О соотношении текста и музыки в вокальных произведениях

Однажды известный пианист Петр Лаул на одном из своих концертов упомянул песню Шумана «Я не сержусь», входящую в вокальный цикл «Любовь поэта», созданный на стихи Генриха Гейне. Лаул обратил внимание на несоответствие светлой мажорной тональности музыки песни тому чувству скорби, которое выражено в словах Гейне. Это несоответствие побудило меня задуматься над соотношением музыки и текста в вокальных произведениях. Какая сила побуждает композитора обратиться к стихотворному тексту? Ведь музыка сама по себе дает гораздо больше свободы для выражения чувств, владеющих ее автором. Она не так однозначно воздействует на слушателя, оставляет больше возможностей для ее интерпретации. Клеменси Бертон-Хилл пишет: «Когда один из близких друзей Мендельсона пытался навязать ему текст к «Песням без слов», композитор ответил, что музыка сама по себе несет достаточно содержания и смысла».

Музыковед Вера Галацкая подчеркивает, что «еще в творчестве Шуберта партия фортепиано сделалась чрезвычайно важным компонентом художественного целого. В романсах Шумана роль фортепиано возрастает до значения, равного голосу, а в некоторых случаях акцент перемещается в фортепианную партию, и средствами инструментального звучания Шуман передает то, что слово выразить не может». Это тонко почувствовал и выразил в фортепианной транскрипции песни «Я не сержусь» пианист и концертмейстер Алексей Герасимов: https://www.youtube.com/watch?v=_RJXmhMeGO8

Известны также фортепианные транскрипции песен Шумана и Шуберта Ференца Листа.
Попробуем дать ответ на вопрос: какая сила побуждает композитора обратиться к поэтическому тексту на примере творчества Шумана. Музыковед Григорий Ганзбург в статье «Петербургские песни Роберта Шумана» (https://proza.ru/2004/03/08-10) пишет, что «Шуман сделал этими песнями нечто совсем иное, чем авторы статей и книг о поэтессе, то, что может сделать лишь музыкант, — он первый поделился переживанием поэзии Кульман» (речь в данной статье идет о цикле песен, написанных Шуманом на стихи рано умершей поэтессы Элизабет Кульман). То есть композитор обращается к поэзии в желании выразить музыкальными средствами свое отношение к стихотворным строкам. Музыковед Ольга Лосева пишет, что «популярным этот цикл не был и не будет, но тем не менее цель, которую ставил перед собой композитор, создавая его, — познакомить с Кульман музыкальный мир — была достигнута в той мере, в какой это вообще возможно».

Также можно отметить взаимное влияние музыки и текста в вокальных произведениях. Возникает своего рода синергизм, когда музыка и слово по отдельности звучат по другому, часто более бледно. Об этом пишет Клеменси Бертон-Хилл в своей книге «Год волщебства» (Москва: Эксмо, 2019). В статье на 12 декабря, говоря о музыке Элизабет Постон и ее рождественской песне «Иисус Христос – Яблоня», написанной на слова рождественской песни XVIII века неизвестного автора, она отмечает: «Музыка Постон вливает в них новое свежее звучание». Об этом же пишет Дмитрий Благой в книге «Мир как красота», характеризуя творчество Фета: «Звук - крылья слова. Так можно сформулировать наиболее специфическое положение фетовской поэтики».