ОТРОЧЕСТВО В СТАЛИНСКУЮ ЭПОХУ (часть 1)

Сентябрь 1939- сентябрь 1945 (возраст 9-15 лет)

Часть 1 (возраст 9-12 лет)

В 1939-40 гг я учился в 3 классе Скраглёвской СШ Бердичевского района. В этом селе нашу семью поселили в маленькую комнатку школьного двухквартирного дома под шифером, возле которого плодоносили несколько вишен и черешня. Наша комната плохо отапливалась, поэтому на стенах зимой был иней. Зато впервые здесь появился настольный радиорепродуктор, сообщавший о ходе войны СССР с белофинами и о разделе Польши согласно пакту Молотова-Риббентропа (пакт тогда был засекречен).
В соседней большой комнате жила фельдшерица с дочкой (дочка на пару лет моложе меня).  С этой девочкой изредка я играл в доктора (девочка, подражавшая матери) и пациента (я).
В школе учился я успешно, однако на почётной доске отличников за 3-й класс меня не оказалось, я это увидел и расплакался. Классный руководитель заметил мои слёзы (я сказал ему причину) и, чтобы меня успокоить, оформил мне похвальную грамоту. (Впоследствии я получил  такие грамоты за  4-й, 7-й и 8-й классы, но уже не выплаканные, а заработанные).
Летом 1940 г произошёл небольшой несчастный случай. Гуляя с моим дружком, сыном директора школы Аликом, по дну высохшего озера, я нашёл ржавую металлическую трубку (типа комнатной водопроводной длиной, примерно, 30 см) и затеял дурацкую игру:  правой рукой с   зажатой в кулаке трубкой я  замахивался и, выпустив из кулака трубку (за спиной, незаметно для Алика).  изо всей силы "ударял" Алика воображаемой "трубкой", при этом Алик очень пугался. Но этот фокус не удался: я забыл бросить за своей спиной трубку, и реальная трубка ударила Алика, оставив возле шеи гематому размером с куриное яйцо. В связи с таким нечаянным моим хулиганством, отец Алика пришёл к нам домой и поскандалил с папой. После его ухода папа сильно побил меня ремнём по попе (это был единственный случай, когда меня наказал отец).
Приятными в Скраглёвке были два события.
1.Однажды я  с мамой и соседкой пошли в лес по грибы. Женщины  собирали грибы, а я бродил по лесу и "постреливал" пистонами из игрушечной (купленой в магазине) винтовки.  Вдруг нас "атаковала" рота солдат, которые перебежками (легли-встали, легли-встали)   приблизились к нам.  Но дальше они  долго не двигались, несмоторя на приказы командира, и таращили глаза  на молодых симпатичных маму и соседку. Женщины в ответ им улыбались.
2.В школьном актовом зале я второй раз в жизни видел кино. Это был фильм "Новый Гулливер", призведший на меня сильное впечатление. Кажется, я поверил, что лиллипуты-куколки были настоящии живыми человечками.
Бытовые подробности я забыл (чем питались, где что покупали и т. п.), тем более, что родители не заставляли меня что-либо делать не только в быту, но и в учёбе,   я делал только то, что хотел, поэтому вырос "белоручкой". Удивляюсь, как я впоследствии закончил химфак университиета, да ещё с отличием, ведь мне приходилось делать руками много лабораторных опытов,  позже я кандидатскую тоже делал руками (и головой, разумеется!),  но докторскую уже делали мне мои ученики, и лишь на пенсии я научился делать мелкую бытовую работу, вроде походов на рынок, мытья посуды и приготовления простой еды.
Далее - переезд в село Журбинцы того же Бердичевского района. 
Запомнился мне 1940 - 1941 учебный год в Журбинцах. В школе мои дела шли хорошо. Четвёртый класс я закончил с похвальной грамотой, и мой классный руководитель благодарил меня за то, что я помогал ему выпускать стенгазету. Весь год вплоть до 21 июня сорок первого был для меня сплошным праздником. (Кроме несчастного случая, когда я попал под сани со льдом, с благополучным исходом, об этом я уже писал). 
Однажды отец с ученическим хором, которым он руководил, собрались в райцентр Бердичев на конкурс песни. Меня отец не хотел брать с собой, несмотря на мою просьбу. Но девочки-хористки спрятали меня под своими юбками в автобусе и я поставил отца перед фактом моего секретного приезда. Было весело. Хор выступил отлично, и я гордился своим отцом.
В Журбинцах был летний военный аэродром. Я часто любовался стоявшими на зелёном поле блестевшими при солнечном освещении серебристыми птицами-самолётами, или выбрасываемыми летящими на километровой высоте «кукурузниками» парашютистами.
Я подружился с живущей по соседству моей ровесницей, дочкой майора-лётчика. Мы вдвоём ходили на луг собирать цветы, и в саду лакомились смородиной. Майор возил нас в легковой автомашине на аэродром смотреть кинофильмы. У меня были такие ощущения, как будто я катался в космическом корабле (автомобиль тогда в деревне был большой редкостью). Но вечером 21 июня 1941 года, во время просмотра фильма "Степан Разин", вдруг погас свет, майор привёз меня и свою дочь домой, а наутро мы узнали, что началась война. Через неделю в воздушном бою майор был ранен, выпрыгнул с парашютом и попал в госпиталь. О дальнейшей судьбе его семьи мне не известно.
В первые дни войны немцы бомбили Бердичев, и нам были видны на горизонте чёрные клубы дыма, это горели сахарный и кожевенный заводы в Бердичеве. Мимо окон нашей квартиры иногда проезжали фуры, гружёные мешками с сахаром-рафинадом или  толстыми кусками подошвенной кожи, это шустрые крестьяне везли награбленное на горящих заводах добро.
Впервые я увидел немецких солдат, примерно, через месяц после начала войны. Они приехали на мотоциклах в село и требовали, от жителей "масльо и яйки".  Вскоре после начала войны мы переехали из частной квартиры в большое помещение школы, которая пустовала, и там позже разместился также отряд офицеров, может быть, на отдых. Я завидовал их шикарным чёрным легковым автомобилям. В то время немцы были «добрые», поскольку их армия молниеносно продвигалась вглубь СССР, почти не встречая сопротивления со стороны Красной армии, забирая в плен сотни тысяч советских солдат и офицеров.
Помню такую сцену. Во дворе школы  красивая девушка (возможно, учительница) в корыте стирала бельё. К ней подошёл офицер, стал с противоположной от девушки стороны корыта, и нахально таращил глаза на девушку, на её полуобнажённую грудь. За этой парой наблюдали несколько жителей ( в том числе и я), и несколько офицеров. Вдруг девушка нам тихо сказала "посмотрите, что сейчас будет", схватила из корыта, подбросила высоко мокрую рубаху и, будто нечаянно, окатила немца с ног до головы мыльной водой! Мы были в ужасе, но стоящие неподалёку офицеры расхохотались, а мокрый офицер что-то пробурчал и отошёл подальше от весёлой девушки.  
Зато при отступлении немцы были злые и жестокие. Вскоре мы уехали из Журбинец в село Большая Пятигорка, тоже возле Бердичева, а в конце войны мы узнали, чо немцы до тла сожгли Журбинцы (они так поступали с каждым селом, в котором партизаны убили хотя бы одного немца, возможно, это произошло и в несчастных Журбинцах).
Перед отъездом из Журбинец родители послали меня в соседнее село, где жил священник, который меня крестил, и я стал христианином.
К началу 1941/42 учебного года, когда  немцы захватили почти всю европейскую часть СССР и успешно продвигались к Москве, они были настолько "добрые", что разрешили на оккупированной территории открыть школы. В связи с этим, отца вызвал начальник Бердичевского райОНО и предложил ему учительствовать в селе Большая Пятигорка. Во время этого визита я присутствовал, и видел на стене кабинета начальника большой портрет Гитлера с подписью "Гітлер-визволитель", а также плакат с фотографией тысяч советских пленных солдат и офицеров. В Пятигорской школе учебный год начался торжественно: в углу каждой классной комнаты поставили икону, и священник освятил школу.  Но, как только учебный год начался, он в тот же день... закончился без единого урока!
Папа остался без работы и зарплаты, питались чем попало, выручала нас постоянная спутница нашей семьи - корова. Помню, как в Пятигорском лесу папа косил для коровы траву, как сочная трава, в которой кое-где краснели ягоды земляники, ложилась ровными "покосами" для высыхания в сено. Я от нечего делать гулял по лесу, и оказался перед родниковой лужей размером с комнату, на "берегу" которой грелись несколько змей. По-видимому, это были ужи, но я принял их за гадюк, и стал бросать в них камни. Пару змей убил, жаль, если это были всё-таки ужики.
Вскоре родители ушли пешком в своё родное село Ярославку (примерно пол-сотни километров, никакого пассажирского транспорта тогда ведь не было), чтобы папа устроился там работать священником (очень пригодилась  его вторая профессия!), а я остался один в казённой хате ухаживать за "хозяйством" (корова, куры).  Однажды я сварил в русской печи зелёный борщ, но когда нёс на рогаче горшок с борщом от печи до стола, горшок упал и борщ вылился на земляной пол. Уборку я сделал оригинально: открыл дверь на улицу и позвал в хату наседку с цыплятами, которые  будучи такими же голодными, как я, жадно накинулись на  борщ, от которого на полу ничего не осталось.
В Пятигорке я подружился с мальчиком, моим ровесником Юрой, кажется, тоже сыном учителя, который снабжал меня ценными книгами. Благодаря Юре, я с большим интересом прочитал многие произедения Пушкина, Гоголя, Тургенева, а также Библию. Думаю, что тем самым я создал свой интеллектуальный фундамент для моей последующей успешной учёбы и работы, возможно, лучший, чем если бы учился тогда в школе.
Через некоторое время мама вернулась из Ярославки, чтобы забрать меня, и мы вдвоём, расставшись с пятигорским "хозяйством", пешком  двинулись в путь.  По дороге мы увидели подбитый танк "Клим Ворошилов", рядом с которым лежели два скелета, видимо, советских танкистов.  На подходе к Бердичеву мы почувствовали трупный запах, который доносился с места расстрела бердичевских евреев.  Когда шли по пустынным улицам города, везде летал белый "снег" - перья из еврейских подушек и перин, которые вспороли немцы в поисках золота и драгоценностей.
Пройдя десятки километров вдоль шоссе, по которому иногда ехали немецкие машины, мы, наконец, пришли во Вчерайше (7 км от Ярославки), к маминым племянницам Марии и Евдокии. Родственники  (дочь Марии Галя до сих пор живёт в этом селе) приняли нас гостеприимно, накормили, дали восможность выспаться, и через пару дней на какой-то подводе мы уехали в Ярославку.
(Продолжение следует)