Глава 7. Урок политграмоты.

"7-я глава из книги "Сквозь три строя". Раскулаченный крестьянин, высланный в Сибирь в 1931 году, рассказывает "свежей" ссыльной из Прибалтики, в 1941 году, о реалиях жизни в колхозе".
Глава 7. Урок политграмоты.
Вечером в избе собралась масса народу: изба Дороховых всегда служила местом сборищ. Те, кому случалось бывать на "конном дворе" (иными словами, почти все) заходили сюда покурить, послушать новости и свежие сплетни. На сей раз всем хотелось посмотреть на ссыльных, прибывших из "большого города". Мама, миловидная женщина 38 лет, удостоилась особой чести: решено было называть ее по отчеству, хотя это принято в обращении к пожилым и уважаемым людям.
- Как отца-то звали? – таков был первый вопрос.
Покойного дедушку звали Элиас (Элиягу) Михаэль. Мама сочла, что второе имя местным крестьянам легче будет усвоить. "Михаил", - сказала она, изменив имя на русский лад.
- Значит, ты у нас будешь Михайловна, - было решено сразу. Так маму называли на протяжении всех лет нашей жизни в поселке.
Незваные гости заняли все лавки вдоль стен, а мама сидела впереди их на третьей лавке. Кому не хватило места на лавках, те сидели на полу; русские квартиранты – на своей койке, а один из хозяев – на русской печи. Мама – в центре. Я вертелась среди всей этой публики, старалась ловить каждое слово. Местным жителям было любопытно узнать о нашей жизни "там", а мама интересовалась образом жизни здесь.
Она рассказала кратко о торговом доме, которым владела, о нашей квартире, о ночи, когда нас вывезли из дома, о муже, которого отделили от семьи и увезли неизвестно куда. "И вот я оказалась здесь с двумя детьми и не знаю, что делать и с чего начать", - закончила она свой рассказ.
Присутствующие были ошеломлены описанием нашей прежней жизни. Затем один из мужчин, казавшийся более интеллигентным, чем другие, начал свой рассказ.
- Вам повезло, - сказал он, к изумлению мамы. – Вас привезли на заселенное место. Есть поселок, есть дома, есть дороги. Мы тоже ссыльные. Десять лет назад нас привезли прямо в тайгу, в снег – дело было зимой, вы еще увидите, что такое сибирская зима. Ни дома, ни колодца – ничего. Мы долбили мерзлую землю, строили землянки, сверху покрывали их ветвями и снегом. Так прожили первую зиму. Все дети и старики умерли, не выдержали.
- Что, и вы тоже ссыльные? С каких пор? Откуда вас выслали?
- Из Расеи, откуда ж больше ("Расея", а не "Россия" – так среди сибиряков принято называть европейскую часть СССР). Когда? В 1931 году, когда стали создавать колхозы.
- Но почему? Чем вы занимались до высылки? Мы были буржуи, это понятно, но вы?..
- Крестьяне мы, земледельцы, что там, то и здесь. Слово "кулак" слышала? Так вот, мы были кулаки. Это как буржуи, только в деревне. До колхозов у каждой крестьянской семьи было свое хозяйство, и у нас были более богатые хозяйства. Мы не пьянствовали, как другие, не ленились, трудились, как в Писании сказано, в поте лица своего. Наш труд дал плоды. У кого была лошадь, а то и две, несколько коров, добротный дом, удобренные и обработанные поля, тот кулак. Он мешает строить социализм. Враг народа – в точности как вы.
- Как же вам удалось построить здесь дома?
- Пришли начальники, спросили, согласны ли мы основать колхоз. Мы, понятно, сказали "да", выхода-то другого не было. С весны власти начали помогать нам в устройстве. Очертили площадь, отведенную для колхоза. Разрешили рубить лес и строить дома. Привезли инвентарь для работы в поле, скотину. Когда колхоз встал на ноги, его обязали рассчитаться с государством за оказанную помощь.
Мама была ошеломлена. Мне тоже трудно было переварить услышанное. Все это настолько отличалось от розовой картины, которую я привезла из Риги в своем воображении…
Женщины шептали Николаю (так звали рассказчика), чтобы поостерегся. Чтобы не высказывался "против властей". Кто-нибудь может донести, и тогда бед не оберешься. Он кивал в ответ: дескать, знаю. Он не давал никакой оценки тому, о чем рассказывал – не хвалил и не хулил.
Мама хотела узнать, что представляет собой колхоз. Можно ли прожить на зарплату от работы в колхозе? Единственная ли это форма советского сельского хозяйства?
- Сельское хозяйство имеет две формы – совхоз и колхоз. В совхозе все принадлежит государству, а крестьяне работают, как рабочие на заводах – получают зарплату. В колхозе все принадлежит нам, то есть коллективу. Зарплату мы не получаем. В конце сельскохозяйственного года, осенью, после выполнения наших обязательств перед государством, подсчитывают, что осталось, и делят между членами колхоза, согласно числу выработанных ими трудодней.
- Значит, деньги вам вообще не платят?
- Насколько мне помнится, только один раз мы получили немного денег. В тот год был особенно большой урожай.
- Что же получают в обычный год?
- В основном муку, чтобы печь хлеб. Ну, еще немного овощей, капусту, например. Другие овощи нам не нужны, мы выращиваем их на своих огородах.
- Значит, вы работаете круглый год за хлеб и немного капусты?
Николай вздохнул и ничего не ответил.
- А что это за обязательства перед государством?
- Государство облагает колхоз налогом. Этот налог мы платим не деньгами, а продукцией. К примеру, у колхоза есть молочная ферма, есть свинарник, но все, что производится там, идет государству. Нам от этого ничего не достается. Часть зерна тоже нужно сдавать государству. Это называется "госзакупками", но на самом деле все отдается даром. Цены по закупкам колхоз получает такие, что об этих деньгах даже говорить не стоит.
- Если так, то зачем вы держите молочную ферму и свинарник?
- Государство обязывает. Горожанам нужно молоко и мясо, да и хлеб тоже. Кто даст, если не мы?
- А что вы делаете, когда вам нужны одежда, обувь и другие вещи, которые надо покупать за деньги?
- Продаем что-нибудь из наших личных хозяйств. Все мы держим коров, выращиваем телят, свиней, кур. Правда, и из этого часть надо сдавать государству, но все же что-то остается. Вот и вы будете покупать у нас продукты. Раз в неделю, по воскресеньям, в Парабели действует "колхозный рынок", мы там основные продавцы.
Когда мама выразила надежду, что ее муж вскоре присоединится к семье ("они ведь обещали!"), крестьяне отнеслись к ее словам скептически. Не обращая внимания на предостерегающие знаки, Николай рассказал, что в 1937 году в поселок пришли сотрудники НКВД и арестовали группу мужчин, считавшихся "активистами". Ни один из них не вернулся. Никто не знает, куда их увезли и какая судьба их постигла.
- Что это значит – активисты?
- Это были люди грамотные, иногда они выступали на собраниях, иногда писали какую-нибудь жалобу. Короче говоря, они были немножко активнее, чем другие.
Мама осталась после этой беседы не очень ободренной, мягко говоря.
На следующий день в поселок прибыл комендант из Парабели. Он велел местным мальчишкам обойти всех новых ссыльных и объявить им, чтобы собрались возле клуба.
У клуба было высокое крыльцо из пяти ступенек. Комендант стоял на верхней ступеньке, а внизу, возле крыльца, толпились женщины с детьми. Он возвышался над нами; это подчеркивало его высокое положение, в отличие от нашего, приниженного.
Он зачитал официальный документ – постановление "тройки" о нашей высылке сроком на двадцать лет. Затем объяснил, каков наш гражданский статус: мы ссыльнопоселенцы. Пункт, согласно которому "тройка" решила выслать нас, гласил: "лица социально опасные".
Между прочим, у крестьян, которых выслали сюда в 1931 году, был другой гражданский статус – спецпоселенцы. Их называли коротким словом – спецы.
Комендант объяснил, что все мы подчинены комендатуре. Комендатура со своей стороны подчинена НКВД. В комендатуре три коменданта: главный (он сам) и два его заместителя. Приказы каждого из них обязательны для нас.
Нельзя покидать место поселения без разрешения комендатуры. Без разрешений можно ходить в ближайшие деревни, в радиусе десяти километров. Чтобы удалиться на большее расстояние, нужно получить разрешение от комендатуры. Взрослые обязаны работать – не обязательно в колхозе, можно работать и в Парабели или в другом поселке.
Он раздал женщинам листки, заменяющие удостоверения личности. На них значились имя, отчество, фамилия, гражданский статус, пол, дата рождения, место рождения и место поселения. Всем взрослым, начиная с шестнадцати лет, надлежит раз в месяц являться в комендатуру для "регистрации" - проверки присутствия.
Когда он кончил свои разъяснения, женщины начали кричать:
- Где наши мужья? Когда они вернутся к своим семьям?
Комендант ответил, что он отвечает только за группу, прибывшую на пароходе. У него нет никакой информации о тех, кого забрали по дороге.
- Вы можете послать запрос в комиссариат внутренних дел в Москве. Может быть, вам ответят, - сказал он не очень уверенным тоном.