилось, то ли та офицерша из трибунала вспомнила о своей посылке и похлопотала за нас, но мы вздохнули с облегчением. Постепенно коробка «особистов» стала быстро наполняться. Я не помню перечень, что нельзя было провозить, но нас уже это не касалось. «Ту 150» с новобранцами прилетел вовремя. Я вспомнил, как мы прилетали из Свердловска в минус 25 градусов полтора года назад. Мы попрощались с нашим капитаном, и пошли на посадку. Из самолета выходили новобранцы, а мы в общем порыве кричали им: - «Вешайтесь!!!»

В 22.00 вечера самолет приземлился в Саратове. Мы тепло попрощались с ребятами, и пошли покупать билеты в разные точки страны. Я купил билет на прямой рейс до Перми на 5 часов утра. Автобус довез меня до улицы, где жила моя знакомая девушка. Сначала я отнес посылку сестре офицерши с трибунала. Вот было у той радости! Отказавшись от угощений, я перебежал улицу и пошел к Свете. Она была не в курсе, и я надеялся, что сюрприз удастся. Нажал на кнопку звонка, за дверью кто то зашевелился. На вопрос: - «Кто там»? я несколько раз сказал «Я». И с четвертого раза, услышав мое имя и фамилию, не веря в происходящее, открыла дверь. Мы обнялись и долго не могли заговорить от неожиданной встречи. Хозяйка съемной квартиры слегла в больницу, и Светка хозяйничала одна. Поэтому я пожалел, что решил устроить сюрприз. Можно было и не спешить домой. Но билет был на руках, и я видел радостные и расстроенные глаза Светика одновременно. Мы не виделись с той встречи больше 3 лет, но уже изменились. Она еще больше похорошела я, надеюсь, возмужал. Мы без остановки говорили, она про свою студенческую жизнь, я про армию. Но время бежало, а в их микрорайоне трудно было поймать такси, поэтому мы на последнем автобусе уехали в аэропорт, и до пяти часов продолжали общаться. Как не жалко было с ней расставаться, но надо было лететь домой. Мы обнялись, расцеловались, потом опять обнялись, она прослезилась и долго смотрела в след отъезжающему автобусу, который увозил меня к трапу самолета. Лайнер взял курс домой, где не ждали меня так рано, но сюрприз опять удался!
PS.
Если кто-то говорит, что армия – это страшная и трудная штука – я скажу, что это не так. Два года службы в Советской армии – это два самых интересных и увлекательных года службы, которые с теплом в душе буду вспоминать всю свою оставшуюся жизнь!