АБСУРД ПЛАТОНОВОЙ ПЕЩЕРЫ

С Е Р Г Е Й М О Г И Л Е В Ц Е В



А Б С У Р Д П Л А Т О Н О В О Й П Е Щ Е Р Ы


Миф, или притча, или легенда, или просто картинка с изображением Платоновой пещеры настолько не вписывается в сущность учений других философов, что вызывает, по крайней мере, удивление. Или недоумение. И, разумеется, возражение. Как, неужели суть данной конкретной философской системы можно объяснить так просто, и, самое главное, так наглядно? А почему у некоторых философов это не так? А почему у них это так заумно и так глубоко, и ее, эту суть, нельзя увидеть глазами, а только лишь постигнуть путем глубоких философских раздумий? Или вообще, не слишком напрягая мозги, просто поверить, что это действительно так. И действительно, как можно увидеть глазами неуловимые атомы Демокрита, из которых состоит вся вселенная? С этим утверждением можно лишь соглашаться, или, напротив, отвергнуть его, но сами неуловимые атомы увидеть нельзя. И так обстоят дела буквально со всеми философскими системами разных мыслителей, от античности, до нового времени. Сущее существует, а не сущее не существует, утверждает Протагор. Ну и что из этого, ну и где здесь картинка, ну и как это можно увидеть глазами? Аристотеля пропускаем, ибо это скорее свод неких природоведческих знаний, хоть и снимаем шляпу перед этим титаном. Чуть забыли сказать про Будду, чья нирвана, конечная и желанная цель любого существа, к которой оно должно стремиться, вообще не поддается какому-либо пониманию. И уж тем более ее нельзя увидеть. Увидеть, и даже нарисовать можно лишь круг жизней, сменяющих одна другую в процессе бесконечной реинкарнации, и это, пожалуй, единственная картинка, которая, помимо Платоновой пещеры, есть в философии. Если не считать картинки райских садов Мухаммеда, в которых, внутри полых жемчужин, вечно живут правоверные в объятиях прекрасных и многочисленных гурий. Но здесь скорее не философия, а некая иллюстрация конечного пути правоверного, следующего указаниям Пророка. Есть еще наглядные и леденящие кровь изображения ада в христианских церквах, которые вполне зримы, но они из той же категории, что и райские сады Мухаммеда. Это скорее предостережение грешникам, философии здесь практически нет. Трудна для понимания, а тем более для наглядного понимания, философия Спинозы, а уж про философию Канта вообще говорить не приходится. Наглядно представить себя «вещь в себе» невозможно. У Шопенгауэра еще заумней, и тоже без всяких картинок. А что касается Ницше, то при длительном, без перерывов, чтении его трудов, вообще можно подхватить злокачественную лихорадку. И это при том, что суть его бесконечных псевдо рассуждений постепенно вызывает отталкивающее раздражение, и не сводится практически ни к чему. Разве что его воля к власти может вдохновить какого-нибудь ефрейтора, и он решит построить тысячелетнюю империю, которая развалится через пятнадцать лет. Да еще, как-то, возможно, удастся наглядно в виде цветущего весеннего сада представить себе его «вечное возвращение», но не более того. Хотя оно и будет, как уверяет сам автор этого «возвращения», всего лишь европейским вариантом буддизма. То есть снимаем шляпу перед Буддой, а не перед Фридрихом Ницше. Наглядных изображений, иллюстрирующих суть данной философской системы, нет ни у кого, кроме Платона. Только Платон дает нам картинку чудесной пещеры, которая поражает своей аллегоричностью и глубиной, и наглядно, даже для невежд, вообще никогда не слышавших о философии, объясняет суть Платонова понимания мира. Мы еще, разумеется, забыли сказать о Нагорной проповеди Иисуса Христа, которая есть не что иное, как тоже законченная и грандиозная философская система, по своей силе и мощи ничуть не ниже всех иных, как последующих, так и предыдущих философских систем. И даже, возможно, превосходящая их всех вместе взятых. Но и здесь нет абсолютной и четкой картинки, иллюстрирующей суть этого нового учения. Ибо в Царствие Божье можно только поверить, как, впрочем, и в самого Богочеловека, проповедующего это царство. А у Платона все можно наглядно увидеть. Сила его философского гения так высока, что позволяет не только философам, но и последним скептикам и недоучкам наглядно увидеть, понять и согласиться с тем, что он говорит. Если искать аналогии в других областях человеческих искусств и науках, то Платона можно сравнить с Бетховеном в музыке, настолько он высок, нагляден и непоколебим в своих рассуждениях. Однако вернемся к его чудесной пещере.
Итак, пещера Платона. В самом дальнем конце ее, лицом к концу пещеры, сидят, прислонившись спиной к невысокой стенке, люди в оковах. Оковы у них на руках и ногах, а также на голове, так что они могут смотреть только вперед, то есть в дальний конец пещеры. Сзади высоко в вышине горит огонь, так что скованные и неподвижные люди могут видеть на дальней стене пещеры только тени от находящихся сзади предметов. Невысокая стена, к которой они прислонены спиной, служит ширмой, такой же, как ширма у ярмарочного фокусника, за которой он прячется вместе со своими куклами. Здесь действительно находятся люди, проходящие один за другим вдоль узкого прохода, и держащие над головами различные предметы, тень от которых падает на задний конец пещеры. Взятые в оковы люди, не могущие двинуть ни головой, ни другими своими членами, видят всю жизнь только лишь эти тени. И считают, что это и есть подлинный, окружающий их мир. Они не подозревают о том мире, который находится у них за спиной, где за импровизированной ширмой движутся с предметами в руках другие люди. Где в вышине у входа в пещеру горит огонь. И уж тем более не подозревают они о том мире, который находится сверху, за пределами пещеры, и где светит яркое солнце. Их мир – это мир теней на задней стене пещеры, который они и считают настоящим подлинным миром. Вот она, яркая, и совершенно понятная картинка, очень наглядно иллюстрирующая суть философии Платона, которой нет ни в одной другой философской системе. Хоть их авторам следовало бы постараться, и придумать что-нибудь наглядное для большего понимания сути и смысла излагаемых ими идей. Но, видимо, это не делается специально, чтобы придать философии ореол таинственности, и закрепить за ней славу некоей заумной науки, которую простому смертному одолеть невозможно.
Мир теней, в котором существуют скованные люди в конце пещеры – это материальный, вещный, тварный мир. Мир совершенно понятный, ежедневный, каждый день окружающий нас с утра и до вечера, и каждое мгновение представляющий нам миллионы доказательств своей подлинности. Люди так привыкли к нему, что даже не догадываются о существовании другого, более высшего мира, который находится у них за спиной, в пещере, и тем более о мире за стенами пещеры, где светит солнце. Попав туда случайно из мрачного конца пещеры, можно страшно перепугаться, и даже ослепнуть, а то и умереть от неожиданности. Мир материальный, вещный, тварный, мир дальнего конца пещеры, настолько привычен нам, что мы с недоверием относимся к словам философов о существовании другого мира. Более подлинного, более реального, и более высшего мира. Впрочем, как мы уже говорили, философы отчасти сами в этом виноваты.
Мир в дальнем конце пещеры после Платона называется теперь материальным миром, и это вроде бы нам понятно. А мир за пределами скованных в пещере людей – миром идеальным. Так что же такое идеальный мир, и почему он так называется? Мир за пределами пещеры состоит из «видов», то есть из того, что мы видим, выбравшись на свет из дальнего конца пещеры. «Вид» по-гречески – это «эйдос», то есть «идея». Вот откуда более высший мир за стенами Платоновой пещеры получил имя идеального мира. Но если есть «вид», то должен быть тот, кто «видит». Так кто же «видит» этот более высший мир за стенами Платоновой пещера? Очевидно, что сам Платон, а также избранные мудрецы, привыкшие к длительным размышлениям, то есть философы. И обязательно сюда надо прибавить Бога, потому что Бог, как верховное существо, тоже со стороны должен все это «видеть». Видят, очевидно, и те немногие узники из дальнего конца пещеры, которые иногда выбираются на поверхность. И «видят», дрожа от страха, этот более высший мир «идей». Но их в расчет брать не надо, ибо они, как правило, тут же пугаются, и возвращаются в пещеру к своим вечным теням, оковам, и привычному, ежедневному, так всем понятному материальному миру. Итак, остается Платон с кучкой философов, и Бог, которые и «видят», которые и созерцают это сущее сущих, этот высший мир «идей», называемый теперь «идеальным».
Итак, мир «видов», мир «эйдос», мир «идей», мир сущего сущих. Доступный для
обозрения окружающей Платона кучке философов, а также Богу. О какой-либо идее и
вообще о мире идей можно говорить лишь в том случае, если Платон со товарищи, а
также Бог увидят, - мысленно, или глазами, - этот мир и эту идею. До этого ничего
конкретного ни об этом мире идей, ни об этой конкретной идее, мы сказать не можем.
Вся вселенная заполнена видами, но для того, чтобы о них можно было сказать, что они
существуют, их необходимо кому-то увидеть. Вся вселенная заполнена «эйдос», но для
того, чтобы сказать, что они существуют, их необходимо кому-то увидеть. Вся
вселенная заполнена идеями, но для того, чтобы можно было уверенно заявить об их
существовании, их необходимо кому-то увидеть. Разумеется, первым, кто смог
увидеть эту вселенную, был сам Бог. Процесс создания вселенной Богом – это процесс
видения Богом этой вселенной. Поистине божественная способность высшего существа –
создание мира с помощью брошенного на него взгляда. Бог одновременно смотрит на
мир, и в тот же миг создает его. Смотрит на тьму, и создает тьму. Смотрит на свет, и
создает свет. Смотрит на землю, луну, звезды, воду, воздух, и одновременно посредством
взгляда на них создает их. И одновременно рождает их. Смотрит на цветок, и
одновременно рождает цветок. Смотрит на райский сад, и одновременно рождает
райский сад. Смотрит на человека, и одновременно рождает человека. Мы созданы по
образу и подобию Божьему, и, следовательно, наделены той же божественной
способностью одновременно и смотреть на вселенную, и создавать эту вселенную.
Смотря на цветок, мы одновременно и создаем этот цветок. Одновременно и рождаем
его. Рождаем «виды», рождаем «эйдос», рождаем «идею» цветка. «Идея» цветка – это и
есть сам цветок. И, следовательно, мир вселенной – это мир непрерывно рождаемых
идей. Процесс, который Бог всего лишь запустил, а мы продолжили, и продолжаем
непрерывно от изгнания из рая и по сей день.
Вся вселенная заполнена идеями, о которых нельзя ничего сказать до тех пор, пока мы
не увидим их, то ли мысленно, то ли взглядом, то ли еще каким-то образом.
Материального в мире нет ничего. Материальное – это ощущение мира загнанного в
Платонову пещеру немощного и слабого человека, томящегося там в оковах, и не
желающего эту пещеру ни под каким предлогом покидать. Процесс материализации идей
– это процесс вульгаризации, опошления, обеднения мира вечных идей. Но
одновременно он и процесс познания этого мира, ибо для того, чтобы подняться до
постижения мира идей, мира сущего сущих, надо проделать путь от самого дна
Платоновой пещеры до выхода из нее. До вступления в подлинный мир, залитый
светом солнца и истины. Но истина есть и в самом дальнем конце пещеры, и эти две
истины не существуют одна без другой.
Итак, вселенная от края до края, еще до начала времен, заполнена идеями,
активировать которые, родить которые, вывести которые из латентного состояния можно
одновременно со взглядом на эти идеи. Мы смотрим на цветок, и мы одновременно
рождаем цветок. Таков механизм функционирования этого мира, оставленный нам
Богом. Бог начал творить этот мир бесконечных и вечных идей, а мы за ним продолжаем
делать то же самое. И куда это нас приведет, одному Богу известно. В том числе мы
творим и различные философские системы. Такие, к примеру, как система Платона. В
которой чудесная картинка Платоновой пещеры занимает центральное место. Но это не
больше, чем игра разума, игра Платона со своим разумом, и нигде, кроме как в сфере
разума, она не существует. Она материальна только лишь для тех, кто, томясь в вечных
оковах, находится на самом ее дне. И она идеальна и является всего лишь философской
шуткой для тех, кто нашел в себе мужество покинуть ее, и выйти наружу. Абсурд
Платоновой пещеры заключается в том, что она одновременно и существует, и не
существует.

2017